В столовой за столом, на котором кое-где был перевёрнута посуда, братьев не было, а отец и мачеха разговаривали. Судя по тону, разговор был неприятный. Отец что-то раздосадовано выговаривал, а Валента молчала, низко наклонив голову к сцепленным в замок рукам.
Значит, не совсем он беспомощный, может и приструнить эту мегеру, подумалось мне со злорадством. При виде меня отец расплылся в улыбке, а в глазах появилась тревога, а потом вопрос.
- Там авария, - махнула я на потолок. - Всю комнату залило. Так что я обратно, к Ларе.
- Инья! – Огорчённая гримаса снова сделал его похожим на ребёнка, большого грустного ребёнка. Он встал и пошёл ко мне, протягивая руки. - Ну как же... Будто мы тебя выставляем из дома! У нас же есть гостевые комнаты, останься.
Прости, отец, но после всего, что я увидела и услышала, нет, не хочу. Это были всего лишь мысли, а вслух я сказала:
- Есть место в "Волшебстве..." для меня?
- Инья, - он выпятил вперёд губы, всем своим видом демонстрируя сожаление, - я не один принимаю решения. Да у нас и мест нет совсем…
Косой взгляд на Валенту помог мне понять то, что и так было ясно.
- Жаль. Поеду я. У меня тут и вещей нет никаких.
Обняла отца на прощанье и ушла.
- И что теперь? - В отчаянии я стукнула кулаком по подушке, с которой обнималась, сидя на диване.
Вчера вечером я лежала здесь же, свернувшись в нервный клубок, зажав ладони между колен, и рассказывала Ларе обо всём, что произошло в доме отца. Она сидела рядом, слушала и гладила по волосам. Почти не говорила, только угукала иногда согласно или кивала. Но даже этого мне, уставшей и невыспавшейся, хватило, чтобы успокоиться, расслабиться и незаметно провалиться в сон. Такой глубокий, что проснулась я только утром под теплым пледом от запаха чего-то невероятно вкусного, чего уже и не помню, когда пробовала последний раз – блинчиков.
И вот, позавтракавшие и довольные, мы сидели на том же самом диване, что дал мне приют на эту ночь, и думали о том, о чем не успели вчера.
- Я должна там работать! Эту компанию создали мои родители! Как можно мне отказать?! – повторяла снова и снова стукала кулаком по подушке, пытаясь свыкнуться с мыслью, что мне, по сути, отказали в работе в собственной компании.
Почему-то пропали все слова и умные мысли, и я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. И снова думала, что произошедшее – дурной сон, такого просто не может быть. И ничего не приходило на ум о том, что делать дальше.
- Так плохо думается, - недовольно пробурчала Лара, косясь на мой сжатый кулак, встала и взяла в руки стопку одежды: она собиралась в дорогу – завтра ей на работу, в столицу. А мне оставаться здесь.
Я молча наблюдала за её хождением туда-сюда, копанием в шкафах и частично заполненных сумках. Она невнятно бормотала и строила гримасы, и даже не подозревала, как забавно выглядит. Я прятала улыбку, наблюдая знакомую с детства плотную фигурку, жесты и мимику. Я ведь даже не понимала, как скучала по ним!
В эти радостные чувства примешивались грустные мысли: работы нет, скромная сумма, накопленная за время учёбы и изрядно подъеденная последними событиями скоро закончится и… что тогда? Писать отцу и просить? О чем? «Папа, дай денег»?
- Ну не мальчишкой же тебе переодеваться, чтобы устроиться курьером? – пробурчала Лара своему свитеру, который никак не хотел красиво улечься в распахнутый зев оранжевой сумки.
Ну да, в Ратии мальчишка-курьер найдёт себе заработок быстрее, чем женщина, даже если у неё будет три образования. Даже пословица такая есть: мальчишке легче прокормить мать, чем наоборот.
Я отложила подушку, встала и подошла к зеркалу. Закрутила на затылке волосы, повертелась то в одну, то в другую сторону. А потом через зеркало увидела Лару. Она застыла, будто упёрлась в стену, и ошалело смотрела на меня. Одним движением мы повернулись друг к другу: она – резко бросив упирающийся свитер поверх сумки, а я - отпустив волосы, которые рассыпались по плечам. И уставились друг на друга.
- Мы тебя устроим в «Волшебство» под видом другого человека! – сказала она.
- Переоденусь и пойду работать курьером! – сказала я.
Мы заулыбались сходству мыслей, а потом рассмеялись. Плюхнулись на диван и, перебивая друг друга, стали обсуждать нашу общую идею: я рассказывала, как переоденусь парнем и приду наниматься курьером, а Лара спорила, требуя не ограничиваться низкой должностью.
Вдруг, просияв как первый луч восходящего солнца, она выдала:
- Оспо! Мы отправим в "Волшебство" оспо!
Это было неожиданно. Я захлопала глазами, пытаясь представить себя в виде оспо и это оспо – в «Волшебстве», а Лара уже забегала по комнате, открывая комм. По очереди соединилась с каждой из своих нанимательниц и, поздоровавшись и поинтересовавшись делами воспитанниц (при этом всё время махала на меня рукой, чтобы я не вздумала говорить), сообщила, что ещё по крайней мере один день не выйдет на работу.
- Ла-ра! Что ты делаешь? – прошипела я между звонками.
Жертвовать Ларочкиным заработком казалось чрезмерным, тем более я знала, что не забавы ради и не из-за любви к педагогике и детям подруга работает на целых трёх работах. Уже то, что она поселила меня у себя - огромная помощь, и рассчитывать на что-то большее я не могла, не почувствовав себя свиньёй.
- Что ты задумала? – пыталась я удержать её руку, снова летающую над виртуальной клавиатурой.
Она только отмахивалась, приговаривая:
- Подожди минутку, ещё один важный вызов. – И тут же радостно возвестила: - Здоров, Олесь! Как твоя старость?
- Нормально. И не такой уж старый, – ответил ей усталый мужской голос с искрами былого задора. И проворчал недовольно: – Почему ты никак не запомнишь, что я всего на два года старше тебя? Как сама? Столицу покорила?
- Да почти, всё там же, - ответила Лара со смешком. - Олесь, я по работе. У меня тут появилось на горизонте одно оспо. Можешь по базе посмотреть, "Волшебство в подарок" давно брало кого-нибудь на стажировку?
Пользуясь паузой, пока неизвестный Олесь пробивал по базе компанию моего отца, я, не ожидавшая такого бурного развития событий, хватания быка за рога и прочие поспешности, решительно набрала воздуха, чтобы остановить понёсшуюся вскачь ситуацию. Но жестковатая ладонь приостановившейся на секунду Лары просто закрыла мне рот, придавив голову к спинке дивана. А её сурово нахмуренная бровь только подтвердила приказ: «Молчи и не дёргайся!»
Я распахнула глаза и подняла руки – сдаюсь. Лара отняла ладонь от моего лица и снова заходила по комнате. Из динамика послышалось шуршание и:
- Да, шесть лет и десять месяцев. Документы у него есть? А путёвку сама напишешь?
Я растопырила в ужасе глаза. А Лара, показав мне, нервно ёрзающей по дивану, кулак, потребовала:
- Путёвку-то я напишу. Только, Олесь, какие там документы? Оно из интерната. Ты закинь мне бланки – справку, направления на работу, что там ещё? Я заполню, и сама дитятко отведу. За ручку.
И на меня посмотрела, высоко задрав бровь. Понятно — последнее было сказано уже для меня.
Если оспо было из интерната, это значило, что его бросили родители. Именно древнее суеверие, что подобные дети приносят в дом беду, в далёкие времена приводило к сиротству при живых родителях. Но, хоть времена и поменялись, до сих пор находились люди, которые отказывались от ребёнка, как только становилось понятна его принадлежность к среднему полу.
Интернатовские оспо были совсем робкими, требовали более длительной адаптации, труднее и позже своих собратьев находили себя. А главное, у них вместо документов была справка с временными именем и фамилией, порой совершенно случайными, а потому - нелепыми.
Олесь помолчал, видимо, досадуя на родителей-мракобесов, и строго сказал:
- Лара, это бланки строгой отчётности, с печатями и голографией, имей в виду.
- Да, я помню. Ты все голограммы и печати поставь и отправь мне по пневмо.
Неизвестный Олесь уточнил:
- Какая пневмопочта? А если письмо кому-то в руки попадёт, пока ты будешь до пункта приёма бежать?
Лара расплылась в довольной улыбке.
- У меня пневмо прямо в квартире. Но можешь документы вложить в самоуничтожающуюся капсулу, чтобы спокойно спать всю оставшуюся жизнь. Ты, главное, помни, ради какой цели все мы работаем.
- Обижаешь, Лара, я помню, - протянули в динамике комма. - Давай координаты.
И как только подруга продиктовала куда отсылать капсулу, связь прервалась.
Квартира у Лары была старая. Здесь жила ещё семья её дедушки, который служил в городской управе на высокой должности как раз в то время, когда пневмо вошло в моду. Не знаю, много ли почты ему слали таким образом, но этот канал связи, проведенный напрямую в квартиру, в своё время говорил о высоком статусе хозяина и являлся поводом для гордости.
Сейчас пневмо не пользовались — были более удобные коммы, которые заменяли все: и почту, и копиры, и аппараты для печати. Но линии пневмопочты никто не стал трогать просто потому, что затраты на содержание были ниже затрат на демонтаж. И из ситуации вышли самым простым и привычным для Ратии способом - пневмо причислили к традициям и оставили, ведь сохранение традиций в Ратии тоже было традицией.
Лара, кстати, была тому живым подтверждением не только в части пневмопочты.
Она, будучи дипломированной учительницей и обладая крохами магии внушения, найти работу в обычной школе не могла, но как гувернантка была потрясающе востребована - работала в трёх семьях: в одной с утра, в другой после обеда, а в третьей появлялась по графику два раза в неделю на два часа.
Чтобы её привлечь и удержать, первая хозяйка предоставила ей одну из комнат своего особняка для проживания (бесплатно!), вторая - выплачивала её кредит за м-кар сверх жалованья. Третья же, та, у которой Лара появлялась два раза в неделю, помимо почасовой оплаты, оплачивала зарядные кристаллы для м-кара, экономя время на перемещение от одного места работы до другого.
А всё почему? Потому что доверить воспитание девочек мужчинам эти три матери не могли, а найти не просто няню, а именно гувернантку, которая давала бы детям знания, в столице было сложно. И, что самое интересное, таких мам было много и с каждым годом их количество в столице только росло. В провинции, впрочем, тоже.
Ловушка традиций была в том, что так высоко ценимую квалификацию получить в Ратии Лара не смогла бы по той же причине, что и я: женских Высших школ у нас просто не было. По традиции удел женщины — семья и домашнее хозяйство. Но вопреки традициям многие матери хотели дать дочерям больше, чем простые сведения из области домоводства, и потому Лара была нарасхват.
Пока капсула летела к нам по пневмоканалам, Лара, радостно посверкивая глазами, вещала:
- Переоденем тебя в оспо, обучим их манерам и поведению, позвоним в "Волшебство" от имени агентства социальной адаптации, вынудим их взять тебя хотя бы временно, ты идешь туда, устраиваешься, работаешь, получаешь честно заработанные денежки, заодно вскрываешь козни мачехи, и вуаля - проблема решена!
- Такие вещи нужно обсуждать! – кричала я. – Заранее, а решать без меня.
- Ребёнок, не кричи. – Лара недовольно хмурилась, глядя на меня нервно грызущую уголок диванной подушки.
- Как это провернуть?! Мы не придумали, не проговорили! Сколько там подводных камней. А ты даже не дала мне свыкнуться с мыслью стать оспо!
Особи среднего пола давно не считались уродами, но всё же в определённые предубеждения сохранились, и я с трудом представляла себе модели поведения оспо-переростка в среде офисного планктона. Да! Я была не готова играть эту роль!
И то, что подруга не оставила мне времени, выводило мои просто опасения на уровень паники.
- И время… - стонала я, - у нас совсем нет времени!
- Я тебе всё расскажу и покажу, - бурчала Лара, а тарелка за тарелкой с недовольным звоном ложились на столешницу рядом с мойкой.
- Но ведь всего сутки! Ла-ра! Разве можно за сутки всё успеть? – сжала я подрагивающие руки в кулаки.
- У нас нет другого выхода, - проговорила она, перетирая полотенцем тарелки, которые никогда в жизни не видели такого к себе отношения.
- А документы? – прикрыла я глаза, замерев от ужаса. – Лара, что будет если поймут, что я не оспо? Если меня поймают? Или тебя? Это же фальшивые документы! У тебя заберут диплом, и ты не сможешь больше работать!
Она резко отвернулась от натёртой до небывалого блеска посуды и вскинула голову. Увидев её слёзы, я подавилась словами и бросилась к ней. Обняла, прижалась и всё бормотала: «Ларочка, прости, прости, прости!» - пока не почувствовала на своей спине её ладони.
- Чем могу помочь, тем и помогаю, - проговорила она, шмыгнув носом и отстраняясь. Она снова была моей няней – не мягкой и не доброй, про каких рассказывают в сказках, а решительной и требовательной, какой она научила быть и меня. – У нас всё получится!
Я знала почему она так говорила – она считала себя многим обязанной моей матери, и в память о ней готова была рисковать. Но я-то не хотела таких жертв и рисков!
Лара остались вдвоём с бабушкой, когда ей исполнилось только одиннадцать. Ей пришлось идти работать.
Кем девочка в таком возрасте могла работать? На прямой вопрос никто мне так и не ответил, и о том времени Лара вообще никогда не говорила, а если я пыталась расспросить, замыкалась. Знаю только, что моя мама вытащила её из какого-то ужасного места и взяла к нам, няней для меня, но с одним единственным условием - закончить среднюю школу.
Днём она возилась со мной – кормила, гуляла, читала мне книжки, а потом занималась. Я хорошо помню, как просыпаясь после дневного сна, видела Лару, склонившейся над книгами и тетрадками, молчаливую и серьёзную, сердито грызущую от напряжения ручку.
Ещё помню, как она нервничала перед экзаменами за среднюю школу, а я не могла этого понять – я готовилась в первый класс. А когда она сдала экзамены, а меня приняли в школу, мы это праздновали. Мама пригласила весёлого клоуна, который устроил маленькое представление с живыми мыльными пузырями и бегающими серебристыми огоньками. Мне ужасно понравилось, и я попискивала от восторга и совсем не понимала, почему не радуется Лара. Она только скупо улыбалась, глядя на чудеса, показанные клоуном.
Мама уже потом мне шепнула почему - ровесники Лары в это время уже заканчивали обучение в высших школах.
Она закончила свою высшую школу, не с красным тубусом, как я – ей приходилось подрабатывать, и не все преподаватели входили в положение, - но её крохотный дар убеждения был прекрасной рекомендацией в профессию. И теперь она зарабатывала столько, что могла себе позволить через какое-то время вернуться из столицы в Ядицу, жить в своей квартире и, не сильно напрягаясь, давать уроки девочкам из богатых семей.
И авантюра с переодеванием в оспо не стоила того риска. Но подруга вдруг улыбнулась и удивительно мягко для неё сказала:
- Правда, мне ничего не грозит.
В комнате громко вздохнула широкая труба, и металлический звон возвестил о том, что почта прибыла. Лара подняла указательный палец, прислушиваясь:
- Идём, я тебе покажу.
Значит, не совсем он беспомощный, может и приструнить эту мегеру, подумалось мне со злорадством. При виде меня отец расплылся в улыбке, а в глазах появилась тревога, а потом вопрос.
- Там авария, - махнула я на потолок. - Всю комнату залило. Так что я обратно, к Ларе.
- Инья! – Огорчённая гримаса снова сделал его похожим на ребёнка, большого грустного ребёнка. Он встал и пошёл ко мне, протягивая руки. - Ну как же... Будто мы тебя выставляем из дома! У нас же есть гостевые комнаты, останься.
Прости, отец, но после всего, что я увидела и услышала, нет, не хочу. Это были всего лишь мысли, а вслух я сказала:
- Есть место в "Волшебстве..." для меня?
- Инья, - он выпятил вперёд губы, всем своим видом демонстрируя сожаление, - я не один принимаю решения. Да у нас и мест нет совсем…
Косой взгляд на Валенту помог мне понять то, что и так было ясно.
- Жаль. Поеду я. У меня тут и вещей нет никаких.
Обняла отца на прощанье и ушла.
ГЛАВА 6
- И что теперь? - В отчаянии я стукнула кулаком по подушке, с которой обнималась, сидя на диване.
Вчера вечером я лежала здесь же, свернувшись в нервный клубок, зажав ладони между колен, и рассказывала Ларе обо всём, что произошло в доме отца. Она сидела рядом, слушала и гладила по волосам. Почти не говорила, только угукала иногда согласно или кивала. Но даже этого мне, уставшей и невыспавшейся, хватило, чтобы успокоиться, расслабиться и незаметно провалиться в сон. Такой глубокий, что проснулась я только утром под теплым пледом от запаха чего-то невероятно вкусного, чего уже и не помню, когда пробовала последний раз – блинчиков.
И вот, позавтракавшие и довольные, мы сидели на том же самом диване, что дал мне приют на эту ночь, и думали о том, о чем не успели вчера.
- Я должна там работать! Эту компанию создали мои родители! Как можно мне отказать?! – повторяла снова и снова стукала кулаком по подушке, пытаясь свыкнуться с мыслью, что мне, по сути, отказали в работе в собственной компании.
Почему-то пропали все слова и умные мысли, и я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. И снова думала, что произошедшее – дурной сон, такого просто не может быть. И ничего не приходило на ум о том, что делать дальше.
- Так плохо думается, - недовольно пробурчала Лара, косясь на мой сжатый кулак, встала и взяла в руки стопку одежды: она собиралась в дорогу – завтра ей на работу, в столицу. А мне оставаться здесь.
Я молча наблюдала за её хождением туда-сюда, копанием в шкафах и частично заполненных сумках. Она невнятно бормотала и строила гримасы, и даже не подозревала, как забавно выглядит. Я прятала улыбку, наблюдая знакомую с детства плотную фигурку, жесты и мимику. Я ведь даже не понимала, как скучала по ним!
В эти радостные чувства примешивались грустные мысли: работы нет, скромная сумма, накопленная за время учёбы и изрядно подъеденная последними событиями скоро закончится и… что тогда? Писать отцу и просить? О чем? «Папа, дай денег»?
- Ну не мальчишкой же тебе переодеваться, чтобы устроиться курьером? – пробурчала Лара своему свитеру, который никак не хотел красиво улечься в распахнутый зев оранжевой сумки.
Ну да, в Ратии мальчишка-курьер найдёт себе заработок быстрее, чем женщина, даже если у неё будет три образования. Даже пословица такая есть: мальчишке легче прокормить мать, чем наоборот.
Я отложила подушку, встала и подошла к зеркалу. Закрутила на затылке волосы, повертелась то в одну, то в другую сторону. А потом через зеркало увидела Лару. Она застыла, будто упёрлась в стену, и ошалело смотрела на меня. Одним движением мы повернулись друг к другу: она – резко бросив упирающийся свитер поверх сумки, а я - отпустив волосы, которые рассыпались по плечам. И уставились друг на друга.
- Мы тебя устроим в «Волшебство» под видом другого человека! – сказала она.
- Переоденусь и пойду работать курьером! – сказала я.
Мы заулыбались сходству мыслей, а потом рассмеялись. Плюхнулись на диван и, перебивая друг друга, стали обсуждать нашу общую идею: я рассказывала, как переоденусь парнем и приду наниматься курьером, а Лара спорила, требуя не ограничиваться низкой должностью.
Вдруг, просияв как первый луч восходящего солнца, она выдала:
- Оспо! Мы отправим в "Волшебство" оспо!
Это было неожиданно. Я захлопала глазами, пытаясь представить себя в виде оспо и это оспо – в «Волшебстве», а Лара уже забегала по комнате, открывая комм. По очереди соединилась с каждой из своих нанимательниц и, поздоровавшись и поинтересовавшись делами воспитанниц (при этом всё время махала на меня рукой, чтобы я не вздумала говорить), сообщила, что ещё по крайней мере один день не выйдет на работу.
- Ла-ра! Что ты делаешь? – прошипела я между звонками.
Жертвовать Ларочкиным заработком казалось чрезмерным, тем более я знала, что не забавы ради и не из-за любви к педагогике и детям подруга работает на целых трёх работах. Уже то, что она поселила меня у себя - огромная помощь, и рассчитывать на что-то большее я не могла, не почувствовав себя свиньёй.
- Что ты задумала? – пыталась я удержать её руку, снова летающую над виртуальной клавиатурой.
Она только отмахивалась, приговаривая:
- Подожди минутку, ещё один важный вызов. – И тут же радостно возвестила: - Здоров, Олесь! Как твоя старость?
- Нормально. И не такой уж старый, – ответил ей усталый мужской голос с искрами былого задора. И проворчал недовольно: – Почему ты никак не запомнишь, что я всего на два года старше тебя? Как сама? Столицу покорила?
- Да почти, всё там же, - ответила Лара со смешком. - Олесь, я по работе. У меня тут появилось на горизонте одно оспо. Можешь по базе посмотреть, "Волшебство в подарок" давно брало кого-нибудь на стажировку?
Пользуясь паузой, пока неизвестный Олесь пробивал по базе компанию моего отца, я, не ожидавшая такого бурного развития событий, хватания быка за рога и прочие поспешности, решительно набрала воздуха, чтобы остановить понёсшуюся вскачь ситуацию. Но жестковатая ладонь приостановившейся на секунду Лары просто закрыла мне рот, придавив голову к спинке дивана. А её сурово нахмуренная бровь только подтвердила приказ: «Молчи и не дёргайся!»
Я распахнула глаза и подняла руки – сдаюсь. Лара отняла ладонь от моего лица и снова заходила по комнате. Из динамика послышалось шуршание и:
- Да, шесть лет и десять месяцев. Документы у него есть? А путёвку сама напишешь?
Я растопырила в ужасе глаза. А Лара, показав мне, нервно ёрзающей по дивану, кулак, потребовала:
- Путёвку-то я напишу. Только, Олесь, какие там документы? Оно из интерната. Ты закинь мне бланки – справку, направления на работу, что там ещё? Я заполню, и сама дитятко отведу. За ручку.
И на меня посмотрела, высоко задрав бровь. Понятно — последнее было сказано уже для меня.
Если оспо было из интерната, это значило, что его бросили родители. Именно древнее суеверие, что подобные дети приносят в дом беду, в далёкие времена приводило к сиротству при живых родителях. Но, хоть времена и поменялись, до сих пор находились люди, которые отказывались от ребёнка, как только становилось понятна его принадлежность к среднему полу.
Интернатовские оспо были совсем робкими, требовали более длительной адаптации, труднее и позже своих собратьев находили себя. А главное, у них вместо документов была справка с временными именем и фамилией, порой совершенно случайными, а потому - нелепыми.
Олесь помолчал, видимо, досадуя на родителей-мракобесов, и строго сказал:
- Лара, это бланки строгой отчётности, с печатями и голографией, имей в виду.
- Да, я помню. Ты все голограммы и печати поставь и отправь мне по пневмо.
Неизвестный Олесь уточнил:
- Какая пневмопочта? А если письмо кому-то в руки попадёт, пока ты будешь до пункта приёма бежать?
Лара расплылась в довольной улыбке.
- У меня пневмо прямо в квартире. Но можешь документы вложить в самоуничтожающуюся капсулу, чтобы спокойно спать всю оставшуюся жизнь. Ты, главное, помни, ради какой цели все мы работаем.
- Обижаешь, Лара, я помню, - протянули в динамике комма. - Давай координаты.
И как только подруга продиктовала куда отсылать капсулу, связь прервалась.
Квартира у Лары была старая. Здесь жила ещё семья её дедушки, который служил в городской управе на высокой должности как раз в то время, когда пневмо вошло в моду. Не знаю, много ли почты ему слали таким образом, но этот канал связи, проведенный напрямую в квартиру, в своё время говорил о высоком статусе хозяина и являлся поводом для гордости.
Сейчас пневмо не пользовались — были более удобные коммы, которые заменяли все: и почту, и копиры, и аппараты для печати. Но линии пневмопочты никто не стал трогать просто потому, что затраты на содержание были ниже затрат на демонтаж. И из ситуации вышли самым простым и привычным для Ратии способом - пневмо причислили к традициям и оставили, ведь сохранение традиций в Ратии тоже было традицией.
Лара, кстати, была тому живым подтверждением не только в части пневмопочты.
Она, будучи дипломированной учительницей и обладая крохами магии внушения, найти работу в обычной школе не могла, но как гувернантка была потрясающе востребована - работала в трёх семьях: в одной с утра, в другой после обеда, а в третьей появлялась по графику два раза в неделю на два часа.
Чтобы её привлечь и удержать, первая хозяйка предоставила ей одну из комнат своего особняка для проживания (бесплатно!), вторая - выплачивала её кредит за м-кар сверх жалованья. Третья же, та, у которой Лара появлялась два раза в неделю, помимо почасовой оплаты, оплачивала зарядные кристаллы для м-кара, экономя время на перемещение от одного места работы до другого.
А всё почему? Потому что доверить воспитание девочек мужчинам эти три матери не могли, а найти не просто няню, а именно гувернантку, которая давала бы детям знания, в столице было сложно. И, что самое интересное, таких мам было много и с каждым годом их количество в столице только росло. В провинции, впрочем, тоже.
Ловушка традиций была в том, что так высоко ценимую квалификацию получить в Ратии Лара не смогла бы по той же причине, что и я: женских Высших школ у нас просто не было. По традиции удел женщины — семья и домашнее хозяйство. Но вопреки традициям многие матери хотели дать дочерям больше, чем простые сведения из области домоводства, и потому Лара была нарасхват.
ГЛАВА 7
Пока капсула летела к нам по пневмоканалам, Лара, радостно посверкивая глазами, вещала:
- Переоденем тебя в оспо, обучим их манерам и поведению, позвоним в "Волшебство" от имени агентства социальной адаптации, вынудим их взять тебя хотя бы временно, ты идешь туда, устраиваешься, работаешь, получаешь честно заработанные денежки, заодно вскрываешь козни мачехи, и вуаля - проблема решена!
- Такие вещи нужно обсуждать! – кричала я. – Заранее, а решать без меня.
- Ребёнок, не кричи. – Лара недовольно хмурилась, глядя на меня нервно грызущую уголок диванной подушки.
- Как это провернуть?! Мы не придумали, не проговорили! Сколько там подводных камней. А ты даже не дала мне свыкнуться с мыслью стать оспо!
Особи среднего пола давно не считались уродами, но всё же в определённые предубеждения сохранились, и я с трудом представляла себе модели поведения оспо-переростка в среде офисного планктона. Да! Я была не готова играть эту роль!
И то, что подруга не оставила мне времени, выводило мои просто опасения на уровень паники.
- И время… - стонала я, - у нас совсем нет времени!
- Я тебе всё расскажу и покажу, - бурчала Лара, а тарелка за тарелкой с недовольным звоном ложились на столешницу рядом с мойкой.
- Но ведь всего сутки! Ла-ра! Разве можно за сутки всё успеть? – сжала я подрагивающие руки в кулаки.
- У нас нет другого выхода, - проговорила она, перетирая полотенцем тарелки, которые никогда в жизни не видели такого к себе отношения.
- А документы? – прикрыла я глаза, замерев от ужаса. – Лара, что будет если поймут, что я не оспо? Если меня поймают? Или тебя? Это же фальшивые документы! У тебя заберут диплом, и ты не сможешь больше работать!
Она резко отвернулась от натёртой до небывалого блеска посуды и вскинула голову. Увидев её слёзы, я подавилась словами и бросилась к ней. Обняла, прижалась и всё бормотала: «Ларочка, прости, прости, прости!» - пока не почувствовала на своей спине её ладони.
- Чем могу помочь, тем и помогаю, - проговорила она, шмыгнув носом и отстраняясь. Она снова была моей няней – не мягкой и не доброй, про каких рассказывают в сказках, а решительной и требовательной, какой она научила быть и меня. – У нас всё получится!
Я знала почему она так говорила – она считала себя многим обязанной моей матери, и в память о ней готова была рисковать. Но я-то не хотела таких жертв и рисков!
Лара остались вдвоём с бабушкой, когда ей исполнилось только одиннадцать. Ей пришлось идти работать.
Кем девочка в таком возрасте могла работать? На прямой вопрос никто мне так и не ответил, и о том времени Лара вообще никогда не говорила, а если я пыталась расспросить, замыкалась. Знаю только, что моя мама вытащила её из какого-то ужасного места и взяла к нам, няней для меня, но с одним единственным условием - закончить среднюю школу.
Днём она возилась со мной – кормила, гуляла, читала мне книжки, а потом занималась. Я хорошо помню, как просыпаясь после дневного сна, видела Лару, склонившейся над книгами и тетрадками, молчаливую и серьёзную, сердито грызущую от напряжения ручку.
Ещё помню, как она нервничала перед экзаменами за среднюю школу, а я не могла этого понять – я готовилась в первый класс. А когда она сдала экзамены, а меня приняли в школу, мы это праздновали. Мама пригласила весёлого клоуна, который устроил маленькое представление с живыми мыльными пузырями и бегающими серебристыми огоньками. Мне ужасно понравилось, и я попискивала от восторга и совсем не понимала, почему не радуется Лара. Она только скупо улыбалась, глядя на чудеса, показанные клоуном.
Мама уже потом мне шепнула почему - ровесники Лары в это время уже заканчивали обучение в высших школах.
Она закончила свою высшую школу, не с красным тубусом, как я – ей приходилось подрабатывать, и не все преподаватели входили в положение, - но её крохотный дар убеждения был прекрасной рекомендацией в профессию. И теперь она зарабатывала столько, что могла себе позволить через какое-то время вернуться из столицы в Ядицу, жить в своей квартире и, не сильно напрягаясь, давать уроки девочкам из богатых семей.
И авантюра с переодеванием в оспо не стоила того риска. Но подруга вдруг улыбнулась и удивительно мягко для неё сказала:
- Правда, мне ничего не грозит.
В комнате громко вздохнула широкая труба, и металлический звон возвестил о том, что почта прибыла. Лара подняла указательный палец, прислушиваясь:
- Идём, я тебе покажу.
