Впереди забрезжило пятно света. Оно становилось все шире и яснее пока Маркус не начал различать стены туннеля , которые понемногу раздавались вширь, превращая узкий проход в пещеру.
— Кажется, я помню это место,— возбужденно пробормотал Маркус, оглядываясь по сторонам. — Неужели дошли?
— Соберись. Пока не выйдем наружу, надо быть настороже.
Милена отпустила его и убежала вперед, но в этот раз Маркус пошел следом, с облегчением понимая, что наконец может видеть дорогу под ногами. Его беспокоил только усилившийся запах смерти — за время, проведенное в почти полной темноте он научился ориентироваться по нему и теперь мог сказать, что где-то впереди все-таки остались мёртвые. Но он слишком устал и слишком хотел выбраться наружу, чтобы по-настоящему испугаться.
— На выходе мертвецы, — сообщила вернувшаяся из разведки Милена. — Толкутся у перекрестка туннелей, как стадо баранов. Придется их отвлечь, чтобы ты смог пройти.
— Как в прошлый раз? — уточнил Маркус.
— Нет. Я поведу их за собой в пещеры, а ты проскочишь. И, смотри, не наткнись на невидимых. Как выберешься — уйди вдоль скал на север. Я тебя догоню.
— Понял.
У края туннеля стало совсем светло и свежо. Они вышли к широкой пещере, потолок которой уходил далеко ввысь, пропуская сквозь прорехи в камне белые столбы света. Солнце и воздух снаружи манили Маркуса наружу: ему хотелось сорваться с места и одним рывком пробежать оставшееся расстояние до долгожданной свободы. Его останавливала только разливавшаяся в воздухе злоба, исходящая от искривленных фигур мертвецов, темневших посреди пещеры. Отставшие от основной своры, они остались одни в пространстве, почти таком же холодном и мертвом, как они сами. Им некуда и незачем было идти, и они почти неподвижно замерли на месте, изредка принимаясь бессмысленно топтаться, когда ветер с поверхности касался их кожи, принося с собой запахи хвойного леса.
Мертвецы вяло встрепенулись, увидев шагающую в их сторону Милену. Они не бросались на неё, как на Маркуса, и всё же что-то в ней привлекало их внимание. Когда она проходила рядом с ними, направляясь к туннелям, ведущим на другую сторону границы, они оживлялись, поднимали головы, будто пытаясь принюхаться, а потом начинали неторопливо двигаться следом за ней. Когда камана исчезла за поворотом, Маркус, затаив дыхание, слушал, как удаляются её тяжелые, хромающие шаги.
"Скаршерд. Это имя ей дали, когда она стала мертвецом. Что же такого она творила, что её узнавали по одной походке?"
Туннели пронзил громкий отчаянный крик, высоким эхом пробежал по стенам, и Маркус содрогнулся всем телом, машинально зажав уши руками. Крик Клары — тот самый, которым она выманила его из Башен, который потом долго стоял у него в ушах.
"Зачем... ну почему именно он?"
Оставшиеся в пещере мертвецы тут же отреагировали на крик. Он слышал, как они почти синхронно разворачиваются и почти поспешно идут прочь, в туннели. Некоторые даже бежали, почти мгновенно сорвавшись с места. Маркус несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая тревожно заколотившееся сердце. Нужно было подождать, пока они отойдут подальше.
Он осторожно выглянул из-за стены туннеля и тут же двинулся вперед. Пещера была пуста, запах мертвецов стал тише — самый удачный момент, чтобы вырваться из подземелий. Уставшие ноги протестующе загудели, и, вылетев в самый центр огромной каменной залы контрабандист на мгновение испугался, что у него подломятся колени. Но в следующую секунду всё тело словно загорелось, давая ему силы бежать. Свет солнца становился всё ближе, прохладный ветер со свистом бил в лицо. Ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть, и он, наконец увидит солнце.
Навстречу ему вынырнул широкий темный силуэт и сдавленно захрипел, протянув сдвоенные лапы. От испуга в голове будто полыхнула молния: Маркус шарахнулся в сторону, и мертвец промахнулся, ковырнув когтями воздух. Впереди уже маячили залитые солнцем скалы, свет резал привыкшие к сумраку глаза, но контрабандист вдруг затормозил и развернулся, выхватывая из ножен клинок. Его охватила ярость, слепая, безрассудная, такая сильная, что из груди рвался звериный рык.
После всего, что ему пришлось выдержать, когда до свободы оставался всего один рывок, эта тварь посмела преградить ему дорогу!
Мертвец с одной широкой, слитой из двух головой, тремя глазами и расплывшейся от уха до уха пастью снова протянул к нему сдвоенные, кривые руки. Маркус широко замахнулся и, следуя примеру Милены, рубанул его по лодыжке у самого колена. Мертвец удивленно пошатнулся, перекосился на бок и только после второго удара рухнул на землю, судорожно дергая конечностями, словно перевернутый на спину жук. Чувствуя, как мышцы снова загорелись злым, огнем, Маркус рубанул еще раз, а когда из рассеченной ноги мертвеца плеснула вялая густая струя почти черной крови, принялся за царапающие камень руки, отрубил голову, начал кромсать туловище. Он рубил и рубил, а перед глазами стояла красная пелена, совсем как в ту ночь, когда он точно также забивал насмерть напавшего на него рейновца. Какая-то часть его сознания испуганно скулила, прося прекратить, но Маркус не сопротивлялся бурлящему в крови бешеному желанию убить, раскрошить врага на кусочки, если понадобится — разорвать зубами и ногтями. После каждого замаха, каждого удара, от которого рукоять клинка жестко врезалась в ладонь, по телу будто прокатывалась огненная волна. Ему было больно и одновременно так хорошо, как никогда.
Мышцы вдруг окаменели, разливающееся по венам пламя вспыхнуло в легких, и Маркус остановился, тяжело, хрипло дыша. По лицу градом катился пот, застилая глаза. Он сморгнул, утерся рукавом и поспешно отступил в сторону. Собственное искалеченное тело ничуть не волновало мертвеца. Остатки рассеченных мышц, приподнимались, словно изорванные щупальца, тянулись к Маркусу, пытались отделиться от тела, лишь бы добраться до живой плоти в метре от себя. Контрабандист прижал руку ко рту, развернулся и поспешно ринулся прочь из пещеры.
Несколько метров от короткого ущелья до горного леса он пробежал, не видя дороги, потом окончательно выдохся и остановился, жадно разглядывая цветущую вокруг зелень сквозь сощуренные веки. Глазам было больно от яркого света, легкие с трудом втягивали воздух, и Маркус понял, что это был его предел. Он выронил из руки запачканный клинок и почти рухнул на землю, прижавшись спиной к шершавому стволу вековой сосны.
Бродивший по лесу свежий, согретый солнцем ветерок приятно холодил ему кожу.
— Ну и какого хрена ты там устроил?
Маркус приоткрыл глаза, посмотрел на Милену сквозь застилавшую их пелену.
— Он мешал мне пройти, — полуразборчиво пробормотал он.
— Видела я, как он тебе мешал. Хватит рассиживаться. Надо отойти подальше.
— Дай мне несколько минут.
— Через несколько минут ты уже не встанешь. Так что давай, поднимай свой зад, пока за шкирку не потащила.
Маркус подумал, что пожалуй бы согласился, чтобы Милена тащила его сама, но вздохнул и, едва не застонав от боли, поднялся.
— Ничего, сейчас найдем тебе место — насидишься. И не вздумай никуда уходить, ясно? Не хватало потом еще и тебя искать.
— Не уйду. Я хочу увидеть своих.
— Верю. Поэтому и не смей сам за ними идти. Я их отыщу.
— Верю, — в тон ей ответил Маркус.
Они шли на север, стремясь отойти подальше от входа в пещеры и найти место поближе к воде. Милена уходила далеко вглубь леса, проверяя, нет ли в округе мертвецов, Маркус двигался прямо вдоль подножий гор. После тихого мрака пещер мир вокруг казался ему непривычно пестрым и шумным. Лес шумел, пел и журчал, солнце золотило бронзовые стволы сосен, от которых остро пахло разогретой смолой, прорывалось сквозь пышную зелень, заставляло вспыхивать желтым мелкие бутоны горных цветов. Маркуса эти цветастые красоты только раздражали. Всё, чего ему хотелось — упасть и уснуть.
Спустя почти полчаса контрабандист вдруг остановился, подозрительно прищурившись. У одного из деревьев он заметил чей-то силуэт. Кто-то неподвижно сидел, привалившись спиной к дереву и свесив голову на грудь.
— Милена! Тут кто-то есть! — крикнул Маркус, осторожно подходя поближе. В лесу запах смерти окончательно пропал, и он не чувствовал ничего подозрительного, но на всякий случай положил ладонь на рукоять клинка.
— Что там такое? — Милена вихрем вырвалась из зарослей. Маркус стоял рядом с распластавшимся спиной по дереву телом и смотрел на него остекленевшими глазами. Лицо у него было серым, как застиранная простыня.
Камана поспешно подошла ближе. У дерева сидела незнакомая ей женщина с коротко остриженными волосами. Она была мертва — упасть ей не давала только веревка, обмотанная вокруг плеч и завязанная спереди двойным узлом.
На груди у нее грубыми алыми росчерками было вырезано:
"Клара".
Прода от 11.03.2021, 10:56
Глава 19. Почти человек
Его сломали. Разбили на сотню осколков, как старое зеркало и оставили в раме осыпаться, медленно умирать, истекая собственной памятью, остатки которой еще позволяли ему понимать, что он существует.
Дерек. Мальчишка из деревенской глуши, умеющий призывать радугу и заставлять людей спотыкаться на ровном месте. Хисавир из Башен, способный только на мелкие бунты, дававшие ему почувствовать себя живым. Крохотный осколок личности, лишенный даже собственного тела.
В него грубо вторглись, скрутили и ломали, пока его нутро с хрустом не раздалось, впуская в себя невидимые щупальца. Чужая воля наполнила его до краев, растеклась по сосудам, и тело перестало ему подчиняться. Его память вывернули наизнанку, вытрясли до дна, добравшись до самого сокровенного, до таких вещей, которые Дерек никогда бы никому не рассказал. Он чувствовал себя раздетым догола, бескожим, пробитым насквозь и высосанным досуха. Дерек забился в угол, готовый сделать что угодно, лишь бы его оставили в покое и больше никогда не прикасались.
Мир вокруг словно накрыли выпуклым стеклом, собственный голос звучал откуда-то со стороны и даже дыхание как будто вырывалось не из его груди. Кожа на пальцах ощущала выпуклый узор на рукояти пистолета Соловья, прикушенный язык горел, к зубам прилип металлический привкус крови. Он видел тревожные, испуганные взгляды Клары и Соловья, и слышал, как его голос разговаривает с ним чужими словами. От этого Дереку становилось тошно. Он хотел зажмуриться, нырнуть в оставшийся у него крошечный мирок с головой, но щупальца в голове крепко удерживали его на поверхности, заставляя смотреть на мир ясно. Первые несколько часов были особенно невыносимыми. Он слушал надсадный кашель Клары, смотрел как Соловей, отвернувшись от него, тихо уговаривает её поесть и не выдержал. Из глаз у него полились слезы. И щупальца тут же сжались, снова хрустнули чем-то внутри, заставляя их остановиться.
С этого момента Дерек старался вести себя как можно тише, делать вид, что его нет. Ему было страшно даже думать о том, что случится, когда маленький осколок самого себя, который у него остался, лопнет под следующим ударом невидимого хлыста.
Существо, которое захватило его разум всегда было рядом. Оно пришло в лагерь, прячась за спинами не живых и не мертвых людей, скрывалось в палатке, обнаруженной Соловьем, а потом отправилось в туннели под горой вместе с Одимом, перед этим уговорив Дерека показать ему дорогу туда.
Ренон, как он назвал себя устами Дерека, подкрался к нему так, что он и не заметил, осторожно влез в его мысли, начал управлять ими. За один день он узнал о них всё, и по какой-то причине они были ему нужны. Перемолов память Дерека, поселившись рядом с ним в его голове, он невольно открыл ему и свои мысли: они проплывали мимо яркими цветными пятнами, взрывались вспышками звуков и запахов, вихрились вокруг, словно подхваченные ветром листья. Наблюдая за ними, Дерек смог понять только одно: Ренона интересовала Милена. Поэтому он не тронул Клару и Соловья. Он мог легко превратить их в таких же кукол и пополнить свою поредевшую коллекцию, но не стал, даже когда Соловей начал проявлять опасное любопытство, а потом и вовсе взбунтовался, попытавшись сбежать. Хисагалу нужно было сидеть тихо, и никто бы не пострадал. Эта мысль не отпускала Дерека ни на мгновение.
Ренон держал его железной хваткой до самой ночи. Потом велел выйти из палатки и передать пистолет одному из мужчин, который занял его пост, охраняя Клару и Соловья. Он позволил Дереку поесть и отдохнуть, и тот послушно свернулся в клубок у потухшего костра, боясь спугнуть неожиданное счастье.
Его разбудил влажный рассветный холод. Одежда намокла от росы, в спину дул холодный ветер, но Дерек лежал неподвижно, даже не открывая глаз. Надтреснутое сознание начало собираться в единое целое, в центре которого снова был он сам, и он затаился, смутно надеясь, что вчерашний день окажется простым кошмаром, что сегодня его не тронут. Но когда первые лучи солнца коснулись его лица теплыми пальцами, он с ужасом почувствовал, как невидимые щупальца снова заползают в его голову. Дерек вцепился руками в волосы и оцепенел — крик ужаса застыл у него в глотке, по телу прошла судорога. Они впились в него с новой силой, ломая и кроша всё, что успело срастись, и Дерек снова в панике заметался, чувствуя, что вот-вот вытечет из собственной головы.
Расставленные полукругом палатки одновременно зашуршали. Люди Одима неторопливо выбирались наружу и расходились по лагерю, готовя его к пробуждению. Дерек тоже поднялся и, даже не стряхнув с одежды росу, направился к палатке Клары и Соловья. У входа уже ждал сменивший его накануне мужчина. Он молча протянул ему пистолет, и Дерек так же молча взял его и залез в палатку, занимая свой пост. Соловей встретил его волчьим взглядом покрасневших от бессонной ночи глаз. По его подбородку растекался багровый синяк — след вчерашней короткой стычки.
Весь следующий день Дерек занимался тем, что охранял палатку: он приносил в неё еду и лекарства, следил за тем, какие снадобья принимает Клара, наблюдал за каждым движением притихшего Соловья. Сегодня Ренон ослабил контроль: порой он выползал из его головы, оставляя после себя болезненную пустоту, слишком просторную для Дерека, ставшего таким маленьким и слабым, что не заполнить свое собственное сознание, которое до краев затопила чужая несгибаемая воля. Дерек хотел только одного — насладиться каждой выпавшей ему передышкой. Ренон уходил, и все же по-прежнему был достаточно близко, чтобы слышать каждую постороннюю мысль, и мужчина поспешно гнал их от себя, беспрекословно выполняя всё, что от него требовалось, чтобы внезапно появившемуся у него хозяину не было необходимости снова его калечить.
К вечеру Соловей, слегка осмелев, попросился выйти из палатки. Дерек вздрогнул, когда тот вдруг обратился к нему, испуганно отвел глаза, потом с облегчением кивнул, получив разрешение Ренона и махнул хисагалу рукой, приглашая выйти из палатки первым.
— Без глупостей, — пробормотал он, снимая пистолет с предохранителя.
Они пересекли лагерь и зашли поглубже в лес. Дерек ожидал, что Ренон будет пристально следить за ними, но к своему удивлению почти не чувствовал его присутствия.
