Конечно, чесать нос, особенно на людях, принцессам непозволительно, но то принцессам нормальным, и уж наверняка точно не тем, кого без капли сожалений отдали на откуп неупокоенному духу.
При таком раскладе не только глупые и в сущности никому не нужные правила приличия – вообще все теряет всякий смысл.
– Одно дело – выйти замуж, – говорила Вилэй, с помощью Дайнэ надевая верхнее платье и неудобные, но, увы, единственные туфельки, – и совсем другое – быть сожранной призраком! На первое я еще была согласна, но на второе... Нет! Ни за что! Да пусть только попробует, мигом подавится!
– Госпожа...
Даже теперь Дайнэ беспокоилась о манерах, которые Вилэй стоило такого большого труда усвоить... и которые сейчас исчезали, как роса с яблоневых лепестков под палящим солнцем.
Вот только саму Вилэй это ничуть уже не волновало.
Она подняла голову, вглядываясь в небо. Чернее омутов на реке Кайни, которая, как гласит легенда, течет из самого подземного мира, оно не радовало ни единой звездочкой, не говоря уж о луне, и определить, сколько осталось до рассвета, не получилось.
Да и стоит ли ждать рассвет в явно проклятом месте? Что бы здесь ни случилось, ничем хорошим это не закончилось.
И ее, лишнюю принцессу, тоже вряд ли ждет иной финал.
Оказывается, даже у лишних принцесс есть свое предназначение.
Тихо и незаметно умереть на благо страны, которая никогда об этой жертве не узнает, а даже если и узнает, то плакать точно не станет.
Должно быть, именно так считает отец. Однако Вилэй больше не намерена ему повиноваться.
Он первый предал ее. И она сделает все, чтобы выжить.
Не важно, насколько злобен обитающий здесь призрак, без боя свою жертву он не получит.
– Мы выживем, – пообещала Вилэй. – Во что бы то ни стало.
Похоже, ей не очень-то поверили – она и сама себе верила с трудом, – но хотя бы новых причитаний не последовало.
– У нас есть свет, – подал голос Мильше. – Нужно осмотреться, пока фитиль не догорел, а если попадутся фонари, то зажечь их.
Отойти от ворот было нелегко. За ними осталась прежняя жизнь, впереди же ждала неизвестность. И тьма. Фонарик давал небольшое пятно света, за пределами которого тьма и вовсе непроглядной казалась, а еще чудилось, что в ней что-то есть... Неживое. Недоброе.
Тот самый призрак, женой которого Вилэй стала?
Знакомиться с хозяином поместья ни принцессе, ни ее крохотной свите не хотелось, но и стоять на месте не имело никакого смысла. Мильше поднял фонарь повыше, осматриваясь, шагнул влево, и принцесса увидела, что из густого мрака тянется яблоневая ветвь, на которой, подобно спелому плоду, висит ажурный фонарик.
Такой праздничный и нежный, такой неуместный здесь, такой...
Вилэй сама не заметила, как оказалась рядом, как потянулась к нему... И едва устояла на ногах, когда на фитильке вспыхнул яркий огонек.
Следом разгорелся еще один. И еще. И еще...
Перед принцессой и ее спутниками лежала освещенная дорожка, усыпанная ничуть не увядшими лепестками роз, убегающая далеко во тьму.
Странное, пугающее, но завораживающее зрелище.
Ветви деревьев терялись в темноте, и фонарики словно парили в воздухе; мягко мерцая, они отгоняли тьму и таившийся в ней страх – алые, золотые и лазурные, не тронутые временем, будто оно упрямо обтекало давным-давно, если верить письму, покинутое поместье стороной.
Будто все здесь застыло в ожидании... чего? Или же кого?
Разноцветные огоньки, розовые лепестки... Шелковая лазурная лента, змеей скользнувшая в ладонь Вилэй, стоило ей лишь протянуть руку и убедиться, что фонарики висят не в пустоте...
Здесь явно готовились к свадьбе. Неужели и в самом деле ждали именно ее?
Нелепая и такая пугающая мысль...
– Не нравится мне все это, госпожа, – жарко зашептала Дайнэ, схватив растерявшуюся принцессу за руку. С другой стороны, положив ладонь на рукоять меча, застыл явно готовый ко всему Мильше, который молча, но очень выразительно кивнул, поддерживая высказанные опасения.
– Мне тоже, – вздохнула Вилэй, растерянно теребя ленту. – Но разве у нас есть выбор?
Впрочем, выбор, пусть и небогатый, оставался: идти по освещенной дорожке – или же шагнуть во тьму. И подневольные гости все же решили воспользоваться неожиданной заботой неведомого хозяина.
С каждым шагом было все страннее... и страшнее, но Вилэй лишь прямее держала спину и не позволяла себе поддаться чувствам.
Дорожка привела к крыльцу изящного двухэтажного дома под изогнутой изумрудной крышей. Разноцветные фонарики, чередуясь с алыми и лазурными лентами и цветами, сияли и здесь, позволяя осмотреться. Оба этажа опоясывали открытые террасы с резными перилами, облюбованными ароматным вьюном, а высокие ступени охранял свившийся кольцами каменный дракон, о кончик хвоста которого Вилэй едва не споткнулась.
И крепло ощущение, что люди исчезли отсюда лишь мгновение назад – и вот-вот вернутся.
Никакой разрухи, никакого запустения. Хотя пусто здесь, несомненно, было.
К общей великой радости, неподалеку нашелся колодец, и вода в нем оказалась свежей и вкусной. Что же касается еды... Наверное, глупо надеяться на чудо, но...
Но кто знает, на какие неожиданности расщедрится это странное место?
Заходить в дом было отчаянно страшно. В итоге первым на крыльцо поднялся Мильше с фонарем и мечом наголо, за ним, прихватив по дороге позабытую слугами метлу, шла Вилэй, замыкала же торжественное вхождение молодой жены в супружеский дом Дайнэ, которой вручили второй, снятый с перил фонарь и строго-настрого запретили падать в обморок.
Вилэй запретила, разумеется. Мильше благородно пообещал вернуть прекрасную деву в сознание, и вот это обещание, по подозрению принцессы, оказалось куда действеннее любых запретов.
Но у самых дверей – добротных, светлых, украшенных изображавшей мифических зверей резьбой, – Дайнэ вдруг спохватилась:
– Госпожа, нельзя нарушать обычаи... Нужно все сделать так, как предками заповедано, чтобы их гнев не навлечь!
Вообще-то помянутые предки заповедовали, чтобы муж вносил жену в дом на руках, дабы показать его незримым хранителям, что эта женщина станет здесь хозяйкой с полного его одобрения. Но если по какой-либо причине эта заповедь нарушалась, жене следовало самой задобрить духов своего нового рода.
Рассудив, что в их положении стоит избегать новых возможных проблем, принцесса отдала метлу Дайнэ, честно поклонилась на все стороны света, прошептала – увы, без особого душевного трепета – с трудом вспомненную молитву и лишь после этого – отобрав-таки метлу, все же она надежнее молитв и заклинаний – переступила порог.
Дом тоже оказался подозрительно чистым, убранным цветами, алыми и лазурными лентами; лепестки роз указали дорогу в явно предназначенные новобрачным покои.
Туда Вилэй даже не заглянула.
Благо что покоев было предостаточно, целому отряду бы хватило, что уж говорить о них. И тем не менее эту ночь – то, что от нее осталось, – решили провести вместе. «Так безопаснее», – строго сказала принцесса возмутившейся было Дайнэ, но та успокоилась лишь после веского замечания горца, что заброшенные дома обычно привлекают всякого рода нечисть, охочую до нежного тела прекрасных дев. Уловки Дайнэ не распознала, да и была ли она в словах Мильше? Все-таки в подобных местах и в самом деле могли водиться на редкость неприятные существа... Включая того же призрака.
Конечно, Вилэй сомневалась, что страж сумеет справиться с озлобленным духом – все же ни шаманом, ни заклинателем он не был, – но само его присутствие успокаивало и давало иллюзию защищенности.
А еще душу грели свиток с портретом генерала Тоно и тонкий сборник легенд, которые Дайнэ спрятала в своих одеждах, а сейчас отдала принцессе. Ниточки, связывающие с прежней, нормальной жизнью, за которые, возможно, и не стоило больше цепляться, но отпустить которые пока что было выше ее сил.
Покои особо не выбирали, остановились в первых же попавшихся. Кровать, низкая, но широкая, застеленная свежими простынями, досталась принцессе, Дайнэ, наотрез отказавшаяся потеснить госпожу на необъятном ложе, облюбовала небольшой уютный диванчик, Мильше по-походному устроился у плотно закрытых дверей прямо на полу, заявив, что и вовсе спать не будет.
То же самое сказала Дайнэ, укутавшись в теплое покрывало.
В итоге из всех троих не спала лишь Вилэй, хотя от усталости меркло перед глазами, а мягкая перина весьма располагала к сладкому сну.
Все же свадебный наряд, даже без верхнего платья, слишком неудобен; и голова болела, и пусть Дайнэ вытащила все до единой заколки, казалось, что они до сих пор тянут волосы и впиваются в кожу.
И мысли, проклятые мысли терзали душу.
За что отец так поступил с ней? Что за грех она должна оплатить? Об этом в письме не было ни слова. Как и сожалений... Как легко откупился ею единственный родной человек! Пусть они никогда не были близки, но ведь их связывала общая кровь, и неужели за двенадцать лет, что прожила Вилэй во дворце, отец хотя бы немного не привязался к ней?
Раньше принцесса часто думала о том, почему владыка столь холоден. Поначалу она старалась быть прилежной и послушной, сдерживала свои порывы, понимая, что отцу это по нраву не придется; но все ее старания были тщетны. Что бы ни делала Вилэй, как бы себя ни вела, – она всегда оставалась неугодной, нелюбимой, а зачастую и виноватой в проказах старших сестер.
Подвело ли ее то, что была она дочерью впавшей в немилость владыки женщины? Видел ли он в Вилэй черты ее матери? Оттого ли не пожелал дать дочери хотя бы каплю любви?
Оттого ли обрек сейчас на смерть?
Мысли причиняли боль, едкую, прожигающую сердце насквозь, но избавиться от них не получалось. Вилэй лежала, обхватив себя руками и крепко зажмурившись, а по щекам, впитываясь в подушку, текли горькие слезы, которые она, давно запретившая себе плакать, не могла уже сдерживать.
Мама, мамочка...
Кем бы она ни была, что бы ни совершила, сейчас принцесса отдала бы все, лишь бы оказаться рядом с ней, в надежных объятиях, способных защитить, уберечь, утешить...
Но в целом свете больше не было человека, которому Вилэй была бы дороже жизни.
Не было – и никогда уже не будет.
Сколько прошло времени, она не знала. За окнами по-прежнему клубилась тьма, в доме властвовала тишина... И в какой-то момент ее, будто отзвуки полузабытой грезы, потревожили робкие вздохи флейты.
Они-то и вырвали Вилэй из вязкого болота тяжелых дум. Приподнявшись на локте, принцесса затаила дыхание, но нежные звуки, будто вспугнутые ее вниманием, растворились в темной пустоте ночи.
Впрочем, ни тьма, ни тишина уже не пугали, напротив, манили. Вилэй осторожно встала и, стараясь ступать бесшумно, вышла на улицу.
Ни единая половица не скрипнула, не потревожила сон добровольных стражей, чему принцесса была очень рада.
Ей отчаянно хотелось оказаться на свежем воздухе.
Опасности она больше не чувствовала, да и Мильше был слишком уж расслаблен, а горцы – это Вилэй тоже почерпнула из книг, и не верить им не имелось ни малейшего основания, – чуяли опасность не хуже, чем коты чуят мышей.
О каком бы злом духе ни шла речь в письме, сейчас его, судя по всему, попросту не было дома.
Все вокруг ощущалось нереальным, и она, поддавшись слабости, представила, что находится во сне, который скоро кончится – и заберет с собой этот бесконечный кошмар.
Верхнее платье и туфельки принцесса все же надела, памятуя о ненормальном холоде, но на улице оказалось теплее, чем раньше. Подумалось, что тот холод и страх исходили вовсе не от дома, а от стены. Вернее, от того колдовства, что темной паутиной опутало ее.
Левое запястье чесалось. Давно уже, но Вилэй не обращала внимания, сейчас же кожу словно кипятком окатило, заставив зашипеть сквозь зубы и поспешно приподнять рукав.
В повозке принцесса так и не разглядела как следует брачную метку: слишком уж слабым было освещение, да и сама метка не оформилась полностью. Теперь же на бледной коже четко проступали две тонкие серебристые змейки, обвившиеся одна вокруг другой. Вилэй даже потерла этот чудной узор, и показалось, что змейки недовольно шевельнулись... Отдернув руку, принцесса нахмурилась.
Обычно каждому из супругов доставалось по одной такой змейке, которые, коснувшись кожи, превращались в древний знак, связывающий две жизни воедино. Здесь же...
А что здесь?
Жертвенный или же самый обычный, но обряд свершился в храме, перед ликом богини, и был благословлен брачной меткой, пусть и такой странной, а значит, призрак стал ее мужем. Может, на нем метка просто не может проявиться, оттого Вилэй и достались обе?
Читать-то о таких обрядах принцесса читала, однако подробностей в тех книгах не было.
Похоже, придется узнавать их на собственном опыте.
Как ни странно, но эта мысль не вызвала ни страха, ни отторжения; должно быть, слезы так опустошили Вилэй, что у нее просто не осталось сил на новые переживания.
Дракон по-прежнему сторожил крыльцо; показалось на миг, что он и не каменный вовсе, просто спит... или же притворяется спящим, и, стоит лишь подойти ближе, схватит незваную гостью, обовьется вокруг, сожмет... Принцесса невольно отпрянула, но дракон и не думал оживать; переведя дух и укорив себя за излишне богатое воображение, она вытащила из потайного кармашка лазурную ленту, ту, что сама упала в ладонь, и повязала на кончике изогнутого рога.
Страж из грозного превратился в милого, и Вилэй, ласково погладив каменные чешуйки, уже без страха повернулась к нему спиной.
Свадебные фонарики до сих пор горели, озаряя все вокруг мягким разноцветным светом. В нем поместье вовсе не казалось жутким, и можно бы с легкостью поверить, что оно всего лишь уснуло, если бы не странная тишина. Здесь даже ветра не было, и ни единый листик не шевелился, не шептался с соседями, наполняя ночь уютным шелестом. А ведь дом окружал настоящий яблоневый лес! Деревья сплетались ветвями, и под этой зеленой крышей наверняка даже в самый знойный день царили таинственный полумрак и прохлада. Сейчас на ветвях светляками мерцали фонарики, словно приглашая в неведомое путешествие, и Вилэй, не устояв, все же шагнула с крыльца...
Принцесса потянулась к ближайшей ветке, коснулась ее. Упругая. Совсем не сухая. И бутонов много... Только вот не время сейчас для цветения яблонь.
Вилэй шагала от дерева к дереву, осторожно поглаживала нежные бутоны, бережно отводила преграждавшие путь ветви. На душе становилось все спокойнее, и боль от предательства понемногу таяла, позволяя дышать. И принцесса шла и шла, ни о чем не думая, ни о чем не переживая, ничего не страшась. Чем дальше она уходила от дома, тем меньше становилось фонариков – и тем явственнее ощущался чудесный нежный аромат. И Вилэй зачарованно следовала за ним, не замечая ни тишины, ни темноты... ни времени.
Очнулась она, когда тьма, мгновение назад еще густая и плотная, растворилась в ярком сиянии. Принцесса встрепенулась, сбрасывая с себя остатки сна наяву, посмотрела вперед...
Неподалеку стоял дом. Почти такой же, как и тот, что она недавно покинула: два этажа, террасы, изящная крыша, фонарики, ленты и цветы... Только был он больше, уютнее и казался совершенно сказочным. Там даже башенка была, круглая, с огромным окном и ажурным балконом... А чуть дальше увитое цветущим вьюном крыльцо охранял каменный дракон, левый рог которого украшала лазурная лента...
При таком раскладе не только глупые и в сущности никому не нужные правила приличия – вообще все теряет всякий смысл.
– Одно дело – выйти замуж, – говорила Вилэй, с помощью Дайнэ надевая верхнее платье и неудобные, но, увы, единственные туфельки, – и совсем другое – быть сожранной призраком! На первое я еще была согласна, но на второе... Нет! Ни за что! Да пусть только попробует, мигом подавится!
– Госпожа...
Даже теперь Дайнэ беспокоилась о манерах, которые Вилэй стоило такого большого труда усвоить... и которые сейчас исчезали, как роса с яблоневых лепестков под палящим солнцем.
Вот только саму Вилэй это ничуть уже не волновало.
Она подняла голову, вглядываясь в небо. Чернее омутов на реке Кайни, которая, как гласит легенда, течет из самого подземного мира, оно не радовало ни единой звездочкой, не говоря уж о луне, и определить, сколько осталось до рассвета, не получилось.
Да и стоит ли ждать рассвет в явно проклятом месте? Что бы здесь ни случилось, ничем хорошим это не закончилось.
И ее, лишнюю принцессу, тоже вряд ли ждет иной финал.
Оказывается, даже у лишних принцесс есть свое предназначение.
Тихо и незаметно умереть на благо страны, которая никогда об этой жертве не узнает, а даже если и узнает, то плакать точно не станет.
Должно быть, именно так считает отец. Однако Вилэй больше не намерена ему повиноваться.
Он первый предал ее. И она сделает все, чтобы выжить.
Не важно, насколько злобен обитающий здесь призрак, без боя свою жертву он не получит.
– Мы выживем, – пообещала Вилэй. – Во что бы то ни стало.
Похоже, ей не очень-то поверили – она и сама себе верила с трудом, – но хотя бы новых причитаний не последовало.
– У нас есть свет, – подал голос Мильше. – Нужно осмотреться, пока фитиль не догорел, а если попадутся фонари, то зажечь их.
Отойти от ворот было нелегко. За ними осталась прежняя жизнь, впереди же ждала неизвестность. И тьма. Фонарик давал небольшое пятно света, за пределами которого тьма и вовсе непроглядной казалась, а еще чудилось, что в ней что-то есть... Неживое. Недоброе.
Тот самый призрак, женой которого Вилэй стала?
Знакомиться с хозяином поместья ни принцессе, ни ее крохотной свите не хотелось, но и стоять на месте не имело никакого смысла. Мильше поднял фонарь повыше, осматриваясь, шагнул влево, и принцесса увидела, что из густого мрака тянется яблоневая ветвь, на которой, подобно спелому плоду, висит ажурный фонарик.
Такой праздничный и нежный, такой неуместный здесь, такой...
Вилэй сама не заметила, как оказалась рядом, как потянулась к нему... И едва устояла на ногах, когда на фитильке вспыхнул яркий огонек.
Следом разгорелся еще один. И еще. И еще...
Перед принцессой и ее спутниками лежала освещенная дорожка, усыпанная ничуть не увядшими лепестками роз, убегающая далеко во тьму.
Странное, пугающее, но завораживающее зрелище.
Ветви деревьев терялись в темноте, и фонарики словно парили в воздухе; мягко мерцая, они отгоняли тьму и таившийся в ней страх – алые, золотые и лазурные, не тронутые временем, будто оно упрямо обтекало давным-давно, если верить письму, покинутое поместье стороной.
Будто все здесь застыло в ожидании... чего? Или же кого?
Разноцветные огоньки, розовые лепестки... Шелковая лазурная лента, змеей скользнувшая в ладонь Вилэй, стоило ей лишь протянуть руку и убедиться, что фонарики висят не в пустоте...
Здесь явно готовились к свадьбе. Неужели и в самом деле ждали именно ее?
Нелепая и такая пугающая мысль...
– Не нравится мне все это, госпожа, – жарко зашептала Дайнэ, схватив растерявшуюся принцессу за руку. С другой стороны, положив ладонь на рукоять меча, застыл явно готовый ко всему Мильше, который молча, но очень выразительно кивнул, поддерживая высказанные опасения.
– Мне тоже, – вздохнула Вилэй, растерянно теребя ленту. – Но разве у нас есть выбор?
Впрочем, выбор, пусть и небогатый, оставался: идти по освещенной дорожке – или же шагнуть во тьму. И подневольные гости все же решили воспользоваться неожиданной заботой неведомого хозяина.
С каждым шагом было все страннее... и страшнее, но Вилэй лишь прямее держала спину и не позволяла себе поддаться чувствам.
Дорожка привела к крыльцу изящного двухэтажного дома под изогнутой изумрудной крышей. Разноцветные фонарики, чередуясь с алыми и лазурными лентами и цветами, сияли и здесь, позволяя осмотреться. Оба этажа опоясывали открытые террасы с резными перилами, облюбованными ароматным вьюном, а высокие ступени охранял свившийся кольцами каменный дракон, о кончик хвоста которого Вилэй едва не споткнулась.
И крепло ощущение, что люди исчезли отсюда лишь мгновение назад – и вот-вот вернутся.
Никакой разрухи, никакого запустения. Хотя пусто здесь, несомненно, было.
К общей великой радости, неподалеку нашелся колодец, и вода в нем оказалась свежей и вкусной. Что же касается еды... Наверное, глупо надеяться на чудо, но...
Но кто знает, на какие неожиданности расщедрится это странное место?
Заходить в дом было отчаянно страшно. В итоге первым на крыльцо поднялся Мильше с фонарем и мечом наголо, за ним, прихватив по дороге позабытую слугами метлу, шла Вилэй, замыкала же торжественное вхождение молодой жены в супружеский дом Дайнэ, которой вручили второй, снятый с перил фонарь и строго-настрого запретили падать в обморок.
Вилэй запретила, разумеется. Мильше благородно пообещал вернуть прекрасную деву в сознание, и вот это обещание, по подозрению принцессы, оказалось куда действеннее любых запретов.
Но у самых дверей – добротных, светлых, украшенных изображавшей мифических зверей резьбой, – Дайнэ вдруг спохватилась:
– Госпожа, нельзя нарушать обычаи... Нужно все сделать так, как предками заповедано, чтобы их гнев не навлечь!
Вообще-то помянутые предки заповедовали, чтобы муж вносил жену в дом на руках, дабы показать его незримым хранителям, что эта женщина станет здесь хозяйкой с полного его одобрения. Но если по какой-либо причине эта заповедь нарушалась, жене следовало самой задобрить духов своего нового рода.
Рассудив, что в их положении стоит избегать новых возможных проблем, принцесса отдала метлу Дайнэ, честно поклонилась на все стороны света, прошептала – увы, без особого душевного трепета – с трудом вспомненную молитву и лишь после этого – отобрав-таки метлу, все же она надежнее молитв и заклинаний – переступила порог.
Дом тоже оказался подозрительно чистым, убранным цветами, алыми и лазурными лентами; лепестки роз указали дорогу в явно предназначенные новобрачным покои.
Туда Вилэй даже не заглянула.
Благо что покоев было предостаточно, целому отряду бы хватило, что уж говорить о них. И тем не менее эту ночь – то, что от нее осталось, – решили провести вместе. «Так безопаснее», – строго сказала принцесса возмутившейся было Дайнэ, но та успокоилась лишь после веского замечания горца, что заброшенные дома обычно привлекают всякого рода нечисть, охочую до нежного тела прекрасных дев. Уловки Дайнэ не распознала, да и была ли она в словах Мильше? Все-таки в подобных местах и в самом деле могли водиться на редкость неприятные существа... Включая того же призрака.
Конечно, Вилэй сомневалась, что страж сумеет справиться с озлобленным духом – все же ни шаманом, ни заклинателем он не был, – но само его присутствие успокаивало и давало иллюзию защищенности.
А еще душу грели свиток с портретом генерала Тоно и тонкий сборник легенд, которые Дайнэ спрятала в своих одеждах, а сейчас отдала принцессе. Ниточки, связывающие с прежней, нормальной жизнью, за которые, возможно, и не стоило больше цепляться, но отпустить которые пока что было выше ее сил.
ГЛАВА 4. ДРЕВО ТЭЙАН-ТЭ
Покои особо не выбирали, остановились в первых же попавшихся. Кровать, низкая, но широкая, застеленная свежими простынями, досталась принцессе, Дайнэ, наотрез отказавшаяся потеснить госпожу на необъятном ложе, облюбовала небольшой уютный диванчик, Мильше по-походному устроился у плотно закрытых дверей прямо на полу, заявив, что и вовсе спать не будет.
То же самое сказала Дайнэ, укутавшись в теплое покрывало.
В итоге из всех троих не спала лишь Вилэй, хотя от усталости меркло перед глазами, а мягкая перина весьма располагала к сладкому сну.
Все же свадебный наряд, даже без верхнего платья, слишком неудобен; и голова болела, и пусть Дайнэ вытащила все до единой заколки, казалось, что они до сих пор тянут волосы и впиваются в кожу.
И мысли, проклятые мысли терзали душу.
За что отец так поступил с ней? Что за грех она должна оплатить? Об этом в письме не было ни слова. Как и сожалений... Как легко откупился ею единственный родной человек! Пусть они никогда не были близки, но ведь их связывала общая кровь, и неужели за двенадцать лет, что прожила Вилэй во дворце, отец хотя бы немного не привязался к ней?
Раньше принцесса часто думала о том, почему владыка столь холоден. Поначалу она старалась быть прилежной и послушной, сдерживала свои порывы, понимая, что отцу это по нраву не придется; но все ее старания были тщетны. Что бы ни делала Вилэй, как бы себя ни вела, – она всегда оставалась неугодной, нелюбимой, а зачастую и виноватой в проказах старших сестер.
Подвело ли ее то, что была она дочерью впавшей в немилость владыки женщины? Видел ли он в Вилэй черты ее матери? Оттого ли не пожелал дать дочери хотя бы каплю любви?
Оттого ли обрек сейчас на смерть?
Мысли причиняли боль, едкую, прожигающую сердце насквозь, но избавиться от них не получалось. Вилэй лежала, обхватив себя руками и крепко зажмурившись, а по щекам, впитываясь в подушку, текли горькие слезы, которые она, давно запретившая себе плакать, не могла уже сдерживать.
Мама, мамочка...
Кем бы она ни была, что бы ни совершила, сейчас принцесса отдала бы все, лишь бы оказаться рядом с ней, в надежных объятиях, способных защитить, уберечь, утешить...
Но в целом свете больше не было человека, которому Вилэй была бы дороже жизни.
Не было – и никогда уже не будет.
Сколько прошло времени, она не знала. За окнами по-прежнему клубилась тьма, в доме властвовала тишина... И в какой-то момент ее, будто отзвуки полузабытой грезы, потревожили робкие вздохи флейты.
Они-то и вырвали Вилэй из вязкого болота тяжелых дум. Приподнявшись на локте, принцесса затаила дыхание, но нежные звуки, будто вспугнутые ее вниманием, растворились в темной пустоте ночи.
Впрочем, ни тьма, ни тишина уже не пугали, напротив, манили. Вилэй осторожно встала и, стараясь ступать бесшумно, вышла на улицу.
Ни единая половица не скрипнула, не потревожила сон добровольных стражей, чему принцесса была очень рада.
Ей отчаянно хотелось оказаться на свежем воздухе.
Опасности она больше не чувствовала, да и Мильше был слишком уж расслаблен, а горцы – это Вилэй тоже почерпнула из книг, и не верить им не имелось ни малейшего основания, – чуяли опасность не хуже, чем коты чуят мышей.
О каком бы злом духе ни шла речь в письме, сейчас его, судя по всему, попросту не было дома.
Все вокруг ощущалось нереальным, и она, поддавшись слабости, представила, что находится во сне, который скоро кончится – и заберет с собой этот бесконечный кошмар.
Верхнее платье и туфельки принцесса все же надела, памятуя о ненормальном холоде, но на улице оказалось теплее, чем раньше. Подумалось, что тот холод и страх исходили вовсе не от дома, а от стены. Вернее, от того колдовства, что темной паутиной опутало ее.
Левое запястье чесалось. Давно уже, но Вилэй не обращала внимания, сейчас же кожу словно кипятком окатило, заставив зашипеть сквозь зубы и поспешно приподнять рукав.
В повозке принцесса так и не разглядела как следует брачную метку: слишком уж слабым было освещение, да и сама метка не оформилась полностью. Теперь же на бледной коже четко проступали две тонкие серебристые змейки, обвившиеся одна вокруг другой. Вилэй даже потерла этот чудной узор, и показалось, что змейки недовольно шевельнулись... Отдернув руку, принцесса нахмурилась.
Обычно каждому из супругов доставалось по одной такой змейке, которые, коснувшись кожи, превращались в древний знак, связывающий две жизни воедино. Здесь же...
А что здесь?
Жертвенный или же самый обычный, но обряд свершился в храме, перед ликом богини, и был благословлен брачной меткой, пусть и такой странной, а значит, призрак стал ее мужем. Может, на нем метка просто не может проявиться, оттого Вилэй и достались обе?
Читать-то о таких обрядах принцесса читала, однако подробностей в тех книгах не было.
Похоже, придется узнавать их на собственном опыте.
Как ни странно, но эта мысль не вызвала ни страха, ни отторжения; должно быть, слезы так опустошили Вилэй, что у нее просто не осталось сил на новые переживания.
Дракон по-прежнему сторожил крыльцо; показалось на миг, что он и не каменный вовсе, просто спит... или же притворяется спящим, и, стоит лишь подойти ближе, схватит незваную гостью, обовьется вокруг, сожмет... Принцесса невольно отпрянула, но дракон и не думал оживать; переведя дух и укорив себя за излишне богатое воображение, она вытащила из потайного кармашка лазурную ленту, ту, что сама упала в ладонь, и повязала на кончике изогнутого рога.
Страж из грозного превратился в милого, и Вилэй, ласково погладив каменные чешуйки, уже без страха повернулась к нему спиной.
Свадебные фонарики до сих пор горели, озаряя все вокруг мягким разноцветным светом. В нем поместье вовсе не казалось жутким, и можно бы с легкостью поверить, что оно всего лишь уснуло, если бы не странная тишина. Здесь даже ветра не было, и ни единый листик не шевелился, не шептался с соседями, наполняя ночь уютным шелестом. А ведь дом окружал настоящий яблоневый лес! Деревья сплетались ветвями, и под этой зеленой крышей наверняка даже в самый знойный день царили таинственный полумрак и прохлада. Сейчас на ветвях светляками мерцали фонарики, словно приглашая в неведомое путешествие, и Вилэй, не устояв, все же шагнула с крыльца...
Принцесса потянулась к ближайшей ветке, коснулась ее. Упругая. Совсем не сухая. И бутонов много... Только вот не время сейчас для цветения яблонь.
Вилэй шагала от дерева к дереву, осторожно поглаживала нежные бутоны, бережно отводила преграждавшие путь ветви. На душе становилось все спокойнее, и боль от предательства понемногу таяла, позволяя дышать. И принцесса шла и шла, ни о чем не думая, ни о чем не переживая, ничего не страшась. Чем дальше она уходила от дома, тем меньше становилось фонариков – и тем явственнее ощущался чудесный нежный аромат. И Вилэй зачарованно следовала за ним, не замечая ни тишины, ни темноты... ни времени.
Очнулась она, когда тьма, мгновение назад еще густая и плотная, растворилась в ярком сиянии. Принцесса встрепенулась, сбрасывая с себя остатки сна наяву, посмотрела вперед...
Неподалеку стоял дом. Почти такой же, как и тот, что она недавно покинула: два этажа, террасы, изящная крыша, фонарики, ленты и цветы... Только был он больше, уютнее и казался совершенно сказочным. Там даже башенка была, круглая, с огромным окном и ажурным балконом... А чуть дальше увитое цветущим вьюном крыльцо охранял каменный дракон, левый рог которого украшала лазурная лента...
