«Женщина?» — только и успел подумать он.
Они пристально смотрели друг на друга всего пару мгновений. Затем воздух остро свистнул, и в висок ей вонзился арбалетный болт. Женщина даже не пошатнулась. Она подняла руку, нахмурившись, пощупала торчавшее из головы деревянное древко и резким движением выдернула.
— Чёртовы сукины дети, — раздраженно прошипела она, пальцами переломила болт пополам и, развернувшись, проорала низким, гортанным голосом. — Ну и кто это, б*ять, сделал?! А ну, иди сюда!
Мгновенно потеряв интерес к Маркусу, она с неожиданной скоростью метнулась в сторону подоспевшей к уничтоженной группе рейновцев подмоги, сильно припадая на правую ногу, которая уродливо ломалась назад скакательным суставом, как у зверя. Где-то там уже раздался испуганный крик попавшегося на глаза бандитам Соловья.
Маркус обернулся и едва успел шарахнуться в сторону — у самой щеки пронесся вспарывая воздух, короткий меч. Нападавший — высокий, крупный мужчина, не теряя времени, замахнулся снова, надвигаясь на него и с каждым шагом атакуя снова и снова. Маркусу оставалось только отступать и уклоняться от ударов — слишком короткий по сравнению с оружием противника нож не позволяли ему огрызнуться в ответ.
Подгадав момент, Маркус, вместо того, чтобы снова отступить, вдруг сделал выпад, заставив бандита прикрыться клинком. Он затеял опасную игру — принялся фехтовать ножом, не давая мечнику разорвать дистанцию и как следует замахнуться. В конце концов они оказались почти нос к носу, и в очередной раз скрестив с противником клинки, Маркус врезал ему свободным кулаком в лицо. Мечник пошатнулся, и следующий удар глубоко располосовал ему предплечье, заставив выпустить из руки клинок. Но это остановило его всего на каких-то пару секунд: встряхнувшись, он схватил Маркуса за руку, когда тот попытался ткнуть его в живот, ринулся вперед и, врезавшись в него всем телом, сбил с ног. Завязалась борьба за нож, в которой они кубарем катались по лесному настилу, сопя, рыча и пытаясь оглушить друг друга ударами тяжелых кулаков.
В конце концов острие ножа уставилось в лицо Маркусу, застыло в воздухе, дрожа и покачиваясь: на него с двух сторон давили две пары рук. Сверху падали одна за другой крупные капли крови, затекая в рот сквозь стиснутые до скрипа оскаленные зубы, — контрабандист схватил клинок за лезвие и порезал себе ладонь. Кровь капала и с глубоко рассеченного лба его противника, усевшегося на него сверху и давившего на нож всем весом. Кончик матового лезвия очень медленно, с трудом преодолевая каждый сантиметр, но все же приближался к лицу Маркуса, а тот в ужасе смотрел сквозь него, чувствуя, как что-то внутри него отчаянно колотится и рвется наружу, раз за разом наполняя уставшие мышцы новой порцией неизвестно откуда бравшихся сил. Противника это неожиданное сопротивление жутко злило — он сдвинул темные брови на переносице и скалил крупные зубы, сопя от напряжения.
Подскочивший на шум борьбы Соловей поднял свой найденный на одном из трупов пистолет, прицеливаясь, но его вдруг ударили по руке. От неожиданности он спустил курок, и пуля с громким хлопком улетела в землю.
— Какого х *ена, ты чего?! — ошарашенно вскрикнул он, поворачиваясь к подкравшейся к нему сзади чудовищной женщине. Та схватила его за плечо, и спокойно наблюдала за схваткой.
— Сам разберется, — невозмутимо заявила она.
Звук выстрела заставил бандита дернуться от неожиданности, и этого хватило, чтобы Маркус, зарычав, смог рвануть нож в сторону, заставив противника потерять равновесие и завалиться вбок. Все казалось стеклянным, остро-прозрачным и звенящим, и он толком не понимал что делает — тело двигалось само по себе, толчками, рывками, будто под разрядами тока. Забыв про нож, он с силой ударил забарахтавшегося под ним мужчину, потом еще раз и еще, обрушивая на его лицо удар за ударом, заставляя его голову дергаться из стороны в сторону.
Соловей, надежно удерживаемый на месте вцепившейся ему в плечо рукой, прекратил вырываться и наблюдал за этой сценой, ошалело приоткрыв рот.
— О, чёрт… хватит, он уже все! Маркус! — он еще раз безуспешно попытался вырваться из железной хватки, — Да отпусти ты! Его надо остановить!
— Зачем? Пускай развлекается, — на её лице застыла жуткая полуулыбка — полуоскал. Она пристально смотрела, и в её широко раскрытых глазах отражалось какое-то садистское удовольствие.
Маркус остановился, когда почувствовал, что выдохся — в очередной раз занес багровый от своей и чужой крови кулак и вдруг обессиленно уронил руку, сгорбившись и тяжело хрипя. Воздух вокруг густо пропитался сладковато-металлическим духом. Глаза застилало марево, за которым угадывалось то, что осталось от лица уже переставшего дергаться противника. Он не слышал, как Соловей все это время пытался дозваться до него, прося остановиться. Собственное имя ударило по ушам откуда-то издалека, и он поднял голову, пытаясь нашарить источник голоса затуманенным взглядом.
— Маркус! Ты меня слышишь? — Соловей возник словно из ниоткуда. Он подошел поближе и все же с опаской держался на почтительном расстоянии. — Ты как?
Тот посмотрел на него бессмысленными глазами, словно тщась вспомнить, кто перед ним. Он все еще пытался отдышаться и теперь чувствовал себя тупой безвольной куклой, которой требовались усилия даже, чтобы понять, где она находится и что происходит. Маркус посмотрел на вздувшееся багровым месиво, в которое превратил лицо своего противника. В его глазах на мгновение остро блеснул страх.
— Э-эй, не отключайся! Все закончилось.
Мужчина на мгновение прикрыл веки и тяжело вздохнул, приходя в себя.
— Угу… — только и смог выдавить он, машинально пытаясь утереть залитое потом лицо окровавленной рукой.
— Может слезешь уже с него? — осведомился Соловей. Маркус кивнул, но почему-то не сдвинулся с места. Повернув голову, он увидел как странная женщина неторопливо хромает в их сторону, опираясь на древко глефы, как на посох.
Прода от 01.07.2020, 02:37
— Не так уж дурно для человечка, — сказала она. Её янтарные глаза прощупали Маркуса с ног до головы. И он сам наконец смог нормально разглядеть её, хотя своим глазам в тот момент он верил меньше, чем наполовину.
Черты человека и неведомого зверя в ней изломались, перекрутились и смешались в одну болезненную, гротескную картину. Крупное, мощное тело криво, старчески горбилось, по трупно-желтушной коже растекались огромные фиолетово-черные синяки. Она опиралась на древко своей глефы как на посох, отставив в сторону слишком длинную лапу, которая ковыряла лесной дерн стертыми звериными когтями. У лодыжек вился длинный хвост, тяжело постукивая по земле шишковатым булавовидным наростом. Одна рука по-обезьяньи свисала ниже колена, и выпирающий бугор локтевого сустава ходил ходуном, заставляя её гнуться в разные стороны. Крупная прядь кудрявой иссиня-черной гривы упала на лицо скрыв правую половину, и от этого оно казалось почти нормальным: грубые угловатые черты, орлиный нос, миндалевидный глаз с нормальным круглым зрачком.
В этой неестественной уродливости Маркусу виделось что-то знакомое. Но он никак не мог до конца поверить в то, что видел сквозь потную пелену жуткой усталости, пришедшей на смену слепому бешенству недавней схватки.
— Кто ты такая? — боязливо спросил Соловей, отступая поближе к Маркусу. — Ты ведь не убьешь нас?
Она насмешливо осклабилась, и из-под темных губ показались хищные заостренные клыки.
— Хотела бы убить — уже бы прикончила, так что не трясись. Меня зовут Милена. Смотри-ка… А ну сними свои телескопы, — вдруг потребовала она.
Соловей тут же нахохлился.
— Зачем это? Не буду я ничего снимать!
— Хорош ломаться. Знаю я, что ты под всеми этими тряпками прячешь, хисагал!
— Кто? — недоуменно переспросил Соловей.
Милена насмешливо фыркнула.
— Сам не знаешь, кто ты такой? Случаем, не человеком себя считаешь, а? Ты ведь из этих полуптиц-хисавиров. Не трусь, покажи лицо. Или ты его боишься? — она кивнула на Маркуса, который успел медленно, будто выверяя каждое движение, подняться на ноги. — Что, прирезать его, чтобы не мешал?
— Чего?! Не надо! — испуганно воскликнул Соловей, кидая быстрый взгляд на попятившегося контрабандиста. — Не понимаю я, о чем ты говоришь. Что ты вообще от меня хочешь?
— Позже поймешь. Найдем место побезопаснее, там и поговорим, — равнодушно ответила Милена, — Ты мне нужен, так что пойдешь со мной.
— Нет! — в голосе Соловья вдруг зазвенело упрямство. — Спасибо, конечно, что спасла, но никуда я с тобой не пойду!
— Тебя никто не спрашивает. — Милена зло сощурила желтый глаз. — Если понадобится, хисагал, я тебя за шкирку, как щенка, потащу, так что не рыпайся!
Он угрожающе шагнула вперед, и Соловей, отшатнувшись от неё, как от огня, вскрикнул:
— Не подходи!
Маркус невольно передернулся: снова это ощущение, этот стеклянный песок, ручейками разлившийся под кожей. Трава и мелкие кусты на пути Милена всколыхнулись, с отсыревшей коры старого дерева посыпалась труха. Она остановилась и с интересом склонила голову набок.
— Хо, смотрите-ка, у птички есть голосок. Что, если я подойду еще ближе — завизжишь?
Соловей серьезно кивнул. Длинный хвост Милены недовольно хлестнул по земле.
— Ладно, — внезапно согласилась она. Так уж и быть, пернатый, насильно я тебя тащить с собой не стану. Пока. Поговорим на свежую голову, тогда и решишь. Ты! — она уколола раздраженным взглядом Маркуса. — Сиди с ним и охраняй. Я проверю окрестности и вернусь за вами. Попробуете удрать — пожалеете.
Милена отвернулась и, сильно припадая на искалеченную ногу, похромала вглубь леса, неожиданно быстро скрывшись среди деревьев.
Прода от 02.07.2020, 23:29
Товарищи по несчастью некоторое время молча смотрели ей вслед.
— Какого черта, это что было? — прошептал Соловей. — Кто она такая вообще?
— Это… это очень похоже на ходячего мертвеца, — неуверенно отозвался Маркус.
— Чего-о? На скарона? Скароны разве такие бывают? Говорят, они бешеные, кидаются на всех подряд? То есть… она тоже кидалась, но нас не тронула. Да и не могут мертвые так разговаривать! Разве нет?
— Ей выстрелили в голову. После такого живые умирают. И мертвые скароны, они все такие — страшные, покалеченные.
— Ты видел мертвецов? Где? — удивленно спросил Соловей. Маркус недовольно нахмурился и вдруг пристально посмотрел на него.
— Почему ты прячешь глаза, голову и руки?
Соловей тут же напрягся, нервно скривил губы, не находясь, что ответить.
— Я бы поверил, что ты просто скрываешь лицо. Но не теперь. Она сказала, ты — хисагал, полуптица. Что это значит?
— Я не знаю! — огрызнулся очкарик и почти сразу устало вздохнул. — Ничего я об этом не знаю. Отец никогда не рассказывал. Только когда… один раз… в общем, он объяснил мне, что такое искажения, что есть хисавиры. Но ничего не говорил ни о каких полуптицах. Хисагал… — он задумчиво попробовал это слово на вкус. — Это как голос и искажение. Не тот, кто знает искажения, а тот, кто искажает голосом…
— Криком, — добавил Маркус. — Но ты не ответил на мой вопрос.
— Ты на мои тоже не отвечаешь, — пробурчал Соловей, скрещивая руки на груди. Контрабандист удивленно хмыкнул.
— Это на какие же?
— Да на любые! Что тебя ни спроси — ты только отмалчиваешься! — Соловей вдруг осекся. — У тебя руки дрожат.
Маркус нехотя опустил глаза, и сильный запах свежего мяса будто с новой силой ударил ему в нос. Сам того не замечая, он держал густо покрытые подсыхающей багровой слизью кисти рук на весу. Кожу на костяшках жарко саднило, но боли почти не было, даже в глубоко порезанной ладони. Онемевшие пальцы застыли в полусогнутом состоянии и действительно мелко подрагивали.
— Ты же не сломал себе пальцы? — обеспокоенно спросил Соловей. Маркус усилием воли заставил руки расслабиться и, качнувшись, повиснуть вдоль туловища.
— Нет. Просто отбил.
— Надо что-то с этим сделать. — Соловей деловито огляделся и шагнул к одному из застывших на земле трупов. — Чем-то промыть, все равно нам сидеть тут, пока… — он вдруг замялся и, неуверенно оглянувшись на Маркуса, снизил голос почти до шепота… — или… может нам уйти потихоньку, пока она где-то бродит?
У контрабандиста вырвался нервный смешок.
— Мы уже никуда не уйдем, — он вдруг оживился, будто наконец сбросив своё полусонное оцепенение, и, последовав примеру Соловья, двинулся к одному из растерзанных головорезов. — Осмотрим тела. У них могут быть наши сумки.
— Сумки? — с сомнением переспросил очкарик. — С чего им их с собой тащить?
— Для собак, — коротко объяснил мужчина, опускаясь на корточки перед темневшим среди травы и сухих листьев телом.
— А-а, ну да… — протянул Соловей. Непослушными руками пытаясь сдвинуть труп с места, Маркус слышал, как тот быстро переходит от одного тела к другому.
— Нашел! Твоя!
— Хорошо, тащи сюда.
Очкарик едва ли не вприпрыжку побежал к нему, на ходу возясь с застежкой. Та не давалась — затянутые в толстую ткань пальцы неуклюже скользили по металлу. В конце концов он остановился, схватил сумку в обнимку и, злобно ругаясь, принялся зубами сдирать с тебя перчатки.
— Фортофы твапфхи!.. Как вже вы мня двфштали!
Перчатки шлепнулись на землю, Соловей с облегчением вздохнув, расстегнул застежку, сплюнул от гадливого ощущения ворсинок ткани на языке и вдруг застыл, заметив взгляд повернувшегося к нему Маркуса.
— Ты… ты только не пугайся, — робким, извиняющимся голосом пролепетал он. — Я не монстр какой-то.
Руки у Соловья были почти черными, по локоть покрытыми крупными чешуями, будто птичьи лапы. На каждой — по четыре тонких пальца с крепкими заостренными когтями, которыми очкарик испуганно вцепился в сумку. Он так и стоял, съежившись и не решаясь подойти ближе, будто светло-серые, почти стальные глаза контрабандиста пробили в нем дыру, пригвоздив к месту.
Прода от 05.07.2020, 16:44
— И ты говорил, будто не понимаешь, почему она называет тебя полуптицей? — спросил Маркус.
На мраморно-бледных щеках Соловья вспыхнули красные пятна. Он замялся, тщась понять, что крылось в этом совершенно бесстрастном вопросе.
— Я правда не знаю, почему я такой, и что со мной не так. Если бы ни это все… я был бы, как обычный человек.
Маркус опомнился и резко опустил глаза.
— Давай сюда сумку. И поищи свою, только далеко не отходи, — сказал он. Соловей слабо кивнул, неуверенно приблизившись, положил сумку на землю и уже сделал было шаг в сторону, как вдруг передумал и остановился.
— Слушай, может, я тебе помогу? Ты же сам себя перемотать не сможешь.
Он смотрел как Маркус негнущимися пальцами пытается открыть футляр с медикаментами. Мужчина слабо усмехнулся.
— А ты сможешь?
— Я тебе не калека, ясно?! — вдруг огрызнулся очкарик и, вернувшись, присел рядом с ним на корточки. — Покажи свою ладонь.
Несмотря на довольно длинные когти, Соловей быстро и ловко разложил перед собой содержимое аптечки контрабандиста. Тот помедлил, удивленно приподняв брови, но не стал спорить и протянул ему порезанную руку, позволив вылить на неё содержимое фляжки с водой, чтобы смыть чужую кровь.
— Странно… — пробормотал Соловей.
