Эмис вернулся к своим соратникам из числа прочих рыбаков. На него взглянули с подозрительностью:
-Ты говорил с трибуном! По ее форме видно!
-Да какой она трибун, - отмахнулся Эмис, - так, насмешка одна! Марионетка, переходящая из рук в руки. Убеждения расплывчаты, но она верит, что тверда. Знавал ее прежде, вот, подошел поздороваться. Только прежде она другой была. Живой. А сейчас – совсем пустыня. Ну и не надо!
-Смотри, Эмис, мы же не потерпим ни одного намека на предательство!
-Я и сам не потерплю! К тому же, вы забываетесь, кажется, что один из самых близких советников короля укрывается именно у меня!
-Да тише ты, Эмис, не бузи!
-Не надо напраслину наводить, бузить не буду! – Эмис никогда не давал себя в обиду. Даже близким соратникам. Он предпочитал ввязаться в драку, чем смолчать. И именно этим заслужил он уважение куда более старших своих товарищей. Они были не так решительны и больше, до его появления, ходили и обсуждали, что вот – да, было бы неплохо, если бы все изменилось…но больше не предполагали никаких мер. Эмис же, ворвавшись в этот мирок, стал негласным лидером, и с воодушевлением молодых еще лет принялся набирать себе новых соратников (как правило – из числа тех, кто желал, но не успел подняться в смуте), и мечтать о новом мире. Мире, где нет короля.
Впрочем, иногда его собственная энергия вела в тупик и даже в беду. И здесь уже более старшие товарищи были настороже.
Но обо всем этом Арахна не знала. Она, клокоча от гнева, торопилась на заседание, совсем забыв о том, что там должно было, вернее всего, случиться.
А оно случилось. Нет, в самом начале, когда Арахна только вошла в зал Совета, полный теперь совсем чужих лиц из числа дворян Маары (заменивших Шенье, Морана и сбежавшего Эжона), представителей юга (взамен брата и сестры Гарсиа), высшего жреца Луала и Девяти (прощай, Медер), и еще каких-то незнакомцев (привет всем уделам и растерзанному Корсару), она даже не уловила никакого намека на грядущее падение Мальта.
И успокоилась. Все были милы и дружелюбны. И хоть сама Арахна держалась отстранённо, она не почувствовала в других напряжения, что ещё раз свидетельствовало об отсутствии у нее подобного опыта.
Дело в том, что падение и казнь стали привычны для советников. Так привычны, что никому уже не было удивления до них. и если Мальт что-то значил хорошее (пусть и горькое для Араханы), то только для нее одной, а для других это был соперник, лишний человек и опасный враг. А станет ли кто-то переживать об уже решенном деле по уничтожению такого человека? Да никогда.
Поэтому Арахна очень напрасно и рано расслабилась. И стоило этому произойти, как начался настоящий спектакль, разыгранный вроде бы ни для кого и в то же время для всех, чтобы до каждого советника дошло, где нужно подхватить, если он, конечно, хочет выжить.
Его Величество, да будут дни его долги, король Мирас скорбно сообщил о том, что измена пробралась слишком близко к трону. И скорбь его была неподдельной. Он говорил тихо и печально, как человек, который утратил самое важное в своей жизни:
-Да, друзья. Измена пробралась слишком близко к трону, но что трон – он всего лишь щит для народа, оплот его защиты, надежды и веры. Народ уповает на трон и полагается на него. Так что же? Народ был обманут? Мне доносили, а я не желал верить, но против доказательств идти нельзя и сегодня я признаю, что верил не тем людям и верил совершенно напрасно. Вы все, без сомнения, слышали о том, что произошло с моим полководцем Корсаром…я думал, что нет человека преданнее и вернее, но его верность вышла всей Мааре боком. Мой любимый север, мой дорогой юг, мой величественный восток и мой славный запад, я в неоплатном долгу перед вашими краями, подвергшимися нападению Корсара – моего же слуги. Я отправил его наводить порядок, а не лить кровь. Я отправил его нести мир и добродетель, дисциплину, а не огнем и мечом идти по вашим краям…
Арахна едва даже не поверила. Так трогательно выглядел Мирас – вечно сильный, в такой скорби, так умоляюще простирал он руки к представителям каждого удела, что называл…
Вот только это мгновение прошло. Арахна вспомнила лицо Корсара и его готовность следовать любому приказу короля. Такой не проявит инициативы сам. Никогда! Он предпочтет бездействие, он выберет тишину всем крикам, если не будет прямого приказа.
И Арахну отпустило. Она, усомнившаяся в Корсаре на мгновение, тряхнула головою, разгоняя дурман речей короля. Но так как личность она была ничтожной, то вряд ли кто-то всерьез понял или оценил это.
Слишком уж советники торопились высказать своё почтение и доверие к королю. Первым заговорили представители юга – уже незнакомые, совсем чужие Арахне люди:
-Юг истёк кровью, не понимая своей вины. Сегодня он нуждается в защите, какую прежде давал столице. Всех жертв чудовищного предательства мы оплакиваем и скорбим о них. и мы просим у трона наказания всех виновных!
-И оно последует! – Мирас прижал ладонь к сердцу.
Западники подхватили:
-Неплохо было бы посчитать убыток от налета Корсара-предателя! Совсем неплохо было бы и снизить налог, ваше величество?
-Я дам распоряжение казначею, - Мирас кивнул в сторону казначея Фалько, что был теперь единственным, кто не изменился, не поседел, не стал нервным, не закоченел. У Фалько был свой мир, и он жил этим миром, высчитывая налоги и сборы, ведя свои списки и книги учета. И Фалько даже не услышал речей короля, так и сидел, ткнувшись в листок перед собою.
Восток заговорил:
-Мы жалеем тех, кто рано оставил жизни, но у востока нет претензий или недоверия к королю, ибо король не может отвечать за действия каждого своего слуги. Мы справимся с этой болью и забудем об этих днях и будем надеяться, что история нашего края останется нашей историей…
-А мы, - это уже северяне, - проклинаем Корсара и людей его!
Мирас кивнул с благодарностью. Арахна чувствовала небывалую тоску, какой прежде она и не знала за собою. И тут началось то, чего она опасалась.
-Трибун и законник Мальт, расскажите Совету о последних предателях из нашего совета! – тон короля изменился. Из скорбного в деловой и резкий. Верный знак!
Арахна похолодела и, забыв мгновенно про все плохое, что испытывала, и что заставил ее испытать Мальт, взглянула на него.
Мальт понял. Он не удержался от взгляда в сторону прежде, чем встал. И хотел бы он направить этот взгляд Арахны, но в последнее мгновение разум победил и он скользнул поверх ее головы, к Персивалю.
Персиваль выжидал, делая вид, что понятия не имеет о том, что сейчас должно случиться.
Мальт очень сухо и коротко изложил суть дела. Да, был донос. По результатам доноса на стройку, где заправляли Шенье, Моран и Эжон отправлены люди. Нет, Эжона обнаружено не было. Да, у маркиза и у графа были обнаружены экземпляры памфлета Ольсена, строки которого порочат власть короля и предлагают выступать против нее. Да, маркиз и граф сознались в содеянном и были казнены. Нет, Эжона никто еще не нашел, но его ищут.
Последовал вопрос о мучительно-унизительной казни Шенье. Мальт не стал скрывать и ответил, что да – казнь была проведена непрофессионально.
И тут последовал новый вызов:
-Я думаю, что присутствие среди нашего славного совета палача нам на руку…Арахна, скажи, пожалуйста, как палач, насколько вероятно и возможно так неудачно казнить?
Арахна даже не стала разбираться, кто именно задал этот вопрос. Ей все равно подавляющее большинство людей было незнакомо. Прямо и ровно она встала. Ответила, глядя перед собой, но ничего не видя, каким-то глухим и совершенно чужим голосом:
-Казнь преступника через обезглавливание – традиционный вид казни в Мааре. Произвести такое может только профессиональный палач, использующий качественное орудие кары. Исторически – топор или меч, но по последнему веку – все-таки меч. Палач сносит голову с одного удара, если иного не предусмотрено приговором. Казнь считается свершенной и удачной, если удар нанесен точно, смерть наступила в результате первого же удара, а обе раны – ровные, без лохмотьев плоти и нет большого количества крови.
Кого-то из советников, похоже, замутило. Арахна молча ждала продолжения допроса.
-Была ли казнь маркиза Шенье проведена удачно?
-Нет. смерть наступила только с третьим ударом, раны очень рваные.
-А казнь графа Морана?
-Да, раны чистые, смерть наступила от одного удара.
-Может ли один и тот же палач, в один и тот же день ударить по-разному, не имея умысла? Могут ли помешать удачной казни какие-то обстоятельства?
Арахна задумалась и, тщательно взвешивая слова, ответила:
-Все казни, свидетелями которых я была на службе в Коллегии Палачей, и те, что я проводила сама, имели одинаковый благоприятный исход во всех случаях. Если удачно казнен первый, то также будет со вторым и с третьим, но я не исключаю обстоятельств, что могли бы помешать этому.
-Каких обстоятельств?
-Проблема в орудии. Если оно было наточено плохо или не наточено вовсе, если оно покрыто ржавчиной, или имеет искривление…
-А кто контролирует качество применяемого орудия?
-Помощники палача и сам палач. То есть, когда казнь провожу я, то проверяю сама.
-Могут быть еще причины неудачи?
-Непрофессионализм. Человек мог неправильно замахнуться или испугаться, или дернуться…
-А еще причины?
-Таких я не знаю, - признала Арахна и позволила себе взглянуть на Мальта. Он смотрел на нее открыто, лицо его не выражало ничего, кроме усталости.
-Спасибо, Арахна, - король мягко указал ей на кресло, - садись.
Арахна села. Со стороны представителей севера раздался голос:
-То есть, казнь Шенье была сорвана умышленно?
Арахна дернулась, не рассчитав силы, но Персиваль грубо удержал ее, прошипел:
-Молчи, дура!
-Почему? – не понял Мальт. – Обе казни проводил один и тот же…
-Вот именно! – северянин поднялся и победоносно взглянул на товарищей, - вот именно! Граф Моран убит чисто и быстро. а Шенье пережил мучение. Не провокация ли это?
-Казнил не профессиональный палач, а…ученик! – Арахна стряхнула с себя руки Персиваля и вскочила.
-Почему? – не унимался северянин.
Почему… потому что Арахна слабая. Потому что Арахна пьянствовала. Потому что Арахне не хватило чести, чтобы защитить людей от казни, и не хватило подлости, чтобы их казнить. Потому что Арахна не обучила нормально палачей себе на замену, ведя обучении отрывочно. Вот почему.
-Потому что я не могла казнить, - признала Арахна. – Я должна была, но не смогла. По личным причинам.
-По состоянию здоровья, - подсказал Персиваль, поднимаясь. – Подтверждаю, что накануне казни Морана-Шенье Арахна отравилась…
-В любом случае, - это заговорили уже представители с запада, - донос пришел мальту, арест проводил Мальт и за казнь отвечает он!
Персиваль усадил Арахну, которая просто покорилась его рукам и упала в кресло.
-У меня вопросы к господину Мальту! – визгливо заметили все с того же запада. – Почему не расследуется дело об убийстве советницы Эммы? Почему маркиз Шенье и граф Моран под носом у законника Мальта смели проворачивать провокации и строить заговор против короны? Почему не уничтожили все копии проклятых памфлетов Ольсена? Почему не пойман Эжон…
Это была самая отвратительная роль. Всегда должен быть кто-то, кто нападает открыто. Неблагодарный и подлый лик, но такой нужный!
-У меня вопросы и к деятельности Мальта во время смуты, - подхватил неожиданно высший жрец, который, в отличие от прежнего – от Медера, готов был выполнять роль гончей на поводке короля.
Арахна сидела как мертвая. Она видела людей, незнакомых и ужасных, что все, как один, теперь желали выделиться перед королем и закидывали Мальта вопросами, на которые очень сложно было дать простой ответ.
-Что стало с Патрульным Штабом Маары?
-Почему так тянули с амнистией?
-Что стало с архивом столицы?
-Как вам не стыдно не реагировать на тех, кто виновен в бойне!
-А вы бы отчитались за свои действия в смуту!
-Да что там смута…
-А как вы ушли от наказания за убийство жены?
Эти вопросы, эти обвинения были вырваны из разных слухов о Мальте и из правды о нем. Он не знал, кому ответить, поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, но его одолевали опять и снова, дергали, тормошили.
-Я не…
-Я действовал согласно…
-Это было приказом…
Никого не интересовали его жалкие попытки оправдаться. Сносить это было слишком. Кем бы ни был Мальт, никто не мог накидываться на человека вот так, сворой. К тому же, а сколько безгрешных было среди этих самых рьяных желающих уличить Мальта в чем-нибудь? Да и вообще – кого угодно, пусть бы и не Мальта, но уличить!
-Прекратите! – Арахна не смогла снести этого морального забивания личности. Она могла ненавидеть Мальта и одновременно дорожить им, могла устраивать подлоги в документах и осуждать за другую, надуманную вину тех, кого нужно было осудить. Но снести такое заклевывание, такое унижение, обрушивающееся снежной глыбой на человека, не смогла.
Она вскочила, не помня себя, бросилась к Мальту, каким-то чудом не задев ничье кресло и даже оттолкнула какого-то особенно рьяного южанина, норовившего ткнуть Мальту под нос какой-т клочок документов:
-Прекратите немедленно! Прекратите! – ее ли это был голос? Звучал ли он? Рыдал ли он? Истерил? Арахна никогда не захочет узнать ответа.
Да и Персиваль, которому прежде казалось, что он легко вынесет падение Мальта, было не по себе от этой картины, и, может быть, по этой причине он не приложил всех усилий, чтобы остановить бесплотную и безнадежную попытку Арахны. Не очень-то и хотел…
Это один на один они могли быть врагами. Это один на один они делали друг другу мелкие гадости и держали друг на друга разные документы, которые относятся к опасной категории документов, что либо не должны никогда появляться, либо должны очень быстро испаряться.
Но как они могли не оценить друг друга? Даже так, в странном соперничестве, в подлянках и в то же время….в мелких, но таких необходимых, и в будущем – куда более масштабных услугах? Прошлое меж ними было плотное и не имело одного цвета. Они были врагами. Они были соратниками. Пусть и не всегда их цели совпадали, но оба искали выгоды и находили ее.
Персиваль переоценил себя, думая, что он каменный. Подложить Мальту кусок платья с убитой Эммы – это одно, в конце концов, кусок еще не найден и Мальт еще имеет шанс сам его найти, или даже отбиться от обвинения. Да и Персиваль не видел при этом лица Мальта…
Но оказалось, что совсем другое, и куда более сложное – снести такое окружение для человека, который просто имеет дух своего времени.
Наверное, именно по этой причине Персиваль и сам поспешил к Мальту.
Советники примолкли и взглянули на короля, ожидая его распоряжения: бунт? Не так ли? Похоже на бунт, верно? Но король молчал и не реагировал, словно не касалось его происходящее. Он не мог решить, как быть? Лишиться трех законников, когда двое из них так послушны – это удар. Да и это уже не будет походить на правду. Но умный хозяин подбирает себе таких слуг, которые придут ему на выручку. Таким слугой оказался новый жрец.
Со скорбностью и статью мученика, он благостно заговорил:
-Друзья, я думаю, наши советники хотят сказать, что мы не имеем права обвинять одного из нас только лишь на основе домыслов. Я думаю – верное решение для всех нас – это суд, справедливый суд.
-Ты говорил с трибуном! По ее форме видно!
-Да какой она трибун, - отмахнулся Эмис, - так, насмешка одна! Марионетка, переходящая из рук в руки. Убеждения расплывчаты, но она верит, что тверда. Знавал ее прежде, вот, подошел поздороваться. Только прежде она другой была. Живой. А сейчас – совсем пустыня. Ну и не надо!
-Смотри, Эмис, мы же не потерпим ни одного намека на предательство!
-Я и сам не потерплю! К тому же, вы забываетесь, кажется, что один из самых близких советников короля укрывается именно у меня!
-Да тише ты, Эмис, не бузи!
-Не надо напраслину наводить, бузить не буду! – Эмис никогда не давал себя в обиду. Даже близким соратникам. Он предпочитал ввязаться в драку, чем смолчать. И именно этим заслужил он уважение куда более старших своих товарищей. Они были не так решительны и больше, до его появления, ходили и обсуждали, что вот – да, было бы неплохо, если бы все изменилось…но больше не предполагали никаких мер. Эмис же, ворвавшись в этот мирок, стал негласным лидером, и с воодушевлением молодых еще лет принялся набирать себе новых соратников (как правило – из числа тех, кто желал, но не успел подняться в смуте), и мечтать о новом мире. Мире, где нет короля.
Впрочем, иногда его собственная энергия вела в тупик и даже в беду. И здесь уже более старшие товарищи были настороже.
Но обо всем этом Арахна не знала. Она, клокоча от гнева, торопилась на заседание, совсем забыв о том, что там должно было, вернее всего, случиться.
Глава 32.
А оно случилось. Нет, в самом начале, когда Арахна только вошла в зал Совета, полный теперь совсем чужих лиц из числа дворян Маары (заменивших Шенье, Морана и сбежавшего Эжона), представителей юга (взамен брата и сестры Гарсиа), высшего жреца Луала и Девяти (прощай, Медер), и еще каких-то незнакомцев (привет всем уделам и растерзанному Корсару), она даже не уловила никакого намека на грядущее падение Мальта.
И успокоилась. Все были милы и дружелюбны. И хоть сама Арахна держалась отстранённо, она не почувствовала в других напряжения, что ещё раз свидетельствовало об отсутствии у нее подобного опыта.
Дело в том, что падение и казнь стали привычны для советников. Так привычны, что никому уже не было удивления до них. и если Мальт что-то значил хорошее (пусть и горькое для Араханы), то только для нее одной, а для других это был соперник, лишний человек и опасный враг. А станет ли кто-то переживать об уже решенном деле по уничтожению такого человека? Да никогда.
Поэтому Арахна очень напрасно и рано расслабилась. И стоило этому произойти, как начался настоящий спектакль, разыгранный вроде бы ни для кого и в то же время для всех, чтобы до каждого советника дошло, где нужно подхватить, если он, конечно, хочет выжить.
Его Величество, да будут дни его долги, король Мирас скорбно сообщил о том, что измена пробралась слишком близко к трону. И скорбь его была неподдельной. Он говорил тихо и печально, как человек, который утратил самое важное в своей жизни:
-Да, друзья. Измена пробралась слишком близко к трону, но что трон – он всего лишь щит для народа, оплот его защиты, надежды и веры. Народ уповает на трон и полагается на него. Так что же? Народ был обманут? Мне доносили, а я не желал верить, но против доказательств идти нельзя и сегодня я признаю, что верил не тем людям и верил совершенно напрасно. Вы все, без сомнения, слышали о том, что произошло с моим полководцем Корсаром…я думал, что нет человека преданнее и вернее, но его верность вышла всей Мааре боком. Мой любимый север, мой дорогой юг, мой величественный восток и мой славный запад, я в неоплатном долгу перед вашими краями, подвергшимися нападению Корсара – моего же слуги. Я отправил его наводить порядок, а не лить кровь. Я отправил его нести мир и добродетель, дисциплину, а не огнем и мечом идти по вашим краям…
Арахна едва даже не поверила. Так трогательно выглядел Мирас – вечно сильный, в такой скорби, так умоляюще простирал он руки к представителям каждого удела, что называл…
Вот только это мгновение прошло. Арахна вспомнила лицо Корсара и его готовность следовать любому приказу короля. Такой не проявит инициативы сам. Никогда! Он предпочтет бездействие, он выберет тишину всем крикам, если не будет прямого приказа.
И Арахну отпустило. Она, усомнившаяся в Корсаре на мгновение, тряхнула головою, разгоняя дурман речей короля. Но так как личность она была ничтожной, то вряд ли кто-то всерьез понял или оценил это.
Слишком уж советники торопились высказать своё почтение и доверие к королю. Первым заговорили представители юга – уже незнакомые, совсем чужие Арахне люди:
-Юг истёк кровью, не понимая своей вины. Сегодня он нуждается в защите, какую прежде давал столице. Всех жертв чудовищного предательства мы оплакиваем и скорбим о них. и мы просим у трона наказания всех виновных!
-И оно последует! – Мирас прижал ладонь к сердцу.
Западники подхватили:
-Неплохо было бы посчитать убыток от налета Корсара-предателя! Совсем неплохо было бы и снизить налог, ваше величество?
-Я дам распоряжение казначею, - Мирас кивнул в сторону казначея Фалько, что был теперь единственным, кто не изменился, не поседел, не стал нервным, не закоченел. У Фалько был свой мир, и он жил этим миром, высчитывая налоги и сборы, ведя свои списки и книги учета. И Фалько даже не услышал речей короля, так и сидел, ткнувшись в листок перед собою.
Восток заговорил:
-Мы жалеем тех, кто рано оставил жизни, но у востока нет претензий или недоверия к королю, ибо король не может отвечать за действия каждого своего слуги. Мы справимся с этой болью и забудем об этих днях и будем надеяться, что история нашего края останется нашей историей…
-А мы, - это уже северяне, - проклинаем Корсара и людей его!
Мирас кивнул с благодарностью. Арахна чувствовала небывалую тоску, какой прежде она и не знала за собою. И тут началось то, чего она опасалась.
-Трибун и законник Мальт, расскажите Совету о последних предателях из нашего совета! – тон короля изменился. Из скорбного в деловой и резкий. Верный знак!
Арахна похолодела и, забыв мгновенно про все плохое, что испытывала, и что заставил ее испытать Мальт, взглянула на него.
Мальт понял. Он не удержался от взгляда в сторону прежде, чем встал. И хотел бы он направить этот взгляд Арахны, но в последнее мгновение разум победил и он скользнул поверх ее головы, к Персивалю.
Персиваль выжидал, делая вид, что понятия не имеет о том, что сейчас должно случиться.
Мальт очень сухо и коротко изложил суть дела. Да, был донос. По результатам доноса на стройку, где заправляли Шенье, Моран и Эжон отправлены люди. Нет, Эжона обнаружено не было. Да, у маркиза и у графа были обнаружены экземпляры памфлета Ольсена, строки которого порочат власть короля и предлагают выступать против нее. Да, маркиз и граф сознались в содеянном и были казнены. Нет, Эжона никто еще не нашел, но его ищут.
Последовал вопрос о мучительно-унизительной казни Шенье. Мальт не стал скрывать и ответил, что да – казнь была проведена непрофессионально.
И тут последовал новый вызов:
-Я думаю, что присутствие среди нашего славного совета палача нам на руку…Арахна, скажи, пожалуйста, как палач, насколько вероятно и возможно так неудачно казнить?
Арахна даже не стала разбираться, кто именно задал этот вопрос. Ей все равно подавляющее большинство людей было незнакомо. Прямо и ровно она встала. Ответила, глядя перед собой, но ничего не видя, каким-то глухим и совершенно чужим голосом:
-Казнь преступника через обезглавливание – традиционный вид казни в Мааре. Произвести такое может только профессиональный палач, использующий качественное орудие кары. Исторически – топор или меч, но по последнему веку – все-таки меч. Палач сносит голову с одного удара, если иного не предусмотрено приговором. Казнь считается свершенной и удачной, если удар нанесен точно, смерть наступила в результате первого же удара, а обе раны – ровные, без лохмотьев плоти и нет большого количества крови.
Кого-то из советников, похоже, замутило. Арахна молча ждала продолжения допроса.
-Была ли казнь маркиза Шенье проведена удачно?
-Нет. смерть наступила только с третьим ударом, раны очень рваные.
-А казнь графа Морана?
-Да, раны чистые, смерть наступила от одного удара.
-Может ли один и тот же палач, в один и тот же день ударить по-разному, не имея умысла? Могут ли помешать удачной казни какие-то обстоятельства?
Арахна задумалась и, тщательно взвешивая слова, ответила:
-Все казни, свидетелями которых я была на службе в Коллегии Палачей, и те, что я проводила сама, имели одинаковый благоприятный исход во всех случаях. Если удачно казнен первый, то также будет со вторым и с третьим, но я не исключаю обстоятельств, что могли бы помешать этому.
-Каких обстоятельств?
-Проблема в орудии. Если оно было наточено плохо или не наточено вовсе, если оно покрыто ржавчиной, или имеет искривление…
-А кто контролирует качество применяемого орудия?
-Помощники палача и сам палач. То есть, когда казнь провожу я, то проверяю сама.
-Могут быть еще причины неудачи?
-Непрофессионализм. Человек мог неправильно замахнуться или испугаться, или дернуться…
-А еще причины?
-Таких я не знаю, - признала Арахна и позволила себе взглянуть на Мальта. Он смотрел на нее открыто, лицо его не выражало ничего, кроме усталости.
-Спасибо, Арахна, - король мягко указал ей на кресло, - садись.
Арахна села. Со стороны представителей севера раздался голос:
-То есть, казнь Шенье была сорвана умышленно?
Арахна дернулась, не рассчитав силы, но Персиваль грубо удержал ее, прошипел:
-Молчи, дура!
-Почему? – не понял Мальт. – Обе казни проводил один и тот же…
-Вот именно! – северянин поднялся и победоносно взглянул на товарищей, - вот именно! Граф Моран убит чисто и быстро. а Шенье пережил мучение. Не провокация ли это?
-Казнил не профессиональный палач, а…ученик! – Арахна стряхнула с себя руки Персиваля и вскочила.
-Почему? – не унимался северянин.
Почему… потому что Арахна слабая. Потому что Арахна пьянствовала. Потому что Арахне не хватило чести, чтобы защитить людей от казни, и не хватило подлости, чтобы их казнить. Потому что Арахна не обучила нормально палачей себе на замену, ведя обучении отрывочно. Вот почему.
-Потому что я не могла казнить, - признала Арахна. – Я должна была, но не смогла. По личным причинам.
-По состоянию здоровья, - подсказал Персиваль, поднимаясь. – Подтверждаю, что накануне казни Морана-Шенье Арахна отравилась…
-В любом случае, - это заговорили уже представители с запада, - донос пришел мальту, арест проводил Мальт и за казнь отвечает он!
Персиваль усадил Арахну, которая просто покорилась его рукам и упала в кресло.
-У меня вопросы к господину Мальту! – визгливо заметили все с того же запада. – Почему не расследуется дело об убийстве советницы Эммы? Почему маркиз Шенье и граф Моран под носом у законника Мальта смели проворачивать провокации и строить заговор против короны? Почему не уничтожили все копии проклятых памфлетов Ольсена? Почему не пойман Эжон…
Это была самая отвратительная роль. Всегда должен быть кто-то, кто нападает открыто. Неблагодарный и подлый лик, но такой нужный!
-У меня вопросы и к деятельности Мальта во время смуты, - подхватил неожиданно высший жрец, который, в отличие от прежнего – от Медера, готов был выполнять роль гончей на поводке короля.
Арахна сидела как мертвая. Она видела людей, незнакомых и ужасных, что все, как один, теперь желали выделиться перед королем и закидывали Мальта вопросами, на которые очень сложно было дать простой ответ.
-Что стало с Патрульным Штабом Маары?
-Почему так тянули с амнистией?
-Что стало с архивом столицы?
-Как вам не стыдно не реагировать на тех, кто виновен в бойне!
-А вы бы отчитались за свои действия в смуту!
-Да что там смута…
-А как вы ушли от наказания за убийство жены?
Эти вопросы, эти обвинения были вырваны из разных слухов о Мальте и из правды о нем. Он не знал, кому ответить, поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, но его одолевали опять и снова, дергали, тормошили.
-Я не…
-Я действовал согласно…
-Это было приказом…
Никого не интересовали его жалкие попытки оправдаться. Сносить это было слишком. Кем бы ни был Мальт, никто не мог накидываться на человека вот так, сворой. К тому же, а сколько безгрешных было среди этих самых рьяных желающих уличить Мальта в чем-нибудь? Да и вообще – кого угодно, пусть бы и не Мальта, но уличить!
-Прекратите! – Арахна не смогла снести этого морального забивания личности. Она могла ненавидеть Мальта и одновременно дорожить им, могла устраивать подлоги в документах и осуждать за другую, надуманную вину тех, кого нужно было осудить. Но снести такое заклевывание, такое унижение, обрушивающееся снежной глыбой на человека, не смогла.
Она вскочила, не помня себя, бросилась к Мальту, каким-то чудом не задев ничье кресло и даже оттолкнула какого-то особенно рьяного южанина, норовившего ткнуть Мальту под нос какой-т клочок документов:
-Прекратите немедленно! Прекратите! – ее ли это был голос? Звучал ли он? Рыдал ли он? Истерил? Арахна никогда не захочет узнать ответа.
Да и Персиваль, которому прежде казалось, что он легко вынесет падение Мальта, было не по себе от этой картины, и, может быть, по этой причине он не приложил всех усилий, чтобы остановить бесплотную и безнадежную попытку Арахны. Не очень-то и хотел…
Это один на один они могли быть врагами. Это один на один они делали друг другу мелкие гадости и держали друг на друга разные документы, которые относятся к опасной категории документов, что либо не должны никогда появляться, либо должны очень быстро испаряться.
Но как они могли не оценить друг друга? Даже так, в странном соперничестве, в подлянках и в то же время….в мелких, но таких необходимых, и в будущем – куда более масштабных услугах? Прошлое меж ними было плотное и не имело одного цвета. Они были врагами. Они были соратниками. Пусть и не всегда их цели совпадали, но оба искали выгоды и находили ее.
Персиваль переоценил себя, думая, что он каменный. Подложить Мальту кусок платья с убитой Эммы – это одно, в конце концов, кусок еще не найден и Мальт еще имеет шанс сам его найти, или даже отбиться от обвинения. Да и Персиваль не видел при этом лица Мальта…
Но оказалось, что совсем другое, и куда более сложное – снести такое окружение для человека, который просто имеет дух своего времени.
Наверное, именно по этой причине Персиваль и сам поспешил к Мальту.
Советники примолкли и взглянули на короля, ожидая его распоряжения: бунт? Не так ли? Похоже на бунт, верно? Но король молчал и не реагировал, словно не касалось его происходящее. Он не мог решить, как быть? Лишиться трех законников, когда двое из них так послушны – это удар. Да и это уже не будет походить на правду. Но умный хозяин подбирает себе таких слуг, которые придут ему на выручку. Таким слугой оказался новый жрец.
Со скорбностью и статью мученика, он благостно заговорил:
-Друзья, я думаю, наши советники хотят сказать, что мы не имеем права обвинять одного из нас только лишь на основе домыслов. Я думаю – верное решение для всех нас – это суд, справедливый суд.
