Шурин на это заявление улыбнулся и насмешливо ответил:
- Могу помочь тебе в себя уверовать. Тебе нужно лишь вспомнить, кто у тебя в жёнах ходит. Или ты думаешь, что Василиса тебе от чьих-то когтей позволит умереть? Да даже если нежить тебя раздерёт, то она твои косточки соберёт все, мёртвой водой их скрепит, а потом живой оботрёт, дабы тебя на этот свет вернуть. Так что от неё ты нигде не скроешься, раз она решила тебя в спутниках жизни оставить. Отчего только так решила она это резко понять до сих пор не могу? Может, ты подскажешь мне ответ?
Я с самым честным видом воззрился на ведьмака и уверенно заявил:
- Так, обряд же нас связал. Воля богов, зачем ей противиться?
Костий на данное заявление лишь хищно прищурился:
- Думается мне, темнишь ты что-то, Иван. Слишком уж подозрительно хорошо у вас, змей, браки складываются: что у тебя, что у матушки твоей, что у бабки. Как избранника своего вы заприметите, так он к вам сразу страстью пылает, всё ради вас сделать готов. Василиса желания, ей Ягой обещанные, на тебя потратила. Государь против всех пошёл ради того, чтобы на матери твоей жениться, царицей её сделать. Даже мятежа не побоялся, лишь бы с любимой женщиной быть. А бабка твоя в боярский терем хозяйкою вошла, хотя, говорят, виселица по ней плакала. Будто пошептала над вами богиня любви в колыбели. Тебя спасает от допроса лишь то, что приворот на сестрице моей я не обнаружил.
- Хорошо ты в моей родословной покопался. – хохотнул я. – Только вот выборка странная. У моей матери и братья, и сёстры ещё имеются так-то. И браки там вполне обычные. Но, дабы страхи твои успокоить, поклясться могу, что Василису я люблю и буду ей верен. Хоть и смысла в клятве этой нет, зная про узы, что нас повязали. Уверяю, не разочаруется сестра твоя в супружеской жизни. Сам говоришь, у нас, змей, браки хорошо складываются.
Особенно, если кровью нашей скреплены. Но, сообщать об этом Костию я не собираюсь. Нет у меня желания со своей головой прощаться. Он-то даже не дослушает моих объяснений, сразу убивать меня полезет за якобы чары тёмные на его сестру наложенные. Только вот нет никаких чар и никакого приворота. Кровь змеиная лишь душу истинной избранницы заставит гореть, в остальных же девицах ни единого чувства не всколыхнёт, пусть та хоть кружку выпьет.
Шурин ещё поглядел на меня хмурым взглядом, но объяснения принял. И вновь беседу к коту возвратил. И хорошо, и правильно. Баюна-то я с удовольствием обсужу, в отличие от тайн моей семьи. К тому же разговор о нём явно сейчас нужнее, если меня ведьмак завтра в его логово отправить хочет.
Баюн обитал в самом сердце гиблых земель – в чащобе мёртвой, где ни птицы не поют, ни зверь в поисках добычи не рыщет. Пристанище себе кот учёный выбрал под стать своей людоедской славе – лихое. Окружённое болотами непроходимыми да лесами дремучими, место это было столь труднодоступным и столь опасным, что сунуться сюда мог лишь безумец, который ищет себе бесславную смерть. Ну или же такой отчаянный дурак, как я. Который, вроде подготовился к трудному пути, но не учёл, что всего-то не предугадаешь.
Вот и сейчас, пройдя еловый лес, в который меня выкинуло колдовским переходом, я встретился с первым своим испытанием: предо мной раскинулась непролазная топь. Вязкая, чёрная, без единой кочки, на которую перескочить можно. И как мне добраться до земли твёрдой так, чтоб навечно тут не увязнуть?
Конечно, можно было волшбой воспользоваться. Научил меня как раз Косой чарам таким хитрым, чтоб по трясине ходить, без опасений в жижу гнилостную провалиться. Только вот не выйдет ли мне применённое колдовство боком?
В голове ясно помнилась вчерашняя беседа с Василисиным братом, да его рассказы о том, что не я первый в логове Баюна жизнью рискую. И иные ведьмаки были, умней да искусней меня, только вот не вернулись они к семьям своим, здесь на веки вечные упокоились. Значит, не в опыте дело.
Ко всему прочему меня очень тревожило отсутствие нечисти да гадов болотных – над топями царила просто поразительно мёртвая тишина. Ни криков, ни хохота, ни пения лягушек, ни писка комаров – ничто не тревожило слух. Уж по трясине я за последние седмицы побегал вдосталь, но не припоминалось мне такого безмолвствия в месте, что домом для навьих тварей считалось.
Только один раз на моём пути такая могильная тишь попадалась: на лесной дорожке, что ведёт к избе Яги. И уж потом, вслушиваясь в бормотания старой карги над упырицей, я понял, что не просто так это сделано. Заколдована нарочно стёжка, чтоб домовой о приближении любых гостей да недругов хозяйку свою предупредить мог.
А Баюн-то тоже не зверь простой – нечисть. Значит, слух у кота учёного должен быть чутким. А для того, чтоб совсем ничего не мешало о гостях непрошенных заранее узнавать, так живность всю и извести можно. И в таком безмолвии каждый шаг кого пришлого будет эхом на много вёрст разносится, как и слова, что чары творить помогают. А уж как голос Баюна в тиши этой разлетаться будет, ветерком подхваченный, страшно представить. Сдаётся мне, что при таких условиях никто до лёжки певчей твари живым так и не дошёл.
Умно. Ничего не скажешь. Но на каждого хитреца найдётся свой хитрец. Посмотрим, смогу ли я стать тем, за кем окажется последнее слово. Ибо если оно будет за Баюном, то лежать мне здесь, доколе костяная стена не рухнет, и не поглотит всё людское царство навь.
Человеком мне, конечно, тихо не пройти, но вот змеем... Бесспорно, уж совсем бесшумно проползти не выйдет, но покуда кот здешний опомнится, покуда осознает, что не один он, то времени всё же больше пройдёт. А там и в человека обратиться можно, когда потребуется. Всё ж в полозьем облике я Баюну не соперник, на раз меня задрать может.
Рассудив таким образом, решил не терять понапрасну время и, обернувшись гадом, отправился дальше. И, едва болото проклятое позади осталось, как мне лишний раз пришлось убедиться в правильности своего решения – предо мной вырос непролазный дремучего лес.
Помимо деревьев, что росли так густо, что и тростинкой я будь, не протиснулся бы, всю землю ещё и покрывал колючий кустарник. Ежели на своих двух ногах пошёл бы, то о шипы его острые все руки, всё лицо бы изодрал. Нет, сюда только с топором в человечьем обличье наведываться.
Вот уж запрятался Баюн, так запрятался. Для чего только? Одиночество так любит? Али в ином причина? Может, то, что на первый взгляд кажется, не так и верно на самом деле? Ведь, если приглядеться к окружающей меня природе да подумать, то место это больше ни на логово безопасное похоже, а на темницу. Дебри глухие, топи вокруг непроходимые – будто бы все сделано, дабы не выбраться отсюда, коли чарами не владеешь.
Да и легенды не соврали, чащоба действительно мёртвая – зверья нет. Так чем же нечисть учёная питается? Ведь на этой земле пища всем нужна, даже нежити. А тут никого: ни животных, ни гадов ползучих не наблюдается. А ведь коты – хищники, им без мяса не выжить. И что-то подсказывает мне, что для Баюна единственная возможность его отведать, так это смельчаков задрать, что надумали к нему сунуться. Интересно, ежели всё так, кому ж он настолько не угодил?
Но поразмышлять об этом чуть позже можно будет, сейчас же мне приходилось упорно ползти, продираясь сквозь колкие заросли. Время бежало, а моего прибытия хозяин данного места так и не замечал, что порядком меня нервировало да мысли тревожные навевало. А туда ли меня Костий направил? Верно ли он понял записи, в свитках найденные? Поэтому, когда совсем рядом тишину разрезало злое шипение, меня затопило заметное облегчение, а вовсе не страх.
- Чужой! – вновь раздалось грозное рычание. – Вор! Вор пробрался! Шкуру мою захотел, да? Её тебе тварь мерзкая посулила? За ней сюда отправила? Чую я запах на тебе гнилостный, ни с чьим его не перепутаю! – голос Баюна был надтреснутым, глухим, постоянно срывался в сипение и вовсе не напоминал описанный в сказах проникновенный баритон. – Не достанется тебе ничего, ни шерстинки не получишь! А вот твоё мясцо я отведаю, косточки поглодаю! Слушай, смертник, слушай и наслаждайся!
И глухая лесная тишь дрогнула. Над проклятой землёй мёртвой чащобы полилась песня.
Заунывная, печальная, пробирающего до самого нутра. Баюн пел её хрипло, надрывно, отчего внутри поднималось столько боли, столько позабытой обиды, что хотелось выть в голос, вторить этому душераздирающему напеву. Я едва себя сдерживал, дабы не начать в исступлении извиваться от этих обуявших меня чувств. На что, видно, и был расчёт нечисти: ежели бы поддался мороку, то враз меня удалось бы вычислить в зарослях.
Через какое-то время тембр Баюна сменился. Напев стал более мелодичным, мягким, убаюкивающим. Отчего после первого же пропетого куплета захотелось свернуться в клубочек и унестись в мир грёз. Только вот знал я, ежели нестерпимому желанию этому поддамся, то это будет последним, что что я в жизни своей сделаю. Ведь ни нянюшкина это колыбельная да ни матушкина, что страхи мои перед сном разгоняла. Нечисти это страшной песнь, и ничего кроме смерти она мне не несёт. Но несмотря на всю опасность, исходившую от учёного кота, невозможно было не признать, что баллады эти в его исполнении были невероятны. Даже, возможно, чудовищны в своей проникновенности – душу наизнанку выворачивали, всё потаённое да забытое на свет вытаскивали.
Баюн сорвал голос на пятой песне. Взъярился, едва осознал, что не вышло ему голову мне заморочить. Крушить всё стал, ломать. А покуда он буянил да шумел, я облик человечий принял да за деревья спрятался, чтобы оглядеться повнимательней.
Первое, что предстало пред моим взором после обращения, это небольшая поляна с могучим ветвистым дубом. Когда-то древо это, пожалуй, поражало своей мощью, но сейчас оно было полностью мертво. Как и те воины бравые, что сюда забрести решили – их черепа небрежно лежали возле корней лесного исполина. И много их, право слово, накопилось за те годы, что Баюн людоедством промышлял.
Самого кота я увидал не сразу. Не столь большой, с аршин примерно. Что не сильно-то и подходило под те описания, что раздобыл Костий. Но о чём легенды не соврали, так о ловкости учёной нечисти да силе. Когти его острые да зубы огромные даже на расстоянии хорошо разглядеть можно было. На этом совпадения вновь заканчивались. Не было у Баюна ни очей-изумрудов, ни шерсти великолепной. Последняя клочками торчала в разные стороны, а кое-где и вовсе не имелась, оголяя кожу, на которой в избытке виднелись загноившиеся раны. А глаза и вовсе наводили жуть: мутные, белёсые, будто слепые. Что сказать, выглядел зверь учёный откровенно плохо.
Я перехватил поудобнее меч чарами закалённый, что мне Василисин брат на дело такое важное из собственного хранилища выдал, и выкрикнул, обратившись к зверю:
- Всезнающий Баюн, не нужна мне ни в коем разе шкура твоя. Наоборот, я к тебе с поклоном пришёл, как к коту учёному. Ты уж прости за то, что покой твой нарушил, но ты единственный можешь свет пролить на историю давнюю, что уж забыта всеми. А кем не позабыта, тем искажена намеренно. А мне правда нужна, и кроме как в чащобе этой, нигде более правду эту и не сыскать более.
После данных слов моих установилась гнетущая тишина, но через какое-то время мне всё же ответили прерывистым хрипом:
- Лжешь.
Ну я не гордый, особенно, когда смерть перед глазами маячит, поэтому в ответ на это заявление и выдал клятву, что правду баю. Да чарами её подкрепил, чтобы у зверя учёного сомнений ненужных не возникало. А потом вновь речь завёл, не преминув польстить:
- Так что? Всезнающий Баюн, окажешь мне милость, поможешь?
- Моя помощь дорого стоит. – прошипела после недолгого раздумья нечисть.
- И что учёный кот хочет за откровения свои? – крикнул я в ответ, а потом и выругался себе под нос, ибо собеседника моего на поляне более не наблюдалось.
Всего ж на миг отвлёкся! Тревожно поглядел по сторонам, но усмотреть хозяина проклятой чащобы мне не удалось. Как сквозь землю провалился, и главное ни единого шороха не слышно было. Я, будучи полозом, больше шума издавал.
- Так какова плата? – вновь напряжённо выкрикнул, нервно сжимая меч.
- Моя свобода, змеиный отпрыск. - хрипло раздалось в ответ совсем близко. – Выведешь меня из чащобы, так хоть о всех событиях со времён сотворения мира тебе поведаю.
Медленно подняв голову, я обнаружил Баюна восседающего на ветвях ближайшего ко мне дерева.
Что там Костий говорил? Что ежели с упырицей я справился, то и с котом учёным совладаю? Чушь. Не удалось бы мне в бою его одолеть. Он бы горло разодрал мне быстрее, чем я бы меч успел поднять. Ибо бесшумен зверь этот, словно дух бестелесный. Повезло, что слово хоть успел молвить. Оно меня, видно, и спасло от смерти в дебрях этого леса.
- Свобода, так свобода. Согласен на твою сделку. – отозвался, нервно сглотнув. – А все события меня не интересует. Разузнать бы мне о прорехе, что между нашим миром да навью образовалась. Как появилась, да можно ли её закрыть?
Баюн мои слова слушал с интересом и принюхивался при этом, а потом протяжно мяукнул:
- Так ты не только змеиный отпрыск, но и царский. Интересно. Неужто род ваш одумался да решил властью своей пожертвовать?
- За весь род говорить не могу, — откликнулся я осторожно. – но я – да. Жизнь мне дороже. Нет у меня желания ни погибать, ни в ином случае до конца жизни плясать под дудку Яги.
Едва прозвучало имя старой карги, так хвост учёного кота стал мелко подрагивать.
- Так ты против Яги решил пойти? – вкрадчиво вопросил мой собеседник и, дождавшись моего утвердительного кивка, с довольным урчанием сказал: - Тогда нам, змеиный царевич, надолго с тобой по пути. Поведаю я тебе и о прорехе, и о том, какую роль во всём том светопреставлении сыграла покойница эта неприкаянная.
Ну как можно отказаться от такого предложения? Слишком уж заманчиво оно. Только вот без клятв на крови разговаривать с Баюном я не собирался. Просто так нечисти на слово верить? Ну уж нет. Ни единым примером научен, что бывает, когда с такими особами связываешься без уговора должного. Договор, только договор кровный в таких сделках тебя хоть как-то обезопасить может. Его я и предложил учёному коту.
Он согласился мгновенно, тем самым заставил меня облегчённо выдохнуть. До последнего боялся, что откажется или голову дурить мне будет. Но, видно, его долгое заточение в данном месте сыграло мне только на руку. Дабы добыть себе столь желанную свободу, нечисть приняла все мои условия. Даже то, что освобождаю его я лишь после подробного рассказа о делах тех давних, что меня интересуют.
- Расскажу тебе я историю, змеиный царевич, которая покоя тебе не даёт. – начал Баюн мурча, после того, как мы договорились да потрапезничали тем, что у меня в сумке водилось. Хоть, по правде сказать, мне из всей провизии лишь яблоко и перепало. – Давным-давно, когда на землях этих иное царство было, когда не было тут ни болот гиблых, ни лесов проклятых, жила-была в государстве том одна ведьма. Ведьмой она была сильной, умелой да уважаемой, но только вот простой. Ни титула у неё не было, чтобы головы пред ней склоняли. Ни богатства не имелось, чтоб злато на все свои прихоти она тратить могла.
- Могу помочь тебе в себя уверовать. Тебе нужно лишь вспомнить, кто у тебя в жёнах ходит. Или ты думаешь, что Василиса тебе от чьих-то когтей позволит умереть? Да даже если нежить тебя раздерёт, то она твои косточки соберёт все, мёртвой водой их скрепит, а потом живой оботрёт, дабы тебя на этот свет вернуть. Так что от неё ты нигде не скроешься, раз она решила тебя в спутниках жизни оставить. Отчего только так решила она это резко понять до сих пор не могу? Может, ты подскажешь мне ответ?
Я с самым честным видом воззрился на ведьмака и уверенно заявил:
- Так, обряд же нас связал. Воля богов, зачем ей противиться?
Костий на данное заявление лишь хищно прищурился:
- Думается мне, темнишь ты что-то, Иван. Слишком уж подозрительно хорошо у вас, змей, браки складываются: что у тебя, что у матушки твоей, что у бабки. Как избранника своего вы заприметите, так он к вам сразу страстью пылает, всё ради вас сделать готов. Василиса желания, ей Ягой обещанные, на тебя потратила. Государь против всех пошёл ради того, чтобы на матери твоей жениться, царицей её сделать. Даже мятежа не побоялся, лишь бы с любимой женщиной быть. А бабка твоя в боярский терем хозяйкою вошла, хотя, говорят, виселица по ней плакала. Будто пошептала над вами богиня любви в колыбели. Тебя спасает от допроса лишь то, что приворот на сестрице моей я не обнаружил.
- Хорошо ты в моей родословной покопался. – хохотнул я. – Только вот выборка странная. У моей матери и братья, и сёстры ещё имеются так-то. И браки там вполне обычные. Но, дабы страхи твои успокоить, поклясться могу, что Василису я люблю и буду ей верен. Хоть и смысла в клятве этой нет, зная про узы, что нас повязали. Уверяю, не разочаруется сестра твоя в супружеской жизни. Сам говоришь, у нас, змей, браки хорошо складываются.
Особенно, если кровью нашей скреплены. Но, сообщать об этом Костию я не собираюсь. Нет у меня желания со своей головой прощаться. Он-то даже не дослушает моих объяснений, сразу убивать меня полезет за якобы чары тёмные на его сестру наложенные. Только вот нет никаких чар и никакого приворота. Кровь змеиная лишь душу истинной избранницы заставит гореть, в остальных же девицах ни единого чувства не всколыхнёт, пусть та хоть кружку выпьет.
Шурин ещё поглядел на меня хмурым взглядом, но объяснения принял. И вновь беседу к коту возвратил. И хорошо, и правильно. Баюна-то я с удовольствием обсужу, в отличие от тайн моей семьи. К тому же разговор о нём явно сейчас нужнее, если меня ведьмак завтра в его логово отправить хочет.
Прода от 10.05.2025, 19:05
Баюн обитал в самом сердце гиблых земель – в чащобе мёртвой, где ни птицы не поют, ни зверь в поисках добычи не рыщет. Пристанище себе кот учёный выбрал под стать своей людоедской славе – лихое. Окружённое болотами непроходимыми да лесами дремучими, место это было столь труднодоступным и столь опасным, что сунуться сюда мог лишь безумец, который ищет себе бесславную смерть. Ну или же такой отчаянный дурак, как я. Который, вроде подготовился к трудному пути, но не учёл, что всего-то не предугадаешь.
Вот и сейчас, пройдя еловый лес, в который меня выкинуло колдовским переходом, я встретился с первым своим испытанием: предо мной раскинулась непролазная топь. Вязкая, чёрная, без единой кочки, на которую перескочить можно. И как мне добраться до земли твёрдой так, чтоб навечно тут не увязнуть?
Конечно, можно было волшбой воспользоваться. Научил меня как раз Косой чарам таким хитрым, чтоб по трясине ходить, без опасений в жижу гнилостную провалиться. Только вот не выйдет ли мне применённое колдовство боком?
В голове ясно помнилась вчерашняя беседа с Василисиным братом, да его рассказы о том, что не я первый в логове Баюна жизнью рискую. И иные ведьмаки были, умней да искусней меня, только вот не вернулись они к семьям своим, здесь на веки вечные упокоились. Значит, не в опыте дело.
Ко всему прочему меня очень тревожило отсутствие нечисти да гадов болотных – над топями царила просто поразительно мёртвая тишина. Ни криков, ни хохота, ни пения лягушек, ни писка комаров – ничто не тревожило слух. Уж по трясине я за последние седмицы побегал вдосталь, но не припоминалось мне такого безмолвствия в месте, что домом для навьих тварей считалось.
Только один раз на моём пути такая могильная тишь попадалась: на лесной дорожке, что ведёт к избе Яги. И уж потом, вслушиваясь в бормотания старой карги над упырицей, я понял, что не просто так это сделано. Заколдована нарочно стёжка, чтоб домовой о приближении любых гостей да недругов хозяйку свою предупредить мог.
А Баюн-то тоже не зверь простой – нечисть. Значит, слух у кота учёного должен быть чутким. А для того, чтоб совсем ничего не мешало о гостях непрошенных заранее узнавать, так живность всю и извести можно. И в таком безмолвии каждый шаг кого пришлого будет эхом на много вёрст разносится, как и слова, что чары творить помогают. А уж как голос Баюна в тиши этой разлетаться будет, ветерком подхваченный, страшно представить. Сдаётся мне, что при таких условиях никто до лёжки певчей твари живым так и не дошёл.
Умно. Ничего не скажешь. Но на каждого хитреца найдётся свой хитрец. Посмотрим, смогу ли я стать тем, за кем окажется последнее слово. Ибо если оно будет за Баюном, то лежать мне здесь, доколе костяная стена не рухнет, и не поглотит всё людское царство навь.
Человеком мне, конечно, тихо не пройти, но вот змеем... Бесспорно, уж совсем бесшумно проползти не выйдет, но покуда кот здешний опомнится, покуда осознает, что не один он, то времени всё же больше пройдёт. А там и в человека обратиться можно, когда потребуется. Всё ж в полозьем облике я Баюну не соперник, на раз меня задрать может.
Рассудив таким образом, решил не терять понапрасну время и, обернувшись гадом, отправился дальше. И, едва болото проклятое позади осталось, как мне лишний раз пришлось убедиться в правильности своего решения – предо мной вырос непролазный дремучего лес.
Помимо деревьев, что росли так густо, что и тростинкой я будь, не протиснулся бы, всю землю ещё и покрывал колючий кустарник. Ежели на своих двух ногах пошёл бы, то о шипы его острые все руки, всё лицо бы изодрал. Нет, сюда только с топором в человечьем обличье наведываться.
Вот уж запрятался Баюн, так запрятался. Для чего только? Одиночество так любит? Али в ином причина? Может, то, что на первый взгляд кажется, не так и верно на самом деле? Ведь, если приглядеться к окружающей меня природе да подумать, то место это больше ни на логово безопасное похоже, а на темницу. Дебри глухие, топи вокруг непроходимые – будто бы все сделано, дабы не выбраться отсюда, коли чарами не владеешь.
Да и легенды не соврали, чащоба действительно мёртвая – зверья нет. Так чем же нечисть учёная питается? Ведь на этой земле пища всем нужна, даже нежити. А тут никого: ни животных, ни гадов ползучих не наблюдается. А ведь коты – хищники, им без мяса не выжить. И что-то подсказывает мне, что для Баюна единственная возможность его отведать, так это смельчаков задрать, что надумали к нему сунуться. Интересно, ежели всё так, кому ж он настолько не угодил?
Но поразмышлять об этом чуть позже можно будет, сейчас же мне приходилось упорно ползти, продираясь сквозь колкие заросли. Время бежало, а моего прибытия хозяин данного места так и не замечал, что порядком меня нервировало да мысли тревожные навевало. А туда ли меня Костий направил? Верно ли он понял записи, в свитках найденные? Поэтому, когда совсем рядом тишину разрезало злое шипение, меня затопило заметное облегчение, а вовсе не страх.
- Чужой! – вновь раздалось грозное рычание. – Вор! Вор пробрался! Шкуру мою захотел, да? Её тебе тварь мерзкая посулила? За ней сюда отправила? Чую я запах на тебе гнилостный, ни с чьим его не перепутаю! – голос Баюна был надтреснутым, глухим, постоянно срывался в сипение и вовсе не напоминал описанный в сказах проникновенный баритон. – Не достанется тебе ничего, ни шерстинки не получишь! А вот твоё мясцо я отведаю, косточки поглодаю! Слушай, смертник, слушай и наслаждайся!
И глухая лесная тишь дрогнула. Над проклятой землёй мёртвой чащобы полилась песня.
Прода от 15.05.2025, 01:48
Заунывная, печальная, пробирающего до самого нутра. Баюн пел её хрипло, надрывно, отчего внутри поднималось столько боли, столько позабытой обиды, что хотелось выть в голос, вторить этому душераздирающему напеву. Я едва себя сдерживал, дабы не начать в исступлении извиваться от этих обуявших меня чувств. На что, видно, и был расчёт нечисти: ежели бы поддался мороку, то враз меня удалось бы вычислить в зарослях.
Через какое-то время тембр Баюна сменился. Напев стал более мелодичным, мягким, убаюкивающим. Отчего после первого же пропетого куплета захотелось свернуться в клубочек и унестись в мир грёз. Только вот знал я, ежели нестерпимому желанию этому поддамся, то это будет последним, что что я в жизни своей сделаю. Ведь ни нянюшкина это колыбельная да ни матушкина, что страхи мои перед сном разгоняла. Нечисти это страшной песнь, и ничего кроме смерти она мне не несёт. Но несмотря на всю опасность, исходившую от учёного кота, невозможно было не признать, что баллады эти в его исполнении были невероятны. Даже, возможно, чудовищны в своей проникновенности – душу наизнанку выворачивали, всё потаённое да забытое на свет вытаскивали.
Баюн сорвал голос на пятой песне. Взъярился, едва осознал, что не вышло ему голову мне заморочить. Крушить всё стал, ломать. А покуда он буянил да шумел, я облик человечий принял да за деревья спрятался, чтобы оглядеться повнимательней.
Первое, что предстало пред моим взором после обращения, это небольшая поляна с могучим ветвистым дубом. Когда-то древо это, пожалуй, поражало своей мощью, но сейчас оно было полностью мертво. Как и те воины бравые, что сюда забрести решили – их черепа небрежно лежали возле корней лесного исполина. И много их, право слово, накопилось за те годы, что Баюн людоедством промышлял.
Самого кота я увидал не сразу. Не столь большой, с аршин примерно. Что не сильно-то и подходило под те описания, что раздобыл Костий. Но о чём легенды не соврали, так о ловкости учёной нечисти да силе. Когти его острые да зубы огромные даже на расстоянии хорошо разглядеть можно было. На этом совпадения вновь заканчивались. Не было у Баюна ни очей-изумрудов, ни шерсти великолепной. Последняя клочками торчала в разные стороны, а кое-где и вовсе не имелась, оголяя кожу, на которой в избытке виднелись загноившиеся раны. А глаза и вовсе наводили жуть: мутные, белёсые, будто слепые. Что сказать, выглядел зверь учёный откровенно плохо.
Я перехватил поудобнее меч чарами закалённый, что мне Василисин брат на дело такое важное из собственного хранилища выдал, и выкрикнул, обратившись к зверю:
- Всезнающий Баюн, не нужна мне ни в коем разе шкура твоя. Наоборот, я к тебе с поклоном пришёл, как к коту учёному. Ты уж прости за то, что покой твой нарушил, но ты единственный можешь свет пролить на историю давнюю, что уж забыта всеми. А кем не позабыта, тем искажена намеренно. А мне правда нужна, и кроме как в чащобе этой, нигде более правду эту и не сыскать более.
После данных слов моих установилась гнетущая тишина, но через какое-то время мне всё же ответили прерывистым хрипом:
- Лжешь.
Ну я не гордый, особенно, когда смерть перед глазами маячит, поэтому в ответ на это заявление и выдал клятву, что правду баю. Да чарами её подкрепил, чтобы у зверя учёного сомнений ненужных не возникало. А потом вновь речь завёл, не преминув польстить:
- Так что? Всезнающий Баюн, окажешь мне милость, поможешь?
- Моя помощь дорого стоит. – прошипела после недолгого раздумья нечисть.
- И что учёный кот хочет за откровения свои? – крикнул я в ответ, а потом и выругался себе под нос, ибо собеседника моего на поляне более не наблюдалось.
Всего ж на миг отвлёкся! Тревожно поглядел по сторонам, но усмотреть хозяина проклятой чащобы мне не удалось. Как сквозь землю провалился, и главное ни единого шороха не слышно было. Я, будучи полозом, больше шума издавал.
- Так какова плата? – вновь напряжённо выкрикнул, нервно сжимая меч.
- Моя свобода, змеиный отпрыск. - хрипло раздалось в ответ совсем близко. – Выведешь меня из чащобы, так хоть о всех событиях со времён сотворения мира тебе поведаю.
Медленно подняв голову, я обнаружил Баюна восседающего на ветвях ближайшего ко мне дерева.
Что там Костий говорил? Что ежели с упырицей я справился, то и с котом учёным совладаю? Чушь. Не удалось бы мне в бою его одолеть. Он бы горло разодрал мне быстрее, чем я бы меч успел поднять. Ибо бесшумен зверь этот, словно дух бестелесный. Повезло, что слово хоть успел молвить. Оно меня, видно, и спасло от смерти в дебрях этого леса.
- Свобода, так свобода. Согласен на твою сделку. – отозвался, нервно сглотнув. – А все события меня не интересует. Разузнать бы мне о прорехе, что между нашим миром да навью образовалась. Как появилась, да можно ли её закрыть?
Баюн мои слова слушал с интересом и принюхивался при этом, а потом протяжно мяукнул:
- Так ты не только змеиный отпрыск, но и царский. Интересно. Неужто род ваш одумался да решил властью своей пожертвовать?
- За весь род говорить не могу, — откликнулся я осторожно. – но я – да. Жизнь мне дороже. Нет у меня желания ни погибать, ни в ином случае до конца жизни плясать под дудку Яги.
Едва прозвучало имя старой карги, так хвост учёного кота стал мелко подрагивать.
- Так ты против Яги решил пойти? – вкрадчиво вопросил мой собеседник и, дождавшись моего утвердительного кивка, с довольным урчанием сказал: - Тогда нам, змеиный царевич, надолго с тобой по пути. Поведаю я тебе и о прорехе, и о том, какую роль во всём том светопреставлении сыграла покойница эта неприкаянная.
Глава 11
Ну как можно отказаться от такого предложения? Слишком уж заманчиво оно. Только вот без клятв на крови разговаривать с Баюном я не собирался. Просто так нечисти на слово верить? Ну уж нет. Ни единым примером научен, что бывает, когда с такими особами связываешься без уговора должного. Договор, только договор кровный в таких сделках тебя хоть как-то обезопасить может. Его я и предложил учёному коту.
Он согласился мгновенно, тем самым заставил меня облегчённо выдохнуть. До последнего боялся, что откажется или голову дурить мне будет. Но, видно, его долгое заточение в данном месте сыграло мне только на руку. Дабы добыть себе столь желанную свободу, нечисть приняла все мои условия. Даже то, что освобождаю его я лишь после подробного рассказа о делах тех давних, что меня интересуют.
- Расскажу тебе я историю, змеиный царевич, которая покоя тебе не даёт. – начал Баюн мурча, после того, как мы договорились да потрапезничали тем, что у меня в сумке водилось. Хоть, по правде сказать, мне из всей провизии лишь яблоко и перепало. – Давным-давно, когда на землях этих иное царство было, когда не было тут ни болот гиблых, ни лесов проклятых, жила-была в государстве том одна ведьма. Ведьмой она была сильной, умелой да уважаемой, но только вот простой. Ни титула у неё не было, чтобы головы пред ней склоняли. Ни богатства не имелось, чтоб злато на все свои прихоти она тратить могла.
