Абрахам не ответил. Это было дурным знаком…наверное. Базир не мог знать точно. Если бы речь шла о человеке, он бы ещё прочёл, а тут Абрахам. Что у него на уме? Но как отступишь?
–Ты сам взял её с собой. Взял и не уберёг. Теперь что, убьёшь её? – Базир решил перейти к попытке вызвать чувство вины у бывшего охотника Церкви Животворящего Креста. Но и на этот раз ответа не последовало, Абрахам упрямо шёл вперёд, готовый в любое мгновение встретить злую силу в лице Влада, но сила пока не появлялась, и напряжение росло. Вероятность того, что вампир их не замечает в своих владениях, была мала и, скорее всего, он уже давно почуял их и просто готовиться напасть.
–Она за тебя всегда заступалась! – аргументы таяли с каждым мгновением, отчаяние подступало. Абрахам, наконец, снизошёл до ответа и повернулся к Базиру так резко, что тот едва не влетел в него, не успев остановить свой шаг.
–Чего ты хочешь? – спросил Абрахам коротко.
–А…– Базир нервно облизнул губы, – не трогай Стефанию.
–Она враг, – возразил Абрахам.
–Она с нами. И она такой же враг, как и ты.
–Я иду убивать вампира! – этого оскорбления маг снести не мог, ярость закипела в нём, но Базир выдержал и не отступил:
–Ты был у него. У тебя был шанс его убить. Не Стефания же тебе помешала это сделать?!
Это уже возымело действие. Абрахам отвёл глаза, понимая правоту Базира, затем решился:
–Хорошо! Твоя правда. Забери эту дуру, убери её с глаз моих и сделай так, чтобы она мне на глаза никогда не попадалась. Идёт?
–Идёт, – радостный от своей победы пообещал Базир и тут же подумал, что, возможно, погорячился и поспешил. В конце концов, что с нею случилось в вампирском плену непонятно, может быть, граф сам из неё вампиршу сделал, а может быть, и убил уже?
Но Базир отогнал дурные мысли так далеко, как только смог и двинулся следом за Абрахамом. Вскоре они вышли на широкую и чистую поляну, вокруг которой, как казалось Базиру, ходила странная рябь. Он не успел проморгаться толком, греша на собственное подведшее внезапно зрение, а Абрахам вдруг вскинул руку и сжал пальцы в воздухе так, словно сдёргивал что-то невидимое.
И оказалось, что это действительно было что-то невидимое. Какое-то покрывало будто бы разрушилось от прикосновения Абрахама и медленно в воздухе, на поляне, что прежде была чиста и не тронута, проступили очертания самого настоящего дома…богатого, надо сказать, дома! Внешняя выделка, полная всяких завитков и мозаик говорила о том, что здесь обитает кто-то очень богатый и скучающий, иначе зачем бы он сделал себе такое строение, зачем бы украсил его так витиевато и так разномастно? Дом нельзя было охарактеризовать каким-то определённым стилем, всё было в смешении и у Базира даже глаза разбежались на мгновение. Он испуганно-восхищённо пискнул, поражённый магией, сумевшей укрыть от людского взора целое убежище.
–Слишком просто, – помрачнел Абрахам, с недовольством оглядываясь на восхищение Базира. – Почему?
По мнению Базира это было не просто, но он решил не высовываться и вглядывался в открывшееся ему видение, на какое-то время даже забыв о том, кому это место принадлежит.
–разделимся, – решил Абрахам. – Ты иди через дверь. видишь костяную ручку?
–А…что? – Базир не сразу нашёл в мозаично выложенной стене дверь, коварно замаскированную под такую мозаику. – А…может не надо?
С мольбой Базир поискал взглядом Абрахама, даже обернулся, но мага уже нигде не было видно. Трава на том месте, где он стоял ещё секунду назад, была примята, но куда он делся сам?
Выхода не было – был прекрасный вход. Теперь Базир чётко видел крыльцо, двери… нужно было решиться, и он, кивнув сам себе, упрямо двинулся вперёд, готовый к тому, что встретит великий ужас. Теоретически готовый.
Прежде, чем окончательно коснуться костяной ручки дверей, Базир приободрил себя мыслью о том, что для Влада Абрахам ценнее и опаснее, а это значит, что такому мелкому созданию как Базир ничего не угрожает, и всё, что ему нужно – попытаться отыскать Стефанию и увести её прочь.
Подумав так, Базир потянул на себя ручку, надеясь от души, что та не поддастся, но та поддалась с ужасающей лёгкостью и дверь открылась, даже не скрипнув, встречая Базира полумраком коридора.
Чуть раньше Стефания бы крепко удивилась тому, что за нею пришли, но сейчас она и предположить такого не могла. Она вообще ничего не могла сделать в эту минуту – Влад давил её волю своей вампирской.
Он нависал над нею, беззащитно лежащей, древний в силе магии и Стефания, хоть и безумно хотела отвести взгляд от его глаз, или хотя бы закрыть лицо руками, не могла ни пошевелиться, ни даже моргнуть.
–Оставайся, – увещевал Влад, его голос был мягким, обволакивающим. Змеёю он пробирался в поддающееся дурману сознание Стефании, обвивал сильными кольцами последние попытки к сопротивлению и удушал рвущееся «я» девчонки, превращая её в полностью покорную себе.
Он не был жесток. Он понимал, что делает и не хотел этого. Но когда не добился ни уговором, ни физической болью того, что было единственно правильным для Стефании, решил сломать её, принести ей благо сквозь все её жалкие попытки защититься в том, что уже ей, по мнению Влада, не было нужно.
Стефания боролась. Она сначала пыталась отвернуться, но он легко удержал ей руки. Затем пыталась не смотреть, но Влад заставил её…пара мгновений и она начала стремительно слабеть. Внутри себя она чувствовала что-то зарождающееся, холодно, распространяющееся по всему телу. Горло будто бы сжимало невидимой рукою, в желудке что-то переворачивалось, сердце тревожно билось, пытаясь заставить непослушное тело очнуться, но затем затихло и сердце, перейдя на медленные и ровные удары, и даже дыхание стало равнодушным, тихим…
Стефания смотрела в глаза вампиру и не видела во взгляде его дна. Красноватое пламя, маленьким огоньком выдающее в обычное время вампира, теперь стало для неё бесконечным тоннелем, её уводило куда-то вглубь красноты и она, потерявшись во времени, не чувствуя более своего тела, падала куда-то вниз, в красноту, тонула в ней. И только голос – далёкий, доносившийся словно сквозь толстый слой ваты, напоминал:
–Останься…останься здесь.
–Нет! – попробовала Стефания возмутиться, но язык предал её, тоннель заставил перекувырнуться ещё раз.
–Останься…– велел голос. Нет, не велел. Просил. Но всё-таки не оставлял ей выбора.
–Нет…
Губы не слушались, язык предавал, и ничего кроме красноты не существовало, когда вдруг полёт в никуда прекратился. Красная муть рассеялась на мгновение, и она увидела над собою лицо. Своё лицо.
Нет. не своё. Конечно же, нет. у неё никогда не было таких пышных ресниц, никогда не было таких пухлых губ. Это лицо, похожее на её собственное, принадлежало кому-то другому.
–Мама? – Стефания не верила. Губы не шевелились, но мама услышала и улыбнулась:
–Да, дочка.
–Мама…– Стефания никогда не обращалась так ни к кому. Знала, что её матери нет на свете и теперь, впервые произнеся это слово по отношению к самому близкому человеку, она почувствовала небывалую силу этого простого слова. Всё в этом слове было: и любовь, и нежность. И облегчение…
Мама здесь! Неважно даже где, но рядом! Впервые рядом есть кто-то, кто любит её, Стефанию! Ведь любит?
–Да, дочка, – улыбалась мама и ласково касалась щеки Стефании. Лицо оставалось онемелым, но тонкие прикосновения Стефания всё-таки чувствовала, издалека, не полностью, но это меркло по сравнению с фактом того, что её мама есть, вот она – склоняется над нею.
–Как же… – Стефания никогда не имела вопросов к ней или к отцу, которого также не знала, но сейчас вдруг поняла, что у неё их очень много. И все были важными, даже самые бессвязные. Но нужно было выбрать, а самое главное, нужно было схватить маму, удержать её подле себя, и…
Руки не слушаются. Голова не может повернуться. Мама распрямляется с улыбкой. Нет! она же уйдёт! Нет, нужно её оставить, и Стефания шепчет, молит, не зная, предают ли её ещё губы, и паника рождается в ней.
–Мама…мама. Не уходи!
–Мне нужно, – лицо, похожее на лицо Стефании, только много раз красивее и лучше, ведь оно мамино, искажается скорбью.
–Нет. пожалуйста. Пожалуйста…
Стефания снова пытается пошевелиться и не может. Чужая воля держит её.
–Мне нужно, – с нажимом повторила мама. – Эх, дочка, как бы я хотела остаться.
–Останься! – закричала Стефания, но едва ли крик реален. Губы как будто бы совсем не её.
–Остаться? – мама на мгновение задумалась, а затем просветлела лицом, – тогда согласись.
Согласиться? На что? Где? Куда?
–Согласись, – убеждала мама и улыбается. Теперь её лицо снова близко к лицу Стефании. Так близко, что она видит её глаза над своими и красноватый блеск на дне её взгляда.
Красноватый блеск?..
–Согласись, – прошептала совершенно чужая Эйша, мёртвая и ушедшая в небытие, – и я останусь с тобою, а ты со мною. И я научу тебя всему, во имя памяти.
Стефании попыталась рассмеяться, но не смогла. Неловко попыталась хватануть воздух ртом, и тот отозвался странной колючей болью в груди, прошёл по рёбрам.
–Согласись! – лицо матери исказилось злостью. – Ты, несносная девчонка…
–Ты мертва! – закричала Стефания и попыталась зажмуриться, но красноватый блеск радостно полыхнул в глазах матери и тоннель снова приблизился и вдруг…
И вдруг всё закончилось. Красный свет сменился чернотой, и наступило спасительно бесчувствие. Стефания мотнула головою и застыла без движения.
–Что за натура! – Влад был уверен, что появление матери, появление образа Эйши заставит Стефанию сдаться и остаться с магией, подчиниться его воле. Но она сумела, к полной неожиданности и к большому его удивлению, устоять.
Конечно, усиль Влад нажим, она сломается и будет его, не удержится. Но это всё-таки не нужно уже самому вампиру. Зачем ему марионетка без шанса на восстановление разума? Эйша бы не одобрила. Одно дело, если подвергнуть Стефанию гипнозу, другое, если вытряхнуть её личность и заполнить приказами.
Досада жгла вампира. Девчонка, не проявившая себе прежде ни храбростью, ни стойкостью, устояла! Да что же делается на этой земле?!
Порассуждать о временах и нравах было бы занятно, но у Влада не было на это времени – он ощущал появление в опасной близи мага, хорошо ему знакомого, значит, выяснение дела со Стефанией придётся отложить. Сейчас он сходит, разберётся с этим Абрахамом, упокоит, наконец, эту фанатичную душонку, а затем подумает, что ему с детищем дорогой Эйши делать.
Да, так и будет! – Влад приободрился и отдал мысленно приказ. Не прошло и двух секунда, а в комнатку уже вбежала тень девчонка-служанка.
–Брекста, пригляди! – велел Влад и вышел прочь от Стефании, опасаясь ненароком взбеситься на её неуступчивость и всё-таки прибить или поломать её.
У всех великих древних и могучих рано или поздно наступает период слепоты. Очень трудно, взобравшись наверх, следить за мелкими и ничтожными деяниями и их творцами. Влад честно пытался контролировать всех своих вампирят, держал их строгими законами, велел не трогать местных, но он никогда не считал нужным выяснять, чего они хотят сами. Они приходили к нему, искали защиты и пропитания, спасались от церковников, и он принимал их, объясняя правила и законы, карая за их нарушение. Но он не думал о них как об отдельных, всё-таки имеющих какие-то чувства существах. Влад полагал, что знает их и без того и может дотянуться. А зачем контролировать каждое мгновение, если можно сделать это неожиданно?
Сейчас Влад был озабочен встречей с Абрахамом. Себе он твердил, что на раз-два уложит во имя всех прошлых счетов пронырливого мага, но не верил в такой лёгкий исход. Ему хорошо было известно, что такое Абрахам, его фанатизм и неумение остановиться. Рано или поздно они должны были сойтись в схватке, и Влад не сомневался, что для одного из них двоих эта схватка будет, наконец, последней – слишком много накоплено было уже долга, пора же и платить.
Именно в этой озабоченности, Влад шёл по своему дому, и не занимал мысли ни Стефанией, ни уж тем более какой-то там Брекстой, которую он, в минуту нужды, мог уничтожить одним движением.
Брекста же и при жизни своей, до падения в вампирскую сущность, была глупа. При обращении, произошедшем насильно и грубо, она совсем не поумнела. Более того, голод ожесточил её, молодой вампирше хотелось есть постоянно, а местных трогать было нельзя.
Она и без того приглядывалась к Стефании, думала о том, какая кровь на вкус у этой проклятой девицы, с которой так радостно и мило возиться её хозяин, а теперь, оставшись один на один с потенциальной жертвой, ещё и без сознания, Брекста с трудом удерживалась от того, чтобы не впиться в её горло.
А горло соблазнительно пульсировало от жизни. Для человека незаметно, но вампир чувствует толчки крови…
Стефания лежала без сознания, теперь над нею стояла Брекста, которая не испытывала никаких чувств к ней, кроме тех, которые может испытывать человек, которому после долгого голодания дали еду, но в плотно закрытом контйнере…вроде бы и есть она, еда, и рот уже наполняется слюной, а открыть нельзя.
И видишь её, и аромат чувствуешь, и даже потрогать крышку можно, а не откусить!
У Брексты даже клыки чесались от предвкушения. Но она знала, что с нею сделает хозяин, если только узнает о её мыслях насчёт своей гостьи – Влад всем сделал строгое внушение и все держались и слушались. И Брекста держалась, но ей приходилось хуже. Она и при жизни-то не обладала какой-либо сдержанностью, а тут, в посмертии…
Брекста стояла на тело и маялась. Она знала – ей не жить, но разве такая жизнь, в вечном голоде и в невозможности поесть того стоит?
«Я только попробую…» – Брекста успокоила себя этим. Может быть, хозяин и не заметит?
Осторожно, словно Стефания могла в любое мгновение очнуться и обнаружить её, Брекста переступила через полог кровати и крайне аккуратно опустилась на колени. Рука Стефании очень удобно свешивалась с края постели, её-то Брекста и взяла своими холодными мёртвыми пальцами.
Кровь билась… жизнь билась. Тёплая, сладкая жизнь! Брекста осторожно прижалась губами к руке, пока без клыков, примериваясь, и поняла, что не сдержится.
Если очень долго пугать человека, в конце концов, он либо сломается, либо разозлится и решит, что всё, что он тщетно пытается сохранить, может гореть в адском пламени. Голод сводил Брексту с ума, и она так же, как загнанный страхом человек решила, что пусть она лучше сгорит в адском пламени, но зато утолит ту бездонную пропасть кровью. Кровью этой девчонки.
И пусть пропадут в этом же адском пламени все церковники и вампиры! Брекста хочет есть, Брекста не может больше терпеть такого издевательства, в отличие от других, в отличие от собратьев, она не такая стойкая. Она не может терпеть!
Брекста примерилась и укусила. Терпкий тянущий горло вкус крови мгновенно наполнил ненасытный рот. Стефания задрожала, зашевелилась, застонала от боли, но Брексте было уже всё равно.
И в эту минуту в комнату вполз перепуганный полным отсутствием кого-либо и в край потерянный Базир.
Брекста была глупа и неосторожна, а припав к руке Стефании, и вовсе забыла про всё, что есть в свету и во тьме, про всё, кроме крови. Ничего, кроме крови не интересовало её, и она слишком поздно ощутила присутствие ещё одного человека в комнате.
–Ты сам взял её с собой. Взял и не уберёг. Теперь что, убьёшь её? – Базир решил перейти к попытке вызвать чувство вины у бывшего охотника Церкви Животворящего Креста. Но и на этот раз ответа не последовало, Абрахам упрямо шёл вперёд, готовый в любое мгновение встретить злую силу в лице Влада, но сила пока не появлялась, и напряжение росло. Вероятность того, что вампир их не замечает в своих владениях, была мала и, скорее всего, он уже давно почуял их и просто готовиться напасть.
–Она за тебя всегда заступалась! – аргументы таяли с каждым мгновением, отчаяние подступало. Абрахам, наконец, снизошёл до ответа и повернулся к Базиру так резко, что тот едва не влетел в него, не успев остановить свой шаг.
–Чего ты хочешь? – спросил Абрахам коротко.
–А…– Базир нервно облизнул губы, – не трогай Стефанию.
–Она враг, – возразил Абрахам.
–Она с нами. И она такой же враг, как и ты.
–Я иду убивать вампира! – этого оскорбления маг снести не мог, ярость закипела в нём, но Базир выдержал и не отступил:
–Ты был у него. У тебя был шанс его убить. Не Стефания же тебе помешала это сделать?!
Это уже возымело действие. Абрахам отвёл глаза, понимая правоту Базира, затем решился:
–Хорошо! Твоя правда. Забери эту дуру, убери её с глаз моих и сделай так, чтобы она мне на глаза никогда не попадалась. Идёт?
–Идёт, – радостный от своей победы пообещал Базир и тут же подумал, что, возможно, погорячился и поспешил. В конце концов, что с нею случилось в вампирском плену непонятно, может быть, граф сам из неё вампиршу сделал, а может быть, и убил уже?
Но Базир отогнал дурные мысли так далеко, как только смог и двинулся следом за Абрахамом. Вскоре они вышли на широкую и чистую поляну, вокруг которой, как казалось Базиру, ходила странная рябь. Он не успел проморгаться толком, греша на собственное подведшее внезапно зрение, а Абрахам вдруг вскинул руку и сжал пальцы в воздухе так, словно сдёргивал что-то невидимое.
И оказалось, что это действительно было что-то невидимое. Какое-то покрывало будто бы разрушилось от прикосновения Абрахама и медленно в воздухе, на поляне, что прежде была чиста и не тронута, проступили очертания самого настоящего дома…богатого, надо сказать, дома! Внешняя выделка, полная всяких завитков и мозаик говорила о том, что здесь обитает кто-то очень богатый и скучающий, иначе зачем бы он сделал себе такое строение, зачем бы украсил его так витиевато и так разномастно? Дом нельзя было охарактеризовать каким-то определённым стилем, всё было в смешении и у Базира даже глаза разбежались на мгновение. Он испуганно-восхищённо пискнул, поражённый магией, сумевшей укрыть от людского взора целое убежище.
–Слишком просто, – помрачнел Абрахам, с недовольством оглядываясь на восхищение Базира. – Почему?
По мнению Базира это было не просто, но он решил не высовываться и вглядывался в открывшееся ему видение, на какое-то время даже забыв о том, кому это место принадлежит.
–разделимся, – решил Абрахам. – Ты иди через дверь. видишь костяную ручку?
–А…что? – Базир не сразу нашёл в мозаично выложенной стене дверь, коварно замаскированную под такую мозаику. – А…может не надо?
С мольбой Базир поискал взглядом Абрахама, даже обернулся, но мага уже нигде не было видно. Трава на том месте, где он стоял ещё секунду назад, была примята, но куда он делся сам?
Выхода не было – был прекрасный вход. Теперь Базир чётко видел крыльцо, двери… нужно было решиться, и он, кивнув сам себе, упрямо двинулся вперёд, готовый к тому, что встретит великий ужас. Теоретически готовый.
Прежде, чем окончательно коснуться костяной ручки дверей, Базир приободрил себя мыслью о том, что для Влада Абрахам ценнее и опаснее, а это значит, что такому мелкому созданию как Базир ничего не угрожает, и всё, что ему нужно – попытаться отыскать Стефанию и увести её прочь.
Подумав так, Базир потянул на себя ручку, надеясь от души, что та не поддастся, но та поддалась с ужасающей лёгкостью и дверь открылась, даже не скрипнув, встречая Базира полумраком коридора.
Чуть раньше Стефания бы крепко удивилась тому, что за нею пришли, но сейчас она и предположить такого не могла. Она вообще ничего не могла сделать в эту минуту – Влад давил её волю своей вампирской.
Он нависал над нею, беззащитно лежащей, древний в силе магии и Стефания, хоть и безумно хотела отвести взгляд от его глаз, или хотя бы закрыть лицо руками, не могла ни пошевелиться, ни даже моргнуть.
–Оставайся, – увещевал Влад, его голос был мягким, обволакивающим. Змеёю он пробирался в поддающееся дурману сознание Стефании, обвивал сильными кольцами последние попытки к сопротивлению и удушал рвущееся «я» девчонки, превращая её в полностью покорную себе.
Он не был жесток. Он понимал, что делает и не хотел этого. Но когда не добился ни уговором, ни физической болью того, что было единственно правильным для Стефании, решил сломать её, принести ей благо сквозь все её жалкие попытки защититься в том, что уже ей, по мнению Влада, не было нужно.
Стефания боролась. Она сначала пыталась отвернуться, но он легко удержал ей руки. Затем пыталась не смотреть, но Влад заставил её…пара мгновений и она начала стремительно слабеть. Внутри себя она чувствовала что-то зарождающееся, холодно, распространяющееся по всему телу. Горло будто бы сжимало невидимой рукою, в желудке что-то переворачивалось, сердце тревожно билось, пытаясь заставить непослушное тело очнуться, но затем затихло и сердце, перейдя на медленные и ровные удары, и даже дыхание стало равнодушным, тихим…
Стефания смотрела в глаза вампиру и не видела во взгляде его дна. Красноватое пламя, маленьким огоньком выдающее в обычное время вампира, теперь стало для неё бесконечным тоннелем, её уводило куда-то вглубь красноты и она, потерявшись во времени, не чувствуя более своего тела, падала куда-то вниз, в красноту, тонула в ней. И только голос – далёкий, доносившийся словно сквозь толстый слой ваты, напоминал:
–Останься…останься здесь.
–Нет! – попробовала Стефания возмутиться, но язык предал её, тоннель заставил перекувырнуться ещё раз.
–Останься…– велел голос. Нет, не велел. Просил. Но всё-таки не оставлял ей выбора.
–Нет…
Губы не слушались, язык предавал, и ничего кроме красноты не существовало, когда вдруг полёт в никуда прекратился. Красная муть рассеялась на мгновение, и она увидела над собою лицо. Своё лицо.
Нет. не своё. Конечно же, нет. у неё никогда не было таких пышных ресниц, никогда не было таких пухлых губ. Это лицо, похожее на её собственное, принадлежало кому-то другому.
–Мама? – Стефания не верила. Губы не шевелились, но мама услышала и улыбнулась:
–Да, дочка.
–Мама…– Стефания никогда не обращалась так ни к кому. Знала, что её матери нет на свете и теперь, впервые произнеся это слово по отношению к самому близкому человеку, она почувствовала небывалую силу этого простого слова. Всё в этом слове было: и любовь, и нежность. И облегчение…
Мама здесь! Неважно даже где, но рядом! Впервые рядом есть кто-то, кто любит её, Стефанию! Ведь любит?
–Да, дочка, – улыбалась мама и ласково касалась щеки Стефании. Лицо оставалось онемелым, но тонкие прикосновения Стефания всё-таки чувствовала, издалека, не полностью, но это меркло по сравнению с фактом того, что её мама есть, вот она – склоняется над нею.
–Как же… – Стефания никогда не имела вопросов к ней или к отцу, которого также не знала, но сейчас вдруг поняла, что у неё их очень много. И все были важными, даже самые бессвязные. Но нужно было выбрать, а самое главное, нужно было схватить маму, удержать её подле себя, и…
Руки не слушаются. Голова не может повернуться. Мама распрямляется с улыбкой. Нет! она же уйдёт! Нет, нужно её оставить, и Стефания шепчет, молит, не зная, предают ли её ещё губы, и паника рождается в ней.
–Мама…мама. Не уходи!
–Мне нужно, – лицо, похожее на лицо Стефании, только много раз красивее и лучше, ведь оно мамино, искажается скорбью.
–Нет. пожалуйста. Пожалуйста…
Стефания снова пытается пошевелиться и не может. Чужая воля держит её.
–Мне нужно, – с нажимом повторила мама. – Эх, дочка, как бы я хотела остаться.
–Останься! – закричала Стефания, но едва ли крик реален. Губы как будто бы совсем не её.
–Остаться? – мама на мгновение задумалась, а затем просветлела лицом, – тогда согласись.
Согласиться? На что? Где? Куда?
–Согласись, – убеждала мама и улыбается. Теперь её лицо снова близко к лицу Стефании. Так близко, что она видит её глаза над своими и красноватый блеск на дне её взгляда.
Красноватый блеск?..
–Согласись, – прошептала совершенно чужая Эйша, мёртвая и ушедшая в небытие, – и я останусь с тобою, а ты со мною. И я научу тебя всему, во имя памяти.
Стефании попыталась рассмеяться, но не смогла. Неловко попыталась хватануть воздух ртом, и тот отозвался странной колючей болью в груди, прошёл по рёбрам.
–Согласись! – лицо матери исказилось злостью. – Ты, несносная девчонка…
–Ты мертва! – закричала Стефания и попыталась зажмуриться, но красноватый блеск радостно полыхнул в глазах матери и тоннель снова приблизился и вдруг…
И вдруг всё закончилось. Красный свет сменился чернотой, и наступило спасительно бесчувствие. Стефания мотнула головою и застыла без движения.
–Что за натура! – Влад был уверен, что появление матери, появление образа Эйши заставит Стефанию сдаться и остаться с магией, подчиниться его воле. Но она сумела, к полной неожиданности и к большому его удивлению, устоять.
Конечно, усиль Влад нажим, она сломается и будет его, не удержится. Но это всё-таки не нужно уже самому вампиру. Зачем ему марионетка без шанса на восстановление разума? Эйша бы не одобрила. Одно дело, если подвергнуть Стефанию гипнозу, другое, если вытряхнуть её личность и заполнить приказами.
Досада жгла вампира. Девчонка, не проявившая себе прежде ни храбростью, ни стойкостью, устояла! Да что же делается на этой земле?!
Порассуждать о временах и нравах было бы занятно, но у Влада не было на это времени – он ощущал появление в опасной близи мага, хорошо ему знакомого, значит, выяснение дела со Стефанией придётся отложить. Сейчас он сходит, разберётся с этим Абрахамом, упокоит, наконец, эту фанатичную душонку, а затем подумает, что ему с детищем дорогой Эйши делать.
Да, так и будет! – Влад приободрился и отдал мысленно приказ. Не прошло и двух секунда, а в комнатку уже вбежала тень девчонка-служанка.
–Брекста, пригляди! – велел Влад и вышел прочь от Стефании, опасаясь ненароком взбеситься на её неуступчивость и всё-таки прибить или поломать её.
У всех великих древних и могучих рано или поздно наступает период слепоты. Очень трудно, взобравшись наверх, следить за мелкими и ничтожными деяниями и их творцами. Влад честно пытался контролировать всех своих вампирят, держал их строгими законами, велел не трогать местных, но он никогда не считал нужным выяснять, чего они хотят сами. Они приходили к нему, искали защиты и пропитания, спасались от церковников, и он принимал их, объясняя правила и законы, карая за их нарушение. Но он не думал о них как об отдельных, всё-таки имеющих какие-то чувства существах. Влад полагал, что знает их и без того и может дотянуться. А зачем контролировать каждое мгновение, если можно сделать это неожиданно?
Сейчас Влад был озабочен встречей с Абрахамом. Себе он твердил, что на раз-два уложит во имя всех прошлых счетов пронырливого мага, но не верил в такой лёгкий исход. Ему хорошо было известно, что такое Абрахам, его фанатизм и неумение остановиться. Рано или поздно они должны были сойтись в схватке, и Влад не сомневался, что для одного из них двоих эта схватка будет, наконец, последней – слишком много накоплено было уже долга, пора же и платить.
Именно в этой озабоченности, Влад шёл по своему дому, и не занимал мысли ни Стефанией, ни уж тем более какой-то там Брекстой, которую он, в минуту нужды, мог уничтожить одним движением.
Брекста же и при жизни своей, до падения в вампирскую сущность, была глупа. При обращении, произошедшем насильно и грубо, она совсем не поумнела. Более того, голод ожесточил её, молодой вампирше хотелось есть постоянно, а местных трогать было нельзя.
Она и без того приглядывалась к Стефании, думала о том, какая кровь на вкус у этой проклятой девицы, с которой так радостно и мило возиться её хозяин, а теперь, оставшись один на один с потенциальной жертвой, ещё и без сознания, Брекста с трудом удерживалась от того, чтобы не впиться в её горло.
А горло соблазнительно пульсировало от жизни. Для человека незаметно, но вампир чувствует толчки крови…
Стефания лежала без сознания, теперь над нею стояла Брекста, которая не испытывала никаких чувств к ней, кроме тех, которые может испытывать человек, которому после долгого голодания дали еду, но в плотно закрытом контйнере…вроде бы и есть она, еда, и рот уже наполняется слюной, а открыть нельзя.
И видишь её, и аромат чувствуешь, и даже потрогать крышку можно, а не откусить!
У Брексты даже клыки чесались от предвкушения. Но она знала, что с нею сделает хозяин, если только узнает о её мыслях насчёт своей гостьи – Влад всем сделал строгое внушение и все держались и слушались. И Брекста держалась, но ей приходилось хуже. Она и при жизни-то не обладала какой-либо сдержанностью, а тут, в посмертии…
Брекста стояла на тело и маялась. Она знала – ей не жить, но разве такая жизнь, в вечном голоде и в невозможности поесть того стоит?
«Я только попробую…» – Брекста успокоила себя этим. Может быть, хозяин и не заметит?
Осторожно, словно Стефания могла в любое мгновение очнуться и обнаружить её, Брекста переступила через полог кровати и крайне аккуратно опустилась на колени. Рука Стефании очень удобно свешивалась с края постели, её-то Брекста и взяла своими холодными мёртвыми пальцами.
Кровь билась… жизнь билась. Тёплая, сладкая жизнь! Брекста осторожно прижалась губами к руке, пока без клыков, примериваясь, и поняла, что не сдержится.
Если очень долго пугать человека, в конце концов, он либо сломается, либо разозлится и решит, что всё, что он тщетно пытается сохранить, может гореть в адском пламени. Голод сводил Брексту с ума, и она так же, как загнанный страхом человек решила, что пусть она лучше сгорит в адском пламени, но зато утолит ту бездонную пропасть кровью. Кровью этой девчонки.
И пусть пропадут в этом же адском пламени все церковники и вампиры! Брекста хочет есть, Брекста не может больше терпеть такого издевательства, в отличие от других, в отличие от собратьев, она не такая стойкая. Она не может терпеть!
Брекста примерилась и укусила. Терпкий тянущий горло вкус крови мгновенно наполнил ненасытный рот. Стефания задрожала, зашевелилась, застонала от боли, но Брексте было уже всё равно.
И в эту минуту в комнату вполз перепуганный полным отсутствием кого-либо и в край потерянный Базир.
Брекста была глупа и неосторожна, а припав к руке Стефании, и вовсе забыла про всё, что есть в свету и во тьме, про всё, кроме крови. Ничего, кроме крови не интересовало её, и она слишком поздно ощутила присутствие ещё одного человека в комнате.
