Но сейчас Филиппо уже не считал это хорошей идеей. Слишком какая-то она…совестливая, причём на службе, которая не предполагает свободного распоряжения этой самой совестью.
– Необходимо, – напомнил Филиппо и Магда сдалась. Она понимала, что ведёт себя глупо – нельзя сначала согласиться на авантюру, а потом сказать что отступаешь, когда на тебя уже положились и рассчитывают. Но всё-таки ей пришло в голову, что вот Бартоломью бы такого не допустил, и если бы она действовала только по его приказу, то ничего глупого не вышло бы! И чувствовала бы она себя лучше.
Но оставалось себя утешить только тем, что она действует на благо Бартоломью. Исключительно на благо! Никак иначе.
Искали в молчании. Сначала, конечно, проверили плащ незваного гостя. В плаще обнаружились какие-то мелкие монетки и кусок верёвки, причём вымазанный какой-то липковатой гадостью. Пока Магда тщетно протирала руки, пытаясь избавить пальцы от ощущения липкости, когда Филиппо опознал верёвочку:
– Это сладкие леденцы. Их делают в предместьях. Прямо при тебе, на верёвке жжённый сироп, быстро застывает…
Он усмехнулся. Для него самого это было частью собственного детства – он помнил, как ещё ребёнком околачивался у ловких и громких торговок, которые тут же, широкими мазками выкладывали на деревянные доски веревочки и бухали сверху быстро застывающие сладости. Особенно умелые делали даже животных.
– Чего? – поинтересовалась Магда. Она смотрела на него как на сумасшедшего и даже пальцы отирать забыла. – Какой жжённый сироп?
Филиппо вздохнул. Иногда он забывал, что Магда была большую часть детства под присмотром настоятельниц и строгостью заведения, одного из многих, которым так гордился Город – ведь Пресветлый не забывает сироток! А потом Город, Бартоломью и Дознание. И тут уже нет ярмарочных сельских сладостей с пыльных дорог и деревянных досок. Тут всё строже и заботливее.
– Не ела? – печально поинтересовался Филиппо, – я тебе как-нибудь принесу.
Она поморщилась, видимо, снова ощутив липкость на пальцах, но ничего не сказала. Больше в плаще ничего не было. Не оказалось ничего стоящего и в тех нехитрых вещах, прихваченных Лораном в путь. Либо он был чист, либо таил какие-то секреты не в одежде. Впрочем, и его кошель, набитый монетами, Филиппо ощупал без интереса – золото его не интересовало.
– Глупо всё это было и зря, – ответствовала Магда, когда они закончили с быстрым обыском и перевели дух, чтобы попытаться понять, упустили они что-то или нет? А может оставили следы пребывания? Этого тоже нельзя было допускать, ведь виконт явно поднимет шум, а там уже недолго установить, что за тени шастали в его покоях.
Она была даже рада тому, что они ничего не нашли. Это означало и избавление от лишних проблем, и ещё выводило правоту Бартоломью на передний план – он-то их не посылал на обыск, следовательно, оказался прозорливее, чем они!
И Магде даже хотелось сказать об этом, но в то мгновение, когда она уже собралась сделать это, с торжеством глядя на Филиппо, всё вдруг рухнуло. Магда приготовилась к речи, и даже хлопнула ладонью по стенке старого шкафа, прижившегося в гостевых покоях, но сказать ничего не успела – вдох потонул в предчувствии и в холодке, прошедшем по её руке и шее быстрее, чем осознание. Она не видела, но уже поняла, что стук не такой каким должен быть. Это не дерево. Это пустота.
А Филиппо уже рванул дверцу шкафа. Он тоже услышал, только оказался ловчее и сообразительнее, опытнее. Его пальцы без труда нашли нужный механизм и очень узкая панель отъехала в сторону, сливаясь со стенкой шкафа и не выдававшая себя до той поры ничем, и оставила очень узкий, с дамское зеркальце, разъём, в котором забелела пара листочков.
Филиппо вытащил их бережно, хотя Магда и рванулась к нему с такой решительностью, что это опережение сыграло им на пользу – Магда, не ровен час, от переизбытка чувств, разорвала бы ещё находку!
– Что это? Что? – шептала Магда, вившаяся рядом с Филиппо, пока тот разворачивал первый лист. Лист обнажился быстро и зачернел множеством рисунков, в которых намётанный глаз Филиппо узнал коридоры и даже комнаты самой резиденции. А второй листок, куда более бедный на узорчики хитросплетённых дорог, походил на план самого Города, с подробными точками входа и выхода, малоизвестными даже самим жителям.
Магда побледнела. Она жалела о находке. Конечно, вероятность того, что это принадлежало именно виконту, была мала, но, откровенно говоря, гораздо меньше была вероятность того, что кто-то оставил столь важные карты в тайнике гостевых покоев!
– А вот и не зря, – мрачно сказал Филиппо, крутя в руках листы. Он раздумывал что делать. Сунуть обратно? А если виконт заметит и перепрячет? А если это не его? Оставался маленький шанс на то, что прежде тут обитал шпион, хорошо осведомлённый о Городе, и…
И это было ни разу не лучше.
– Надо показать Бартоломью! – сориентировалась Магда и выдернула листы из его рук. Филиппо попытался схватить края бумаги, но не смог, пальцы хватанули воздух.
– А если он обнаружит пропажу? – спросил Филиппо. – Ещё до того, как мы успеем что-то предпринять? Сами карты не улика. Мы не докажем.
– И что же, – едко поинтересовалась Магда, она была в новом для себя состоянии, и это давало её нервам непривычное возбуждение, – этот виконт будет заявлять, что кто-то залез в его шкаф?
В её словах был резон. В самом деле, допустить, что виконт Лоран, обнаружив пропажу карт, будет ещё возмущаться – мала. Вероятнее, он затаится. Или поедет прочь. А вот оставаться не следовало…
Через две минуты они уже спешили прочь от покоев. Они постарались сделать так, чтобы нельзя было увидеть сразу, что в покоях кто-то проводил обыск, но если виконт Лоран не тот, за кого себя выдаёт, он, конечно, заметит неладное.
Конрад попался по дороге слишком невовремя. Он явно удивился, увидев и Магду, и Филиппо в такой спешке.
– Я могу помочь? – спросил он, обращаясь, вроде к ним двоим, но глядя всё-таки на Филиппо. Да, Магда старше по положению, она Всадник, но привычка слушать тех, кто кажется надёжнее и опытнее – злая привычка. Магда смогла этого не заметить, сейчас ей было неважно куда там посмотрел Конрад, ей было важно скорее добраться до Бартоломью.
Но Филиппо считал иначе. Он явно не был рад встрече с Конрадом, встрече задерживающей, но не стал противиться и вынужденно остановился, а когда услышал вопрос, взглянул на Магду.
Она не сразу поняла его взгляд, и не сразу сообразила, что именно Филиппо сейчас расставляет всё по местам. Просто так, для того, чтобы был порядок.
– Нет, не нужен, всё хорошо, Конрад, спасибо, – ответила Магда и Конрад, спохватившись, перевёл взгляд на неё, кивнул и пошёл прочь. Когда он уже скрылся, пришлось признать: – ты всегда меня выручаешь, спасибо.
– Я просто не терплю того, что люди играют через голову, – сказал Филиппо, – ты Всадник, нравится ему это или нет. Это решение Верховного.
– Им надо бы стать и тебе, – Магда знала, что права. Филиппо больше подходит для этой роли. У него и опыта больше, и внимания, и уважения среди других дознавателей.
– Нам надо к Бартоломью, – напомнил Филиппо и пошёл первым. Он знал, что Магда не может его понять. Да, роль Всадника подходила ему – он и сам знал это, но нужна была ему эта роль? Эта ответственность перед Городом, перед Престолом и перед Пресветлым? Быть Всадником – это отвечать не только даже за вверенных тебе дозанвателей, что плохо ещё получалось у Магды и держалось, надо признаться, на том, что её поставил именно Бартоломью – нынешний Верховный, это ещё и всегда быть на одной стороне с Городом и Верховным, а сердце Филиппо колебалось в последнем… защищать Город – это одно, это его долг. Быть на одной стороне с Верховным? Это уже выглядело сомнительно, но Магду Филиппо не торопился просвещать, пусть думает что хочет.
У самых дверей Магда вдруг оробела.
– А если он ещё там…– прошелестела она.
– Подождём, – ответил шёпотом Филиппо.
Вдвоём припали к дверям. Нарушение, конечно, что в этот час у кабинета самого Верховного не было стражи, но это был верный признак тайных разговоров, которые не должны были даже случайно быть известны.
Бартоломью рассуждал просто – к нему не сунутся, побоятся. Откуда ему было предвидеть, что сунутся, ещё как и в неудобный час? Он дал чёткое поручение держаться подальше от этого дела, и не мог допустить даже в мыслях, что его поручение такие верные люди как Магда и Филиппо не выполнят!
Ладно ещё Филиппо, но Магда!
Однако эта горделивая вера в то, что его собственное слово превыше всего, в этот раз оказалась недоброй. Магда припала к дверям вместе с Филиппо, было трудно разобрать что-то за дверьми, но отчётливое бормотание двух голосов было слышно.
– Говорят ещё, – тихо сказала Магда, на мгновение отстраняясь от двери.
Филиппо не ответил. Его лицо побелело. Он слышал не только что разговор идет, но и услышал о чём он идёт…
Магда, поняв его, приложилась снова к двери, почти распластавшись на полу, чтобы было удобнее слушать в тонкий просвет между дверью и полом. И зря она это сделала. Впоследствии, когда на её запястье останется шрам от ожога, а сердце давно потеряет всякую надежду и нежность, она проклянет в тихих словах именно этот вечер, как тот, с которого и началось её разрушение.
В глухоте дверей сложно было что-то разобрать. Да ещё и собственная кровь почему-то очень шумно пульсировала где-то в ушах – во всяком случае, Магде так казалось. Но понемногу она обвыклась и со своим положением, и с глухотой и разум её, перестроившись, разобрал нужное.
Говорил Бартоломью. Конечно, она узнала его голос, но совсем не узнала его слов – они не могли принадлежать ему:
– Скажи принцу, что я помню про обязательство и не нужно пугать и ворошить всё в Городе ради этого.
– Гасион скоро будет в предместьях…
– Если он послал тебя ко мне, значит, тебе и быть гонцом.
– Не ссорься с Чёрным Крестом, Бартоломью! Гасион этого не простит.
– Не твоя беда и забота переживать о том, что Гасион мне простит.
Так мало, так мало было услышано, но у Магды перед глазами запрыгали чёрные точки, воздух резко стал каким-то острым и даже колючим, дышать вмиг стало трудно, она заворочалась на полу, толком не зная что делать. Благо, она была не одна. Филиппо, сообразивший, что она слышит то же самое, что и он, но для неё – это явно куда более значительный удар, бросился к ней, и потащил прочь.
Она вырывалась, попыталась закричать, не соображая, что происходит, но он закрыл ей рот и весьма бесцеремонно впихнул в какую-то тёмную выемку коридора, где можно было перевести дух, чтобы совсем не пропасть в то же мгновение.
Вовремя. Бартоломью или что-то почувствовал, или что-то услышал. Вышел в коридор, огляделся, пусто, конечно, пусто. Но они засиделись.
– Полагаю, мы договорились, – сказал Лоран, покидая Бартоломью.
Верховный не ответил, что-то не нравилось ему в собственном предчувствии. Он не знал что именно, но тревога сжала его изнутри и сковала льдом. Он не мог знать, что сейчас, буквально в пяти шагах от него, Филиппо зажимает рот Магде, которая хочет вырваться, закричать, потребовать объяснений, а может быть что-то ещё, и он борется с ней, потому что она против Бартоломью никто.
Не мог Бартоломью этого знать, но лёд в душе всё-таки креп.
Виконт Лоран, что сделала с вами жизнь? Или что вы с нею сделали такого, что она вам отомстила? Куда делся ваш лоск? Куда делся ваш костюм, которым вы так щегольски привлекали к себе внимание на последнем празднике Города Святого Престола, случайно попав под внимание дознавателей, из-за какого-то пустяка с запиской?
Виконт Лоран, где защита вашего имени? Почему у вас такой унылый, печальный и совершенно измождённый вид, который превратил вас из молодого красавца в подобие запылённого загнанного дорогами путника?
Покайтесь, виконт! Легче вам уже не будет, но иногда разговор хоть немного помогает взглянуть на ситуацию с другой стороны…
Конечно, его пропустили и через ворота, и даже в залу, где уже были и Бартоломью, и Володыка, и служители, и Всадники, и Филиппо, который, может быть, и не имел возможности присутствовать при таком щекотливом событии из-за должности, но всё-таки никто не осмелился бы его прогнать, ведь всякому ясно – такого человека как Филиппо ещё поискать!
– Говорите не таясь, виконт! – Бартоломью суров и мрачен. Он знает, что виконт Лоран – не самая простая фигура. Имя его отца наделало когда-то шуму. Сам отец, впрочем к Городу не торопился, посылал сына и дары, мол, отмоют ему грехи! Но вот сын уже зарабатывал определённую репутацию. То, что виконт любимец женщин, азартный игрок и несдержан в вине – это ещё пустяки. Но Бартоломью знал другое – виконт крайне любопытен до дел различных орденов, сект и сборищ. В том числе, и до Чёрного Креста.
Предчувствие не обмануло. Дело коснулось не самых праведных слоёв.
– Чёрный Крест! Его поганые служители хотели убить меня! В моём же доме! – виконту Лорану совершенно не шла истерика, но сейчас он не владел собою, и его лицо, горделиво-благородное в привычное мирное время, искажалось плаксивыми чертами. – Они хотели убить меня!
– Успокойтесь, виконт! – Бартоломью бросил взгляд на Володыку, тот едва заметно кивнул, правильно, мол, негоже ему тут позволять рыдания устраивать, – сейчас вы в безопасности, но сможем ли мы вам помочь зависит от того, как именно вы представите нам историю. Расскажите внятно, что случилось.
Виконт глубоко вздохнул. Судя по его бледности, ему хотелось упасть в обморок и переложить свои проблемы на Город, дознавателей и кого угодно ещё. Но Бартоломью не давал ему такой возможности. Магде пришло в голову, что виконту неплохо было бы предложить хоть стакан воды, но она не осмелилась так поступить, пусть человеческое сострадание и было в ней высоко.
– Расскажите, – повторил Бартоломью, – и будьте честны.
– Хорошо, – Лоран сдался. Он понимал, что иначе не получится. Рассказать придётся, хочет он того или нет, но придётся. Да и как иначе? – Мой отец недавно принимал у себя в доме гостя. Мне кажется… нет, я уверен, что это был человек Чёрного Креста.
– Откуда такая уверенность? – Бартоломью усмехнулся едва заметно, он знал, что виконт и сам не чист на идеи и предпочтения.
– Этот человек улучил время, он говорил со мной. Сказал, что я, как наследник своего отца, должен понимать куда вложить капиталы. И что лучшим решением будет вложиться в них…
– В Чёрный Крест? – уточнил Бартоломью.
– Да.
– А имя этого человека вы можете назвать? – мягко спросил Володыка. Он не любил участвовать в подобных сценах, но виконт Лоран просил убежища, а когда просил, то не называл ещё причины, вынудившей его это убежище искать. Как человек высокопоставленный, Володыка оказал почтительный приём, а сейчас уже жалел об этом.
– Володыка…– виконт Лоран обрёл мученический тон и черты, – не вынуждайте меня идти против моей чести, не просите меня выдать того, кто был в доме моего отца гостем!
Володыка нахмурился и обернулся к Верховному, взывая к справедливости. Володыка справедливо полагал, что, принимая кого-то в Городе, имеет право знать всё! Бартоломью, без труда поймав его взгляд, коснулся пальцами левой руки до правой ладони… этот древний жест успокоил Володыку – раз Верховный спокоен, то ему нужно лишь положиться на это.
– Необходимо, – напомнил Филиппо и Магда сдалась. Она понимала, что ведёт себя глупо – нельзя сначала согласиться на авантюру, а потом сказать что отступаешь, когда на тебя уже положились и рассчитывают. Но всё-таки ей пришло в голову, что вот Бартоломью бы такого не допустил, и если бы она действовала только по его приказу, то ничего глупого не вышло бы! И чувствовала бы она себя лучше.
Но оставалось себя утешить только тем, что она действует на благо Бартоломью. Исключительно на благо! Никак иначе.
Искали в молчании. Сначала, конечно, проверили плащ незваного гостя. В плаще обнаружились какие-то мелкие монетки и кусок верёвки, причём вымазанный какой-то липковатой гадостью. Пока Магда тщетно протирала руки, пытаясь избавить пальцы от ощущения липкости, когда Филиппо опознал верёвочку:
– Это сладкие леденцы. Их делают в предместьях. Прямо при тебе, на верёвке жжённый сироп, быстро застывает…
Он усмехнулся. Для него самого это было частью собственного детства – он помнил, как ещё ребёнком околачивался у ловких и громких торговок, которые тут же, широкими мазками выкладывали на деревянные доски веревочки и бухали сверху быстро застывающие сладости. Особенно умелые делали даже животных.
– Чего? – поинтересовалась Магда. Она смотрела на него как на сумасшедшего и даже пальцы отирать забыла. – Какой жжённый сироп?
Филиппо вздохнул. Иногда он забывал, что Магда была большую часть детства под присмотром настоятельниц и строгостью заведения, одного из многих, которым так гордился Город – ведь Пресветлый не забывает сироток! А потом Город, Бартоломью и Дознание. И тут уже нет ярмарочных сельских сладостей с пыльных дорог и деревянных досок. Тут всё строже и заботливее.
– Не ела? – печально поинтересовался Филиппо, – я тебе как-нибудь принесу.
Она поморщилась, видимо, снова ощутив липкость на пальцах, но ничего не сказала. Больше в плаще ничего не было. Не оказалось ничего стоящего и в тех нехитрых вещах, прихваченных Лораном в путь. Либо он был чист, либо таил какие-то секреты не в одежде. Впрочем, и его кошель, набитый монетами, Филиппо ощупал без интереса – золото его не интересовало.
– Глупо всё это было и зря, – ответствовала Магда, когда они закончили с быстрым обыском и перевели дух, чтобы попытаться понять, упустили они что-то или нет? А может оставили следы пребывания? Этого тоже нельзя было допускать, ведь виконт явно поднимет шум, а там уже недолго установить, что за тени шастали в его покоях.
Она была даже рада тому, что они ничего не нашли. Это означало и избавление от лишних проблем, и ещё выводило правоту Бартоломью на передний план – он-то их не посылал на обыск, следовательно, оказался прозорливее, чем они!
И Магде даже хотелось сказать об этом, но в то мгновение, когда она уже собралась сделать это, с торжеством глядя на Филиппо, всё вдруг рухнуло. Магда приготовилась к речи, и даже хлопнула ладонью по стенке старого шкафа, прижившегося в гостевых покоях, но сказать ничего не успела – вдох потонул в предчувствии и в холодке, прошедшем по её руке и шее быстрее, чем осознание. Она не видела, но уже поняла, что стук не такой каким должен быть. Это не дерево. Это пустота.
А Филиппо уже рванул дверцу шкафа. Он тоже услышал, только оказался ловчее и сообразительнее, опытнее. Его пальцы без труда нашли нужный механизм и очень узкая панель отъехала в сторону, сливаясь со стенкой шкафа и не выдававшая себя до той поры ничем, и оставила очень узкий, с дамское зеркальце, разъём, в котором забелела пара листочков.
Филиппо вытащил их бережно, хотя Магда и рванулась к нему с такой решительностью, что это опережение сыграло им на пользу – Магда, не ровен час, от переизбытка чувств, разорвала бы ещё находку!
– Что это? Что? – шептала Магда, вившаяся рядом с Филиппо, пока тот разворачивал первый лист. Лист обнажился быстро и зачернел множеством рисунков, в которых намётанный глаз Филиппо узнал коридоры и даже комнаты самой резиденции. А второй листок, куда более бедный на узорчики хитросплетённых дорог, походил на план самого Города, с подробными точками входа и выхода, малоизвестными даже самим жителям.
Магда побледнела. Она жалела о находке. Конечно, вероятность того, что это принадлежало именно виконту, была мала, но, откровенно говоря, гораздо меньше была вероятность того, что кто-то оставил столь важные карты в тайнике гостевых покоев!
– А вот и не зря, – мрачно сказал Филиппо, крутя в руках листы. Он раздумывал что делать. Сунуть обратно? А если виконт заметит и перепрячет? А если это не его? Оставался маленький шанс на то, что прежде тут обитал шпион, хорошо осведомлённый о Городе, и…
И это было ни разу не лучше.
– Надо показать Бартоломью! – сориентировалась Магда и выдернула листы из его рук. Филиппо попытался схватить края бумаги, но не смог, пальцы хватанули воздух.
– А если он обнаружит пропажу? – спросил Филиппо. – Ещё до того, как мы успеем что-то предпринять? Сами карты не улика. Мы не докажем.
– И что же, – едко поинтересовалась Магда, она была в новом для себя состоянии, и это давало её нервам непривычное возбуждение, – этот виконт будет заявлять, что кто-то залез в его шкаф?
В её словах был резон. В самом деле, допустить, что виконт Лоран, обнаружив пропажу карт, будет ещё возмущаться – мала. Вероятнее, он затаится. Или поедет прочь. А вот оставаться не следовало…
Через две минуты они уже спешили прочь от покоев. Они постарались сделать так, чтобы нельзя было увидеть сразу, что в покоях кто-то проводил обыск, но если виконт Лоран не тот, за кого себя выдаёт, он, конечно, заметит неладное.
Конрад попался по дороге слишком невовремя. Он явно удивился, увидев и Магду, и Филиппо в такой спешке.
– Я могу помочь? – спросил он, обращаясь, вроде к ним двоим, но глядя всё-таки на Филиппо. Да, Магда старше по положению, она Всадник, но привычка слушать тех, кто кажется надёжнее и опытнее – злая привычка. Магда смогла этого не заметить, сейчас ей было неважно куда там посмотрел Конрад, ей было важно скорее добраться до Бартоломью.
Но Филиппо считал иначе. Он явно не был рад встрече с Конрадом, встрече задерживающей, но не стал противиться и вынужденно остановился, а когда услышал вопрос, взглянул на Магду.
Она не сразу поняла его взгляд, и не сразу сообразила, что именно Филиппо сейчас расставляет всё по местам. Просто так, для того, чтобы был порядок.
– Нет, не нужен, всё хорошо, Конрад, спасибо, – ответила Магда и Конрад, спохватившись, перевёл взгляд на неё, кивнул и пошёл прочь. Когда он уже скрылся, пришлось признать: – ты всегда меня выручаешь, спасибо.
– Я просто не терплю того, что люди играют через голову, – сказал Филиппо, – ты Всадник, нравится ему это или нет. Это решение Верховного.
– Им надо бы стать и тебе, – Магда знала, что права. Филиппо больше подходит для этой роли. У него и опыта больше, и внимания, и уважения среди других дознавателей.
– Нам надо к Бартоломью, – напомнил Филиппо и пошёл первым. Он знал, что Магда не может его понять. Да, роль Всадника подходила ему – он и сам знал это, но нужна была ему эта роль? Эта ответственность перед Городом, перед Престолом и перед Пресветлым? Быть Всадником – это отвечать не только даже за вверенных тебе дозанвателей, что плохо ещё получалось у Магды и держалось, надо признаться, на том, что её поставил именно Бартоломью – нынешний Верховный, это ещё и всегда быть на одной стороне с Городом и Верховным, а сердце Филиппо колебалось в последнем… защищать Город – это одно, это его долг. Быть на одной стороне с Верховным? Это уже выглядело сомнительно, но Магду Филиппо не торопился просвещать, пусть думает что хочет.
У самых дверей Магда вдруг оробела.
– А если он ещё там…– прошелестела она.
– Подождём, – ответил шёпотом Филиппо.
Вдвоём припали к дверям. Нарушение, конечно, что в этот час у кабинета самого Верховного не было стражи, но это был верный признак тайных разговоров, которые не должны были даже случайно быть известны.
Бартоломью рассуждал просто – к нему не сунутся, побоятся. Откуда ему было предвидеть, что сунутся, ещё как и в неудобный час? Он дал чёткое поручение держаться подальше от этого дела, и не мог допустить даже в мыслях, что его поручение такие верные люди как Магда и Филиппо не выполнят!
Ладно ещё Филиппо, но Магда!
Однако эта горделивая вера в то, что его собственное слово превыше всего, в этот раз оказалась недоброй. Магда припала к дверям вместе с Филиппо, было трудно разобрать что-то за дверьми, но отчётливое бормотание двух голосов было слышно.
– Говорят ещё, – тихо сказала Магда, на мгновение отстраняясь от двери.
Филиппо не ответил. Его лицо побелело. Он слышал не только что разговор идет, но и услышал о чём он идёт…
Магда, поняв его, приложилась снова к двери, почти распластавшись на полу, чтобы было удобнее слушать в тонкий просвет между дверью и полом. И зря она это сделала. Впоследствии, когда на её запястье останется шрам от ожога, а сердце давно потеряет всякую надежду и нежность, она проклянет в тихих словах именно этот вечер, как тот, с которого и началось её разрушение.
В глухоте дверей сложно было что-то разобрать. Да ещё и собственная кровь почему-то очень шумно пульсировала где-то в ушах – во всяком случае, Магде так казалось. Но понемногу она обвыклась и со своим положением, и с глухотой и разум её, перестроившись, разобрал нужное.
Говорил Бартоломью. Конечно, она узнала его голос, но совсем не узнала его слов – они не могли принадлежать ему:
– Скажи принцу, что я помню про обязательство и не нужно пугать и ворошить всё в Городе ради этого.
– Гасион скоро будет в предместьях…
– Если он послал тебя ко мне, значит, тебе и быть гонцом.
– Не ссорься с Чёрным Крестом, Бартоломью! Гасион этого не простит.
– Не твоя беда и забота переживать о том, что Гасион мне простит.
Так мало, так мало было услышано, но у Магды перед глазами запрыгали чёрные точки, воздух резко стал каким-то острым и даже колючим, дышать вмиг стало трудно, она заворочалась на полу, толком не зная что делать. Благо, она была не одна. Филиппо, сообразивший, что она слышит то же самое, что и он, но для неё – это явно куда более значительный удар, бросился к ней, и потащил прочь.
Она вырывалась, попыталась закричать, не соображая, что происходит, но он закрыл ей рот и весьма бесцеремонно впихнул в какую-то тёмную выемку коридора, где можно было перевести дух, чтобы совсем не пропасть в то же мгновение.
Вовремя. Бартоломью или что-то почувствовал, или что-то услышал. Вышел в коридор, огляделся, пусто, конечно, пусто. Но они засиделись.
– Полагаю, мы договорились, – сказал Лоран, покидая Бартоломью.
Верховный не ответил, что-то не нравилось ему в собственном предчувствии. Он не знал что именно, но тревога сжала его изнутри и сковала льдом. Он не мог знать, что сейчас, буквально в пяти шагах от него, Филиппо зажимает рот Магде, которая хочет вырваться, закричать, потребовать объяснений, а может быть что-то ещё, и он борется с ней, потому что она против Бартоломью никто.
Не мог Бартоломью этого знать, но лёд в душе всё-таки креп.
Глава 28. Убежище
Виконт Лоран, что сделала с вами жизнь? Или что вы с нею сделали такого, что она вам отомстила? Куда делся ваш лоск? Куда делся ваш костюм, которым вы так щегольски привлекали к себе внимание на последнем празднике Города Святого Престола, случайно попав под внимание дознавателей, из-за какого-то пустяка с запиской?
Виконт Лоран, где защита вашего имени? Почему у вас такой унылый, печальный и совершенно измождённый вид, который превратил вас из молодого красавца в подобие запылённого загнанного дорогами путника?
Покайтесь, виконт! Легче вам уже не будет, но иногда разговор хоть немного помогает взглянуть на ситуацию с другой стороны…
Конечно, его пропустили и через ворота, и даже в залу, где уже были и Бартоломью, и Володыка, и служители, и Всадники, и Филиппо, который, может быть, и не имел возможности присутствовать при таком щекотливом событии из-за должности, но всё-таки никто не осмелился бы его прогнать, ведь всякому ясно – такого человека как Филиппо ещё поискать!
– Говорите не таясь, виконт! – Бартоломью суров и мрачен. Он знает, что виконт Лоран – не самая простая фигура. Имя его отца наделало когда-то шуму. Сам отец, впрочем к Городу не торопился, посылал сына и дары, мол, отмоют ему грехи! Но вот сын уже зарабатывал определённую репутацию. То, что виконт любимец женщин, азартный игрок и несдержан в вине – это ещё пустяки. Но Бартоломью знал другое – виконт крайне любопытен до дел различных орденов, сект и сборищ. В том числе, и до Чёрного Креста.
Предчувствие не обмануло. Дело коснулось не самых праведных слоёв.
– Чёрный Крест! Его поганые служители хотели убить меня! В моём же доме! – виконту Лорану совершенно не шла истерика, но сейчас он не владел собою, и его лицо, горделиво-благородное в привычное мирное время, искажалось плаксивыми чертами. – Они хотели убить меня!
– Успокойтесь, виконт! – Бартоломью бросил взгляд на Володыку, тот едва заметно кивнул, правильно, мол, негоже ему тут позволять рыдания устраивать, – сейчас вы в безопасности, но сможем ли мы вам помочь зависит от того, как именно вы представите нам историю. Расскажите внятно, что случилось.
Виконт глубоко вздохнул. Судя по его бледности, ему хотелось упасть в обморок и переложить свои проблемы на Город, дознавателей и кого угодно ещё. Но Бартоломью не давал ему такой возможности. Магде пришло в голову, что виконту неплохо было бы предложить хоть стакан воды, но она не осмелилась так поступить, пусть человеческое сострадание и было в ней высоко.
– Расскажите, – повторил Бартоломью, – и будьте честны.
– Хорошо, – Лоран сдался. Он понимал, что иначе не получится. Рассказать придётся, хочет он того или нет, но придётся. Да и как иначе? – Мой отец недавно принимал у себя в доме гостя. Мне кажется… нет, я уверен, что это был человек Чёрного Креста.
– Откуда такая уверенность? – Бартоломью усмехнулся едва заметно, он знал, что виконт и сам не чист на идеи и предпочтения.
– Этот человек улучил время, он говорил со мной. Сказал, что я, как наследник своего отца, должен понимать куда вложить капиталы. И что лучшим решением будет вложиться в них…
– В Чёрный Крест? – уточнил Бартоломью.
– Да.
– А имя этого человека вы можете назвать? – мягко спросил Володыка. Он не любил участвовать в подобных сценах, но виконт Лоран просил убежища, а когда просил, то не называл ещё причины, вынудившей его это убежище искать. Как человек высокопоставленный, Володыка оказал почтительный приём, а сейчас уже жалел об этом.
– Володыка…– виконт Лоран обрёл мученический тон и черты, – не вынуждайте меня идти против моей чести, не просите меня выдать того, кто был в доме моего отца гостем!
Володыка нахмурился и обернулся к Верховному, взывая к справедливости. Володыка справедливо полагал, что, принимая кого-то в Городе, имеет право знать всё! Бартоломью, без труда поймав его взгляд, коснулся пальцами левой руки до правой ладони… этот древний жест успокоил Володыку – раз Верховный спокоен, то ему нужно лишь положиться на это.
