– Смотри-ка, а он всё-таки не обделался!- раздался удивленный голос боцмана в толпе пиратов.
– Славный малый! - довольным тоном подтвердил квартирмейстер. Видеть некое подобие удовлетворения на его лице было странно. Казалось, оно вообще не предназначено для проявления каких-то эмоций.
– Осталась самая малость, - раздалось среди пиратов. – Пей, пей, пей!
Пираты начала в один голос кричать одно и то же слово, подкрепляя его стуком по палубе. Кто-то топал сапогами, кто-то стучал подручными вещами о борт. Фергюс знал, обычно так ритм задают, когда делают нудную и однообразную работу на корабле – поднимают паруса или откачивают воду помпой, к примеру.
– Ладно-ладно, я выпью! - заорал Фергюс, пытаясь перекрыть весь этот гвалт. – Чтоб Вас всех!
Мальчик вскочил на ноги, насколько ему позволили канаты, и залпом опрокинул в себя остатки морской воды, вызвав бурю восторга со стороны команды. Моряки свистели, улюлюкали и вообще учинили форменные беспорядки. Но… Их прервал сам Фергюс, которого скрутило волной тошноты после солёной воды. Он не успел дойти до борта, и его вытошнило прямо на палубу.
– Добро пожаловать в пираты! - заржали вокруг новичка. – Вот это другое дело! Уберешь за собой и отдыхай!
Пираты мигом потеряли интерес к новичку и разошлись по своим делам. Они то и дело подходили к мальчику, хлопали его по плечам и ерошили отросшие волосы, одобрительно кивая и крякая на разные лады. Боцман тоже подошел и освободил ноги мальчугана от канатов. Вскоре на палубе почти никого не осталось.
Фергюс сидел на палубе, сжав колени руками и пытаясь прийти в себя после прыжка за борт. Его адски мутило от выпитой морской воды, но исторгать желудку во второй раз уже было нечего. Мальчика трясло мелкой дрожью, но бешеный стук сердца уже замедлялся. Он выжил! И даже более того - заслужил скупые похвалы опытных пиратов. Кажется, его посвящение прошло очень успешно.
Стоило Фергюсу подняться на ноги, его тут же схватил в охапку квартирмейстер. Сноу по-свойски обнял новичка за плечи и поволок в трюм, говоря о том, что ему нужно забрать "своё тряпье". Тряпьем, как оказалось, называли импровизированную постель, которую выдавали каждому члену команды. В расслабленной болтовне Сноу постепенно открывались всё новые и более интригующие подробности быта моряков.
Абсолютно все пираты спали в трюме, на гамаках, которые крепились к поперечным балкам остова "Астрид". Каюта и кровать были на корабле лишь одни - капитанские.
Спустившись в трюм, Фергюс с интересом начал рассматривать остальных членов команды, которых не видел на палубе. В основном, на гамаках храпели устрашающего вида мужчины. В полумраке можно было разглядеть то всклокоченную бороду, то свесившуюся руку с недостающими пальцами. В трюме пахло смесью пота, крови и блевотины. Как здесь вообще кто-то мог спать?
— Держи, малец! - квартирмейстер кинул в зазевавшегося мальчика подушкой и свёрнутым гамаком. Это нехитрое приспособление было связано из остатков канатов и выглядело не так уж и хило. — Выбери себе место и повесь гамак. Только учти, не со всеми рядом тебе будет спокойно спать.
— Придушат во сне? - поежился Фергюс. Его восторг от нахождения на корабле начал уступать место настороженности. — Кишки выпустят?
— Может всякое случится, - уклончиво ответил квартирмейстер. — Может быть, смерть тебе покажется удачей. Чем это...
Долговязый пират поморщился и сплюнул себе под ноги. Он потер длинными пальцами свою лысину и вновь склонился с высоты своего роста над мальчиком.
— Мой тебе совет, найди себе защитника среди команды. Да такого, кто мог бы потягаться даже с боцманом и мной. Я-то вреда тебе причинять не стану, у меня свой малой такой же растет. А вот другие...
— А есть такой человек, которого вся команда боится? Ну, кроме капитана.
— Наш капитан благороден, умён и не склонен проявлять жестокость, когда речь не об абордаже. А вот Тео, тот, пожалуй, сможет тебя защитить. Никто, даже Морган ему не указ.
"Что ж, значит, найду этого Тео", мелькнула мысль у Фергюса. Надо же ему было когда-то заводить друзей.
— А кто такой этот Тео? - запоздало спросил мальчик. Его вопрос настиг квартирмейстера, который уже поднимался на палубу.
— Ты же смышленый, вот и попробуй, найди его, - загадочно хмыкнул Сноу. — Тут я тебе не помощник.
Фергюс разочарованно выдохнул в спину ушедшего Сноу. Если раньше, с момента попадания на судно, ему казалось, что он попал в сказку, то теперь пришло понимание в какую именно. В страшную сказку. Такую, где никто и никогда ничего не объясняет, а для того, чтобы выжить, нужно подключить всю свою хитрость и смекалку.
Трюм по-прежнему оглашали лишь храп и скрип древесины. Здесь царил полумрак, несмотря на то, что за бортом был уже белый день. Лишь пару подвесных фонарей горели, бросая свои мечущиеся отблески на обстановку вокруг. Гамаки раскачивались в такт качке и в отблесках света появлялись самые разные части пиратских тел - руки, ноги, головы. Рассмотреть цельную картину было сложно. Как и найти кого-то, чей облик ты не знаешь.
Фергюс, стараясь не разбудить пиратов, прошёл в относительно сухой и тихий закуток. Он подвесил свой гамак к балкам и сел на него, чтобы передохнуть и подумать обо всём, что с ним произошло всего за полдня. Ещё вчера он обслуживал посетителей таверны, а сегодня - плывет в неизведанные дали на пиратском судне. Моргана Райса будто бы сами Высшие силы привели к порогу «Мясного крюка». Мимоходом в сыновней голове пронеслась мысль о матери, оставленной на берегу. Мальчик скучал по Лили, какой бы она матерью ни была.
Кто-то громко всхрапнул и упал, неудачно перекатившись во сне. Никто из спящих не проснулся. Даже тот, кто упал.
— Вот Дьявол! - хмыкнул Фергюс, наблюдая за тем, как пират удобно устроился на грязных досках. — Да их даже пушками не разбудишь!
— А вот в этом ты не прав, малец, - раздался в полумраке хриплый голос с сильным акцентом. — По тревоге каждый из этих людей не только сможет проснуться, но и даст бой.
Мальчик живо соскочил с гамака и начал осматриваться, чтобы разглядеть невидимого собеседника. Тот, чтобы облегчить задачу, вышел в пространство между гамаками, где было светлее.
Это был рослый широкоплечий мужчина атлетического вида. Фергюс и припомнить-то не мог никого из знакомых, кто был бы так же мускулист и развит физически. Незнакомец был одет в широкую красную рубаху и холщовые штаны с необычными металлическими пуговицами на причинном месте. Рубаха была подпоясана широким кожаным поясом, а её рукава – закатаны до локтей. На предплечьях красовались широкие кожаные наручи, доходящие от запястья практически до локтя.
— А почему они спят днём? - с некоторой долей удивления проговорил Фергюс. Ему вдруг показалось, что теперь он найдет ответы на все свои многочисленные вопросы. — Они же должны быть на палубе, разве нет?
— Технически, да, - хмыкнул незнакомец, картинно толкнув один из гамаков. Пират всхрапнул и что-то пробормотал во сне, но не проснулся. — Похоже, ты первый день на нашем корабле и не знаешь, какие здесь заведены порядки.
— Да, первый, сэр, - Фергюс снова встал ровнее. — Меня зовут Фергюс. Меня привёл сюда капитан. Я хочу стать пиратом! И буду всему обучаться.
Неверный дневной свет, проникающий через маленькие бойницообразные окна, упал на лицо незнакомца. Мужчина был смугл и горбонос. Нос, должно быть, ещё и ломали пару раз в схватке. Его длинные каштановые волосы были заплетены в косы, которые шли от висков, и собраны с остатками свободных локонов в низкий хвост, перетянутый кожаным шнурком. Болотно-зелёные глаза и полные губы совсем не вязались с остальным образом и делали его чуть менее агрессивным. Более терпимым и даже приятным, по мнению Фергюса.
— Учиться никогда не рано, это ты хорошо решил, - покивал пират с довольным выражением лица. — Многие из нас попадали на корабль в твоём возрасте, да вот только не все чему-то выучились.
— А что за порядки на корабле, про которые Вы говорили? – совершенно осмелел мальчишка. Он видел, что во взгляде собеседника нет ни капли злости или насмешки. И это радовало и вселяло надежду.
— Видишь ли, Фергюс, - незнакомец пнул носком сапога прикатившуюся под ноги бутылку. — После того, как мы выходим в открытое море, капитан даёт нам три дня на загул. Эти три дня вся команда может делать что угодно – пить, играть, драться. Запасы рома полностью к нашим услугам. Но на четвертый день – всё! Дальше нам строго-настрого запрещено пить и устраивать дебош на корабле.
— Надо же, как интересно, - задумался мальчик. — А зачем это нужно? Вы ведь пираты! Зачем что-то запрещать?
— Благодаря этому трехдневному загулу команда приводит себя в порядок и дальше не позволяет себе лишнего. На нашей «Астрид» царит по-настоящему железная дисциплина.
— И капитану правда все подчиняются? Все-все? - хитро прищурился Фергюс. Если и распознавать все «подводные» течения, то только так - нацепив на себя личину наивности и детской непосредственности.
— Беспрекословно, - хмыкнул пират. — За некоторыми редкими исключениями.
Незнакомец отошёл к нише, из которой появился. Оказалось, там был подвешен его гамак. В этом уединенном уголке были размещены также несколько бочонков из-под рома, которые, по всей видимости, служили их хозяину и стулом, и столом. Пират подхватил с гамака свой плащ и надел его. Тот был стар и истёрт, но, вероятно, очень любим – на локтях и плечах виднелись заплатки из кожи другого цвета.
— Ну что ж, добро пожаловать на борт, Фергюс! – оскалился мужчина. — Ты тут обживайся, а мне пора наверх.
— Спасибо, сэр, - мальчик едва удержался от того, чтобы браво щелкнуть башмаками. — А как Вас зовут? Вы не сказали…
— Теодор, - проговорил пират, уже ступивший на лестницу, не оборачиваясь. — Впрочем, здешний народ кличет меня Тео. Ты тоже можешь.
Рослая фигура мужчины исчезла в люке на палубу. «Вот Тео и нашёлся, сам», ошалело пронеслась мысль в голове Фергюса.
Конрад и Агата провели тот день вместе. Они болтали о пустяках, смеялись, играли и ощущали себя абсолютно счастливыми. Думал ли кто-то из них о той бездонной пропасти, которая существовала между ними в обществе? Существовала ли для них самих эта пропасть? Конечно же, нет! В тот знойный день они без слов признались друг-другу в любви и дали обещание всегда быть рядом.
Кто из нас не был юн и влюблен? И в пору своей юности не совершал ошибки, забывая обо всех вокруг? Когда ты молод и беззаветно влюблен, то весь мир прекращает своё существование. Остается лишь любовь и это самое безжалостное чувство в твоей жизни.
Конрад прекрасно понимал, что отец никогда не допустит его романтических отношений с Агатой. Барон был из числа тех дворян, которые никогда не допускали даже сексуальных связей со слугами, несмотря на одобрение подобного в светском обществе. Многие из его соседей не были против того, чтобы провести время с горничной или поварихой. А некоторые и вовсе имели бастардов от своих служанок. Но Бейли… Он был слишком горд и слишком любил свою покойную жену.
Что же оставалось делать двум юным влюбленным? Скрываться и беречь свои чувства ото всех, даже самых близких людей. Конрад выбирался тайком из особняка и сбегал к пруду. Он знал, что если попадёт на глаза слугам, то они тут же доложат об этом хозяину. Агату никто особо не контролировал в передвижениях. Но она также старалась быть осторожной и не попадаться никому на глаза. Наши влюбленные встречались на берегу пруда по утрам или после заката, а потом шли гулять в лес, который начинался неподалеку от имения.
Конрад ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым и нужным. Агата заставляла его смеяться чаще, чем он вообще когда-либо смеялся в жизни. Она не требовала от него подвигов и достижений, не заискивала перед ним, как остальные слуги. С ней он мог быть просто собой – обычным юношей со всеми страхами и сомнениями. Ценно ли было это чувство? Оно было дороже любых сокровищ в мире.
Шли дни, месяцы… Конрад всё сильнее влюблялся и всё чаще думал о том, чтобы рассказать отцу о своих чувствах. Да, это было настоящим безумием, но и отказаться от любви он не мог. Любовь к прелестной рыжей «русалке», как нежно называл он свою возлюбленную, заставляла его жить дальше и становиться лучше. Он уже не представлял своей жизни без неё.
Возможно, однажды Конрад и смог бы решиться на то, чтобы откровенно поговорить с отцом. Но его лишили такой возможности. Эдвард превратился в личное проклятие своего младшего брата и полностью изменил его жизнь. Он проследил за ночными вылазками и незамедлительно доложил о них барону.
На следующее же утро Конраду сообщили, что его ищет барон. И эта новость была для него подобно удару молнии посреди ясного солнечного дня. Он чувствовал всем своим существом, что предстоит очень непростой разговор. Просто так отец его ещё никогда не вызывал к себе – всегда были веские причины. В основном, доносы Эдварда и назначение наказаний.
Для того чтобы пройти в кабинет барона, нужно было спуститься на первый этаж фамильного особняка и пересечь длинный коридор, украшенный картинами и скульптурами. Спальни баронетов располагались на втором этаже и, что оказалось очень мудрым решением, в противоположных концах здания. Конрад прошел весь этот путь так медленно, как только мог. На парадной лестнице он столкнулся с Эдвардом. Тот самодовольно усмехнулся, игнорируя приветствие брата, но взгляд всё-таки опустил. Он, как и все люди с нечистой совестью, был не в силах выдержать прямой и искренний взгляд.
– Отец, Вы меня звали? - Конрад осторожно постучал в дверь кабинета и, услышав разрешение, вошёл.
Барон сидел за большим дубовым столом, погрузившись в чтение каких-то бумаг. Он наполовину тонул в мягкой обивке кресла – с высоким креслом и резными подлокотниками в виде львиных голов. В который раз Конрад поймал себя на мысли, что это кресло напоминает королевский трон. Он стоял у порога, ожидая, когда отец закончит все дела и подзовёт его. Самому пройти вперёд у него не хватило духа. Даже в таком обманчиво расслабленном состоянии старый барон Бейли внушал трепет и страх.
– Подойди ближе, - барон даже не поднял головы, но тон его голоса не оставлял ни малейшей возможности бежать.
Конрад медленно подошёл к отцовскому столу и замер. Ему ни взглядом, ни жестом нельзя было показывать свой страх. Более всего на свете старый барон ненавидел трусов и лжецов. Он сам был не чужд жестокости и насилию, но всегда проявлял уважение в ответ на смелость и искренность. В истории имения были случаи, когда хозяин отказывался от наказания провинившегося слуги только за то, что тот честно признавался в своей вине.
Боялся ли Конрад? Конечно. Барон Бейли вселял ужас в сердце сына не гримасами и криками, нет. Больше всего на свете юноша боялся не скандала, а спокойствия. Отец мог уничтожить его одним лишь взглядом – полным ледяного презрения и даже брезгливости. И никогда не поднимал голос, даже в минуты испепеляющего неконтролируемого гнева.
– Что тебя связывает с той девчонкой? - напрямик спросил барон, поднимая взгляд. Его голубые глаза на мгновение стали темнее.
– Я люблю Агату, - произнёс Конрад, упрямо и бесстрашно выдерживая взгляд. Он смотрел прямо в глаза отцу, надеясь, что тот не заметит его страха. На самом же деле внутри баронета бушевали сотни различных страхов и сомнений.
– Славный малый! - довольным тоном подтвердил квартирмейстер. Видеть некое подобие удовлетворения на его лице было странно. Казалось, оно вообще не предназначено для проявления каких-то эмоций.
– Осталась самая малость, - раздалось среди пиратов. – Пей, пей, пей!
Пираты начала в один голос кричать одно и то же слово, подкрепляя его стуком по палубе. Кто-то топал сапогами, кто-то стучал подручными вещами о борт. Фергюс знал, обычно так ритм задают, когда делают нудную и однообразную работу на корабле – поднимают паруса или откачивают воду помпой, к примеру.
– Ладно-ладно, я выпью! - заорал Фергюс, пытаясь перекрыть весь этот гвалт. – Чтоб Вас всех!
Мальчик вскочил на ноги, насколько ему позволили канаты, и залпом опрокинул в себя остатки морской воды, вызвав бурю восторга со стороны команды. Моряки свистели, улюлюкали и вообще учинили форменные беспорядки. Но… Их прервал сам Фергюс, которого скрутило волной тошноты после солёной воды. Он не успел дойти до борта, и его вытошнило прямо на палубу.
– Добро пожаловать в пираты! - заржали вокруг новичка. – Вот это другое дело! Уберешь за собой и отдыхай!
Пираты мигом потеряли интерес к новичку и разошлись по своим делам. Они то и дело подходили к мальчику, хлопали его по плечам и ерошили отросшие волосы, одобрительно кивая и крякая на разные лады. Боцман тоже подошел и освободил ноги мальчугана от канатов. Вскоре на палубе почти никого не осталось.
Фергюс сидел на палубе, сжав колени руками и пытаясь прийти в себя после прыжка за борт. Его адски мутило от выпитой морской воды, но исторгать желудку во второй раз уже было нечего. Мальчика трясло мелкой дрожью, но бешеный стук сердца уже замедлялся. Он выжил! И даже более того - заслужил скупые похвалы опытных пиратов. Кажется, его посвящение прошло очень успешно.
Стоило Фергюсу подняться на ноги, его тут же схватил в охапку квартирмейстер. Сноу по-свойски обнял новичка за плечи и поволок в трюм, говоря о том, что ему нужно забрать "своё тряпье". Тряпьем, как оказалось, называли импровизированную постель, которую выдавали каждому члену команды. В расслабленной болтовне Сноу постепенно открывались всё новые и более интригующие подробности быта моряков.
Абсолютно все пираты спали в трюме, на гамаках, которые крепились к поперечным балкам остова "Астрид". Каюта и кровать были на корабле лишь одни - капитанские.
Спустившись в трюм, Фергюс с интересом начал рассматривать остальных членов команды, которых не видел на палубе. В основном, на гамаках храпели устрашающего вида мужчины. В полумраке можно было разглядеть то всклокоченную бороду, то свесившуюся руку с недостающими пальцами. В трюме пахло смесью пота, крови и блевотины. Как здесь вообще кто-то мог спать?
— Держи, малец! - квартирмейстер кинул в зазевавшегося мальчика подушкой и свёрнутым гамаком. Это нехитрое приспособление было связано из остатков канатов и выглядело не так уж и хило. — Выбери себе место и повесь гамак. Только учти, не со всеми рядом тебе будет спокойно спать.
— Придушат во сне? - поежился Фергюс. Его восторг от нахождения на корабле начал уступать место настороженности. — Кишки выпустят?
— Может всякое случится, - уклончиво ответил квартирмейстер. — Может быть, смерть тебе покажется удачей. Чем это...
Долговязый пират поморщился и сплюнул себе под ноги. Он потер длинными пальцами свою лысину и вновь склонился с высоты своего роста над мальчиком.
— Мой тебе совет, найди себе защитника среди команды. Да такого, кто мог бы потягаться даже с боцманом и мной. Я-то вреда тебе причинять не стану, у меня свой малой такой же растет. А вот другие...
— А есть такой человек, которого вся команда боится? Ну, кроме капитана.
— Наш капитан благороден, умён и не склонен проявлять жестокость, когда речь не об абордаже. А вот Тео, тот, пожалуй, сможет тебя защитить. Никто, даже Морган ему не указ.
"Что ж, значит, найду этого Тео", мелькнула мысль у Фергюса. Надо же ему было когда-то заводить друзей.
— А кто такой этот Тео? - запоздало спросил мальчик. Его вопрос настиг квартирмейстера, который уже поднимался на палубу.
— Ты же смышленый, вот и попробуй, найди его, - загадочно хмыкнул Сноу. — Тут я тебе не помощник.
Фергюс разочарованно выдохнул в спину ушедшего Сноу. Если раньше, с момента попадания на судно, ему казалось, что он попал в сказку, то теперь пришло понимание в какую именно. В страшную сказку. Такую, где никто и никогда ничего не объясняет, а для того, чтобы выжить, нужно подключить всю свою хитрость и смекалку.
Трюм по-прежнему оглашали лишь храп и скрип древесины. Здесь царил полумрак, несмотря на то, что за бортом был уже белый день. Лишь пару подвесных фонарей горели, бросая свои мечущиеся отблески на обстановку вокруг. Гамаки раскачивались в такт качке и в отблесках света появлялись самые разные части пиратских тел - руки, ноги, головы. Рассмотреть цельную картину было сложно. Как и найти кого-то, чей облик ты не знаешь.
Фергюс, стараясь не разбудить пиратов, прошёл в относительно сухой и тихий закуток. Он подвесил свой гамак к балкам и сел на него, чтобы передохнуть и подумать обо всём, что с ним произошло всего за полдня. Ещё вчера он обслуживал посетителей таверны, а сегодня - плывет в неизведанные дали на пиратском судне. Моргана Райса будто бы сами Высшие силы привели к порогу «Мясного крюка». Мимоходом в сыновней голове пронеслась мысль о матери, оставленной на берегу. Мальчик скучал по Лили, какой бы она матерью ни была.
Кто-то громко всхрапнул и упал, неудачно перекатившись во сне. Никто из спящих не проснулся. Даже тот, кто упал.
— Вот Дьявол! - хмыкнул Фергюс, наблюдая за тем, как пират удобно устроился на грязных досках. — Да их даже пушками не разбудишь!
— А вот в этом ты не прав, малец, - раздался в полумраке хриплый голос с сильным акцентом. — По тревоге каждый из этих людей не только сможет проснуться, но и даст бой.
Мальчик живо соскочил с гамака и начал осматриваться, чтобы разглядеть невидимого собеседника. Тот, чтобы облегчить задачу, вышел в пространство между гамаками, где было светлее.
Это был рослый широкоплечий мужчина атлетического вида. Фергюс и припомнить-то не мог никого из знакомых, кто был бы так же мускулист и развит физически. Незнакомец был одет в широкую красную рубаху и холщовые штаны с необычными металлическими пуговицами на причинном месте. Рубаха была подпоясана широким кожаным поясом, а её рукава – закатаны до локтей. На предплечьях красовались широкие кожаные наручи, доходящие от запястья практически до локтя.
— А почему они спят днём? - с некоторой долей удивления проговорил Фергюс. Ему вдруг показалось, что теперь он найдет ответы на все свои многочисленные вопросы. — Они же должны быть на палубе, разве нет?
— Технически, да, - хмыкнул незнакомец, картинно толкнув один из гамаков. Пират всхрапнул и что-то пробормотал во сне, но не проснулся. — Похоже, ты первый день на нашем корабле и не знаешь, какие здесь заведены порядки.
— Да, первый, сэр, - Фергюс снова встал ровнее. — Меня зовут Фергюс. Меня привёл сюда капитан. Я хочу стать пиратом! И буду всему обучаться.
Неверный дневной свет, проникающий через маленькие бойницообразные окна, упал на лицо незнакомца. Мужчина был смугл и горбонос. Нос, должно быть, ещё и ломали пару раз в схватке. Его длинные каштановые волосы были заплетены в косы, которые шли от висков, и собраны с остатками свободных локонов в низкий хвост, перетянутый кожаным шнурком. Болотно-зелёные глаза и полные губы совсем не вязались с остальным образом и делали его чуть менее агрессивным. Более терпимым и даже приятным, по мнению Фергюса.
— Учиться никогда не рано, это ты хорошо решил, - покивал пират с довольным выражением лица. — Многие из нас попадали на корабль в твоём возрасте, да вот только не все чему-то выучились.
— А что за порядки на корабле, про которые Вы говорили? – совершенно осмелел мальчишка. Он видел, что во взгляде собеседника нет ни капли злости или насмешки. И это радовало и вселяло надежду.
— Видишь ли, Фергюс, - незнакомец пнул носком сапога прикатившуюся под ноги бутылку. — После того, как мы выходим в открытое море, капитан даёт нам три дня на загул. Эти три дня вся команда может делать что угодно – пить, играть, драться. Запасы рома полностью к нашим услугам. Но на четвертый день – всё! Дальше нам строго-настрого запрещено пить и устраивать дебош на корабле.
— Надо же, как интересно, - задумался мальчик. — А зачем это нужно? Вы ведь пираты! Зачем что-то запрещать?
— Благодаря этому трехдневному загулу команда приводит себя в порядок и дальше не позволяет себе лишнего. На нашей «Астрид» царит по-настоящему железная дисциплина.
— И капитану правда все подчиняются? Все-все? - хитро прищурился Фергюс. Если и распознавать все «подводные» течения, то только так - нацепив на себя личину наивности и детской непосредственности.
— Беспрекословно, - хмыкнул пират. — За некоторыми редкими исключениями.
Незнакомец отошёл к нише, из которой появился. Оказалось, там был подвешен его гамак. В этом уединенном уголке были размещены также несколько бочонков из-под рома, которые, по всей видимости, служили их хозяину и стулом, и столом. Пират подхватил с гамака свой плащ и надел его. Тот был стар и истёрт, но, вероятно, очень любим – на локтях и плечах виднелись заплатки из кожи другого цвета.
— Ну что ж, добро пожаловать на борт, Фергюс! – оскалился мужчина. — Ты тут обживайся, а мне пора наверх.
— Спасибо, сэр, - мальчик едва удержался от того, чтобы браво щелкнуть башмаками. — А как Вас зовут? Вы не сказали…
— Теодор, - проговорил пират, уже ступивший на лестницу, не оборачиваясь. — Впрочем, здешний народ кличет меня Тео. Ты тоже можешь.
Рослая фигура мужчины исчезла в люке на палубу. «Вот Тео и нашёлся, сам», ошалело пронеслась мысль в голове Фергюса.
Глава 4
Конрад и Агата провели тот день вместе. Они болтали о пустяках, смеялись, играли и ощущали себя абсолютно счастливыми. Думал ли кто-то из них о той бездонной пропасти, которая существовала между ними в обществе? Существовала ли для них самих эта пропасть? Конечно же, нет! В тот знойный день они без слов признались друг-другу в любви и дали обещание всегда быть рядом.
Кто из нас не был юн и влюблен? И в пору своей юности не совершал ошибки, забывая обо всех вокруг? Когда ты молод и беззаветно влюблен, то весь мир прекращает своё существование. Остается лишь любовь и это самое безжалостное чувство в твоей жизни.
Конрад прекрасно понимал, что отец никогда не допустит его романтических отношений с Агатой. Барон был из числа тех дворян, которые никогда не допускали даже сексуальных связей со слугами, несмотря на одобрение подобного в светском обществе. Многие из его соседей не были против того, чтобы провести время с горничной или поварихой. А некоторые и вовсе имели бастардов от своих служанок. Но Бейли… Он был слишком горд и слишком любил свою покойную жену.
Что же оставалось делать двум юным влюбленным? Скрываться и беречь свои чувства ото всех, даже самых близких людей. Конрад выбирался тайком из особняка и сбегал к пруду. Он знал, что если попадёт на глаза слугам, то они тут же доложат об этом хозяину. Агату никто особо не контролировал в передвижениях. Но она также старалась быть осторожной и не попадаться никому на глаза. Наши влюбленные встречались на берегу пруда по утрам или после заката, а потом шли гулять в лес, который начинался неподалеку от имения.
Конрад ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым и нужным. Агата заставляла его смеяться чаще, чем он вообще когда-либо смеялся в жизни. Она не требовала от него подвигов и достижений, не заискивала перед ним, как остальные слуги. С ней он мог быть просто собой – обычным юношей со всеми страхами и сомнениями. Ценно ли было это чувство? Оно было дороже любых сокровищ в мире.
Шли дни, месяцы… Конрад всё сильнее влюблялся и всё чаще думал о том, чтобы рассказать отцу о своих чувствах. Да, это было настоящим безумием, но и отказаться от любви он не мог. Любовь к прелестной рыжей «русалке», как нежно называл он свою возлюбленную, заставляла его жить дальше и становиться лучше. Он уже не представлял своей жизни без неё.
Возможно, однажды Конрад и смог бы решиться на то, чтобы откровенно поговорить с отцом. Но его лишили такой возможности. Эдвард превратился в личное проклятие своего младшего брата и полностью изменил его жизнь. Он проследил за ночными вылазками и незамедлительно доложил о них барону.
На следующее же утро Конраду сообщили, что его ищет барон. И эта новость была для него подобно удару молнии посреди ясного солнечного дня. Он чувствовал всем своим существом, что предстоит очень непростой разговор. Просто так отец его ещё никогда не вызывал к себе – всегда были веские причины. В основном, доносы Эдварда и назначение наказаний.
Для того чтобы пройти в кабинет барона, нужно было спуститься на первый этаж фамильного особняка и пересечь длинный коридор, украшенный картинами и скульптурами. Спальни баронетов располагались на втором этаже и, что оказалось очень мудрым решением, в противоположных концах здания. Конрад прошел весь этот путь так медленно, как только мог. На парадной лестнице он столкнулся с Эдвардом. Тот самодовольно усмехнулся, игнорируя приветствие брата, но взгляд всё-таки опустил. Он, как и все люди с нечистой совестью, был не в силах выдержать прямой и искренний взгляд.
– Отец, Вы меня звали? - Конрад осторожно постучал в дверь кабинета и, услышав разрешение, вошёл.
Барон сидел за большим дубовым столом, погрузившись в чтение каких-то бумаг. Он наполовину тонул в мягкой обивке кресла – с высоким креслом и резными подлокотниками в виде львиных голов. В который раз Конрад поймал себя на мысли, что это кресло напоминает королевский трон. Он стоял у порога, ожидая, когда отец закончит все дела и подзовёт его. Самому пройти вперёд у него не хватило духа. Даже в таком обманчиво расслабленном состоянии старый барон Бейли внушал трепет и страх.
– Подойди ближе, - барон даже не поднял головы, но тон его голоса не оставлял ни малейшей возможности бежать.
Конрад медленно подошёл к отцовскому столу и замер. Ему ни взглядом, ни жестом нельзя было показывать свой страх. Более всего на свете старый барон ненавидел трусов и лжецов. Он сам был не чужд жестокости и насилию, но всегда проявлял уважение в ответ на смелость и искренность. В истории имения были случаи, когда хозяин отказывался от наказания провинившегося слуги только за то, что тот честно признавался в своей вине.
Боялся ли Конрад? Конечно. Барон Бейли вселял ужас в сердце сына не гримасами и криками, нет. Больше всего на свете юноша боялся не скандала, а спокойствия. Отец мог уничтожить его одним лишь взглядом – полным ледяного презрения и даже брезгливости. И никогда не поднимал голос, даже в минуты испепеляющего неконтролируемого гнева.
– Что тебя связывает с той девчонкой? - напрямик спросил барон, поднимая взгляд. Его голубые глаза на мгновение стали темнее.
– Я люблю Агату, - произнёс Конрад, упрямо и бесстрашно выдерживая взгляд. Он смотрел прямо в глаза отцу, надеясь, что тот не заметит его страха. На самом же деле внутри баронета бушевали сотни различных страхов и сомнений.
