Собирая лишнюю влагу с тела большим куском улиточного молчала, он вспоминал те времена, когда душевой зверь был совсем маленьким. Тогда воды едва хватало умыться и набрать кувшин для питья на весь день. В груди у Эрвина зашевелилось что-то теплое и пушистое.
Когда друзья только-только привезли душевого зверя, он был маленьким, с ладонь взрослого мужчины. Его глаза-щелочки подслеповато смотрели на непонятный мир, большой рот чмокал толстыми губами, а сам сонно тянулся к Эрвину, взмокшему после пробежки по Лесу, своей влажной кожей заставляя малютку волноваться.
И отверстие тогда в крыше сделали маленькое, чтобы рыхлая полая тушка не могла провалиться внутрь. А теперь? Раздобрел водяной - на полкрыши разросся, и воду льёшь-льёшь, а она всё не заканчивается.
Эрвин боролся с жалостью к животным. Разум твердил, что перекармливать их сiлой - и младенцу известно - не на пользу, это баловство. А не мог пройти мимо и не угостить каждого. А всё оттого, что вполне представлял, насколько была бы безрадостна жизнь без них.
Мелькнула рациональная мысль искупать Арту, но пришлось отказаться от неё как от недружественной - страдающая кошачья морда, заглянувшая в душевую из-за перегородки, и новый скрипучий, наполненный укоризной крик напомнили одному медлительному человеку о его жестокости.
Не то, чтобы Эрвин почувствовал себя экзекутором, пытающим животное голодом - всё же рысь не выглядела недокормленной, - но вот чувство, что подводит друга своими задержками, заставило поторопиться. Впрыгнул в свежую одежду, а вчерашнюю побыстрее запихнул в стиральный бак: не забыть бы вечером вытащить и развесить для проветривания – стиральные бактерии оставляли неприятный кислый запах, очищая одежду.
Арта ждала преданно, хоть и нетерпеливо - переминалась с лапы на лапу, недовольно топорщила усы, но не спускалась. Но стоило Эрвину появиться из-за перегородки, как желтая тень метнулась вниз, к кухне. И человек, чуть придержавшись за лианную веревку, спрыгнул за ней следом.
Проходя на кухню через оранжерею, остановился возле персикового деревца. Самый нижний плод уже созрел и просто просился в ладонь. Эрвин подержался за него, тронул пальцем нежный пушок на боку и… не сорвал. Сладкое было его слабостью. А слабости нужно, если не искоренять, то уж контролировать точно. И поэтому он отказал себе в лакомстве: самодисциплину никто не отменял.
Бросив прощальный взгляд на фиолетовый бок персика, пошел дальше. Провел рукой по острым усам колосьев пшеницы - вот то, что нужно сейчас. В зернах много белка и клетчатки, а растут они быстро. Мужчина ножом срезал колосья, собрал их в охапку. И, как всегда, позаботился о завтрашнем дне: отшелушил и сразу же воткнул в землю несколько спелых зернышек, полил усиленной водой из развешенных там и тут сосудов.
Арта боднула под колено, и Эрвин покачнулся и чуть не рассыпал спелые колосья. Шикнул на рысь и всё же добавил каплю сiлы в новый посев – следующий урожай поспеет уже через неделю .
На небольшой кухне, занимавшей всё основание дома-купола, царил идеальный порядок. Привычка к порядку ещё с воинской службы в этой непроглядной череде одинаковых дней стала якорем, базой, на которой строился быт.
Для Арты, ну и для себя, конечно, в холодной кладовке Эрик взял мясо, что осталось после последней охоты. Постоял над полкой, вспоминая, как здорово они в прошлый раз порезвились и как удачно поохотились. Как плыли на Северный Полярный остров наперегонки, вода с каждым движением рук становилась всё холоднее, обжигая кожу, а над ними летела его дракониха. И в её клекоте слышался такой же, как в их дружеской компании, смех.
Сколько можно маяться? Надо взять себя в руки и перестать хандрить!
Эрвин вздохнул и быстро приготовил завтрак – дела не ждали: сегодня нужно осмотреть свой участок Леса, проверить нет ли где возгораний, зафиксировать это в отчете и отослать его в Центр, гранд-шефу. Руки занимались привычным делом – чистили, нарезали, мыли, - а в голове роились хмурые мысли об этих отчётах. Какая же цукканова чушь! Будто старый червивый гриб, глава Дукс, будет читать проклятые отчёты!
Руки тонко шинковали мясо, поливали его соком лимона, потом, когда над блюдом закурился парок, - соком красного перца, присыпали ароматными травами и через пятьдесят ударов сердца – сбрызнули молоком одуванчика, чтобы нейтрализовать лимон и перец. Нос уловил, как изменился запах мяса – уже пахло съедобным, вкусным, и уже слюна наполняла рот.
Ногой приходилось придерживать Арту, которая с пола пыталась дотянуться и стащить вкусненькое со стола – она тоже любила мясо с едкими соками и молоком одуванчика. Но Эрвин почти не обращая на неё внимания, продолжал резать плоды и травы, чистить злаки, поливать всё липким приятно пахнущим белковым киселём.
А в голове - Центр, Дукс, служба, жители Леса...
И только когда микроволновка забарахлила, Эрвин вернулся из мыслей о бессмысленности службы на свою кухню. И дети знали, что в Великом Лесу-Прародителе, в Лесу, который разумен настолько, насколько может быть разумен огромный живой и сложный организм, состоящий из разумных людей, неразумных животных и растений, пожара быть не может. И зачем защищать Лес, если он не может загореться? Цуккана тебе на голову, трусливый ржавый гриб Дукс!
Микроволновка лежала на узеньком кухонном столе и не желала открывать рот, косясь на хозяина. Не помогли ни капля сiлы, ни щекотка под носом, отчего эта братия морщилась, но мигом открывала греющую полость. Подступало раздражение от голода, да ещё и Арта… А где Арта?
Эрвин оглянулся – зверя не было. Только что терлась о ноги, мурчала и пыталась острым когтем утащить со стола пласт мяса, а сейчас пропала. Ни под столом, ни под стульями, ни в холодной кладовке за неплотно прилегавшей перегородкой её не было видно. В душе привычное уныние всё отчётливее перерастало в мрачное злое раздражение. Мало было упрямой микроволновки, так ещё и что-то напортит голодная рысь!
Но не успел Эрвин не только разозлиться как следует, но даже двинуться с места, как большая жёлтая кошка свалилась откуда-то сверху на хозяина, едва не опрокинув столик. Но её всаженные прямо под хвост зверю-разогревателю когти произвели нужный эффект - может, от боли, а может, и от неожиданности, упрямец всё-таки распахнул рот.
А Эрик на рефлексах среагировал на внезапное движение - резко задвинул в открытую пасть блюдо с едой. Микроволновка с несвойственным ей хищным щелчком захлопнула рот, нахмурила свою обычно мало эмоциональную морду и стала краснеть, немного раздуваться и мелко подрагивать. Процесс пошел - зверь прогревал пишу, создавая микровибрации, а значит, завтрак сегодня всё же будет.
Эрик почесал свою верную помощницу за развесистым ухом и снял её со стола. Всегда думал о ней, как о маленьком несмышлёном котёнке, а она снова и снова удивляла и радовала своей сообразительностью и преданностью.
Морда, которую Арта немного отвернула в сторону, чтобы подставить шею под ласку, была довольная, глаза блаженно прищурены, хриплое мурчание наполняло всю кухню, забиваясь, казалось, под потолок и добавляя дрожи к той, что уже выдавала микроволновка.
Эрвин посадил помощницу на сиденье у стола и как приз отдал ей образки мяса. Рысь больше любила приготовленное мясо - вот ведь испорченное цивилизацией зверьё! - но сейчас и от сырого не отказалась.
И Эрвин снова засомневался – ему ли она помогала? Может, просто очень хотела есть? Нарезая зелень, мужчина поглядывал на упрямую микроволновку - не прекратит ли она вибрировать раньше времени? Но нет, она работала исправно. Всё ещё с опаской щелкнул её по носу, подсказывая, что пора остановиться. Но любимая кухонная помощница больше не упрямилась и исправно открыл рот. Всё же когти рыси под хвостом хоть и жесткий, но эффективный способ лечения своевольных нагревателей еды...
Эрвин вынул блюдо и переставил его на стол. По кухне поплыл волнующий аромат маринованного запечённого мяса.
Арта потянула к блюду морду, жадно втягивая воздух носом и топорща усы, но воспитанно сидела неподвижно, будто вырезанная из редкой породы дерева, и прищурившись наблюдала как большая половина перекладывается на другое блюдо. Хоть она и маленькая, хоть и вредная, а есть ей нужно не меньше, чем человеку. Только ей удобнее это делать внизу, и потому Эрвин поставил посудину на пол, а сам уселся за стол.
Арта мягко спрыгнула со стула. Смотреть на то, как она ест, можно было бесконечно: аккуратно, неспешно, наклоняя голову то вправо, то влево, смакуя и жмурясь от удовольствия. Такому аппетиту можно было позавидовать. Опять тяжкий вздох сожаления вырвался мимо воли: как бы Эрвин ни хотел есть, так наслаждаться едой у него не получалось.
Подцепляя палочками еду и неспешно прожёвывая, он размышлял о том, что его Арта - идеальный напарник. Ест то же, что и он, условий особых не требует, тренируются они вместе. Зверь понимает его, как никто. Хотя как раз это и не удивительно – рядом никого больше и нет. На службе, опять же, помогает.
Служба... Какая это служба? Опять мысли свернули не туда, и тоска приливной волной залила душу бывшего воина. Нет, не надо об этом. Лучше думать о своей Арта – его спасении. Без неё Эрвин вообще зачах, как ветка без Леса. И вот ещё что хорошо - не болтает много. Совсем не болтает...
А так иногда хочется не только самому говорить, но и послушать кого-то!
Странно это.
Много лет назад Эрвин страдал от многословия людей, окружавших его, мечтал уйти в рейд и отдохнуть в тиши и одиночестве. А теперь с тоской смотрит на молчаливое животное, свою рысь, и мечтает, чтобы она заговорила. Как меняется жизнь: мечта осуществилась, а он не рад.
Эрвин невесело усмехнулся. Прожевал последние зерна и отнёс блюдо к мойке. Арта подняла голову, проследив за его движением, облизнулась и продолжила есть. Она всегда это делала медленнее и "вкуснее" человека. Да её просто можно было брать за образец того, как надо наслаждаться жизнью – хоть едой, хоть игрой, хоть Лесом, хоть полётом.
А Эрвин не мог. Не мог и не хотел наслаждаться всем этим, и от этого ещё сильнее мучился.
Огляделся – кухонька небольшая, небогатая, за стенами - оранжерея. Маленькое темноватое помещение, скобы у самой холодной кладовки ведут на второй уровень, мебели минимум, утварь - только самая необходимая, а много необходимого и вовсе нет.
Мужчина хмыкнул.
Сначала нехватка самых простых и обыденных вещей вгоняла в тоску, потом, когда обжился, когда появилось свободное время, всё откладывал на потом, а сейчас уже привык к тому, что есть, и ничего не хотел менять.
Провел ладонью по невыглаженной, шероховатой и пористой стене кухни...
Как трудно всё это строилось!.. После заброски сюда работал, не разгибая спины, спал практически в Лесу, видя в ночном небе звезды сквозь кроны деревьев, и ждал, пока выделенная немногочисленная колония строительной смеси взрастит купол его дома.
«Вы люди военные, привычные к невзгодам походной жизни, - вещал только-только ставший во главе форума стейтов Дукс, - вам не привыкать! Ресурсы Леса-Прародителя ограничены! Мы все должны ценить его дары и бережно относиться ко всему, что нам даёт наш мир! Больше строительной биомассы, чем положено на одного человека, Эрвин вам выделить не могу, вас и так много. Поэтому находите возможности сами, изыскивайте внутренние резервы. Любое дерево гигантского клёна даст вам свои листья. Не пропадёте!»
В чём-чём, а в этом старый мухомор оказался прав – не пропали.
Листья приходилось таскать на драконихе, привязывая их к гондоле. Бедняга Санна! Хотя, если смотреть с другой стороны, то ей повезло. Ей повезло, как не повезло большей части боевых драконов - её удалось. Но видеть, как она, будто простая наземная ящерица, таскает на себе материалы, чтобы построить хоть какое-то жилище для человека, - было непросто. Это было... унизительно! Это как тончайшими лабораторными приборами обтёсывать стены нового купола. Боевой дракон, а работает как простой извозчик!
Но каждый раз, как сжималось сердце при погрузке или разгрузке старушки Санны, Эрвин говорил себе - она жива, вот что главное. А ведь многим товарищам, выбравшим жизнь в стейтах, пришлось собственными руками убить своих драконов. А что такое убить дракона для воина? Это значило предать дружбу, боевое товарищество, предать себя...
Ему не пришлось, но свою цену Эрвин тоже заплатил, и потому строил свой первый купол на отшибе континента, где людей на ближайшие десятки миль нет, в Холодных Северных Лесах, и не потому, что нашел пару. Просто ему выделили этот участок как самый дальний от Центра.
Как ни странно, но самому было не так больно возвращаться к тому, что знал с детства. Легко вспомнились отцовские уроки, и Эрвин разводил оранжерею с домашними растениями, которые, он знал, при должном уходе в состоянии его прокормить. И потому упорно копался в земле. А ещё - выращивал и воспитывал бытовых животных себе в помощь, растрачивая даровую и никому теперь ненужную сiлу. Занимаясь этой работой, легко было себя обмануть, сказав: что ж такого? Бывает. Просто поменялась служба.
А вот за Санну было обидно.
На участке, нарезанного ему для «охраны от пожаров», далеко за Срединными Альпами, такими высокими, что даже легкокрылая Санна предпочитала обогнуть их, чем перелетать поверх, гигантские клёны не росли. Слишком уж для них был суровый климат - сказывалась близость Северного Полярного острова.
И когда Эрвин это понял, то слова Дукса о том, что любое дерево клёна подарит им свои листья, наполнились новой унизительной издёвкой. Любое дерево, до которого ещё лететь и лететь. А с первого же дня ссылки нужно было отправлять отчёты в Центр, лично Дуксу, о том, что возгораний Леса нет. И никого не интересовало, что новому "пожарному" где-то надо жить, чем-то питаться, но если двое суток от него не прилетел голубь с почтой, то к нему прилетали подручные главы и без разбирательств уничтожали и самого Эрвина, и Санну.
Вот и приходилось выкручиваться - летать в более южные широты и работать на сборе листьев, чтобы взять пару из них в оплату. Этот ресурс Леса был слишком ценен, чтобы раздавать его просто так всем желающим, поэтому существовало правило: хочешь получить - отработай. В этом тоже была издёвка - любое дерево могло дать свои листья, да только не дерево решало давать или нет.
И человек с драконом отрабатывали - Эрвин грузил, она таскала. Потом летели к своему участку Леса с одним листом побольше или несколькими поменьше, что давали в оплату, разгружались, патрулировали, отправляли весть, что всё тихо, и летели обратно в южные широты. И снова грузили, таскали, складывали...
Вот так Эрвин обзавёлся первой партией листьев, из которых потом сделал стол, три стула и кое-какую другую мебель. Самые первые заработанные листья, сложенные шатром, какое-то время служили ему домом. Именно они, неправильно высушенные и необработанные сразу же после сбора, потеряли форму и ни на что больше не годились.
И когда пришлось ими топить, чтобы обогреть оранжерею с молодыми и ещё слишком ранимыми растениями, в душе разгоралась горечь - Санна, боевой дракон, товарищ по воинской службе, таскала дрова, дрова невероятной ценности!..
Когда друзья только-только привезли душевого зверя, он был маленьким, с ладонь взрослого мужчины. Его глаза-щелочки подслеповато смотрели на непонятный мир, большой рот чмокал толстыми губами, а сам сонно тянулся к Эрвину, взмокшему после пробежки по Лесу, своей влажной кожей заставляя малютку волноваться.
И отверстие тогда в крыше сделали маленькое, чтобы рыхлая полая тушка не могла провалиться внутрь. А теперь? Раздобрел водяной - на полкрыши разросся, и воду льёшь-льёшь, а она всё не заканчивается.
Эрвин боролся с жалостью к животным. Разум твердил, что перекармливать их сiлой - и младенцу известно - не на пользу, это баловство. А не мог пройти мимо и не угостить каждого. А всё оттого, что вполне представлял, насколько была бы безрадостна жизнь без них.
Мелькнула рациональная мысль искупать Арту, но пришлось отказаться от неё как от недружественной - страдающая кошачья морда, заглянувшая в душевую из-за перегородки, и новый скрипучий, наполненный укоризной крик напомнили одному медлительному человеку о его жестокости.
Не то, чтобы Эрвин почувствовал себя экзекутором, пытающим животное голодом - всё же рысь не выглядела недокормленной, - но вот чувство, что подводит друга своими задержками, заставило поторопиться. Впрыгнул в свежую одежду, а вчерашнюю побыстрее запихнул в стиральный бак: не забыть бы вечером вытащить и развесить для проветривания – стиральные бактерии оставляли неприятный кислый запах, очищая одежду.
Арта ждала преданно, хоть и нетерпеливо - переминалась с лапы на лапу, недовольно топорщила усы, но не спускалась. Но стоило Эрвину появиться из-за перегородки, как желтая тень метнулась вниз, к кухне. И человек, чуть придержавшись за лианную веревку, спрыгнул за ней следом.
Проходя на кухню через оранжерею, остановился возле персикового деревца. Самый нижний плод уже созрел и просто просился в ладонь. Эрвин подержался за него, тронул пальцем нежный пушок на боку и… не сорвал. Сладкое было его слабостью. А слабости нужно, если не искоренять, то уж контролировать точно. И поэтому он отказал себе в лакомстве: самодисциплину никто не отменял.
Бросив прощальный взгляд на фиолетовый бок персика, пошел дальше. Провел рукой по острым усам колосьев пшеницы - вот то, что нужно сейчас. В зернах много белка и клетчатки, а растут они быстро. Мужчина ножом срезал колосья, собрал их в охапку. И, как всегда, позаботился о завтрашнем дне: отшелушил и сразу же воткнул в землю несколько спелых зернышек, полил усиленной водой из развешенных там и тут сосудов.
Арта боднула под колено, и Эрвин покачнулся и чуть не рассыпал спелые колосья. Шикнул на рысь и всё же добавил каплю сiлы в новый посев – следующий урожай поспеет уже через неделю .
На небольшой кухне, занимавшей всё основание дома-купола, царил идеальный порядок. Привычка к порядку ещё с воинской службы в этой непроглядной череде одинаковых дней стала якорем, базой, на которой строился быт.
Для Арты, ну и для себя, конечно, в холодной кладовке Эрик взял мясо, что осталось после последней охоты. Постоял над полкой, вспоминая, как здорово они в прошлый раз порезвились и как удачно поохотились. Как плыли на Северный Полярный остров наперегонки, вода с каждым движением рук становилась всё холоднее, обжигая кожу, а над ними летела его дракониха. И в её клекоте слышался такой же, как в их дружеской компании, смех.
Сколько можно маяться? Надо взять себя в руки и перестать хандрить!
Эрвин вздохнул и быстро приготовил завтрак – дела не ждали: сегодня нужно осмотреть свой участок Леса, проверить нет ли где возгораний, зафиксировать это в отчете и отослать его в Центр, гранд-шефу. Руки занимались привычным делом – чистили, нарезали, мыли, - а в голове роились хмурые мысли об этих отчётах. Какая же цукканова чушь! Будто старый червивый гриб, глава Дукс, будет читать проклятые отчёты!
Руки тонко шинковали мясо, поливали его соком лимона, потом, когда над блюдом закурился парок, - соком красного перца, присыпали ароматными травами и через пятьдесят ударов сердца – сбрызнули молоком одуванчика, чтобы нейтрализовать лимон и перец. Нос уловил, как изменился запах мяса – уже пахло съедобным, вкусным, и уже слюна наполняла рот.
Ногой приходилось придерживать Арту, которая с пола пыталась дотянуться и стащить вкусненькое со стола – она тоже любила мясо с едкими соками и молоком одуванчика. Но Эрвин почти не обращая на неё внимания, продолжал резать плоды и травы, чистить злаки, поливать всё липким приятно пахнущим белковым киселём.
А в голове - Центр, Дукс, служба, жители Леса...
И только когда микроволновка забарахлила, Эрвин вернулся из мыслей о бессмысленности службы на свою кухню. И дети знали, что в Великом Лесу-Прародителе, в Лесу, который разумен настолько, насколько может быть разумен огромный живой и сложный организм, состоящий из разумных людей, неразумных животных и растений, пожара быть не может. И зачем защищать Лес, если он не может загореться? Цуккана тебе на голову, трусливый ржавый гриб Дукс!
Микроволновка лежала на узеньком кухонном столе и не желала открывать рот, косясь на хозяина. Не помогли ни капля сiлы, ни щекотка под носом, отчего эта братия морщилась, но мигом открывала греющую полость. Подступало раздражение от голода, да ещё и Арта… А где Арта?
Эрвин оглянулся – зверя не было. Только что терлась о ноги, мурчала и пыталась острым когтем утащить со стола пласт мяса, а сейчас пропала. Ни под столом, ни под стульями, ни в холодной кладовке за неплотно прилегавшей перегородкой её не было видно. В душе привычное уныние всё отчётливее перерастало в мрачное злое раздражение. Мало было упрямой микроволновки, так ещё и что-то напортит голодная рысь!
Но не успел Эрвин не только разозлиться как следует, но даже двинуться с места, как большая жёлтая кошка свалилась откуда-то сверху на хозяина, едва не опрокинув столик. Но её всаженные прямо под хвост зверю-разогревателю когти произвели нужный эффект - может, от боли, а может, и от неожиданности, упрямец всё-таки распахнул рот.
А Эрик на рефлексах среагировал на внезапное движение - резко задвинул в открытую пасть блюдо с едой. Микроволновка с несвойственным ей хищным щелчком захлопнула рот, нахмурила свою обычно мало эмоциональную морду и стала краснеть, немного раздуваться и мелко подрагивать. Процесс пошел - зверь прогревал пишу, создавая микровибрации, а значит, завтрак сегодня всё же будет.
Эрик почесал свою верную помощницу за развесистым ухом и снял её со стола. Всегда думал о ней, как о маленьком несмышлёном котёнке, а она снова и снова удивляла и радовала своей сообразительностью и преданностью.
Морда, которую Арта немного отвернула в сторону, чтобы подставить шею под ласку, была довольная, глаза блаженно прищурены, хриплое мурчание наполняло всю кухню, забиваясь, казалось, под потолок и добавляя дрожи к той, что уже выдавала микроволновка.
Эрвин посадил помощницу на сиденье у стола и как приз отдал ей образки мяса. Рысь больше любила приготовленное мясо - вот ведь испорченное цивилизацией зверьё! - но сейчас и от сырого не отказалась.
И Эрвин снова засомневался – ему ли она помогала? Может, просто очень хотела есть? Нарезая зелень, мужчина поглядывал на упрямую микроволновку - не прекратит ли она вибрировать раньше времени? Но нет, она работала исправно. Всё ещё с опаской щелкнул её по носу, подсказывая, что пора остановиться. Но любимая кухонная помощница больше не упрямилась и исправно открыл рот. Всё же когти рыси под хвостом хоть и жесткий, но эффективный способ лечения своевольных нагревателей еды...
Эрвин вынул блюдо и переставил его на стол. По кухне поплыл волнующий аромат маринованного запечённого мяса.
Арта потянула к блюду морду, жадно втягивая воздух носом и топорща усы, но воспитанно сидела неподвижно, будто вырезанная из редкой породы дерева, и прищурившись наблюдала как большая половина перекладывается на другое блюдо. Хоть она и маленькая, хоть и вредная, а есть ей нужно не меньше, чем человеку. Только ей удобнее это делать внизу, и потому Эрвин поставил посудину на пол, а сам уселся за стол.
Арта мягко спрыгнула со стула. Смотреть на то, как она ест, можно было бесконечно: аккуратно, неспешно, наклоняя голову то вправо, то влево, смакуя и жмурясь от удовольствия. Такому аппетиту можно было позавидовать. Опять тяжкий вздох сожаления вырвался мимо воли: как бы Эрвин ни хотел есть, так наслаждаться едой у него не получалось.
Подцепляя палочками еду и неспешно прожёвывая, он размышлял о том, что его Арта - идеальный напарник. Ест то же, что и он, условий особых не требует, тренируются они вместе. Зверь понимает его, как никто. Хотя как раз это и не удивительно – рядом никого больше и нет. На службе, опять же, помогает.
Служба... Какая это служба? Опять мысли свернули не туда, и тоска приливной волной залила душу бывшего воина. Нет, не надо об этом. Лучше думать о своей Арта – его спасении. Без неё Эрвин вообще зачах, как ветка без Леса. И вот ещё что хорошо - не болтает много. Совсем не болтает...
А так иногда хочется не только самому говорить, но и послушать кого-то!
Странно это.
Много лет назад Эрвин страдал от многословия людей, окружавших его, мечтал уйти в рейд и отдохнуть в тиши и одиночестве. А теперь с тоской смотрит на молчаливое животное, свою рысь, и мечтает, чтобы она заговорила. Как меняется жизнь: мечта осуществилась, а он не рад.
Эрвин невесело усмехнулся. Прожевал последние зерна и отнёс блюдо к мойке. Арта подняла голову, проследив за его движением, облизнулась и продолжила есть. Она всегда это делала медленнее и "вкуснее" человека. Да её просто можно было брать за образец того, как надо наслаждаться жизнью – хоть едой, хоть игрой, хоть Лесом, хоть полётом.
А Эрвин не мог. Не мог и не хотел наслаждаться всем этим, и от этого ещё сильнее мучился.
Огляделся – кухонька небольшая, небогатая, за стенами - оранжерея. Маленькое темноватое помещение, скобы у самой холодной кладовки ведут на второй уровень, мебели минимум, утварь - только самая необходимая, а много необходимого и вовсе нет.
Мужчина хмыкнул.
Сначала нехватка самых простых и обыденных вещей вгоняла в тоску, потом, когда обжился, когда появилось свободное время, всё откладывал на потом, а сейчас уже привык к тому, что есть, и ничего не хотел менять.
Провел ладонью по невыглаженной, шероховатой и пористой стене кухни...
Как трудно всё это строилось!.. После заброски сюда работал, не разгибая спины, спал практически в Лесу, видя в ночном небе звезды сквозь кроны деревьев, и ждал, пока выделенная немногочисленная колония строительной смеси взрастит купол его дома.
«Вы люди военные, привычные к невзгодам походной жизни, - вещал только-только ставший во главе форума стейтов Дукс, - вам не привыкать! Ресурсы Леса-Прародителя ограничены! Мы все должны ценить его дары и бережно относиться ко всему, что нам даёт наш мир! Больше строительной биомассы, чем положено на одного человека, Эрвин вам выделить не могу, вас и так много. Поэтому находите возможности сами, изыскивайте внутренние резервы. Любое дерево гигантского клёна даст вам свои листья. Не пропадёте!»
В чём-чём, а в этом старый мухомор оказался прав – не пропали.
Листья приходилось таскать на драконихе, привязывая их к гондоле. Бедняга Санна! Хотя, если смотреть с другой стороны, то ей повезло. Ей повезло, как не повезло большей части боевых драконов - её удалось. Но видеть, как она, будто простая наземная ящерица, таскает на себе материалы, чтобы построить хоть какое-то жилище для человека, - было непросто. Это было... унизительно! Это как тончайшими лабораторными приборами обтёсывать стены нового купола. Боевой дракон, а работает как простой извозчик!
Но каждый раз, как сжималось сердце при погрузке или разгрузке старушки Санны, Эрвин говорил себе - она жива, вот что главное. А ведь многим товарищам, выбравшим жизнь в стейтах, пришлось собственными руками убить своих драконов. А что такое убить дракона для воина? Это значило предать дружбу, боевое товарищество, предать себя...
Ему не пришлось, но свою цену Эрвин тоже заплатил, и потому строил свой первый купол на отшибе континента, где людей на ближайшие десятки миль нет, в Холодных Северных Лесах, и не потому, что нашел пару. Просто ему выделили этот участок как самый дальний от Центра.
Как ни странно, но самому было не так больно возвращаться к тому, что знал с детства. Легко вспомнились отцовские уроки, и Эрвин разводил оранжерею с домашними растениями, которые, он знал, при должном уходе в состоянии его прокормить. И потому упорно копался в земле. А ещё - выращивал и воспитывал бытовых животных себе в помощь, растрачивая даровую и никому теперь ненужную сiлу. Занимаясь этой работой, легко было себя обмануть, сказав: что ж такого? Бывает. Просто поменялась служба.
А вот за Санну было обидно.
На участке, нарезанного ему для «охраны от пожаров», далеко за Срединными Альпами, такими высокими, что даже легкокрылая Санна предпочитала обогнуть их, чем перелетать поверх, гигантские клёны не росли. Слишком уж для них был суровый климат - сказывалась близость Северного Полярного острова.
И когда Эрвин это понял, то слова Дукса о том, что любое дерево клёна подарит им свои листья, наполнились новой унизительной издёвкой. Любое дерево, до которого ещё лететь и лететь. А с первого же дня ссылки нужно было отправлять отчёты в Центр, лично Дуксу, о том, что возгораний Леса нет. И никого не интересовало, что новому "пожарному" где-то надо жить, чем-то питаться, но если двое суток от него не прилетел голубь с почтой, то к нему прилетали подручные главы и без разбирательств уничтожали и самого Эрвина, и Санну.
Вот и приходилось выкручиваться - летать в более южные широты и работать на сборе листьев, чтобы взять пару из них в оплату. Этот ресурс Леса был слишком ценен, чтобы раздавать его просто так всем желающим, поэтому существовало правило: хочешь получить - отработай. В этом тоже была издёвка - любое дерево могло дать свои листья, да только не дерево решало давать или нет.
И человек с драконом отрабатывали - Эрвин грузил, она таскала. Потом летели к своему участку Леса с одним листом побольше или несколькими поменьше, что давали в оплату, разгружались, патрулировали, отправляли весть, что всё тихо, и летели обратно в южные широты. И снова грузили, таскали, складывали...
Вот так Эрвин обзавёлся первой партией листьев, из которых потом сделал стол, три стула и кое-какую другую мебель. Самые первые заработанные листья, сложенные шатром, какое-то время служили ему домом. Именно они, неправильно высушенные и необработанные сразу же после сбора, потеряли форму и ни на что больше не годились.
И когда пришлось ими топить, чтобы обогреть оранжерею с молодыми и ещё слишком ранимыми растениями, в душе разгоралась горечь - Санна, боевой дракон, товарищ по воинской службе, таскала дрова, дрова невероятной ценности!..
