Глава Первая:Куб Проклятых
В мрачном мире, где тьма вечно борется со светом, а души смертных разрываются между надеждой и отчаянием, жила юная волшебница по имени Лифия. Ее глаза, горящие магическим пламенем, видели больше, чем могли вынести многие, а сердце стремилось к знаниям, сокрытым в древних тайнах. Мир Санктуария, пропитанный кровью и проклятиями, давно стал ареной для битв ангелов и демонов, но Лифия не искала ни славы, ни власти. Ее целью был артефакт, о котором шептались лишь в самых темных уголках — Куб Хорадримов, реликвия, способная обратить хаос в порядок или разрушить все, что еще держалось на грани.
Долгие годы она изучала обугленные свитки и вырезанные на камне пророчества, пока не наткнулась на след, ведущий к забытому храму в песках Кеджистана. Говорили, что там, среди руин, погребенных под проклятым ветром, спрятан ключ к ее судьбе. С посохом, искрящимся эфирной энергией, и решимостью, что могла бы растопить ледяные цепи Тристрама, Лифия шагнула в неизвестность. Так начались ее приключения — путь, полный опасностей, предательств и открытий, который изменит не только ее, но и весь Санктуарий.
Лифия сидела за грубо сколоченным деревянным столом в таверне «Черный Коготь», что пряталась в тенистых улочках Кураста — некогда священного города, ныне утопающего в сырости джунглей и шепоте древних духов. Вокруг нее гудела толпа: торговцы, наемники и беглецы, чьи голоса сливались с треском очага и звоном кружек. В руках она сжимала глиняную кружку с элем — горьковатым, но согревающим, — а ее острый ум ловил обрывки историй, что плелись вокруг, словно паутина.
Первым заговорил хриплый старик с повязкой на глазу, сидевший у стойки. Он рассказывал о том, как видел призрак жрицы Аккары в глубине болот Тораджан. «Она стояла там, вся в белом, а вокруг нее кружились души мертвых, — бормотал он, поглаживая кривой кинжал. — Говорят, она охраняет что-то… что-то древнее. Я сбежал, но до сих пор слышу ее шепот во снах». Его слова заставили Лифию задуматься: не связано ли это с Хорадримами?
Рядом, у стены, трое наемников спорили о последней вылазке к руинам Травинкала. Один, с обожженным лицом, клялся, что видел, как демон с крыльями из огня вырвался из-под земли и утащил их командира в бездну. «Мы нашли там золото, да, но оно проклято, — шипел он, показывая монету с выжженным символом. — Теперь оно жжет руки, если держать слишком долго». Лифия украдкой взглянула на его добычу — символ напоминал ей о древних печатях, которые она видела в свитках.
А у самого очага пьяный бард, бренча на расстроенной лютне, пел о девушке, что продала душу Мефисто за силу исцелять. «Она спасала деревни, но с каждым чудом ее кожа чернела, а глаза становились пустыми, — тянул он, пока слушатели бросали ему медяки. — В конце концов, она ушла в джунгли, и теперь там слышен ее плач». Лифия нахмурилась: такие истории часто скрывали правду о сделках с демонами, а это могло быть связано с ее поисками.
Допив эль, она откинулась на спинку стула, чувствуя, как тепло напитка смешивается с холодом предчувствия. Кураст был лишь привалом на ее долгом пути к Кубу Хорадримов. Завтра она двинется дальше — к пескам Кеджистана, где, по слухам, ждали ответы. Но пока ночь укрывала город, Лифия слушала, впитывая каждое слово, ведь в этих байках могла скрываться подсказка, способная изменить ее судьбу.
Наутро, когда первые лучи солнца пробились сквозь густую листву джунглей Кураста, Лифия собралась в путь. В местной лавке она прикупила припасы: вяленое мясо, бурдюк с водой, немного сушеных трав для зелий и пару свитков пергамента — на случай, если придется записать новые заклинания или разгадать древние письмена. У конюшни ее ждал верный конь — гнедой жеребец по кличке Искр, чья грива слегка мерцала от остатков магической пыли, которой Лифия однажды его осыпала для защиты. Погрузив сумки в седельные мешки, она легко вскочила в седло и направила Искра на юго-восток, к песчаным просторам Кеджистана.
Дни пути тянулись медленно, словно время само решило испытать ее терпение. Дорога извивалась через болота и редкие рощи, где воздух был тяжелым от влаги и звона насекомых. Солнце палило нещадно, и Лифия то и дело поднимала посох, вызывая легкий магический ветерок, чтобы остудить себя и коня. К вечеру, когда тени удлинялись, она часто сворачивала к небольшим деревушкам, разбросанным по пути, — крохотным оазисам жизни среди пустошей Санктуария.
В одной из таких деревень, под названием Зар’Тан, ее приютила старуха с руками, покрытыми узорами из хны. Угощая Лифию лепешкой и кислым козьим молоком, она поведала о караване, что пропал в песках неделю назад. «Говорят, их поглотила буря, но я видела огни в пустыне той ночью — неестественные, синие, — шептала старуха, косясь на горизонт. — Будь осторожна, девочка». Лифия кивнула, мысленно отметив, что это могло быть связано с магией Хорадримов.
В другой деревушке, ближе к границе Кеджистана, она остановилась в хижине кузнеца. Пока Искр жевал скудную траву у колодца, кузнец, потный и громогласный, рассказал, как его сын однажды нашел в песках странный осколок — черный, с вырезанными рунами. «Он принес его домой, но ночью начались кошмары, и я велел ему выбросить эту дрянь», — гудел он, колотя молотом по наковальне. Лифия попросила описать руны, и сердце ее екнуло: они походили на те, что она видела в записях о Кубе.
Каждый привал давал ей пищу для размышлений, но истощал силы. Ночью, глядя на звезды над пустыней, она чувствовала, как цель становится ближе. Кеджистан ждал ее — с его тайнами, опасностями и, возможно, самим Кубом Хорадримов. Искр фыркнул, словно подбадривая, и Лифия погладила его по шее. Завтра будет новый день пути, а с ним — новые испытания. И вот, после долгих дней пути, перед Лифией раскинулась пустыня Кеджистана — бескрайнее море песка, где сама земля дышала древностью и тайной. Это была Аранойская пустыня, сердце Кеджистана, знакомая каждому, кто осмеливался ступить в эти земли из легенд и кошмаров. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая барханы в багровые и золотые тона, но его жар оставался беспощадным, обжигая кожу даже сквозь легкий плащ Лифии. Ветер, сухой и резкий, гнал песок по дюнам, создавая призрачные волны, которые шептались о давно забытых временах, когда здесь процветала империя магов и жрецов.
Пустыня не была мертвой — она жила своей суровой, неумолимой жизнью. Вдалеке виднелись остовы древних строений: полуразрушенные колонны и стены, наполовину погребенные песком, — молчаливые свидетели величия Хорадримов и их падения. Сквозь раскаленный воздух доносились звуки: низкий гул ветра, похожий на стон, и редкие крики пустынных ящеров, что скрывались в тенях скал. Иногда Лифия замечала миражи — мерцающие оазисы или силуэты караванов, которые исчезали, стоило ей моргнуть. Это место было пропитано магией, искаженной и дикой, словно сама пустыня пыталась обмануть и сломить путников.
Под копытами Искра песок скрипел, а вдали, у горизонта, высились зазубренные пики Скального хребта, о которых говорили, что они хранят вход в тайные гробницы. Где-то там, среди этих песков и руин, лежал путь к Кубу Хорадримов — артефакту, что манил Лифию через сны и пророчества. Она натянула поводья, останавливая коня, и прикрыла глаза рукой, всматриваясь в бесконечность пустыни. Сердце билось быстрее: Кеджистан встретил ее не только красотой, но и предчувствием опасности. Здесь каждый шаг мог стать последним, но именно здесь начиналась настоящая глава ее приключений. Лифия направила Искра вперед, и они двинулись через Аранойскую пустыню к Скальному хребту, чьи острые пики маячили на горизонте, словно клыки древнего зверя. Путь был изнурительным: песок под копытами коня оседал, заставляя его идти медленнее, а раскаленный воздух дрожал, искажая очертания далеких руин. Временами она замечала кости, торчащие из барханов — то ли людей, то ли животных, — обглоданные ветром и временем. Редкие высохшие кусты трещали под порывами ветра, а над головой кружили стервятники, ожидая очередной добычи. Лифия крепче сжимала посох, чувствуя, как магия в ее жилах откликалась на зловещую тишину пустыни.
На третий день пути, когда солнце клонилось к закату, тишину разорвал резкий вой. Из-за ближайшего бархана выскочили Лакуни — свирепые создания Кеджистана, чья звериная натура сочеталась с пугающей ловкостью. Эти существа, напоминающие помесь пантеры и человека, были покрыты грубой шерстью песочного цвета, с длинными когтями, острыми, как кинжалы, и горящими желтыми глазами. Их движения были стремительными, почти танцующими, а из пастей вырывался рык, полный первобытной ярости.
Лакуни окружили Лифию с ужасающей скоростью. Один прыгнул с дюны, целя когтями в Искра, но волшебница взмахнула посохом, и вспышка ледяного света отбросила тварь назад, заморозив ее лапы. Двое других бросились с флангов, их когти сверкали в лучах заката. Лифия выкрикнула заклинание, и вокруг нее взметнулся вихрь огня, опаливший шерсть нападавших. Искр заржал, встав на дыбы, и ударом копыт размозжил череп одному из Лакуни. Последний из стаи, самый крупный, издал пронзительный вопль и метнул в нее зазубренное копье. Лифия уклонилась, но острие чиркнуло по ее плащу, оставив рваный след. Сосредоточившись, она направила в зверя поток молний, и тот рухнул, дымясь, в песок.
Дыхание Лифии было тяжелым, сердце колотилось, но бой закончился. Она спешилась, чтобы успокоить Искра, и вдруг ее разум пронзила вспышка видения. Перед глазами возник Куб Хорадримов — черный, с золотыми рунами, пульсирующий древней силой. Она держала его в руках, чувствуя, как тепло артефакта проникает в ее кожу. Но затем песок вокруг взметнулся, и из тени возникла Андариэль, Дева Страданий. Ее паучье тело возвышалось над Лифией, ядовитые когти блестели, а глаза горели злобой. «Ты осмелилась взять то, что принадлежит Преисподней», — прошипел голос, пропитанный ядом и угрозой, и видение оборвалось.
Лифия очнулась, лежа на коленях у песчаного склона. Искр тревожно фыркал рядом. Она поднялась, стряхивая песок, и посмотрела на Скальный хребет, теперь совсем близкий. Видение было предупреждением — или предсказанием. Куб был где-то там, но Андариэль уже знала о ее цели. Стиснув посох, Лифия вновь вскочила в седло. Путь к хребту стал не просто дорогой — он стал испытанием, от которого зависела ее судьба. Лифия пришпорила Искра, и они двинулись дальше, к Скальному хребту, чьи зазубренные вершины теперь вырисовывались отчетливее на фоне багрового заката. Песок под копытами становился тверже, сменяясь каменистой почвой, усыпанной обломками древних плит. В воздухе витал запах серы и чего-то металлического, словно сама земля здесь была пропитана кровью давно забытых битв. Видение с Андариэлью не покидало ее мыслей, но вместо страха оно разожгло в ней решимость. Если Дева Страданий уже чувствует ее присутствие, значит, Лифия на верном пути.
По мере приближения к хребту пейзаж становился все более зловещим. Скалы, выточенные ветром в причудливые формы, напоминали окаменевших стражей, а между ними зияли темные расщелины, из которых доносились едва уловимые шорохи. Лифия заметила следы старых троп — едва различимые борозды, оставленные караванами или паломниками, чьи кости теперь белели среди камней. Она спешилась, ведя Искра за поводья, чтобы не пропустить ни одной подсказки. Вскоре ее взгляд упал на вырезанный в скале символ — треугольник с пересекающимися линиями, знак Хорадримов. Сердце забилось быстрее: она была близко.
Ночь опустилась на пустыню, и Лифия решила разбить лагерь у подножия хребта. Разведя небольшой костер с помощью магии, она достала из сумки свиток, где были наброски о Кубе, и принялась сверять их с местностью. Но едва она углубилась в чтение, как тишину разорвал низкий рокот. Земля дрогнула, и из ближайшей расщелины пополз зеленоватый туман. Лифия вскочила, сжимая посох, и тут же услышала шорох множества ног. Из тени выступили порождения пустыни — Песчаные Черви, огромные твари с сегментированными телами и челюстями, усеянными рядами зубов. Их кожа блестела, как мокрый камень, а из пастей капал яд, шипящий на песке.
Первый червь бросился на нее, раскрыв пасть, но Лифия метнула в него огненный шар, и тварь взорвалась изнутри, разбрызгивая едкую слизь. Второй попытался атаковать Искра, но конь увернулся, а волшебница ударила посохом о землю, вызвав волну ледяных шипов, что пронзили чудовище снизу. Третий, самый крупный, вынырнул из песка прямо под ней, но Лифия успела отскочить, призвав телепортацию. Оказавшись в стороне, она направила в червя поток молний, пока тот не рухнул, дымясь и дергаясь.
Тяжело дыша, она осмотрелась. Туман рассеивался, но бой оставил следы: Искр нервно бил копытом, а ее плащ был испачкан ядом. Успокоив коня, Лифия вернулась к символу на скале. Теперь она заметила, что он был частью арки, ведущей в узкий проход между скалами. Это был вход — возможно, в ту самую гробницу, о которой шептались в деревнях. Она собрала вещи, погасила костер и шагнула в темноту, освещая путь магическим светом с кончика посоха.
Внутри прохода стены были покрыты выцветшими фресками: сцены битв Хорадримов с демонами, образы ангелов и руны, мерцающие слабым золотым светом. Воздух стал холоднее, а тишина — гнетущей. Лифия чувствовала, как магия этого места пульсирует, словно живое существо. Впереди замаячил слабый отблеск — не естественный, а исходящий от чего-то древнего и могущественного. Она знала: Куб Хорадримов был близко. Но с ним, возможно, ждала и Андариэль. Лифия стиснула посох и шагнула вперед, готовая к тому, что судьба уготовила ей впереди. Лифия продвигалась по узкому проходу, освещая путь магическим светом, когда ее разум вновь пронзила вспышка видения. Стены гробницы растворились, и перед глазами возникла древняя сцена, пропитанная гневом и скорбью. Она увидела Орден Хорадримов — величественных магов в мантиях, украшенных золотыми символами, собравшихся в круг вокруг одинокой фигуры. Это был Золтун Кулл, некогда один из величайших их братьев, теперь стоящий с высоко поднятой головой, но скованный цепями, сотканными из света и теней. Его темные глаза горели вызовом, а длинные волосы развевались, словно под невидимым ветром.
Голос старейшины Ордена, Тал Раши, прогремел, как гром в пустыне:
— Золтун Кулл, ты предал нас. Ты, кому мы доверили тайны магии и силу Куба, обратился ко тьме. Зачем ты искал союза с демонами Преисподней?
Золтун усмехнулся, его голос был холоден и ядовит:
— Вы слепцы, Тал Раша. Вы цепляетесь за свои догмы, боясь истинной силы. Я видел, что могут дать нам Владыки Ада — знание, бессмертие! Вы могли бы править Санктуарием, а не прятаться в тенях.
Другой маг, женщина с посохом, усыпанным рубинами, шагнула вперед. Ее звали Джерет, и ее слова резали, как клинок:
— Ты продал наши души за иллюзии, Золтун. Мы защищаем этот мир, а ты хотел его уничтожить. Твое предательство — это яд, который мы вырежем из нашего братства.
Золтун оскалился, цепи звякнули, когда он дернулся вперед:
— Вырежете меня? Вы слабые, жалкие! Я превзошел вас всех. Куб Хорадримов — лишь инструмент, а я — его мастер. Вы боитесь того, кем я стал.
