- Ты это мне? – тупо спросил он, ожидая подвоха. Но она ничего на это не ответила, а просто, молча глядя на него, подошла совсем близко. Ват Йет ощутил что-то странное – какое-то несоответствие растревожило его. А потом она его обняла. Как-то очень нежно, даже слишком нежно, с внутренним трепетом.
А потом так же внезапно отпрянула и отвернулась.
Ват Йет был, конечно, озадачен, но не более того. Темная в него влюбилась… Хм. Это очень интересно. Может, это можно будет использовать?
Поэтому Ват Йет, выдержав паузу, спокойно и вполне доброжелательно попросил вернуться к этому вопросу позже, а пока есть государственные дела, которые не требуют отлагательств.
Уже у постели императора, которому явно стало лучше, Ват Йет наткнулся взглядом на синий бархат императорского изголовья и понял, какое несоответствие в темной ему не давало покоя. Глаза. У девушки были обычные темные глаза с зеленоватым отливом, а когда она шла к нему с объятиями, они стали яркими, синими. Как морская волна или драгоценные аквамарины. А сейчас снова позеленели, потемнели… Оптический обман? Да, скорее всего так и есть.
И, легко выкинув темную на время из головы, Ват Йет принялся отчитываться.
***
«Дрянь такая! И куда несет тебя, идиотка! И так проблем выше неба, еще и ты вступаешь когда не надо!»
Я ругала тьму все время, пока Ват Йет тер что-то с императором.
И Ват Йет козел, и эта дура… «Любимый»! Долбанутая, блин, идиотка! Нашла, что ляпнуть и кому! И момент еще выбрала! Видно же, что с Ват Йетом что-то не то. Может, муха какая покусала или простокваша с утра несвежая была…
Я злилась до трясучки, но вида не показывала. Тьма не отсвечивала, видимо, что-то понимала. Хотя что она там понимает… И с какого перепуга «любимый» то?
А еще я злилась на свое, то есть, Йолино тело. Ей было очень, очень приятно обнимать Ват Йета. Видимо, витаминов ЕБЦ не хватало. А я как всегда, за всех отдуваюсь.
Идиотизм.
Да еще и Сав придурок. То есть, очень умный и хитрый придурок. Знала бы раньше, я бы ему это ожерелье с камушком туда запихала, куда ни один проктолог не ходил… Но – поздно. И помощи мне ждать неоткуда.
Я шагала за Ват Йетом шаг в шаг, молчала и все время злилась. А потом, через пару часов он просто повернулся ко мне и приказал ехать к нему домой. В сопровождении доверенных людей. Да без проблем. Хоть отдохну.
Я была рада краткой передышке от него. И от Сава тоже. Они оба меня знатно достали. Поэтому я чуть не с радостными воплями погрузилась в мобиль…
Если бы я только знала, почему Ват Йет впервые оставил меня одну и отправил к себе домой, я бы сделала что угодно. Сбежала бы, бросилась с моста… Что угодно. Но я не знала.
Глава 21
Император Дигона оскалил зубы в страшной ухмылке. Дигонец-лекарь, склоненный до земли перед императором, всеми силами пытался не трястись от ужаса.
Магия Шестнадцати наконец вышла из-за граней исключительно энергетического мира и коснулась мира реального. Из-за того, что творил император, она мутировала так сильно, что ее нити можно было рассмотреть на лице самого Пилия. Издалека узор на его лице можно было принять за рисунок вен, которые кто-то подчеркнул красной ручкой, но вблизи… Струпья, язвы бугрились по лицу Пилия, уходили ниже, под воротник.
Лекарь знал, что такие раны причиняют страшную боль, но императору больно не было – ему было смешно. Он скривил рот в очередной улыбке.
- Ты бесполезность, - просипел он. Нити магии тронули тленом и его голосовые связки.
- Нет… Нет! Я знаю одно чудное лекарство! Оно замечательное, оно… Мне надо в свою лавку, там все есть… - залепетал лекарь, но Пилию было, в общем-то, плевать на то, что там бормочет этот жалкий человечек.
- Мне сейчас же нужно к источнику! Вылечи мое лицо, или умрешь, - просто сказал он, и на его пальцы, повинуясь приказу, выползло с десяток пауков. Несчастные живые существа! Все они были исковерканы, искорежены, но все равно жили, существовали. Не ели, не дышали, не плели паутину – это была совершенно другая форма жизни. Жуткая, страшная. Сам того не ведая, император Дигона открыл двери страшному магическому искусству – некромантии. Если бы он только знал… Хотя зачем обманывать самих себя? Даже если бы Пилий знал, к каким последствиям могут привести грязные игры с древней и чистой магией, он бы не отказался от мести, и история остановилась именно на этом моменте – ключевом, важном моменте, от которого зависело очень многое.
..Четверть часа спустя из дворца скакал во весь опор император Пилий Дигоная в сопровождении всего пары человек. Лицо императора было закрыто платком по последней моде островных государств, но Пилий делал это не из кокетства и желания понравиться придворным дамам – с некоторых пор на эту сферу жизни императору было плевать.
Платок умело прикрывал почти все лицо, кроме глаз, и шею, на руках красовались тонкие перчатки. Язвы и нарывы от нитей магии выглядели слишком жутко, чтобы их можно было демонстрировать своим подданным.
Пилий не смог себя вылечить. Магия отказывалась подчиняться, как будто ее и не было никогда. А тот лекарь… Бесполезное создание, которое стало таким же бесполезным трупом. Вот и пришлось сломя голову нестись к своему донору.
У источника цвел миндаль, а под деревьями горками лежали лепестки. Орехи почему-то перестали вызревать, и деревья зациклились только на цветении. В воздухе пахло цветками миндаля, мятой и немного – влажной землей. И магией. Чистой, свежей магией, которая опять войдет в тело Пилия и сделает все, что он пожелает.
Поток искрящейся прохладной магии привычно вошел в тело императора. За ним еще один и еще. Одной порции магии было уже ничтожно мало для того, чтобы хоть что-то можно было сделать. После четвертого «вливания» упала с лица Пилия надоевшая тряпка, являя подданым идеально гладкое лицо. Ни язвочки, ни следа, ни нарыва! Не магия, а чудо!
Хмыкнув, император развернулся, чтобы седлать коня, но не заметил, как с руки соскользнул один из его питомцев-пауков. Упал на лист мяты, дернул подожженными лапками, съежился.
Он бы немедленно вернулся к хозяину, который не отдавал никаких иных приказов. Ведомый магией, привязанный ею к человеку, паучок бы привычно взобрался на жестокую ладонь, но…
Императорский конь был товарищем послушным, идеально объезженным, сильным и выносливым, привыкшим подчиняться своему седоку беспрекословно. Но ни одно животное на свете не способно потерпеть, если ему на бок села кусачая пчела, привлеченная ароматом цветущего миндаля. Жалобное ржание, взмах хвоста – и мятный листик отлетел прочь, прямо в сияющий источник. Вместе с ним в источник угодил и несчастный паучок. Шлейф исковерканной магии потянулся за ним следом и нырнул в прозрачную искрящуюся синь.
А Пилий, ничего не заметив, торопился вернуться обратно.
***
Дерек стоял у экранированного магией окна и смотрел, как темная садится в мобиль. Все. Обратного пути нет. Нужно подготовиться и поторопиться, чтобы все прошло легко и быстро. Нужно успеть так много, а времени очень мало.
То, что собрался сделать Ват Йет, можно было охарактеризовать его девизом: «Цель оправдывает средства». Он не знал, что в настоящем мире темной «цель оправдывала средства» в Хиросиме и Нагасаки, в гитлеровской Германии, в Перл Харбре… Да много еще где. Если бы он спросил у темной, что она об этом думает… Но он и не собирался спрашивать. Она была всего лишь средством.
Ват Йет тщетно прислушивался к себе и не находил в душе никакого сопротивления мыслям о том, что он хочет сделать. Да и души как таковой у него уже не было – она осталась там, за стеной, где рыдала бессознательная, мутировавшая, живущая одними инстинктами тьма.
Ват Йет отвернулся от окна. Нужно как можно скорее отыскать Савара и посветить его в план – без его помощи ничего не выйдет. А то эта помолвка… Как бы она не стала проблемой. С другой стороны, вряд ли – Савара на место главы ГУСа назначил сам Дерек Ват Йет, прекрасно зная, что у них много общего. В том числе, жизненный девиз – «цель оправдывает средства».
Ват Йет легким шагом шел по дворцовым коридорам - спокойный, собранный. Закатное солнце обливало его фигуру разноцветными бликами от ярких витражей. Его поседевшие за одну ночь пряди сверкали в лучах закатного солнца серебряными нитями.
***
Хорошо-то как! Вот бы так всегда…
Я сидела перед разожженным для меня камином с чашкой кофе и с тюрбаном из полотенца на мокрой голове. Сама я влезла в дерековский здоровенный халат. Он был черным, пушистым, теплым и длинным, а мой персональный – поросячье-розовым и колючим. Пфе.
Я пыталась расслабиться и понять, что мне делать дальше, как себя вести, как поступать, если тьма-богиня снова подкинет мне западла. Но в голову совершенно ничего не приходило.
Темнело. Я лениво смотрела на огонь и совершенно расслабилась. И очень, очень зря.
Потому что открылась дверь в поместье, и я услышала бодрые голоса Ват Йета и Савара. Что-то в прихожей упало и загремело. Раздался смех Савара, и меня передернуло. Судя по всему, они еще и пьяные. Совсем хорошо… Я тяжело вздохнула и поднялась с кресла в гостиной, чтобы быстро проскользнуть мимо них в свою комнату и притвориться спящей.
- Йола! – проорало на весь дом, и я вздохнула еще печальнее, осознав, что оба они жаждут моего общества. – Спустись в гостиную!
- Я тут, - ответила я, поплотнее закутываясь в халат и пряча оголенные коленки. Нечего им тут на меня пялиться. И так не самая приятная компания.
- О, привет, - сказал Сав, махнул мне рукой и улыбнулся. – Поговорим?
От него пахнуло алкоголем, и я невольно напряглась. Терпеть не могу пьяных мужиков.
Ват Йет же молча кивнул мне и уселся в кресло.
- Ну, поговорим, - осторожно сказала я.
- Мне тут Дерек сказал, что ты вообще не хочешь за меня замуж. Это так?
- Я же тебе уже говорила… - растерялась на секунду я.
- Йола, ты меня прости. Я самодовольный дурак, - вдруг раскаянно сказал он. – Я подумал, что ты не всерьёз. Ну там, перенервничала или еще чего… В общем, если не хочешь, то забудь, хорошо?
- А ожерелье?
- Если честно, там такая древняя магия, что я сам всех подробностей не знаю. Мне нужно посмотреть на плетение магии, оно на замочке. Если не получится сразу, обещаю, сниму при первой же возможности. Ну, к придворным артефакторам сходим на худой конец.
- Правда? – никак не могла поверить я. Я была убеждена, что Сав не из тех, кто станет выпускать из зубов аппетитный кусок мяса, а оно вот как…
- Правда-правда… Прости меня.
Я всмотрелась в его лицо, в его глаза. И поверила. Он просил прощения серьезно, искренно - настолько это вообще возможно. И он грустил. Совершенно точно был расстроен.
- Дашь посмотреть на замочек? Может, сразу с этим и разберемся и решим все наши проблемы? – спросил он, и голос его почему-то дрогнул. Но я не придала этому значения, радостно согласившись на его предложение. Булыжник с колючей цепочкой на шее меня порядком бесил.
Савар подошел ко мне сзади, коснулся кончиками пальцев ожерелья, а потом ласково погладил меня по голове. Растекся жар магии.
- Что ты делаешь? – резко дернулась я от него. Его прикосновений я не хотела, тем более его магии.
- Просто проверяю, как ты…
Раздался громкий стук, за ним – звон разбитого стекла.
А дальше… Дальше все в один миг вспыхнуло, пришло в движение, пронеслось перед глазами в бешеном кровавом калейдоскопе.
И никто не успел среагировать. Ни я, ни тьма.
В комнату влетело что-то быстрое, стремительное, а потом… Потом это быстрое и стремительное с размаху влетело прямо в голову Ват Йета, рядом с виском. Хлынула кровь. За моей спиной закричал Савар, но я не успела оглянуться – он завалился рядом со мной с разорванной ключицей.
- Пи-лий, - прохрипел он, - пере… переиграл…
А потом это же страшное, стремительное, красное от крови еще раз влетело в его тело. Попало в артерию. Хлынула кровь, попав на меня.
Но я не смотрела на него. И моя тьма на него не смотрела. Мы вместе с ней смотрели на тело Ват Йета в кресле. С его головы стекала багряная кровь и падала на ковер. На его ковер в его гостиной.
Все.
Сейчас и я…
«Бом-бом-бомм», - забилось сердце на адреналиновом шнуре.
Тьма рванулась из меня с такой силой, что я не устояла на ногах. Она отбила это быстрое, стремительное, смертоносно носящееся по комнате, все в крови Дерека и Сава, и на пол закапал ядовитый металл.
А потом закричала я. Сердце прошило холодом и сразу же такой болью, что я прокусила губу, чтобы новой болью хоть как-то заглушить ту, в груди.
«Бом-бом-бом-бом», - стучало сердце, и с каждым стуком я умирала. Я почти ощущала, как разрывается его мышца.
«Отомстить! Наказать!» - билось в моей голове, билось в сердце, горчило моей кровью на губах. Я говорила это вслух, но словами богини. Она развернулась во мне, как разворачивается в теле разрывная пуля.
У меня не было сил сопротивляться. Я не видела ничего, не понимала ничего, я была в самой настоящей предсмертной агонии. Тьма рвала сердце в клочья – она была в ярости, она хотела отомстить. Я была уверена, что он богини в ней сейчас не осталось ничего. Это был чистый гнев божества, растворенный в моей крови. И только я одна его сдерживала сейчас.
«Я обещала тебя удержать. Ты обещала сама себя сдерживать», - подумала я, обращаясь к богине, но она меня не слышала. Она рвалась мстить, и я держала ее в себе на одном только упрямстве.
«Бом-бом-бомм!»
Больно! Как же больно, господи!
Я застонала, вытянувшись на полу стрункой. Боль прошивала все тело, и я все сильнее теряла связь с реальностью. Если потеряю совсем, то умру. Тьма уничтожит Пилия и, может быть, весь Дигон, разорвет мне сердце, а потом расслоится снова на тысячи бессознательных теней, которые будут мучить и так настрадавшихся женщин. И сама богиня не найдет покоя. И никто из нас не найдет.
Я могу, я должна взять тьму под контроль.
Я сжала зубы, готовясь к новой боли, но тьма решила пойти другим путем.
Перед глазами быстро-быстро замелькали кадры, картинки прошлого – моего, Йолы и мертвой богини. Они тасовались, смешивались, а потом наконец превратились в единое полотно.
Я видела испуганные глаза мальчишки, ради которого Первая пожертвовала своей жизнью. Его рыжие вихры, тоненькие запястья. Невольно ощутила к нему прилив нежности – чувствами не своими, а богини. Мой милый добрый мальчик! Мое дитя, которое я причастила к своему миру, провела между миром людей и миром богов! Мое дитя, в котором осталась часть меня. Мое рыжее счастье…
А потом лицо мальчика начало меняться. Поплыли, но тут же стали четче, резче, по рыжим огненным волосам рассыпалась соль седины. И на его месте оказался другой. Его потомок. Сын с рыжими, как лисий хвост, волосами и с голубыми глазами матери. Мелькали лица – одно за другим. Они старели на моих глазах, и раз за разом я наблюдала за преемственностью. Менялись черты, менялись оттенки рыжего в волосах, но что-то неуловимое оставалось неизменным во всех этих людях. Кровь? Порода?
Сколько их, этих мальчиков с рыжими волосами, так похожих друг на друга?
Последний ребенок неуловимо мне кого-то напомнил.
