Верзилы переглянулись, неодобрительно морща твердокаменные лбы.
– А ты шибко не умничай, щенок, – прохрипел левый. – И без тебя башка раскалывается...
– В детстве с печки уронили? – осведомилась я.
– Заткнись, – негромко бросил правый. И от его спокойного в общем-то тона коленки затряслись, а в животе стало холодно и противно. – Думаешь, с нами можно безнаказанно шутить?
– Что вы, как можно! Я вас вообще второй раз в жизни вижу! – как можно дружелюбнее улыбнулась я, незаметно вытаскивая руки из скрученных петлей простыней.
– Со вторым разом все ясно, – ухмыльнулся правый, – поговорим о первом! Тебя кто лезть просил, гаденыш?
– А обзываться-то зачем? – обиделась я.
Руки, хоть и с трудом, были свободны. Дождаться момента – и вон отсюда, от этих... господ хороших.
– Да затем. Где Гаргот?! – рявкнул правый, до хруста сжав спинку кровати.
Хрустнуло несчастное дерево, отнюдь не суставы...
– Кто?! – переспросила потрясенным шепотом. – Не знаю такого!
– В героя решил поиграть, щенок? – удивился правый. – А знаешь, какой смертью они помирают, герои-то?
– Знамо дело какой – геройской, – огрызнулась я, прокручивая в голове варианты побега.
– Ух ты, умненький какой! – умилился левый. Ему бы еще накрахмаленный платочек к глазам приложить для вящего эффекта...
– Был бы умным, не изображал бы героя былин на допросе, – нехорошо осклабился правый. – Ибо допрос мы ему устроим, заодно и степень героизма выясним! Каждому герою – смерть по заслугам, да?
От страха отнялись ноги. Вот влипла! И, как обычно, винить в этом некого. Кроме себя, любимой.
– Так где Гаргот? – вкрадчиво поинтересовался правый. – Тот самый, кого ты у нас из-под носа увел!
– А, тот самый?! – изобразила дурочку... вернее, дурачка я. – Так бы сразу и сказали! А я-то думаю...
– Где он?! – рыкнул левый.
– Дома, – заявила я. – В Метинове. И, возможно, уже в городской управе! С жалобой на господ-соседей, что за городскими стенами разбойничками оборачиваются...
– Ах ты... – левый выщерил зубы в жутком оскале, замахиваясь пудовым кулачком.
– Стой, – поморщился правый. – Так, значит, говорить не будешь?
– А я уже все сказал, – буркнула я.
– А последнее слово? – прищурился он.
– Чтоб вы провалились, и желательно – в выгребную яму, – с чувством проронила я, понимая, что терять уже нечего.
– Действуй, Мак, – скучающе бросил правый.
– Наконец-то! Притомился уже от ваших бесед заумных, Инор! – осклабился левый, с гаденькой улыбочкой на тонких губах шагая ко мне.
Я внутренне подобралась, ожидая чего угодно. И потому удар мощного кулака пришелся в подушку, а не по лицу. Поджатые ноги въехали нападавшему в живот, заставив того задохнуться от неожиданности и дав мне несколько драгоценных мгновений – путь от кровати до окна.
– Держи щенка, увалень!
Вопль Инора застиг меня на подоконнике. Я рывком распахнула ставни и спрыгнула в предрассветный мрак.
Я неслась по погруженным в серые сумерки улицам, ища открытые ворота. Увы и ах! Местные жители предпочитали закрываться на ночь, и закрываться добротно.
Я петляла, как заяц, ныряя в переулки, пролезая под огородные заборчики, вновь выныривая на широкую мощеную улицу... И затылком чувствовала, что разбойнички не отстают.
Поисковый амулет. Как бы еще они смогли меня найти после того, как я помогла сбежать их несчастной жертве? Теперь мне точно конец. Сколько бы ни бегала, где бы ни затаилась... Против магии нет приема, коли у тебя самого нет дара. Или гасящего амулета, что в данной ситуации равнозначно.
В груди словно что-то взорвалось. Нет, не больно... просто странно. Настолько, что я споткнулась и растянулась на земле, едва не въехав лбом в ворота. Подскочила и с отчаянием метнулась к ним, намереваясь стучать, орать и молить хозяев о помощи. Но ворота оказались не заперты. Рыбкой юркнув в них, я услышала тяжелый топот – совсем близко!
Обогнув каменный дом в надежде найти укрытие понадежнее, я заметила приоткрытую дверь конюшни и бросилась туда. Действие амулета ограничено несколькими десятками шагов, авось смогу спрятаться...
Внутри было темно и тепло, пахло лошадьми и свежим сеном. Около двери дремала пегая лошадка, в углу фыркал, недоверчиво оглядывая незваную гостью, темный могучий жеребец.
Создатель, спаси и помилуй, я не столько грешила в своей жизни, чтобы так глупо с ней расстаться!..
Метнувшись в угол, я прижалась к теплому конскому боку. Животное застыло, видно, от изумления, а я, погладив его по шелковистой шкуре, притихла, пытаясь унять дрожь. Сердце билось так сильно, что казалось, его слышно за версту. Как же я пожалела, что не могу исчезнуть подобно магам! Наш колдун и то умел, и Ядвига... Хоть и с помощью амулетов, но все-таки.
Конь тихонько фыркнул в макушку, ткнулся носом в щеку, и я невольно улыбнулась и глубоко вздохнула, унимая бешеный бег сердца. Да, так-то лучше... Гораздо лучше!
Справившись с паникой, я прислушалась. Как ни странно, было тихо. Очень тихо.
Неужели пронесло?!
Боясь поверить в удачу, осторожно выглянула из стойла... Никого. Нерешительно выждала несколько минут, но на улице не было слышно ни шороха, и я решилась. В конце концов, неровен час, хозяева дома меня обнаружат и вряд ли сильно обрадуются...
Конь нервно всхрапнул, когда я двинулась к выходу, и тихо заржал, но я, обернувшись, приложила палец к губам, умоляюще взглянула на него и продолжила путь.
Оказывается, за время безумных догонялок и пряток успел наступить рассвет, и я окончательно приободрилась, уверовав в удачу.
Этой удачи хватило ровно до ворот.
Сильный рывок за шиворот выбил землю из-под ног. Я извернулась и наугад ударила локтем, но промахнулась и пожалела об опрометчивом поступке, потому как мне с обидной легкостью заломили руки и как следует встряхнули, словно мешок с опилками, – аж зубы клацнули, едва не прищемив язык.
– Щенок, – усмехнулся Инор, размахнувшись и влепив пощечину.
Голова взорвалась, разбилась на тысячи мелких осколков, и в каждом занозой сидела боль, но я проглотила крик и со всей силы лягнула Мака ногой. Он зашипел, разжал руки, и я упала, сильно приложившись боком.
– Подними, – как сквозь толстый слой ваты услышала я голос Инора, и снова почувствовала, что вишу в воздухе.
С трудом открыв глаза, с ужасом увидела, что Инор замахнулся для нового удара. Не удалось ни вырваться, ни закрыть лицо руками – наученный горьким опытом Мак держал крепко, и все, что оставалось, лишь беспомощно съежиться в ожидании новой боли.
Но удара не последовало. Снова открыв глаза, я обнаружила, что рука Инора неестественно вывернута, а сам он почему-то белее полотна.
– Отпусти мальчика, – потребовал спокойный голос. Ох, какой же музыкой он прозвучал!
Мак медлил. Рука Инора вздернулась чуть выше, и он завопил:
– Отпусти щенка, гмарр с ним, отпусти!
Мак послушался, и я опять грохнулась на землю. Однако на сей раз я была готова к падению и постаралась смягчить удар.
– А теперь, – усмехнулся незнакомец, – вон отсюда, и чтобы я вас здесь больше не видел!
Прошуршали, отдаляясь, торопливые шаги. Я подтянула к груди колени и попыталась унять головокружение, понимая, что встать попросту не в силах.
– Мирош! – послышался другой голос, взволнованный и слегка дрожащий. – Что здесь происходит?!
– Уже ничего, – так же спокойно отозвался гроза незаконопослушных личностей. – Крепко спишь, Микула, в твоем доме чуть человека не убили, а ты ни сном, ни духом...
Поименованный Микулой заахал и что-то быстро залопотал, но я не слушала. Была задача поважнее – как можно быстрее прийти в себя.
– Эй, – тихонько тронули меня за плечо. – Живой?
Пришлось сделать усилие и выдавить хриплое «да». Над головой шумно вздохнули, а потом меня крепко обхватили за плечи и поставили на ноги. Я покачнулась, но устояла и даже – при помощи спугнувшего сладкую парочку мужчины – сумела дойти до широкой лавки, расположившейся возле дома. Со сдавленными охами села, перевела дух и подняла голову, чтобы рассмотреть спасителя, примостившегося рядом.
– Спасибо, – выговорила я и сморщилась от боли в рассеченной губе. Давно с сельскими задирами не дралась, уже и позабыть успела, чем сие чревато...
– За что тебя так? – сочувственно спросил молодой темноволосый мужчина, прищурив пронзительно-синие глаза.
Я тяжело вздохнула и опустила взгляд, увидела запястья, расцвеченные синяками, и едва сдержалась, чтобы не выругаться.
– За все хорошее, – буркнула я, осторожно ощупывая разбитую губу.
Ядвига бы много чего сказала... О том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Жаль, все ее наставления обычно мимо моих ушей проходили.
– Ну да, конечно. – Мой собеседник, про которого я, погрузившись в невеселые размышления, успела забыть, внимательно изучал синяк под моим правым глазом, наливающийся жгучей болью. – Ничего, сейчас что-нибудь придумаем, от синяков и следа не останется, – пообещал он, ободряюще улыбнулся и, поднявшись, буквально на себе перетащил меня в дом.
Надо же, сколько возни с совершенно незнакомым человеком... К чему, интересно, такая доброта? И чего она будет стоить?
Вслух этого я, естественно, не произнесла, решила для начала подождать да понаблюдать, а уж потом делать выводы. А если мне оные не понравятся, то и ноги...
* * *
Комната была небольшой, светлой и уютной. Возле задернутого полупрозрачными шторами окна стояла кровать, на которую меня и сгрузили, позволив отдышаться и привести в порядок мысли.
Пока мой спаситель заваривал в принесенном шустрым рыжим мальчишкой кипятке полынь да подорожник, я исподтишка разглядывала его.
Он был молод, на голову выше меня, сложением напоминал ожившую мраморную скульптуру, вышедшую из-под резца непревзойденного мастера; в каждом его жесте чувствовалась сила и уверенность, как и в спокойном взгляде ярких синих глаз. Ворот и рукава белой рубахи украшала традиционная медерская вышивка в сине-золотых тонах, и говорил он с едва уловимым мягким акцентом, который мне уже доводилось слышать.
Бывал как-то в нашей глухомани один путешественник. Обычаями росвеннскими интересовался, обрядами разными. Ну и, как водится, любопытство до хорошего не довело – после свадьбы, на которую его в качестве почетного гостя позвали, с сильнейшим легочным воспалением слег. А нечего было на подначки мужиков вестись и в прорубь «на счастье» нырять... Ядвига болезного еле на ноги поставила.
Но тот медерец был смугл и черноволос, как и, по словам наставницы, большинство его соотечественников, а этот имел светлую кожу и темно-каштановые волосы.
Я, позабыв о всяких приличиях, присмотрелась внимательнее и едва не вскрикнула, заметив среди густых прядей чуть заостренный кончик уха.
Полукровка. Дитя человека и эльфа. Судя по возрасту, рожденный в период обострения отношений между Дивными и Медером... и выживший не иначе как чудом. В ту пору нередко случалось, что таких детей объявляли «нечистыми» и безжалостно убивали в младенческом возрасте.
– Как тебя зовут? – нарушил мои раздумья спокойный голос.
Мужчина рассматривал меня так внимательно, словно пытался запомнить каждую черточку, но, столкнувшись с моим настороженным взглядом, со вздохом отвел глаза.
– Велер, – солгала я, получив в ответ еще один любопытный взор и непонятную усмешку.
– Мирослав. Можно просто Мирош. Что ж, вот и познакомились, – улыбнулся он уже открыто и искренне.
Росвеннское имя не вязалось с его внешностью. Но, леший побери, очень ему шло. И вообще, милый он, – невольно отметила я... и с неожиданной злостью решила: значит, бабник! Знаем таких, не впервые встречаем... Хотя какая разница? Отлежусь немного и уйду, и, даст Создатель, никогда больше не встретимся. Да, конечно, я благодарна ему за спасение, но что-то в его поведении сильно настораживало. Вот, к примеру, чего он так пялится?
Мирослав тем временем пропитал ткань отваром и умело приложил компресс к моему разбитому лицу. Сел рядом, слушая, как я шиплю от боли и досады.
А полынь бы лучше свежую, да в кашицу истертую использовать...
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Восемнадцать, – сквозь зубы выдохнула я.
– Не повезло тебе, – с явно наигранным сочувствием качнул головой Мирослав. – С твоей комплекцией ты и на пятнадцать-то не тянешь... Девчонки, поди, смеются?
– Чихал я на твоих девчонок! – возмутилась я.
– Все так говорят, – заявил он.
И тут я заметила то, чего должна была заметить раньше – улыбку, пляшущую в уголках его глаз. Он откровенно издевался над бедным больным мальчишкой!
Резко повернувшись к нему спиной, я прижала компресс ладонью и наглухо замолчала, не поддаваясь на провокационные подначки. А вскоре лицо перестало нестерпимо гореть, и я провалилась в блаженный сон.
* * *
Когда я открыла глаза, солнце все так же заглядывало в окно. Странно, по моим ощущениям, довольно хорошо выспалась. Сладко потянувшись, села на постели и прислушалась к себе. Губа не болела, глаз тоже не беспокоил. Видимо, этот парень действительно понимает в травах. Кстати, а где он сам?
Я встала, поправила сбившуюся одежду и задумалась над тем, что делать дальше. Рассеянный взгляд скользнул по массивному зеркалу над комодом, и я поддалась невольному искушению.
Из глубин старого, мутноватого стекла на меня уныло взирало худое, очень бледное нечто с короткими русыми волосами.
Я медленно провела ладонью по неровно остриженным волосам и вздохнула. Ну ничего, косу отрастить не проблема, найду работу да жилье – в первую очередь этим займусь. А сейчас и так сойдет. Хорошо, что Ядвига не видит... Хотя в данный момент я бы не отказалась от приличного платья и прежней длины волос. Поймав себя на этой мысли, зло тряхнула головой и вышла из комнаты.
Мирослав обнаружился в горнице. Он о чем-то оживленно беседовал с невысоким мужичком, но, стоило мне войти, незамедлительно прервал беседу:
– Доброе утро, малыш.
Я вздохнула и, изобразив приветливую улыбочку, буркнула:
– Здрасте!
– Вижу, пареньку уже лучше, – довольно кивнул его собеседник, пухленький, с огромной лысиной, но пушистой бородой. Кажется, это и есть тот самый Микула, хозяин дома.
– Как я и говорил, – улыбнулся Мирослав. – Только куда это вы, сударь, собрались?
– А что, я обязан отчитываться? – полюбопытствовала я, тщательно подбирая слова, чтобы банально не выдать свою маленькую тайну.
– Да нет, – пожал плечами он, не обращая внимания на подозрительно вздрагивающего толстячка. – Можешь идти куда угодно и когда угодно... но перед этим я все-таки посоветовал бы тебе позавтракать, чтобы первым же сквозняком с ног не свалило. Ну и мазь с лица смыть, если, конечно, не хочешь народ пугать...
Хозяин не выдержал и расхохотался в голос. Я медленно подняла руку к лицу, провела ею по щеке и недоуменно уставилась на что-то белое, оставшееся на пальцах. То-то отражение в зеркале мне чересчур странным показалось! Фыркнув от обиды, я хотела было вытереть лицо рукавом, но Мирослав оказался проворнее и перехватил мои руки.
– Давай помогу, – проронил он.
– Обойдусь, – надулась я.
– Ну что ты как ежик, Вель? – усмехнулся Мирослав. – Я вовсе не хочу тебя обидеть. Я хочу помочь, понимаешь?
Я подумала и кивнула. Действительно, и чего на него взъелась? Ведь ему цены нет, носится с незнакомым невоспитанным мальчишкой с рвением заботливой матери, а какое, казалось бы, ему дело?
– А ты шибко не умничай, щенок, – прохрипел левый. – И без тебя башка раскалывается...
– В детстве с печки уронили? – осведомилась я.
– Заткнись, – негромко бросил правый. И от его спокойного в общем-то тона коленки затряслись, а в животе стало холодно и противно. – Думаешь, с нами можно безнаказанно шутить?
– Что вы, как можно! Я вас вообще второй раз в жизни вижу! – как можно дружелюбнее улыбнулась я, незаметно вытаскивая руки из скрученных петлей простыней.
– Со вторым разом все ясно, – ухмыльнулся правый, – поговорим о первом! Тебя кто лезть просил, гаденыш?
– А обзываться-то зачем? – обиделась я.
Руки, хоть и с трудом, были свободны. Дождаться момента – и вон отсюда, от этих... господ хороших.
– Да затем. Где Гаргот?! – рявкнул правый, до хруста сжав спинку кровати.
Хрустнуло несчастное дерево, отнюдь не суставы...
– Кто?! – переспросила потрясенным шепотом. – Не знаю такого!
– В героя решил поиграть, щенок? – удивился правый. – А знаешь, какой смертью они помирают, герои-то?
– Знамо дело какой – геройской, – огрызнулась я, прокручивая в голове варианты побега.
– Ух ты, умненький какой! – умилился левый. Ему бы еще накрахмаленный платочек к глазам приложить для вящего эффекта...
– Был бы умным, не изображал бы героя былин на допросе, – нехорошо осклабился правый. – Ибо допрос мы ему устроим, заодно и степень героизма выясним! Каждому герою – смерть по заслугам, да?
От страха отнялись ноги. Вот влипла! И, как обычно, винить в этом некого. Кроме себя, любимой.
– Так где Гаргот? – вкрадчиво поинтересовался правый. – Тот самый, кого ты у нас из-под носа увел!
– А, тот самый?! – изобразила дурочку... вернее, дурачка я. – Так бы сразу и сказали! А я-то думаю...
– Где он?! – рыкнул левый.
– Дома, – заявила я. – В Метинове. И, возможно, уже в городской управе! С жалобой на господ-соседей, что за городскими стенами разбойничками оборачиваются...
– Ах ты... – левый выщерил зубы в жутком оскале, замахиваясь пудовым кулачком.
– Стой, – поморщился правый. – Так, значит, говорить не будешь?
– А я уже все сказал, – буркнула я.
– А последнее слово? – прищурился он.
– Чтоб вы провалились, и желательно – в выгребную яму, – с чувством проронила я, понимая, что терять уже нечего.
– Действуй, Мак, – скучающе бросил правый.
– Наконец-то! Притомился уже от ваших бесед заумных, Инор! – осклабился левый, с гаденькой улыбочкой на тонких губах шагая ко мне.
Я внутренне подобралась, ожидая чего угодно. И потому удар мощного кулака пришелся в подушку, а не по лицу. Поджатые ноги въехали нападавшему в живот, заставив того задохнуться от неожиданности и дав мне несколько драгоценных мгновений – путь от кровати до окна.
– Держи щенка, увалень!
Вопль Инора застиг меня на подоконнике. Я рывком распахнула ставни и спрыгнула в предрассветный мрак.
***
Я неслась по погруженным в серые сумерки улицам, ища открытые ворота. Увы и ах! Местные жители предпочитали закрываться на ночь, и закрываться добротно.
Я петляла, как заяц, ныряя в переулки, пролезая под огородные заборчики, вновь выныривая на широкую мощеную улицу... И затылком чувствовала, что разбойнички не отстают.
Поисковый амулет. Как бы еще они смогли меня найти после того, как я помогла сбежать их несчастной жертве? Теперь мне точно конец. Сколько бы ни бегала, где бы ни затаилась... Против магии нет приема, коли у тебя самого нет дара. Или гасящего амулета, что в данной ситуации равнозначно.
В груди словно что-то взорвалось. Нет, не больно... просто странно. Настолько, что я споткнулась и растянулась на земле, едва не въехав лбом в ворота. Подскочила и с отчаянием метнулась к ним, намереваясь стучать, орать и молить хозяев о помощи. Но ворота оказались не заперты. Рыбкой юркнув в них, я услышала тяжелый топот – совсем близко!
Обогнув каменный дом в надежде найти укрытие понадежнее, я заметила приоткрытую дверь конюшни и бросилась туда. Действие амулета ограничено несколькими десятками шагов, авось смогу спрятаться...
Внутри было темно и тепло, пахло лошадьми и свежим сеном. Около двери дремала пегая лошадка, в углу фыркал, недоверчиво оглядывая незваную гостью, темный могучий жеребец.
Создатель, спаси и помилуй, я не столько грешила в своей жизни, чтобы так глупо с ней расстаться!..
Метнувшись в угол, я прижалась к теплому конскому боку. Животное застыло, видно, от изумления, а я, погладив его по шелковистой шкуре, притихла, пытаясь унять дрожь. Сердце билось так сильно, что казалось, его слышно за версту. Как же я пожалела, что не могу исчезнуть подобно магам! Наш колдун и то умел, и Ядвига... Хоть и с помощью амулетов, но все-таки.
Конь тихонько фыркнул в макушку, ткнулся носом в щеку, и я невольно улыбнулась и глубоко вздохнула, унимая бешеный бег сердца. Да, так-то лучше... Гораздо лучше!
Справившись с паникой, я прислушалась. Как ни странно, было тихо. Очень тихо.
Неужели пронесло?!
Боясь поверить в удачу, осторожно выглянула из стойла... Никого. Нерешительно выждала несколько минут, но на улице не было слышно ни шороха, и я решилась. В конце концов, неровен час, хозяева дома меня обнаружат и вряд ли сильно обрадуются...
Конь нервно всхрапнул, когда я двинулась к выходу, и тихо заржал, но я, обернувшись, приложила палец к губам, умоляюще взглянула на него и продолжила путь.
Оказывается, за время безумных догонялок и пряток успел наступить рассвет, и я окончательно приободрилась, уверовав в удачу.
Этой удачи хватило ровно до ворот.
Сильный рывок за шиворот выбил землю из-под ног. Я извернулась и наугад ударила локтем, но промахнулась и пожалела об опрометчивом поступке, потому как мне с обидной легкостью заломили руки и как следует встряхнули, словно мешок с опилками, – аж зубы клацнули, едва не прищемив язык.
– Щенок, – усмехнулся Инор, размахнувшись и влепив пощечину.
Голова взорвалась, разбилась на тысячи мелких осколков, и в каждом занозой сидела боль, но я проглотила крик и со всей силы лягнула Мака ногой. Он зашипел, разжал руки, и я упала, сильно приложившись боком.
– Подними, – как сквозь толстый слой ваты услышала я голос Инора, и снова почувствовала, что вишу в воздухе.
С трудом открыв глаза, с ужасом увидела, что Инор замахнулся для нового удара. Не удалось ни вырваться, ни закрыть лицо руками – наученный горьким опытом Мак держал крепко, и все, что оставалось, лишь беспомощно съежиться в ожидании новой боли.
Но удара не последовало. Снова открыв глаза, я обнаружила, что рука Инора неестественно вывернута, а сам он почему-то белее полотна.
– Отпусти мальчика, – потребовал спокойный голос. Ох, какой же музыкой он прозвучал!
Мак медлил. Рука Инора вздернулась чуть выше, и он завопил:
– Отпусти щенка, гмарр с ним, отпусти!
Мак послушался, и я опять грохнулась на землю. Однако на сей раз я была готова к падению и постаралась смягчить удар.
– А теперь, – усмехнулся незнакомец, – вон отсюда, и чтобы я вас здесь больше не видел!
Прошуршали, отдаляясь, торопливые шаги. Я подтянула к груди колени и попыталась унять головокружение, понимая, что встать попросту не в силах.
– Мирош! – послышался другой голос, взволнованный и слегка дрожащий. – Что здесь происходит?!
– Уже ничего, – так же спокойно отозвался гроза незаконопослушных личностей. – Крепко спишь, Микула, в твоем доме чуть человека не убили, а ты ни сном, ни духом...
Поименованный Микулой заахал и что-то быстро залопотал, но я не слушала. Была задача поважнее – как можно быстрее прийти в себя.
– Эй, – тихонько тронули меня за плечо. – Живой?
Пришлось сделать усилие и выдавить хриплое «да». Над головой шумно вздохнули, а потом меня крепко обхватили за плечи и поставили на ноги. Я покачнулась, но устояла и даже – при помощи спугнувшего сладкую парочку мужчины – сумела дойти до широкой лавки, расположившейся возле дома. Со сдавленными охами села, перевела дух и подняла голову, чтобы рассмотреть спасителя, примостившегося рядом.
– Спасибо, – выговорила я и сморщилась от боли в рассеченной губе. Давно с сельскими задирами не дралась, уже и позабыть успела, чем сие чревато...
– За что тебя так? – сочувственно спросил молодой темноволосый мужчина, прищурив пронзительно-синие глаза.
Я тяжело вздохнула и опустила взгляд, увидела запястья, расцвеченные синяками, и едва сдержалась, чтобы не выругаться.
– За все хорошее, – буркнула я, осторожно ощупывая разбитую губу.
Ядвига бы много чего сказала... О том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Жаль, все ее наставления обычно мимо моих ушей проходили.
– Ну да, конечно. – Мой собеседник, про которого я, погрузившись в невеселые размышления, успела забыть, внимательно изучал синяк под моим правым глазом, наливающийся жгучей болью. – Ничего, сейчас что-нибудь придумаем, от синяков и следа не останется, – пообещал он, ободряюще улыбнулся и, поднявшись, буквально на себе перетащил меня в дом.
Надо же, сколько возни с совершенно незнакомым человеком... К чему, интересно, такая доброта? И чего она будет стоить?
Вслух этого я, естественно, не произнесла, решила для начала подождать да понаблюдать, а уж потом делать выводы. А если мне оные не понравятся, то и ноги...
* * *
Комната была небольшой, светлой и уютной. Возле задернутого полупрозрачными шторами окна стояла кровать, на которую меня и сгрузили, позволив отдышаться и привести в порядок мысли.
Пока мой спаситель заваривал в принесенном шустрым рыжим мальчишкой кипятке полынь да подорожник, я исподтишка разглядывала его.
Он был молод, на голову выше меня, сложением напоминал ожившую мраморную скульптуру, вышедшую из-под резца непревзойденного мастера; в каждом его жесте чувствовалась сила и уверенность, как и в спокойном взгляде ярких синих глаз. Ворот и рукава белой рубахи украшала традиционная медерская вышивка в сине-золотых тонах, и говорил он с едва уловимым мягким акцентом, который мне уже доводилось слышать.
Бывал как-то в нашей глухомани один путешественник. Обычаями росвеннскими интересовался, обрядами разными. Ну и, как водится, любопытство до хорошего не довело – после свадьбы, на которую его в качестве почетного гостя позвали, с сильнейшим легочным воспалением слег. А нечего было на подначки мужиков вестись и в прорубь «на счастье» нырять... Ядвига болезного еле на ноги поставила.
Но тот медерец был смугл и черноволос, как и, по словам наставницы, большинство его соотечественников, а этот имел светлую кожу и темно-каштановые волосы.
Я, позабыв о всяких приличиях, присмотрелась внимательнее и едва не вскрикнула, заметив среди густых прядей чуть заостренный кончик уха.
Полукровка. Дитя человека и эльфа. Судя по возрасту, рожденный в период обострения отношений между Дивными и Медером... и выживший не иначе как чудом. В ту пору нередко случалось, что таких детей объявляли «нечистыми» и безжалостно убивали в младенческом возрасте.
– Как тебя зовут? – нарушил мои раздумья спокойный голос.
Мужчина рассматривал меня так внимательно, словно пытался запомнить каждую черточку, но, столкнувшись с моим настороженным взглядом, со вздохом отвел глаза.
– Велер, – солгала я, получив в ответ еще один любопытный взор и непонятную усмешку.
– Мирослав. Можно просто Мирош. Что ж, вот и познакомились, – улыбнулся он уже открыто и искренне.
Росвеннское имя не вязалось с его внешностью. Но, леший побери, очень ему шло. И вообще, милый он, – невольно отметила я... и с неожиданной злостью решила: значит, бабник! Знаем таких, не впервые встречаем... Хотя какая разница? Отлежусь немного и уйду, и, даст Создатель, никогда больше не встретимся. Да, конечно, я благодарна ему за спасение, но что-то в его поведении сильно настораживало. Вот, к примеру, чего он так пялится?
Мирослав тем временем пропитал ткань отваром и умело приложил компресс к моему разбитому лицу. Сел рядом, слушая, как я шиплю от боли и досады.
А полынь бы лучше свежую, да в кашицу истертую использовать...
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Восемнадцать, – сквозь зубы выдохнула я.
– Не повезло тебе, – с явно наигранным сочувствием качнул головой Мирослав. – С твоей комплекцией ты и на пятнадцать-то не тянешь... Девчонки, поди, смеются?
– Чихал я на твоих девчонок! – возмутилась я.
– Все так говорят, – заявил он.
И тут я заметила то, чего должна была заметить раньше – улыбку, пляшущую в уголках его глаз. Он откровенно издевался над бедным больным мальчишкой!
Резко повернувшись к нему спиной, я прижала компресс ладонью и наглухо замолчала, не поддаваясь на провокационные подначки. А вскоре лицо перестало нестерпимо гореть, и я провалилась в блаженный сон.
* * *
Когда я открыла глаза, солнце все так же заглядывало в окно. Странно, по моим ощущениям, довольно хорошо выспалась. Сладко потянувшись, села на постели и прислушалась к себе. Губа не болела, глаз тоже не беспокоил. Видимо, этот парень действительно понимает в травах. Кстати, а где он сам?
Я встала, поправила сбившуюся одежду и задумалась над тем, что делать дальше. Рассеянный взгляд скользнул по массивному зеркалу над комодом, и я поддалась невольному искушению.
Из глубин старого, мутноватого стекла на меня уныло взирало худое, очень бледное нечто с короткими русыми волосами.
Я медленно провела ладонью по неровно остриженным волосам и вздохнула. Ну ничего, косу отрастить не проблема, найду работу да жилье – в первую очередь этим займусь. А сейчас и так сойдет. Хорошо, что Ядвига не видит... Хотя в данный момент я бы не отказалась от приличного платья и прежней длины волос. Поймав себя на этой мысли, зло тряхнула головой и вышла из комнаты.
Мирослав обнаружился в горнице. Он о чем-то оживленно беседовал с невысоким мужичком, но, стоило мне войти, незамедлительно прервал беседу:
– Доброе утро, малыш.
Я вздохнула и, изобразив приветливую улыбочку, буркнула:
– Здрасте!
– Вижу, пареньку уже лучше, – довольно кивнул его собеседник, пухленький, с огромной лысиной, но пушистой бородой. Кажется, это и есть тот самый Микула, хозяин дома.
– Как я и говорил, – улыбнулся Мирослав. – Только куда это вы, сударь, собрались?
– А что, я обязан отчитываться? – полюбопытствовала я, тщательно подбирая слова, чтобы банально не выдать свою маленькую тайну.
– Да нет, – пожал плечами он, не обращая внимания на подозрительно вздрагивающего толстячка. – Можешь идти куда угодно и когда угодно... но перед этим я все-таки посоветовал бы тебе позавтракать, чтобы первым же сквозняком с ног не свалило. Ну и мазь с лица смыть, если, конечно, не хочешь народ пугать...
Хозяин не выдержал и расхохотался в голос. Я медленно подняла руку к лицу, провела ею по щеке и недоуменно уставилась на что-то белое, оставшееся на пальцах. То-то отражение в зеркале мне чересчур странным показалось! Фыркнув от обиды, я хотела было вытереть лицо рукавом, но Мирослав оказался проворнее и перехватил мои руки.
– Давай помогу, – проронил он.
– Обойдусь, – надулась я.
– Ну что ты как ежик, Вель? – усмехнулся Мирослав. – Я вовсе не хочу тебя обидеть. Я хочу помочь, понимаешь?
Я подумала и кивнула. Действительно, и чего на него взъелась? Ведь ему цены нет, носится с незнакомым невоспитанным мальчишкой с рвением заботливой матери, а какое, казалось бы, ему дело?
