В этот момент лорд как никогда понимал отца.
В окружении старых безумцев недолго и самому обезуметь!
Огонь не понимал, почему ему не дают воли. Он не понимал, к чему вся эта ложь. Не понимал, зачем ждать чего-то, когда можно уже сейчас получить желаемое. И стоило огромного труда обуздать его.
Себя.
Хён сказал, что ни в коем случае нельзя показать им, насколько Ланэ важна, и умом Дан осознавал его правоту, но вот сердце...
Сердце горело. И это пламя разливалось внутри, сжигая его в пепел.
И надо бы задобрить огонь, дав ему волю. В небе, где нет ни министров, ни искушений.
Правда, здесь их тоже уже не было – министры разбежались подобно тараканам, искушение... то есть принцессу сопроводил в покои доверенный слуга, – но небо звало и манило, обещая если не забвение, то отдых.
Лорд почти решился, поправ все писаные и неписаные правила, шагнуть в объятия лазурной выси прямо из окна, когда в пустом коридоре раздался цокот каблучков и звонкое:
– Дан!
Она спешила к нему, обласканная солнечным светом, сама похожая на свет – воздушная, легкая, с длинными, отливающими чистым золотом волосами, в платье, словно сотканном из облаков. Невесомых, прозрачных, больше открывающих, нежели скрывающих.
Окнай Тэми.
Первая красавица двора и, по мнению многих, всей Фэнриа.
Старшая дочь министра финансов.
Какое-то время назад тот всерьез считал, что брак между нею и Верховным лордом – дело решенное. Возможно, до сих пор считает. По крайней мере, в том, что Тэми будет на отборе, сомнений не возникало.
Древний род, сильная кровь. Такую Верховную леди примут беспрекословно. Все, кроме самого лорда.
Сегодня девица Окнай казалась ему особенно раздражающей, но прыгать при ней из окна было бы ниже его достоинства.
Она подплыла ближе, сияя улыбкой, что не единожды воспевалась в стихах – отменно отвратительных, на вкус лорда, – и проворковала, чуть прищурив темно-янтарные очи:
– Наконец-то я тебя поймала!
– Наконец-то, – мрачно подтвердил Дан. – А то я уже извелся, размышляя: осмелишься ли ты посмотреть мне в глаза после содеянного? Признаться, я полагал, что боги отмерили тебе чуть больше совести...
– О чем ты? – хлопнула длинными ресницами Тэми, недоуменно нахмурив темные брови.
– О том, – шагнув вперед и заставив ее попятиться, прошипел лорд, – что мне не нужна жена, докладывающая папеньке о каждом моем шаге.
Тэми всегда вспыхивала легко, как иссушенная летним солнцем трава. Скулы мгновенно заалели, во взгляде зажегся огонь – как и в сжавшихся в кулаки ладонях.
– Я не... – тем не менее попыталась отрицать очевидное она, попятившись еще немного. И плотно сжала губы, будто опасаясь, что вместо оправданий с них сорвутся недостойные добродетельной дочери древнего рода слова. А пламя в ее глазах разгоралось все ярче и ярче, яростно и непримиримо.
– Ты – да, – не сдавался Дан, чувствуя какое-то болезненное удовольствие от происходящего – и глубоко в душе ненавидя себя за это.
Тэми поступила некрасиво, но разбираться следовало не с ней – что взять с бестолковой девчонки? – а с ее не в меру резвым отцом.
Ничего, и до него черед обязательно дойдет.
Увлекшись этой мыслью, Дан пропустил момент, когда все изменилось. Вот только что перед ним стоял достойный, не собирающийся сдаваться противник – и вот уже оный превратился в слабую девицу. У девицы трогательно дрожали по-детски припухлые губы, а прекрасные глаза, в коих миг назад горел настоящий пожар, наполнились слезами, что проложили мерцающие дорожки по бледным щекам.
Жалобно всхлипнув, Тэми отшатнулась, хотя Дан больше и не пытался приблизиться, неловко покачнулась и, приглушенно вскрикнув, упала...
Почти упала.
Откуда взялся Чинрэн, лорд не понял. Братец вихрем подлетел к Тэми, подхватил ее на руки и, когда она, уже не сдерживая рыданий, уткнулась ему в грудь, гневно воззрился на Дана.
– Что ты творишь?! – выдохнул Рэн.
Теперь истинное пламя бушевало в его глазах. А еще в них отчетливо читалось желание как следует врезать старшему брату, кое, надо думать, не воплотилось в жизнь лишь потому, что руки благородного героя были заняты прекрасной несправедливо обиженной девой.
Для этого ее пришлось бы поставить на пол, а Рэн – наивный дурак! – вряд ли решится первым разомкнуть нечаянные объятия.
– Тот же вопрос я хотел бы задать тебе, – покачал головой Дан, изучая разыгрываемую перед ним сцену со смесью восхищения, жалости и любопытства.
Столь яркого актерского таланта он прежде за Тэми не замечал. Хотя... он ее в принципе не замечал.
А вот Рэн замечал лишь то, что ему позволяли.
– Тэми ни в чем не виновата, – полыхнул глазами он. – Если тебе нужно на ком-то сорвать зло – я здесь!
– Толку срываться на том, кого жизнь сурово наказала, – не сдержавшись, хмыкнул Дан и, не слушая более ни всхлипов бесстыжей девицы, ни пламенных возмущений братца, все же перемахнул через подоконник.
Да плевать на это достоинство с самой высокой дворцовой башни!
Душевное здоровье всяко дороже.
Облокотившись на перила балкона, Ланэ смотрела в небо. Здесь оно казалось другим, более высоким, чистым и ярким. Недосягаемым.
Совсем как ее мечта.
Принцесса не запомнила обратной дороги. И то, что ее привели в новые покои, тоже поняла не сразу. Они были меньше, но уютнее, а окна спальни – такие же большие и прозрачные – открывались на ажурный балкон, оплетенный вьюнком с мелкими изумрудно-зелеными листьями и нежно-розовыми цветами с тонким приятным ароматом. Внизу – куда дальше, чем накануне, похоже, Ланэ поселили еще выше, – расстилался чудесный сад, который сейчас совершенно не радовал. На сердце было тяжело, и взор то и дело туманили слезы, но принцесса держалась.
Она не должна принимать те обидные слова на свой счет. Что бы они ни значили – не должна.
Ланэ пыталась понять лорда Чиндана – и не могла. К чему было устраивать все это? К чему было подвергать ее позору? Все вопросы, касающиеся ее статуса, необходимо было решить задолго до ее прибытия. И уж точно не в ее присутствии!
А теперь ее вновь ждет неизвестность, но...
Наверное, хорошо, что все случилось именно так, иначе она никогда бы не вырвалась из дворца Рассветного ветра. Возможно, после этого отбора, если не получится как-то выделиться, понравиться лорду, если...
Возможно, он разрешит ей остаться. Если не в замке, то в стране.
Фэнриа такая большая. Неужели одной девушке, до которой никому нет никакого дела, не найдется здесь места?
Она умеет красиво вышивать. И, что бы там ни думали о ней дома, работы не боится.
Но то были мысли лишь на крайний случай, сдаваться принцесса не намеревалась.
Она еще поборется. Изо всех сил. Мечта – вначале и вовсе не достижимая, каким-то чудом почти исполнившаяся и вновь стремящаяся выскользнуть из рук – того, несомненно, стоит. И ради этой мечты она готова пожертвовать чем угодно.
Сморгнув все же навернувшиеся слезы, Ланэ ахнула, подавшись вперед.
В разбавленной ясным золотом лазури парил феникс – большая, изящная, грациозная птица, сотканная из огня.
Вдруг он сложил крылья, камнем рухнул вниз – и взвился к солнцу, ловко и хитро, крутясь огненным волчком. С его оперенья сыпались яркие искры, брызгами диковинного фейерверка опадая на землю...
Феникс еще долго купался в небесной синеве, и принцесса не могла отвести от него глаз. Как завороженная, стояла она, вцепившись в перила и не замечая боли в онемевших пальцах, и затаив дыхание следила за каждым движением волшебного создания, что воплощало собой истинное счастье и настоящую свободу.
– Я ни за что не вернусь домой, – шепнула Ланэ одними губами, когда феникс будто растворился в солнечной вышине. – Ни за что!
В груди – в самом сердце, где не было больше ни тоски, ни страха – трепетало что-то легкое, горячее и неудержимое.
Что-то, чего у Ланэ никогда не было в Инаэр.
Здесь и сейчас она впервые в полной мере ощутила вкус своей мечты.
Удовлетворенно вздохнув, Рэн отложил кисть, протер глаза, в которые словно горячий пепел насыпали, и с изумлением отметил, что за окном клубятся наполненные густыми цветочными ароматами и стрекотом сверчков сумерки.
Повинуясь небрежному щелчку пальцев, проснулись в ажурных фонарях огненные мотыльки; комната озарилась золотистым светом, и красавица с портрета ожила. В глазах зажглись лукавые искорки, а тепло улыбки могло бы растопить даже ледяное сердце.
Сердце Рэна никогда не было ледяным, а с сегодняшнего дня оно окончательно – все, без остатка, до последней капли крови – принадлежало той, что подарила младшему лорду мимолетный, но упоительно-сладкий поцелуй.
Осторожно, чтобы не смазать краску, Рэн коснулся щеки нарисованной девушки. Прикрыл глаза, вспоминая шелковистость ее кожи, легкое дыхание, хрустальный смех...
Тэми.
У его мечты всегда было имя, а теперь появился и вкус.
Спелая вишня. Пьяная вишня.
Вкус, от которого шла кругом голова, а будущее казалось ярким и сияющим, как само счастье.
Счастье, которое ничто не в силах омрачить.
День выдался долгим и нелегким.
Всем своим существом Дан стремился к принцессе.
Увидеть ее. Объясниться. Успокоить.
Заверить, что ему никто, кроме нее, в целом свете не нужен больше.
Но не получилось. У ее покоев – уже других, в дальнем крыле дворца, – толпились служанки и охрана, и все-то было по правилам, как и требовали традиции, вот только оные запрещали лорду приближаться к той, что еще не избрана его невестой.
Проклятое невезение!
Если бы не оно, это проклятье, что в последнее время неустанно преследовало лорда, она уже была бы его женой. И министрам пришлось бы смириться. А так – смирять свои желания и чувства приходилось самому Дану. Полет помог немного укротить огонь и собраться с мыслями, но к вечеру пламя вновь бушевало в крови, негодуя на бестолкового хозяина.
Вновь хотелось в небо.
Оно, вызолоченное закатом, безбрежным морем лилось сквозь распахнутые окна Хрустальной залы, и казалось, что вся она охвачена дарующим жизнь истинным пламенем. И Дан жалел, что не может прямо сейчас сгореть в нем – чтобы чуть позже, как гласили легенды, возродиться, преисполнившись сил, спокойствия и мудрости.
Именно их Верховному лорду отчаянно не хватало этим вечером, что при иных обстоятельствах мог бы стать самым чудесным в его жизни.
Министры, благородные и почтенные фениксы, обычно предпочитали делать все степенно и неторопливо, как и требовали их возраст, статус, вековые традиции и яро отрицаемая, но не нуждающаяся в доказательствах вредность натуры. Однако на сей раз «благородные и почтенные» проявили несвойственную им прыть и уже к вечеру доставили пред светлые очи Верховного лорда четырех девиц, чья родовитость не подлежала никакому сомнению.
Очи Дана, к слову, слегка туманились и слипались, ему хотелось есть и спать, а не давать благословение обманчиво невинным девам, что, скромно потупив взоры, демонстрировали отнюдь не скромные наряды.
Без Тэми, разумеется, не обошлось. Она сияла улыбкой как ни в чем не бывало и явно уже забыла как о выдуманных обидах, так и о существовании Рэна.
Надо все же поговорить с ним.
Или пожаловаться матушке.
Хён привычно расположился за троном, и Дану стоило большого труда не обернуться к нему.
Советник вернулся поздно, да еще и не один, и не успел лорд обрадоваться, как его самого порадовали министры. И вот он, итог этого неземного счастья. Ждет высочайшего решения.
Вдоль ряда прекрасных дев, сопровождаемый ревнивыми взглядами любящих отцов, прошелся высокий худой юноша, облаченный в ничем не примечательные серые одежды. Его же волосы, темные, с разноцветными прядями, заплетенными в тонкие косички, напротив, невольно приковывали внимание.
– В ней нет искры, – сказал он, непочтительно ткнув длинным пальцем в девицу, стоявшую сразу за Тэми.
– Ложь! – взвился седовласый министр торговли.
Род Исэй, поговаривали, и правда давно захирел, вот только слухи подтвердить не удавалось.
До сих пор.
– Истина, – возразил юноша, ничуть не смутившись и не испугавшись. Лишь в глубине его ярких, как спелые сливы, глаз вспыхнуло и тут же погасло пламя, которого старый Исэй не заметил.
– Да кто ты такой?! – выступил он вперед. – Ты просто...
– Я ученик лекаря Цана, – перебил тот, и взроптавшие было министры притихли. – У кого-то еще остались сомнения в моих словах?
Шань, – вспомнил Дан. Именно так представил мальчишку Хён.
Единственного ученика Цана Ожана лорд, как и кто-либо еще, никогда прежде не видел. Как Хёну удалось его разыскать, а паче того – привести сюда? И главное – зачем?
– Отчего же никто о тебе слышать не слышал? – не сдавался старый Исэй, с тревогой глянув на все громче всхлипывающую дочь.
– Я долгое время жил при храме, – ответил Шань. – Так получилось.
Нехорошо получилось. И Дан понадеялся, что вовсе не так, как о том, вероятно, подумали все.
– Жрец? – озвучил его опасения отец Тэми.
– Что вы, – обезоруживающе улыбнулся юноша. – Моя единственная стезя в этом мире – целительство. Но если вы боитесь довериться мне, пригласите моего наставника...
Министры замялись. Даже старый Исэй, и тот не спешил уцепиться за щедрое предложение.
Потревожить лекаря Цана после захода солнца без веских на то причин было равносильно самоубийству, и об этом знали все.
– Никого мы приглашать не будем, – положил конец пререканиям Дан, поднявшись с трона и борясь с желанием сладко потянуться, разминая затекшие мышцы. – Шань отправится с девушками, чтобы следить за их самочувствием. Это моя воля. А вы... Храт-шэ, – с трудом припомнил он имя старого Исэя, – уведите свою дочь. Сегодня я слишком устал, чтобы наказывать вас за обман, но если кто-либо еще раз попытается это сделать...
– Мы не посмеем, мой лорд! – грянул слаженный хор, заставив Дана болезненно поморщиться.
Не посмеют они, как же.
Скорее уж мир перевернется.
По-хорошему, стоило бы все же примерно наказать Исэя, но...
Дан действительно слишком устал, а ведь его ждало дело, по-настоящему важное и неотложное. Отправив министров восвояси, он поручил оставшихся девиц заботам слуг. Все же отсылать этих... невест, прости Спящий, по домам в столь поздний час было бы жестоко.
Жаль, что выбыла лишь одна из них. Хотя, признаться, и это стало щедрым подарком небес.
Все же Хён всегда знает, что делать.
Дождавшись, когда зала опустеет, а тяжелые створки закроются, Дан обернулся к советнику, которому явно было что ему рассказать.
Вечером во дворец Фэн доставили сундуки с вещами принцессы. Они стояли посреди комнаты, но никто не торопился их разбирать.
Ланэ вновь предстояла дорога. Как пояснила старшая из приставленных к принцессе служанок, девушкам, лишь претендующим на роль невесты Верховного лорда, не дозволялось жить во дворце. Большего добиться не удалось – а может, служанка и сама многого не знала, – и Ланэ решила довериться судьбе.
Будь что будет.
Завтра что-то да прояснится. А сейчас...
Принцесса все же велела открыть сундук и достать один из привычных нарядов. Платье, что было на ней, Ланэ нравилось, но вместе с тем и сильно смущало.
Оно было не ее.
Оно было не для нее.
В купальне принцесса предпочла остаться одна. Погрузившись в ароматную, исходящую паром воду по самый подбородок, Ланэ прикрыла глаза и глубоко вдохнула травяной запах, наполнивший купальню.
В окружении старых безумцев недолго и самому обезуметь!
Огонь не понимал, почему ему не дают воли. Он не понимал, к чему вся эта ложь. Не понимал, зачем ждать чего-то, когда можно уже сейчас получить желаемое. И стоило огромного труда обуздать его.
Себя.
Хён сказал, что ни в коем случае нельзя показать им, насколько Ланэ важна, и умом Дан осознавал его правоту, но вот сердце...
Сердце горело. И это пламя разливалось внутри, сжигая его в пепел.
И надо бы задобрить огонь, дав ему волю. В небе, где нет ни министров, ни искушений.
Правда, здесь их тоже уже не было – министры разбежались подобно тараканам, искушение... то есть принцессу сопроводил в покои доверенный слуга, – но небо звало и манило, обещая если не забвение, то отдых.
Лорд почти решился, поправ все писаные и неписаные правила, шагнуть в объятия лазурной выси прямо из окна, когда в пустом коридоре раздался цокот каблучков и звонкое:
– Дан!
Она спешила к нему, обласканная солнечным светом, сама похожая на свет – воздушная, легкая, с длинными, отливающими чистым золотом волосами, в платье, словно сотканном из облаков. Невесомых, прозрачных, больше открывающих, нежели скрывающих.
Окнай Тэми.
Первая красавица двора и, по мнению многих, всей Фэнриа.
Старшая дочь министра финансов.
Какое-то время назад тот всерьез считал, что брак между нею и Верховным лордом – дело решенное. Возможно, до сих пор считает. По крайней мере, в том, что Тэми будет на отборе, сомнений не возникало.
Древний род, сильная кровь. Такую Верховную леди примут беспрекословно. Все, кроме самого лорда.
Сегодня девица Окнай казалась ему особенно раздражающей, но прыгать при ней из окна было бы ниже его достоинства.
Она подплыла ближе, сияя улыбкой, что не единожды воспевалась в стихах – отменно отвратительных, на вкус лорда, – и проворковала, чуть прищурив темно-янтарные очи:
– Наконец-то я тебя поймала!
– Наконец-то, – мрачно подтвердил Дан. – А то я уже извелся, размышляя: осмелишься ли ты посмотреть мне в глаза после содеянного? Признаться, я полагал, что боги отмерили тебе чуть больше совести...
– О чем ты? – хлопнула длинными ресницами Тэми, недоуменно нахмурив темные брови.
– О том, – шагнув вперед и заставив ее попятиться, прошипел лорд, – что мне не нужна жена, докладывающая папеньке о каждом моем шаге.
Тэми всегда вспыхивала легко, как иссушенная летним солнцем трава. Скулы мгновенно заалели, во взгляде зажегся огонь – как и в сжавшихся в кулаки ладонях.
– Я не... – тем не менее попыталась отрицать очевидное она, попятившись еще немного. И плотно сжала губы, будто опасаясь, что вместо оправданий с них сорвутся недостойные добродетельной дочери древнего рода слова. А пламя в ее глазах разгоралось все ярче и ярче, яростно и непримиримо.
– Ты – да, – не сдавался Дан, чувствуя какое-то болезненное удовольствие от происходящего – и глубоко в душе ненавидя себя за это.
Тэми поступила некрасиво, но разбираться следовало не с ней – что взять с бестолковой девчонки? – а с ее не в меру резвым отцом.
Ничего, и до него черед обязательно дойдет.
Увлекшись этой мыслью, Дан пропустил момент, когда все изменилось. Вот только что перед ним стоял достойный, не собирающийся сдаваться противник – и вот уже оный превратился в слабую девицу. У девицы трогательно дрожали по-детски припухлые губы, а прекрасные глаза, в коих миг назад горел настоящий пожар, наполнились слезами, что проложили мерцающие дорожки по бледным щекам.
Жалобно всхлипнув, Тэми отшатнулась, хотя Дан больше и не пытался приблизиться, неловко покачнулась и, приглушенно вскрикнув, упала...
Почти упала.
Откуда взялся Чинрэн, лорд не понял. Братец вихрем подлетел к Тэми, подхватил ее на руки и, когда она, уже не сдерживая рыданий, уткнулась ему в грудь, гневно воззрился на Дана.
– Что ты творишь?! – выдохнул Рэн.
Теперь истинное пламя бушевало в его глазах. А еще в них отчетливо читалось желание как следует врезать старшему брату, кое, надо думать, не воплотилось в жизнь лишь потому, что руки благородного героя были заняты прекрасной несправедливо обиженной девой.
Для этого ее пришлось бы поставить на пол, а Рэн – наивный дурак! – вряд ли решится первым разомкнуть нечаянные объятия.
– Тот же вопрос я хотел бы задать тебе, – покачал головой Дан, изучая разыгрываемую перед ним сцену со смесью восхищения, жалости и любопытства.
Столь яркого актерского таланта он прежде за Тэми не замечал. Хотя... он ее в принципе не замечал.
А вот Рэн замечал лишь то, что ему позволяли.
– Тэми ни в чем не виновата, – полыхнул глазами он. – Если тебе нужно на ком-то сорвать зло – я здесь!
– Толку срываться на том, кого жизнь сурово наказала, – не сдержавшись, хмыкнул Дан и, не слушая более ни всхлипов бесстыжей девицы, ни пламенных возмущений братца, все же перемахнул через подоконник.
Да плевать на это достоинство с самой высокой дворцовой башни!
Душевное здоровье всяко дороже.
***
Облокотившись на перила балкона, Ланэ смотрела в небо. Здесь оно казалось другим, более высоким, чистым и ярким. Недосягаемым.
Совсем как ее мечта.
Принцесса не запомнила обратной дороги. И то, что ее привели в новые покои, тоже поняла не сразу. Они были меньше, но уютнее, а окна спальни – такие же большие и прозрачные – открывались на ажурный балкон, оплетенный вьюнком с мелкими изумрудно-зелеными листьями и нежно-розовыми цветами с тонким приятным ароматом. Внизу – куда дальше, чем накануне, похоже, Ланэ поселили еще выше, – расстилался чудесный сад, который сейчас совершенно не радовал. На сердце было тяжело, и взор то и дело туманили слезы, но принцесса держалась.
Она не должна принимать те обидные слова на свой счет. Что бы они ни значили – не должна.
Ланэ пыталась понять лорда Чиндана – и не могла. К чему было устраивать все это? К чему было подвергать ее позору? Все вопросы, касающиеся ее статуса, необходимо было решить задолго до ее прибытия. И уж точно не в ее присутствии!
А теперь ее вновь ждет неизвестность, но...
Наверное, хорошо, что все случилось именно так, иначе она никогда бы не вырвалась из дворца Рассветного ветра. Возможно, после этого отбора, если не получится как-то выделиться, понравиться лорду, если...
Возможно, он разрешит ей остаться. Если не в замке, то в стране.
Фэнриа такая большая. Неужели одной девушке, до которой никому нет никакого дела, не найдется здесь места?
Она умеет красиво вышивать. И, что бы там ни думали о ней дома, работы не боится.
Но то были мысли лишь на крайний случай, сдаваться принцесса не намеревалась.
Она еще поборется. Изо всех сил. Мечта – вначале и вовсе не достижимая, каким-то чудом почти исполнившаяся и вновь стремящаяся выскользнуть из рук – того, несомненно, стоит. И ради этой мечты она готова пожертвовать чем угодно.
Сморгнув все же навернувшиеся слезы, Ланэ ахнула, подавшись вперед.
В разбавленной ясным золотом лазури парил феникс – большая, изящная, грациозная птица, сотканная из огня.
Вдруг он сложил крылья, камнем рухнул вниз – и взвился к солнцу, ловко и хитро, крутясь огненным волчком. С его оперенья сыпались яркие искры, брызгами диковинного фейерверка опадая на землю...
Феникс еще долго купался в небесной синеве, и принцесса не могла отвести от него глаз. Как завороженная, стояла она, вцепившись в перила и не замечая боли в онемевших пальцах, и затаив дыхание следила за каждым движением волшебного создания, что воплощало собой истинное счастье и настоящую свободу.
– Я ни за что не вернусь домой, – шепнула Ланэ одними губами, когда феникс будто растворился в солнечной вышине. – Ни за что!
В груди – в самом сердце, где не было больше ни тоски, ни страха – трепетало что-то легкое, горячее и неудержимое.
Что-то, чего у Ланэ никогда не было в Инаэр.
Здесь и сейчас она впервые в полной мере ощутила вкус своей мечты.
***
Удовлетворенно вздохнув, Рэн отложил кисть, протер глаза, в которые словно горячий пепел насыпали, и с изумлением отметил, что за окном клубятся наполненные густыми цветочными ароматами и стрекотом сверчков сумерки.
Повинуясь небрежному щелчку пальцев, проснулись в ажурных фонарях огненные мотыльки; комната озарилась золотистым светом, и красавица с портрета ожила. В глазах зажглись лукавые искорки, а тепло улыбки могло бы растопить даже ледяное сердце.
Сердце Рэна никогда не было ледяным, а с сегодняшнего дня оно окончательно – все, без остатка, до последней капли крови – принадлежало той, что подарила младшему лорду мимолетный, но упоительно-сладкий поцелуй.
Осторожно, чтобы не смазать краску, Рэн коснулся щеки нарисованной девушки. Прикрыл глаза, вспоминая шелковистость ее кожи, легкое дыхание, хрустальный смех...
Тэми.
У его мечты всегда было имя, а теперь появился и вкус.
Спелая вишня. Пьяная вишня.
Вкус, от которого шла кругом голова, а будущее казалось ярким и сияющим, как само счастье.
Счастье, которое ничто не в силах омрачить.
ГЛАВА 8. ВЗАМЕН
День выдался долгим и нелегким.
Всем своим существом Дан стремился к принцессе.
Увидеть ее. Объясниться. Успокоить.
Заверить, что ему никто, кроме нее, в целом свете не нужен больше.
Но не получилось. У ее покоев – уже других, в дальнем крыле дворца, – толпились служанки и охрана, и все-то было по правилам, как и требовали традиции, вот только оные запрещали лорду приближаться к той, что еще не избрана его невестой.
Проклятое невезение!
Если бы не оно, это проклятье, что в последнее время неустанно преследовало лорда, она уже была бы его женой. И министрам пришлось бы смириться. А так – смирять свои желания и чувства приходилось самому Дану. Полет помог немного укротить огонь и собраться с мыслями, но к вечеру пламя вновь бушевало в крови, негодуя на бестолкового хозяина.
Вновь хотелось в небо.
Оно, вызолоченное закатом, безбрежным морем лилось сквозь распахнутые окна Хрустальной залы, и казалось, что вся она охвачена дарующим жизнь истинным пламенем. И Дан жалел, что не может прямо сейчас сгореть в нем – чтобы чуть позже, как гласили легенды, возродиться, преисполнившись сил, спокойствия и мудрости.
Именно их Верховному лорду отчаянно не хватало этим вечером, что при иных обстоятельствах мог бы стать самым чудесным в его жизни.
Министры, благородные и почтенные фениксы, обычно предпочитали делать все степенно и неторопливо, как и требовали их возраст, статус, вековые традиции и яро отрицаемая, но не нуждающаяся в доказательствах вредность натуры. Однако на сей раз «благородные и почтенные» проявили несвойственную им прыть и уже к вечеру доставили пред светлые очи Верховного лорда четырех девиц, чья родовитость не подлежала никакому сомнению.
Очи Дана, к слову, слегка туманились и слипались, ему хотелось есть и спать, а не давать благословение обманчиво невинным девам, что, скромно потупив взоры, демонстрировали отнюдь не скромные наряды.
Без Тэми, разумеется, не обошлось. Она сияла улыбкой как ни в чем не бывало и явно уже забыла как о выдуманных обидах, так и о существовании Рэна.
Надо все же поговорить с ним.
Или пожаловаться матушке.
Хён привычно расположился за троном, и Дану стоило большого труда не обернуться к нему.
Советник вернулся поздно, да еще и не один, и не успел лорд обрадоваться, как его самого порадовали министры. И вот он, итог этого неземного счастья. Ждет высочайшего решения.
Вдоль ряда прекрасных дев, сопровождаемый ревнивыми взглядами любящих отцов, прошелся высокий худой юноша, облаченный в ничем не примечательные серые одежды. Его же волосы, темные, с разноцветными прядями, заплетенными в тонкие косички, напротив, невольно приковывали внимание.
– В ней нет искры, – сказал он, непочтительно ткнув длинным пальцем в девицу, стоявшую сразу за Тэми.
– Ложь! – взвился седовласый министр торговли.
Род Исэй, поговаривали, и правда давно захирел, вот только слухи подтвердить не удавалось.
До сих пор.
– Истина, – возразил юноша, ничуть не смутившись и не испугавшись. Лишь в глубине его ярких, как спелые сливы, глаз вспыхнуло и тут же погасло пламя, которого старый Исэй не заметил.
– Да кто ты такой?! – выступил он вперед. – Ты просто...
– Я ученик лекаря Цана, – перебил тот, и взроптавшие было министры притихли. – У кого-то еще остались сомнения в моих словах?
Шань, – вспомнил Дан. Именно так представил мальчишку Хён.
Единственного ученика Цана Ожана лорд, как и кто-либо еще, никогда прежде не видел. Как Хёну удалось его разыскать, а паче того – привести сюда? И главное – зачем?
– Отчего же никто о тебе слышать не слышал? – не сдавался старый Исэй, с тревогой глянув на все громче всхлипывающую дочь.
– Я долгое время жил при храме, – ответил Шань. – Так получилось.
Нехорошо получилось. И Дан понадеялся, что вовсе не так, как о том, вероятно, подумали все.
– Жрец? – озвучил его опасения отец Тэми.
– Что вы, – обезоруживающе улыбнулся юноша. – Моя единственная стезя в этом мире – целительство. Но если вы боитесь довериться мне, пригласите моего наставника...
Министры замялись. Даже старый Исэй, и тот не спешил уцепиться за щедрое предложение.
Потревожить лекаря Цана после захода солнца без веских на то причин было равносильно самоубийству, и об этом знали все.
– Никого мы приглашать не будем, – положил конец пререканиям Дан, поднявшись с трона и борясь с желанием сладко потянуться, разминая затекшие мышцы. – Шань отправится с девушками, чтобы следить за их самочувствием. Это моя воля. А вы... Храт-шэ, – с трудом припомнил он имя старого Исэя, – уведите свою дочь. Сегодня я слишком устал, чтобы наказывать вас за обман, но если кто-либо еще раз попытается это сделать...
– Мы не посмеем, мой лорд! – грянул слаженный хор, заставив Дана болезненно поморщиться.
Не посмеют они, как же.
Скорее уж мир перевернется.
По-хорошему, стоило бы все же примерно наказать Исэя, но...
Дан действительно слишком устал, а ведь его ждало дело, по-настоящему важное и неотложное. Отправив министров восвояси, он поручил оставшихся девиц заботам слуг. Все же отсылать этих... невест, прости Спящий, по домам в столь поздний час было бы жестоко.
Жаль, что выбыла лишь одна из них. Хотя, признаться, и это стало щедрым подарком небес.
Все же Хён всегда знает, что делать.
Дождавшись, когда зала опустеет, а тяжелые створки закроются, Дан обернулся к советнику, которому явно было что ему рассказать.
***
Вечером во дворец Фэн доставили сундуки с вещами принцессы. Они стояли посреди комнаты, но никто не торопился их разбирать.
Ланэ вновь предстояла дорога. Как пояснила старшая из приставленных к принцессе служанок, девушкам, лишь претендующим на роль невесты Верховного лорда, не дозволялось жить во дворце. Большего добиться не удалось – а может, служанка и сама многого не знала, – и Ланэ решила довериться судьбе.
Будь что будет.
Завтра что-то да прояснится. А сейчас...
Принцесса все же велела открыть сундук и достать один из привычных нарядов. Платье, что было на ней, Ланэ нравилось, но вместе с тем и сильно смущало.
Оно было не ее.
Оно было не для нее.
В купальне принцесса предпочла остаться одна. Погрузившись в ароматную, исходящую паром воду по самый подбородок, Ланэ прикрыла глаза и глубоко вдохнула травяной запах, наполнивший купальню.
