- Скажите правду. Вы меня разлюбили. И теперь безжалостно бьёте в моё страдающее сердце.
- Ах, нет!
- Ну что же. Пусть я паду ещё одной жертвой неразделённой любви. Сколько уже было до меня! И сколько будет после. А вам я пожелаю всего доброго. Живите, будьте счастливы. И как можно раньше забудьте человека, которого вы погубили.
- Дмитрий Сергеевич, вы не поняли. Я не передумала. Я согласна. Просто... мне страшно.
- Ну что вы, душа моя. Вам нечего бояться. А, впрочем, такого рода страх естественен для девушек. Не бойтесь. Увидите, как будет весело. Мы с вами помчимся в счастливое будущее. Вместе. Рука об руку. И преодолеем все трудности и преграды. Нет причин для страха, поверьте мне.
Но Соня никак не могла поверить. Но и от слова своего отступиться уже не могла.
Ванятка побежал прямиком к барской усадьбе. Хотелось поскорее рассказать сестре об услышанном. А то неизвестно, когда следующий раз увидит Ерину. Может, только после сенокоса. А на языке нетерпеливо вертелись новости.
Час был неурочный, пришлось выглядывать сестру на хозяйском дворе. Сидя на корточках у стены какого-то сарая, он ждал, настороженно посматривая по сторонам и готовый в любой момент рвануть за угол сарая, если в поле зрения появится управляющий. Но Лютого не было видно.
Вскоре и барыня куда-то уехала с помещиками. Ванятка обрадовался такому своему везению - значит, сестра теперь свободна.
Между тем, Лютый его заметил. Заиграл гневно желваками.
Снова этот паршивец подпирает сарай. Волна раздражения привычно прокатилась по телу и сжала кулаки. Подойти бы сейчас к нахалюге и размазать об стенку, чтобы знал, как ошиваться там, где не положено. Но нет. Усилием воли он остался на месте. В это раз будет умнее. Надо посмотреть, что этому змеёнышу здесь нужно.
Немного погодя Ерина прошла мимо, едва заметно кивнула головой пацану и скрылась в людской.
Змеёныш тут же шмыгнул в овин.
Это уже стало совсем интересно. Что он там забыл? Но Лютый опять не стал спешить.
Вскоре в овин пошла и Ерина.
А вот теперь пора.
Андрей лишь в последнее мгновение заметил Лютого. В том, что он пошёл в сарай, не было ничего необычного. На то он и управляющий, чтобы везде совать свой нос. Но Андрей на всякий случай решил перестраховаться, пошёл следом.
Глаза его долго привыкали к темноте. Он смотрел вокруг и не видел Лютого. А потом страшная догадка осенила. Раз управляющего не видно в длинном, но пустом сарае, значит он в том закутке, который скрывал Еринин тайный выход.
Бесшумными шагами он почти побежал туда.
Лютый. Прижался к стенке ухом, слушает. Неужто там Ерина с братом? Сердце Андрея дрогнуло от страха.
- Митрий Степаныч, - завопил Андрей изо всей моченьки, стараясь свой вопль сделать максимально естественным.
Лютый от неожиданности почти подпрыгнул.
- А я вас везде ищу!
Управляющий в бешенстве подошёл к парню. Андрей видел, как он едва сдерживается, чтобы не звездануть его кулаком в ухо.
- Что надо? - сдержался всё-таки.
- Дак, говорю, распрягать мне Чалого, или ещё куда поедем?
- Ты что, дурак? День на дворе. Какой распрягать?
- А-а, ну тогда понял.
Повернулся. Пошёл.
Управляющий стал ладонями толкать доски в стене. Так и есть, одна поддалась. Он выглянул из образовавшейся дыры, но с той стороны уже никого не было.
Посмотрел тяжёлым взглядом в сторону двери, из которой только что вышел конюх:
- Да не такой уж ты дурак... Это похоже вы меня за дурака держите...
- Я дам вам адрес больницы. Ложится туда необязательно. Если достаточно заплатить, врач сам будет приходить. Вы сможете жить в нашей московской квартире.
Владимир Осипович наконец перестал кричать и топать ногами. Сидел, насупившись, хмуро слушал.
- В этой больнице вам не нужно называть себя. Я приходила туда в маске.
Ольга старалась не проявлять гнев. Страшно вспомнить свой поход в эту больницу. Свой позор.
Но Владимир Осипович всё ещё не мог решиться.
- Потом... Осенью. У меня сейчас много дел.
- Знаю, что у вас много дел, но все их нужно отложить. Глафира Никитична...
- Только вот тётушку не надо поминать. Она тут совсем ни при чём.
- Конечно! Она не должна ничего узнать. Скажем, что вы поехали... Что мы ей скажем?
- Откуда мне знать? Сами придумывайте.
- Хорошо, я придумаю, а пока прикажу собирать ваши вещи.
- Сейчас?
- Думаю, завтра. Что скажете?
- Послезавтра.
- Это вы правильно решили. Не надо надолго затягивать. Чем раньше начнётся лечение, тем быстрее наступит выздоровление.
Ольга вышла из душной, как ей казалось, комнаты. Скорее в сад. Пока её удар не хватил. Там, на свежем воздухе, она успокоится и сможет действовать далее. Она молодец! Сделала самое трудное - сдвинула с насиженного тёплого местечка своего муженька.
А чтобы он её не обманул и действительно пошёл в больницу, она неустанно, во всех подробностях описывала все ужасы прилипчатой болезни. И Владимир Осипович ей верил, потому что не такой он слабоумный, как ей иногда казалось.
Ступая по парковым дорожкам, Ольга замедляла шаги, иногда совсем останавливалась, задумчиво разглядывая цветы и листья.
Лето стремительно проносилось. Вот уже и вторая половина. И под ноги нередко летел с дерева жёлтый лист, как грустное напоминание о том, что всё заканчивается.
В конце аллеи заметила сестру. Обрадовалась. Совсем её забросила. А Сонечка последнее время всё больше грустит. Скучно ей без подружки.
- Что скажешь, дорогая? - Ольга с улыбкой кивнула на родные просторы.
- Изменились, - Соня улыбнулась в ответ. - Когда мы с маменькой здесь гуляли, всё только начинало зеленеть. Но всё равно, вид прекрасен.
- Это ты ещё осень нашу не видела. Вот уж чудо оранжевое.
«Осень... Где я буду осенью?», - Соня опустила взгляд, не желая показывать сестре свою боль.
Но Ольга поняла по-своему. Она села рядом, взяла Соню за руку:
- Не грусти. У тебя вся жизнь впереди. И я тебе раскрою маленький секрет женского счастья, о котором раньше не знала. Главное, по жизни идти рядом с добрым, умным, порядочным человеком. Мужем.
Ольга не стала уточнять, что секрет этот она знает немного не с той стороны. Она поняла, что причиной женского несчастья - глупый, порочный спутник, от которого невозможно уйти, потому что он - муж.
Соня встрепенулась. Может, всё рассказать сестре? На мгновение она испытала невероятное облегчение. Сестра поможет её распутаться.
Девушка уже повернулась, чтобы начать рассказ. Но...
Какая у Ольги образовалась скорбная складочка в уголках губ. Когда она успела появиться? И в глазах уже нет того озорного огонька, какой Соня помнила с детства. Ольге тоже нелегко. И вряд ли этот её секрет женского счастья открылся ей вовремя. Наверное, она тоже опоздала.
И потом, что Ольга сможет сделать? Это она дала слово, а теперь пути назад нет. И нечего эту тяжесть перекладывать на чужие плечи.
Сонина, на несколько секунд поднятая головка, вновь опустилась.
Поздно вечером в избу Несупы постучали. Старик открыл дверь, посветил лучиной, разглядывая гостя. Разглядел. Опустил свет, распахнул дверь шире:
- Заходи, Матвей, - повернулся в хату.
Гость пошёл за ним.
- Ну садись за стол. А то, может, что перекусил бы?
- Не, не хочу.
- Ты из деревни?
- С покоса.
- Ну, значит, перекусим. У меня каша осталась. Дети не доели, - Несупа кивнул в сторону печи. Там было тихо. Дети, видать, уснули.
Матвей только сейчас их вспомнил. Маленькие тогда были, бегали по избе, смеялись. К нему подходили, рассматривали любопытными глазёнками. Девочка гладила по голове - жалела. Мальчик жался к стене - стеснялся. Или боялся.
- Помню их... Детей.
Несупа вытащил из печи котелок, поставил прямо на деревянный стол, не утруждая себя и стол скатертью, нарезал большими кусками хлеб, положил к котлу две ложки.
- Что ещё помнишь? - продолжил Несупа разговор, усаживаясь напротив гостя.
Матвей тихим голосом рассказал о преступлении, которое совершилось на его глазах.
- Это ты меня тогда спас?
- Когда в озере чуть не потонул?
- Да.
- Ты и вправду чуть не потонул. Не всегда люди выживают после такого. Я чуток знаю, что делать в таком случае. Но когда ты очухался, всё равно до конца не пришёл в себя. Я боялся, что таким на всю жизнь останешься. А вот, ошибся.
- Тот, длинный, приказал мне всё забыть. Сказал, что иначе убьёт. Это последнее, что помню перед тем, как он толкнул меня в воду...
- Ну вот. Получается, десять лет его приказ выполнял. Хватит уже. Давай, бери ложку.
Несколько минут молча скребли в котелке. Старик изредка бросал быстрые внимательные взгляды на парня. Тот ничего не замечал. Мысли его витали в прошлом.
«Ишь ты, не хочу! Вон как проголодался. На жаре, небось, намахался косой. Да ещё столько вёрст протопал после работы. Пущай ест на здоровье», - сам старик тоже старательно носил ложку от котелка ко рту. Только была она полупустой. Несупа недавно уже вечерял.
- Хотя, не последнее, - продолжил Матвей. - Я ещё помню, как силы заканчивались. Одежда тянула на дно, а в нос и рот заливалась вода...
Парень отложил ложку.
- А потом... Получается целых десять лет, прошли как один день... Мало что было у меня за эти десять лет. Так, что-то смутное виделось. Помню Дуняшу...
Несупа едва сдержал улыбку.
- И тут недавно снова длинный. Тот разбойник... Что-то сказал... Но как будто я его появления все эти годы ждал... Чтобы он разрешил проснуться и заговорить... Это колдовство? Это он меня заколдовал?
- Я в колдовстве не разбираюсь.
Матвей удивлённо посмотрел на старика.
- Я - лекарь. Такую силу мне дала природа. А что с тобой было - точно сказать не могу. Но вот что думаю… То, что ты тогда увидел – разбой над живым человеком, не каждый выдержит. Длинный сказал своё слово, а слово большую власть может иметь. Потом - страшный испуг... А тут ещё и вода. Вот всё вместе намешалось.
Долго молчали, размышляли.
Наконец Несупа вздохнул:
- Ты радуйся, что проснулся. И начинай жить.
- А что с этим делать? - Матвей полез за пазуху. Вытащил узелок, положил на стол.
- Ну развязывай, - подбодрил Несупа, видя, что парень застыл в нерешительности.
Развязал. В неярком свете лучин блеснули драгоценными камнями женские украшения.
Посмотрели на них внимательным, но чуть отчуждённым взглядом.
- Спрячь пока. Куда ты их ещё можешь деть?
- Отец! Отец! - в ужасе вопила Маняшина мать, - она же брюхатая!
В её крике слышалась ликующая нотка. Словно, она в чём-то одержала победу над дочерью. Словно та нелюбовь, которой было переполнено её сердце, наконец нашла своё оправдание.
Мал-мала затихла на печи, переводя перепуганные глазёнки с матери на вновь провинившуюся старшую сестру. Опять что-то натворила. Дня не проходит, чтобы не обрушивались на неё материнские упрёки.
Отец поднял пьяную голову от груди:
- Принесла, значит... Шлюха! Опозорила на всю деревню, давай дальше позорь.
Но пьяные силы иссякли, и голова вновь упала на грудь.
- Вон из хаты, - закричала мать. От отца нынче мало помощи. Опять самой придётся всё делать. - Вон, лахудра, чтоб мои глаза тебя не видели... Тут этих как бы прокормить, а ещё ты со своим...
Мать привычно заплакала от жалости к себе.
«Пора... Значит, теперь».
Маняша уже несколько дней догадывалась, что ей надо уходить. Правда, всё надеялась на чудо. Но чуда не было.
Не может она остаться в доме, где столько невинных глаз. Не может и их подвергнуть опасности. Кто знает, как перекидывается дурная болезнь...
Девушка подошла к сундуку, открыла его.
Нютка бросилась с воплем, догадалась, что ещё немного - и не будет в её жизни старшей сестры.
Но Маняша уже несколько дней гонит Нютку от себя, не даёт прикоснуться - боится заразить. Вот и сейчас так же:
- Уйди, Нюта, не мешай мне. И не плачь. Ничего плохого со мной не случится. Пойду на заработки, принесу всем вкусных конфет. Помнишь, я такие приносила? А теперь вкуснее будут.
Но Нютка плакала:
- Не нужны нам конфе-еты! Не ходи никуда! Матушка, пусть Маняша не уходит!
- Пусть уматывает туда, где заполучила своего...
Маняша удивлялась, как её сердце выдерживало, позволяло произносить прощальные слова спокойным тоном и не разрывалось.
Долго стояла над раскрытым сундуком, не понимая, что ей надо. Наконец сообразила. Вытянула свою лучшую белую рубаху. На свадьбу готовила.
Мать увидела, вильнула глазами, закричала на мал-малу:
- А вы чего ревёте? Цыцьте!
Маняша вышла за дверь...
От церкви госпожа Гружева решила пройтись пешком - её усадьба была недалеко. Последнее время Глафира Никитична располнела, доктор посоветовал чаще выполнять такие вот прогулки. Варя, естественно, должна была её сопровождать.
Шли не торопясь. Помещица грузно налегала на Варину руку, переваливаясь на каждом шаге и тяжело дышала.
- Доброе утро, Глафира Никитична!
Госпожа Горобец со старшей дочерью. Гружева остановилась, обрадовавшись неожиданной передышке.
- А я вас в церкви увидела, хотела подойти, но народу сегодня много, не протолкнуться. Как ваше здоровье?
- Крикни Андрея - дальше поедем, - приказала Гружева своей крестнице и с приветливым выражением на лице повернулась к собеседнице.
Варя поздоровалась с Горобцами, получила новую порцию унижений, когда в ответ на приветствие блеснули высокомерием и насмешкой глаза, пошла к Андрею, который двигался чуть позади.
- Барыня! - навстречу дёрнулся незнакомый мальчуган.
Варя не успела вынуть из кармана грошик, думая, что обратились за милостыней. Но мальчуган сам что-то сунул в её руки.
- Вам письмо от Николая Кузьмича.
Мальчик быстро пошёл прочь. Варя в первую минуту растерялась. Никогда ещё не получала писем таким способом. Оглянулась на благодетельницу и её собеседниц.
Глафира Никитична что-то оживлённо и громко рассказывала старшей Горобец. Они не обратили никакого внимания на неё. А вот Маша встретила её перепуганный взгляд едва уловимой презрительной улыбкой и отвернулась. Она заметила.
Ну что же. Варя сунула письмо в тот самый карман к грошикам и пошла за Андреем.
Потянулся длинный бесконечный день. В своей комнате девушка оказалась не скоро. Глафира Никитична долго не отпускала Варю.
По возвращении в усадьбу старая помещица легла на диван, и Варя читала ей вслух вторую часть «Юности честное зерцало...». Правда, госпожа Гружева захрапела на третьей странице, но чтение от такого пустяка не должно было прерваться.
После сна помещица долго вкушала чаю. И за отсутствием гостей, Варя оказалась единственной слушательницей всего того, что приходило на ум Глафире Никитичне в этот праздный день по случаю воскресенья.
И только когда солнце стало клониться к закату, госпожа Гружева велела звать горничную и отослала Варю.
Как только девушка вошла в комнату и захлопнула за собой дверь, тут же полезла дрожащей от нетерпения рукой в карман. Всё это время она думала о письме, но о чём его содержание, не могла предположить. И вот сейчас она узнает:
«Варвара Сергеевна, прошу прощения за дерзость, с которой я решился послать Вам эту записку, но, возможно, Вам будет важно узнать следующее: сегодня я получил письмо от приятеля, о котором упоминал. Он уверяет, что господин Ливасов в настоящее время женат. Мой приятель лично знаком с его женой, некой Анной Ливасовой. Спешу сообщить Вам такие новости, желал бы знать, чем ещё могу помочь.
- Ах, нет!
- Ну что же. Пусть я паду ещё одной жертвой неразделённой любви. Сколько уже было до меня! И сколько будет после. А вам я пожелаю всего доброго. Живите, будьте счастливы. И как можно раньше забудьте человека, которого вы погубили.
- Дмитрий Сергеевич, вы не поняли. Я не передумала. Я согласна. Просто... мне страшно.
- Ну что вы, душа моя. Вам нечего бояться. А, впрочем, такого рода страх естественен для девушек. Не бойтесь. Увидите, как будет весело. Мы с вами помчимся в счастливое будущее. Вместе. Рука об руку. И преодолеем все трудности и преграды. Нет причин для страха, поверьте мне.
Но Соня никак не могла поверить. Но и от слова своего отступиться уже не могла.
Глава 88
Ванятка побежал прямиком к барской усадьбе. Хотелось поскорее рассказать сестре об услышанном. А то неизвестно, когда следующий раз увидит Ерину. Может, только после сенокоса. А на языке нетерпеливо вертелись новости.
Час был неурочный, пришлось выглядывать сестру на хозяйском дворе. Сидя на корточках у стены какого-то сарая, он ждал, настороженно посматривая по сторонам и готовый в любой момент рвануть за угол сарая, если в поле зрения появится управляющий. Но Лютого не было видно.
Вскоре и барыня куда-то уехала с помещиками. Ванятка обрадовался такому своему везению - значит, сестра теперь свободна.
Между тем, Лютый его заметил. Заиграл гневно желваками.
Снова этот паршивец подпирает сарай. Волна раздражения привычно прокатилась по телу и сжала кулаки. Подойти бы сейчас к нахалюге и размазать об стенку, чтобы знал, как ошиваться там, где не положено. Но нет. Усилием воли он остался на месте. В это раз будет умнее. Надо посмотреть, что этому змеёнышу здесь нужно.
Немного погодя Ерина прошла мимо, едва заметно кивнула головой пацану и скрылась в людской.
Змеёныш тут же шмыгнул в овин.
Это уже стало совсем интересно. Что он там забыл? Но Лютый опять не стал спешить.
Вскоре в овин пошла и Ерина.
А вот теперь пора.
Андрей лишь в последнее мгновение заметил Лютого. В том, что он пошёл в сарай, не было ничего необычного. На то он и управляющий, чтобы везде совать свой нос. Но Андрей на всякий случай решил перестраховаться, пошёл следом.
Глаза его долго привыкали к темноте. Он смотрел вокруг и не видел Лютого. А потом страшная догадка осенила. Раз управляющего не видно в длинном, но пустом сарае, значит он в том закутке, который скрывал Еринин тайный выход.
Бесшумными шагами он почти побежал туда.
Лютый. Прижался к стенке ухом, слушает. Неужто там Ерина с братом? Сердце Андрея дрогнуло от страха.
- Митрий Степаныч, - завопил Андрей изо всей моченьки, стараясь свой вопль сделать максимально естественным.
Лютый от неожиданности почти подпрыгнул.
- А я вас везде ищу!
Управляющий в бешенстве подошёл к парню. Андрей видел, как он едва сдерживается, чтобы не звездануть его кулаком в ухо.
- Что надо? - сдержался всё-таки.
- Дак, говорю, распрягать мне Чалого, или ещё куда поедем?
- Ты что, дурак? День на дворе. Какой распрягать?
- А-а, ну тогда понял.
Повернулся. Пошёл.
Управляющий стал ладонями толкать доски в стене. Так и есть, одна поддалась. Он выглянул из образовавшейся дыры, но с той стороны уже никого не было.
Посмотрел тяжёлым взглядом в сторону двери, из которой только что вышел конюх:
- Да не такой уж ты дурак... Это похоже вы меня за дурака держите...
Глава 89
- Я дам вам адрес больницы. Ложится туда необязательно. Если достаточно заплатить, врач сам будет приходить. Вы сможете жить в нашей московской квартире.
Владимир Осипович наконец перестал кричать и топать ногами. Сидел, насупившись, хмуро слушал.
- В этой больнице вам не нужно называть себя. Я приходила туда в маске.
Ольга старалась не проявлять гнев. Страшно вспомнить свой поход в эту больницу. Свой позор.
Но Владимир Осипович всё ещё не мог решиться.
- Потом... Осенью. У меня сейчас много дел.
- Знаю, что у вас много дел, но все их нужно отложить. Глафира Никитична...
- Только вот тётушку не надо поминать. Она тут совсем ни при чём.
- Конечно! Она не должна ничего узнать. Скажем, что вы поехали... Что мы ей скажем?
- Откуда мне знать? Сами придумывайте.
- Хорошо, я придумаю, а пока прикажу собирать ваши вещи.
- Сейчас?
- Думаю, завтра. Что скажете?
- Послезавтра.
- Это вы правильно решили. Не надо надолго затягивать. Чем раньше начнётся лечение, тем быстрее наступит выздоровление.
Ольга вышла из душной, как ей казалось, комнаты. Скорее в сад. Пока её удар не хватил. Там, на свежем воздухе, она успокоится и сможет действовать далее. Она молодец! Сделала самое трудное - сдвинула с насиженного тёплого местечка своего муженька.
А чтобы он её не обманул и действительно пошёл в больницу, она неустанно, во всех подробностях описывала все ужасы прилипчатой болезни. И Владимир Осипович ей верил, потому что не такой он слабоумный, как ей иногда казалось.
Ступая по парковым дорожкам, Ольга замедляла шаги, иногда совсем останавливалась, задумчиво разглядывая цветы и листья.
Лето стремительно проносилось. Вот уже и вторая половина. И под ноги нередко летел с дерева жёлтый лист, как грустное напоминание о том, что всё заканчивается.
В конце аллеи заметила сестру. Обрадовалась. Совсем её забросила. А Сонечка последнее время всё больше грустит. Скучно ей без подружки.
- Что скажешь, дорогая? - Ольга с улыбкой кивнула на родные просторы.
- Изменились, - Соня улыбнулась в ответ. - Когда мы с маменькой здесь гуляли, всё только начинало зеленеть. Но всё равно, вид прекрасен.
- Это ты ещё осень нашу не видела. Вот уж чудо оранжевое.
«Осень... Где я буду осенью?», - Соня опустила взгляд, не желая показывать сестре свою боль.
Но Ольга поняла по-своему. Она села рядом, взяла Соню за руку:
- Не грусти. У тебя вся жизнь впереди. И я тебе раскрою маленький секрет женского счастья, о котором раньше не знала. Главное, по жизни идти рядом с добрым, умным, порядочным человеком. Мужем.
Ольга не стала уточнять, что секрет этот она знает немного не с той стороны. Она поняла, что причиной женского несчастья - глупый, порочный спутник, от которого невозможно уйти, потому что он - муж.
Соня встрепенулась. Может, всё рассказать сестре? На мгновение она испытала невероятное облегчение. Сестра поможет её распутаться.
Девушка уже повернулась, чтобы начать рассказ. Но...
Какая у Ольги образовалась скорбная складочка в уголках губ. Когда она успела появиться? И в глазах уже нет того озорного огонька, какой Соня помнила с детства. Ольге тоже нелегко. И вряд ли этот её секрет женского счастья открылся ей вовремя. Наверное, она тоже опоздала.
И потом, что Ольга сможет сделать? Это она дала слово, а теперь пути назад нет. И нечего эту тяжесть перекладывать на чужие плечи.
Сонина, на несколько секунд поднятая головка, вновь опустилась.
Глава 90
Поздно вечером в избу Несупы постучали. Старик открыл дверь, посветил лучиной, разглядывая гостя. Разглядел. Опустил свет, распахнул дверь шире:
- Заходи, Матвей, - повернулся в хату.
Гость пошёл за ним.
- Ну садись за стол. А то, может, что перекусил бы?
- Не, не хочу.
- Ты из деревни?
- С покоса.
- Ну, значит, перекусим. У меня каша осталась. Дети не доели, - Несупа кивнул в сторону печи. Там было тихо. Дети, видать, уснули.
Матвей только сейчас их вспомнил. Маленькие тогда были, бегали по избе, смеялись. К нему подходили, рассматривали любопытными глазёнками. Девочка гладила по голове - жалела. Мальчик жался к стене - стеснялся. Или боялся.
- Помню их... Детей.
Несупа вытащил из печи котелок, поставил прямо на деревянный стол, не утруждая себя и стол скатертью, нарезал большими кусками хлеб, положил к котлу две ложки.
- Что ещё помнишь? - продолжил Несупа разговор, усаживаясь напротив гостя.
Матвей тихим голосом рассказал о преступлении, которое совершилось на его глазах.
- Это ты меня тогда спас?
- Когда в озере чуть не потонул?
- Да.
- Ты и вправду чуть не потонул. Не всегда люди выживают после такого. Я чуток знаю, что делать в таком случае. Но когда ты очухался, всё равно до конца не пришёл в себя. Я боялся, что таким на всю жизнь останешься. А вот, ошибся.
- Тот, длинный, приказал мне всё забыть. Сказал, что иначе убьёт. Это последнее, что помню перед тем, как он толкнул меня в воду...
- Ну вот. Получается, десять лет его приказ выполнял. Хватит уже. Давай, бери ложку.
Несколько минут молча скребли в котелке. Старик изредка бросал быстрые внимательные взгляды на парня. Тот ничего не замечал. Мысли его витали в прошлом.
«Ишь ты, не хочу! Вон как проголодался. На жаре, небось, намахался косой. Да ещё столько вёрст протопал после работы. Пущай ест на здоровье», - сам старик тоже старательно носил ложку от котелка ко рту. Только была она полупустой. Несупа недавно уже вечерял.
- Хотя, не последнее, - продолжил Матвей. - Я ещё помню, как силы заканчивались. Одежда тянула на дно, а в нос и рот заливалась вода...
Парень отложил ложку.
- А потом... Получается целых десять лет, прошли как один день... Мало что было у меня за эти десять лет. Так, что-то смутное виделось. Помню Дуняшу...
Несупа едва сдержал улыбку.
- И тут недавно снова длинный. Тот разбойник... Что-то сказал... Но как будто я его появления все эти годы ждал... Чтобы он разрешил проснуться и заговорить... Это колдовство? Это он меня заколдовал?
- Я в колдовстве не разбираюсь.
Матвей удивлённо посмотрел на старика.
- Я - лекарь. Такую силу мне дала природа. А что с тобой было - точно сказать не могу. Но вот что думаю… То, что ты тогда увидел – разбой над живым человеком, не каждый выдержит. Длинный сказал своё слово, а слово большую власть может иметь. Потом - страшный испуг... А тут ещё и вода. Вот всё вместе намешалось.
Долго молчали, размышляли.
Наконец Несупа вздохнул:
- Ты радуйся, что проснулся. И начинай жить.
- А что с этим делать? - Матвей полез за пазуху. Вытащил узелок, положил на стол.
- Ну развязывай, - подбодрил Несупа, видя, что парень застыл в нерешительности.
Развязал. В неярком свете лучин блеснули драгоценными камнями женские украшения.
Посмотрели на них внимательным, но чуть отчуждённым взглядом.
- Спрячь пока. Куда ты их ещё можешь деть?
Глава 91
- Отец! Отец! - в ужасе вопила Маняшина мать, - она же брюхатая!
В её крике слышалась ликующая нотка. Словно, она в чём-то одержала победу над дочерью. Словно та нелюбовь, которой было переполнено её сердце, наконец нашла своё оправдание.
Мал-мала затихла на печи, переводя перепуганные глазёнки с матери на вновь провинившуюся старшую сестру. Опять что-то натворила. Дня не проходит, чтобы не обрушивались на неё материнские упрёки.
Отец поднял пьяную голову от груди:
- Принесла, значит... Шлюха! Опозорила на всю деревню, давай дальше позорь.
Но пьяные силы иссякли, и голова вновь упала на грудь.
- Вон из хаты, - закричала мать. От отца нынче мало помощи. Опять самой придётся всё делать. - Вон, лахудра, чтоб мои глаза тебя не видели... Тут этих как бы прокормить, а ещё ты со своим...
Мать привычно заплакала от жалости к себе.
«Пора... Значит, теперь».
Маняша уже несколько дней догадывалась, что ей надо уходить. Правда, всё надеялась на чудо. Но чуда не было.
Не может она остаться в доме, где столько невинных глаз. Не может и их подвергнуть опасности. Кто знает, как перекидывается дурная болезнь...
Девушка подошла к сундуку, открыла его.
Нютка бросилась с воплем, догадалась, что ещё немного - и не будет в её жизни старшей сестры.
Но Маняша уже несколько дней гонит Нютку от себя, не даёт прикоснуться - боится заразить. Вот и сейчас так же:
- Уйди, Нюта, не мешай мне. И не плачь. Ничего плохого со мной не случится. Пойду на заработки, принесу всем вкусных конфет. Помнишь, я такие приносила? А теперь вкуснее будут.
Но Нютка плакала:
- Не нужны нам конфе-еты! Не ходи никуда! Матушка, пусть Маняша не уходит!
- Пусть уматывает туда, где заполучила своего...
Маняша удивлялась, как её сердце выдерживало, позволяло произносить прощальные слова спокойным тоном и не разрывалось.
Долго стояла над раскрытым сундуком, не понимая, что ей надо. Наконец сообразила. Вытянула свою лучшую белую рубаху. На свадьбу готовила.
Мать увидела, вильнула глазами, закричала на мал-малу:
- А вы чего ревёте? Цыцьте!
Маняша вышла за дверь...
Глава 92
От церкви госпожа Гружева решила пройтись пешком - её усадьба была недалеко. Последнее время Глафира Никитична располнела, доктор посоветовал чаще выполнять такие вот прогулки. Варя, естественно, должна была её сопровождать.
Шли не торопясь. Помещица грузно налегала на Варину руку, переваливаясь на каждом шаге и тяжело дышала.
- Доброе утро, Глафира Никитична!
Госпожа Горобец со старшей дочерью. Гружева остановилась, обрадовавшись неожиданной передышке.
- А я вас в церкви увидела, хотела подойти, но народу сегодня много, не протолкнуться. Как ваше здоровье?
- Крикни Андрея - дальше поедем, - приказала Гружева своей крестнице и с приветливым выражением на лице повернулась к собеседнице.
Варя поздоровалась с Горобцами, получила новую порцию унижений, когда в ответ на приветствие блеснули высокомерием и насмешкой глаза, пошла к Андрею, который двигался чуть позади.
- Барыня! - навстречу дёрнулся незнакомый мальчуган.
Варя не успела вынуть из кармана грошик, думая, что обратились за милостыней. Но мальчуган сам что-то сунул в её руки.
- Вам письмо от Николая Кузьмича.
Мальчик быстро пошёл прочь. Варя в первую минуту растерялась. Никогда ещё не получала писем таким способом. Оглянулась на благодетельницу и её собеседниц.
Глафира Никитична что-то оживлённо и громко рассказывала старшей Горобец. Они не обратили никакого внимания на неё. А вот Маша встретила её перепуганный взгляд едва уловимой презрительной улыбкой и отвернулась. Она заметила.
Ну что же. Варя сунула письмо в тот самый карман к грошикам и пошла за Андреем.
Потянулся длинный бесконечный день. В своей комнате девушка оказалась не скоро. Глафира Никитична долго не отпускала Варю.
По возвращении в усадьбу старая помещица легла на диван, и Варя читала ей вслух вторую часть «Юности честное зерцало...». Правда, госпожа Гружева захрапела на третьей странице, но чтение от такого пустяка не должно было прерваться.
После сна помещица долго вкушала чаю. И за отсутствием гостей, Варя оказалась единственной слушательницей всего того, что приходило на ум Глафире Никитичне в этот праздный день по случаю воскресенья.
И только когда солнце стало клониться к закату, госпожа Гружева велела звать горничную и отослала Варю.
Как только девушка вошла в комнату и захлопнула за собой дверь, тут же полезла дрожащей от нетерпения рукой в карман. Всё это время она думала о письме, но о чём его содержание, не могла предположить. И вот сейчас она узнает:
«Варвара Сергеевна, прошу прощения за дерзость, с которой я решился послать Вам эту записку, но, возможно, Вам будет важно узнать следующее: сегодня я получил письмо от приятеля, о котором упоминал. Он уверяет, что господин Ливасов в настоящее время женат. Мой приятель лично знаком с его женой, некой Анной Ливасовой. Спешу сообщить Вам такие новости, желал бы знать, чем ещё могу помочь.
