Мать зарыдала. Невеста – молодая красивая девушка с открытым и ясным взглядом обняла её и сухо сказала:
–Луал и Девять рыцарей Его проклянут вас за такую подлость!
–Закон на земле стерегут дознаватели, – ответил ей Персиваль, – после смерти я к услугам Луала.
Они ушли. Объединённые общим горем, не верящие в то, что их сын и жених преступник, но допустившие в своё сердце сомнение: а вдруг?
Проклятое «а вдруг?», едкое «а если не знали?», невыносимое «но если…» – и прочие отблески недоверия. Не могут же дознаватели так ошибаться? Или могут? А может ли ошибаться любящая женщина? Может ли быть слепа мать?
Нет! нет, Леа Самто не виновен, но…
А вдруг?
Появлению Мальта Персиваль, мягко говоря, не обрадовался. Ничего хорошего такой визит не сулил.
–Что-то случилось? – вежливо, однако, спросил Персиваль.
–Я разбирал протоколы последней недели, – сказал Мальт, – и обнаружил, что протокол Маллеуса, перешедший теперь в твоё дело, ошибочен.
–Неужели?! – Персиваль спросил с откровенной издёвкой. – Неужели в нём помарка?
Помарок там было много, но Персиваля дико раздражало желание Мальта навести идеальный порядок.
–Там семнадцать помарок разной строгости, – Мальт не изменился в лице. Он знал, что его ненавидят. Но он был из категории фанатиков и от этого был готов к любой борьбе.
–Неважно! – Персиваль отмахнулся, – шестая камера скоро даст мне имена заговорщиков! Леа Самто не прост, но я победил его. Вернее, шестая камера скоро его победит. А ты завидуешь!
–Ага, – согласился Мальт с усмешкой, – завидую твоему разгильдяйству и лени, а ещё…
Он вдруг осёкся.
–Как ты сказал? – это Мальт спросил уже другим голосом. Очень напряжённым и Персиваль посерьёзнел.
–Что? шестая камера, та самая, что подтапливает стоками канавы…
–Как его зовут? – перебил мальт в неожиданном волнении.
–Леа Самто, – повторил Персиваль и не удержался, – знакомый? Если да, то ты под подозрением.
Мальт смерил его уничижительным взглядом, в котором плескался неприкрытый триумф:
–Самто? «М» - как в моём имени?
–Скорее, как в словах «могила», «мерзавец» и «мутный тип», – Персиваль не понимал, что так радует Мальта.
–Понимаешь ли, мой друг, – Мальт неожиданно улыбнулся, но его лицо добрее и приятнее не стало. Осталось холодным и змеиным, – если бы ты следовал протоколам там, как я, ты бы знал, что твоего подозреваемого зовут – Леа Санто, «н» - как в словах «ничтожество», «ноль». «негодяй» и «неудачник».
–Не может…– Персиваля подбросило. Он схватился за листок протокола, впился в него взглядом, холодея. Леа Самто…Санто? Прочесть можно было и так и эдак.
Мальт протянул Персивалю оригинальный протокол и лист, набело переписанный рукою Маллеуса. В протоколе имя закрывало кровавым пятном, а вот в набело переписанном ясно читалось – Санто.
–Это что…это как?..– у Персиваля кончились слова. – Это куда?..
Он не понимал как так получилось. И, что хуже – не знал, что теперь с ним будет. Хорош, если дознаватели просто будут над ним издеваться, но это пахнет трибуналом и новым дознанием уже в отношении Персиваля.
–Луал! – Персиваль подорвался с места и рванул в нижние этажи, к шестой камере, желая освободить несчастного Леа Самто.
Стражник испуганно отпер дверь и Персиваль уже рванул к пленнику, но неожиданно Мальт перехватил его порыв и впечатал в стену, рявкнул:
–Закрыть шестую!
–Надо следить за документами! – наставлял Мальт десятью минутами позже, – требовать порядка, без помарок, описок, пятен…
Это уже не волновало Персиваля:
–Зачем ты не дал мне освободить Самто? Он не виноват. Ты знаешь это лучше меня.
–Не виноват, – согласился Мальт, – мои люди взяли след Санто – настоящего врага, он подозрительный тип, привечает в своём доме памфлетистов, снабжает деньгами…
–Почему, ты…
–Потому что Дознание, которое ошибается, не вызывает доверия! – рявкнул Мальт так резко, что Персиваль аж замер от испуга. – Закон должен быть беспощадным и абсолютным. Он не ошибается. Ошибаются люди. Но толпа подумает, что если ошибся человек из Дознания, то закон ничего не значит и нашей репутации конец!
–Там невиновный человек! – возмутился Персиваль.
–Освободи его, да, – предложил Мальт, – расскажи о беспорядке в записях, о том, что ты и Маллеус перепутали людей. Посмотрим, как быстро ваши головы упадут с ваших плеч. Но на вас мне плевать. Народ будет ликовать нашей промашке!
Резон в словах Мальта был. Замученный, загнанный Персиваль спросил:
–Но что делать?
–Самое простое – поменять статью обвинения. Пусть вместо заговора Леа сознается в…ну в краже. Уедет на рудники, если не будет упрямиться.
–А если будет?
–шестая камера в твоём распоряжении. Выпускать его нельзя. Хотя… – Мальт поднялся, – поступай как знаешь.
Он ушёл, точно зная, что Персиваль не поступит опрометчиво. Зная смерть как постоянно присутствующую гостью, этот дознаватель очень захотел жить.
Часом позже Маллеус вошёл к Персивалю:
–Слушай, у меня тут есть служебная записка о проверке…
Персиваль вынырнул из тяжёлых мыслей об участи несчастного Леа и о собственной низости, взглянул на поданную ему записку и вдруг разъярился:
–В ней три помарки! Перепиши!
–да ты чего? – Маллеус аж обалдел, – со сволочью этой переобщался? Ну времени нет. Я тебе потом перепишу, подошьёшь в дело чистую, а это…
Персиваль поднял тяжёлый взгляд на Маллеуса и отчеканил:
–Перепиши набело. Без помарок. Проваливай!
Маллеус хотел возмутиться, но встретил взгляд Персиваля и смирился, спешно кивнул, вылетел прочь смущённый и досадующий. Но что-то было в глазах Персиваля такое, что не позволило Маллеусу ослушаться. Какая-то ярость и…скорбь.
21. О просьбе
В кабинете было так темно, что Персиваль сначала и не увидел Арахну. Потом только, когда глаза его привыкли к темноте, он сообразил, что вот под этой бесформенной грудой тряпья и лежит Арахна – вчерашний палач без роду и племени, сегодня – весьма значительная фигура при совете короля Мираса, да будут дни его долги.
–Арахна, – Персиваль слегка похлопал её по плечу. Бесполезно. В последнее время Арахна вообще с трудом просыпалась: не хотела снова открывать глаза и оказываться в новой Мааре.
Ей очень нравилась старая Маара, в которой был король, и управление которой было поделено между Секциями, которые в свою очередь делились на Коллегии. И пусть вся жизнь Арахны прошла в Коллегии Палачей, что принадлежала к грозной Секции Закона, палачи были не в чести, их презирали даже такие же служители закона, мол, работа у них грязная.
Может быть и была грязной – Арахна не спорила. Она должна была жить иначе, но судьба оставила её сиротой, и при этом не позволила перейти в Коллегию Сопровождения – бесправную, серую, скорбную, для таких же сироток, для брошенных и неприкаянных людей. Нет, Арахне повезло – друг её родителей – палач Регар, не позволил Арахне кануть в Сопровождение и привёл её в свою Коллегию. Впрочем, везение вышло коротким. Арахна, с ранних лет окружённая палачами, считала эту Коллегию своим домом, а Регара названным отцом, и, не зная чем заняться в жизни, как-то очень естественно переняла все его обязанности, встав в ряды сначала помощников палачей, а потом и в палачи.
Регар мучился каждый день. Он не хотел для Арахны такой судьбы, он не хотел, чтобы её презирали и боялись за одну только форму Коллегии, не хотел, чтобы потолком её карьеры стало назначение Главой Коллегии Палачей (в сущности, состоявшей обычно из четырёх-пяти человек). Может быть, Арахна лучше понимала бы эту скорбь и боль Регара, но в то время в рядах учеников Коллегии появилось двое мальчишек Сколер и Лепен – совсем молоденьких, искавших в Коллегии Палачей хоть какое-то обеспечение и стабильность. Мальчишки росли, росла и Арахна – и вся эта троица так крепко переплелась между собой, что вскоре превратилась в настоящую семью, где Регар был отцом, Арахна его любимой младшей дочкой, а эти два юнца – её братьями.
Арахна жила и работала, не имея амбиций, зная, что Регар передаст пост ей, что её «братья» её поддержат. И не трогала Арахну ни политика, ни заговоры, ни брат ныне покойного (вернее убитого) короля – принц Мирас.
Это потом змеиный клубок неожиданно расплёлся перед самым её носом, и Арахну швырнуло в реальность. Из теплицы, где её старались оберегать и лелеять, она оказалась в ледяном мире, где заговор проникал в каждый угол, и исходил от брата короля.
Сначала она потеряла Сколера, который по глупости ввязался в тёмное дело, и отдал за это жизнь, затем потеряла опору и веру в стабильность, а потом потеряла и Регара, и Лепена…
Затем ушла и вся старая Маара. Ночь бойни, развязанная принцем Мирасом для переворота власти, осталась навсегда кровавым следом в жизнях многих жителей Маары. В ту ночь многое свершилось, многие были убиты.
И сейчас, когда вчерашний принц стал королём, пусть и через братоубийство, новый мир медленно поднимал голову. Система Коллегий показала себя устаревшей, и повсюду велись преобразования, чистки врагов нового короля (да будут дни его долги). Бунтовал север, присягавший прошлому королю и не желавший признавать нового без силы. Выжидал запад, не торгуя ни с кем, заставляя столицу доказать свою состоятельность. Колебался восток…и поддержки юга столице для наведения порядка не хватало. Вчерашние сторонники Мираса понемногу начали понимать, что мало для перемены жизни к лучшему убить прошлого короля, нужно ещё удержаться, нужно ещё навести порядок.
И в этом кипении крови, боли и судеб Арахне – слабой и заблудившейся надо было бы сгинуть, но ей не дали. Человек, когда-то лишивший её опоры, раскрывший её про заговор, втолкнувший её безвольную в новый мир – бывший дознаватель Мальт – был известным заговорщиком, стоявшим на стороне Мираса уже много лет. Разумеется сейчас король, да будут дни его долги, осыпал верных своих слуг, в том числе и Мальта, милостями и постами – они были ему ещё нужны, чтобы навести первоначальный порядок. Мальт же, понимая, что сама Арахна пропадёт, а его положение зашатается со дня на день, потянул за собой и Арахну, и Мирас, да будут дни его долги, зная, что вскоре ему придётся уничтожить всех давних сторонников, чтобы исчезли следы его ничтожества до переворота, принял Арахну милостиво, и тоже дал ей положение – она будет нужна ему после падения Мальта, чтобы довести первоначальный порядок до идеального.
О том, что на этот счёт думала сама Арахна – всем было плевать. Да и едва ли она думала что-то стоящее. Сломавшись, она просто покорялась. Ввели в совет? Хорошо. Надо лить кровь? Хорошо. Надо судить, поскольку Секция закона исчезла, и теперь её Коллегии заменяет один Трибунал? Да не вопрос.
Ею можно было бы быть даже довольным – она трудилась упорно, усердно, и, лишившись дома, жила даже в кабинете своего Трибунала, здесь же спала и ела, выбираясь на совещания и на редкие прогулки. Только вот стала Арахна больше спать, и…пить.
Алкоголь вреден любым палачам, поскольку лишает их руки твёрдости, а значит, профессионализма. Но Арахна теперь почти не казнила сама, а значит, не беспокоилась. Но некоторые, как, например, Персиваль, видели в этом тихом безумстве во сне и выпивке – угрозу.
Персиваль не застал Арахну в самый расцвет её силы, жизни и радости. Когда они познакомились, у Арахны уже началась чернота пути, а Персиваль уже был ненавистным ей дознавателем и полуврагом-полудругом для ставшего Арахне важным Мальта. Переворот, ночь бойни и последовавшие события заставили её, Персиваля и Мальта работать в месте, в одном Трибунале, но на разных должностях – Персиваль был кем-то вроде заместителя обоих, но при этом оставался собой, то есть, понимая, что Мальту недолго осталось милостей от короля (да будут дни его долги!), он окружал сетью заботы Арахну, надеясь сделать её своей марионеткой, и через неё влиять на события Маары.
Откровенно говоря, да будет Луал и Девять Рыцарей Его свидетелями, Персиваль сомневался, что Мальт такое допустит. Он, введя Арахну в мир совета и приближения к трону, завёл правило, мол, он и Арахна должны быть честны друг к другу и прежде, чем принять какое-либо решение, должны обсудить его.
–Это наш единственный шанс! – убеждал Мальт, держа ледяные руки Арахны в своих тёплых ладонях.
Арахна, у которой не было теперь никого, кроме этого самого Мальта, который втолкнул её в новую Маару, который бел ей ненавистен и дорог одновременно, кивнула, и некоторое время соблюдала договорённость. Потом заметила только, что она честна с Мальтом, а вот он с ней – нет, и у него есть тайные решения, переговоры и мысли, которыми он с ней не делится.
–Это всё пустяки! – попытался отмахнуться Мальт, когда Арахна мрачно высказала претензии. – Настолько пустяки, что я даже беспокоить тебя этим не хочу.
Арахна кивнула опять, но трещина в их отношениях ширилась. Арахна стала отмалчиваться, и тогда Персиваль стал действовать – осторожно, украдкой, мягко, чтобы не спугнуть…
Но, видит Луал, Персиваль никогда не хотел зла Арахне – в данный момент он желал позаботиться о своём будущем! Ну и о её будущем, раз она не в состоянии найти свой путь.
–Да во имя всего… – Персиваль тряханул её за плечи уже сильнее, – вставай!
Арахна зашевелилась, открыла, наконец, глаза.
–Опять ты? – она его отпихнула, села на софе, отшвыривая в сторону плащи, служившие ей одеялом. – Чего?
–Во-первых, доброе утро, – Персиваль мрачно оглядел её. – Во-вторых, прекращай столько пить.
Он заметил кувшин с подтёками вина на горлышке, стоявший тут же, у софы – это уже не удивляло, но раздражало.
–В-третьих, к тебе сегодня хочет заглянуть граф Саллес-Ливен.
–Кто? – нахмурилась Арахна. Спросонья она не очень хорошо соображала.
–Граф Саллес-Ливен, честный человек, занимается строительством разрушенных домов, поддерживает нашего короля.
–И давно? – Арахна совсем потеряла страх и потому нахальничала. Ей нечего было терять. Некого.
–Это не тот вопрос, который надо задать, – мягко укорил Персиваль. – Но это нужный человек, с ним необходимо встретиться.
Арахна, оправившись от сна, вдруг уставилась в окно, словно что-то увидела. Персиваль дал ей для приличия минуту, затем спросил:
–Ты встретишься с ним?
–Я бы поела…– отозвалась Арахна. – Кажется, вчера я только обедала. И то не помню чем.
Персиваль огромным усилием воли взял себя в руки – нельзя было срываться на неё, нельзя было обострять ситуацию.
–Хорошо! Я скажу на кухне, чтобы тебе принесли завтрак. Выбор, правда, невелик, но они найдут чего-нибудь получше.
Выбор, и в самом деле, был невелик. Переворот оставил столицу с малым количеством припасов, виноваты здесь были и бойни, и мародёры, что успели разойтись, пока грызлась власть, и поставки, в том числе и торговые, которые не делали ни восток, ни запад. Да и юг помогал только чем мог, но этого не хватало. Но король распорядился, чтобы у его ближайших советников были лучшие куски, и если кого-то, как Велеса – мясника, вознёсшегося к власти в ночь бойни, это радовало, то Арахну нет: она почти перестала понимать вкус, всё казалось ей пресным и никаким. Она и сама стала никакой.
–Так вот, – Персиваль улыбнулся, вроде как всё в порядке, – Арахна, я не знаю, чего хочет от тебя граф…
–Кстати, чего он хочет? – Арахна неторопливо принялась расчёсываться.
–Луал и Девять рыцарей Его проклянут вас за такую подлость!
–Закон на земле стерегут дознаватели, – ответил ей Персиваль, – после смерти я к услугам Луала.
Они ушли. Объединённые общим горем, не верящие в то, что их сын и жених преступник, но допустившие в своё сердце сомнение: а вдруг?
Проклятое «а вдруг?», едкое «а если не знали?», невыносимое «но если…» – и прочие отблески недоверия. Не могут же дознаватели так ошибаться? Или могут? А может ли ошибаться любящая женщина? Может ли быть слепа мать?
Нет! нет, Леа Самто не виновен, но…
А вдруг?
***
Появлению Мальта Персиваль, мягко говоря, не обрадовался. Ничего хорошего такой визит не сулил.
–Что-то случилось? – вежливо, однако, спросил Персиваль.
–Я разбирал протоколы последней недели, – сказал Мальт, – и обнаружил, что протокол Маллеуса, перешедший теперь в твоё дело, ошибочен.
–Неужели?! – Персиваль спросил с откровенной издёвкой. – Неужели в нём помарка?
Помарок там было много, но Персиваля дико раздражало желание Мальта навести идеальный порядок.
–Там семнадцать помарок разной строгости, – Мальт не изменился в лице. Он знал, что его ненавидят. Но он был из категории фанатиков и от этого был готов к любой борьбе.
–Неважно! – Персиваль отмахнулся, – шестая камера скоро даст мне имена заговорщиков! Леа Самто не прост, но я победил его. Вернее, шестая камера скоро его победит. А ты завидуешь!
–Ага, – согласился Мальт с усмешкой, – завидую твоему разгильдяйству и лени, а ещё…
Он вдруг осёкся.
–Как ты сказал? – это Мальт спросил уже другим голосом. Очень напряжённым и Персиваль посерьёзнел.
–Что? шестая камера, та самая, что подтапливает стоками канавы…
–Как его зовут? – перебил мальт в неожиданном волнении.
–Леа Самто, – повторил Персиваль и не удержался, – знакомый? Если да, то ты под подозрением.
Мальт смерил его уничижительным взглядом, в котором плескался неприкрытый триумф:
–Самто? «М» - как в моём имени?
–Скорее, как в словах «могила», «мерзавец» и «мутный тип», – Персиваль не понимал, что так радует Мальта.
–Понимаешь ли, мой друг, – Мальт неожиданно улыбнулся, но его лицо добрее и приятнее не стало. Осталось холодным и змеиным, – если бы ты следовал протоколам там, как я, ты бы знал, что твоего подозреваемого зовут – Леа Санто, «н» - как в словах «ничтожество», «ноль». «негодяй» и «неудачник».
–Не может…– Персиваля подбросило. Он схватился за листок протокола, впился в него взглядом, холодея. Леа Самто…Санто? Прочесть можно было и так и эдак.
Мальт протянул Персивалю оригинальный протокол и лист, набело переписанный рукою Маллеуса. В протоколе имя закрывало кровавым пятном, а вот в набело переписанном ясно читалось – Санто.
–Это что…это как?..– у Персиваля кончились слова. – Это куда?..
Он не понимал как так получилось. И, что хуже – не знал, что теперь с ним будет. Хорош, если дознаватели просто будут над ним издеваться, но это пахнет трибуналом и новым дознанием уже в отношении Персиваля.
–Луал! – Персиваль подорвался с места и рванул в нижние этажи, к шестой камере, желая освободить несчастного Леа Самто.
Стражник испуганно отпер дверь и Персиваль уже рванул к пленнику, но неожиданно Мальт перехватил его порыв и впечатал в стену, рявкнул:
–Закрыть шестую!
***
–Надо следить за документами! – наставлял Мальт десятью минутами позже, – требовать порядка, без помарок, описок, пятен…
Это уже не волновало Персиваля:
–Зачем ты не дал мне освободить Самто? Он не виноват. Ты знаешь это лучше меня.
–Не виноват, – согласился Мальт, – мои люди взяли след Санто – настоящего врага, он подозрительный тип, привечает в своём доме памфлетистов, снабжает деньгами…
–Почему, ты…
–Потому что Дознание, которое ошибается, не вызывает доверия! – рявкнул Мальт так резко, что Персиваль аж замер от испуга. – Закон должен быть беспощадным и абсолютным. Он не ошибается. Ошибаются люди. Но толпа подумает, что если ошибся человек из Дознания, то закон ничего не значит и нашей репутации конец!
–Там невиновный человек! – возмутился Персиваль.
–Освободи его, да, – предложил Мальт, – расскажи о беспорядке в записях, о том, что ты и Маллеус перепутали людей. Посмотрим, как быстро ваши головы упадут с ваших плеч. Но на вас мне плевать. Народ будет ликовать нашей промашке!
Резон в словах Мальта был. Замученный, загнанный Персиваль спросил:
–Но что делать?
–Самое простое – поменять статью обвинения. Пусть вместо заговора Леа сознается в…ну в краже. Уедет на рудники, если не будет упрямиться.
–А если будет?
–шестая камера в твоём распоряжении. Выпускать его нельзя. Хотя… – Мальт поднялся, – поступай как знаешь.
Он ушёл, точно зная, что Персиваль не поступит опрометчиво. Зная смерть как постоянно присутствующую гостью, этот дознаватель очень захотел жить.
Часом позже Маллеус вошёл к Персивалю:
–Слушай, у меня тут есть служебная записка о проверке…
Персиваль вынырнул из тяжёлых мыслей об участи несчастного Леа и о собственной низости, взглянул на поданную ему записку и вдруг разъярился:
–В ней три помарки! Перепиши!
–да ты чего? – Маллеус аж обалдел, – со сволочью этой переобщался? Ну времени нет. Я тебе потом перепишу, подошьёшь в дело чистую, а это…
Персиваль поднял тяжёлый взгляд на Маллеуса и отчеканил:
–Перепиши набело. Без помарок. Проваливай!
Маллеус хотел возмутиться, но встретил взгляд Персиваля и смирился, спешно кивнул, вылетел прочь смущённый и досадующий. Но что-то было в глазах Персиваля такое, что не позволило Маллеусу ослушаться. Какая-то ярость и…скорбь.
21. О просьбе
В кабинете было так темно, что Персиваль сначала и не увидел Арахну. Потом только, когда глаза его привыкли к темноте, он сообразил, что вот под этой бесформенной грудой тряпья и лежит Арахна – вчерашний палач без роду и племени, сегодня – весьма значительная фигура при совете короля Мираса, да будут дни его долги.
–Арахна, – Персиваль слегка похлопал её по плечу. Бесполезно. В последнее время Арахна вообще с трудом просыпалась: не хотела снова открывать глаза и оказываться в новой Мааре.
Ей очень нравилась старая Маара, в которой был король, и управление которой было поделено между Секциями, которые в свою очередь делились на Коллегии. И пусть вся жизнь Арахны прошла в Коллегии Палачей, что принадлежала к грозной Секции Закона, палачи были не в чести, их презирали даже такие же служители закона, мол, работа у них грязная.
Может быть и была грязной – Арахна не спорила. Она должна была жить иначе, но судьба оставила её сиротой, и при этом не позволила перейти в Коллегию Сопровождения – бесправную, серую, скорбную, для таких же сироток, для брошенных и неприкаянных людей. Нет, Арахне повезло – друг её родителей – палач Регар, не позволил Арахне кануть в Сопровождение и привёл её в свою Коллегию. Впрочем, везение вышло коротким. Арахна, с ранних лет окружённая палачами, считала эту Коллегию своим домом, а Регара названным отцом, и, не зная чем заняться в жизни, как-то очень естественно переняла все его обязанности, встав в ряды сначала помощников палачей, а потом и в палачи.
Регар мучился каждый день. Он не хотел для Арахны такой судьбы, он не хотел, чтобы её презирали и боялись за одну только форму Коллегии, не хотел, чтобы потолком её карьеры стало назначение Главой Коллегии Палачей (в сущности, состоявшей обычно из четырёх-пяти человек). Может быть, Арахна лучше понимала бы эту скорбь и боль Регара, но в то время в рядах учеников Коллегии появилось двое мальчишек Сколер и Лепен – совсем молоденьких, искавших в Коллегии Палачей хоть какое-то обеспечение и стабильность. Мальчишки росли, росла и Арахна – и вся эта троица так крепко переплелась между собой, что вскоре превратилась в настоящую семью, где Регар был отцом, Арахна его любимой младшей дочкой, а эти два юнца – её братьями.
Арахна жила и работала, не имея амбиций, зная, что Регар передаст пост ей, что её «братья» её поддержат. И не трогала Арахну ни политика, ни заговоры, ни брат ныне покойного (вернее убитого) короля – принц Мирас.
Это потом змеиный клубок неожиданно расплёлся перед самым её носом, и Арахну швырнуло в реальность. Из теплицы, где её старались оберегать и лелеять, она оказалась в ледяном мире, где заговор проникал в каждый угол, и исходил от брата короля.
Сначала она потеряла Сколера, который по глупости ввязался в тёмное дело, и отдал за это жизнь, затем потеряла опору и веру в стабильность, а потом потеряла и Регара, и Лепена…
Затем ушла и вся старая Маара. Ночь бойни, развязанная принцем Мирасом для переворота власти, осталась навсегда кровавым следом в жизнях многих жителей Маары. В ту ночь многое свершилось, многие были убиты.
И сейчас, когда вчерашний принц стал королём, пусть и через братоубийство, новый мир медленно поднимал голову. Система Коллегий показала себя устаревшей, и повсюду велись преобразования, чистки врагов нового короля (да будут дни его долги). Бунтовал север, присягавший прошлому королю и не желавший признавать нового без силы. Выжидал запад, не торгуя ни с кем, заставляя столицу доказать свою состоятельность. Колебался восток…и поддержки юга столице для наведения порядка не хватало. Вчерашние сторонники Мираса понемногу начали понимать, что мало для перемены жизни к лучшему убить прошлого короля, нужно ещё удержаться, нужно ещё навести порядок.
И в этом кипении крови, боли и судеб Арахне – слабой и заблудившейся надо было бы сгинуть, но ей не дали. Человек, когда-то лишивший её опоры, раскрывший её про заговор, втолкнувший её безвольную в новый мир – бывший дознаватель Мальт – был известным заговорщиком, стоявшим на стороне Мираса уже много лет. Разумеется сейчас король, да будут дни его долги, осыпал верных своих слуг, в том числе и Мальта, милостями и постами – они были ему ещё нужны, чтобы навести первоначальный порядок. Мальт же, понимая, что сама Арахна пропадёт, а его положение зашатается со дня на день, потянул за собой и Арахну, и Мирас, да будут дни его долги, зная, что вскоре ему придётся уничтожить всех давних сторонников, чтобы исчезли следы его ничтожества до переворота, принял Арахну милостиво, и тоже дал ей положение – она будет нужна ему после падения Мальта, чтобы довести первоначальный порядок до идеального.
О том, что на этот счёт думала сама Арахна – всем было плевать. Да и едва ли она думала что-то стоящее. Сломавшись, она просто покорялась. Ввели в совет? Хорошо. Надо лить кровь? Хорошо. Надо судить, поскольку Секция закона исчезла, и теперь её Коллегии заменяет один Трибунал? Да не вопрос.
Ею можно было бы быть даже довольным – она трудилась упорно, усердно, и, лишившись дома, жила даже в кабинете своего Трибунала, здесь же спала и ела, выбираясь на совещания и на редкие прогулки. Только вот стала Арахна больше спать, и…пить.
Алкоголь вреден любым палачам, поскольку лишает их руки твёрдости, а значит, профессионализма. Но Арахна теперь почти не казнила сама, а значит, не беспокоилась. Но некоторые, как, например, Персиваль, видели в этом тихом безумстве во сне и выпивке – угрозу.
Персиваль не застал Арахну в самый расцвет её силы, жизни и радости. Когда они познакомились, у Арахны уже началась чернота пути, а Персиваль уже был ненавистным ей дознавателем и полуврагом-полудругом для ставшего Арахне важным Мальта. Переворот, ночь бойни и последовавшие события заставили её, Персиваля и Мальта работать в месте, в одном Трибунале, но на разных должностях – Персиваль был кем-то вроде заместителя обоих, но при этом оставался собой, то есть, понимая, что Мальту недолго осталось милостей от короля (да будут дни его долги!), он окружал сетью заботы Арахну, надеясь сделать её своей марионеткой, и через неё влиять на события Маары.
Откровенно говоря, да будет Луал и Девять Рыцарей Его свидетелями, Персиваль сомневался, что Мальт такое допустит. Он, введя Арахну в мир совета и приближения к трону, завёл правило, мол, он и Арахна должны быть честны друг к другу и прежде, чем принять какое-либо решение, должны обсудить его.
–Это наш единственный шанс! – убеждал Мальт, держа ледяные руки Арахны в своих тёплых ладонях.
Арахна, у которой не было теперь никого, кроме этого самого Мальта, который втолкнул её в новую Маару, который бел ей ненавистен и дорог одновременно, кивнула, и некоторое время соблюдала договорённость. Потом заметила только, что она честна с Мальтом, а вот он с ней – нет, и у него есть тайные решения, переговоры и мысли, которыми он с ней не делится.
–Это всё пустяки! – попытался отмахнуться Мальт, когда Арахна мрачно высказала претензии. – Настолько пустяки, что я даже беспокоить тебя этим не хочу.
Арахна кивнула опять, но трещина в их отношениях ширилась. Арахна стала отмалчиваться, и тогда Персиваль стал действовать – осторожно, украдкой, мягко, чтобы не спугнуть…
Но, видит Луал, Персиваль никогда не хотел зла Арахне – в данный момент он желал позаботиться о своём будущем! Ну и о её будущем, раз она не в состоянии найти свой путь.
***
–Да во имя всего… – Персиваль тряханул её за плечи уже сильнее, – вставай!
Арахна зашевелилась, открыла, наконец, глаза.
–Опять ты? – она его отпихнула, села на софе, отшвыривая в сторону плащи, служившие ей одеялом. – Чего?
–Во-первых, доброе утро, – Персиваль мрачно оглядел её. – Во-вторых, прекращай столько пить.
Он заметил кувшин с подтёками вина на горлышке, стоявший тут же, у софы – это уже не удивляло, но раздражало.
–В-третьих, к тебе сегодня хочет заглянуть граф Саллес-Ливен.
–Кто? – нахмурилась Арахна. Спросонья она не очень хорошо соображала.
–Граф Саллес-Ливен, честный человек, занимается строительством разрушенных домов, поддерживает нашего короля.
–И давно? – Арахна совсем потеряла страх и потому нахальничала. Ей нечего было терять. Некого.
–Это не тот вопрос, который надо задать, – мягко укорил Персиваль. – Но это нужный человек, с ним необходимо встретиться.
Арахна, оправившись от сна, вдруг уставилась в окно, словно что-то увидела. Персиваль дал ей для приличия минуту, затем спросил:
–Ты встретишься с ним?
–Я бы поела…– отозвалась Арахна. – Кажется, вчера я только обедала. И то не помню чем.
Персиваль огромным усилием воли взял себя в руки – нельзя было срываться на неё, нельзя было обострять ситуацию.
–Хорошо! Я скажу на кухне, чтобы тебе принесли завтрак. Выбор, правда, невелик, но они найдут чего-нибудь получше.
Выбор, и в самом деле, был невелик. Переворот оставил столицу с малым количеством припасов, виноваты здесь были и бойни, и мародёры, что успели разойтись, пока грызлась власть, и поставки, в том числе и торговые, которые не делали ни восток, ни запад. Да и юг помогал только чем мог, но этого не хватало. Но король распорядился, чтобы у его ближайших советников были лучшие куски, и если кого-то, как Велеса – мясника, вознёсшегося к власти в ночь бойни, это радовало, то Арахну нет: она почти перестала понимать вкус, всё казалось ей пресным и никаким. Она и сама стала никакой.
–Так вот, – Персиваль улыбнулся, вроде как всё в порядке, – Арахна, я не знаю, чего хочет от тебя граф…
–Кстати, чего он хочет? – Арахна неторопливо принялась расчёсываться.
