- Тебя тревожит ритуал, видящая, – сказала старуха, когда я торопливо допила свою порцию, давясь шадром под её пристальным взглядом. - И твоими предчувствиями нельзя пренебрегать. Вот, возьми.
Она протянула мне кулон на тонкой золотой цепочке. Я узнала изящное крыло бабочки, вырезанное из прозрачного, сверкающего в солнечных лучах камня. Это был тот самый кулон, что она на моих глазах отняла у провинившейся внучки.
Я бережно приняла у неё из рук украшение и залюбовалась им.
- Этот амулет прогоняет тревоги и страхи, - сказала Тамина.
- Боюсь, что это не для меня, - задумчиво сказала я, сопротивляясь искушению оставить кулон себе. – Мои тревоги и страхи - не порождения фантазии, а предупреждения. Он может помешать предвидению.
Я попыталась вернуть амулет Тамине, но старуха отказалась.
- Этот амулет не только прогоняет тревоги, но и оберегает свою хозяйку. По легенде он некогда принадлежал самой Малике.
Я с любопытством посмотрела на кулон. Неужели он и вправду принадлежал ещё легендарной жрице Прежних?!
- Тебя никто не заставляет носить его постоянно, - продолжала настаивать шекленка, - но во время ритуала он может тебе пригодиться.
И я сдалась.
- Благодарю, почтенная Тамина, - сказала я. – Ваша щедрость не знает границ.
- Нет ничего дороже жизни дорогих людей, - ответила старуха.
Серо-зелёная пелена скорби затянула её вигор. И я смутилась, почувствовав, что разбередила какую-то из её старых ран.
Вернувшись из Тан-а-хата в свою комнату в Риденхоле я первым делом подошла к зеркалу. Не для того, чтобы полюбоваться собой,- в последние месяцы мне не доставляла удовольствия смотреть на зеркального двойника. Это «истинное» зеркало, подарок ард-Ридена, позволяло мне рассмотреть свой вигор. Но главное, оно позволяло мне различить едва заметную дымку формировавшегося вигора моей маленькой. Я всматривалась в эту дымку так же, как человеческие матери вглядываются в снимки УЗИ. И с нетерпением ждала того дня, когда вигор девочки станет заметней и заиграет цветами собственных эмоций.
Но до этого дня нам с ней надо ещё дожить. Я отошла от зеркала и опустилась в кресло, крутя в руках подарок Тамины. Крыло искрилось, переливалось, мерцало в солнечном свете – в Феррате солнце не такое яркое, как в Тан-а-хате, но даже здесь амулету хватало света, и отвести от него взгляд становилось всё труднее. Это он так борется с мом беспокойством? Я закрыла глаза и … провалилась в видение.
Пепельно-седые волосы, бывшие ещё недавно тёмно-русыми, в беспорядке рассыпаны по плечам. Грязные лохмотья, в которых сложно узнать перламутровую прелесть ламазаки, едва держатся на теле, похожем на обтянутый кожей скелет. Взгляд синих глаз полон отчаяния.
- Выбор был ошибкой, - кричит кому-то женщина. – Слышишь, выбор был ошибкой… Не повторяй…
Видение было прервано стуком в дверь. Мегрет. Удивительная у неё способность приходить не вовремя.
- Ваш полдник, Кая, - сухо доложила она, входя в комнату с подносом. И вигор её был залит серо-пурпурно-красной ненавистью.
Носатый и пузатый, большой керамический кувшин – крутые белые бока испятнаны огненными маками и лазурными васильками – был до краев наполнен молоком. В такой же маково-васильковой плошке белела пышная горка творога, щедро украшенная клубникой и голубикой в цвет росписи. Маленькие круглые булочки в плетёной корзинке источали умопомрачительный аромат. В большой плетёной корзине, радуя глаз вакханалией красок, лежали фрукты – от клубники и апельсинов до экзотических канги и арравы. А в хрустальном кувшине, высоком и узкогорлом, соблазнительно золотился мой любимый сок арравы.
Надо отдать должное Мегрет, полдник был накрыт превосходно и в полном соответствии с рекомендациями из Дома Целителей. Вот только есть мне ничего не хотелось. По крайней мере, ничего из лежащего на подносе.
И дело было не в аппетите, точнее его отсутствии. Мне до сих пор так и не удалось вернуться к своему «добеременному» весу. Тут я невольно улыбнулась, вспомнив разговор с молоденькой ученицей целительницы. Девушка, впервые допущенная к присутствию на осмотре пациентки, с важным видом спросила меня: «Сколько веса вы набрали за время беременности?». «Минус десять килограмм», - честно ответила я. И почти умилилась обиженном выражению, появившемуся на её лице. «Так не бывает!» - возмущённо воскликнула она. – «Вы должны были прибавить в весе!» И покраснела под строгим взглядом своей наставницы…
Да, я должна была, просто обязана была есть, есть ради моей маленькой и ради себя. Я попробовала понять, чего же мне хочется: солёных огурчиков или островато-сладких плодов каниги. Но поняла, что хочется мне только одного – узнать, всё ли в порядке с ард-Риденом? Тёплая волна прошла от амулета, подаренного Таминой. Словно кто-то ласково шепнул: «К чему тревожиться, если можно посмотреть?»
Я решительно отодвинула от себя поднос с полдником и достала волчок. Выпавший знак был прост: круг, символ воплощения. Я закрыла глаза и попыталась представить себе ард-Ридена, но вместо этого увидела другого мужчину. Холёное, гладко выбритое лицо показалось мне смутно знакомым. Я рассматривала высокий лоб, намекавший на будущую лысину; прямой, почти идеальный нос; большие, чуть выкаченные глаза и мешки под ними, скрыть которые не помогли ни косметика, ни магия; сытые щеки, гармонично сочетавшиеся с едва наметившимся вторым подбородком. Рассматривала и никак не могла вспомнить, где же его видела. Но тут взгляд мой наткнулся на изумрудный перстень с драконом, и я поняла, что передо мной Иден, сын Ридена. Для фера пятидесяти лет от роду выглядел он неважно.
Иден сидел за столом, мрачно глядя перед собой. Официант в белоснежном фартуке ловко расставлял на столе перед ним блюда и блюдца, тарелки и тарелочки с горячими и холодными закусками, но Иден не обращал внимания ни на официанта, ни на еду. Лишь когда на столе появился высокий хрустальный штоф, и официант, торжественно объявив: «Кутарка», на треть наполнил прозрачной жидкостью маленькую рюмку, мужчина кивнул и кинул официанту зелёную монетку. Официант поклонился и бесшумно ускользнул, не осмелившись потревожить клиента разговором. Зато другой клиент – я видела только спину высокого статного мужчины, но догадывалась, кто это мог быть – бесцеремонно подошёл и уселся за стол напротив Идена.
- А ты похож на своего деда, - заметил вошедший.
Иден посмотрел на нахального незнакомца с неприязненным удивлением.
- Вы меня с кем-то спутали, - процедил он сквозь зубы.
- Отнюдь, - незнакомец вздохнул. – Он выглядел примерно так, как ты сейчас, когда мы с ним пили на твоих похоронах.
- На моих похоронах? – Иден посмотрел на собеседника, как на сумасшедшего.
- Не веришь? – усмехнулся тот. – А ты съезди в Инрав, на кладбище. Там тебе покажут могилку пятидесятилетней давности.
Взгляд Идена потяжелел, а собеседник продолжал, как ни в чём не бывало:
- Её всем показывают, знаешь ли, ею гордятся. Иллюзию такого качества далеко не на каждом кладбище найдёшь: женщина с младенцем на руках, окутанная языками пламени. И подпись: Идену, сыну Ридена от безутешных отца и деда.
Рука Идена сжалась в кулак, лоб перечеркнули гневные морщины. Но незнакомец будто и не замечал ничего:
- Если б я тогда знал, что твоя мать попросту сбежала…
Иден стукнул кулаком по столу так, что блюдца и тарелочки задребезжали от страха, а стоявшая перед ним соусница, край которой он в ярости задел, выплеснула соус прямо на скатерть, заодно обрызгав и собеседников.
- Не смей так говорить о моей матери, - прорычал он.
- Как «так»? – удивился незнакомец.
- Будто она беглая содержанка! Она – праведница, томящаяся в застенках Феррата!
- Ну, если лучшую палату Дома Целителей считать застенками, - согласился незнакомец, - то ты, безусловно, прав. А насчёт всего остального… Думаю, будет лучше, если она тебе сама всё расскажет.
На этом видение оборвалось, оставив меня в полной уверенности, что за Ридена я могу не тревожиться – он сумеет подобрать ключик к сыну. И всё же тревога не отпускала меня – неясная, смутная…
Я снова посмотрела на поднос, принесённый Мегрет. Затем встала и подошла к столику, на котором стояла шкатулка с украшениями. С тех пор, когда я узнала о беременности, кольца мои прочно обосновались на её бархатном ложе – всякий знает, что будущей матери нельзя носить ни кольца, ни пояс. И доставала я их только по необходимости. Вот и сейчас я аккуратно достала подаренное Таминой колечко с восковым камнем, которое уже однажды спасло мою малышку, и вернулась к подносу с полдником.
Я не доверяла Мегрет, и потому проверяла принесённую ею еду каждый раз, но до сих пор ни в чём, кроме лёгкого пересола, экономка замечена не была. Однако сейчас, стоило мне поднести руку с кольцом к кувшину с молоком, как белый цветок стремительно пожелтел. Я отдёрнула руку – цветок вновь стал белым. Интересно! Я поднесла руку к плошке с творогом, и камень тут же пожелтел снова. Я проверила булочки, фрукты, сок – результат был всё тем же. Но чем же таким опасным решила меня поподчевать Мегрет?
Я запустила волчок, но бросок вышел неудачным. Волчок, даже не сделав попытку крутануться, решительно упал, показывая мне грань со знаком, напоминающим три языка пламени. Разрушение? Опасность?
Я закрыла глаза, и увидела… Странное дело, раньше видения никогда на повторялись, сейчас же перед моими глазами предстали обрывки прежних видений, только время в них замедлилось в сотни раз, словно по воле могущественного персипта.
Сначала я увидела женщину под чёрной вуалью, произносящую с ленивой небрежностью:
- Тогда, может, ты продашь мне что-нибудь другое. Например, вот это.
И сероватый камень яйцевидной формы с кулак. Поверхность его была бугристой, шишковатой, какой-то неряшливо-отталкивающей. Я попыталась рассмотреть его вигор – хотя какой вигор может быть у камня? И с удивлением обнаружила нечто блеклое, едва различимое, похожее на вигор впавшей в спячку лягушки…
Видение тут же сменилось другим. И я вновь увидела девушку с браслетом «пустышки» и её госпожу, самодовольно поглаживающую уже хорошо заметный животик. Но теперь я узнала и несчастную Тресу, и Мегрет, поглаживавшую нечто яйцеобразное, спрятанное в кармане передника.
Я вгляделась, пытаясь понять, есть ли у этого «нечто» вигорт. Но разглядеть не успела.
Меня выкинуло из видения, а от амулета потянуло холодком, который не успокаивал - усиливал мою тревогу. Откуда-то слева до меня донёсся непонятный шорох.
Я подняла голову, медленно обвела глазами комнату, и в дальнем углу за большим креслом – утром оно стояло у самого окна – даже не увидела, а почувствовала лёгкое движение.
Всё его тело было покрыто серыми чешуйками разных оттенков: от нежного предрассветного на коротковатом хвосте до сумеречно-грозотучевого на треугольной плоской голове, увенчанной подобием короны из чёрных шипов. За эту корону он и получил название «Царёк» или василиск.
Он выглядел почти так же устрашающе, как на рисунках, которые я видела когда-то. Вот только неизвестный художник, рисовавший чудовище со слов случайно уцелевшего свидетеля, изобразил его ростом почти с элефанта. А в реальности этот свирепый монстр, этот хладнокровный убийца, питающийся страхом своих жертв, оказался чуть больше «камня», заполученного Мегрет - размером едва ли с ладошку. Хотя от этого он не становился менее опасным.
Он серой тенью выскользнул из-под кресла, выбежал на середину комнаты и замер. По вигору василиска видно было, что он голоден. Очень голоден. Чёрные агаты маленьких глаз немигающе уставились на меня, и меня обдало волной леденящего ужаса. Я невольно попятилась в испуге, опрокинув по дороге тяжёлый деревянный стул.
Шаг, другой, третий… Я упёрлась спиной в прикроватный столик, едва не опрокинув и его. Прикроватный столик! Кольца! Кольцо Тамины – ключ к Тан-а-хат! Если я сумею дотянуться до него, то василиск меня уже не достанет.
Я дрожащей рукой, не отводя взгляда от незваного гостя, попыталась нащупать на столике шкатулку с кольцами. Но вместо лакированной прохлады шкатулки неожиданно наткнулась на что-то твёрдое. Анториновый оммак! Пальцы мои сжали статуэтку, а с губ сорвался горячечный шёпот: «Таар андао!» Размахнувшись, я швырнула фигурку кота в василиска.
Попасть в ящера, разумеется, не попала – меткостью я никогда не могла похвастаться. Но в том и не было нужды. Короткий приказ на языке Прежних «Действуй, страж» оживил статуэтку. И на пол перед василиском упала не каменная фигурка - разъярённый дикий кот. Пусть он и уступал размерами ящеру почти вдвое, исход схватки был предрешен заранее: пугающий взгляд и каменящий укус были бессильны перед ожившим камнем.
При виде оммака василиск встопорщил острые чешуйки, высоко приподнялся на лапках и начал надувать своё тело, увеличиваясь в размерах. Но кот не стал дожидаться, пока противник вырастет. С коротким рыком он подпрыгнул и, очутившись на спине ящера, вцепился ему в затылок. Чёрные шипы жалобно хрустнули под напором анториновых зубов, а василиск пронзительно взвыл. Он кружился на месте, пытаясь сбросить оммака, но тот крепко держался анториновыми когтями, продолжая зубами крушить броню василиска.
Ящер оглушительно заверещал. Раз, другой. И смолк, безжизненно распластавшись на полу. Вокруг его головы расплывалось тёмное пятно. А оммак, спрыгнув на пол, вновь застыл статуэткой.
Всё было кончено. Я медленно опустилась на пол, не найдя в себе сил дойти до кровати.
Сжав рукой подвеску в форме жёлудя, подаренную ард-Гельтом, я прошептала:
- Василиск мёртв. Я жива.
И бессильно уронила руку.
- Кая! – прозвучал встревоженный голос отца. – Кая! Я буду через минуту!
Но Риден успел раньше. Он ворвался в комнату, ворвался не чрез дверь – через стену, точнее, через потайную дверь, скрывавшуюся за наделиренным элефантом. Ворвался, сжимая в руке кристалл в чёрно-красной оправе боевого амулета.
- Что случилось, Кая? Кто кричал?!
У меня хватило сил только кивнуть головой:
- Там…
- Ящерка?!
Он повернулся, сделал шаг в сторону лежавшего на полу василиска и чуть не столкнулся с ард-Гельтом, выходящим из открывшегося в комнате портала. Отец бросился ко мне, подхватил с пола и перенёс на кровать. И только потом повернулся к ард-Ридену.
- Ты поклялся, что твоё проклятие её не коснётся, - холодно сказал он.
Риден ничего не ответил. Зато ответила я, ответила чуть слышно:
- Да не было никакого проклятия. Была женщина, влюблённая до безумия. Точнее, сперва влюблённая, потом безумная.
И замолчала. Сил говорить не было. Осознание произошедшего накрыло с головой, отчего во рту пересохло, а тело начала бить крупная дрожь. Унять её помогли волны тепла, хлынувшие от амулета Тамины, и ласково поглаживающая по голове рука отца. Он обнял меня и принялся нашёптывать, успокаивая-убаюкивая, словно маленького ребёнка:
- Всё хорошо, девочка моя, всё хорошо. Сейчас ты отдохнёшь, и я заберу тебя отсюда. У меня ты будешь в безопасности…
Ард-Риден нахмурился. И позвал:
- Мегрет!
Она тут же появилась в комнате, как будто ждала под дверью. Хотя почему «как будто»? Наверняка ждала. С огромным нетерпением. Но не знай я этого, не умей читать эмоции по вигору, я ни за что не догадалась бы. Лицо её было, как обычно, невозмутимо.
Она протянула мне кулон на тонкой золотой цепочке. Я узнала изящное крыло бабочки, вырезанное из прозрачного, сверкающего в солнечных лучах камня. Это был тот самый кулон, что она на моих глазах отняла у провинившейся внучки.
Я бережно приняла у неё из рук украшение и залюбовалась им.
- Этот амулет прогоняет тревоги и страхи, - сказала Тамина.
- Боюсь, что это не для меня, - задумчиво сказала я, сопротивляясь искушению оставить кулон себе. – Мои тревоги и страхи - не порождения фантазии, а предупреждения. Он может помешать предвидению.
Я попыталась вернуть амулет Тамине, но старуха отказалась.
- Этот амулет не только прогоняет тревоги, но и оберегает свою хозяйку. По легенде он некогда принадлежал самой Малике.
Я с любопытством посмотрела на кулон. Неужели он и вправду принадлежал ещё легендарной жрице Прежних?!
- Тебя никто не заставляет носить его постоянно, - продолжала настаивать шекленка, - но во время ритуала он может тебе пригодиться.
И я сдалась.
- Благодарю, почтенная Тамина, - сказала я. – Ваша щедрость не знает границ.
- Нет ничего дороже жизни дорогих людей, - ответила старуха.
Серо-зелёная пелена скорби затянула её вигор. И я смутилась, почувствовав, что разбередила какую-то из её старых ран.
Вернувшись из Тан-а-хата в свою комнату в Риденхоле я первым делом подошла к зеркалу. Не для того, чтобы полюбоваться собой,- в последние месяцы мне не доставляла удовольствия смотреть на зеркального двойника. Это «истинное» зеркало, подарок ард-Ридена, позволяло мне рассмотреть свой вигор. Но главное, оно позволяло мне различить едва заметную дымку формировавшегося вигора моей маленькой. Я всматривалась в эту дымку так же, как человеческие матери вглядываются в снимки УЗИ. И с нетерпением ждала того дня, когда вигор девочки станет заметней и заиграет цветами собственных эмоций.
Но до этого дня нам с ней надо ещё дожить. Я отошла от зеркала и опустилась в кресло, крутя в руках подарок Тамины. Крыло искрилось, переливалось, мерцало в солнечном свете – в Феррате солнце не такое яркое, как в Тан-а-хате, но даже здесь амулету хватало света, и отвести от него взгляд становилось всё труднее. Это он так борется с мом беспокойством? Я закрыла глаза и … провалилась в видение.
Пепельно-седые волосы, бывшие ещё недавно тёмно-русыми, в беспорядке рассыпаны по плечам. Грязные лохмотья, в которых сложно узнать перламутровую прелесть ламазаки, едва держатся на теле, похожем на обтянутый кожей скелет. Взгляд синих глаз полон отчаяния.
- Выбор был ошибкой, - кричит кому-то женщина. – Слышишь, выбор был ошибкой… Не повторяй…
Видение было прервано стуком в дверь. Мегрет. Удивительная у неё способность приходить не вовремя.
- Ваш полдник, Кая, - сухо доложила она, входя в комнату с подносом. И вигор её был залит серо-пурпурно-красной ненавистью.
Глава 15
Носатый и пузатый, большой керамический кувшин – крутые белые бока испятнаны огненными маками и лазурными васильками – был до краев наполнен молоком. В такой же маково-васильковой плошке белела пышная горка творога, щедро украшенная клубникой и голубикой в цвет росписи. Маленькие круглые булочки в плетёной корзинке источали умопомрачительный аромат. В большой плетёной корзине, радуя глаз вакханалией красок, лежали фрукты – от клубники и апельсинов до экзотических канги и арравы. А в хрустальном кувшине, высоком и узкогорлом, соблазнительно золотился мой любимый сок арравы.
Надо отдать должное Мегрет, полдник был накрыт превосходно и в полном соответствии с рекомендациями из Дома Целителей. Вот только есть мне ничего не хотелось. По крайней мере, ничего из лежащего на подносе.
И дело было не в аппетите, точнее его отсутствии. Мне до сих пор так и не удалось вернуться к своему «добеременному» весу. Тут я невольно улыбнулась, вспомнив разговор с молоденькой ученицей целительницы. Девушка, впервые допущенная к присутствию на осмотре пациентки, с важным видом спросила меня: «Сколько веса вы набрали за время беременности?». «Минус десять килограмм», - честно ответила я. И почти умилилась обиженном выражению, появившемуся на её лице. «Так не бывает!» - возмущённо воскликнула она. – «Вы должны были прибавить в весе!» И покраснела под строгим взглядом своей наставницы…
Да, я должна была, просто обязана была есть, есть ради моей маленькой и ради себя. Я попробовала понять, чего же мне хочется: солёных огурчиков или островато-сладких плодов каниги. Но поняла, что хочется мне только одного – узнать, всё ли в порядке с ард-Риденом? Тёплая волна прошла от амулета, подаренного Таминой. Словно кто-то ласково шепнул: «К чему тревожиться, если можно посмотреть?»
Я решительно отодвинула от себя поднос с полдником и достала волчок. Выпавший знак был прост: круг, символ воплощения. Я закрыла глаза и попыталась представить себе ард-Ридена, но вместо этого увидела другого мужчину. Холёное, гладко выбритое лицо показалось мне смутно знакомым. Я рассматривала высокий лоб, намекавший на будущую лысину; прямой, почти идеальный нос; большие, чуть выкаченные глаза и мешки под ними, скрыть которые не помогли ни косметика, ни магия; сытые щеки, гармонично сочетавшиеся с едва наметившимся вторым подбородком. Рассматривала и никак не могла вспомнить, где же его видела. Но тут взгляд мой наткнулся на изумрудный перстень с драконом, и я поняла, что передо мной Иден, сын Ридена. Для фера пятидесяти лет от роду выглядел он неважно.
Иден сидел за столом, мрачно глядя перед собой. Официант в белоснежном фартуке ловко расставлял на столе перед ним блюда и блюдца, тарелки и тарелочки с горячими и холодными закусками, но Иден не обращал внимания ни на официанта, ни на еду. Лишь когда на столе появился высокий хрустальный штоф, и официант, торжественно объявив: «Кутарка», на треть наполнил прозрачной жидкостью маленькую рюмку, мужчина кивнул и кинул официанту зелёную монетку. Официант поклонился и бесшумно ускользнул, не осмелившись потревожить клиента разговором. Зато другой клиент – я видела только спину высокого статного мужчины, но догадывалась, кто это мог быть – бесцеремонно подошёл и уселся за стол напротив Идена.
- А ты похож на своего деда, - заметил вошедший.
Иден посмотрел на нахального незнакомца с неприязненным удивлением.
- Вы меня с кем-то спутали, - процедил он сквозь зубы.
- Отнюдь, - незнакомец вздохнул. – Он выглядел примерно так, как ты сейчас, когда мы с ним пили на твоих похоронах.
- На моих похоронах? – Иден посмотрел на собеседника, как на сумасшедшего.
- Не веришь? – усмехнулся тот. – А ты съезди в Инрав, на кладбище. Там тебе покажут могилку пятидесятилетней давности.
Взгляд Идена потяжелел, а собеседник продолжал, как ни в чём не бывало:
- Её всем показывают, знаешь ли, ею гордятся. Иллюзию такого качества далеко не на каждом кладбище найдёшь: женщина с младенцем на руках, окутанная языками пламени. И подпись: Идену, сыну Ридена от безутешных отца и деда.
Рука Идена сжалась в кулак, лоб перечеркнули гневные морщины. Но незнакомец будто и не замечал ничего:
- Если б я тогда знал, что твоя мать попросту сбежала…
Иден стукнул кулаком по столу так, что блюдца и тарелочки задребезжали от страха, а стоявшая перед ним соусница, край которой он в ярости задел, выплеснула соус прямо на скатерть, заодно обрызгав и собеседников.
- Не смей так говорить о моей матери, - прорычал он.
- Как «так»? – удивился незнакомец.
- Будто она беглая содержанка! Она – праведница, томящаяся в застенках Феррата!
- Ну, если лучшую палату Дома Целителей считать застенками, - согласился незнакомец, - то ты, безусловно, прав. А насчёт всего остального… Думаю, будет лучше, если она тебе сама всё расскажет.
На этом видение оборвалось, оставив меня в полной уверенности, что за Ридена я могу не тревожиться – он сумеет подобрать ключик к сыну. И всё же тревога не отпускала меня – неясная, смутная…
Я снова посмотрела на поднос, принесённый Мегрет. Затем встала и подошла к столику, на котором стояла шкатулка с украшениями. С тех пор, когда я узнала о беременности, кольца мои прочно обосновались на её бархатном ложе – всякий знает, что будущей матери нельзя носить ни кольца, ни пояс. И доставала я их только по необходимости. Вот и сейчас я аккуратно достала подаренное Таминой колечко с восковым камнем, которое уже однажды спасло мою малышку, и вернулась к подносу с полдником.
Я не доверяла Мегрет, и потому проверяла принесённую ею еду каждый раз, но до сих пор ни в чём, кроме лёгкого пересола, экономка замечена не была. Однако сейчас, стоило мне поднести руку с кольцом к кувшину с молоком, как белый цветок стремительно пожелтел. Я отдёрнула руку – цветок вновь стал белым. Интересно! Я поднесла руку к плошке с творогом, и камень тут же пожелтел снова. Я проверила булочки, фрукты, сок – результат был всё тем же. Но чем же таким опасным решила меня поподчевать Мегрет?
Я запустила волчок, но бросок вышел неудачным. Волчок, даже не сделав попытку крутануться, решительно упал, показывая мне грань со знаком, напоминающим три языка пламени. Разрушение? Опасность?
Я закрыла глаза, и увидела… Странное дело, раньше видения никогда на повторялись, сейчас же перед моими глазами предстали обрывки прежних видений, только время в них замедлилось в сотни раз, словно по воле могущественного персипта.
Сначала я увидела женщину под чёрной вуалью, произносящую с ленивой небрежностью:
- Тогда, может, ты продашь мне что-нибудь другое. Например, вот это.
И сероватый камень яйцевидной формы с кулак. Поверхность его была бугристой, шишковатой, какой-то неряшливо-отталкивающей. Я попыталась рассмотреть его вигор – хотя какой вигор может быть у камня? И с удивлением обнаружила нечто блеклое, едва различимое, похожее на вигор впавшей в спячку лягушки…
Видение тут же сменилось другим. И я вновь увидела девушку с браслетом «пустышки» и её госпожу, самодовольно поглаживающую уже хорошо заметный животик. Но теперь я узнала и несчастную Тресу, и Мегрет, поглаживавшую нечто яйцеобразное, спрятанное в кармане передника.
Я вгляделась, пытаясь понять, есть ли у этого «нечто» вигорт. Но разглядеть не успела.
Меня выкинуло из видения, а от амулета потянуло холодком, который не успокаивал - усиливал мою тревогу. Откуда-то слева до меня донёсся непонятный шорох.
Я подняла голову, медленно обвела глазами комнату, и в дальнем углу за большим креслом – утром оно стояло у самого окна – даже не увидела, а почувствовала лёгкое движение.
Глава 16
Всё его тело было покрыто серыми чешуйками разных оттенков: от нежного предрассветного на коротковатом хвосте до сумеречно-грозотучевого на треугольной плоской голове, увенчанной подобием короны из чёрных шипов. За эту корону он и получил название «Царёк» или василиск.
Он выглядел почти так же устрашающе, как на рисунках, которые я видела когда-то. Вот только неизвестный художник, рисовавший чудовище со слов случайно уцелевшего свидетеля, изобразил его ростом почти с элефанта. А в реальности этот свирепый монстр, этот хладнокровный убийца, питающийся страхом своих жертв, оказался чуть больше «камня», заполученного Мегрет - размером едва ли с ладошку. Хотя от этого он не становился менее опасным.
Он серой тенью выскользнул из-под кресла, выбежал на середину комнаты и замер. По вигору василиска видно было, что он голоден. Очень голоден. Чёрные агаты маленьких глаз немигающе уставились на меня, и меня обдало волной леденящего ужаса. Я невольно попятилась в испуге, опрокинув по дороге тяжёлый деревянный стул.
Шаг, другой, третий… Я упёрлась спиной в прикроватный столик, едва не опрокинув и его. Прикроватный столик! Кольца! Кольцо Тамины – ключ к Тан-а-хат! Если я сумею дотянуться до него, то василиск меня уже не достанет.
Я дрожащей рукой, не отводя взгляда от незваного гостя, попыталась нащупать на столике шкатулку с кольцами. Но вместо лакированной прохлады шкатулки неожиданно наткнулась на что-то твёрдое. Анториновый оммак! Пальцы мои сжали статуэтку, а с губ сорвался горячечный шёпот: «Таар андао!» Размахнувшись, я швырнула фигурку кота в василиска.
Попасть в ящера, разумеется, не попала – меткостью я никогда не могла похвастаться. Но в том и не было нужды. Короткий приказ на языке Прежних «Действуй, страж» оживил статуэтку. И на пол перед василиском упала не каменная фигурка - разъярённый дикий кот. Пусть он и уступал размерами ящеру почти вдвое, исход схватки был предрешен заранее: пугающий взгляд и каменящий укус были бессильны перед ожившим камнем.
При виде оммака василиск встопорщил острые чешуйки, высоко приподнялся на лапках и начал надувать своё тело, увеличиваясь в размерах. Но кот не стал дожидаться, пока противник вырастет. С коротким рыком он подпрыгнул и, очутившись на спине ящера, вцепился ему в затылок. Чёрные шипы жалобно хрустнули под напором анториновых зубов, а василиск пронзительно взвыл. Он кружился на месте, пытаясь сбросить оммака, но тот крепко держался анториновыми когтями, продолжая зубами крушить броню василиска.
Ящер оглушительно заверещал. Раз, другой. И смолк, безжизненно распластавшись на полу. Вокруг его головы расплывалось тёмное пятно. А оммак, спрыгнув на пол, вновь застыл статуэткой.
Всё было кончено. Я медленно опустилась на пол, не найдя в себе сил дойти до кровати.
Сжав рукой подвеску в форме жёлудя, подаренную ард-Гельтом, я прошептала:
- Василиск мёртв. Я жива.
И бессильно уронила руку.
- Кая! – прозвучал встревоженный голос отца. – Кая! Я буду через минуту!
Но Риден успел раньше. Он ворвался в комнату, ворвался не чрез дверь – через стену, точнее, через потайную дверь, скрывавшуюся за наделиренным элефантом. Ворвался, сжимая в руке кристалл в чёрно-красной оправе боевого амулета.
- Что случилось, Кая? Кто кричал?!
У меня хватило сил только кивнуть головой:
- Там…
- Ящерка?!
Он повернулся, сделал шаг в сторону лежавшего на полу василиска и чуть не столкнулся с ард-Гельтом, выходящим из открывшегося в комнате портала. Отец бросился ко мне, подхватил с пола и перенёс на кровать. И только потом повернулся к ард-Ридену.
- Ты поклялся, что твоё проклятие её не коснётся, - холодно сказал он.
Риден ничего не ответил. Зато ответила я, ответила чуть слышно:
- Да не было никакого проклятия. Была женщина, влюблённая до безумия. Точнее, сперва влюблённая, потом безумная.
И замолчала. Сил говорить не было. Осознание произошедшего накрыло с головой, отчего во рту пересохло, а тело начала бить крупная дрожь. Унять её помогли волны тепла, хлынувшие от амулета Тамины, и ласково поглаживающая по голове рука отца. Он обнял меня и принялся нашёптывать, успокаивая-убаюкивая, словно маленького ребёнка:
- Всё хорошо, девочка моя, всё хорошо. Сейчас ты отдохнёшь, и я заберу тебя отсюда. У меня ты будешь в безопасности…
Ард-Риден нахмурился. И позвал:
- Мегрет!
Она тут же появилась в комнате, как будто ждала под дверью. Хотя почему «как будто»? Наверняка ждала. С огромным нетерпением. Но не знай я этого, не умей читать эмоции по вигору, я ни за что не догадалась бы. Лицо её было, как обычно, невозмутимо.
