Айя Даади (Aya Daadi)
Серый волк и его девочка
Высокая трава была сухая, жесткая и больно хлестала по босым ногам. Аника устало оглянулась. Почему именно в это утро Белочка решила убежать на пустырь? В который раз внимательно вглядываясь в густые кустарники и покрытую выгоревшей травой заброшенную штольню, девочка подошла к молодому ельнику, за которым начинался густой старый лес. От древних елей повеяло хвоей, сыростью и прохладой. Аника горестно вздохнула.
Нет, она всегда была очень терпеливой девочкой. Сколько себя помнит. Все двенадцать лет, которые они прожили с матушкой в маленькой избушке на окраине деревни, она, пожалуй, никогда и не злилась по-настоящему. Даже если сильно рассекала ноги или попадала в крапиву, гоняясь за строптивой козой, или когда соседские вредины-близнецы, устав дразниться, начинали больно бросаться репейником и сорняками, или (что случалось совсем уж редко) когда уставшая после работы в замке матушка незаслуженно бросала горячим упреком. Ни одна из этих или многих других обидных причин, которыми было богато ее детство, никогда не вызывала в сердце Аники жгучего гнева, злости или обидных слез.
Ведь Белочку она искренне любила – своенравная коза была их с матушкой кормилицей. Матушка часто радовалась, что Белочка всегда дает много молока, а само молоко было таким густым и ароматным, что его с радостью покупали или брали на обмен зажиточные односельчане. А подрастающие каждый год козлята обменивались на муку или мясо, отправляясь в стадо на ферму к пастухам.
А относительно рыжих соседских близнецов, так они просто еще глупые, хоть и родились с Аникой в один месяц. Отвечать на их дразнилки – только себе дороже. Особенно сейчас, когда Анике исполнилось двенадцать. Она была на целую голову выше Петера и Яна и намного благоразумнее их.
А еще она была маминой радостью.
Поэтому даже в сложные дни, когда матушка приходила из замка особенно уставшая и измученная, падая на лежанку и забывая об ужине, Аника точно знала, что роднее и дороже человека нет во всем мире. Ведь они одни друг у друга. И так тяжело матушка работает, чтобы им было что есть и во что одеваться.
В такие вечера девочка садилась возле приземистой лежанки и заботливо обтирала кусочком влажного полотна избитые и налившиеся от тяжелой работы мамины ноги, нежно гладила распухшие от постоянной стирки родные руки и мечтала, что совсем скоро, через год-два, когда она немного подрастет, то обязательно найдет работу в деревне или даже в городе, и матушке больше не придется наниматься прачкой и так тяжело работать.
Но сегодня терпение Аники оказалось на исходе. Девочке отчаянно захотелось просто расплакаться. Усталая, голодная, с до крови ободранными ногами, она полдня искала Белочку по всем знакомым пастбищам и зарослям. И все зря.
Из-за набежавших слез, наверное, Аника и не заметила огромного раненного волка, лежащего в зарослях у самой штольни.
По правде, сначала она приняла его за собаку – ведь из-за высокой травы, в которую забежала Белочка, ей даже не удалось хорошо рассмотреть, кто там шевелится под тоненькими веточками молодого ельника.
- Белочка, иди сюда! – позвала она тихонько, но вместо привычного “мееее” в ответ услышала полный страдания стон.
Вот тут бы благоразумной девочке и стоило броситься наутек, но стон был такой жалостливый, что Аника не смогла не откликнуться. Преодолевая страх, она осторожно переступила заросли цепкого подмаренника и, медленно раздвинув высокие стебли травы, замерла с широко раскрытыми глазами.
Прямо под молодыми елочками, истекая кровью и безуспешно пытаясь подтянуть ближе перебитую лапу, лежала огромная серебристая собака. Услышав Анику, она резко подняла голову и посмотрела большими желтыми глазами. С надеждой, как человек.
Встретившись с этим полным боли, но вполне осмысленным взглядом, Аника подумала, что собака, скорее всего, охотничья и породистая, ведь дворовые псы в их деревне раза в три меньше и, по правде, намного грязнее и лохмаче. А сегодня в лесу была охота – с утра до крайних домов долетали звуки рожков и дружный лай гончих. А несколько охотников заезжали в деревню за водой. Возможно, пса случайно задели арбалетом, и его уже ищет хозяин?
А, может, это… раненый волк?
От последней мысли по коже Аники промчался мороз.
Впрочем, кем бы ни был зверь, сейчас он очень страдал.
- Бедненький, тебя подстрелили охотники? – спросила Аника жалостливо, рассматривая окровавленную шерсть и дрожащую перебитую лапу.
Ее юное сердечко сжалось от сострадания. И хоть подступить ближе было страшно (особенно, если это все же волк!), девочка сделала еще маленький шажок, пытаясь определить, не опасен ли раненый зверь и можно ли ему вообще помочь. Однако тот уже не следил за Аникой глазами и голову больше не поднимал.
И не стонал. Лишь дышал тяжело и прерывисто.
“Может, ему дать воды?” – подумала девочка и уже полезла в котомку, где была припрятана ее маленькая жестяная фляга, но тут начали происходить такие вещи, что Аника не то что про воду забыла, но и пошевелится, наверное, не смогла бы.
В какой-то момент зверь неровно, с рыком вздохнул и затих. Его глаза застыли неподвижно, а вокруг серебристой шерсти, как по волшебству, засветились маленькие солнечные зайчики – яркие, ослепительные. Их было так много и они вспыхивали так быстро, что в один миг словно окутали тело распростертого зверя в светящийся солнечный кокон. И не успела Аника моргнуть, как под елью уже лежал не зверь, а окровавленный человек.
Вот тут бы впору и закричать. Но голос застрял где-то глубоко в горле и онемевшая Аника лишь резко вдохнула, замерев, как соляной столб, и испуганно уставившись глазами на лежащего.
Судя по широким плечам и могучей спине, это был мужчина. Абсолютно голый, истекающий кровью и... мертвый?
Последняя мысль горячим током пронеслась в голове и словно разморозила Анику.
Пронзительно закричав, она изо всех ног бросилась к лесу. Именно у леса, совсем рядом, за пригорком, живет старая ведьма Хельда. Ее всегда зовут к болящим и увечным, а однажды она даже спасла Белочку, когда та раздробила ногу, упав в яму. За это матушка велела Анике по праздникам носить ей молоко.
Ведьма может помочь раненому человеку-зверю!
Выскочив за пригорок, Аника резко затормозила: прямо в диком малиннике, возле избушки, старуха-ведьма собирала в деревянную плошку ягоды.
- Бабушка, быстрее! Там у штольни в ельнике раненый человек! Он, наверное, умирает...
К чести ведьмы, лишних расспросов та затевать не стала, а, быстро подобрав свои длинные черные лохмотья, бодро пошла за девочкой.
Раненный лежал в той же позе, что и раньше и, кажется, слабо дышал. Спина была щедро расцарапана, но, вроде, цела. Старуха коснулась сморщенной рукой шеи лежащего, что-то прощупывая, затем бросила широкую серую тряпку на голые ягодицы мужчины. И лишь потом разрешила Анике подступить ближе.
- Давай, горошина, перевернем бедолагу.
Мужчина был крупный и очень тяжелый. Вместе они осторожно развернули его на спину, и Аника не удержалась от вскрика.
Прямо под ребром, рассекая тело мужчины, тянулась глубокая открытая рана, из которой тоненьким ручейком сочилась кровь. Одна рука мужчины, тоже вся в крови, была вывернута и прижата к краю раны. Было не понятно, повреждена ли она, или просто залита кровью. Трава внизу тоже была бурая и мокрая. Другая рука лежала в тени, и ее ведьме удалось рассмотреть, лишь обойдя мужчину с другой стороны.
- Эта перебита и крепко кровит, – вздохнула старая Хельда озабочено и устало взглянула на Анику. – Не знаю, выживет ли.
Мужчина дышал все так же тихо, еле уловимо, и в сознание не приходил.
Аника встревоженно рассматривала лицо незнакомца, невольно бросая взгляд на истекающую кровью рану и на грудь.
Таки дышит.
Только бы выжил.
В это время старуха начала что-то колдовать над головой раненого, выводя на его висках непонятные узоры, перемешивая пришептывания и глубокие вздохи.
Аника зачарованно следила за ее движениями, зависая на чужеродно-притягательных чертах незнакомца. Несмотря на измученный вид и кровавые разводы, мужчина был очень красив. И он был точно не из этих земель.
- Будь тут, я принесу кое-что из избы, – бросила ведьма внезапно и, поднявшись на удивление легко, как для старой женщины, пошла в сторону леса.
Аника встревожено посмотрела на мужчину. Давно, в детстве, когда была еще жива бабушка, и зимними вечерами они втроем уютно размещались у теплой печки, девочка точно помнит, что среди сказок и древних легенд слышала историю о ругару – диких людях-оборотнях, способных в полнолуние становится волками. Но ведь сейчас не полнолуние, и не ночь. Неужели этот мужчина… такой?
В этот момент глаза раненого раскрылись – такие же желтые, как были у зверя. Он неосмысленно черкнул по Анике взглядом.
- Пить... – скорее догадалась, чем четко услышала его шепот девочка.
Разговаривает!
Дрожащими пальцами Аника раскрыла свою маленькую флягу и осторожно поднесла к губам мужчины. Прозрачная влага потекла по губам, частично попадая в рот, а частично проливаясь на покрытый жесткой щетиной подбородок. Руки Аники все же тряслись.
Жадно глотая, мужчина прикрыл глаза. Когда он их раскрыл, взгляд уже был четкий и осмысленный. И смотрел он прямо на нее.
- Аника… это ты? – прошептал незнакомец удивленно и попытался подняться, но лишь резко поморщился от боли. – Малышка… Сколько тебе сейчас лет?
- Двенадцать… – Аника сама не поняла, как слова выскочили изо рта.
Мужчина зарычал.
- Рано! Еще так рано...
Он жадно оглядел ее лицо, словно отыскивая что-то известное лишь ему, а потом начал говорить – тихо, рвано, но уверенно.
- Аника, не бойся, я... друг. Послушай внимательно и постарайся запомнить. У меня мало времени. В день своего совершеннолетия жди меня тут на вечерней заре, мы встретимся снова. Я все расскажу. Не забудь. В день совершеннолетия. И еще... Ты была права… расскажи мне об этой встречи. Я могу не вспомнить. Я приду к тебе дважды… Береги себя. Когда я исчезну... не бойся. Я...
На этих слова незнакомец и правда исчез. Просто растворился в воздухе. Только примятая окровавленная трава и серая ведьмина тряпка смятой кучкой застыли у ног девочки. И молодой ельник покачивал веточками.
Когда ведьма вернулась со своей котомкой, Аника уже тихонечко сидела на траве и почти не дрожала.
- Он исчез, бабушка… Просто пропал, – сказала тихо, не поднимая головы.
- А… – старуха на мгновение застыла, оглядывая место. – Кроме человека ты никого тут не видела?
Аника подняла глаза и внимательно посмотрела на ведьму, решаясь, говорить ли той правду. И сколько.
- Зверь. Тут был его зверь, – сказала она, изо всех сил пытаясь прочитать на лице старой ведуньи ответ на свои невысказанные вопросы.
- Хорошо. Молчи об этом, горошина. При матери особенно.
Так у них со старой Хельдой и появился общий секрет.
В ту первую ночь, свернувшись под тоненькой дерюжкой, Аника впервые не могла заснуть. Даже набегавшись за день за Белочкой, натрудившись на их маленьком огородике и намаявшись за домашними делами, она никак не могла расслабиться и нырнуть в долгожданную тьму.
Вместо сна все мысли пронизывала непонятная тревога и десятки вопросов, которые она даже не могла никому задать.
Ведь о том, что человек-зверь откуда-то знал ее, Анику, она не сказала даже ведьме. Не знала, почему, просто чувствовала, что его слова – Тайна. Только их и ничья больше.
Вот только может ли она верить словам чужака?
...Прошло шесть лет
Накануне своего восемнадцатого дня рождения, Аника все так же не могла уснуть. На улице стоял теплый летний вечер. Нагретые за день два огромные камня, подпирающие покосившуюся стену хижины, медленно отпускали тепло, нехотя уступая место ночной прохладе. Аника с удовольствием устроилась на них, сквозь трещание цикад краем уха прислушиваясь к звукам из хижины. Сейчас матушка спала уже не так спокойно, как раньше. Давно оставив твердую лежанку Анике, теперь она проводила ночь прямо на полу, на мягкой, сбитой в широкий тюфяк соломе – ворочаясь во сне и пытаясь пристроить тянущие болью руки, постоянно переворачиваясь и постанывая. Истощенная работой и ежедневным многочасовым плесканием в холодной воде, она простудила суставы и уже два года как не нанималась прачкой. Но это не беда. Ведь Аника уже совсем взрослая и на жизнь зарабатывает для них обеих. Как ученица старой Хельды, она не только ходит с ведьмой лечить скот и помогать болящим в их селении и по округе, а многое умеет делать своими руками, нанимаясь на разные деревенские работы.
Глядя на диск почти белой луны, девушка невольно задумалась о завтрашнем дне. Чем он становился ближе, тем тревожнее билось в груди сердце.
Чем обернется встреча, о которой мужчина-волк говорил так уверенно? Почему сказал, что может не вспомнить их разговор?
Узнает ли он ее вообще? За эти годы Аника очень изменилась. И хотя старая Хельда до сих пор называла ее горошиной, от той девочки-тростиночки остались разве что большущие зеленые глаза. Светлые волосики-косички, что раньше так нещадно выгорали летом, превращаясь в солому, теперь выросли до пояса, налились силой, цветом и падали на грудь тяжелой косой.
И да, у нее появилась грудь. Как и прочие девичьи округлости. В этом году на весенней ярмарке у ее ятки с травами собралась целая толпа парней, так что старая Хельда лишь недовольно пошикивала, что они только глазеют да покупательниц отвлекают.
А рыжие Петер и Ян и вовсе не давали прохода. Они здорово выросли – теперь головы на полторы выше Аники каждый. И уже не дразнятся, как в детстве. Просто путаются под ногами постоянно. И лезут помогать – и по делу, и без дела. Оба сразу. И все время дерутся, как молоденькие петушки.
Матушка уже не раз намекала, что Анике неплохо бы определиться с симпатиями, чтобы парней не мучать. Да вот какие могут быть симпатии с этими петушками драчливыми? С них посмеяться лишний раз и только.
Рано еще ей свое сердце кому-то отдавать. Да и нет у них в деревне никого, чтоб был ей по нраву. Такого, чтоб...
Закрыв глаза, она снова подумала о таинственном человеке-звере.
Кто он? Откуда узнал о ней? И... выжил ли?
Последняя мысль все чаще приходила в голову. Ведь сейчас она уже не маленькая наивная девочка. Вспоминая ранения незнакомца, Аника со страхом сознавалась себе, что случится могло все.
Весь следующий день тянулся мучительно долго. С самого утра первым делом Аника пошла в соседнюю деревню, где расположилась маленькая часовня, и, зажигая в жертву светлым богам новенькую восковую свечку, молилась за здоровье матушки и за счастливый год.
Когда возвращалась назад, по дороге ее перехватили рыжие близнецы и успели сунуть в руки подарки – гладкую, как змея, зеленую ленту и блестящие вишенками красные бусы.
На праздничный обед, за который они сели втроем с матушкой и Хельдой, Аника приготовила настоящую запеченную в травах и пряностях утку, принесенную как заработок еще на прошлой неделе.
И вот, проделав всю домашнюю работу, искупавшись в речке и одев свой праздничный наряд, и даже повязав новую зеленую ленту, Аника тревожно застыла, вглядываясь в небо.
Наконец, солнечный диск медленно начал сползать к западу.
Серый волк и его девочка
Глава 1. Встреча
Высокая трава была сухая, жесткая и больно хлестала по босым ногам. Аника устало оглянулась. Почему именно в это утро Белочка решила убежать на пустырь? В который раз внимательно вглядываясь в густые кустарники и покрытую выгоревшей травой заброшенную штольню, девочка подошла к молодому ельнику, за которым начинался густой старый лес. От древних елей повеяло хвоей, сыростью и прохладой. Аника горестно вздохнула.
Нет, она всегда была очень терпеливой девочкой. Сколько себя помнит. Все двенадцать лет, которые они прожили с матушкой в маленькой избушке на окраине деревни, она, пожалуй, никогда и не злилась по-настоящему. Даже если сильно рассекала ноги или попадала в крапиву, гоняясь за строптивой козой, или когда соседские вредины-близнецы, устав дразниться, начинали больно бросаться репейником и сорняками, или (что случалось совсем уж редко) когда уставшая после работы в замке матушка незаслуженно бросала горячим упреком. Ни одна из этих или многих других обидных причин, которыми было богато ее детство, никогда не вызывала в сердце Аники жгучего гнева, злости или обидных слез.
Ведь Белочку она искренне любила – своенравная коза была их с матушкой кормилицей. Матушка часто радовалась, что Белочка всегда дает много молока, а само молоко было таким густым и ароматным, что его с радостью покупали или брали на обмен зажиточные односельчане. А подрастающие каждый год козлята обменивались на муку или мясо, отправляясь в стадо на ферму к пастухам.
А относительно рыжих соседских близнецов, так они просто еще глупые, хоть и родились с Аникой в один месяц. Отвечать на их дразнилки – только себе дороже. Особенно сейчас, когда Анике исполнилось двенадцать. Она была на целую голову выше Петера и Яна и намного благоразумнее их.
А еще она была маминой радостью.
Поэтому даже в сложные дни, когда матушка приходила из замка особенно уставшая и измученная, падая на лежанку и забывая об ужине, Аника точно знала, что роднее и дороже человека нет во всем мире. Ведь они одни друг у друга. И так тяжело матушка работает, чтобы им было что есть и во что одеваться.
В такие вечера девочка садилась возле приземистой лежанки и заботливо обтирала кусочком влажного полотна избитые и налившиеся от тяжелой работы мамины ноги, нежно гладила распухшие от постоянной стирки родные руки и мечтала, что совсем скоро, через год-два, когда она немного подрастет, то обязательно найдет работу в деревне или даже в городе, и матушке больше не придется наниматься прачкой и так тяжело работать.
Но сегодня терпение Аники оказалось на исходе. Девочке отчаянно захотелось просто расплакаться. Усталая, голодная, с до крови ободранными ногами, она полдня искала Белочку по всем знакомым пастбищам и зарослям. И все зря.
Из-за набежавших слез, наверное, Аника и не заметила огромного раненного волка, лежащего в зарослях у самой штольни.
По правде, сначала она приняла его за собаку – ведь из-за высокой травы, в которую забежала Белочка, ей даже не удалось хорошо рассмотреть, кто там шевелится под тоненькими веточками молодого ельника.
- Белочка, иди сюда! – позвала она тихонько, но вместо привычного “мееее” в ответ услышала полный страдания стон.
Вот тут бы благоразумной девочке и стоило броситься наутек, но стон был такой жалостливый, что Аника не смогла не откликнуться. Преодолевая страх, она осторожно переступила заросли цепкого подмаренника и, медленно раздвинув высокие стебли травы, замерла с широко раскрытыми глазами.
Прямо под молодыми елочками, истекая кровью и безуспешно пытаясь подтянуть ближе перебитую лапу, лежала огромная серебристая собака. Услышав Анику, она резко подняла голову и посмотрела большими желтыми глазами. С надеждой, как человек.
Встретившись с этим полным боли, но вполне осмысленным взглядом, Аника подумала, что собака, скорее всего, охотничья и породистая, ведь дворовые псы в их деревне раза в три меньше и, по правде, намного грязнее и лохмаче. А сегодня в лесу была охота – с утра до крайних домов долетали звуки рожков и дружный лай гончих. А несколько охотников заезжали в деревню за водой. Возможно, пса случайно задели арбалетом, и его уже ищет хозяин?
А, может, это… раненый волк?
От последней мысли по коже Аники промчался мороз.
Впрочем, кем бы ни был зверь, сейчас он очень страдал.
- Бедненький, тебя подстрелили охотники? – спросила Аника жалостливо, рассматривая окровавленную шерсть и дрожащую перебитую лапу.
Ее юное сердечко сжалось от сострадания. И хоть подступить ближе было страшно (особенно, если это все же волк!), девочка сделала еще маленький шажок, пытаясь определить, не опасен ли раненый зверь и можно ли ему вообще помочь. Однако тот уже не следил за Аникой глазами и голову больше не поднимал.
И не стонал. Лишь дышал тяжело и прерывисто.
“Может, ему дать воды?” – подумала девочка и уже полезла в котомку, где была припрятана ее маленькая жестяная фляга, но тут начали происходить такие вещи, что Аника не то что про воду забыла, но и пошевелится, наверное, не смогла бы.
В какой-то момент зверь неровно, с рыком вздохнул и затих. Его глаза застыли неподвижно, а вокруг серебристой шерсти, как по волшебству, засветились маленькие солнечные зайчики – яркие, ослепительные. Их было так много и они вспыхивали так быстро, что в один миг словно окутали тело распростертого зверя в светящийся солнечный кокон. И не успела Аника моргнуть, как под елью уже лежал не зверь, а окровавленный человек.
Вот тут бы впору и закричать. Но голос застрял где-то глубоко в горле и онемевшая Аника лишь резко вдохнула, замерев, как соляной столб, и испуганно уставившись глазами на лежащего.
Судя по широким плечам и могучей спине, это был мужчина. Абсолютно голый, истекающий кровью и... мертвый?
Последняя мысль горячим током пронеслась в голове и словно разморозила Анику.
Пронзительно закричав, она изо всех ног бросилась к лесу. Именно у леса, совсем рядом, за пригорком, живет старая ведьма Хельда. Ее всегда зовут к болящим и увечным, а однажды она даже спасла Белочку, когда та раздробила ногу, упав в яму. За это матушка велела Анике по праздникам носить ей молоко.
Ведьма может помочь раненому человеку-зверю!
Выскочив за пригорок, Аника резко затормозила: прямо в диком малиннике, возле избушки, старуха-ведьма собирала в деревянную плошку ягоды.
- Бабушка, быстрее! Там у штольни в ельнике раненый человек! Он, наверное, умирает...
К чести ведьмы, лишних расспросов та затевать не стала, а, быстро подобрав свои длинные черные лохмотья, бодро пошла за девочкой.
Раненный лежал в той же позе, что и раньше и, кажется, слабо дышал. Спина была щедро расцарапана, но, вроде, цела. Старуха коснулась сморщенной рукой шеи лежащего, что-то прощупывая, затем бросила широкую серую тряпку на голые ягодицы мужчины. И лишь потом разрешила Анике подступить ближе.
- Давай, горошина, перевернем бедолагу.
Мужчина был крупный и очень тяжелый. Вместе они осторожно развернули его на спину, и Аника не удержалась от вскрика.
Прямо под ребром, рассекая тело мужчины, тянулась глубокая открытая рана, из которой тоненьким ручейком сочилась кровь. Одна рука мужчины, тоже вся в крови, была вывернута и прижата к краю раны. Было не понятно, повреждена ли она, или просто залита кровью. Трава внизу тоже была бурая и мокрая. Другая рука лежала в тени, и ее ведьме удалось рассмотреть, лишь обойдя мужчину с другой стороны.
- Эта перебита и крепко кровит, – вздохнула старая Хельда озабочено и устало взглянула на Анику. – Не знаю, выживет ли.
Мужчина дышал все так же тихо, еле уловимо, и в сознание не приходил.
Аника встревоженно рассматривала лицо незнакомца, невольно бросая взгляд на истекающую кровью рану и на грудь.
Таки дышит.
Только бы выжил.
В это время старуха начала что-то колдовать над головой раненого, выводя на его висках непонятные узоры, перемешивая пришептывания и глубокие вздохи.
Аника зачарованно следила за ее движениями, зависая на чужеродно-притягательных чертах незнакомца. Несмотря на измученный вид и кровавые разводы, мужчина был очень красив. И он был точно не из этих земель.
- Будь тут, я принесу кое-что из избы, – бросила ведьма внезапно и, поднявшись на удивление легко, как для старой женщины, пошла в сторону леса.
Аника встревожено посмотрела на мужчину. Давно, в детстве, когда была еще жива бабушка, и зимними вечерами они втроем уютно размещались у теплой печки, девочка точно помнит, что среди сказок и древних легенд слышала историю о ругару – диких людях-оборотнях, способных в полнолуние становится волками. Но ведь сейчас не полнолуние, и не ночь. Неужели этот мужчина… такой?
В этот момент глаза раненого раскрылись – такие же желтые, как были у зверя. Он неосмысленно черкнул по Анике взглядом.
- Пить... – скорее догадалась, чем четко услышала его шепот девочка.
Разговаривает!
Дрожащими пальцами Аника раскрыла свою маленькую флягу и осторожно поднесла к губам мужчины. Прозрачная влага потекла по губам, частично попадая в рот, а частично проливаясь на покрытый жесткой щетиной подбородок. Руки Аники все же тряслись.
Жадно глотая, мужчина прикрыл глаза. Когда он их раскрыл, взгляд уже был четкий и осмысленный. И смотрел он прямо на нее.
- Аника… это ты? – прошептал незнакомец удивленно и попытался подняться, но лишь резко поморщился от боли. – Малышка… Сколько тебе сейчас лет?
- Двенадцать… – Аника сама не поняла, как слова выскочили изо рта.
Мужчина зарычал.
- Рано! Еще так рано...
Он жадно оглядел ее лицо, словно отыскивая что-то известное лишь ему, а потом начал говорить – тихо, рвано, но уверенно.
- Аника, не бойся, я... друг. Послушай внимательно и постарайся запомнить. У меня мало времени. В день своего совершеннолетия жди меня тут на вечерней заре, мы встретимся снова. Я все расскажу. Не забудь. В день совершеннолетия. И еще... Ты была права… расскажи мне об этой встречи. Я могу не вспомнить. Я приду к тебе дважды… Береги себя. Когда я исчезну... не бойся. Я...
На этих слова незнакомец и правда исчез. Просто растворился в воздухе. Только примятая окровавленная трава и серая ведьмина тряпка смятой кучкой застыли у ног девочки. И молодой ельник покачивал веточками.
Когда ведьма вернулась со своей котомкой, Аника уже тихонечко сидела на траве и почти не дрожала.
- Он исчез, бабушка… Просто пропал, – сказала тихо, не поднимая головы.
- А… – старуха на мгновение застыла, оглядывая место. – Кроме человека ты никого тут не видела?
Аника подняла глаза и внимательно посмотрела на ведьму, решаясь, говорить ли той правду. И сколько.
- Зверь. Тут был его зверь, – сказала она, изо всех сил пытаясь прочитать на лице старой ведуньи ответ на свои невысказанные вопросы.
- Хорошо. Молчи об этом, горошина. При матери особенно.
Так у них со старой Хельдой и появился общий секрет.
В ту первую ночь, свернувшись под тоненькой дерюжкой, Аника впервые не могла заснуть. Даже набегавшись за день за Белочкой, натрудившись на их маленьком огородике и намаявшись за домашними делами, она никак не могла расслабиться и нырнуть в долгожданную тьму.
Вместо сна все мысли пронизывала непонятная тревога и десятки вопросов, которые она даже не могла никому задать.
Ведь о том, что человек-зверь откуда-то знал ее, Анику, она не сказала даже ведьме. Не знала, почему, просто чувствовала, что его слова – Тайна. Только их и ничья больше.
Вот только может ли она верить словам чужака?
Глава 2. Ожидание
...Прошло шесть лет
Накануне своего восемнадцатого дня рождения, Аника все так же не могла уснуть. На улице стоял теплый летний вечер. Нагретые за день два огромные камня, подпирающие покосившуюся стену хижины, медленно отпускали тепло, нехотя уступая место ночной прохладе. Аника с удовольствием устроилась на них, сквозь трещание цикад краем уха прислушиваясь к звукам из хижины. Сейчас матушка спала уже не так спокойно, как раньше. Давно оставив твердую лежанку Анике, теперь она проводила ночь прямо на полу, на мягкой, сбитой в широкий тюфяк соломе – ворочаясь во сне и пытаясь пристроить тянущие болью руки, постоянно переворачиваясь и постанывая. Истощенная работой и ежедневным многочасовым плесканием в холодной воде, она простудила суставы и уже два года как не нанималась прачкой. Но это не беда. Ведь Аника уже совсем взрослая и на жизнь зарабатывает для них обеих. Как ученица старой Хельды, она не только ходит с ведьмой лечить скот и помогать болящим в их селении и по округе, а многое умеет делать своими руками, нанимаясь на разные деревенские работы.
Глядя на диск почти белой луны, девушка невольно задумалась о завтрашнем дне. Чем он становился ближе, тем тревожнее билось в груди сердце.
Чем обернется встреча, о которой мужчина-волк говорил так уверенно? Почему сказал, что может не вспомнить их разговор?
Узнает ли он ее вообще? За эти годы Аника очень изменилась. И хотя старая Хельда до сих пор называла ее горошиной, от той девочки-тростиночки остались разве что большущие зеленые глаза. Светлые волосики-косички, что раньше так нещадно выгорали летом, превращаясь в солому, теперь выросли до пояса, налились силой, цветом и падали на грудь тяжелой косой.
И да, у нее появилась грудь. Как и прочие девичьи округлости. В этом году на весенней ярмарке у ее ятки с травами собралась целая толпа парней, так что старая Хельда лишь недовольно пошикивала, что они только глазеют да покупательниц отвлекают.
А рыжие Петер и Ян и вовсе не давали прохода. Они здорово выросли – теперь головы на полторы выше Аники каждый. И уже не дразнятся, как в детстве. Просто путаются под ногами постоянно. И лезут помогать – и по делу, и без дела. Оба сразу. И все время дерутся, как молоденькие петушки.
Матушка уже не раз намекала, что Анике неплохо бы определиться с симпатиями, чтобы парней не мучать. Да вот какие могут быть симпатии с этими петушками драчливыми? С них посмеяться лишний раз и только.
Рано еще ей свое сердце кому-то отдавать. Да и нет у них в деревне никого, чтоб был ей по нраву. Такого, чтоб...
Закрыв глаза, она снова подумала о таинственном человеке-звере.
Кто он? Откуда узнал о ней? И... выжил ли?
Последняя мысль все чаще приходила в голову. Ведь сейчас она уже не маленькая наивная девочка. Вспоминая ранения незнакомца, Аника со страхом сознавалась себе, что случится могло все.
***
Весь следующий день тянулся мучительно долго. С самого утра первым делом Аника пошла в соседнюю деревню, где расположилась маленькая часовня, и, зажигая в жертву светлым богам новенькую восковую свечку, молилась за здоровье матушки и за счастливый год.
Когда возвращалась назад, по дороге ее перехватили рыжие близнецы и успели сунуть в руки подарки – гладкую, как змея, зеленую ленту и блестящие вишенками красные бусы.
На праздничный обед, за который они сели втроем с матушкой и Хельдой, Аника приготовила настоящую запеченную в травах и пряностях утку, принесенную как заработок еще на прошлой неделе.
И вот, проделав всю домашнюю работу, искупавшись в речке и одев свой праздничный наряд, и даже повязав новую зеленую ленту, Аника тревожно застыла, вглядываясь в небо.
Наконец, солнечный диск медленно начал сползать к западу.
