В это, конечно, не верилось: в ту первую и единственную встречу ни облик, ни поведение младшей принцессы никого бы не смогли очаровать, да еще настолько, чтобы идти наперекор прежним соглашениям.
       Мир качался вместе со старенькой повозкой.
       Фыркали лошади сопровождения за плотно закрытыми оконцами.
       Тихонько причитала себе под нос Дайнэ. То ли молилась, то ли плакала, проклиная несчастную свою судьбу.
       Сколько они уже едут? И сколько еще предстоит? Обычно свадебный экипаж выдвигался с таким расчетом, чтобы быть на месте до рассвета, потому как именно с первым лучом солнца невесте надлежало переступить порог ее нового дома, чтобы новая жизнь полнилась лишь светом и счастьем.
       Когда же принцесса покинула храм, по словам Дайнэ еще и полуночи не было.
       Нутро повозки вдруг показалось тесным, давящим; Вилэй схватилась за ворот платья, дернула его вниз, но Дайнэ удержала ее руку, зашептала испуганно:
       – Госпожа, госпожа, что вы делаете?! Успокойтесь, прошу вас...
       Этот торопливый, едва слышный шепот привел принцессу в чувство. Она медленно вдохнула, выдохнула, вцепилась пальцами в жесткое сиденье.
       Паника отступила, но ощущение неправильности не исчезло.
       Дышалось в повозке слишком уж тяжело. И тяжесть показалась знакомой.
       Так было после ворожбы шаманов.
       Но откуда бы – а главное, зачем?! – здесь взяться шаманам?
       Вилэй решительно схватилась за плотную ткань, закрывающую оконце.
       – Госпожа! – ахнула Дайнэ.
       Но зря она так переполошилась. Ткань будто прибили. Вместе с дверцей. Видимо, чтобы отрезать счастливой невесте все пути к отступлению.
       Разозлившись, Вилэй дернула сильнее, чуть не откусила себе язык, когда повозка вновь подпрыгнула, и заколотила в стену.
       И дверца все же приоткрылась. Ровно настолько, чтобы явить принцессе суровый лик стража, а заодно впустить немного свежего воздуха.
       Сомнительно свежего, надо сказать, так что легче ничуть не стало.
       – Госпоже что-то нужно? – бесстрастно вопросил страж.
       – Госпоже душно, – заявила Дайнэ. – Немедленно откройте окно!
       – Не положено, – обронил он и шумно захлопнул дверцу.
       – Госпожа... – пробормотала Дайнэ, с опаской глянув на принцессу.
       – Все в порядке, – ровно отозвалась та, изрядно покривив душой.
       Никакого порядка не было и в помине.
       Как и соблюдения традиций, столь чтимых отцом.
       Куда же ее все-таки везут?!
       – Прибыли, юная госпожа, – словно в ответ на вернувшуюся мысль, глухо раздалось снаружи, и дверца открылась, чуть не оставшись в руках стража. – Выходите.
       Где-то в груди, за сердцем, противно заныло.
       Изменить ничего нельзя. А значит, придется пройти этот путь до конца.
       И, что бы там ни оказалось, она, принцесса рода Чинэ, встретит свою судьбу достойно.
       Вилэй с трудом сглотнула. Глубоко вдохнула, пытаясь собраться с силами.
       И вышла, едва не уронив честь рода. В самом прямом смысле.
       От долго сидения затекли ноги, и, запутавшись в подоле платья, под испуганное восклицание Дайнэ принцесса выпала из повозки, благо что командир стражников успел подхватить. Хороша была бы жена, впервые представшая перед мужем в грязном платье и с разбитым лицом...
       На крыше повозки ярко сияли фонари; за пределами этого сияния плескалась густая непроглядная тьма, и то, что впереди возвышалась глухая ограда с массивными воротами, Вилэй увидела не сразу.
       Ни рассвета, ни гостеприимно открытых ворот, ни жениха, с нетерпением поджидающего свою невесту, не было и в помине.
       Один из стражей так и не спешился, и даже капюшон с лица не откинул, когда остальные бросились к воротам.
       Створки с жутким скрежетом распахнулись. Двор укрывала еще более густая тьма, нежели та, что властвовала за его пределами, – ни единого фонаря, ни свечи, ни отблеска света.
       Вилэй застыла, не в силах сделать последний шаг – и не зная, а стоит ли его делать, ведь ее здесь явно не ждали. Ладони вспотели, сердце колотилось у самого горла, и земля под ногами вновь покачнулась.
       Беспомощно обернувшись к стражникам, принцесса наткнулась на бесстрастные лица. Они не выглядели удивленными. И Вилэй сильно сомневалась, что кто-то согласится отвезти ее обратно, даже если умолять, стоя на коленях.
       – Ступайте, госпожа, – странным, будто неживым голосом сказал командир, старательно отводя взор. – Вас ждут.
       – Правда? – усомнилась принцесса, вновь вглядываясь в непроглядный мрак.
       Больше походило на то, что здесь никого не ждали. Причем уже очень, очень давно.
       – Истинная, – тем не менее отозвался командир и совершил неподобающий его статусу поступок – толкнул Вилэй в спину, вынуждая-таки сделать тот самый шаг.
       Она будто в воду нырнула. Ледяную, вязкую, тут же лишившую дыхания, зрения и голоса.
       Рванулась, выплывая, развернулась... И едва успела придержать за плечи Дайнэ, которую столь же грубо толкнули в ворота, так, что она даже фонарь выронила. К счастью, упал он по эту сторону и не погас.
       – Простите, госпожа. – В голосе командира звучало сочувствие, которое, однако, совершенно не обрадовало, напротив, обдало волной отчаяния и ощущением чего-то неотвратимого. – Это приказ владыки, да хранят его духи рода. Он велел передать вам письмо.
       Пухлый свиток, скрепленный личной печатью отца, пришлось ловить совсем как Дайнэ – командир не собирался пересекать невидимую границу, пролегшую между ними.
       Прижав письмо к груди, Вилэй отстраненно наблюдала, как стражи склоняются в глубоком поклоне, как старательно не смотрят на нее... и как медленно, все с тем же жутким скрипом, закрываются створки ворот.
       – Нет! – очнулась она наконец, когда те почти сомкнулись. – Подождите! Что происходит?!
       Принцесса метнулась вперед, выронив письмо, но стражи оказались быстрее. С лязгом захлопнулись ворота, отрезая от единственного источника света и от живых людей, которых здесь – она поняла это неожиданно остро – не было.
       – Госпожа, госпожа, пожалуйста!
       Полный слез голос Дайнэ вырвал Вилэй из омута паники, и она, перестав разбивать в кровь руки о крепкие створки, без сил осела на землю.
       Холодная.
       Только сейчас принцесса осознала, как же здесь холодно! Этот холод был мертвенным и, казалось, забирался в самое сердце.
       Зазвенели колокольцы, глухо, надрывно, то ли наяву, то ли эхом разбитых надежд.
       – Госпожа.
       Спокойный голос прозвучал неожиданно, и перед Вилэй появилась крепкая ладонь, о которую ей предлагали опереться. Подняв голову, она увидела того самого стража, что закрыл ее от взора владыки там, на площади, когда прилетели фениксы.
       Как он здесь оказался?
       Помощью Вилэй воспользовалась. Негоже принцессе сидеть на земле, что бы с оной принцессой ни произошло. Впрочем, как и устраивать истерики... За это ей наверняка станет стыдно. Когда-нибудь потом. Если они все же выживут.
       Дайнэ давилась рыданиями, и невыносимо захотелось к ней присоединиться, но...
       – Успокойся, – сказала Вилэй. Тихо сказала, но получилось как-то так, что Дайнэ тут же замерла.
       – Мне нужен свет, – не повышая голоса, произнесла принцесса.
       Страж подхватил с земли фонарь, поднял свиток и, заботливо отряхнув, подал его Вилэй.
       Дрожащими пальцами она сломала печать и вчиталась в ровные строчки писаря – сам владыка никогда не пачкал руки чернилами, считая это дело недостойным правителя.
       Нахмурившись, перечитала сухое, до скрипа песка на зубах официальное послание. Раз. Второй.
       Ощущение реальности вновь подвело принцессу. Слова все были знакомые, но вместе никак не складывались и теряли всякий смысл...
       Оный, впрочем, отыскался при третьем прочтении. Хотя тоже совершенно не укладывался в голове.
       Как подобная дикость вообще могла там уложиться?!
       Традиций и в этот раз никто не нарушил. Просто к брачным они относились мало...
       Пустой храм. Глухой ночной час. Ни о чем не подозревающая невеста. А вместо жениха – поминальная табличка с именем да некогда принадлежавшая ему вещь.
       Странный обряд был и не свадебным вовсе, а жертвенным.
       Вилэй читала об этом. И картинки видела. И не спала потом несколько ночей. Только вот и предположить не могла, что отец уготовит ей подобную участь.
       Духи бывали не только благостными, хранящими свой род или тех, кто пришелся им по нраву. Встречались и те, что причиняли вред, и немалый.
       Существовало много способов усмирить гнев такого духа. Все зависело лишь от силы гнева, от того, кем был дух при жизни – и что именно с ним сотворили. Да, как правило, бушевали те, кто умер не своей смертью, либо же те, кого жестоко предали. И в особо сложных случаях духу даровали жертвенную невесту.
       Откуп за чьи-то былые грехи. Девушка, предназначенная в жены мертвецу. Накрепко повязанная с ним брачным обрядом, запертая в доме или ином месте, где он погиб. Сама обреченная на неминуемую гибель – от голода или страха, а может, и от внимания «мужа».
       Говорят, духи любят живое тепло. Правда, живым оно остается недолго...
       

       
       ГЛАВА 3. СВАДЕБНЫЕ ФОНАРИКИ

       
       Все это, пока еще до конца не веря, принцесса повторила вслух.
       Опустившись на колени и закрыв лицо руками, тихо заплакала Дайнэ.
       – Ты знал? – пристально посмотрела на стража Вилэй. – Зачем тебя оставили здесь?
       – Не знал, – последовал краткий ответ. – Я остался сам.
       Свет праздничного, невестиного, фонарика плохо справлялся с густой темнотой, и разглядеть выражение лица стоявшего напротив мужчины не получалось, но отчего-то принцесса была уверена в том, что он не лжет.
       – Почему? – звенящим от напряжения голосом спросила она.
       – Я клялся служить не только владыке, но и вам, госпожа, – невозмутимо отозвался он. – И повсюду следовать за вами – мой долг.
       – Другие тоже клялись, – горько выдохнула Вилэй.
       – Я не могу отвечать за других. Лишь за себя и за свою честь. Мое имя – Мильше из Родникового клана. И ни при жизни, ни после смерти я не покрою его позором.
       Мильше из Родникового клана. Стоило раньше догадаться, откуда он: высокий, тонкокостный, смуглокожий, с темными волосами, в которых пламенеют алые прядки.
       Горец. И этим, пожалуй, все сказано.
       Гордые воины, живущие по законам своей чести, никогда не предавали того, кому клялись в верности. А у принцессы и в самом деле был личный отряд, который, однако, подчинялся лишь владыке...
       Как оказалось, не все.
       Это удивительным образом придало сил.
       – Спокойно, – громко сказала она, сминая дрожащими ладонями ткань платья. Голос, к счастью, не подвел. – Мы обязательно выберемся отсюда.
       – Даже из утробы змеебрюха можно прорезать путь наружу, – поддержал Мильше из Родникового клана, но для бедной Дайнэ это высказывание, должное подбодрить и разжечь боевой дух, стало последней каплей.
       – Но я не хочу никого резать! – всхлипнула она. – Я просто хочу, чтобы нас с госпожой забрали из этого страшного места! Я...
       – Дайнэ! – Вилэй опустилась рядом с отчаявшейся девушкой, наверняка испачкав платье, сжала ее ледяные ладони. – За нами никто не придет. И надеяться мы отныне можем лишь на себя. Прости, это все из-за меня. Это я стала жертвой, а ты...
       Она сбилась, прикусила губу, не зная, что еще сказать, как ободрить... И решила, что действия лучше любых слов – и уж тем более слез.
       Изнутри ворота не открывались, в чем не так давно убедилась Вилэй, и даже не выбивались – в чем только что убедился Мильше. Раза четыре убедился, пока принцесса, не выдержав, попросила стража не калечить себя почем зря.
       – Там был засов, – поморщился он, потирая плечо, в котором, кажется, что-то подозрительно хрустнуло. – Массивный. Тяжелый. Рядом с воротами лежал. Видимо, им заперли. – Дайнэ глухо всхлипнула, и горец поспешно добавил: – Я справлюсь. Сейчас.
       Стена была высокой, но даже в жизни принцессы встречались стены гораздо выше, что уж говорить о страже? Всего-то и нужно, что перебраться через нее, а там...
       Справиться с засовом проблем не составит; да и замок, ежели и его для надежности навесили, не так уж сложно взломать, особенно опытному стражу... или принцессе, которую слишком часто запирали в ее покоях.
       Мильше отошел подальше, исчезнув во тьме, разбежался и, преодолев в прыжке почти половину высоты, оттолкнулся ногой от стены, потянувшись рукой к ее краю... но, так и не дотянувшись, соскользнул вниз. Дайнэ вскрикнула, зажав рот ладонью, но горец приземлился мягко, по-кошачьи ловко. Отряхнулся, словно и в самом деле был большим котом, и повторил попытку.
       Тщетно.
       Вилэй подошла к стене вплотную, преодолевая себя – отчего-то совершенно не хотелось ее касаться, до дрожи и подкатывающей к горлу дурноты, – провела по ней ладонью... Она была холодной и гладкой, будто вырезанной из цельной глыбы льда: ни выступа, ни зазора. Ничего странного, что у Мильше не получилось: уцепиться там было не за что, даже хваткому горцу.
       Принцесса шагнула назад, вытирая будто заледеневшую ладонь о юбки, повела плечами и недовольно поморщилась – верхнее платье сильно сковывало движения, в нем, затянутом на талии широким, вышитым жемчугом поясом, и дышать-то выходило с трудом. Ничуть не колеблясь, она рванула пояс, который поддался с подозрительным треском – и горестным возгласом Дайнэ.
       Все же она неисправима. Сейчас это было даже неплохо, пусть уж лучше страдает над безвременно погибшим платьем, чем заранее хоронит и себя, и госпожу, и ненормального горца.
       Без тяжелого одеяния, как и без скользких туфелек, сразу стало легко – и зябко.
       – Подсади меня! – повернувшись к Мильше, потребовала Вилэй.
       – И думать не смей! – ахнула Дайнэ, нерушимой скалой вставая между сделавшим было шаг вперед горцем и своей принцессой.
       – Я выполняю приказы госпожи, – поклонился он. – Пожалуйста, прекрасная дева, не мешай мне.
       Прекрасная дева, в жизни не слышавшая подобных оборотов в свой адрес, онемела и растерялась, чем и воспользовался Мильше. Когда Дайнэ все же очнулась, было уже поздно: младшая принцесса богами благословенного рода Чинэ подобно лезущей в чужой сад последней оборванке ловко балансировала на плечах вытянувшегося в струнку горца.
       Более нелепой картины Дайнэ еще не видела – и, судя по обреченному стону, искренне надеялась больше никогда не видеть.
       В мыслях все казалось более чем простым, на деле же...
       Стена, к которой пришлось прижиматься всем телом, промораживала едва ли не насквозь; камни скользили под ладонями; да и на чьих-либо плечах раньше принцессе стоять не доводилось, обходилась лестницами или же деревьями, и теперь она доподлинно знала: это не особо устойчиво, совершенно небезопасно... но вместе с тем довольно действенно.
       – Еще немного! – выдохнула Вилэй, поднимаясь на цыпочки и вытягиваясь на пределе своих возможностей. – Есть!
       Вот он, край стены. Осталось только покрепче зацепиться, а там... Ох!
       Реакция у горца оказалась сравнима с его силой: полетевшую вниз принцессу он поймал и даже удержал.
       – Она жжется, – пожаловалась Вилэй, когда ее осторожно поставили на ноги. Сердце все еще отчаянно колотилось, сбивая дыхание, ладони горели, словно она коснулась жаркой печи, и от обиды и пережитого страха слезы подступали к глазам. – Нет там никакого края, и уцепиться не за что! Там тьма. Осязаемая, жгучая тьма!
       Так вот кем был тот непочтительный страж, не пожелавший проводить принцессу в последний путь.
       Шаман.
       И звон колокольцев ей вовсе не послышался.
       Ворота не просто заперли. На них еще и колдовскую печать наложили...
       Шаманская волшба не только жглась, ею нестерпимо пахло, так, что даже нос зачесался.