Мало-помалу, под пение и смех, компания добралась до части леса, которая называлась Грибы-Великаны. Название подходило как нельзя лучше, ибо вокруг полянки возвышались громадные, размером с деревья, грибы, заслонившие собой вечернее небо и звезды. Гулянье здесь уже шло вовсю. Гоблины отплясывали с дриадами, фэйри и духи кружили в воздухе праздничными дуэтами, а несколько гоблинских шалунов, из числа самых маленьких, опрокинули бочки и, когда те катились, взбирались на них, пытаясь удержаться.
Сыроежка увидела на полянке дедушку. Старый гоблин, поджав под себя ноги, неподвижно сидел на шляпке одного гриба размером с кустик, и, казалось, дремал, не слыша вокруг шума гуляющих. Глаза его были закрыты, а руки сложены на груди. Когда на поляне появилось его семейство, дед приоткрыл один глаз, слегка улыбнулся, после чего снова закрыл. Сыроежка догадалась, что дедушка в одной из своих многочисленных медитаций. Быть может, он как раз сейчас общался с Грибницей.
В веселящейся компании Сыроежка увидела также волка и лису. Их тела обвивал дикий виноград, служивший праздничным украшением. Как раз сейчас волк играл вступительную мелодию, а лиса прокашливалась, готовясь спеть песню, которую они с волком накануне сочинили. И вот, звонкий, торжественный голос лисы, запел:
Этой ночью нам не спится,
Ведь поет для нас Грибница!
Нить мелодии хрустальной
Радостна и чуть печальна.
Лес таинственно вздыхает,
Ветер арфою играет.
Дышит песней чаровница –
Всем грибам она царица!
Мудрый взор ее, лаская,
Мухоморье облетает.
Незаметно ее стопы
Силой поят наши тропы.
Сны грибные оживляя,
В каждый кустик проникая.
Долго будем веселиться,
Прославляя мать Грибницу!
До утра не стихнут звуки,
Будут петь лесные духи.
Пойте все, грибные дети!
Подпоет шальной друг ветер.
Пусть летит волшебной птицей
Песня ввысь, встречать Грибницу!
— Ну, братья лесные! – закончив петь, крикнула лиса. – А теперь все вместе!
И дружная компания, подхватив легкий мотив, запела эту песню теперь уже всем вместе. Им вторили голоса с другой поляны, которые, в свою очередь, тоже пели песни, прославляющие Грибницу.
…Ночь была колдовской и пьянящей. Пьянил голос Грибницы. Глубокий, зовущий, призывающий к миру, счастью и любви. Ее присутствие ощущалось так явственно, что от переизбытка чувств у Сыроежки на глазах выступили слезы. Этот лес, эти существа и огоньки – все было таким близким и родным, и маленькая гоблинша в который раз поняла, что ее грибной лес – самое лучшее место в мире. Как бы ни манил ветер странствий, но такого тепла, как здесь, вряд ли где-нибудь она найдет.
Писатель участвовал во всеобщем веселье, даже подпевал. Он стоял и слушал песни лисы, как вдруг, почувствовал рядом чье-то присутствие.
— Она питает нас силой, живительной как вода и земля! – раздался назидательный, но не заносчивый голос.
Обернувшись, мужчина увидел стоящего рядом шамана. И как он только успел оказаться здесь, ведь только-только мужчина видел его сидящим на грибе? Старый гоблин улыбался, а теплые и мудрые глаза его отражали пестрые огоньки.
— Вы общались с Грибницей? – спросил Писатель.
— Конечно. Она говорит со всеми. И с тобой.
— Посредством песни?
— Не только. Она всегда и везде. Когда ты говоришь с лесом - ты говоришь с ней, когда ты говоришь с грибами – ты говоришь с ней. И даже когда ты говоришь со своим внутренним голосом, ты тоже говоришь с ней. Наша сила в единстве с природой. Именно поэтому место гоблинов – здесь.
— Я… понимаю… - протянул Писатель, размышляя. – Кажется, понимаю…
Тут подбежала Сыроежка.
— А я тоже готовила песню! Ее и сочинять особо не пришлось. В день Грибницы вдохновение льется радужным дождем! Слушайте! Слушайте все!
И она весело стала напевать строчки, пришедшие ей в голову совсем недавно:
Мерцает ночь, повисли огоньки
На ветках сказочного леса.
Тепло душе и мысли так легки…
Лечу сквозь лес, грибов принцесса.
Дальше хором пропели все остальные участники веселья:
Радуйся, пой, грибной наш народ!
Радуйся славной Грибнице!
Тень у костра ведет хоровод
Смех озарил наши лица!
Сыроежка продолжала:
Навстречу мне мелодия спешит,
Объятая волшебной песней.
Из сонных троп наряд Грибницы сшит,
И каждый шаг все интересней.
И снова подхватил гул голосов:
Радуйся, пой, грибной наш народ!
Радуйся славной Грибнице!
Тень у костра ведет хоровод
Пляшут на ветках зарницы!
Следующие строчки гоблинша пела уже приплясывая:
Мы – дети леса, эта ночь для нас
Замрет цветным благословеньем.
С последней нотой улетит рассказ,
Подброшенный вверх вдохновеньем!
Припев запели так громко, так весело, что, наверное, его услышали даже на небе:
Радуйся пой, хмельной огонек!
Радуйся славной Грибнице!
Где явь, а где сон, нам невдомек -
Стерлась меж ними граница!
Где явь, а где сон, нам невдомек
Стерлась меж ними граница... –
Тихонько пропел про себя Писатель и хмыкнул. И ведь в самом деле. Явь ли это? А может, ему это только снится? Или, может, это сон Грибницы?
И, то ли показалось ему, то ли в самом деле над грибом, где недавно сидел Дед-Шаман, появились огромные и прекрасные глаза цвета червонного золота. Сперва они казались строгими, но затем, взгляд их смягчился и стал ласковым, в них зажегся шальной огонек. Завороженный Писатель смотрел на них и вдруг, отчетливо увидел, как эти глаза подмигнули! И такую легкость на душе почувствовал мужчина в этот момент, так воспарил его дух, что он понял: третьи врата пройдены…
Дым перед моими глазами развеялся. Я втянул носом воздух, открыл глаза и… не поверил. Так часто я видел перед собою этот пейзаж, чувствовал родной запах… но как только протягивал руку, чтобы коснуться, понимал, что это всего лишь сон. Я просыпался в своей унылой серой комнатушке, и такой же серый день возвещал о том, что мне снова надо идти в школу, терпеть там насмешки.
Но сейчас…
Я стоял, окутанный волшебным туманом. Вокруг меня дышал лес. А из-под земли поднималась песня. Волшебная, живительная. Песня мира, любви, и красоты. Она звучала у меня в ушах, усиленная эхом земли, воды и воздуха. Я так давно не слышал ее! Думал, что она для меня навсегда утеряна. Но сейчас она ласкала меня. И это был не сон.
Я дома!!!
Рядом тихонько вздохнули Мохнатый и Ешуранда.
— Клянусь Великой Морковкой! Здесь все такое… такое…
Заяц не смог подобрать нужное слово.
— Родное, - подсказал я.
Лес сверкал, словно перья невиданной Жар-птицы, о которой я читал в книге по мифологии. Никто не спал в этот ночной час. Тропинки были полны гуляющих. Их праздничные одежды сияли как и огоньки в воздухе.
Неужели я попал в самый разгар праздника Грибницы?
— До чего же здесь красиво! – не уставала восхищаться Ешуранда.
Музыка увлекла ее и прелестная цветочная нимфа закружилась в танце, присоединившись к группе гоблинов. При перемещении ветер распустил ее волосы и пушистым водопадом они теперь струились по плечам.
А я увидел знакомые лица.
— Шептун, Орешек, Ёлочка! – с радостным визгом бросился я к своим друзьям, которые, нарядные и праздничные, танцевали и пели.
Как только они меня увидели, завизжали не меньше моего.
— Трутовик! Трутовик! Трутовик! Ты вернулся!
— Не может быть!
— Грибница творит чудеса!
— А-а-а-а!!! Друзья-а-а! – завопил я. – Как я рад вас видеть!
Мы повалились на траву, стали кататься и обниматься. Со всех сторон подбегали знакомые. Они все были мне родные! Подобной радости я давно уже не испытывал. Прожив пять долгих лет среди людей, где я был чужим, и не было рядом друзей, которые могли бы вот так просто и искренне обнять меня… я ценил этот миг как самое дорогое, что может быть в жизни. Я разглядывал их так, словно видел впервые. Шептун – взрослый гоблин, улыбчивый, с грибами на лице и в темных волосах. Он обычно говорил тихо, почти шепотом. Орешек – веселый малый. Глаза его подвижные, задорные, кожа синяя-синяя, а соломенные волосы смешно растрепаны. Ёлочка – застенчивая зеленая гоблинша, чем-то похожая на меня. Когда-то она мне нравилась, а сейчас, глядя на нее, я и вовсе понял, что нет никого красивее, чем мы, гоблины. А ведь еще есть остальные! Краснонос, Василек, Соня, Медуница… Я обнимал их всех, трогал их лица, руки, дергал за волосы и кусал за уши, словно желая убедиться, что они все настоящие. Потом, восторженные, они подхватили меня на руки и начали подбрасывать в воздух. Я визжал, дергал руками-ногами и захлебывался от восторга.
Мерцающий тоже чувствовал себя как дома. Весело пища, он присоединился к другим блуждающим огонькам, порхавшим между веток, слился в их искристом танце. Ешуранда смеялась, осыпая всех лепестками роз. А мне не терпелось поскорее увидеть родных и сестру. Под аплодисменты и песни, гоблины меня повели к ним.
Зайчишка скакал вместе с компанией, которая вела Трутовика. От изумления он еще как только оказался здесь, выронил из лап троллью трубку, но даже не заметил этого. То, что предстало вокруг, раскрываясь перед его заячьим взором, было невероятно красивым зрелищем. Никогда еще ему не доводилось видеть подобное – а он, надо сказать, на своем коротком веку многое уже повидал.
Бесконечное множество звуков и красок окутало лес. Со всех сторон летели песни, вливаясь в одну – главную мелодию торжества, в унисон которой дышал весь лес. Мохнатый не знал, кто она такая, эта Грибница, но при звуках ее песни понимал, что проникается ею все больше и больше. Кем бы она ни была, зайчишка понял, что уже любит ее. Как любит воздух, лес, свежую травку и морковку.
Существа, населяющие лес, были необычайно веселы и нарядны. И эти грибные фонарики, которые они несли, так подходили им! Заяц настолько увлекся созерцанием, что не заметил, как чуть отстал от процессии. Впрочем, он мог не бояться заблудиться, ведь праздник был всюду, а многочисленные огоньки освещали каждую тропинку этого чудесного леса.
Вдруг десяток сияющих огоньков заплясали вокруг него. Заяц любопытно остановился. Вскоре он понял, что огоньки – это смешные маленькие грибочки, которые прыгали в траве вокруг него, хихикали и светились желтыми, красными, голубыми, фиолетовыми огоньками.
— Привет, заяц! – звоном колокольчиков продребезжали они.
— Потанцуй с нами!
— Ох, я не умею! - смущенно захихикал Мохнатый, обнажив два передних зуба.
— Не стесняйся!– простодушно советовали грибочки.
— Пляши с нами и не думай ни о чем!
Они закружились хороводом вокруг зайца. Тот засмеялся, стал на задние лапки и принялся выделывать ими смешные движения, размахивая при этом передними. Грибочки одобрительно пискнули.
— А говорил, не умеешь!
— Пойдем с нами! – вдруг хитро замигали они.
— Мы тебе что-то покажем!
Разомкнув хоровод, грибочки выстроились в ряд и, загадочно мигая, гуськом устремились к одной из тропинок – узенькой, уводящей глубже в лес. Любопытный Мохнатый, конечно же, последовал за ними.
Шли они, шли, а вокруг шумел праздник, переливались огни, шелестели толпы нарядно одетых гуляющих, долетали припевы песен. Но вскоре грибочки увели зайца куда-то, куда почти не проникало сияние огоньков, а звуки слышались приглушенно. Кроме песни Грибницы, конечно. Она звучала всюду, исходя, казалось, из головы Мохнатого.
Но вдруг грибочки исчезли. Озадаченный зверек остановился. Он стоял перед плотным заслоном из кустов малины. Пока он раздумывал, куда же подевались его проводники, из-за листьев куста выглянул желтый грибочек и, нетерпеливо прыгая, шепнул:
— Ну, чего ты стал? Пробирайся сюда, к нам!
И заяц, осторожно раздвинув передними лапками ветки, протиснулся меж ними. Но то, что он увидел, заставило его изумленно попятиться и сесть на задние лапки.
Здесь было темно, и только льющееся неизвестно откуда голубоватое сияние позволяло разглядеть, что заяц находился на берегу узкого лесного ручья. Оба берега были устланы шелковой темно-зеленой травкой, которая приятно ласкала лапки. С противоположного берега, который был чуть выше, почти бесшумно стекала вниз хрустальная лента небольшого водопада. Выше виднелись могучие стволы деревьев. И такой завораживающей была картина, что Мохнатый продолжал сидеть на задних лапках, сверкая белыми передними зубами.
— Сюда! Смотри сюда! – услышал он призыв грибочков.
Повернув голову, зайчишка увидел то, на что указывали его маленькие друзья. Почти рядом с ним на берегу лежал камень. А на нем различались удивительные предметы. Книга, сверху которой в серебристом подсвечнике стояла свеча… но это была не обычная свеча! Ее трепещущее пламя сияло нежно-голубым светом! И тогда заяц понял, откуда на полянке лилось свечение…
Рядом с книгой и свечой лежала красивая серебристая кисточка, а слева от нее – два хрустальных сосуда с чем-то переливчатым, серебристо-голубым, похожим на воду в ручье, только чуть ярче. Зоркие глаза зайца также различили разбросанные вокруг книги сверкающие камешки, цветом, как и пламя свечи, – нежно-голубым. Они очень напоминали затвердевшие капли воды. Потом заяц повернул голову и увидел слева от себя, стоящий прямо в воде, красивый сундук. Крышка его была открыта, выставляя на обозрение содержимое – такие же застывшие капельки, как и те, что были разбросаны на камне. Сундук был набит ими доверху.
Тем временем, грибочки подтолкнули зайца к книге.
— Возьми ее и открой! – затараторили они.
— На любой странице!
— А затем откупорь пузырек с чернилами, обмакни в него кисточку и напиши!
— Напиши первые пять слов, что придут тебе в голову!
— И… что будет? – недоверчиво спросил Мохнатый.
Грибочки многозначительно замигали.
— Увидишь! Это – праздничная ночь. Волшебная ночь! Значит, будет что-то очень волшебное!
— Ну же! Скорее!
Тогда заяц подошел к камню, взял свечу с книги и отставил ее. При этом не удержался, чтобы не попробовать лапкой загадочное пламя – жжет ли оно? Как оказалось, нет. Оно лишь обдало лапку приятным теплом. После этого Мохнатый раскрыл книгу на случайной странице. Он увидел слева рисунок, изображающий свечу, почти такую же как и та, что стояла на камне, только пламя ее было сиреневым. А правая страница была исписана причудливым почерком с завитушками, но буквы были зайцу не знакомы.
— Пиши под картинкой! – велели грибочки.
Заяц взял кисточку, пузырек с серебристо-голубыми чернилами, открыл хрустальную крышечку, боязливо понюхал – пахло свежестью и вереском. Обмакнул кисть и, задумавшись на миг, стал писать. Он был образованным зайцем, поэтому читать и писать умел. Первые пять слов, что пришли Мохнатому на ум, были: мох, морковка, листья, пряности, ветер.
Почерк заячий был не самым красивым. Но чернила нежного цвета так переливались, что буковки вышли сияющими как звезды. Некоторое время заяц любовался своим творением, как вдруг, в нос ему ударил аромат пряностей, затем чей-то веселый смех отдался в ушах. В тот же миг выведенные им буквы вспыхнули голубоватым огнем. Заяц чихнул, зажмурился и… исчез. На полянке остались только весело кружащиеся грибочки и торжественная песнь Грибницы.
Праздничная ночь была в самом разгаре. Сыроежка и ее друзья наплясались до головокружения, наелись орехового супа, грибного пирога и напились уксусу да охлажденного отвара из бледных поганок.
Сыроежка увидела на полянке дедушку. Старый гоблин, поджав под себя ноги, неподвижно сидел на шляпке одного гриба размером с кустик, и, казалось, дремал, не слыша вокруг шума гуляющих. Глаза его были закрыты, а руки сложены на груди. Когда на поляне появилось его семейство, дед приоткрыл один глаз, слегка улыбнулся, после чего снова закрыл. Сыроежка догадалась, что дедушка в одной из своих многочисленных медитаций. Быть может, он как раз сейчас общался с Грибницей.
В веселящейся компании Сыроежка увидела также волка и лису. Их тела обвивал дикий виноград, служивший праздничным украшением. Как раз сейчас волк играл вступительную мелодию, а лиса прокашливалась, готовясь спеть песню, которую они с волком накануне сочинили. И вот, звонкий, торжественный голос лисы, запел:
Этой ночью нам не спится,
Ведь поет для нас Грибница!
Нить мелодии хрустальной
Радостна и чуть печальна.
Лес таинственно вздыхает,
Ветер арфою играет.
Дышит песней чаровница –
Всем грибам она царица!
Мудрый взор ее, лаская,
Мухоморье облетает.
Незаметно ее стопы
Силой поят наши тропы.
Сны грибные оживляя,
В каждый кустик проникая.
Долго будем веселиться,
Прославляя мать Грибницу!
До утра не стихнут звуки,
Будут петь лесные духи.
Пойте все, грибные дети!
Подпоет шальной друг ветер.
Пусть летит волшебной птицей
Песня ввысь, встречать Грибницу!
— Ну, братья лесные! – закончив петь, крикнула лиса. – А теперь все вместе!
И дружная компания, подхватив легкий мотив, запела эту песню теперь уже всем вместе. Им вторили голоса с другой поляны, которые, в свою очередь, тоже пели песни, прославляющие Грибницу.
…Ночь была колдовской и пьянящей. Пьянил голос Грибницы. Глубокий, зовущий, призывающий к миру, счастью и любви. Ее присутствие ощущалось так явственно, что от переизбытка чувств у Сыроежки на глазах выступили слезы. Этот лес, эти существа и огоньки – все было таким близким и родным, и маленькая гоблинша в который раз поняла, что ее грибной лес – самое лучшее место в мире. Как бы ни манил ветер странствий, но такого тепла, как здесь, вряд ли где-нибудь она найдет.
Писатель участвовал во всеобщем веселье, даже подпевал. Он стоял и слушал песни лисы, как вдруг, почувствовал рядом чье-то присутствие.
— Она питает нас силой, живительной как вода и земля! – раздался назидательный, но не заносчивый голос.
Обернувшись, мужчина увидел стоящего рядом шамана. И как он только успел оказаться здесь, ведь только-только мужчина видел его сидящим на грибе? Старый гоблин улыбался, а теплые и мудрые глаза его отражали пестрые огоньки.
— Вы общались с Грибницей? – спросил Писатель.
— Конечно. Она говорит со всеми. И с тобой.
— Посредством песни?
— Не только. Она всегда и везде. Когда ты говоришь с лесом - ты говоришь с ней, когда ты говоришь с грибами – ты говоришь с ней. И даже когда ты говоришь со своим внутренним голосом, ты тоже говоришь с ней. Наша сила в единстве с природой. Именно поэтому место гоблинов – здесь.
— Я… понимаю… - протянул Писатель, размышляя. – Кажется, понимаю…
Тут подбежала Сыроежка.
— А я тоже готовила песню! Ее и сочинять особо не пришлось. В день Грибницы вдохновение льется радужным дождем! Слушайте! Слушайте все!
И она весело стала напевать строчки, пришедшие ей в голову совсем недавно:
Мерцает ночь, повисли огоньки
На ветках сказочного леса.
Тепло душе и мысли так легки…
Лечу сквозь лес, грибов принцесса.
Дальше хором пропели все остальные участники веселья:
Радуйся, пой, грибной наш народ!
Радуйся славной Грибнице!
Тень у костра ведет хоровод
Смех озарил наши лица!
Сыроежка продолжала:
Навстречу мне мелодия спешит,
Объятая волшебной песней.
Из сонных троп наряд Грибницы сшит,
И каждый шаг все интересней.
И снова подхватил гул голосов:
Радуйся, пой, грибной наш народ!
Радуйся славной Грибнице!
Тень у костра ведет хоровод
Пляшут на ветках зарницы!
Следующие строчки гоблинша пела уже приплясывая:
Мы – дети леса, эта ночь для нас
Замрет цветным благословеньем.
С последней нотой улетит рассказ,
Подброшенный вверх вдохновеньем!
Припев запели так громко, так весело, что, наверное, его услышали даже на небе:
Радуйся пой, хмельной огонек!
Радуйся славной Грибнице!
Где явь, а где сон, нам невдомек -
Стерлась меж ними граница!
Где явь, а где сон, нам невдомек
Стерлась меж ними граница... –
Тихонько пропел про себя Писатель и хмыкнул. И ведь в самом деле. Явь ли это? А может, ему это только снится? Или, может, это сон Грибницы?
И, то ли показалось ему, то ли в самом деле над грибом, где недавно сидел Дед-Шаман, появились огромные и прекрасные глаза цвета червонного золота. Сперва они казались строгими, но затем, взгляд их смягчился и стал ласковым, в них зажегся шальной огонек. Завороженный Писатель смотрел на них и вдруг, отчетливо увидел, как эти глаза подмигнули! И такую легкость на душе почувствовал мужчина в этот момент, так воспарил его дух, что он понял: третьи врата пройдены…
Дым перед моими глазами развеялся. Я втянул носом воздух, открыл глаза и… не поверил. Так часто я видел перед собою этот пейзаж, чувствовал родной запах… но как только протягивал руку, чтобы коснуться, понимал, что это всего лишь сон. Я просыпался в своей унылой серой комнатушке, и такой же серый день возвещал о том, что мне снова надо идти в школу, терпеть там насмешки.
Но сейчас…
Я стоял, окутанный волшебным туманом. Вокруг меня дышал лес. А из-под земли поднималась песня. Волшебная, живительная. Песня мира, любви, и красоты. Она звучала у меня в ушах, усиленная эхом земли, воды и воздуха. Я так давно не слышал ее! Думал, что она для меня навсегда утеряна. Но сейчас она ласкала меня. И это был не сон.
Я дома!!!
Рядом тихонько вздохнули Мохнатый и Ешуранда.
— Клянусь Великой Морковкой! Здесь все такое… такое…
Заяц не смог подобрать нужное слово.
— Родное, - подсказал я.
Лес сверкал, словно перья невиданной Жар-птицы, о которой я читал в книге по мифологии. Никто не спал в этот ночной час. Тропинки были полны гуляющих. Их праздничные одежды сияли как и огоньки в воздухе.
Неужели я попал в самый разгар праздника Грибницы?
— До чего же здесь красиво! – не уставала восхищаться Ешуранда.
Музыка увлекла ее и прелестная цветочная нимфа закружилась в танце, присоединившись к группе гоблинов. При перемещении ветер распустил ее волосы и пушистым водопадом они теперь струились по плечам.
А я увидел знакомые лица.
— Шептун, Орешек, Ёлочка! – с радостным визгом бросился я к своим друзьям, которые, нарядные и праздничные, танцевали и пели.
Как только они меня увидели, завизжали не меньше моего.
— Трутовик! Трутовик! Трутовик! Ты вернулся!
— Не может быть!
— Грибница творит чудеса!
— А-а-а-а!!! Друзья-а-а! – завопил я. – Как я рад вас видеть!
Мы повалились на траву, стали кататься и обниматься. Со всех сторон подбегали знакомые. Они все были мне родные! Подобной радости я давно уже не испытывал. Прожив пять долгих лет среди людей, где я был чужим, и не было рядом друзей, которые могли бы вот так просто и искренне обнять меня… я ценил этот миг как самое дорогое, что может быть в жизни. Я разглядывал их так, словно видел впервые. Шептун – взрослый гоблин, улыбчивый, с грибами на лице и в темных волосах. Он обычно говорил тихо, почти шепотом. Орешек – веселый малый. Глаза его подвижные, задорные, кожа синяя-синяя, а соломенные волосы смешно растрепаны. Ёлочка – застенчивая зеленая гоблинша, чем-то похожая на меня. Когда-то она мне нравилась, а сейчас, глядя на нее, я и вовсе понял, что нет никого красивее, чем мы, гоблины. А ведь еще есть остальные! Краснонос, Василек, Соня, Медуница… Я обнимал их всех, трогал их лица, руки, дергал за волосы и кусал за уши, словно желая убедиться, что они все настоящие. Потом, восторженные, они подхватили меня на руки и начали подбрасывать в воздух. Я визжал, дергал руками-ногами и захлебывался от восторга.
Мерцающий тоже чувствовал себя как дома. Весело пища, он присоединился к другим блуждающим огонькам, порхавшим между веток, слился в их искристом танце. Ешуранда смеялась, осыпая всех лепестками роз. А мне не терпелось поскорее увидеть родных и сестру. Под аплодисменты и песни, гоблины меня повели к ним.
Зайчишка скакал вместе с компанией, которая вела Трутовика. От изумления он еще как только оказался здесь, выронил из лап троллью трубку, но даже не заметил этого. То, что предстало вокруг, раскрываясь перед его заячьим взором, было невероятно красивым зрелищем. Никогда еще ему не доводилось видеть подобное – а он, надо сказать, на своем коротком веку многое уже повидал.
Бесконечное множество звуков и красок окутало лес. Со всех сторон летели песни, вливаясь в одну – главную мелодию торжества, в унисон которой дышал весь лес. Мохнатый не знал, кто она такая, эта Грибница, но при звуках ее песни понимал, что проникается ею все больше и больше. Кем бы она ни была, зайчишка понял, что уже любит ее. Как любит воздух, лес, свежую травку и морковку.
Существа, населяющие лес, были необычайно веселы и нарядны. И эти грибные фонарики, которые они несли, так подходили им! Заяц настолько увлекся созерцанием, что не заметил, как чуть отстал от процессии. Впрочем, он мог не бояться заблудиться, ведь праздник был всюду, а многочисленные огоньки освещали каждую тропинку этого чудесного леса.
Вдруг десяток сияющих огоньков заплясали вокруг него. Заяц любопытно остановился. Вскоре он понял, что огоньки – это смешные маленькие грибочки, которые прыгали в траве вокруг него, хихикали и светились желтыми, красными, голубыми, фиолетовыми огоньками.
— Привет, заяц! – звоном колокольчиков продребезжали они.
— Потанцуй с нами!
— Ох, я не умею! - смущенно захихикал Мохнатый, обнажив два передних зуба.
— Не стесняйся!– простодушно советовали грибочки.
— Пляши с нами и не думай ни о чем!
Они закружились хороводом вокруг зайца. Тот засмеялся, стал на задние лапки и принялся выделывать ими смешные движения, размахивая при этом передними. Грибочки одобрительно пискнули.
— А говорил, не умеешь!
— Пойдем с нами! – вдруг хитро замигали они.
— Мы тебе что-то покажем!
Разомкнув хоровод, грибочки выстроились в ряд и, загадочно мигая, гуськом устремились к одной из тропинок – узенькой, уводящей глубже в лес. Любопытный Мохнатый, конечно же, последовал за ними.
Шли они, шли, а вокруг шумел праздник, переливались огни, шелестели толпы нарядно одетых гуляющих, долетали припевы песен. Но вскоре грибочки увели зайца куда-то, куда почти не проникало сияние огоньков, а звуки слышались приглушенно. Кроме песни Грибницы, конечно. Она звучала всюду, исходя, казалось, из головы Мохнатого.
Но вдруг грибочки исчезли. Озадаченный зверек остановился. Он стоял перед плотным заслоном из кустов малины. Пока он раздумывал, куда же подевались его проводники, из-за листьев куста выглянул желтый грибочек и, нетерпеливо прыгая, шепнул:
— Ну, чего ты стал? Пробирайся сюда, к нам!
И заяц, осторожно раздвинув передними лапками ветки, протиснулся меж ними. Но то, что он увидел, заставило его изумленно попятиться и сесть на задние лапки.
Здесь было темно, и только льющееся неизвестно откуда голубоватое сияние позволяло разглядеть, что заяц находился на берегу узкого лесного ручья. Оба берега были устланы шелковой темно-зеленой травкой, которая приятно ласкала лапки. С противоположного берега, который был чуть выше, почти бесшумно стекала вниз хрустальная лента небольшого водопада. Выше виднелись могучие стволы деревьев. И такой завораживающей была картина, что Мохнатый продолжал сидеть на задних лапках, сверкая белыми передними зубами.
— Сюда! Смотри сюда! – услышал он призыв грибочков.
Повернув голову, зайчишка увидел то, на что указывали его маленькие друзья. Почти рядом с ним на берегу лежал камень. А на нем различались удивительные предметы. Книга, сверху которой в серебристом подсвечнике стояла свеча… но это была не обычная свеча! Ее трепещущее пламя сияло нежно-голубым светом! И тогда заяц понял, откуда на полянке лилось свечение…
Рядом с книгой и свечой лежала красивая серебристая кисточка, а слева от нее – два хрустальных сосуда с чем-то переливчатым, серебристо-голубым, похожим на воду в ручье, только чуть ярче. Зоркие глаза зайца также различили разбросанные вокруг книги сверкающие камешки, цветом, как и пламя свечи, – нежно-голубым. Они очень напоминали затвердевшие капли воды. Потом заяц повернул голову и увидел слева от себя, стоящий прямо в воде, красивый сундук. Крышка его была открыта, выставляя на обозрение содержимое – такие же застывшие капельки, как и те, что были разбросаны на камне. Сундук был набит ими доверху.
Тем временем, грибочки подтолкнули зайца к книге.
— Возьми ее и открой! – затараторили они.
— На любой странице!
— А затем откупорь пузырек с чернилами, обмакни в него кисточку и напиши!
— Напиши первые пять слов, что придут тебе в голову!
— И… что будет? – недоверчиво спросил Мохнатый.
Грибочки многозначительно замигали.
— Увидишь! Это – праздничная ночь. Волшебная ночь! Значит, будет что-то очень волшебное!
— Ну же! Скорее!
Тогда заяц подошел к камню, взял свечу с книги и отставил ее. При этом не удержался, чтобы не попробовать лапкой загадочное пламя – жжет ли оно? Как оказалось, нет. Оно лишь обдало лапку приятным теплом. После этого Мохнатый раскрыл книгу на случайной странице. Он увидел слева рисунок, изображающий свечу, почти такую же как и та, что стояла на камне, только пламя ее было сиреневым. А правая страница была исписана причудливым почерком с завитушками, но буквы были зайцу не знакомы.
— Пиши под картинкой! – велели грибочки.
Заяц взял кисточку, пузырек с серебристо-голубыми чернилами, открыл хрустальную крышечку, боязливо понюхал – пахло свежестью и вереском. Обмакнул кисть и, задумавшись на миг, стал писать. Он был образованным зайцем, поэтому читать и писать умел. Первые пять слов, что пришли Мохнатому на ум, были: мох, морковка, листья, пряности, ветер.
Почерк заячий был не самым красивым. Но чернила нежного цвета так переливались, что буковки вышли сияющими как звезды. Некоторое время заяц любовался своим творением, как вдруг, в нос ему ударил аромат пряностей, затем чей-то веселый смех отдался в ушах. В тот же миг выведенные им буквы вспыхнули голубоватым огнем. Заяц чихнул, зажмурился и… исчез. На полянке остались только весело кружащиеся грибочки и торжественная песнь Грибницы.
Глава 17 - Приключения зайца
Праздничная ночь была в самом разгаре. Сыроежка и ее друзья наплясались до головокружения, наелись орехового супа, грибного пирога и напились уксусу да охлажденного отвара из бледных поганок.
