Словно издеваясь, небо прорезала ослепительно-белая молния. Стены дворца содрогнулись.
А в воздухе, еще более горячем и сухом, чем прежде, и намека на дождь не осталось.
Свеча в изголовье ложа не сгорела и на четверть, а значит, ночь еще толком не началась.
Ёширо с трудом поднялся, с досадой отметив, что одежда и простыни вновь запачкались кровью; сцепив зубы, добрел до поставленного на низкий столик таза с водой, кое-как обтер раны – к счастью, неопасные, а то, что будут долго заживать... Он привык. Подобные сны раз за разом оставляли зарубки на память, и даже Ичен не мог сказать, отчего так происходит. Он предполагал, что это вовсе и не телесные, а душевные раны, которые генерал сам себе невольно наносит, но Ёширо не слишком тому поверил.
Душа болела иначе.
Обработав раны, кое-как их перевязав и сменив одежду и простыни, Ёширо собрался было вернуться в постель, чтобы и эту ночь не провести подобно неприкаянному призраку – как ему, возможно, и полагалось, – но, едва шагнув к ложу, почувствовал неладное.
И за миг до того, как это неладное оказалось прямо посреди его покоев, тяжело и обреченно вздохнул.
В неверном мерцании нескольких свечей принцесса казалась бледной и даже слегка прозрачной, будто это она была бесплотным духом, причем, судя по решительному блеску глаз и сжатым кулакам, ищущим отмщения.
– Это сделал мой отец? – вместо приветствия спросила она, и поначалу сбитый с толку генерал и вовсе не понял, о чем она...
Но только поначалу.
Голос ее звенел от напряжения, да и сама принцесса походила на до предела натянутую струну. Еще чуть-чуть – и лопнет с надсадным стоном.
Ёширо этого не хотел.
Но лгать он желал еще меньше.
– У меня нет доказательств, – наконец сказал он, приготовившись к слезам, обвинениям и утверждениям, что владыка на такое не способен.
Однако ей вновь – в который уже раз! – удалось его удивить.
– Но почему... Почему он так поступил с вами? – столь же звонко и надрывно спросила она.
– А почему он так поступил с тобой? – резче, чем следовало, бросил Ёширо.
– Ради блага Инаэр... – выдохнула она, побледнев еще больше.
– В том, чтобы не осквернить кровь правящего рода браком с каким-то генералом, тоже есть благо, – горько усмехнулся он.
– Моя тетя, принцесса Имэй, была женой генерала! – горячо возразила эта невозможная девица, смотря на него с неподдельным отчаянием.
– Только вот их дети не стали бы наследниками престола, – с легкостью разбил ее довод Ёширо. – Этой причины тебе тоже мало? Но мне больше нечего сказать. Ты веришь лишь в то, во что хочешь верить. К чему тогда задавать вопросы?
Вот сейчас... Сейчас точно будут и слезы, и причитания. И генерал поморщился уже было, но принцесса вновь поступила вовсе не так, как он ожидал.
Она глубоко вздохнула, прикрыла глаза... И, опустившись на колени и прижав ладони ко лбу, коснулась ими пола.
– Я прошу прощения, генерал Тоно, у вас и всех, кого затронуло это несчастье, – глухо вымолвила она, не поднимаясь. – Я прошу прощения от имени своего отца и всего своего рода, и если моя кровь, моя жизнь пусть и не утешит, но хотя бы облегчит вашу обиду, я...
– Что ты творишь?! – опомнился Ёширо, метнулся к девчонке и, обхватив ее за плечи, вздернул на ноги. Посмотрел в ее глаза, сухие, но полные боли и решимости, и ни капли сомнений не было в ее взгляде, прямом и таком... беззащитном.
– Я знаю, вы ненавидите моего отца, – почти прошептала она пересохшими губами. – И у вас есть на это право. Я его рода, его крови; быть может, именно кровь и есть ключ к вашей свободе?
– Я же сказал, что не призрак и что зла никому не причиню! – с трудом подавив порыв как следует встряхнуть девчонку, чтобы пришла наконец в себя, процедил Ёширо.
– Да, это так, – выдержала его разъяренный взгляд она. – Это вам причинили зло. Вам нанесли обиду. И вы будете в своем праве, если...
– Убью тебя?! – тихо, но очень зло спросил генерал, все же сорвавшись и тряхнув бестолковую принцессу, которая, кажется, за пару дней в пустом поместье успела сойти с ума. – Чем же я тогда буду лучше твоего отца?!
– Я...
– Помолчи, – выдохнул Ёширо, бессильно прикрыв глаза и разжав-таки пальцы. Не хватало еще наставить ей синяков. – Пожалуйста. Просто помолчи, ладно?
Сейчас он и правда ощущал себя наизлобнейшим из всех призраков, когда-либо существовавших в этом мире.
И убивать действительно хотелось.
Только не ее.
О том, что накануне его одолевали иные мысли, и вспоминать было стыдно.
Казалось бы, вот она, кровь от крови, плоть от плоти того, кто сломал ему жизнь, и, должно быть, правильно ненавидеть и ее тоже, но... Не получалось.
Ему и в самом деле досталась слишком неправильная принцесса.
Чистая, искренняя и совсем не испорченная
Как такую можно ненавидеть?
За что?
Глупая девочка, решившая искупить чужую вину своей жизнью.
Смелая девочка, и без того натерпевшаяся что от своего отца, что от мужа, пусть и невольного, но...
Он должен ее защищать. По воле богов. Потому что больше некому. В целом мире некому заступиться за нее, такую храбрую, но такую безрассудную.
– Никогда, – шагнув к замершей принцессе и вновь сжав ее плечи, сказал Ёширо, – никогда больше не взваливай на себя груз чужих грехов и даже не пытайся за них расплатиться. Ты такая же жертва, ты ни в чем не виновата. И в моем сердце нет ненависти к тебе.
Одинокая слезинка прочертила дорожку на бледной щеке, и принцесса упрямо закусила губу.
Ёширо уже знал, что плакать она не будет, но отчего-то на сердце стало еще тяжелее.
– Ночь только началась, – отступив на шаг и спрятав руки за спину, проговорил он. – Тебе нужно отдохнуть. Располагайся здесь.
– А вы? – вскинула на него блестящие глаза принцесса. – Вам же тоже нужно спать? Или же... нет?
– Мы, – усмехнувшись, выделил первое слово генерал, – не нуждаемся в сне. Времени здесь и нет по сути. Мы словно мухи, навеки застывшие в янтаре. Но мы пытаемся остаться людьми, не превратиться в настоящих бесплотных духов. А потому делаем то же самое, что и раньше. Отмеряем время. Спим. Едим. Надеемся. И гуляем по ночам, если одолела бессонница. Так что я пойду прогуляюсь. А ты... Просто никуда не выходи отсюда, хорошо? Пока не проснешься...
– Вы сказали, что в вашем сердце нет ненависти ко мне, и все же не желаете меня видеть, – грустно улыбнулась она.
– Я не желаю, чтобы ты снова попала в беду, – возразил Ёширо – и лишь тогда подумал, а, собственно, зачем?
Зачем он оправдывается перед ней? Не лучше ли не разубеждать ее в этом?
Что-то глубоко внутри тут же воспротивилось этой мысли, и генерал поморщился.
А может, и не от мысли вовсе, а от боли в потревоженных ранах. Вон и на свежей рубахе вновь выступила кровь...
– Вы ранены? – встрепенулась не в меру глазастая принцесса, сделав к нему шаг... и замерла, наткнувшись на его взгляд.
Страшный, должно быть. Самое то, чтобы бестолковых девчонок пугать.
– Ерунда, – отмахнулся он и вдруг покачнулся, почувствовав резкую слабость.
Крови он и правда немало потерял. Душевных сил – еще больше.
И потому – только по этой причине, несомненно, – позволил принцессе усадить себя на постель и осмотреть рану на плече, чуть сдвинув ткань рубахи. Вряд ли она, выросшая во дворце, разбиралась в ранах, но отчего-то от осторожных касаний прохладных пальцев становилось легче. Да и с мазями, и с перевязкой она справилась на удивление неплохо.
И ее, похоже, совершенно не смущало то, что они находились в утопающих в полумраке покоях вдвоем. И что хозяин покоев был скорее раздет, нежели одет...
Зато Ёширо это еще как смущало, и идея поддаться собственной слабости уже не казалась такой уж хорошей.
– Вас ранили тени? – спросила принцесса прежде, чем он решился сбежать. – Они и в самом деле стали сильнее?
– Ничуть, – покачал головой генерал, поспешно подтягивая ворот рубахи выше. – Рана – пустяк. Тебе не стоит волноваться.
– А вам стоит поберечься, – поджала губы принцесса, крутя в пальцах баночку с заживляющей мазью, из-за которой воздух наполнил аромат свежей мяты с незнакомой пряной ноткой.
– С каких пор ты снова обращаешься ко мне столь почтительно? – усмехнулся Ёширо, чтобы хоть как-то перевести разговор. И уж никак не ожидал, что на ее щеках тут же вспыхнет пламя румянца.
– Я прошу прощения за неподобающее поведение, – склонила она голову. – Я была слишком растеряна и напугана и забылась...
– Вилэй.
Она вздрогнула – возможно, оттого, что он впервые назвал ее по имени, и это вдруг взволновало и его самого, заставило сердце биться быстрее.
– Не обращайся ко мне так, словно я – почтенный старец.
– Вы вполне были бы им, не застрянь здесь, – смущенно пробормотала она.
– Мне было бы всего тридцать три, – усмехнулся генерал. – Не слишком ли для старца?
– В самый раз, – подумав, ответила принцесса. – Как там говорится? На поле боя час идет за три? Вам... тебе пошла бы борода. А хмуришься ты уже как настоящий ворчливый старик...
Она поймала в ладошку сладкий зевок и замолчала, уставившись на него с некоторой долей опаски... и любопытства.
– Совсем страх потеряла, – со смесью удивления и умиления протянул Ёширо. – Хотя... ты его никогда и не находила.
Он поднялся, заставив принцессу... Вилэй отступить.
У нее красивое имя. И произносить его оказалось очень приятно. Даже мысленно.
И так можно было лишний раз не вспоминать, что она – принцесса. Дочь правящего рода.
– Ты еле на ногах стоишь, – отметил он. – Поспи. Возможно, проснешься ты уже не здесь.
– И мне... нельзя будет прийти сюда снова? – едва слышно спросила она, и Ёширо малодушно сделал вид, что не услышал.
Он шагнул к выходу, но на пороге обернулся к нерешительно застывшей возле ложа Вилэй.
Она все еще была в свадебных одеждах.
Прав оказался Айто.
– В этом доме никогда не было ни твоей сестры, ни другой женщины, – решившись, вымолвил генерал. – Те одежды и прочие вещи... Они только твои. Отныне ты – хозяйка поместья Тоно. Но если не хочешь даже касаться тех вещей... Здесь часто гостил мой наставник...
– Генерал Илло! – подхватила Вилэй, оживая.
– Генерал Илло, – подтвердил Ёширо. – С женой. Имэй Илло... твоя тетя. В гостевом доме осталось много ее нарядов. Может, это тебя устроит больше?
Подумав, принцесса медленно кивнула, и он незаметно перевел дыхание, чувствуя себя разведчиком, только что успешно преодолевшим вражескую засаду.
– Благодарю вас, генерал Тоно... – сказала Вилэй, заставив его вновь напрячься, и тут же исправилась, светло улыбнувшись: – Спасибо... Ёширо.
Сердце рвано дернулось в груди и застучало еще сильнее, и улыбка против воли тронула губы.
– Доброй ночи, – поспешно пожелал он и выскользнул за дверь, плотно прикрыв ее за собой. Прислонился к ней спиной, пережидая неожиданный и странный приступ.
– Тебе здесь не место, – прошептал одними губами, и сам поразился тому, насколько фальшивыми, лишенными всякого смысла показались эти слова.
Утром его покои были пусты. Проснулась она там, где и должна была. Еще бы послушалась его и больше сюда не возвращалась...
На этой мысли в душу будто горечью плеснули, и Ёширо поспешно покинул собственные покои, чтобы не смотреть больше на смятые простыни и не думать...
Ни о чем не думать.
Дел было много. Проверить защиту поместья, погонять парней, которые уже пару дней как ленились, да и самому бы не помешала усиленная тренировка.
День шел своим чередом. И даже Айто молчал, не лез с расспросами, не пытался шутить...
Вот только Ёширо раз за разом ловил себя на том, что с нетерпением ждет наступления ночи... и, как ни старался, ничего-то не мог с этим поделать.
С Великого дерева, чья крона некогда подпирала небеса, а корни пронзали землю насквозь, медленно упал лист. Длинный, с ладонь взрослого мужчины, острый, как клинок воина.
Ергай скрепя сердце переступил через него, заставив отпрянуть подальше застывших полукругом людей, повел рукой, и соперник, уже приготовившийся к прыжку, рухнул на колени, вцепившись в собственное горло и пытаясь вдохнуть.
Неподалеку отдыхали пятеро подобных ему неудачников, отчего-то возомнивших себя достойными места на самой верхней ветви священного дерева.
Ергай же стоял, все крепче сжимая пальцы в кулак, и ветер, запутавшийся в кроне и заплутавший на широкой поляне, развевал его темные, спадающие почти до земли волосы и свободные одежды всех оттенков лесной зелени.
– Кто-нибудь еще сомневается в моем праве? – резко опустив руку и позволив своему противнику жадно хватая воздух ртом повалиться на траву, тихо спросил он, обводя тяжелым взглядом собравшихся.
Их было немало, посмевших усомниться в том, что выбранный прежним вождем преемник сможет удержать власть. На чем взросла эта уверенность, Ергай не понимал, ведь каждый сын Леса знал, кто здесь лучший воин и колдун.
Иногда глупость, помноженная на жадность, вконец затмевает разум.
Желающих опозориться больше не нашлось, и те, кто пришел бросить ему вызов, как и те, кто хотел просто на это посмотреть, опустились на одно колено, приветствуя нового вождя.
Того, кто не даст Лесу погибнуть. Того, кто сможет его возродить.
На каждого вождя возлагался этот священный долг. Вот только не каждый его осознавал или же понимал правильно.
Лесу не нужны новые земли. Лесу не нужна свежая кровь. И твари, что плодили колдуны для его защиты, – тоже.
Ныне ему нужен лишь покой... и исцеление.
Повелев всем покинуть поляну, Ергай повернулся к Великому дереву, коснулся коры, сухой и потрескавшейся. Оно все еще было живо, но насколько хватит той жизни?
Опавший лист Ергай поднял и, ласково проведя по нему, шершавому и тронутому нездоровой желтизной, ладонью, спрятал в складках одежды.
Сколько времени пройдет, прежде чем дерево, порождающее обережные туманы, питающее эти земли, позволяющее сынам и дочерям Леса жить под своей защитой, окончательно поддастся увяданию? И что будет тогда? Как быстро погибнет лишившийся сердца Лес, смогут ли выжить без надежного крова его дети?
Прежние вожди умом не блистали. Вместо того чтобы искать способ исцелить дерево, они искали славы и богатств, которые здесь, среди зелени, птиц и зверей, теряли свою ценность. Но Гонтай Эрдаш оказался самым выдающимся глупцом. В его руках был шанс на спасение, но он так и не сумел этого понять – и упустил его. И за двенадцать лет так и не нашел вновь.
А Ергай – нашел. Потому что не смирился и не подчинился воле глупца. Каплю крови, что осталась на месте гибели бездушника, он заключил в хрустальный шарик и носил, обвитую кожаным шнурком, на запястье, среди других амулетов и оберегов, не снимая. И вот наконец почувствовал отклик...
Тот, в чьих силах было спасти дерево, вернулся в этот мир. И, где бы он ни был раньше, куда бы ни шел сейчас, его путь окончится здесь, в самом сердце леса Эр.
В уютные покои гостевого дома, полные света и воздуха, Вилэй заходила с бьющимся от волнения сердцем. Тетю принцесса не знала, и даже портретов никогда не видела – во дворце их не было, говорили, оттого, что владыка слишком сильно тосковал по младшей сестре и малейшее упоминание о ней причиняло ему боль. Но из обрывков разговоров слуг выходило, что Имэй была красива не только лицом, но и душой, и Вилэй жалела о том, что им не довелось встретиться. И вот сейчас она перешагнула порог покоев, в которых бывала ее тетя, касалась вещей, которые она носила, и в душе разливалось мягкое, блаженное тепло.
А в воздухе, еще более горячем и сухом, чем прежде, и намека на дождь не осталось.
ГЛАВА 12. ...И КАПЛЯ СВЕТА
Свеча в изголовье ложа не сгорела и на четверть, а значит, ночь еще толком не началась.
Ёширо с трудом поднялся, с досадой отметив, что одежда и простыни вновь запачкались кровью; сцепив зубы, добрел до поставленного на низкий столик таза с водой, кое-как обтер раны – к счастью, неопасные, а то, что будут долго заживать... Он привык. Подобные сны раз за разом оставляли зарубки на память, и даже Ичен не мог сказать, отчего так происходит. Он предполагал, что это вовсе и не телесные, а душевные раны, которые генерал сам себе невольно наносит, но Ёширо не слишком тому поверил.
Душа болела иначе.
Обработав раны, кое-как их перевязав и сменив одежду и простыни, Ёширо собрался было вернуться в постель, чтобы и эту ночь не провести подобно неприкаянному призраку – как ему, возможно, и полагалось, – но, едва шагнув к ложу, почувствовал неладное.
И за миг до того, как это неладное оказалось прямо посреди его покоев, тяжело и обреченно вздохнул.
В неверном мерцании нескольких свечей принцесса казалась бледной и даже слегка прозрачной, будто это она была бесплотным духом, причем, судя по решительному блеску глаз и сжатым кулакам, ищущим отмщения.
– Это сделал мой отец? – вместо приветствия спросила она, и поначалу сбитый с толку генерал и вовсе не понял, о чем она...
Но только поначалу.
Голос ее звенел от напряжения, да и сама принцесса походила на до предела натянутую струну. Еще чуть-чуть – и лопнет с надсадным стоном.
Ёширо этого не хотел.
Но лгать он желал еще меньше.
– У меня нет доказательств, – наконец сказал он, приготовившись к слезам, обвинениям и утверждениям, что владыка на такое не способен.
Однако ей вновь – в который уже раз! – удалось его удивить.
– Но почему... Почему он так поступил с вами? – столь же звонко и надрывно спросила она.
– А почему он так поступил с тобой? – резче, чем следовало, бросил Ёширо.
– Ради блага Инаэр... – выдохнула она, побледнев еще больше.
– В том, чтобы не осквернить кровь правящего рода браком с каким-то генералом, тоже есть благо, – горько усмехнулся он.
– Моя тетя, принцесса Имэй, была женой генерала! – горячо возразила эта невозможная девица, смотря на него с неподдельным отчаянием.
– Только вот их дети не стали бы наследниками престола, – с легкостью разбил ее довод Ёширо. – Этой причины тебе тоже мало? Но мне больше нечего сказать. Ты веришь лишь в то, во что хочешь верить. К чему тогда задавать вопросы?
Вот сейчас... Сейчас точно будут и слезы, и причитания. И генерал поморщился уже было, но принцесса вновь поступила вовсе не так, как он ожидал.
Она глубоко вздохнула, прикрыла глаза... И, опустившись на колени и прижав ладони ко лбу, коснулась ими пола.
– Я прошу прощения, генерал Тоно, у вас и всех, кого затронуло это несчастье, – глухо вымолвила она, не поднимаясь. – Я прошу прощения от имени своего отца и всего своего рода, и если моя кровь, моя жизнь пусть и не утешит, но хотя бы облегчит вашу обиду, я...
– Что ты творишь?! – опомнился Ёширо, метнулся к девчонке и, обхватив ее за плечи, вздернул на ноги. Посмотрел в ее глаза, сухие, но полные боли и решимости, и ни капли сомнений не было в ее взгляде, прямом и таком... беззащитном.
– Я знаю, вы ненавидите моего отца, – почти прошептала она пересохшими губами. – И у вас есть на это право. Я его рода, его крови; быть может, именно кровь и есть ключ к вашей свободе?
– Я же сказал, что не призрак и что зла никому не причиню! – с трудом подавив порыв как следует встряхнуть девчонку, чтобы пришла наконец в себя, процедил Ёширо.
– Да, это так, – выдержала его разъяренный взгляд она. – Это вам причинили зло. Вам нанесли обиду. И вы будете в своем праве, если...
– Убью тебя?! – тихо, но очень зло спросил генерал, все же сорвавшись и тряхнув бестолковую принцессу, которая, кажется, за пару дней в пустом поместье успела сойти с ума. – Чем же я тогда буду лучше твоего отца?!
– Я...
– Помолчи, – выдохнул Ёширо, бессильно прикрыв глаза и разжав-таки пальцы. Не хватало еще наставить ей синяков. – Пожалуйста. Просто помолчи, ладно?
Сейчас он и правда ощущал себя наизлобнейшим из всех призраков, когда-либо существовавших в этом мире.
И убивать действительно хотелось.
Только не ее.
О том, что накануне его одолевали иные мысли, и вспоминать было стыдно.
Казалось бы, вот она, кровь от крови, плоть от плоти того, кто сломал ему жизнь, и, должно быть, правильно ненавидеть и ее тоже, но... Не получалось.
Ему и в самом деле досталась слишком неправильная принцесса.
Чистая, искренняя и совсем не испорченная
Как такую можно ненавидеть?
За что?
Глупая девочка, решившая искупить чужую вину своей жизнью.
Смелая девочка, и без того натерпевшаяся что от своего отца, что от мужа, пусть и невольного, но...
Он должен ее защищать. По воле богов. Потому что больше некому. В целом мире некому заступиться за нее, такую храбрую, но такую безрассудную.
– Никогда, – шагнув к замершей принцессе и вновь сжав ее плечи, сказал Ёширо, – никогда больше не взваливай на себя груз чужих грехов и даже не пытайся за них расплатиться. Ты такая же жертва, ты ни в чем не виновата. И в моем сердце нет ненависти к тебе.
Одинокая слезинка прочертила дорожку на бледной щеке, и принцесса упрямо закусила губу.
Ёширо уже знал, что плакать она не будет, но отчего-то на сердце стало еще тяжелее.
– Ночь только началась, – отступив на шаг и спрятав руки за спину, проговорил он. – Тебе нужно отдохнуть. Располагайся здесь.
– А вы? – вскинула на него блестящие глаза принцесса. – Вам же тоже нужно спать? Или же... нет?
– Мы, – усмехнувшись, выделил первое слово генерал, – не нуждаемся в сне. Времени здесь и нет по сути. Мы словно мухи, навеки застывшие в янтаре. Но мы пытаемся остаться людьми, не превратиться в настоящих бесплотных духов. А потому делаем то же самое, что и раньше. Отмеряем время. Спим. Едим. Надеемся. И гуляем по ночам, если одолела бессонница. Так что я пойду прогуляюсь. А ты... Просто никуда не выходи отсюда, хорошо? Пока не проснешься...
– Вы сказали, что в вашем сердце нет ненависти ко мне, и все же не желаете меня видеть, – грустно улыбнулась она.
– Я не желаю, чтобы ты снова попала в беду, – возразил Ёширо – и лишь тогда подумал, а, собственно, зачем?
Зачем он оправдывается перед ней? Не лучше ли не разубеждать ее в этом?
Что-то глубоко внутри тут же воспротивилось этой мысли, и генерал поморщился.
А может, и не от мысли вовсе, а от боли в потревоженных ранах. Вон и на свежей рубахе вновь выступила кровь...
– Вы ранены? – встрепенулась не в меру глазастая принцесса, сделав к нему шаг... и замерла, наткнувшись на его взгляд.
Страшный, должно быть. Самое то, чтобы бестолковых девчонок пугать.
– Ерунда, – отмахнулся он и вдруг покачнулся, почувствовав резкую слабость.
Крови он и правда немало потерял. Душевных сил – еще больше.
И потому – только по этой причине, несомненно, – позволил принцессе усадить себя на постель и осмотреть рану на плече, чуть сдвинув ткань рубахи. Вряд ли она, выросшая во дворце, разбиралась в ранах, но отчего-то от осторожных касаний прохладных пальцев становилось легче. Да и с мазями, и с перевязкой она справилась на удивление неплохо.
И ее, похоже, совершенно не смущало то, что они находились в утопающих в полумраке покоях вдвоем. И что хозяин покоев был скорее раздет, нежели одет...
Зато Ёширо это еще как смущало, и идея поддаться собственной слабости уже не казалась такой уж хорошей.
– Вас ранили тени? – спросила принцесса прежде, чем он решился сбежать. – Они и в самом деле стали сильнее?
– Ничуть, – покачал головой генерал, поспешно подтягивая ворот рубахи выше. – Рана – пустяк. Тебе не стоит волноваться.
– А вам стоит поберечься, – поджала губы принцесса, крутя в пальцах баночку с заживляющей мазью, из-за которой воздух наполнил аромат свежей мяты с незнакомой пряной ноткой.
– С каких пор ты снова обращаешься ко мне столь почтительно? – усмехнулся Ёширо, чтобы хоть как-то перевести разговор. И уж никак не ожидал, что на ее щеках тут же вспыхнет пламя румянца.
– Я прошу прощения за неподобающее поведение, – склонила она голову. – Я была слишком растеряна и напугана и забылась...
– Вилэй.
Она вздрогнула – возможно, оттого, что он впервые назвал ее по имени, и это вдруг взволновало и его самого, заставило сердце биться быстрее.
– Не обращайся ко мне так, словно я – почтенный старец.
– Вы вполне были бы им, не застрянь здесь, – смущенно пробормотала она.
– Мне было бы всего тридцать три, – усмехнулся генерал. – Не слишком ли для старца?
– В самый раз, – подумав, ответила принцесса. – Как там говорится? На поле боя час идет за три? Вам... тебе пошла бы борода. А хмуришься ты уже как настоящий ворчливый старик...
Она поймала в ладошку сладкий зевок и замолчала, уставившись на него с некоторой долей опаски... и любопытства.
– Совсем страх потеряла, – со смесью удивления и умиления протянул Ёширо. – Хотя... ты его никогда и не находила.
Он поднялся, заставив принцессу... Вилэй отступить.
У нее красивое имя. И произносить его оказалось очень приятно. Даже мысленно.
И так можно было лишний раз не вспоминать, что она – принцесса. Дочь правящего рода.
– Ты еле на ногах стоишь, – отметил он. – Поспи. Возможно, проснешься ты уже не здесь.
– И мне... нельзя будет прийти сюда снова? – едва слышно спросила она, и Ёширо малодушно сделал вид, что не услышал.
Он шагнул к выходу, но на пороге обернулся к нерешительно застывшей возле ложа Вилэй.
Она все еще была в свадебных одеждах.
Прав оказался Айто.
– В этом доме никогда не было ни твоей сестры, ни другой женщины, – решившись, вымолвил генерал. – Те одежды и прочие вещи... Они только твои. Отныне ты – хозяйка поместья Тоно. Но если не хочешь даже касаться тех вещей... Здесь часто гостил мой наставник...
– Генерал Илло! – подхватила Вилэй, оживая.
– Генерал Илло, – подтвердил Ёширо. – С женой. Имэй Илло... твоя тетя. В гостевом доме осталось много ее нарядов. Может, это тебя устроит больше?
Подумав, принцесса медленно кивнула, и он незаметно перевел дыхание, чувствуя себя разведчиком, только что успешно преодолевшим вражескую засаду.
– Благодарю вас, генерал Тоно... – сказала Вилэй, заставив его вновь напрячься, и тут же исправилась, светло улыбнувшись: – Спасибо... Ёширо.
Сердце рвано дернулось в груди и застучало еще сильнее, и улыбка против воли тронула губы.
– Доброй ночи, – поспешно пожелал он и выскользнул за дверь, плотно прикрыв ее за собой. Прислонился к ней спиной, пережидая неожиданный и странный приступ.
– Тебе здесь не место, – прошептал одними губами, и сам поразился тому, насколько фальшивыми, лишенными всякого смысла показались эти слова.
Утром его покои были пусты. Проснулась она там, где и должна была. Еще бы послушалась его и больше сюда не возвращалась...
На этой мысли в душу будто горечью плеснули, и Ёширо поспешно покинул собственные покои, чтобы не смотреть больше на смятые простыни и не думать...
Ни о чем не думать.
Дел было много. Проверить защиту поместья, погонять парней, которые уже пару дней как ленились, да и самому бы не помешала усиленная тренировка.
День шел своим чередом. И даже Айто молчал, не лез с расспросами, не пытался шутить...
Вот только Ёширо раз за разом ловил себя на том, что с нетерпением ждет наступления ночи... и, как ни старался, ничего-то не мог с этим поделать.
ГЛАВА 13. ПОМИНАЛЬНЫЕ ОГНИ
С Великого дерева, чья крона некогда подпирала небеса, а корни пронзали землю насквозь, медленно упал лист. Длинный, с ладонь взрослого мужчины, острый, как клинок воина.
Ергай скрепя сердце переступил через него, заставив отпрянуть подальше застывших полукругом людей, повел рукой, и соперник, уже приготовившийся к прыжку, рухнул на колени, вцепившись в собственное горло и пытаясь вдохнуть.
Неподалеку отдыхали пятеро подобных ему неудачников, отчего-то возомнивших себя достойными места на самой верхней ветви священного дерева.
Ергай же стоял, все крепче сжимая пальцы в кулак, и ветер, запутавшийся в кроне и заплутавший на широкой поляне, развевал его темные, спадающие почти до земли волосы и свободные одежды всех оттенков лесной зелени.
– Кто-нибудь еще сомневается в моем праве? – резко опустив руку и позволив своему противнику жадно хватая воздух ртом повалиться на траву, тихо спросил он, обводя тяжелым взглядом собравшихся.
Их было немало, посмевших усомниться в том, что выбранный прежним вождем преемник сможет удержать власть. На чем взросла эта уверенность, Ергай не понимал, ведь каждый сын Леса знал, кто здесь лучший воин и колдун.
Иногда глупость, помноженная на жадность, вконец затмевает разум.
Желающих опозориться больше не нашлось, и те, кто пришел бросить ему вызов, как и те, кто хотел просто на это посмотреть, опустились на одно колено, приветствуя нового вождя.
Того, кто не даст Лесу погибнуть. Того, кто сможет его возродить.
На каждого вождя возлагался этот священный долг. Вот только не каждый его осознавал или же понимал правильно.
Лесу не нужны новые земли. Лесу не нужна свежая кровь. И твари, что плодили колдуны для его защиты, – тоже.
Ныне ему нужен лишь покой... и исцеление.
Повелев всем покинуть поляну, Ергай повернулся к Великому дереву, коснулся коры, сухой и потрескавшейся. Оно все еще было живо, но насколько хватит той жизни?
Опавший лист Ергай поднял и, ласково проведя по нему, шершавому и тронутому нездоровой желтизной, ладонью, спрятал в складках одежды.
Сколько времени пройдет, прежде чем дерево, порождающее обережные туманы, питающее эти земли, позволяющее сынам и дочерям Леса жить под своей защитой, окончательно поддастся увяданию? И что будет тогда? Как быстро погибнет лишившийся сердца Лес, смогут ли выжить без надежного крова его дети?
Прежние вожди умом не блистали. Вместо того чтобы искать способ исцелить дерево, они искали славы и богатств, которые здесь, среди зелени, птиц и зверей, теряли свою ценность. Но Гонтай Эрдаш оказался самым выдающимся глупцом. В его руках был шанс на спасение, но он так и не сумел этого понять – и упустил его. И за двенадцать лет так и не нашел вновь.
А Ергай – нашел. Потому что не смирился и не подчинился воле глупца. Каплю крови, что осталась на месте гибели бездушника, он заключил в хрустальный шарик и носил, обвитую кожаным шнурком, на запястье, среди других амулетов и оберегов, не снимая. И вот наконец почувствовал отклик...
Тот, в чьих силах было спасти дерево, вернулся в этот мир. И, где бы он ни был раньше, куда бы ни шел сейчас, его путь окончится здесь, в самом сердце леса Эр.
***
В уютные покои гостевого дома, полные света и воздуха, Вилэй заходила с бьющимся от волнения сердцем. Тетю принцесса не знала, и даже портретов никогда не видела – во дворце их не было, говорили, оттого, что владыка слишком сильно тосковал по младшей сестре и малейшее упоминание о ней причиняло ему боль. Но из обрывков разговоров слуг выходило, что Имэй была красива не только лицом, но и душой, и Вилэй жалела о том, что им не довелось встретиться. И вот сейчас она перешагнула порог покоев, в которых бывала ее тетя, касалась вещей, которые она носила, и в душе разливалось мягкое, блаженное тепло.
