Храм не любил Серых.
Аманда здесь главная. Но она не любит роли лидера, предпочитая оставаться заместителем, теневым лицом, дёргающим за ниточки исподтишка. Она бы с удовольствием перепоручила роль лидера Скорпиону. Но тот словно издевался, отказываясь становится «главным». Аманда повторила, оглядываясь на товарищей и вставая в самом центре под тем местом, где раньше возвышался большой пирамидальный купол:
— У нас есть все ресурсы для удара. Считаю, что нерационально медлить.
— А я считаю, что нужно послушать Мрака Творца, — тихо заметил Скорпион.
Аманда украдкой вздохнула.
Пантера приблизилась к подруге и встала в одну из точек окружности вокруг самого центра.
Скорпион встал немного в стороне, как бы за Мод.
Грифон остановился почти рядом с самим входом.
Поверхность пола под ногами Аманды загорелась и приобрела красное мерцание. Через несколько секунд Аманда стояла в красном зияющем огненном круге. Этот круг помещался в окружность с зелёными сполохами, где подобно планете на орбите, стояла Пантера. Зелёный круг оказался внутри синего круга, на границе стоял Скорпион. Позади образовался чёрный круг. Грифон стоял на его границе.
Огневица и три Охотника почувствовали отток магии, перетекание стихийных сил и приток древней энергии храма.
— Вот и послушаем, — в голосе Аманды прозвучал вызов. Она готова сказать боссу всё, что она думает.
Явился босс. Высокий человек в плаще и чёрном цилиндре, с длинными чёрными как смоль волосами. Мрака Творец, он принял любимейшее обличье. Насмешливое лицо Тёмного Мага говорило, что он удовлетворён игрой — той кашей, что замутил. И замутил он её около двух тысяч лет назад. Аманда продолжала хранить вызов во взгляде. Она посмотрела на босса упрямо и жёстко, первой начав разговор:
— Скажи нам, Паук, мы можем ударить по Чёрной Воде? Ты даёшь нам добро?
— Добро? Белизну? Ты просишь у меня, Мрака Творца, Белизну, внучка Древнего? — усмешка Паука стала сильнее. Теперь он стал похож на зрителя комедийного шоу, готового расхохотаться, повергнуть в пучину гомерического смеха весь зал и самих комиков в придачу.
Аманда вздохнула. И требовательно произнесла:
— Ты прекрасно знаешь, что я прошу.
— Остепенись. Ты прекрасно знаешь, что я скажу «нет». Для того, чтобы я сказал вам «да», вам не хватает двух Охотников. У вас нет Охотника Огня и Охотника Воздуха тоже у вас — Белых — пока нет, — Тёмный Маг красноречиво взглянул в сторону Грифона.
Пантера попыталась образумить товарища, она оглянулась и посмотрела через плечо на Грифона:
— Может быть, ты всё-таки сделаешь выбор? Прямо сейчас. Это возможно, переход на Белую сторону или на Тёмную — в этом Храме. Переход на любую сторону. Я прочла мысли этого Храма.
За Грифона ответил Паук:
— Когда он перейдёт и перейдёт ли вообще — не имеет значения. Огонька у вас тоже не найдётся, — напомнил он.
Аманда вспыхнула. Она прекрасно понимала, что при всём её потенциале и «корнях» — дедушке Йозефе Беллоке, он же магистр Вальфгель, она не сможет заместить собой Охотника. Она собралась сойти с круга, уступить место будущему Охотнику Огня.
— Стой, внучка Древнего, — остановил её Паук. — Вы построили круг в Храме, резонирующей с Противостоянием Стихий и Сферами, зачем его рушить? С Трёхглазой будет вести переговоры лицо, которое я назначил, и точка. Охотникам вмешиваться нельзя. Я запрещаю. Охотники, вы поняли приказ?
— Поняла, — кивнула Пантера, по лицу её пробежала тень сожаления. Она опустила голову и закрыла глаза.
«Это лицо, которое ты назначил, может умереть. Переговоры могут пойти не так...» — послала она мысль.
Паук отозвался:
«Всё пойдёт так, как нужно. А смерть — это всего лишь смена Тёмной Дороги, и ты это знаешь как никто другой, Пантера».
— Одобряю, — Скорпион удовлетворительно скрестил руки на груди, встав с широко расставленными ногами. Всей позой он выражал удовлетворённость.
— Конечно, ты одобряешь. Ты всегда придерживался политики «выплывет — не выплывет», — усмехнулся Паук. — Моя школа!
Паук посмотрел на Грифона. Грифон нахмурился. Он был недоволен.
— Чего ты ерепенишься, Грифон? Ты же Серый, Нейтральщик! Тебе должно быть глубоко всё равно до Тьмы, Белизны, Света, Черноты. Ты сам по себе! — насмешливо обратился к нему Паук. — Какое тебе дело до наших разборок, ты же отказался в них участвовать.
Грифон ничем не выразил бушевавшего в нём гнева. Он злился не на Паука, не на товарищей.
На себя. Он сам выбрал свой путь, убеждал себя в том, что путь прямой его верен.
А теперь — когда Паук хочет подвергнуть тяжёлому испытанию человека, к которому Грифон относился дружески, Грифон понял, что этот человек ему дорог. Грифон в тот момент возненавидел себя за эти «сантименты».
— А раз ты не с нами — то с тебя и спросу нет, — Паук махнул рукой на Грифона и отвернулся, воззрившись тёмными как Чёрная дыра глазами на Аманду: — Огневица?
— Ты собрался отправить к Трёхглазой одну из лучших моих подчинённых. Мою ученицу. Я выпестовала её бережно в течение двух с половиной лет. Что ж. Я не могу возражать, ведь я даже не Охотник. Ты мог бы меня тоже не спрашивать! — Аманда демонстративно развела руками и отвернулась.
Паук заухмылялся шире.
— Вопрос считаю исчерпанным. Есть ещё вопросы? — он оглядел Огневицу и троих Охотников взглядом, полным превосходства.
— Многое ли измениться, если Охотников будет четверо? — спросила Огневица.
— Многое. Но тогда вам нужно приходить не в этот храм, а к Царице Рока. Вернее, не вам, а Охотникам — тебе, Огневица, туда путь заказан.
— Значит, ищем хорошего огневика, — констатировала Аманда.
Она знала, что её товарищи не спросят ничего. И знала, что Паук ничего не ответит. Поэтому она шагнула из круга и двинулась к выходу из Храма, не оглядываясь на Паука и товарищей. Паук бросил ей вдогонку:
— Именно потому что она одна из лучших твоих подчинённых — я и отправляю её к Трёхглазой.
Потом он исчез. Аманда вышла из Храма первой. Мод колебалась, она хотела о многом расспросить Мрака Творца. Прежде всего — о других рыцарях-охотниках, о Феоктисте. Но растерялась. И корила себя за это. Ещё она глубоко переживала за того, кого Паук отдал на растерзание Трёхглазой.
Скорпион подошёл и положил ей руку на плечо:
— Смерти не будет. Моя миссия ещё не закончилась — значит, никто не умрёт. Верь Пауку.
Он обнадёживающе улыбнулся. Мод тоже улыбнулась в ответ. Она готова выдохнуть с облегчением. Скорпиону она всегда верила.
Скорпион вышел. Мод оглянулась на Грифона. Тот стоял неподвижно, опустив голову, опустив ствол арбалета — Охотничьего Лука вниз. Напряжённый. Но внешне такой же бесстрастный.
— Послушай, Рикардо, — Мод подошла к нему и посмотрела на товарища. — Паук тебя не берёт в расчёт. Если ты вмешаешься, это не будет нарушением нашего с ним договора, что сейчас заключили я, Огневица и Скорпион. Если даже ты не хочешь вмешиваться — ты можешь подготовить её, поддержать. Кроме тебя, этого никто не сделает. Я бы сама поддержала, но я дала слово, я к сожалению на Белой Стороне, и Тьма помогает нам... И я бы сделала всё, чтобы быть Серой.
Он не ответил ей. Но телепатка-Охотница поняла, что он услышал и что её мысль ему понравилась. Она слегка коснулась его плеча и устремилась следом за подругой и Скорпионом.
Когда все вышли из Храма, Грифон посмотрел на одну из фресок. Там был изображён орёл, конфликтующий со львом. Лев разверзнул пасть, пытался укусить орла, орёл пытался терзать льва своими когтями. Грифон увидел в этой фреске собственное отражение и не удивился. Он вскинул арбалет и выстрелил снова. Но не в орла и льва. А в синее создание, похожее на русалку, что стояло в стороне, наблюдало битву орла со львом.
Сюжет фрески принялся меняться на глазах. Орёл поднялся выше, устремился вперёд. Лев перестал кусать орла, тоже устремился вперёд. Они развернулись к поверженной русалке и принялись сообща угрожать ей. Но Грифон не увидел это — не захотел. Он развернулся и вышел из Храма — так и не став ни Тёмным, ни Белым, ни Светлым, ни Чёрным.
Чёрно-чёрный пролог
Дарти штудировал чёрно-магические книги в личных апартаментах в тайном логове Томберов, когда Августа проникла в его запертую келью через Теневую Сторону. Он поднял на неё глаза и сразу смутился: Августа смотрела на него так, как смотрит девушка в беде. Беспомощно, с надеждой и желанием. Ибо «любовью» назвать сокрушающие эманации, идущие от демона, никак нельзя.
— Дарти, — тихо прошептала она. — Ты, только ты можешь и должен мне помочь. Только тебе я верю. Все остальные такие ненадёжные. Я здесь совсем одна и мне страшно...
Она приблизилась к нему почти вплотную. Дарти во все глаза смотрел на неё, у него в груди поднимался огонь влечения.
— Я с тобой, конечно же, я с тобой, — выдохнул юный чернокнижник.
Он увидел, что Августа при всей своей демонстрируемой беспомощности и уязвимости потрясающе выглядит. Её простенькое каре превратилось в красивые изящные локоны. Она сняла с громадных омутов-глаз уродующие её глупые очки в толстой оправе. Рот приоткрыт в обещании неземных наслаждений. Блуза школьной формы слишком обтягивает её грудь, а плиссированная школьная юбка слишком короткая.
Дарти нервным движением отбросил книгу, подался назад на стуле и смотрел на Августу с восхищением и влечением. Августа словно не замечала этого. Она стояла перед ним, сделавшись ещё более беззащитнее, опустив голову, потупившись, поставив ножки носочками вовнутрь, теребя край юбочки. Она прошептала:
— Я знаю, что ты со мной. У меня на тебя большие планы. Я знаю, что только с твоей помощью смогу добиться того, чего хочу.
Она подняла голову и посмотрела Дарти прямо в глаза. Тело молодого колдуна прошибла молния — сотня тысяч вольт электрических разрядов. Потом он почувствовал, что сгорает. Августа подошла ещё ближе, опустилась к Дарти поверх на колени. В следующий миг он прижимал её к себе, страстно целовал. Он больше всего боялся, что она ускользнёт. Что это сон — не явь. Что это её демоническая нечестная игра, и она сейчас вырвется или ранит его, или же убьёт. Что это её изощрённое наказание за его невольное предательство. Но её губы слаще мёда. Её тело — мёртвое уже более тридцати шести лет — такое мягкое, податливое.
Их любовные утехи длились несколько часов всю ночь не прекращаясь. Ближе к рассвету Дарти устал, но он был счастлив. Она не устала, была ненасытна. Но счастлива она не была. Понятие «счастье» и демон — несовместимы. Когда взошло солнце, он заснул, не выдержав больше предложенного любовницей-демоницей похотливого марафона.
Когда он очнулся, она лежала на нём, абсолютно голая и дремала. Дарти снова овладело желание. Её тело — совсем не тело демона. А живое, красивое, изящное стройное тело, бледноватое, но ведь Августа при жизни не жила на южных курортах, чтобы быть загорелой. Дарти принялся страстно целовать её.
Его прошибла сильная боль от ожога всего тела — как тогда, когда она в первый раз коснулась его. Он чуть не потерял сознание, но похоть ушла.
— Давай сделаем паузу и поговорим, — предложила она, ласково улыбаясь под ним.
Он замер от болевого шока и даже стал на несколько секунд парализован. Когда состояние паралича ушло, он выдохнул:
— Прости. Я ничего не могу с собой поделать. Я... люблю тебя.
— Не говори слово «люблю», — поморщилась Августа. — Это всё равно как святая вода для сатаны. Говори — «хочу тебя», «жажду тебя» и лучше — побольше пошлых слов. Совсем пошлых. Можно даже матерных.
Августа легла на него, как змея на грудь. Он ласково касался её волос. Она — его и только его. Он завоевал её. Он притянул её — девушку его мечты — в свою жизнь. Теперь они вместе, навсегда.
— Но вообще я терпеть не могу разговоры о любви. Всегда ненавидела всё, что связано с этой темой. Я никогда раньше не знала мужчины, ты первый, и мне понравилось. При жизни не знала, я хочу сказать. Но в Инферно меня научили, что демон никогда не должен подавлять желания. Мне приходилось подавлять, когда я была живой. Не хочу говорить о себе, хочу поговорить о тебе, Дарти. Расскажи мне, кто ты, откуда ты, как ты попал к Масочнику, почему захотел у него учиться.
Дарти смущён. По нему прошлась волна мурашек от счастья. Августа только что оказала ему высочайшую честь, объявив его, смертного, первым мужчиной. Он поклялся внутри, что теперь всегда, во всём будет ей верен и предан. Что никакие силы подлого гипноза не смогут разрушить его любовь к ней. Его обоготворение, его обожание. Он рассказал:
— Ничего особенного. Я сирота. В приюте меня дразнили, считали чудиком. Я сбежал оттуда в тринадцать. Скитался, бродяжничал. Параллельно делал всякие гадости беляшам. Эти смазливые беляши — ведь именно из-за них все беды. Я искал Мастера и встретил его. Он проверил меня, сказал, что из меня выйдет толк, что у меня годный талант в чёрном колдовстве и чернокнижии. Потом он познакомил меня с Масочником. Замолвил за меня рекомендации. Так я стал томбером. С Мастером мы потом редко общались, у него были другие дела.
— Кто твой Мастер? — спросила Августа заинтересованно.
— Людвиг фон Репс, высший чёрный вампир. Его убили беляши четыре месяца назад. Когда я об этом узнал, я был в шоке. Людвиг для меня был несокрушимым.
— Беляши много кому насолили. Они заслуживают мучительной смерти. Я сделаю всё, чтобы её обеспечить. Ты поможешь мне. Мы вместе сотрём всех беляшей в порошок. А потом — всех людишек. А потом уже — всех чёрных. В первую очередь Русалок.
— Да, я с тобой! Я сделаю всё, что ты скажешь! — выдохнул Дарти, восхищённо смотря в глаза Августе. Он почувствовал вновь влечение и поцеловал её.
Их поцелуй продолжался несколько минут. Когда они отстранились друг от друга, Августа проговорила:
— О фон Репсе мне рассказывала Блэки. Блэки мне много чего рассказывала, она моя подружка, — на милом беззащитном личике Августы возникла саркастическая насмешка. В следующую секунду её лицо сделалось очень искренним. Она заглянула в самую глубину глаз Дарти и прошептала: — Я знала твоего отца.
— Что? Отца? Но у меня нет отца. Даже если биологический отец жив — это не имеет никакого значения, я ведь в приюте с самого рождения. Меня туда отнесли, потому что отказались от меня.
— Мать — да, отказалась. Но твоего биологического отца к тому времени уже не было в живых. Я знала его, — повторила Августа. — Ты так похож на него, копия, — она нежно заложила один из каштановых локонов Дарти ему за ухо.
Он замер.
— Ты знала? Откуда?
— Я была в Инферно бесконечно долгое время. Здесь прошло всего тридцать шесть лет. За это время твоего отца убили и ты родился. Его убили в ту самую ночь, как он тебя зачал в утробе твоей матери. Твою мать я тоже знаю. Твой отец — вот в кого я была влюблена без памяти. Тайно. Вот от кого я скрывала свои желания — как и от самой себя, когда была живой. Я была очень юной, и он тоже — нам было тринадцать.
— Кто он? Как его звали? Кем он был?! — Дарти еле сдерживался, чтобы не засыпать любовницу градом вопросов.
— Его звали Эвриус Халл. Халл — это твоя настоящая фамилия, если ты, конечно, предпочёл бы фамилию отца. По матери ты Зиг. Твою мать зовут Мэри Зиг. Она жива. Беляши засадили её в тюрьму, и она там гниёт.
Аманда здесь главная. Но она не любит роли лидера, предпочитая оставаться заместителем, теневым лицом, дёргающим за ниточки исподтишка. Она бы с удовольствием перепоручила роль лидера Скорпиону. Но тот словно издевался, отказываясь становится «главным». Аманда повторила, оглядываясь на товарищей и вставая в самом центре под тем местом, где раньше возвышался большой пирамидальный купол:
— У нас есть все ресурсы для удара. Считаю, что нерационально медлить.
— А я считаю, что нужно послушать Мрака Творца, — тихо заметил Скорпион.
Аманда украдкой вздохнула.
Пантера приблизилась к подруге и встала в одну из точек окружности вокруг самого центра.
Скорпион встал немного в стороне, как бы за Мод.
Грифон остановился почти рядом с самим входом.
Поверхность пола под ногами Аманды загорелась и приобрела красное мерцание. Через несколько секунд Аманда стояла в красном зияющем огненном круге. Этот круг помещался в окружность с зелёными сполохами, где подобно планете на орбите, стояла Пантера. Зелёный круг оказался внутри синего круга, на границе стоял Скорпион. Позади образовался чёрный круг. Грифон стоял на его границе.
Огневица и три Охотника почувствовали отток магии, перетекание стихийных сил и приток древней энергии храма.
— Вот и послушаем, — в голосе Аманды прозвучал вызов. Она готова сказать боссу всё, что она думает.
Явился босс. Высокий человек в плаще и чёрном цилиндре, с длинными чёрными как смоль волосами. Мрака Творец, он принял любимейшее обличье. Насмешливое лицо Тёмного Мага говорило, что он удовлетворён игрой — той кашей, что замутил. И замутил он её около двух тысяч лет назад. Аманда продолжала хранить вызов во взгляде. Она посмотрела на босса упрямо и жёстко, первой начав разговор:
— Скажи нам, Паук, мы можем ударить по Чёрной Воде? Ты даёшь нам добро?
— Добро? Белизну? Ты просишь у меня, Мрака Творца, Белизну, внучка Древнего? — усмешка Паука стала сильнее. Теперь он стал похож на зрителя комедийного шоу, готового расхохотаться, повергнуть в пучину гомерического смеха весь зал и самих комиков в придачу.
Аманда вздохнула. И требовательно произнесла:
— Ты прекрасно знаешь, что я прошу.
— Остепенись. Ты прекрасно знаешь, что я скажу «нет». Для того, чтобы я сказал вам «да», вам не хватает двух Охотников. У вас нет Охотника Огня и Охотника Воздуха тоже у вас — Белых — пока нет, — Тёмный Маг красноречиво взглянул в сторону Грифона.
Пантера попыталась образумить товарища, она оглянулась и посмотрела через плечо на Грифона:
— Может быть, ты всё-таки сделаешь выбор? Прямо сейчас. Это возможно, переход на Белую сторону или на Тёмную — в этом Храме. Переход на любую сторону. Я прочла мысли этого Храма.
За Грифона ответил Паук:
— Когда он перейдёт и перейдёт ли вообще — не имеет значения. Огонька у вас тоже не найдётся, — напомнил он.
Аманда вспыхнула. Она прекрасно понимала, что при всём её потенциале и «корнях» — дедушке Йозефе Беллоке, он же магистр Вальфгель, она не сможет заместить собой Охотника. Она собралась сойти с круга, уступить место будущему Охотнику Огня.
— Стой, внучка Древнего, — остановил её Паук. — Вы построили круг в Храме, резонирующей с Противостоянием Стихий и Сферами, зачем его рушить? С Трёхглазой будет вести переговоры лицо, которое я назначил, и точка. Охотникам вмешиваться нельзя. Я запрещаю. Охотники, вы поняли приказ?
— Поняла, — кивнула Пантера, по лицу её пробежала тень сожаления. Она опустила голову и закрыла глаза.
«Это лицо, которое ты назначил, может умереть. Переговоры могут пойти не так...» — послала она мысль.
Паук отозвался:
«Всё пойдёт так, как нужно. А смерть — это всего лишь смена Тёмной Дороги, и ты это знаешь как никто другой, Пантера».
— Одобряю, — Скорпион удовлетворительно скрестил руки на груди, встав с широко расставленными ногами. Всей позой он выражал удовлетворённость.
— Конечно, ты одобряешь. Ты всегда придерживался политики «выплывет — не выплывет», — усмехнулся Паук. — Моя школа!
Паук посмотрел на Грифона. Грифон нахмурился. Он был недоволен.
— Чего ты ерепенишься, Грифон? Ты же Серый, Нейтральщик! Тебе должно быть глубоко всё равно до Тьмы, Белизны, Света, Черноты. Ты сам по себе! — насмешливо обратился к нему Паук. — Какое тебе дело до наших разборок, ты же отказался в них участвовать.
Грифон ничем не выразил бушевавшего в нём гнева. Он злился не на Паука, не на товарищей.
На себя. Он сам выбрал свой путь, убеждал себя в том, что путь прямой его верен.
А теперь — когда Паук хочет подвергнуть тяжёлому испытанию человека, к которому Грифон относился дружески, Грифон понял, что этот человек ему дорог. Грифон в тот момент возненавидел себя за эти «сантименты».
— А раз ты не с нами — то с тебя и спросу нет, — Паук махнул рукой на Грифона и отвернулся, воззрившись тёмными как Чёрная дыра глазами на Аманду: — Огневица?
— Ты собрался отправить к Трёхглазой одну из лучших моих подчинённых. Мою ученицу. Я выпестовала её бережно в течение двух с половиной лет. Что ж. Я не могу возражать, ведь я даже не Охотник. Ты мог бы меня тоже не спрашивать! — Аманда демонстративно развела руками и отвернулась.
Паук заухмылялся шире.
— Вопрос считаю исчерпанным. Есть ещё вопросы? — он оглядел Огневицу и троих Охотников взглядом, полным превосходства.
— Многое ли измениться, если Охотников будет четверо? — спросила Огневица.
— Многое. Но тогда вам нужно приходить не в этот храм, а к Царице Рока. Вернее, не вам, а Охотникам — тебе, Огневица, туда путь заказан.
— Значит, ищем хорошего огневика, — констатировала Аманда.
Она знала, что её товарищи не спросят ничего. И знала, что Паук ничего не ответит. Поэтому она шагнула из круга и двинулась к выходу из Храма, не оглядываясь на Паука и товарищей. Паук бросил ей вдогонку:
— Именно потому что она одна из лучших твоих подчинённых — я и отправляю её к Трёхглазой.
Потом он исчез. Аманда вышла из Храма первой. Мод колебалась, она хотела о многом расспросить Мрака Творца. Прежде всего — о других рыцарях-охотниках, о Феоктисте. Но растерялась. И корила себя за это. Ещё она глубоко переживала за того, кого Паук отдал на растерзание Трёхглазой.
Скорпион подошёл и положил ей руку на плечо:
— Смерти не будет. Моя миссия ещё не закончилась — значит, никто не умрёт. Верь Пауку.
Он обнадёживающе улыбнулся. Мод тоже улыбнулась в ответ. Она готова выдохнуть с облегчением. Скорпиону она всегда верила.
Скорпион вышел. Мод оглянулась на Грифона. Тот стоял неподвижно, опустив голову, опустив ствол арбалета — Охотничьего Лука вниз. Напряжённый. Но внешне такой же бесстрастный.
— Послушай, Рикардо, — Мод подошла к нему и посмотрела на товарища. — Паук тебя не берёт в расчёт. Если ты вмешаешься, это не будет нарушением нашего с ним договора, что сейчас заключили я, Огневица и Скорпион. Если даже ты не хочешь вмешиваться — ты можешь подготовить её, поддержать. Кроме тебя, этого никто не сделает. Я бы сама поддержала, но я дала слово, я к сожалению на Белой Стороне, и Тьма помогает нам... И я бы сделала всё, чтобы быть Серой.
Он не ответил ей. Но телепатка-Охотница поняла, что он услышал и что её мысль ему понравилась. Она слегка коснулась его плеча и устремилась следом за подругой и Скорпионом.
Когда все вышли из Храма, Грифон посмотрел на одну из фресок. Там был изображён орёл, конфликтующий со львом. Лев разверзнул пасть, пытался укусить орла, орёл пытался терзать льва своими когтями. Грифон увидел в этой фреске собственное отражение и не удивился. Он вскинул арбалет и выстрелил снова. Но не в орла и льва. А в синее создание, похожее на русалку, что стояло в стороне, наблюдало битву орла со львом.
Сюжет фрески принялся меняться на глазах. Орёл поднялся выше, устремился вперёд. Лев перестал кусать орла, тоже устремился вперёд. Они развернулись к поверженной русалке и принялись сообща угрожать ей. Но Грифон не увидел это — не захотел. Он развернулся и вышел из Храма — так и не став ни Тёмным, ни Белым, ни Светлым, ни Чёрным.
Часть 4. По перилам ступенек вверх
Чёрно-чёрный пролог
Дарти штудировал чёрно-магические книги в личных апартаментах в тайном логове Томберов, когда Августа проникла в его запертую келью через Теневую Сторону. Он поднял на неё глаза и сразу смутился: Августа смотрела на него так, как смотрит девушка в беде. Беспомощно, с надеждой и желанием. Ибо «любовью» назвать сокрушающие эманации, идущие от демона, никак нельзя.
— Дарти, — тихо прошептала она. — Ты, только ты можешь и должен мне помочь. Только тебе я верю. Все остальные такие ненадёжные. Я здесь совсем одна и мне страшно...
Она приблизилась к нему почти вплотную. Дарти во все глаза смотрел на неё, у него в груди поднимался огонь влечения.
— Я с тобой, конечно же, я с тобой, — выдохнул юный чернокнижник.
Он увидел, что Августа при всей своей демонстрируемой беспомощности и уязвимости потрясающе выглядит. Её простенькое каре превратилось в красивые изящные локоны. Она сняла с громадных омутов-глаз уродующие её глупые очки в толстой оправе. Рот приоткрыт в обещании неземных наслаждений. Блуза школьной формы слишком обтягивает её грудь, а плиссированная школьная юбка слишком короткая.
Дарти нервным движением отбросил книгу, подался назад на стуле и смотрел на Августу с восхищением и влечением. Августа словно не замечала этого. Она стояла перед ним, сделавшись ещё более беззащитнее, опустив голову, потупившись, поставив ножки носочками вовнутрь, теребя край юбочки. Она прошептала:
— Я знаю, что ты со мной. У меня на тебя большие планы. Я знаю, что только с твоей помощью смогу добиться того, чего хочу.
Она подняла голову и посмотрела Дарти прямо в глаза. Тело молодого колдуна прошибла молния — сотня тысяч вольт электрических разрядов. Потом он почувствовал, что сгорает. Августа подошла ещё ближе, опустилась к Дарти поверх на колени. В следующий миг он прижимал её к себе, страстно целовал. Он больше всего боялся, что она ускользнёт. Что это сон — не явь. Что это её демоническая нечестная игра, и она сейчас вырвется или ранит его, или же убьёт. Что это её изощрённое наказание за его невольное предательство. Но её губы слаще мёда. Её тело — мёртвое уже более тридцати шести лет — такое мягкое, податливое.
Их любовные утехи длились несколько часов всю ночь не прекращаясь. Ближе к рассвету Дарти устал, но он был счастлив. Она не устала, была ненасытна. Но счастлива она не была. Понятие «счастье» и демон — несовместимы. Когда взошло солнце, он заснул, не выдержав больше предложенного любовницей-демоницей похотливого марафона.
Когда он очнулся, она лежала на нём, абсолютно голая и дремала. Дарти снова овладело желание. Её тело — совсем не тело демона. А живое, красивое, изящное стройное тело, бледноватое, но ведь Августа при жизни не жила на южных курортах, чтобы быть загорелой. Дарти принялся страстно целовать её.
Его прошибла сильная боль от ожога всего тела — как тогда, когда она в первый раз коснулась его. Он чуть не потерял сознание, но похоть ушла.
— Давай сделаем паузу и поговорим, — предложила она, ласково улыбаясь под ним.
Он замер от болевого шока и даже стал на несколько секунд парализован. Когда состояние паралича ушло, он выдохнул:
— Прости. Я ничего не могу с собой поделать. Я... люблю тебя.
— Не говори слово «люблю», — поморщилась Августа. — Это всё равно как святая вода для сатаны. Говори — «хочу тебя», «жажду тебя» и лучше — побольше пошлых слов. Совсем пошлых. Можно даже матерных.
Августа легла на него, как змея на грудь. Он ласково касался её волос. Она — его и только его. Он завоевал её. Он притянул её — девушку его мечты — в свою жизнь. Теперь они вместе, навсегда.
— Но вообще я терпеть не могу разговоры о любви. Всегда ненавидела всё, что связано с этой темой. Я никогда раньше не знала мужчины, ты первый, и мне понравилось. При жизни не знала, я хочу сказать. Но в Инферно меня научили, что демон никогда не должен подавлять желания. Мне приходилось подавлять, когда я была живой. Не хочу говорить о себе, хочу поговорить о тебе, Дарти. Расскажи мне, кто ты, откуда ты, как ты попал к Масочнику, почему захотел у него учиться.
Дарти смущён. По нему прошлась волна мурашек от счастья. Августа только что оказала ему высочайшую честь, объявив его, смертного, первым мужчиной. Он поклялся внутри, что теперь всегда, во всём будет ей верен и предан. Что никакие силы подлого гипноза не смогут разрушить его любовь к ней. Его обоготворение, его обожание. Он рассказал:
— Ничего особенного. Я сирота. В приюте меня дразнили, считали чудиком. Я сбежал оттуда в тринадцать. Скитался, бродяжничал. Параллельно делал всякие гадости беляшам. Эти смазливые беляши — ведь именно из-за них все беды. Я искал Мастера и встретил его. Он проверил меня, сказал, что из меня выйдет толк, что у меня годный талант в чёрном колдовстве и чернокнижии. Потом он познакомил меня с Масочником. Замолвил за меня рекомендации. Так я стал томбером. С Мастером мы потом редко общались, у него были другие дела.
— Кто твой Мастер? — спросила Августа заинтересованно.
— Людвиг фон Репс, высший чёрный вампир. Его убили беляши четыре месяца назад. Когда я об этом узнал, я был в шоке. Людвиг для меня был несокрушимым.
— Беляши много кому насолили. Они заслуживают мучительной смерти. Я сделаю всё, чтобы её обеспечить. Ты поможешь мне. Мы вместе сотрём всех беляшей в порошок. А потом — всех людишек. А потом уже — всех чёрных. В первую очередь Русалок.
— Да, я с тобой! Я сделаю всё, что ты скажешь! — выдохнул Дарти, восхищённо смотря в глаза Августе. Он почувствовал вновь влечение и поцеловал её.
Их поцелуй продолжался несколько минут. Когда они отстранились друг от друга, Августа проговорила:
— О фон Репсе мне рассказывала Блэки. Блэки мне много чего рассказывала, она моя подружка, — на милом беззащитном личике Августы возникла саркастическая насмешка. В следующую секунду её лицо сделалось очень искренним. Она заглянула в самую глубину глаз Дарти и прошептала: — Я знала твоего отца.
— Что? Отца? Но у меня нет отца. Даже если биологический отец жив — это не имеет никакого значения, я ведь в приюте с самого рождения. Меня туда отнесли, потому что отказались от меня.
— Мать — да, отказалась. Но твоего биологического отца к тому времени уже не было в живых. Я знала его, — повторила Августа. — Ты так похож на него, копия, — она нежно заложила один из каштановых локонов Дарти ему за ухо.
Он замер.
— Ты знала? Откуда?
— Я была в Инферно бесконечно долгое время. Здесь прошло всего тридцать шесть лет. За это время твоего отца убили и ты родился. Его убили в ту самую ночь, как он тебя зачал в утробе твоей матери. Твою мать я тоже знаю. Твой отец — вот в кого я была влюблена без памяти. Тайно. Вот от кого я скрывала свои желания — как и от самой себя, когда была живой. Я была очень юной, и он тоже — нам было тринадцать.
— Кто он? Как его звали? Кем он был?! — Дарти еле сдерживался, чтобы не засыпать любовницу градом вопросов.
— Его звали Эвриус Халл. Халл — это твоя настоящая фамилия, если ты, конечно, предпочёл бы фамилию отца. По матери ты Зиг. Твою мать зовут Мэри Зиг. Она жива. Беляши засадили её в тюрьму, и она там гниёт.
