— А где он? Почему ты не с ним?
— Он умер. — сказал хисагал и умолк, удивленный собственным спокойным голосом. Он произнес эти слова, не задумываясь, так легко, будто не так давно они не выжигали ему нутро, заставляя едва не рыдать от отчаяния и беспомощности.
— Извини, — смущенно буркнул Дерек, совершенно по-другому истолковавший его молчание.
Разговор прекратился. Соловей смотрел, как бывший пленник Башен почти по-детски забавляется с костром, подкармливая сыто потрескивающее пламя сухими ветками. Не так давно это было увлекательной игрой и для него самого, толком не видевшего огня нигде, кроме домашнего очага для готовки, к которому отец его не подпускал. Не так давно ни отца, ни дома не стало, а сам он превратился в вечного беглеца. С тех пор прошло не больше месяца, но Соловью казалось, будто от этих воспоминаний его отделяет целая жизнь — мягкий тяжелый ворох долгих усталых дней, которые приглушали всё ещё горевшую где-то в глубине боль.
“Было бы лучше, если бы он тогда оставил меня в Башнях”.
Прода от 16.11.2020, 20:35
По расчетам Клары, они уже должны были выйти из леса и спуститься в долину, а оттуда, ориентируясь по пикам Северных гор, двинуться в сторону приграничных городов. Но шел уже третий день, кончались запасы воды, а вокруг всё так же мрачнел пропахший хвоей и смолой старый лес.
— Мы же всё время шли на запад. — Клара подняла голову, ища глазами белый круг солнца. — Не понимаю.
— Может, случайно сменили направление, — предположил Соловей. — Маркус говорил, такое бывает.
— Бывает… Ещё как, б*ять, бывает! Мрак! Е*аный мрак! — прорычала женщина, в сердцах сжала несчастный лист бумаги в кулаке и швырнув его на землю.
Несколько минут они простояли в тяжелом молчании. Клара опустила голову, пряча лицо. Потом поспешно сбросила с плеч сумку и, пробормотав: “Скоро вернусь”, пошла прочь.
— Клара… — Соловей шагнул было следом за лекаршей, но она вдруг ускорилась, а потом стремительно бросилась вперед.
Ей хотелось мчаться, пока не откажут ноги, а лёгкие не начнут гореть, отчаянно прося воздуха, но лес не давал. Земля под ногами то резко проваливалась, то вздымалась травяными кочками и выпирающими из лесного настила корнями. Старые деревья вставали на пути, кусты цеплялись за одежду и хлестали лицо тонкими цепкими ветками. Запнувшись на очередной провалившейся под сапогом звериной норе и едва не покатившись кубарем, Клара, наконец, остановилась, согнувшись пополам и тяжело дыша не столько от усталости, сколько от душивших её слез. Она изо всех сил старалась сдержать их, чувствуя, как нутро болезненно сжимается, но рыдания вырвались из груди надсадным кашлем, от которого её едва не вывернуло наизнанку. Слёзы уже лились по щекам непрерывным потоком, и женщина сдалась. Опустившись на колени, она зарылась пальцами в накрывшие лицо волосы и сдавленно взвыла от страха и горечи.
“Во что я ввязалась?! О, господи, что я только натворила!”
Всё, о чём предупреждал Маркус, всё что казалось таким далеким и нереальным, пока они просто шли через леса, изредка выныривая на безлюдные дороги, разом свалилось ей на плечи. Первая кровь, первые убийства, такие быстрые и легкие, что казались почти ненастоящими. Прежде чем Клара успела опомниться, всё вокруг пропиталось опасностью, страхом и смертью, закрутилось в водоворот и выбросило ее в неизвестность совсем одну, с двумя полудетьми, которые ждали, что она скажет, куда им идти, и что делать. И это последнее было хуже всего остального вместе взятого. Им нужен был крепкий посох из корабельной сосны, который стал бы и опорой, и защитой, и оружием. А она была хрупким маленьким зверьком, который больше всего на свете сейчас хотел отыскать себе безопасную нору, забиться туда и тихо сидеть,свернувшись клубком.
Чуть опомнившись, Клара зажала рот ладонями, приглушая плач.
— Сколько лет уже врачую, а реветь так и не отучилась, — прошептала она, всхлипнула, попыталась улыбнуться, но только растянула губы в кривой гримасе, так и не почувствовав ободряющего тепла в груди.
Она вдруг услышала тихий шорох у себя за спиной, испуганно взглянула через плечо и тут же отвернулась, пряча глаза.
— Я же сказала, скоро вернусь! — раздосадованно огрызнулась она, пытаясь незаметно утереть рукавом опухшие и ноющие от слёз красные веки.
— Мы беспокоились… — робко пролепетал Соловей. — Ты так убежала...
— Да всё нормально…
Не удержавшись, Клара громко прерывисто всхлипнула, зажала рот ладонью и недовольно замычала. Хисагал замялся.
— Может…
— Ты можешь просто оставить меня в покое на пять минут?! Это что, так сложно?! — взорвалась женщина, вцепившись рукой себе в волосы. Она дышала через широко раскрытый рот и никак не могла успокоиться.
Соловей болезненно сжал губы, опустил голову и умолк.
— Дерек там один с артефактом. Ты должен за ним следить, — выдохнула лекарша, чувствуя, как едва восстановившееся шаткое спокойствие грозит обрушиться, снова превратившись в отчаянные слёзы. — Иди к нему.
— Дерек сам за ним последит, — тихо, но упрямо ответил Соловей. — Он никуда не денется.
— И что? Так и будешь стоять тут у меня над душой?! Что ты от меня хочешь?!
— Клара… не надо так, я же… Прости пожалуйста!
Женщина удивленно сдвинула брови, не понимая, о чем он говорит, но и не решаясь переспросить готовым в любой момент сорваться голосом. Хисагал истолковал это молчание по-своему.
— Я не хотел… вернее… я хотел выйти. Я бы не бросил его! — чуть не плача, сбивчиво забормотал он, путаясь в собственных мыслях, — Но я не мог ничего сделать, я не успел… Я не знаю, мог ли я!
— Соловей…
— Мне так жаль. Я знаю, что я трус, и что я слабый и вечно всем мешаю! — он всхлипнул, утирая глаза рукавом. — Но, пожалуйста, не ненавидь меня за это.
Хисагал опустил взгляд, потом услышал порывистые шаги Клары и вжал голову в плечи, будто ожидая, что она его ударит. Женщина схватила его за плечи, и сквозь ткань рубашки он почувствовал горячее тепло её ладоней.
— Не говори ерунды, — прошептала она. — Я тебя не ненавижу.
Соловей осторожно приподнял голову, украдкой глядя на Клару. По её лицу градом лились слезы, опухшие глаза казались узкими, будто она без конца щурилась.
— Если он сказал не выходить, значит так и надо было.
— Но…
— Правда. В таких вещах Марко знает, как лучше. Ты должен всегда делать, как он говорит.
— А ты? Ты же не делаешь, — недоуменно заметил Соловей. Клара печально улыбнулась.
— Я — это я. У меня своя голова на плечах есть. А ты маловат ещё.
Хисагал обиженно поджал губы, но лекарша будто не заметила этого.
— Дело не в тебе, — продолжила она. — Просто я боюсь. И за нас, и за него. Мы потерялись, Марко с Миленой тоже неизвестно где, и я даже не знаю, как нам теперь встретиться!
Клара отстранилась, в очередной раз безуспешно пытаясь утереть лицо рукавами рубахи.
— Ты уж меня извини за всё это… — почти прохрипела она. — Но я правда не знаю, что теперь делать…
Соловей посмотрел на неё огромными от удивления и испуганных слёз глазами. С того самого момента, как они сбежали из Башен, Клара прокладывала путь через лес с полным рюкзаком на спине и тяжелым каменным шаром в руках, ходила на разведку, а когда они останавливались на привал, искала им пищу и воду. Она поднимала их на рассвете уговорами и пинками, кормила, собирала, подгоняла, когда усталость настолько перевешивала страх быть пойманными, что он готовы были сесть и больше не двигаться с места. Маленькая хрупкая женщина тащила их с Дереком вперед с упорством и выносливостью тяговой лошади, и теперь виновато кривила губы и отводила взгляд, думая, будто делала недостаточно.
Глядя на неё, Соловей почувствовал, как от острой жалости у него перехватило дыхание. Он подался вперед, протянув к ней руки, но смутился и замешкался. Клара заметила, и уголки её губ дернулись, приподнимаясь в промелькнувшей сквозь слезы благодарной улыбкой. Она подошла и наклонилась к нему, обхватив руками и прижимая к себе всё крепче и крепче.
Соловей окаменел от неожиданности, а потом робко обнял её в ответ, поджав когти.. Клара тяжело дышала от слез, её кожа была горячей и чуть липковатой от пота, от волос и одежды пахло травами, которые она заваривала в котелке и спиртом из настоек. Она оказалась почти такой же тонкой и худощавой, как он сам, только отчего-то в разы более сильной и надежной. Ему казалось, что даже сейчас Клара пыталась успокоить и ободрить скорее его, чем себя. Он закрыл глаза и доверчиво привалился к ней, чувствуя как тепло от обхвативших его рук и тяжело вздымающейся груди будто перетекает в него, согревает изнутри, смягчая боль от всех горестей и невзгод последних дней.
— Ты ни в чём не виновата.
Прода от 18 ноября
Когда они вернулись, Дерек уже нарезал десятый круг у сваленных в кучу сумок.
— Ну слава небу, я уже думал идти вас искать, — вздохнул он, переводя растерянный вопросительный взгляд с Клары на Соловья. Лекарша хмуро отворачивалась, пряча опухшее, заплаканное лицо, на щеках у хисагала играл легкий румянец.
— Всё хорошо, Передохнем немного, и пойдем дальше, — сказал он, присаживаясь на корточки перед своей сумкой. Дерек удивленно нахмурился.
— А куда пойдем-то? Мы же, вроде как, заблудились.
— Прямо пойдем, как до этого шли. Попробуем взять одно направление, так мы, рано и поздно, куда-нибудь выйдем.
— А если мы так обратно к Башням попадем и наткнемся на солдат?
— Выбора у нас особого нет, — наконец, подала голос Клара. Она уселась на снятое с сумки одеяло, устало привалившись спиной к дереву и закрыв глаза. — Надо выйти из леса хоть куда-нибудь, и найти воду, а там уже решим, как выкручиваться.
— А как же остальные? Они будут искать нас.
— Именно. Милене эта штука позарез нужна, — Клара кивнула на стоявший рядом с ней, обмотанный тканью шар. — Она нас точно найдет, даже не сомневайся.
Как ни странно, смирившись с тем, что весь план окончательно полетел к черту, а сами они не знают даже, куда идут, Клара успокоилась, а вместе с ней вздохнули с облегчением и оба хисавира. Дальше они шли, не торопясь и постоянно поглядывая на солнце, начали оставлять небольшие зарубки на примечательных деревьях. Порой их пугали совершенно не боявшиеся людей обитатели леса, но постепенно они начали отличать прыжки шмыгнувшего между деревьями зайца или статный неторопливый шаг бредущего через чащу лося от звука человеческих шагов. Ожидаемой погони, почему-то, не случилось: выбравшись из Башен, они так до сих пор и не встретили ни одного солдата.
— Может, Маркус с Миленой их отвлекли, — предположил Соловей, когда Дерек в очередной раз удивился по этому поводу.
— Может быть, — согласилась Клара. — Непонятно, что вообще в Башнях творилось после того, как мы оттуда удрали. Возможно, им вообще сейчас не до нас.
— Это так странно... — Дерек недоверчиво морщил лоб, словно до сих пор искал подвох. — Башни — это ведь место, из которого не возвращаются. Я думал, как только мы выйдем, за нами по пятам будет гнаться вся стража с собаками, а потом еще и городскую гвардию на уши поставят. А мы — ничего, живые.
— Видимо, это место не такое уж укрепленное, как о нём говорят. Отец же сбежал вместе со мной и нас так и не нашли.
— А куда вы подались после того, как сбежали? — спросил Дерек.
Хисагал неуверенно повел плечами.
— Я вообще не помню, что тогда было. Только, как мы жили в какой-то деревне далеко на юге. А потом… — по лицу Соловья вдруг скользнула мрачная тень, и он процедил сквозь зубы. — Потом пришлось переехать.
Дерек взглянул на него и передумал спрашивать о подробностях.
— Помню, Смотритель такой переполох устроил… - осторожно сказал он, надеясь избежать неловкого молчания. - ... все уверены были, что вас в течение пары дней назад вернут. Хотя, не знаю, зачем они вообще нас там собирают. Лучше бы уж просто казнили.
— Казнили бы тебя — не был бы сейчас на свободе, — оглянувшись на него через плечо, отозвалась Клара. Дерек закатил глаза.
— Да это чудо, что я на свободе оказался. И неизвестно, что ещё дальше будет.
— Больно ты привередливый. Лет пятьдесят назад тебя бы, как какого-то скарона на куски прямо на улице порвали. А сейчас, глядишь, вас и трогать скоро перестанут.
Дерек не то хохотнул, не то фыркнул, демонстративно выкатив на Клару темные глаза.
— Ещё чего! Да хисавиры же чуть весь мир не уничтожили! — он сморщился и покачал головой. — Не, нас таких в Гайен-Эсем уже никогда не примут, так и будут гонять. В Башнях нам вообще говорили, мол, мы там вину перед всеми, кто умер в Катастрофу, искупаем. Да разве столько смертей искупишь?
— А как же Смотритель? — спросил Соловей. — Вы говорили, он тоже хисавир? Так почему ему доверяют командовать целым фортом?
Мужчина равнодушно пожал плечами.
— А тьма его знает, почему.
— У него знак солнца на груди был. Королевский, как на всех гербах, — задумчиво заметила Клара. — Значит, он из властей.
— И он не первый такой. Раньше другой Смотритель был, но после того побега, его забрали, и пришел этот. Он… странным таким оказался.
— Почему? — удивился Соловей. Дерек задумчиво поскреб затылок.
— Ну, э-э-э… Он везде нос совал. Того старого мы редко видели, а этот постоянно шарился по мастерским, в камеры заходил, бродил по коридорам… Даже к себе некоторых из нас вызывал. И меня один раз.
Красивый стул с высокой изящной спинкой в кабинете Смотрителя явно был предназначен для гостей, а не для пленников, и всё же ему приказали сесть. Он опустился на самый краешек сидения, и смотрел на сцепленные на коленях руки. Боковое зрение скользило по ровному каменному полу к стене и цепляло толстую резную ножку книжного шкафа. Дерек не уже не помнил точно, но, кажется, раньше там лежала звериная шкура или ковер. Его глодало навязчивое желание оглядеть разительно отличавшийся от знакомых до последней трещинки на стене помещений кабинет, но он не поднимал головы, боясь встретиться взглядом c возвышающимся у стола капитаном Альсманом.
— Назови мне свои имя и фамилию.
Голос нового Смотрителя звучал абсолютно ровно, почти успокаивающе, и Дерек чуть приподнял голову, невольно следя глазами за узким темным пером в его руке. Ему казалось, будто оно отсвечивает фиолетовым. Оно непрерывно записывало за ним, когда и где он родился, чему обучался и кем собирался стать после совершеннолетия, когда его доставили в Башни, на какую работу определяли, сколько раз и за что наказывали. На вопросе о том, когда и как в нём проявилось искажение, Дерек запнулся. Перо остановилось, и он почувствовал, как взгляд Смотрителя оторвался от бумаги, впиваясь в его лицо.
Искажения — табу. Знать их — значит, быть прирожденным убийцей и разрушителем, ходячим коробом со взрывчаткой, которая в любой момент может разнести всё вокруг. О них нельзя говорить и вспоминать. Эту заразу следовало вытравить из себя, вырвать с корнем. Дерек успел хорошо впитать это правило, от которого веяло пропахшим нечистотами, сырым холодом карцера. Оно въелось в кости вместе с болью от ударов гибкой трости надсмотрщика и испуганными молящими воплями товарищей по несчастью. Поэтому он растерянно молчал, не понимая, ждут ли от него ответа или просто проверяют.
