— Я думал, тебе нужен кто-то, чтобы носить артефакт.
— В руинах есть люди, которые мне должны — найду, к кому обратиться.
— Те, кому ты тоже обещала свернуть шею? — ехидно осведомился Маркус, привычно проверяя содержимое своих вещей.
— Не умничай, — огрызнулась Милена. — Собрался? Выдвигаемся.
— Куда?
— К воротам Нор-Алинера.
— Туда, откуда лезут мертвецы? — мужчина недоуменно нахмурился. — Зачем? Своих мы там точно не найдем.
— Хочу проверить, что там творится. Других идей все равно нет.
Маркус молча кивнул, поправляя на плече сумку. В кои то веки мнение старой каманы полностью совпало с его собственными мыслями.
Прода от 08.02.2021, 22:58
Глава 18. Брешь в стене
— Думаешь, мертвецы лезут из кроличьей норы? — спросил Маркус.
— Больше неоткуда, — Милена остановилась, чтобы в очередной раз настороженно оглядеться.
Кроличьей норой называли тайную тропу контрабандистов — самый быстрый и относительно безопасный путь через границу. Это была разветвленная сеть туннелей с несколькими входами и выходами. Разумеется, и военные, и Теневая стража о ней знали, но оцепить все лазы не могли, а закрывать их было еще более неблагодарным занятием, чем гоняться за нелегалами по пещерам. Поэтому они ограничивались тем, что периодически патрулировали поблизости, отлавливая нарушителей, когда те выбирались под открытое небо. По иронии вход в нору находился неподалеку от ворот Нор-Алинера, крошечный укрепленный форт, через который в руины изредка выбиралась армия.
— Там даже поблизости никогда не было мертвецов. Разве что изредка один-два ошивались. Но не столько, чтобы переполошить властей.
— Потому что под землей много скрытых ручьев — объяснила Милена. — Раньше они даже подойти к этому лазу не могли. Что-то случилось.
Они повернули на запад, двигаясь вровень с идущими к границе войсками. Идти приходилось медленно, чтобы не наткнуться на военные патрули, и Маркусу дорога стала даваться проще, если не считать постоянное нервное напряжение. Сцена расправы над солдатом, сообщившим им о беспорядках у границы, всё ещё стояла у него перед глазами. Милена выглядела спокойной, даже слишком спокойной по сравнению с тем, какой она была всего пару дней назад, но этому спокойствию Маркус не доверял. Он то и дело прислушивался к своим ощущениям, пытаясь уловить в воздухе вокруг неё дух надвигающегося безумия. Но камана вернулась в свое обычное состояние, не то ободренная новым, пусть и слабым ориентиром, не то не давая себе расслабляться после вспышки бешенства, едва не стоившей ей рассудка.
Когда мысли Маркуса не занимала Милена, он думал о том, как им быть, когда они объединятся с Кларой и Соловьем. И в тот же момент его начинал грызть страх, что они больше никогда не встретятся. Он без конца размышлял, могла ли отколовшаяся от них группа каким-то чудом взять тот же курс, что и они с Миленой, перебирал в голове варианты, как это могло бы произойти. Выводы не утешали: медлительная, навьюченная вещами и тяжелым артефактом в придачу троица или попадала в руки солдат, или оказывалась среди дремучих лесов — потерянная, обессиленная и оголодавшая. Маркусу они казались кучкой детей, слабых, не способных выстоять против опасностей, которыми сейчас кишели приграничные земли, ни вместе, ни тем более, в одиночку.
Дерека контрабандист в расчет не брал. Он был чужим: на него нельзя было надеяться, но и не стоило беспокоиться о том, выживет он или нет. Соловей окреп и многому научился с тех пор, как они встретились. Маркус знал это, но для него хисагал всё равно оставался ребенком, едва-едва начавшим познавать мир за пределами четырех стен. Он прекрасно стрелял и мог упасть в обморок, забыв вовремя поесть. Он способен был в клочья разорвать человека одним яростным криком, но, лишившись поддержки, легко погружался в уныние. Его нельзя было надолго оставлять одного.
На Клару было больше надежд. С годами она стала ещё более стойкой, хотя в ней легко было разглядеть всё ту же безрассудную, взбалмошную девчонку, которую Маркус знал в юности. Увязавшись за их странной компанией в Кабекере, Клара невольно принесла с собой и целый шлейф из воспоминаний: о старых, ныне отдававших горечью радостях и обидах, которые жалили нутро так же остро, как и десять лет назад. Маркус злился, боялся, что она пострадает, и одновременно чувствовал, как его переполняет неожиданная гордость. Она справилась, с ним или без него.
И все же оставалась маленькой, хрупкой женщиной, которую он обязан был оберегать.
Вскоре в воздухе начали раздаваться глухие хлопки: винтовочные выстрелы то поодиночке, то целыми очередями прорезали тишину.
— Никогда не слышал, чтобы так часто стреляли, — не удержавшись, поделился Маркус. — Будто война началась.
Контрабандист казался ощетинившимся, словно встревоженный зверь — звуки выстрелов раздражали его. Первое время он то и дело удивленно вздрагивал, услышав их. Затянувшиеся было раны от пуль начинали ныть.
— С них станется и по оленям со скуки палить, — фыркнула Милена. — Как бы ни оказалось, что там вылез один заблудившийся мертвяк.
— Не думаю. Военные на границе периодически сталкиваются с мертвецами, они должны знать, что делать. Раз подтягивают армию из центра, значит, правда что-то серьезное.
Милена демонстративно промолчала, но чем ближе становился горный хребет, рассекающий материк на две неравные части, тем чаще на её лице проскальзывало беспокойство. Живой покой горных лесов сменился мертвенным шумом — крупные звери сбежали подальше от опасных мест, мелкие почти не высовывались из своих нор. Только ночные насекомые продолжали безмятежно стрекотать, да пугливые птицы без конца переругивались, недовольные засильем чужаков в своих владениях. Спустя некоторое время каждый их тревожный крик уже заставлял Маркуса рефлекторно пригибаться. Милена делала то же самое: военные патрули шныряли повсюду, выискивая мертвецов, сумевших проскользнуть в глубь охраняемых территорий.
Где-то впереди был разбит лагерь, а дальше, у самых ворот Нор-Алинера стояло оцепление. Выстрелы раздавались оттуда. Порой Маркусу казалось, что он даже слышит крики. Военных здесь было так много, что они с Миленой постоянно находились с ними едва ли не бок о бок. До них доносились звуки шагов, командные окрики, лай собак, дым от костров, теплые запахи пищи, тяжелый, сладковатый дух табака из белолистника, от которого контрабандиста слегка мутило и одновременно невыносимо тянуло закурить. Вечная дилемма — с первым же оборотом тело начало яростно отторгать эту вредную привычку, едва смирившись с тем, что запах трубок и сигарет преследовал его повсюду, но сам он всё ещё хотел услышать шипящий звук загорающейся спички, глубоко затянуться, почувствовать, как на языке разливается легкая горечь и, пусть, всего на несколько мгновений, успокоиться.
Маркус старался держаться, как обычно, но не мог унять колотившееся сердце. Стычки со стражей на городских улицах и даже в Башнях не шли ни в какое сравнение с прятками посреди военного лагеря. Никаких предупредительных выстрелов, никаких шансов сдаться, никаких временных отсидок в тюрьме, из которой тебя мог вытащить заботливый хозяин. Они с Миленой словно влезли в огромный улей, полный растравленных пчел, но камана упорно стремилась вперед, пытаясь найти наблюдательный пункт, с которого можно было бы разглядеть подходы к подножию скал. Все возвышения были заняты военными постами, и двигаться приходилось практически ползком: какими бы расслабленными, не привыкшими к опасности были солдаты Гайен-Эсем, то и дело разносящийся по округе шум стычек нервировал их, заставляя оставаться начеку. Раздраженная необходимостью постоянно прятаться Милена даже задумала снять один из постов, но, едва подобравшись поближе, отказалась от этой идеи — военные позаботились о том, чтобы наблюдательные пункты хорошо просматривались и сообщались между собой. Малейшая подозрительная возня, и к ним сбежалась бы толпа вооруженных до зубов людей, с которой даже камана не смогла бы ничего поделать.
Они несколько часов обходили оцепление, выискивая слабые места, а потом отступили, решив переждать и попытаться проскользнуть внутрь под покровом ночи.
Прода от 21.02.2021, 16:15
Они несколько часов обходили оцепление, выискивая слабые места, а потом отступили, решив переждать и попытаться проскользнуть внутрь под покровом ночи.
— Как думаешь, среди солдат могут быть эти… охотники? — шепотом спросил Маркус. За последние сутки он привык не повышать голоса даже когда они уходили подальше от маршрутов и стоянок военных, располагаясь на отдых.
— Вряд ли, — растянувшаяся на траве в стороне от него Милена отрицательно мотнула головой, и контрабандист поморщился, глядя, как она собирает волосами мелкий земляной мусор. — Они не такие, как местные солдаты. Их присутствие им будет только мешать, особенно, в драке.
— Чем же они такие особенные?
— Охотники… — Маркус ожидал, что Милена привычно выплюнет резкий вердикт, но она неожиданно задумалась. — Это люди Хъемоса. Они знают, как надо жить. Остальных поросят только благодаря им не поубивали ещё до Катастрофы. Они тогда первый раз присоединились к Альянсу и взяли под контроль павшие человеческие королевства.
По лицу Милены скользнула странная ностальгическая усмешка.
— Забавный человечек ими управлял: однорукий, да ещё и хисавир. Но башковитый, соображал, откуда ветер дует. Когда началась вся эта хрень с концом света, они первыми начали собирать выживших, потом помогли заново основать Альянс и сейчас входят в его Совет. Среди охотников много таких, как ты, — добавила она, подняв глаза на Маркуса. — Так что, когда окажешься в Альянсе, иди к ним. Там тебя всему научат.
Маркус скептически поморщился.
— И зачем им со мной возиться?
— Будешь задавать такие вопросы — тебя точно в шею погонят, — фыркнула Милена. — Даже в Гайен-Эсем люди имеют значение. А в Альянсе — тем более.
Камана уперлась щекой в землю, заканчивая разговор, но вдруг заметила, что Маркус всё еще пристально смотрит, пытаясь поймать её взгляд.
— Что ещё? — резко осведомилась она. В выражении лица контрабандиста проглядывало непривычное любопытство. Тот замялся, будто ребенок, неуверенный, можно ли ему приставать с расспросами ко взрослому, но все же спросил:
— Каким был мир до Катастрофы?
— Я тебе, что, старая бабка, с которой можно потрындеть о прошлом? — удивленно фыркнула Милена, натягивая на лицо сморщенную маску недовольства.
— При чем тут это? Ты, ведь, выходит, единственная, кто видел Старый Хъемос, — Маркус сделал небольшую паузу и добавил. — Если, конечно, правду говоришь.
— Ха! Вздумал поймать меня на такой дешевке?
— Я хочу узнать правду. Для Гайен-Эсем прошлого будто не существует. Люди, которые что-то о нем помнили, давно умерли, все записи то ли утеряны, то ли спрятаны, то ли уничтожены. Мы здесь, как муравьи в банке. Не знаю, получится ли у меня из неё вылезти, учитывая, что через пару часов мы опять попрем в самое пекло. Но ты ведь можешь что-то мне рассказать, пока есть время? Пожалуйста.
Камана с минуту, озадаченно нахмурившись, изучала его лицо, и он не выдержав, заявил:
— Вообще-то, ты обещала.
— Да ну? Когда это?
— Когда мы вышли из Башен.
— Пфф! Это было не обещание, — без особого раздражения открестилась Милена. Потом еще раз недоверчиво взглянула на Маркуса и буркнула, — Ладно, расскажу тебе сказку напоследок.
Его серые глаза оживились и заблестели.
Попытки прикоснуться к воспоминаниям, которым было больше нескольких десятков лет, всегда сопровождали странным ощущением: будто память становилась извилистой дорогой с ответвлениями, поворотами и тупиками. Кое-где на ней стояли высокие столбы с указателями, от которых можно было попасть прямиком к нужными событиям, но и до этих перекрестков нельзя было добраться одним махом. Не так-то просто оказалось управляться с памятью весом в две сотни лет. Пальцы Милены машинально скользнули по древку глефы от лезвия к набалдашнику, выискивая нужное слово.
Глядя на Хъемос сквозь толстую пелену времени, она могла сказать наверняка: он остался таким же, каким был всегда. Те же поля, леса, горные хребты. Те же народы и та же кровь, своя и чужая, которая проливалась по одним и тем же причинам и сотни лет назад, и сейчас. Поколения сменялись, и всех их терзали и согревали одни и те же горести и радости. Подробности, которых хотел Маркус, были незначительными мелочами, которые могли поразить лишь тех, кто пришел в этот мир недавно и совсем его не знал. Но их было так много, что даже Милена колебалась, не зная, с чего начать.
— Раньше в Хъемосе народу было больше. И людей тоже. Они жили по всему материку, не только в твоем заповеднике и Альянсе. У них было одно огромное королевство, которое называлось Эсем. И, что уж говорить, ваши предки были покрепче, не в пример нынешним людишкам. Среди них встречались неплохие воины. Они не чурались искажений, как сейчас — в городе, который у вас называется Старой столицей был целый клан искажателей. От них, кажется, даже что-то осталось — пара семейств, которые и сейчас хранят знания, утраченные Гайен-Эсем.
Милена поймала себя на мысли, что многое из этого сама узнала из чужих уст. Когда она впервые выбралась из лесов, в которых родилась и выросла, мир вокруг уже напоминал разворошенное осиное гнездо, посреди которого лежали руины разрушенных городов.
— Не понимаю, — молча слушавший её Маркус недоуменно качнул головой и нахмурился. — Разве руины появились не во время Катастрофы?
— Великая тьма, да вы хоть что-то знаете о собственной истории? — фыркнула Милена. — Руины в самом центре Хъемоса появились задолго до Катастрофы. Тогда много чего произошло. Гражданская война в Эсем, Птичье побоище…
— Гражданская война?
— Ты хоть в курсе, почему твоя страна называется Гайен-Эсем?
— В честь надежды на возрождение мира и… человечества, — не задумываясь, ответил Маркус и удивленно умолк, увидев, как по лицу каманы расползается насмешливая гримаса.
— Интересно, кто эту чушь только придумал… — почти проурчала она. — Королевство Эсем когда-то занимало почти весь восток от Северных вершин, до степей на юге. А незадолго до Катастрофы какие-то идиоты затеяли там войну, и страна раскололась надвое. Отделившаяся часть стала называть себя Гайен-Эсем — новая надежда, новое государство, которое должно было подмять под себя старое и установить в нём другой порядок. Только вместо этого они утопили всё вокруг в огне и крови, да так, что весь Хъемос дерьмо после них разгребал. Хуже было только в Катастрофу.
Милена вдруг фыркнула, затряслась в беззвучном смехе, скаля неровные клыки, и почти восхищенно воскликнула:
— Ты только подумай, какая умора! Твой обожаемый человеческий заповедник назван в честь орды отщепенцев, которые за пару лет пустили по ветру всё, что люди сумели построить с тех пор, как появились в Хъемосе!
Маркус растерянно смотрел сквозь неё, забыв даже о своей обычной настороженности. Милена снисходительно ухмыльнулась, довольная произведенным эффектом, и продолжила:
— Тогда люди постоянно сталкивались с такими, как мы, знали, на что мы способны, на что способны кровные искажатели вроде хисагалов, и то им не хватало мозгов сидеть тихо в своих каменных городишках.
