Он думал, что забыл слова молитвы богу Авьеры, но, оказалось, помнил всё. - Да принесет он мир сердцу Бога нашего и адептов-рыцарей его. Девять рыцарей спустились на землю, нести Его слово. Девять рыцарей – адептов его, вознеслись в означенный час, принимая смерть мучеников. Да найдет твой дух место своей среди достойных душ. Да встречен он будет в чертогах. Прольется пусть благодать Луала на твои раны, да затянутся они, светом и миром излеченные…
-Да освободится дух твой! – повторил Вильгельм, поднимая кубок.
Выпили в молчании. сказать больше было нечего.
Лотер снова остался за гранями дел. Настоящих дел, к которым стремился. Самое обидное – в этот раз он узнал многое из того, что не положено знать обывателю. Он стал свидетелем падения Габриэля в глазах Эвелин, её травмы и боли, её скорби и разбития.
И, тем не менее, Абигор и Вильгельм вежливо предложили ему прогуляться по фруктовому саду. Поразительное оскорбление! Лёгкость, с которой они это сделали, снова ткнула иглой в сердце Лотера. Он понял, в очередной раз, как далёк от «настоящих дел» Тёмных Территорий.
Юноша покорился приглашению, которое больше звучало приказом вежливой формы. Белые песчаные дорожки , налитые ласковым зелёным шёлком листья серебрились… плоды блестели в лучах солнца. Восхитительное зрелище, райский сад, который сложно заметить в дурных раздумьях.
Юноша покорился. Он был зол и досадовал на то, что его подпустили к важной (пусть и путанной для его мозга и непонятой большей частью) информации и не дали дальше хода, не допустили до равного голоса и равного присутствия. Его вытащили как щенка из лужи, но отнесли не в дом, а бросили рядом с лужей на траву.
Но сейчас Лотер не стал разбираться и пытаться получить что-то по трём причинам: разум, кровь и страх. Разум говорил ему – робко и тихо, что спорить с двумя ошарашенными последними событиями магами – затея самоубийственная: в лучшем случае его просто попросят замолчать. Как всегда вежливо. И как всегда – отказаться будет невозможно. Кровь же торговца утверждала ему – уверенно и громко, что молча наблюдая, находясь достаточно близко, но при этом в стороне – можно получить и выиграть больше. С ранних лет Лотер был свидетелем купеческого ловкачества и выдержки, и кровь самого известного торговца во всех Территориях отзывалась в нём, уговаривая мириться и ждать своего часа, умоляла молчать кипящую юность.
Страх же не проронил ни слова. Он позволил Лотеру наслаждаться потоком болезненных образов и видений, которые рука тьмы услужливо подбрасывала в его разум.
Причина страха была даже не за отца, оставшегося в Авьере и не за себя, как можно было подумать, а за Эвелин. Она осталась. Но если его отец – Торвуд остался в Авьере, потому что ничего не знал о Габриэле, о его истинных целях и действиях, то она знала. При этом ведьма потребовала спасти Лотера, полагая, что тот может пострадать. И сама не пошла следом. Сейчас юноша никак не мог взять в толк – почему?
Он чувствовал, что за её решением есть что-то более сильное, чем его стремления и более страшное, чем просто смерть.
В силу неопытной юности Лотер не понял, что Эвелин освободила себя. И других. Освободила Габриэля.
Пойти с некромантом ведьма бы не посмела – тот рассчитывал на безумие Глубины и её чудовищ, на древних существ, о которых мало что знал, и на конец всего. Да и оскорбление было слишком велико – он знал всё об Эвелин и при этом – не доверил ей самого главного!
Пойти против Габриэля, объединиться с Вильгельмом и Абигором она бы тоже не смогла. Эвелин стала настоящей ведьмой, для которой крах веры, крах преданности – прямой путь к позорной смерти, а как советница короля она не стерпела бы бесчестия. Ведьма присягала Габриэлю, и пойти против него – нарушить присягу, подвести его, подвести себя! Да, любовь к нему, может быть, и изрезала её душу, изорвала ржавыми крючьями, опалила всё светлое, надломила, но в последние свои минуты Эвелин оставалась ей верна. И именно по этой верности позволила Габриэлю себя убить без свидетелей её собственного ничтожества.
Был вариант бежать. Далеко и позорно. Бесчестно и слабо. И снова – бесчестие! Да и бег – не в природе ведьм.
И тогда Эвелин не оставалось ничего, кроме как умереть один на один с собственным создателем. Она не посмела с ним сражаться в полную силу – проявила свою человеческую сущность, но жить бы, после открытого, после разрушенного ведьма бы не смогла.
Эвелин была слаба перед Габриэлем. Да и вообще перед всеми. Но ей было дано прикидываться сильной. Настолько сильной, что даже Габриэль забыл о её слабости. Последние дни, всё, что было после плена, после Франсуа извело и истерзало, и смерть она приняла спасением.
Но как страшно, оказалось, умирать от рук, от сил того, кого она любила! Как это оказалось больно! И даже последние мысли, словно бы издеваясь, укусили последний раз:
«Неужели все, кто умирают, терпят эту боль?»
А было чего испугаться! Она была палачом. Она была убийцей, отравительницей. И пусть, став советницей, Эвелин уже не занималась отравительством сама, но она давала приказы, находила исполнителей, а значит – и та кровь тоже на ней.
«Неужели все, кто умирают, терпят эту боль?» - но ответом была белая немота.
И Лотер не знал этого. Тревога росла в нём, страх расширялся, и поэтому не было возмущения, и потому царила тишина в изумрудном шёлке фруктового сада, но Лотер почти не замечал красоты…
-Стой! – резкий грубый окрик сзади. Лотер обернулся – к нему спешил смутно знакомый мужчина в военном костюме.
-Рудольф? – Лотер был рад, хотя – в последний раз, когда он видела капитана городской стражи Терры, и уезжал из плена.
-Лотер! – Рудольф, казалось, тоже был рад. – А что ты здесь?.. Как?
Он растерянно оглянулся, прикидывая, как мог гулять в одиночку Лотер в этот час, по этой земле и с кем он прибыл. Смутная надежда сжала сердце.
-Я с магом, - отозвался юноша мрачно. – Мы прибыли из Авьера для…
И ступор. Рассказать? Как и что? Да и стоит ли? Не похоже, чтобы Рудольфа просвещали. А интересно складывается его жизнь…
-Для дела! – закончил Лотер, коря себя за долгую паузу.
-С магом? – удивился военачальник Авьера и Терры. – И где она?
-Кто? – Лотер искренне не понял, но тут вмешалось очень муторное подозрение, и против воли он отступил на шаг…- Эвелин?
В горле стало сухо. В глазах защипало…лицо Рудольфа омрачилось. Изменившимся голосом он спросил:
-Что с ней?
О, если бы кто сказал об этом самом у Лотеру! Но юноша сам мучился терзающим незнанием.
А в Рудольфе произошла резка перемена. Дружелюбное выражение исчезло. Резким поворотом он припёр Лотера к стволу раскидистой яблони, перехватил руку, метнувшуюся за кинжалом и сжал горло купеческого сына за горло, до боли, до хрипа, до белой мглы…
-Что с ней? – заорал Рудольф.
Пока Лотер тактично прогуливался по саду, разговор Абигора и Вильгельма приобретал всё более угрожающий размах. Союзники обсуждали, какие именно заклинания надо применить и как выстроить линию боя.
-Самое главное – не дать никому упасть в воду! – напоминал Вильгельм каждый раз, заметно раздражая Абигора.
-Я понял! – шипел Гордый Враг. – Значит, сначала окружим кругом площадку боя. Чтобы у Габриэля, в случае чего, была задержка в ритуале, пока он будет ломать щит.
-Нет, сначала надо обезопасить тех людей, что с ним придут! – спорил Вильгельм. – Там легко оступиться…и если кто-то упадёт…
-Да помню я! – взорвался Абигор. – Помню! Значит – я ставлю щит, а ты – ограждаешь людей от него.
-Лучше наоборот, - снова был недоволен маг.
Абигор закрыл глаза, призывая всё самообладание, которого у него уже почти не было, и снова взглянул на Вильгельма:
-Хорошо. Я ограждаю людей, ты ставишь щит.
-Но с другой стороны…- Вильгельм раздумывал, - с другой стороны, нам не нужен сильный щит. Может быть, сразу на Габриэля напасть? Хотя нет – тогда есть риск, что кое-кто из людей упадёт. А им…
И разговор не кончался. Они не могли выработать тактику – ситуация со всех сторон представляла риски и никакой гарантии. Вдобавок, Вильгельм отчаянно не хотел драться с Габриэлем и предлагал попробовать с ним поговорить. В ответ на это Абигор усмехался, уверял, что это лишь трата времени, но Вильгельм был непреклонен.
Их разговор прервало бесцеремонное появление Рудольфа. Он тащил за собой Лотера, бледного и испуганного.
-В чём дело, капитан? – устало спросил Абигор, жалея, что всё ещё жив.
-Это правда? – спросил Рудольф, отшвыривая от себя Лотера, и юноша аккуратно отлетел к стене. – Правда, про Габриэля? про ритуал?
-Ещё одна причина не работать с людьми! – злобно сверкнули глаза Абигора, когда он обратил свой взгляд на юношу, превратившегося в невидимку.
-Подожди! – Вильгельм поспешно встал между Лотером и Абигором. – Подожди! Вы из Авьера?
-Нет, - пискнул Лотер. – Я из Яра. Рудольф из Авьера.
-А, вы из Авьера! – Вильгельм обратился к Рудольфу. – Отлично!..
-Ничего отличного! – злобно отозвался военачальник. – Авьер забрал жизнь моей жизни, спрятал мою дочь… а этот…
Абигор усмехнулся:
-Рудольф, друг мой! Здесь уже неважно, что я хотел сделать. Важно, что я хочу сделать сейчас.
-Ты обещал мне вернуть дочь! – Рудольф готов был броситься на лидера Терры. Только присутствие препятствия в лице Вильгельма останавливало его.
-Ты пришёл ко мне – убить меня! – Гордый Враг рассмеялся. – Я помиловал тебя. Ты должен был умереть или в Авьере, или здесь. Я позволил тебе жить. Разве ты хотел, чтобы погибли Тёмные Территории?
-Твоя дочь получила бы полное обеспечение от Абигора после твоей смерти! – поспешно заверил Вильгельм,– так ведь?
-Разумеется! – Лидер Терры горделиво расправил плечи, услужливая память сразу же напоминал ему, что он приказал убить девчонку, что смерть Рудольфа должна была быть шпилькой к Эвелин. Хорошо, что Рудольф не знает о смерти Марии – всадники смерти, отправленные им так вовремя, вернулись с выполненным поручением.
Рудольф не сводил ненавидящего взгляда с Абигора, но это было уже обыкновенной реакцией человека, когда к прощению и сотрудничеству нужно было прийти через внутреннюю борьбу и ненависть.
-Ты готов рискнуть за жизнь Территорий? – снова подал голос Вильгельм. – нам нужны люди. Ты и Лотер, как посвящённые…
-Я готов! – пискнул Лотер и Абигор наградил его издевательским взглядом:
-Я так не думаю.
-Абигор, пусть идёт. Пары человек нам хватит для достоверной иллюзии присутствия! – вмешался Вильгельм. – А ты, Рудольф? Ты готов выполнить свой долг?
-Готов, - выдохнул Рудольф. Долг победил чувство. Разум победил.
-Чудно! – Абигор обратился к соратнику, - я думаю, нам пора выдвигаться…
-Я готов отправляться! – решительно военачальник подошёл к Лотеру. Помогая ему привести костюм в порядок. – А что с Эвелин? с его советницей?
И, хотя Абигору было жаль Эвелин, но по причинам, отличным от человеческой скорби и сострадания, он с нескрываемым удовольствием ответил:
-Она мертва.
В это время, ничего не зная о подходящих битвах и смертях, по болотистой местности между блаженной Уары, испытавшей на себе дыхание смерти всадников Абигора к Нимлоту брели две фигуры: толстая монахиня, выбранная Акселем для сопровождения и сама цель сопровождения – Мария.
И ни Мария, ни монахиня не знали о судьбе Акселя, не знали, что к этому часу Абигор уже решил сохранить жизнь всем, кого собирал, что злые силы и силы судьбы вмешались в крой земного полотна, и всё переписывалось в плетении Территорий.
Они этого не могли знать. Не могла монахиня знать и того, что творилось на душе у маленькой двенадцатилетней девочки, которая должна была умереть. Не знала, что только из мести, из духа злобы Мария тянет свою силу, и сила эта имеет неоформленный вид, пробуждая лишь одно желание – смести всех, кто навредил ей, её отцу и матери.
Но, к сожалению, Мария знала лишь Эвелин, Габриэля и пару министров. Имя Франсуа она часто путала. Однако этих имён хватило ей, чтобы жить ненавистью и местью.
И для того, чтобы начать воплощение своих замыслов – ещё смутных, ещё неясных, ещё горько-тяжёлых требовалось развернуться и идти в обратную сторону. Мария помнила, что Авьер находится в обратной стороне от той, куда её вели. Помнила по картам отца…
Ей мешала монахиня. Ей мешала забота.
-Я не могу больше! – Мария села на землю, не заботясь о сохранности костюма.
-Деточка, - монахиня склонилась к ней, тяжело дыша – из-за лишнего веса ей было трудно идти, - деточка, нужно терпеть. Великий Гастон учит нас терпению и смирению перед лицом опасности…
-Мой бог – Великий Луал и девять рыцарей-служителей Его! – возмутилась Мария, меняя позу – ноги быстро затекали и ныли от долгой ходьбы. – Я хочу есть, я хочу спать и пить.
Монахиня заметалась. С одной стороны – приказ настоятеля монастыря Акселя был ясен – идти до Нимлота, не останавливаться. С другой же стороны – человеческое сострадание к девочке, к ребёнку, несчастному и замученному…
Мария прекрасно угадала её состояние и сыграла неосознанно: по-детски надула губы, наигранная слеза…
Откуда в ней взялись эти повадки? Впитались в дух с тенями замка Авьера? Вплелись с притворством царедворцев? Откуда и почему выползала в ней эта тьма и безразличие ко всему, что мешало ей на пути к цели?
Монахиня сдалась. Она была прекрасной женщиной. И она не смогла устоять перед очаровательным испуганным и уставшим ребёнком. Села на траву, начала рыться в сумке, что-то бормоча…
Мария снова сменила позу, и под руку ей попалось что-то твёрдое. Она незаметно скользнула по этому чему-то взглядом и поняла, что это небольшой камень…тяжёлый.
Удобный для того, чтобы лечь в руке.
Мария вздрогнула, представив, как берёт этот камень, подкрадывается к монахине, и бьёт ещё и ещё, размазывая кровавую кашу по поверхности камня. Видение было тошнотворным, но отчётливым и по-тёмному притягательным. Со смертью сопровождающей решались все проблемы.
Камень сам лёг в руку девочку. В руку слабую и тонкую, девичью…
В то время, когда одна маленькая девочка сидела на земле, два мага пили за помин души некой ведьмы, недалеко от мыса Бриола открылся портал и из него вышел молодой мужчина привлекательной, но очень холодной наружности. Он был не один. За ним шли люди, погружённые в странное состояние, подчинявшиеся безмолвному приказу, они шли, не моргая.
Пять людей из Авьера, пять людей из Сибона, пять людей из Яра. Пятнадцать человек. И он – распорядитель жизни, будущий бог, покоритель Глубин, обручённый со смертью, великий король – Габриэль.
Люди не могли говорить, не могли шевельнуть рукой – только ноги их мерно переставлялись по гладким каменным ступеням чёрной мраморной скалы. Изредка кто-то пытался мычать, что-то шипеть – но все звуки тонули в раскатах грозной чёрной воды.
Габриэль шёл впереди, ведя за собой пятнадцать человек, среди которых были старики, женщины, дети и юноши. Ему было всё равно, кто погибнет и как. Важно было лишь – для чего.
Его путь начинался в давние времена, когда не было на свете ни Абигора, ни Эвелин, ни Вильгельма. Габриэль был рождён в страшные дни междоусобной войны среди трёх великих правителей Территорий: Авьера, Нимлота и Маары.
-Да освободится дух твой! – повторил Вильгельм, поднимая кубок.
Выпили в молчании. сказать больше было нечего.
Часть 59
Лотер снова остался за гранями дел. Настоящих дел, к которым стремился. Самое обидное – в этот раз он узнал многое из того, что не положено знать обывателю. Он стал свидетелем падения Габриэля в глазах Эвелин, её травмы и боли, её скорби и разбития.
И, тем не менее, Абигор и Вильгельм вежливо предложили ему прогуляться по фруктовому саду. Поразительное оскорбление! Лёгкость, с которой они это сделали, снова ткнула иглой в сердце Лотера. Он понял, в очередной раз, как далёк от «настоящих дел» Тёмных Территорий.
Юноша покорился приглашению, которое больше звучало приказом вежливой формы. Белые песчаные дорожки , налитые ласковым зелёным шёлком листья серебрились… плоды блестели в лучах солнца. Восхитительное зрелище, райский сад, который сложно заметить в дурных раздумьях.
Юноша покорился. Он был зол и досадовал на то, что его подпустили к важной (пусть и путанной для его мозга и непонятой большей частью) информации и не дали дальше хода, не допустили до равного голоса и равного присутствия. Его вытащили как щенка из лужи, но отнесли не в дом, а бросили рядом с лужей на траву.
Но сейчас Лотер не стал разбираться и пытаться получить что-то по трём причинам: разум, кровь и страх. Разум говорил ему – робко и тихо, что спорить с двумя ошарашенными последними событиями магами – затея самоубийственная: в лучшем случае его просто попросят замолчать. Как всегда вежливо. И как всегда – отказаться будет невозможно. Кровь же торговца утверждала ему – уверенно и громко, что молча наблюдая, находясь достаточно близко, но при этом в стороне – можно получить и выиграть больше. С ранних лет Лотер был свидетелем купеческого ловкачества и выдержки, и кровь самого известного торговца во всех Территориях отзывалась в нём, уговаривая мириться и ждать своего часа, умоляла молчать кипящую юность.
Страх же не проронил ни слова. Он позволил Лотеру наслаждаться потоком болезненных образов и видений, которые рука тьмы услужливо подбрасывала в его разум.
Причина страха была даже не за отца, оставшегося в Авьере и не за себя, как можно было подумать, а за Эвелин. Она осталась. Но если его отец – Торвуд остался в Авьере, потому что ничего не знал о Габриэле, о его истинных целях и действиях, то она знала. При этом ведьма потребовала спасти Лотера, полагая, что тот может пострадать. И сама не пошла следом. Сейчас юноша никак не мог взять в толк – почему?
Он чувствовал, что за её решением есть что-то более сильное, чем его стремления и более страшное, чем просто смерть.
В силу неопытной юности Лотер не понял, что Эвелин освободила себя. И других. Освободила Габриэля.
Пойти с некромантом ведьма бы не посмела – тот рассчитывал на безумие Глубины и её чудовищ, на древних существ, о которых мало что знал, и на конец всего. Да и оскорбление было слишком велико – он знал всё об Эвелин и при этом – не доверил ей самого главного!
Пойти против Габриэля, объединиться с Вильгельмом и Абигором она бы тоже не смогла. Эвелин стала настоящей ведьмой, для которой крах веры, крах преданности – прямой путь к позорной смерти, а как советница короля она не стерпела бы бесчестия. Ведьма присягала Габриэлю, и пойти против него – нарушить присягу, подвести его, подвести себя! Да, любовь к нему, может быть, и изрезала её душу, изорвала ржавыми крючьями, опалила всё светлое, надломила, но в последние свои минуты Эвелин оставалась ей верна. И именно по этой верности позволила Габриэлю себя убить без свидетелей её собственного ничтожества.
Был вариант бежать. Далеко и позорно. Бесчестно и слабо. И снова – бесчестие! Да и бег – не в природе ведьм.
И тогда Эвелин не оставалось ничего, кроме как умереть один на один с собственным создателем. Она не посмела с ним сражаться в полную силу – проявила свою человеческую сущность, но жить бы, после открытого, после разрушенного ведьма бы не смогла.
Эвелин была слаба перед Габриэлем. Да и вообще перед всеми. Но ей было дано прикидываться сильной. Настолько сильной, что даже Габриэль забыл о её слабости. Последние дни, всё, что было после плена, после Франсуа извело и истерзало, и смерть она приняла спасением.
Но как страшно, оказалось, умирать от рук, от сил того, кого она любила! Как это оказалось больно! И даже последние мысли, словно бы издеваясь, укусили последний раз:
«Неужели все, кто умирают, терпят эту боль?»
А было чего испугаться! Она была палачом. Она была убийцей, отравительницей. И пусть, став советницей, Эвелин уже не занималась отравительством сама, но она давала приказы, находила исполнителей, а значит – и та кровь тоже на ней.
«Неужели все, кто умирают, терпят эту боль?» - но ответом была белая немота.
И Лотер не знал этого. Тревога росла в нём, страх расширялся, и поэтому не было возмущения, и потому царила тишина в изумрудном шёлке фруктового сада, но Лотер почти не замечал красоты…
-Стой! – резкий грубый окрик сзади. Лотер обернулся – к нему спешил смутно знакомый мужчина в военном костюме.
-Рудольф? – Лотер был рад, хотя – в последний раз, когда он видела капитана городской стражи Терры, и уезжал из плена.
-Лотер! – Рудольф, казалось, тоже был рад. – А что ты здесь?.. Как?
Он растерянно оглянулся, прикидывая, как мог гулять в одиночку Лотер в этот час, по этой земле и с кем он прибыл. Смутная надежда сжала сердце.
-Я с магом, - отозвался юноша мрачно. – Мы прибыли из Авьера для…
И ступор. Рассказать? Как и что? Да и стоит ли? Не похоже, чтобы Рудольфа просвещали. А интересно складывается его жизнь…
-Для дела! – закончил Лотер, коря себя за долгую паузу.
-С магом? – удивился военачальник Авьера и Терры. – И где она?
-Кто? – Лотер искренне не понял, но тут вмешалось очень муторное подозрение, и против воли он отступил на шаг…- Эвелин?
В горле стало сухо. В глазах защипало…лицо Рудольфа омрачилось. Изменившимся голосом он спросил:
-Что с ней?
О, если бы кто сказал об этом самом у Лотеру! Но юноша сам мучился терзающим незнанием.
А в Рудольфе произошла резка перемена. Дружелюбное выражение исчезло. Резким поворотом он припёр Лотера к стволу раскидистой яблони, перехватил руку, метнувшуюся за кинжалом и сжал горло купеческого сына за горло, до боли, до хрипа, до белой мглы…
-Что с ней? – заорал Рудольф.
Пока Лотер тактично прогуливался по саду, разговор Абигора и Вильгельма приобретал всё более угрожающий размах. Союзники обсуждали, какие именно заклинания надо применить и как выстроить линию боя.
-Самое главное – не дать никому упасть в воду! – напоминал Вильгельм каждый раз, заметно раздражая Абигора.
-Я понял! – шипел Гордый Враг. – Значит, сначала окружим кругом площадку боя. Чтобы у Габриэля, в случае чего, была задержка в ритуале, пока он будет ломать щит.
-Нет, сначала надо обезопасить тех людей, что с ним придут! – спорил Вильгельм. – Там легко оступиться…и если кто-то упадёт…
-Да помню я! – взорвался Абигор. – Помню! Значит – я ставлю щит, а ты – ограждаешь людей от него.
-Лучше наоборот, - снова был недоволен маг.
Абигор закрыл глаза, призывая всё самообладание, которого у него уже почти не было, и снова взглянул на Вильгельма:
-Хорошо. Я ограждаю людей, ты ставишь щит.
-Но с другой стороны…- Вильгельм раздумывал, - с другой стороны, нам не нужен сильный щит. Может быть, сразу на Габриэля напасть? Хотя нет – тогда есть риск, что кое-кто из людей упадёт. А им…
И разговор не кончался. Они не могли выработать тактику – ситуация со всех сторон представляла риски и никакой гарантии. Вдобавок, Вильгельм отчаянно не хотел драться с Габриэлем и предлагал попробовать с ним поговорить. В ответ на это Абигор усмехался, уверял, что это лишь трата времени, но Вильгельм был непреклонен.
Их разговор прервало бесцеремонное появление Рудольфа. Он тащил за собой Лотера, бледного и испуганного.
-В чём дело, капитан? – устало спросил Абигор, жалея, что всё ещё жив.
-Это правда? – спросил Рудольф, отшвыривая от себя Лотера, и юноша аккуратно отлетел к стене. – Правда, про Габриэля? про ритуал?
-Ещё одна причина не работать с людьми! – злобно сверкнули глаза Абигора, когда он обратил свой взгляд на юношу, превратившегося в невидимку.
-Подожди! – Вильгельм поспешно встал между Лотером и Абигором. – Подожди! Вы из Авьера?
-Нет, - пискнул Лотер. – Я из Яра. Рудольф из Авьера.
-А, вы из Авьера! – Вильгельм обратился к Рудольфу. – Отлично!..
-Ничего отличного! – злобно отозвался военачальник. – Авьер забрал жизнь моей жизни, спрятал мою дочь… а этот…
Абигор усмехнулся:
-Рудольф, друг мой! Здесь уже неважно, что я хотел сделать. Важно, что я хочу сделать сейчас.
-Ты обещал мне вернуть дочь! – Рудольф готов был броситься на лидера Терры. Только присутствие препятствия в лице Вильгельма останавливало его.
-Ты пришёл ко мне – убить меня! – Гордый Враг рассмеялся. – Я помиловал тебя. Ты должен был умереть или в Авьере, или здесь. Я позволил тебе жить. Разве ты хотел, чтобы погибли Тёмные Территории?
-Твоя дочь получила бы полное обеспечение от Абигора после твоей смерти! – поспешно заверил Вильгельм,– так ведь?
-Разумеется! – Лидер Терры горделиво расправил плечи, услужливая память сразу же напоминал ему, что он приказал убить девчонку, что смерть Рудольфа должна была быть шпилькой к Эвелин. Хорошо, что Рудольф не знает о смерти Марии – всадники смерти, отправленные им так вовремя, вернулись с выполненным поручением.
Рудольф не сводил ненавидящего взгляда с Абигора, но это было уже обыкновенной реакцией человека, когда к прощению и сотрудничеству нужно было прийти через внутреннюю борьбу и ненависть.
-Ты готов рискнуть за жизнь Территорий? – снова подал голос Вильгельм. – нам нужны люди. Ты и Лотер, как посвящённые…
-Я готов! – пискнул Лотер и Абигор наградил его издевательским взглядом:
-Я так не думаю.
-Абигор, пусть идёт. Пары человек нам хватит для достоверной иллюзии присутствия! – вмешался Вильгельм. – А ты, Рудольф? Ты готов выполнить свой долг?
-Готов, - выдохнул Рудольф. Долг победил чувство. Разум победил.
-Чудно! – Абигор обратился к соратнику, - я думаю, нам пора выдвигаться…
-Я готов отправляться! – решительно военачальник подошёл к Лотеру. Помогая ему привести костюм в порядок. – А что с Эвелин? с его советницей?
И, хотя Абигору было жаль Эвелин, но по причинам, отличным от человеческой скорби и сострадания, он с нескрываемым удовольствием ответил:
-Она мертва.
Часть 60
В это время, ничего не зная о подходящих битвах и смертях, по болотистой местности между блаженной Уары, испытавшей на себе дыхание смерти всадников Абигора к Нимлоту брели две фигуры: толстая монахиня, выбранная Акселем для сопровождения и сама цель сопровождения – Мария.
И ни Мария, ни монахиня не знали о судьбе Акселя, не знали, что к этому часу Абигор уже решил сохранить жизнь всем, кого собирал, что злые силы и силы судьбы вмешались в крой земного полотна, и всё переписывалось в плетении Территорий.
Они этого не могли знать. Не могла монахиня знать и того, что творилось на душе у маленькой двенадцатилетней девочки, которая должна была умереть. Не знала, что только из мести, из духа злобы Мария тянет свою силу, и сила эта имеет неоформленный вид, пробуждая лишь одно желание – смести всех, кто навредил ей, её отцу и матери.
Но, к сожалению, Мария знала лишь Эвелин, Габриэля и пару министров. Имя Франсуа она часто путала. Однако этих имён хватило ей, чтобы жить ненавистью и местью.
И для того, чтобы начать воплощение своих замыслов – ещё смутных, ещё неясных, ещё горько-тяжёлых требовалось развернуться и идти в обратную сторону. Мария помнила, что Авьер находится в обратной стороне от той, куда её вели. Помнила по картам отца…
Ей мешала монахиня. Ей мешала забота.
-Я не могу больше! – Мария села на землю, не заботясь о сохранности костюма.
-Деточка, - монахиня склонилась к ней, тяжело дыша – из-за лишнего веса ей было трудно идти, - деточка, нужно терпеть. Великий Гастон учит нас терпению и смирению перед лицом опасности…
-Мой бог – Великий Луал и девять рыцарей-служителей Его! – возмутилась Мария, меняя позу – ноги быстро затекали и ныли от долгой ходьбы. – Я хочу есть, я хочу спать и пить.
Монахиня заметалась. С одной стороны – приказ настоятеля монастыря Акселя был ясен – идти до Нимлота, не останавливаться. С другой же стороны – человеческое сострадание к девочке, к ребёнку, несчастному и замученному…
Мария прекрасно угадала её состояние и сыграла неосознанно: по-детски надула губы, наигранная слеза…
Откуда в ней взялись эти повадки? Впитались в дух с тенями замка Авьера? Вплелись с притворством царедворцев? Откуда и почему выползала в ней эта тьма и безразличие ко всему, что мешало ей на пути к цели?
Монахиня сдалась. Она была прекрасной женщиной. И она не смогла устоять перед очаровательным испуганным и уставшим ребёнком. Села на траву, начала рыться в сумке, что-то бормоча…
Мария снова сменила позу, и под руку ей попалось что-то твёрдое. Она незаметно скользнула по этому чему-то взглядом и поняла, что это небольшой камень…тяжёлый.
Удобный для того, чтобы лечь в руке.
Мария вздрогнула, представив, как берёт этот камень, подкрадывается к монахине, и бьёт ещё и ещё, размазывая кровавую кашу по поверхности камня. Видение было тошнотворным, но отчётливым и по-тёмному притягательным. Со смертью сопровождающей решались все проблемы.
Камень сам лёг в руку девочку. В руку слабую и тонкую, девичью…
В то время, когда одна маленькая девочка сидела на земле, два мага пили за помин души некой ведьмы, недалеко от мыса Бриола открылся портал и из него вышел молодой мужчина привлекательной, но очень холодной наружности. Он был не один. За ним шли люди, погружённые в странное состояние, подчинявшиеся безмолвному приказу, они шли, не моргая.
Пять людей из Авьера, пять людей из Сибона, пять людей из Яра. Пятнадцать человек. И он – распорядитель жизни, будущий бог, покоритель Глубин, обручённый со смертью, великий король – Габриэль.
Люди не могли говорить, не могли шевельнуть рукой – только ноги их мерно переставлялись по гладким каменным ступеням чёрной мраморной скалы. Изредка кто-то пытался мычать, что-то шипеть – но все звуки тонули в раскатах грозной чёрной воды.
Габриэль шёл впереди, ведя за собой пятнадцать человек, среди которых были старики, женщины, дети и юноши. Ему было всё равно, кто погибнет и как. Важно было лишь – для чего.
Его путь начинался в давние времена, когда не было на свете ни Абигора, ни Эвелин, ни Вильгельма. Габриэль был рождён в страшные дни междоусобной войны среди трёх великих правителей Территорий: Авьера, Нимлота и Маары.
