Двойная жизнь одинокой путницы.

04.02.2017, 17:18 Автор: Ани Велант

Закрыть настройки

Показано 1 из 36 страниц

1 2 3 4 ... 35 36


Глава 1


       - Юные леди, мы идем провожать гостей. Эллен станет по правую руку, а ты, Анаста, слева, - голос маменьки журчал ручейком.
       - Хорошо, мама,- ангельским голоском проговорила кукольной красоты девочка. Сияние голубых глаз озаряло аккуратный носик на фарфоровом личике, окруженном роскошными бело-золотыми локонами. Но не красота была главным достоинством Анасты Мелисенты ад Бранат. В любой ситуации ей ничего не стоило опустить глаза и мило улыбнуться, приподняв уголки пухлых розовых губ. Эта улыбка была индульгенцией на любые каверзы и шкоды. Моя милая и спокойная сестрица умела капризничать и вредничать, но не было в ней маменькиной стылой злобы, заставляющей искать способ причинить боль ближнему для того, чтобы почувствовать себя живым. Сестра не любила меня, но была со мной мила и терпелива. Частенько подсказывала, как правильно вести себя на людях. И очень редко ябедничала на меня маменьке.
       Я была на голову выше своей старшей сестры, с длинным лицом, с продолговатыми глазами непонятного цвета и серо-коричневыми волосами. Однажды одна из маменькиных приятельниц назвала меня невзрачной. Маменька же считала мою внешность ужасной. И не удивительно. Она каждый день любовалась на Анасту и смотрелась в зеркало. На фоне голубоглазых Анасты и маменьки я выглядела особенно неприглядно. Да и характер подкачал. Привычка смотреть в глаза собеседнику и бесконечные: как, зачем, почему раздражали маменьку. Не удивительно, что мне всегда приводили в пример Анасту. Меня это злило, но не обижало. На правду не обижаются. Анаста была не просто красавицей и умницей, она была настоящей леди.
       Обижал меня сущий по виду пустяк. Сестра называла маменьку мамой. И ее за это не ругали. Наоборот, обнимали, брали на руки, усаживали на колени к маменьке и даже отцу. Для меня слово мама было под запретом, как, впрочем, и объятия. Маменька, папенька, сестрица - единственный разрешенный мне вариант обращения к близким. Что скрывать, я отчаянно завидовала сестре и всеми правдами и неправдами пыталась изменить ситуацию. Раз Анаста все делает правильно, значит надо делать, как она. Изо дня в день я пробиралась на уроки Анасты, выучивала все, чему ее учили. Заучивала стихи и правила, запоминала упражнения для тела и танцевальные па, и затем часами тренировалась в своих покоях. Ничего не помогало.
       Мне бы сдаться, покориться, или хотя бы притвориться покорной, но с упорством тупого барана из сказки я стремилась получить свою дозу любви. И вот сегодня меня озарило. Весь вечер я ждала этой минуты. Маменька очень ценит мнение света. Если назвать ее мамой при всех, она не станет поднимать скандал, просто поймет, что это правильно.
       Наконец, семья собралась в гостиной первого этажа для прощания с гостями. Те столпились на выходе, готовились расходиться с приема по случаю дня моего рождения. В ответ на формальное «Эллен станет по правую руку», я громко и отчетливо произнесла заветное слово.
       - Хорошо, мама, - у меня получилось повторить за сестрой ее ангельские интонации. Со страхом и надеждой смотрела на маменьку, уже понимая, что номер не пройдет. - Мама! - теперь мой голос уже звенел.
       Красивые пушистые брови маменьки удивленно взлетели, на мгновение сдвинулись на переносице и вернулись на место. На взгляд посторонних ничего не изменилось. Розовые губы поджались и тут же растянулись в улыбке. Маменька по-прежнему щебетала с гостями, покидавшими гостиную. Я была именинница и стояла по правую руку от маменьки. Анаста была слева. Улыбка сестры стала насмешливой, а мне захотелось зажмуриться, сесть на корточки и закрыть голову руками. Вместо этого я стояла и улыбалась бесконечной череде леди и лордов, которые уходили одни за другими, и никак не могли уйти все. Наконец, гостиная опустела. Маменька повернулась ко мне, ее красивые голубые глаза смотрели холодно и равнодушно. Казалось, острые льдинки воткнулись в мою голову, стало страшно. Глядя сквозь меня, маменька громко позвала прислугу.
       - Лиана, передай, что юная леди проведет этот вечер в углу, - небрежно кивнула в ответ на реверанс своей горничной и продолжила: - проводи.
       Со злорадной улыбочкой Лиана проводила меня в гардеробную. Мой угол освободили от вещей еще в прошлом году, когда поймали меня, наказанную, за игрой с заранее припрятанными в шкафу игрушками. Шкаф передвинули таким образом, чтобы из угла я могла дотянуться только до запертых ящиков.
       И теперь я стояла лицом к стене, и ждала, когда уйдет Лиана. Маменькина горничная меня недолюбливала, она не просто никогда не была ко мне добра, но изо всех сил старалась задеть или обидеть. Вот и сейчас наверняка стояла за моей спиной, в надежде, что я повернусь, попытаюсь сесть на пол, или нарушу еще какое-нибудь правило. Плакать при ней категорически не хотелось. Я смотрела на голубую шершавую полосу, наклеенную на стык двух полос розовой ткани, покрывавшей стены. Эта голубая полоса тянулась от плинтуса до самого потолка и как-то называлась. Не могла вспомнить, как. Обычно такие размышления меня развлекали, помогая скоротать наказание, но сегодня я не могла ни на чем сосредоточиться. Сил хватало только на то, чтобы дышать ртом, и не рыдать. Слез, катившихся по щекам и капавших на красивое платье, со спины видно не было. По крайней мере, я на это надеялась. Наконец, раздался звук закрываемой двери. Выждав некоторое время, я осторожно оглянулась. Никого. Вытерла слезы ладонью, повернулась и робко шагнула, раздумывая, ушла ли Лиана из спальни. Дверь резко открылась, я вздрогнула всем телом и торопливо вернулась к стене.
       С торжествующим смешком Лиана закрыла дверь. Меня охватило отчаяние. Теперь нажалуется, маменька продлит наказание. И завтра относить подарки в банк вместо меня с маменькой пойдет Анаста. А я свои подарки даже не увижу. Да, не вовремя я это затеяла. Как ни странно, огорчение из-за подарков вытеснило обиду, и на душе стало легче.
       Наконец появилась нянька.
       - Ну что же Вы, леди, - ворчала она, споро разбирая постель. - Опять провинились. И подарки без Вас разобрали. И лошадку новую без Вас смотрят. Леди Констанца сказала, что вечер Вы в углу, а потом неделю проведете в покоях, игровая комната будет заперта.- Я вздыхала, переступая с ноги на ногу.
       После долгого стояния в углу меня умыли, переодели, заставили выпить положенный стакан молока, и лечь в постель. Наконец, дверь за нянькой закрылась.
        Стены тонули во мраке, скрывавшем красивые розовые и голубые цветы на обоях. Подскочила с кровати, подкралась к двери. Заперто. Теперь уж точно никто не придет до утра. Металась по комнате взад и вперед, не находя себе места. Просторная спальня казалась тесной. Устала бегать, присела в удобное кресло. Хорошо, хоть кресло не забрали. Проверила полки над кроватью. Несколько книг, утащенных из библиотеки, недорогие безделушки.
       Дорогие подарки мне только показывали и наутро после очередного праздника относили в банк в мою ячейку. Безделушки складировали в гардеробной. Деревянный до потолка шкаф с глубокими огромными ящиками был заполнен множеством хорошеньких пудрениц, наборов из кисточек, щеточек, лопаточек и бог весть чего еще, упаковками носовых платков разнообразнейших расцветок и качества, разного размера фигурками зверей и нелюдей. Было множество предметов, названия и назначения которых я не знала. Опыт многодневных наказаний научил меня красиво расставить на полках над кроватью не кукол, которых уж точно заберут, а множество мелких фигурок и предметов. Няньки злились из-за необходимости стирать пыль со всего этого кошмара, но запретить не могли. Проверила свои богатства. Все на месте. Буду играть в нелюдей и зверей.
       Тяжелые шторы на окнах опущены, поэтому в комнате ночь наступила раньше, чем за окном. Уже не скрываясь, прошлепала к гардеробной, где вместе с платьями хранились игрушки. Подергала дверь. Естественно заперто. Из сада доносились голоса, негромкий смех. Дернулась, услышав среди голосов щебетанье Анасты.
       Ну почему я все делаю не так? Стараюсь как лучше, а получается ужасно. Что со мной не правильно? На уроках я выучиваю все быстрей Анасты. И стихи, и песенки, и правила арифметики. Танцевальные па понимаю и выучиваю сразу. Да, с лицом у меня что-то не то, но я ведь любила бы маменьку, даже если бы ее голубые глаза не были такими круглыми и красивыми. Стылой волной накрыло понимание. Бесполезно пытаться понравиться. Я не понравлюсь им никогда. Меня не любят. Поэтому их злит все, что я делаю. Им хорошо вместе, а я всегда буду одна. Зачем я им? Тяжелые непривычные мысли ворочались в голове. Я быстро от них устала, и теперь просто сидела на полу, обхватив руками колени. Внутри было пусто и холодно. И как будто больно. Я помотала головой, пытаясь отмахнуться от пустоты и холода неприятных мыслей, как лошадь отмахивается от оводов. Не помогло. Вскочила и заметалась по комнатам, пытаясь убежать от накрывающей безнадежности. Снова подошла к зеркалу. Опухшие от слез глаза стали сухими и почему-то чесались.
       От переживаний я устала, а еще, несмотря на тепло летнего вечера, замерзла. Усталость взяла свое, я забралась в постель и съежилась под одеялом.
       Проснулась рано утром. Наказание было привычным и не особенно огорчало. Я с увлечением принимала свои меры, чтобы нянька не заметила, мои игры с фигурками животных и нелюдей. Расставила фигурки на полу за креслом, там в любое время дня была тень. Настроение, как ни странно, было хорошее. Изредка вспоминала, что мама меня не любит, тогда накатывала обида. Но слез больше не было, и я уже не боялась об этом думать.
       Обычно нянька бывала единственным живым человеком, которого я могла видеть во время наказания. Она приносила мне еду и следила за одеждой. Но в этот раз все было иначе. Каждый день приходила маменькина горничная, противная Лиана, ставила меня посреди комнаты и устраивала экзамен.
       Притворно ласковым голосом она спрашивала:
       - Милая леди, как Вы обратитесь к Вашей маменьке за завтраком?
       - Маменька, - я уже не бунтовала и отвечала покорно.
       - Леди, на приеме или при гостях, как Вы обратитесь к Вашей маменьке?
       - Леди Констанца, - отвечала я с легким реверансом.
       - Если гости разговаривают с маменькой на «ты», как Вы к ней обратитесь?
       - Леди Констанца.
       Этот урок я усвоила на отлично. Но вечером в последний день наказания, я размечталась, как завтра буду гулять по саду. Может быть, смогу забежать на конюшню. Представила, как мягкие влажные губы лошадок будут подбирать с моей ладони кусочки хлеба, печенья и яблок, которые я накопила за время своего заточения. Там моя лошадка, какая она, захочет ли со мной дружить? Я расслабилась, и, закрывая для себя тему, спросила у няньки, почему Анасте можно называть маменьку мамой, а мне нет. Ответа не было. Собственно ответа на этот вопрос я уже не ждала. Но зачем-то произнесла его вслух. Сразу стало неприятно в груди. Как будто что-то сжалось. И не зря.
       Нянька вздохнула, потопталась на месте и вышла из покоев. Странно. Пора готовиться ко сну, переодеваться, мыться, расчесывать волосы. Что-нибудь забыла? В ожидании посидела в кресле, походила по комнате. Время шло, няньки не было. Подошла к полке с безделушками и вздрогнула от стука распахнутой двери.
       Торжествующая Лиана стояла в дверях, от ее улыбки веяло холодом. Повелительным жестом мне указали на диван. Я растерянно смотрела на женщину. Нетерпеливо дернув головой, она оглянулась на распахнутую дверь и сладким голосом пропела:
       - Присядьте, пожалуйста, на диван, леди Эллен.
       Усмехнувшись, подперла стулом раскрытую настежь дверь. Торжествующий взгляд голубых и, в общем-то, красивых глаз не вязался с улыбкой, больше похожей на гримасу. В растерянности сидела на диване, пытаясь понять, что происходит. В любом случае ничего хорошего, не зря Лиана радуется.
       - Заносите, - величественно произнесла женщина.
       С пыхтением и топотом, спиной вперед появился папенькин лакей. Он тащил что-то большое, занавешенное белоснежной материей. За другой край этого большого держался взмокший и всклоченный дворецкий. Мужчины поставили принесенное у стены напротив дивана.
       - Помогите, - Лиану распирало от важности. Еще бы, она указывала дворецкому, которому обычно подчинялась. Мужчины повиновались и помогли девушке сдернуть ткань.
       - Картина? Мне? - я не верила глазам. Этот семейный портрет на фоне цветущего жасмина бы гордостью маменьки. Его демонстрировали всем гостям. Огромное полотно выше меня ростом и еще больше в ширину. Для этой картины мы позировали по одному и все вместе с осени и до Зимнего праздника. А сад художник дорисовал совсем недавно, когда расцвел жасмин. Получилось красиво. Маменька и папенька стояли в саду между двух кустов цветущего жасмина. Небо над головой было ярко голубым с редкими серыми облаками. Глаза у маменьки были цвета неба, у папеньки цвета облаков. Между ними на миленьком нарядном креслице, сидела Анаста. И ее глаза были уменьшенной копией маменькиных. Она казалась принцессой на троне. Папенькина рука покоилась на спинке кресла. Я стояла сбоку со стороны маменьки. Между мной и маменькой был небольшой куст жасмина. Художник долго мучился с моими глазами, прорисовывал водянистое разноцветье ободков. Маменька была недовольна результатом.
       - Издали глаза почти вот такого цвета, - изящным пальчиком она показала на тщательно прорисованную тропинку. - Вот таким цветом и рисуйте. Не стоит привлекать всеобщее внимание к нашей небольшой проблеме.
       Так мои глаза раскрасили в непонятный серо-коричневый цвет, такой же, как земля под ногами, там, где не было травы. Моя рука лежала на ветвях жасмина. Я вспомнила, как художник по просьбе маменьки спрятал мои слишком длинные пальцы за цветущей гроздью.
       - Посмотрите внимательно, леди - строго сказала Лиана. - Что вы видите? Как выглядят леди Констанца и леди Анаста? И как выглядите Вы?
       Я смотрела на знакомую картину. Красавица маменька. Круглые голубые глаза с длинными красиво накрашенными ресницами. Белая кожа с едва заметным розовым оттенком, который усиливался на щеках, образуя красивый румянец. Губы бантиком, небольшой ровный нос с чуть приподнятым кончиком. Волосы цвета белого золота уложены в красивые локоны. Пальцы рук с мягкой припухлостью, не имеющей ничего общего с полнотой, и очень милой. Сестрица Анаста, как маленькая копия маменьки, а еще она похожа на фарфоровую куклу. Уже сейчас она настоящая красавица. Я стояла за кустом вся какая-то неловкая, худая, угловатая. И эти тусклые глаза на худом и длинном лице. Маменька считала мои глаза невозможными. Огромные, непонятного цвета они были вытянуты к вискам, делая мое лицо похожим на изображения в старинных книгах. Нос, рот губы были нормальные, но в глаза бросались только слишком большие глаза и волосы. Серо-коричневые волосы были уложены так же, как у Анасты, но выглядели странно и совершенно меня не украшали. Слишком длинные, слишком пушистые, непослушными прядками они вырывались из красиво уложенных гладких локонов. Я вдруг вспомнила, что мои волосы всегда непослушно торчали из любой укладки, доводя до исступления нянек. При намеке на ветерок они вставали дыбом и портили прическу. Поэтому в важные праздники на меня вешали амулет, эту самую прическу закрепляющий. На этом семейном портрете я лишняя.
       

Показано 1 из 36 страниц

1 2 3 4 ... 35 36