Вот они и поплатились — Птичьим побоищем.
— А это еще что?
— Война с хисагалами. И не делай такие круглые глаза. Видел, что может натворить Соловей, если дать ему хорошего пинка под зад? А теперь представь толпу таких, только сильных, взбешенных до трясучки и прекрасно знающих, что они делают…
Маркус молчал, не сводя с Милены округлившихся, жадных глаз. Впервые с того момента, как они встретились, он слушал её, затаив дыхание, ловя каждое её слово.
— Если бы тогда не вмешались охотники и Альянс, конец бы пришел твоим предкам. Вот так-то. Ваши короли тогда стали никем, хоть и продолжали отсиживать задницы в тронных залах. Всем заправляли охотники — только у них силы на это и остались, хоть они и потеряли кучу народа в Побоище. А так на землях людей были сплошные голод и разруха.
Уничтоженные поля, потонувшие в пепле и жидкой грязи от вышедших из берегов рек дома, среди которых рыскали в поисках жалкой наживы небольшие стайки завернутых в лохмотья человеческих крыс. Милена смотрела на них таким же презрением, с каким сейчас смотрела на сытых, лоснящихся человеческих поросят. Они в свою очередь боялись её, — тогда ещё всего лишь рослую девчонку, молодого бойца Альянса, — так же, как их потомки боялись чудовища в которое она превратилась сейчас. Она не понимала, зачем охотники пытаются возиться с этими жалкими существами, оказавшимися неспособными даже самостоятельно себя прокормить и согреть, и не чувствовала ни капли жалости. Слабак, не пытающийся стать сильнее, не достоин сочувствия — этот закон Милена, как и все в её племени, впитывала с первых дней жизни и до самого её конца.
— Так значит… всё-таки это искажатели устроили Катастрофу? — тихо спросил Маркус. — Это сделали хисагалы?
— Кто знает, — Милена пожала плечами. — Об этом до сих спорят — никак не могут разобраться. Но я почти уверена, что ни хисагалы, ни другие искажатели тут не при чем.
— Почему?
Лицо Маркуса удивленно застыло: Милена сгорбилась, съежилась, будто ей вдруг стало очень холодно.
— Это действительно было искажение. Но такой масштаб… — она медленно покачала головой. — Не представляю, кому такое могло быть по силам.
Этот момент запомнил весь мир. Даже слепые искажатели и обычные люди. Даже она, тогда ещё маленькая и слабая, только начинавшая развивать в себе зрячесть. Ей казалось, будто пространство вокруг и внутри неё скручивается, выворачивается наизнанку, будто солнце поглотило землю и медленно выжигает всё живое дотла. Чья-то бесконечно сильная воля сжала весь Хъемос в кулак. Милена ослепла, оглохла и не могла даже закричать от ужаса. В ту долю секунды, пока сознание еще ей подчинялось, она была уверена, что умрет. Но через несколько бесконечных, невыносимых мгновений всё закончилось.
Милена поняла, что очнулась, когда услышала чье-то дыхание, такое хриплое и тяжелое, будто вздыхала сама земля. Она приоткрыла глаза и сквозь застилавшую их пелену увидела черную лапу матери: напряженные, скрюченные пальцы впились в землю, выпущенные когти перемалывали в труху лесной дерн. Её горячая грудь быстро вздымалась и опадала, почти толкая Милену в спину. Она услышала, как из-за укрытой пышной гривой спины раздался тоненький стон сестры и сама, не выдержав жалобно заскулила.
Катастрофу ждали. Ждали после этой странной вспышки искажения, которая заставила содрогнуться весь мир и навсегда поселила даже в самых толстокожих его обитателях тягостное чувство, будто грядет что-то плохое. Но случилась она только спустя много лет, когда все вздохнули спокойно, уверенные, что в этот раз им повезло.
Любопытный огонек в глазах Маркуса чуть поутих, смешавшись с опаской.
— А ты помнишь… как началась Катастрофа? — едва слышно спросил он и почти дернулся, когда испещренная синяками спина Милены резко согнулась дугой.
— Никогда о таком не спрашивай! — прошипела камана, чудом удержавшись от крика. — Никогда!
До самой ночи никто не проронил больше ни слова. Маркус сам не понял, как задремал. Он проснулся от резкого тычка в бок и тут же поджал ноги к животу, машинально защищая его от металлического набалдашника глефы Милены. Но новых понуканий не последовало.
— Что? Пора идти?
Камана молча кивнула и, едва дождавшись, когда он поднимется и закинет на плечо свою сумку, двинулась вперед.
— Погоди... Мы так и пойдем? У тебя есть какой-то план?
— Обойдешься, — не оборачиваясь, сухо ответила Милена. — На месте решим, что делать.
Маркус на мгновение прикрыл веки и пару раз глубоко вздохнул. Он еще не достаточно проснулся, чтобы по-настоящему бояться, но чувствовал, как грудь стискивает тревога. К ночи вокруг не стало тише. Где-то не так уж и далеко до сих пор иногда громыхали выстрелы винтовок, эхом отдавались в воздухе вместе с собачьим лаем и зычными окриками солдат. Милена двигалась прямо на звук: она шла медленно и осторожно, но в каждом её движении сквозило злое упрямство — в этот раз она не собиралась сворачивать в сторону и отступать, и чем отчетливее Маркус в этом убеждался, тем меньше доверял старой камане, опасаясь, что она больше не станет брать в расчет его собственную жизнь. Память о недавнем разговоре только подкрепляла его подозрительность: что, если Милена пожалела о своих откровениях и теперь захочет избавиться от их свидетеля? Что, если воспоминания, которые до сих пор так тревожили её, спровоцируют новую вспышку безумного гнева, которую он уже не сможет погасить?
Впереди в воздухе желтоватым дымком клубился свет от факелов и фонарей, запахи табака, дыма и пищи окончательно заполнили воздух. Маркус затянул ремень на сумке до предела и тащил её на спине — теперь они двигались только ползком, изредка осторожно приподнимая головы над высокой травой. Посты часовых остались за их спинами: оглянувшись, он мог увидеть почти сливавшийся с деревьями человеческий силуэт, от плеча которого, будто печная труба, торчало дуло винтовки. Из-за кустов не было видно, но контрабандист был почти уверен, что где-то рядом с постовым на привязи сидела собака, и молился, чтобы ветер не переменился и не начал дуть им в лицо.
Свет оказался совсем близко — Маркус видел движущиеся огни факелов, большие полупрозрачные фонари палаток и маячившие меду ними фигуры солдат. Милена остановилась — прямо под ними, у склона холма стоял настоящий военный лагерь. В его центре раскинулся широкий округлый шатер из полосатой, красно-бурой ткани, а вокруг него ровными рядами ютились небольшие желтоватые палатки солдат.
Приглядевшись, Маркус нашел оружейную — рядом с ней стояли станки с оружием и лазарет, возле которого то и дело начиналась какая-то суета. Невольно засмотревшись, он увидел, как помощники лекарей выносят из длинной, в несколько отделений, палатки, предназначенной для раненных, оружие, форменные гамбезоны и окровавленную ткань, сваливая их в кучи снаружи.
Снова раздался выстрел, и Маркус отвлекся, вытянул шею, прищурился, пытаясь разглядеть, что происходит на другом конце лагеря. Там виднелись ряды наскоро построенных укреплений — рвы, в которых мелькали шлемы засевших там солдат, и насыпи, ощетинившиеся острыми, вбитыми под углом кольями. И где-то за ними, ближе к скалам, у самого подножия Срединных гор в этот самый момент развязывалась стычка.
В стороне от укреплений пылал огромный рыжий костер, который поддерживало двое солдат. К нему то и дело подбегали бойцы: они тащили что-то по одному — по двое, забрасывали в огонь и тут же спешили назад, к линии обороны.
— Огонь! — кричали оттуда, и в ответ в темноту тут же вырывались снопы искр и клубы дыма. Грохот выстрелов теперь раздавался совсем близко.
"Прорыв! В самом деле — прорыв!" — подумал Маркус, наблюдая за возившимися у костра солдатами. Пара бойцов с трудом подтащила к нему что-то громоздкое, и языки пламени осветили еще шевелящееся изуродованное, полуизрубленное тело. Стражи помогли втащить его на костер и теперь удерживали на дровах с помощью длинных палок с раздвоенными наконечниками, напоминавших широкие вилы.
— Идем! — бросила Милена и поползла вниз по склону, по пути поднимаясь на ноги.
— Куда?! Какого черта, ты что?! — шепотом возмутился Маркус и едва не полетел со клона кубарем — камана, вытянула длинную лапу и, схватив его за плечо, потащила за собой.
— Да их там целая свора!
— Хватит ныть! Они заняты мертвецами!
— Они не слепые, нас тут же заметят! — Маркус дернулся, пытаясь сопротивляться, но Милена ещё крепче вцепилась в него, не желая принимать возражений.
— Ну и пусть! Им не до нас — удерем, если придется! Я хочу посмотреть, что творится внизу.
Контрабандисту ничего не оставалось, кроме как следовать за ней. Камана двигалась вперед так быстро, что он не успевал даже обернуться, чтобы убедиться, что их не заметили солдаты, оставшиеся позади.
Они начали огибать лагерь по широкой дуге. Милена немного умерила свой пыл, но Маркусу от этого легче не становилось. Он норовил шарахнуться от каждого звука, и камана каждый раз сердито дергала его, заставляя идти дальше. Плечо контрабандиста она так и не отпустила, пресекая любые попытки сделать хоть шаг в сторону. Пару раз совсем рядом начинали заливаться лаем и без того растревоженные сторожевые собаки, и Маркус невольно задерживал дыхание, чувствуя, как сердце ухает и замирает прямо в горле. На их счастье караулившие лагерь солдаты и сами были слишком увлечены творящейся вокруг суматохой, чтобы пристально вглядываться в темноту.
Впереди, в стороне от лагеря был ещё один освещенный участок, который им предстояло обогнуть.
— Они что-то строят, — удивленно прошептал Маркус. Освещенный квадрат больше всего напоминал строительную площадку: рядом с ним стояли несколько больших подвод с уложенной длинными штабелями древесиной и ящиками, в каких обычно возили инструменты и детали для механизмов. В одной из повозок с широкой деревянной упряжью, предназначавшийся для быков, Маркус разглядел сложенные в два ряда тяжелые каменные ядра. Чуть в стороне располагалась ещё одна палатка, по ширине напоминавшая лазарет, а рядом с ней дымилась затушенная кузнечная жаровня. В центре площадки темнел остов какой-то высокой, еще не законченной конструкции, назначения которой контрабандист не мог понять.
— Камнемет, что ли мастерят? — подсказала Милена. — Собираются завалить туннели?
— Не проще было бы подорвать? — прошептал контрабандист, с почтением разглядывая широкий деревянный каркас. За всю свою жизнь он ещё ни разу не видел осадных орудий — Гайен-Эсем они были ни к чему.
— Если они не могут зайти внутрь — нет, — ответила камана. — Видимо, ждут, что мертвецов будет больше.
— Если они решили перекрыть туннель, которым сами же пользуются — дело дрянь. С какого черта мертвецы вообще полезли в эту нору, да ещё целой толпой? Никогда такого не было!
— И вот опять, — усмехнулась камана. — Говорю же, что-то произошло. Может, с подземными реками что-то случилось, а может ваши тупые вояки разворошили чье-то гнездо, когда полезли зачищать руины. Ничего нормально не могут сделать.
Милена снова дернула Маркуса за руку, приказывая идти дальше. Они обошли привязи для скота, потревожив нескольких лошадей. Те беспокойно топтались на месте, и с фырканьем встряхивали тяжелыми головами, встревоженные выстрелами и запахом проскользнувшего рядом мертвеца. Вскоре позади оказались и укрепления, защищавшие лагерь, и едва успевший с облегчением вздохнуть Маркус снова почувствовал, как голову сдавливает напряжение. Пару сотен метров, которые им удалось преодолеть, давались тяжелее, чем мили, что они преодолевали почти бегом, спасаясь от преследования недалеко от Башен.
Впереди начиналась передовая. Отстрелявшиеся солдаты сидели у наскоро разожженных костров, переводя дух и запасаясь патронами. Некоторых из них осматривали и перевязывали лекари, тех, кто был ранен тяжелее, товарищи под руки уводили в лагерь. А оттуда к подножию горы им на смену уже спешили свежие силы.
Вид на поле боя закрывали выступавшие из горного массива скалы и сосновые заросли. Со стороны было видно несколько поваленных деревьев — солдаты пытались расчистить местность, но не успели. Просто поджечь лес им не давали и близлежащие города, которые рано или поздно накрыло бы пожаром, и собственный лагерь, который первый задохнулся бы от смога. Сдать позиции они тоже не могли — это означало бы окончательный прорыв мертвецов в Гайен-Эсем, после которого вся страна подверглась бы опасности, о которой давным давно успела забыть.
С места, где Милена решила остановиться, Маркусу были видны только мелькающие туда-сюда темные фигуры солдат, и непрекращающиеся вспышки выстрелов. Он уже начинал ощущать слабые отзвуки тяжелой ненависти, которая вечно сопровождала мертвецов и с подозрением поглядывал на Милену. Та была полностью поглощена попытками разглядеть разворачивавшуюся всего в паре сотен метров от них битву.
— Ну что, ты довольна? — тряхнув затекшей от крепкой хватки когтей рукой, прошипел Маркус. — Пойдем уже назад, а?
— Нет, — камана упрямо мотнула головой. — Я хочу увидеть, что там творится.
— Ближе уже не подойдем!
— Зайдем сбоку.
— Милена! — Маркус уперся пятками в землю, но камана тут же рванула его на себя, едва не повалив на землю.
— Заткнись и шевели ногами! — тихо прорычала Милена, на мгновение обернувшись, чтобы обжечь его раздраженным взглядом. — Я знаю, что делаю!
Камана шла вперед от укрытия к укрытию, почти стелясь над землей, будто подкрадывающаяся к добыче большая кошка. Останавливалась, отслеживала немигающим взглядом маршруты мечущихся между лагерем и полем боя солдат и осторожно огибала их, след в след ведя за собой Маркуса. Понемногу они добрались до деревьев, и идти стало немного легче — среди камней и стволов могучих древних сосен спрятаться от чужих глаз было гораздо проще. Маркус шел, стиснув зубы: он всем своим нутром ощущал приближение врага, который был в разы страшнее солдат со всеми их грохочущими винтовками и сворами бойцовских собак, но больше не решался протестовать. Как и Милена, он был напряжен до предела, ловил взглядом каждое движение воздуха, прислушивался к каждому подозрительному шороху, морщась от хлопков непрекращающихся винтовочных выстрелов.
Они остановились почти одновременно: замерли, вглядываясь в освещенную пятнами фонарей и факелов лесную ночь, и приникли к стволу ближайшего дерева. Бой разворачивался всего в нескольких десятках местров от них. Солдаты выстроились в шахматном порядке: ровные тройные ряды стрелков чередовались с бойцами, вооруженными саблями. Все, как на подбор — в полосатых, красно-коричневых гамбезонах и открытых шлемах, на которых плясали отблески рыжеватых огней. Им не хватало только развевающегося знамени с величественным знаком солнца — символом победы над любой тьмой.
Мертвецы двигались прямо на них от самого подножия гор темной, беспорядочной, рассыпавшейся среди деревьев массой. Волокли свои изуродованные тела по земле, ползли на четвереньках, вихляя костлявыми туловищами, ковыляли, пошатываясь на гнущихся во все стороны ногах.
Почти все они когда-то были людьми.
— А это еще что?
— Война с хисагалами. И не делай такие круглые глаза. Видел, что может натворить Соловей, если дать ему хорошего пинка под зад? А теперь представь толпу таких, только сильных, взбешенных до трясучки и прекрасно знающих, что они делают…
Маркус молчал, не сводя с Милены округлившихся, жадных глаз. Впервые с того момента, как они встретились, он слушал её, затаив дыхание, ловя каждое её слово.
— Если бы тогда не вмешались охотники и Альянс, конец бы пришел твоим предкам. Вот так-то. Ваши короли тогда стали никем, хоть и продолжали отсиживать задницы в тронных залах. Всем заправляли охотники — только у них силы на это и остались, хоть они и потеряли кучу народа в Побоище. А так на землях людей были сплошные голод и разруха.
Уничтоженные поля, потонувшие в пепле и жидкой грязи от вышедших из берегов рек дома, среди которых рыскали в поисках жалкой наживы небольшие стайки завернутых в лохмотья человеческих крыс. Милена смотрела на них таким же презрением, с каким сейчас смотрела на сытых, лоснящихся человеческих поросят. Они в свою очередь боялись её, — тогда ещё всего лишь рослую девчонку, молодого бойца Альянса, — так же, как их потомки боялись чудовища в которое она превратилась сейчас. Она не понимала, зачем охотники пытаются возиться с этими жалкими существами, оказавшимися неспособными даже самостоятельно себя прокормить и согреть, и не чувствовала ни капли жалости. Слабак, не пытающийся стать сильнее, не достоин сочувствия — этот закон Милена, как и все в её племени, впитывала с первых дней жизни и до самого её конца.
— Так значит… всё-таки это искажатели устроили Катастрофу? — тихо спросил Маркус. — Это сделали хисагалы?
— Кто знает, — Милена пожала плечами. — Об этом до сих спорят — никак не могут разобраться. Но я почти уверена, что ни хисагалы, ни другие искажатели тут не при чем.
— Почему?
Лицо Маркуса удивленно застыло: Милена сгорбилась, съежилась, будто ей вдруг стало очень холодно.
— Это действительно было искажение. Но такой масштаб… — она медленно покачала головой. — Не представляю, кому такое могло быть по силам.
Этот момент запомнил весь мир. Даже слепые искажатели и обычные люди. Даже она, тогда ещё маленькая и слабая, только начинавшая развивать в себе зрячесть. Ей казалось, будто пространство вокруг и внутри неё скручивается, выворачивается наизнанку, будто солнце поглотило землю и медленно выжигает всё живое дотла. Чья-то бесконечно сильная воля сжала весь Хъемос в кулак. Милена ослепла, оглохла и не могла даже закричать от ужаса. В ту долю секунды, пока сознание еще ей подчинялось, она была уверена, что умрет. Но через несколько бесконечных, невыносимых мгновений всё закончилось.
Милена поняла, что очнулась, когда услышала чье-то дыхание, такое хриплое и тяжелое, будто вздыхала сама земля. Она приоткрыла глаза и сквозь застилавшую их пелену увидела черную лапу матери: напряженные, скрюченные пальцы впились в землю, выпущенные когти перемалывали в труху лесной дерн. Её горячая грудь быстро вздымалась и опадала, почти толкая Милену в спину. Она услышала, как из-за укрытой пышной гривой спины раздался тоненький стон сестры и сама, не выдержав жалобно заскулила.
Катастрофу ждали. Ждали после этой странной вспышки искажения, которая заставила содрогнуться весь мир и навсегда поселила даже в самых толстокожих его обитателях тягостное чувство, будто грядет что-то плохое. Но случилась она только спустя много лет, когда все вздохнули спокойно, уверенные, что в этот раз им повезло.
Любопытный огонек в глазах Маркуса чуть поутих, смешавшись с опаской.
— А ты помнишь… как началась Катастрофа? — едва слышно спросил он и почти дернулся, когда испещренная синяками спина Милены резко согнулась дугой.
— Никогда о таком не спрашивай! — прошипела камана, чудом удержавшись от крика. — Никогда!
Прода от 24 февраля
До самой ночи никто не проронил больше ни слова. Маркус сам не понял, как задремал. Он проснулся от резкого тычка в бок и тут же поджал ноги к животу, машинально защищая его от металлического набалдашника глефы Милены. Но новых понуканий не последовало.
— Что? Пора идти?
Камана молча кивнула и, едва дождавшись, когда он поднимется и закинет на плечо свою сумку, двинулась вперед.
— Погоди... Мы так и пойдем? У тебя есть какой-то план?
— Обойдешься, — не оборачиваясь, сухо ответила Милена. — На месте решим, что делать.
Маркус на мгновение прикрыл веки и пару раз глубоко вздохнул. Он еще не достаточно проснулся, чтобы по-настоящему бояться, но чувствовал, как грудь стискивает тревога. К ночи вокруг не стало тише. Где-то не так уж и далеко до сих пор иногда громыхали выстрелы винтовок, эхом отдавались в воздухе вместе с собачьим лаем и зычными окриками солдат. Милена двигалась прямо на звук: она шла медленно и осторожно, но в каждом её движении сквозило злое упрямство — в этот раз она не собиралась сворачивать в сторону и отступать, и чем отчетливее Маркус в этом убеждался, тем меньше доверял старой камане, опасаясь, что она больше не станет брать в расчет его собственную жизнь. Память о недавнем разговоре только подкрепляла его подозрительность: что, если Милена пожалела о своих откровениях и теперь захочет избавиться от их свидетеля? Что, если воспоминания, которые до сих пор так тревожили её, спровоцируют новую вспышку безумного гнева, которую он уже не сможет погасить?
Впереди в воздухе желтоватым дымком клубился свет от факелов и фонарей, запахи табака, дыма и пищи окончательно заполнили воздух. Маркус затянул ремень на сумке до предела и тащил её на спине — теперь они двигались только ползком, изредка осторожно приподнимая головы над высокой травой. Посты часовых остались за их спинами: оглянувшись, он мог увидеть почти сливавшийся с деревьями человеческий силуэт, от плеча которого, будто печная труба, торчало дуло винтовки. Из-за кустов не было видно, но контрабандист был почти уверен, что где-то рядом с постовым на привязи сидела собака, и молился, чтобы ветер не переменился и не начал дуть им в лицо.
Свет оказался совсем близко — Маркус видел движущиеся огни факелов, большие полупрозрачные фонари палаток и маячившие меду ними фигуры солдат. Милена остановилась — прямо под ними, у склона холма стоял настоящий военный лагерь. В его центре раскинулся широкий округлый шатер из полосатой, красно-бурой ткани, а вокруг него ровными рядами ютились небольшие желтоватые палатки солдат.
Приглядевшись, Маркус нашел оружейную — рядом с ней стояли станки с оружием и лазарет, возле которого то и дело начиналась какая-то суета. Невольно засмотревшись, он увидел, как помощники лекарей выносят из длинной, в несколько отделений, палатки, предназначенной для раненных, оружие, форменные гамбезоны и окровавленную ткань, сваливая их в кучи снаружи.
Снова раздался выстрел, и Маркус отвлекся, вытянул шею, прищурился, пытаясь разглядеть, что происходит на другом конце лагеря. Там виднелись ряды наскоро построенных укреплений — рвы, в которых мелькали шлемы засевших там солдат, и насыпи, ощетинившиеся острыми, вбитыми под углом кольями. И где-то за ними, ближе к скалам, у самого подножия Срединных гор в этот самый момент развязывалась стычка.
В стороне от укреплений пылал огромный рыжий костер, который поддерживало двое солдат. К нему то и дело подбегали бойцы: они тащили что-то по одному — по двое, забрасывали в огонь и тут же спешили назад, к линии обороны.
— Огонь! — кричали оттуда, и в ответ в темноту тут же вырывались снопы искр и клубы дыма. Грохот выстрелов теперь раздавался совсем близко.
"Прорыв! В самом деле — прорыв!" — подумал Маркус, наблюдая за возившимися у костра солдатами. Пара бойцов с трудом подтащила к нему что-то громоздкое, и языки пламени осветили еще шевелящееся изуродованное, полуизрубленное тело. Стражи помогли втащить его на костер и теперь удерживали на дровах с помощью длинных палок с раздвоенными наконечниками, напоминавших широкие вилы.
— Идем! — бросила Милена и поползла вниз по склону, по пути поднимаясь на ноги.
— Куда?! Какого черта, ты что?! — шепотом возмутился Маркус и едва не полетел со клона кубарем — камана, вытянула длинную лапу и, схватив его за плечо, потащила за собой.
— Да их там целая свора!
— Хватит ныть! Они заняты мертвецами!
— Они не слепые, нас тут же заметят! — Маркус дернулся, пытаясь сопротивляться, но Милена ещё крепче вцепилась в него, не желая принимать возражений.
— Ну и пусть! Им не до нас — удерем, если придется! Я хочу посмотреть, что творится внизу.
Контрабандисту ничего не оставалось, кроме как следовать за ней. Камана двигалась вперед так быстро, что он не успевал даже обернуться, чтобы убедиться, что их не заметили солдаты, оставшиеся позади.
Они начали огибать лагерь по широкой дуге. Милена немного умерила свой пыл, но Маркусу от этого легче не становилось. Он норовил шарахнуться от каждого звука, и камана каждый раз сердито дергала его, заставляя идти дальше. Плечо контрабандиста она так и не отпустила, пресекая любые попытки сделать хоть шаг в сторону. Пару раз совсем рядом начинали заливаться лаем и без того растревоженные сторожевые собаки, и Маркус невольно задерживал дыхание, чувствуя, как сердце ухает и замирает прямо в горле. На их счастье караулившие лагерь солдаты и сами были слишком увлечены творящейся вокруг суматохой, чтобы пристально вглядываться в темноту.
Впереди, в стороне от лагеря был ещё один освещенный участок, который им предстояло обогнуть.
— Они что-то строят, — удивленно прошептал Маркус. Освещенный квадрат больше всего напоминал строительную площадку: рядом с ним стояли несколько больших подвод с уложенной длинными штабелями древесиной и ящиками, в каких обычно возили инструменты и детали для механизмов. В одной из повозок с широкой деревянной упряжью, предназначавшийся для быков, Маркус разглядел сложенные в два ряда тяжелые каменные ядра. Чуть в стороне располагалась ещё одна палатка, по ширине напоминавшая лазарет, а рядом с ней дымилась затушенная кузнечная жаровня. В центре площадки темнел остов какой-то высокой, еще не законченной конструкции, назначения которой контрабандист не мог понять.
— Камнемет, что ли мастерят? — подсказала Милена. — Собираются завалить туннели?
— Не проще было бы подорвать? — прошептал контрабандист, с почтением разглядывая широкий деревянный каркас. За всю свою жизнь он ещё ни разу не видел осадных орудий — Гайен-Эсем они были ни к чему.
— Если они не могут зайти внутрь — нет, — ответила камана. — Видимо, ждут, что мертвецов будет больше.
— Если они решили перекрыть туннель, которым сами же пользуются — дело дрянь. С какого черта мертвецы вообще полезли в эту нору, да ещё целой толпой? Никогда такого не было!
— И вот опять, — усмехнулась камана. — Говорю же, что-то произошло. Может, с подземными реками что-то случилось, а может ваши тупые вояки разворошили чье-то гнездо, когда полезли зачищать руины. Ничего нормально не могут сделать.
Милена снова дернула Маркуса за руку, приказывая идти дальше. Они обошли привязи для скота, потревожив нескольких лошадей. Те беспокойно топтались на месте, и с фырканьем встряхивали тяжелыми головами, встревоженные выстрелами и запахом проскользнувшего рядом мертвеца. Вскоре позади оказались и укрепления, защищавшие лагерь, и едва успевший с облегчением вздохнуть Маркус снова почувствовал, как голову сдавливает напряжение. Пару сотен метров, которые им удалось преодолеть, давались тяжелее, чем мили, что они преодолевали почти бегом, спасаясь от преследования недалеко от Башен.
Впереди начиналась передовая. Отстрелявшиеся солдаты сидели у наскоро разожженных костров, переводя дух и запасаясь патронами. Некоторых из них осматривали и перевязывали лекари, тех, кто был ранен тяжелее, товарищи под руки уводили в лагерь. А оттуда к подножию горы им на смену уже спешили свежие силы.
Вид на поле боя закрывали выступавшие из горного массива скалы и сосновые заросли. Со стороны было видно несколько поваленных деревьев — солдаты пытались расчистить местность, но не успели. Просто поджечь лес им не давали и близлежащие города, которые рано или поздно накрыло бы пожаром, и собственный лагерь, который первый задохнулся бы от смога. Сдать позиции они тоже не могли — это означало бы окончательный прорыв мертвецов в Гайен-Эсем, после которого вся страна подверглась бы опасности, о которой давным давно успела забыть.
С места, где Милена решила остановиться, Маркусу были видны только мелькающие туда-сюда темные фигуры солдат, и непрекращающиеся вспышки выстрелов. Он уже начинал ощущать слабые отзвуки тяжелой ненависти, которая вечно сопровождала мертвецов и с подозрением поглядывал на Милену. Та была полностью поглощена попытками разглядеть разворачивавшуюся всего в паре сотен метров от них битву.
— Ну что, ты довольна? — тряхнув затекшей от крепкой хватки когтей рукой, прошипел Маркус. — Пойдем уже назад, а?
— Нет, — камана упрямо мотнула головой. — Я хочу увидеть, что там творится.
— Ближе уже не подойдем!
— Зайдем сбоку.
— Милена! — Маркус уперся пятками в землю, но камана тут же рванула его на себя, едва не повалив на землю.
— Заткнись и шевели ногами! — тихо прорычала Милена, на мгновение обернувшись, чтобы обжечь его раздраженным взглядом. — Я знаю, что делаю!
Прода от 26.02.2021, 14:42
Камана шла вперед от укрытия к укрытию, почти стелясь над землей, будто подкрадывающаяся к добыче большая кошка. Останавливалась, отслеживала немигающим взглядом маршруты мечущихся между лагерем и полем боя солдат и осторожно огибала их, след в след ведя за собой Маркуса. Понемногу они добрались до деревьев, и идти стало немного легче — среди камней и стволов могучих древних сосен спрятаться от чужих глаз было гораздо проще. Маркус шел, стиснув зубы: он всем своим нутром ощущал приближение врага, который был в разы страшнее солдат со всеми их грохочущими винтовками и сворами бойцовских собак, но больше не решался протестовать. Как и Милена, он был напряжен до предела, ловил взглядом каждое движение воздуха, прислушивался к каждому подозрительному шороху, морщась от хлопков непрекращающихся винтовочных выстрелов.
Они остановились почти одновременно: замерли, вглядываясь в освещенную пятнами фонарей и факелов лесную ночь, и приникли к стволу ближайшего дерева. Бой разворачивался всего в нескольких десятках местров от них. Солдаты выстроились в шахматном порядке: ровные тройные ряды стрелков чередовались с бойцами, вооруженными саблями. Все, как на подбор — в полосатых, красно-коричневых гамбезонах и открытых шлемах, на которых плясали отблески рыжеватых огней. Им не хватало только развевающегося знамени с величественным знаком солнца — символом победы над любой тьмой.
Мертвецы двигались прямо на них от самого подножия гор темной, беспорядочной, рассыпавшейся среди деревьев массой. Волокли свои изуродованные тела по земле, ползли на четвереньках, вихляя костлявыми туловищами, ковыляли, пошатываясь на гнущихся во все стороны ногах.
Почти все они когда-то были людьми.
