— Легко обойти? Ты вообще как себе это представляешь? — удивленно хмыкнула Милена.
— Они же не трогают себе подобных, — терпеливо объяснил Маркус. — Ты сможешь проходить вперед и искать их скопища.
— А с невидимыми мертвецами ты что собираешься делать?
— Раз я их чувствую — смогу избежать.
— А что это все хе*ней попахивает ты не чувствуешь? — огрызнулась Милена. — Второй раз тебе так не повезет!
— Тебя это не касается. Просто выполни свою часть уговора,— упрямо процедил Маркус.
— Что бы ты там себе в своей тупой упрямо башке не навыдумывал, я тебе могу сказать точно: ты там не пройдешь.
— Я должен найти способ.
— Так найди! Нормальный способ, а не явное самоубийство.
— Раз ты такая умная, может, сама предложишь? — контрабандист убрал блокнот и теперь смотрел на неё со снисходительным прищуром, скрестив руки на груди.
Янтарные глаза Милены пожелтели.
— Спесь свою в задницу себе засунь, ясно? Её в тебе не по уму и не по силам.
Вместо привычного раздражения в её голосе прозвучало тихое утробное рычание, и Маркус предпочел молча отвернуться.
— Завтра последний день. — сказала Милена. — Дальше нужно будет действовать. Отцепи этого недоумка, если хочешь. Но если он что-то натворит — будешь отвечать головой. Я вернусь утром.
Она резко тряхнула рукой, прежде чем снова исчезнуть в темноте. На траву, блеснув, упал ключ от наручников.
Глава 8. Волки в овечьем загоне
Соловей почувствовал, как его осторожно трясут за плечо, испуганно дернулся и только потом проснулся и приоткрыл глаза. Склонившийся над ним Маркус предупреждающе прижал палец к губам.
— Спокойно, это я.
— А… да. Чего? Моя очередь? — севшим со сна голосом прохрипел хисагал, приподнялся на локте, оглядываясь. По поляне серым студнем растеклись предрассветные сумерки, небо над головой посинело и разбухло, траву усыпала холодная седая роса. Уже привычным уху искристым трелям ночных птиц вторили сопение и тихий храп — обитатели лагеря досматривали последние, самые яркие утренние сны.
— Уже что, рассвет? — Соловей сел, передернулся от холода, пронзившего коснувшиеся земли ладони и предпочел тут же встать на ноги, спасаясь от вездесущей утренней сырости. — Ты же меня должен был после полуночи разбудить.
— Всё равно спать не хотел. Отойдем. Хочу с тобой поговорить, пока все не проснулись.
Мужчина приглашающе кивнул головой в сторону своего недавнего поста. Соловей озадаченно наморщил лоб и последовал за ним, обняв себя за плечи — пригревшееся во сне тело знобило от утренней прохлады.
— Насчет тех двоих, — едва остановившись, без долгих вступлений начал Маркус.— Ты слишком расслабился. Мы не в безопасности сейчас и вряд ли когда-нибудь будем. А ты ни с того ни с сего, ни с кем не посоветовавшись, предлагаешь двум незнакомым людям идти с нами. Так не пойдет.
— Но они такие же! — возмущенно возразил Соловей. Маркус с досадой постучал себя пальцем по губам, и он, опомнившись, перешёл на шёпот. — У них та же беда, почему мы не можем помочь друг другу?
— То, что они похожи на тебя, не значит, что они твои друзья. Неизвестно, на что они решатся завтра, а у нас впереди Башни, Нор-Алинер и руины. Нельзя, чтобы за спиной были ненадежные люди.
— Поэтому нам и надо всем быть заодно. Мы должны убедить их, что они могут нам доверять, и тогда мы сможем доверять им.
— Ты не знаешь, что у них может быть в голове. Вчера мы договорились с ними, потому что они были напуганы.
Соловей быстро отвел взгляд, пряча отразившееся в них сомнение и с досадой буркнул:
— У тебя просто паранойя.
— Это называется — здравый смысл и осторожность, — с плохо сдерживаемым раздражением в голосе парировал Маркус. — Как ты сам-то можешь быть таким доверчивым после всего, что случилось?
— То есть, мне и тебе доверять не надо? — ехидно уточнил хисагал. Маркус закрыл глаза, медленно выдохнул, потирая пальцем переносицу и Соловей насторожился. Ему отчего-то казалось, что эта, пока ещё безобидная перебранка жутко разозлила контрабандиста. Но спрашивать, почему тот уже который день ходит сам не свой, хисагал не решался. Его останавливало удивленное молчание Клары, обычно умудрявшейся находить с мужчиной общий язык.
— Мы с тобой уже почти месяц одни дороги топчем. Этих людей ты знаешь несколько часов, — наконец сказал Маркус. — Думай сам. Даст небо - один с одним сложишь.
— Да ладно, хватит тебе, — обиженно прошипел Соловей. — Ты меня только за этим разбудил?
— Не только. Хочу ещё раз пройтись с тобой по плану Башен и по карте.
— Думаешь, мы, все-таки, в них попадём?
— Милена хочет идти туда не позже, чем завтра, пока внутри не хватились конвоя.
— Мало ли, что она хочет! — вынужденный возмущаться шепотом, Соловей принялся яростно размахивать руками. — Какой смысл туда попадать, если мы все погибнем?! Знаешь, если ей был нужен только этот артефакт, какой смысл заботиться о нашей безопасности?
— Я не знаю, — просто ответил Маркус. — Поэтому заботиться о себе будем сами.
Он сел прямо на землю, открыл блокнот на первой странице: в толстой кожаной оплетке был небольшой карман, из которого торчали уголки плотной бумаги. Мужчина аккуратно вытянул самый белый — простую маленькую карту окрестностей Башен, а следом открыл план самого форта и положил себе на колени.
— Смотри сюда… Да что ты возишься с этими очками? Где ты тут солнце увидел?
— В них, вообще-то, линзы есть! — тут же огрызнулся хисагал. — Видишь?
Нацепив на нос до того болтавшиеся у него на груди окуляры, он демонстративно щелкнул медной заклепкой на оправе, и из них с щелчком выскочили уже знакомые прозрачные стекла.
— Так они тебе все-таки нужны? — озадаченно нахмурился Маркус. — Ты же хорошо видишь.
— Вблизи — плохо, — неохотно объяснил хисагал, осторожно убирая линзы обратно внутрь оправы. — Читать тяжело. Так куда мне смотреть-то?
Опомнившись, контрабандист опустил глаза на разложенные на коленях бумаги.
— Да… в общем… — он рассеянно покрутил карандашом над схемами, цокнул языком и вдруг захлопнул блокнот. — Ладно, это не так важно… Я хочу, чтобы ты оставил карту у себя. Самое главное — изучи все отходы к реке.
Кривой, остро заточенный носик карандаша уверенно ткнулся в жирную линию на карте, едва не проткнув бумагу.
— К реке? — озадаченно переспросил Соловей.
— Да. Раз уж зашла речь о Милене: мертвецов сбивает с толку текущая вода.
— Ну да, она говорила. Ты имеешь в виду… у тебя есть какой-то план? — хисагал нервно огляделся и понизил голос до еле слышного бормотания. Маркус отрицательно качнул головой.
— План прежний. А это — на случай, если что-то пойдёт не так. Сможешь добраться до реки — заходи прямо в воду, она её задержит. Но не надолго. Нор-Алинер построили, чтобы защищать страну от мертвецов, и если она смогла его пересечь, то и через обычную реку легко переберется. Я набросал варианты перехода от окрестностей Башен к границам и к центру страны. Их тоже запомни, вдруг придется убегать в одиночку.
Он осекся, оглянувшись на кострище: оттуда начали доноситься возня и сонные вздохи просыпающихся людей, а потом быстро свернул карту и практически впихнул её в руки Соловью.
— На, и смотри, не потеряй! — досадливо проворчал контрабандист, вставая и принимаясь тщательно отряхивать с брюк невидимую грязь. — Сбил ты меня с мысли своими психами — забыл, что ещё рассказать хотел.
— А что я не так сказал?! — тут же вскочив на ноги следом за ним, Соловей стянул окуляры на лоб, чтобы одним красноречивым взглядом продемонстрировать Маркусу всё своё негодование. — Не знаю, о чём вы двое там у всех за спинами договариваетесь, но я не собираюсь ей доверять и делать всё, что она говорит, только потому что ты этого хочешь!
— Я тебе, что, идиот? — процедил мужчина. — Или самоубийца? Недоволен — так возьми и придумай, что нам делать. Что-то не помню, чтобы ты предлагал план получше. Только языком чешешь и отбрехиваешься!
Соловей злобно засопел: он ненавидел, когда Маркус снисходительно отчитывал его, будто распоясавшегося ребёнка. Ловил себя на яростном желании пригрозить мужчине пистолетом, испугавшись самой этой мысли, тут же спешил выгнать её из головы и впадал в уныние, чувствуя что ему нечем возразить. Маркус никогда не повышал на него голоса, даже начинал говорить тише, когда они ссорились. Но Соловей предпочел бы, чтобы тот наорал на него, как на Клару, лишь бы не слышать этот надменный, пренебрежительный тон, в котором звучало отчетливое: “Мне лучше знать”.
— Эй, парни!
Маркус и Соловей одновременно повернули головы. В одних штанах и темной тунике без рукавов легкая на помине лекарша босиком шлепала прямо к ним, сонно хлопая ресницами и машинально приглаживая взлохмаченную каштановую гриву. Россыпи темных родинок виднелись у неё и на стопах, и на озябших голых плечах. Не спрятанные под широкими рукавами рубахи, её руки казались совсем тонкими, под смуглой кожей от каждого движения подрагивали мышцы и сухожилия.
— С новым днём. А вояку нашего кто отцепил? — спросила Клара, кивая на солдата, который похрапывал чуть поодаль от двух хисавиров, уютно подложив под щеку ладонь.
— Я, — Маркус отвел взгляд, внезапно заинтересовавшись ещё спавшими у тлеющего кострища людьми. — Милена принесла ключ.
— А сама она где?
— Понятия не имею. Сказала, что придёт утром. Так что готовьтесь.
Пояснять, к чему именно надо готовиться, контрабандист не стал и вместо этого решительно направился к центру лагеря. Клара проводила его взглядом, потом посмотрела на молча кипевшего Соловья и вопросительно приподняла брови:
— Чего ругаемся?
Хисагал фыркнул, сердито отмахнувшись четырехпалой рукой.
— Спать надо нормально, а не вокруг лагеря круги наматывать! Достал уже: ночами ходит, траву топчет, а потом на всех вокруг кидается. Псих.
Маркус сделал вид, что не услышал нарочито громко сказанного последнего слова, будя не то новых союзников, не то пленников. Клара сочувственно поджала губы и шепотом попросила Соловья держать пистолет наготове. Со своим оружием она сама не расставалась ещё со вчерашнего вечера. Когда женщина предлагала новоприбывшим присоединиться к ужину, обеспокоенно спрашивала о самочувствии у избитого Миленой хисавира и помогала прикованному бедолаге-солдату устроиться на ночь, заряженный арбалет всегда был у неё под рукой. Лагерь теперь был расколот на две части, и Соловей ощущал острые уколы вины, понимая, что и сам тем невольно служит конвоиром тем, кого считал собратьями по несчастью.
Молчаливый завтрак у потухшего костра прервало возвращение Милены. Едва заслышав её походку, пленники все, как один, застыли с ложками в руках, съежились и начали обшаривать глазами заросли. Против воли усаженные рядом гвардеец и молодой хисавир забыли демонстративно игнорировать друг друга и обменялись беспомощно-боязливыми взглядами. Камана остановилась у края поляны. По её лицу сложно было понять, с какими новостями она пришла — оно казалось непривычно задумчивым, и, Маркус готов был поклясться в этом, почти уставшим.
— Заканчивайте и готовьтесь выдвигаться.
— Появились идеи, как попасть в крепость? Ты что-то нашла? — осторожно поинтересовался Соловей.
— Скорее всего, он вышел из Башен так же, как и вошел — с твоей помощью, — серьезно сказала Милена, глядя на него.
— То есть? — не понял хисагал.
— Устранил все препятствия с помощью твоих искажений и выбрался.
— Это ещё как? Я даже не помню, что был в этих Башнях! Да и до сих пор не знаю, как эти искажения работают, а тогда... я бы просто не смог ничего сделать.
— Смог бы, — спокойно возразила Милена. — Может ты ничего и не помнишь, но понималка у тебя уже вполне работала. А способность к искажениям у хисагалов врожденная. Твой “отец” мог направить тебя. А уж ты для него бы хоть главные ворота взорвал, если бы силенок хватило. Когда нет сомнений, все становится гораздо проще.
— Допустим. Ладно, хорошо, пусть, так. Но это не отвечает на вопрос, как он все-таки вышел. Через заднюю дверь, окно... тайный ход, канализацию…
Камана коротко кивнула.
— Я долго над этим думала. И канализация — самый вероятный вариант из всех.
— Мы уже его обсуждали, — скептически покачал головой Маркус.
— Но… это... вполне возможно, — старик задумчиво наглаживал поросший короткой белой щетиной подбородок. — В форте есть целая система, как в старых городах. Все нечистоты смываются водой по большим трубам, которые уходят куда-то глубоко в подвалы.
— Где карцеры, — мрачно добавил его товарищ.
— И где она наружу выходит? — спросил контрабандист.
— А нам откуда знать? Мы же из форта выбираемся раз в сто лет в этой чертовой гробовозке!
— Ты. — Милена повернулась к солдату. — Отвечай.
— Я… я понятия не имею… — гвардеец быстро взглянул на неё и поспешно добавил. — Если бы знал — уже сказал бы! Мы охраняем хранилища, патрулируем коридоры, заключенные всегда ходят под конвоем! Да даже если вы каким-то чудом отыщете где-то в лесу этот говносток, откуда вам знать, что он будет открыт, да еще с обеих сторон?
Милена молча оглянулась на Соловья. Спустя пару мгновений на него смотрел уже весь лагерь. Тот недоуменно выпучил глаза.
— Не-е-ет, да это бред. Думаете, я смогу пробить что бы там не перекрывало эти проходы?!
— Один раз смог — сможешь и второй.
— Да мы даже не знаем, был ли этот первый раз!
— Ты искажающий, или тряпки кусок? — презрительно прорычала Милена. — Соберись и сделай вместо того, чтобы без конца ныть!
— Да не ною я! — взвился Соловей. — Но у меня правда получается через раз, и... и задеть может кого угодно... а может вообще ничего не произойти, и что тогда?!
— Так сделай, чтобы произошло! — камана хищно склонила голову набок, сверля его злым немигающим взглядом. — Или тебя нужно привязать к стулу и хорошенько дать по морде? Или, может, даже не тебе, а?
Хисагал окостенел, испуганно захлебнувшись воздухом.
— Хватит, — вмешался Маркус. — С этим мы как-нибудь разберемся. Может, и так пробьемся. Только этот сток надо еще найти и убедиться, что мы сможем в него пролезть. Даже если предположить, что он отходит куда-то к реке, мы будем искать его вечность. А у нас всего день.
— Здесь есть подземные реки, — возразила Милена. — Сток должен идти по одной из них. Я проверила пару мест. В остальные вы пойдете со мной. За день отыщем.
— Даже если у вас получится, как только поднимется тревога — вам конец, — сказал гвардеец. — Всю охрану вам не перебить. А вы точно не проскочите незамеченными, если будете взрывать двери искажениями.
— Значит, нужно, чтобы охрана была где-то в другом месте, когда мы будем пробиваться через подвал, — задумчиво проговорил Маркус.
— Отвлекающий маневр, — кивнула Милена. Её хвост вдруг вздернулся и с силой хлестнул по земле, треснув высохшими листьями, а рот разъехался в довольном оскале.
