Северная Венера

19.10.2025, 22:22 Автор: Варвара Ласточкина

Закрыть настройки

Показано 26 из 28 страниц

1 2 ... 24 25 26 27 28



       
       
       -Полноте. Я не серчаю. Лучше расскажи, как в Императорской Академии художеств дела обстоят, - Елизавета резко переменила тон и сделалась невероятно добродушной. Шувалова это не особенно обрадовало. Он надеялся, что подтолкнёт государыню составить завещание, а заместо этого был вынужден рассказывать ей о вещах совсем неважных: о студентах Академии художеств, о нуждах этого учреждения, об определённых затруднениях. Наконец, Елизавете наскучила эта тема, и она спросила:
       
       
       -А что ж девица Лефорт? Я слыхала, будто бы она собирается замуж за шевалье д’Эсте.
       
       
       -Да, матушка. Мне об этом господин Лефорт сказывал, которого ты давеча видеть не возжелала.
       
       
       
       -Что ж, одной проблемой меньше, - ровным тоном ответила Елизавета. - Ну, сказывай, друг, какие ещё курьёзы в свете приключились? - Императрица решила поменять тему, утратив всякий интерес к Рези.
       
       
       
       -Великий князь давеча сказал мне, что он считает Императорскую Академию художеств бесполезным учреждением и упразднит её, став императором. - Иван Иванович Шувалов выдумал эту гисторию, чтобы вернуть разговор в нужное ему русло.
       
       
       
       
       -Поживём увидим. Авось императорская корона украсит его голову только во сне. - Слова Елизаветы прозвучали достаточно резко. Шувалов подумал, что его убеждения возымели действие на императрицу, и та уже не на словах, а на бумаге лишит своего племянника возможности наследовать российский престол.
       
       
       
       Словарик:
       
       1. Гродетур - плотная, не склонная к сминанию шелковая ткань натурального, животного происхождения. Изготовлялась во Франции, с помощью репсового переплетения нитей.
       
       Первоначально, выполнялся исключительно одноцветным, в темных оттенках зеленого, синего, лилового. В России гродетуром могла называться и ткань светлых тонов.
       
       2. Тестамент - устаревшее название завещания.
       


       ГЛАВА 39


       
       В тот день великая княгиня поручила Александре сходить к одному из придворных и вернуть одолженную у него книгу. Быстро выполнив это поручение, она направилась обратно к апартаментам Екатерины. В Зимнем дворце было так же тепло, как в печально известном Ледяном доме Анны Иоанновны. Александре приходилось идти быстрее, чтобы хоть как-нибудь согреться. В освещенной скупым декабрьским солнцем дворцовой галерее она заметила двух мужчин - судя по мундирам, это гвардейцы Преображенского полка. Первый - богатырского телосложения, высокого роста, второй - пониже и постройнее. Александра поймала себя на мысли, что она уже видела где-то этого молодого человека. Он повернулся к ней, и она с удивлением узнала в нём Армана-Филиппа. Ощутив на себе взгляд внимательных карих глаз, Александра замерла словно вкопанная. Как француз мог превратиться в преображенца? Не морок ли это? Она хотела было спросить его, но он приложил палец к губам, давая понять, что той не нужно говорить с ним. Мужчина, шедший рядом, что-то шепнул ему на ухо. Александра задумчиво посмотрела им вслед.
       
       
       -Кажется, вас узнали, - Арман-Филипп поймал на себе тяжёлый взгляд Алексея Орлова.
       
       -Я уверен, не выдадут, - так же тихо ответил Арман-Филипп. Он искренне уповал на то, что Александра поняла его знак, а также на то, что болтать она не станет. Ему она казалась девушкой серьёзной, вдумчивой, но в душу снова закралось предательское сомнение: вдруг он просто плохо её знает? «Нет. Она не предаст», - он прислушался к голосу сердца и прогнал свои сомнения. Согласно плану Алексея Орлова, Арману-Филиппу нужно было заменить караульного в галерее. Затем к нему выйдет великая княгиня, которой он и передаст записку.
       
       
       
       -Этот тебя заменит, а ты - идёшь со мной. У меня есть для тебя поручение, - сказал Алексей Орлов часовому, своей неестественной прямотой напомнившему Арману-Филиппу верстовой столб. Его всегда удивляли позы гвардейцев, несущих службу во дворцах. Караульный покинул свой пост и удалился вместе с Алексеем Орловым. На его место встал Арман-Филипп. Он понимал, что, скорее всего, выглядит потешно. На карауле ему до сих пор стоять не доводилось. Время тянулось медленно. Арман-Филипп думал лишь о том, чтобы поскорее пришла Екатерина, и ему позволили, наконец, покинуть свой пост. Он чувствовал, что продрог и недоумевал, как часовые в принципе могут стоять так долго и неподвижно в холодной дворцовой галерее? Должно быть, эти люди сделаны из другого теста. Более сильные, более выносливые, более привычные к подобным неудобствам. Не то что он. Ему в голову пришла мысль, что лучше выполнять свою секретарскую работу, нежели нести караул во дворце. Он расправил плечи, подумав, что выглядит слишком сутулым для гвардейца. Наконец, послышались чьи-то шаги. Арман-Филипп невольно повернул голову и увидел перед собой Екатерину Алексеевну. Весь её вид излучал величие и уверенность. Гордая осанка, двойной подбородок, который сделал бы уродиной любую другую женщину, но ей он придавал своеобразный шарм.
       
       
       
       -Подойди-ка ко мне, служивый, - на русском обратилась к нему Екатерина. Она говорила с приятным немецким акцентом, ничуть не портившим её речь.
       
       
       Арман-Филипп с радостью покинул опостылевший пост и подошёл к великой княгине. Он хотел было отвесить ей глубокий поклон, но вовремя удержался от этого. Арман-Филипп должен вести себя как военный, а не как царедворец. К тому же обмен учтивостями хорош на балу, а в такой обстановке он может выглядеть комично.
       
       
       -Чем я могу услужить Вашему Высочеству? - тихо спросил Арман-Филипп.
       
       
       -Истопник положил слишком много дров в камин. Он чадит, а служанки и мои дамы боятся к нему подойти, - сказала Екатерина. Арман-Филипп поймал себя на мысли, что завидует её умению притворяться и изворачиваться. А ещё - самообладанию. Ему этого очень не хватало.
       
       
       После того как Арман-Филипп изъявил желание помочь великой княгине, она повела его в свои покои. К счастью, Екатерина успела отослать фрейлин, и никто не мог подслушать их разговор.
       
       
       -Ваше Высочество, в этом перстне предназначенная для вас записка. - Голос Армана-Филиппа звучал немного нервно. Он чувствовал себя самым настоящим заговорщиком. Причём неуверенным в успешности затеянного дела. Немного волнуясь, он открыл перстень и вручил великой княгине записку.
       
       
       
       -Благодарю вас, сударь. Вы рискуете ради меня своей жизнью. Однако вы помните, что я сказала вам про камин? - Арман-Филипп снова удивился тому, как Екатерина играла свою роль. Она, вероятно, волновалась точно так же, как и он, но держала себя нарочито спокойно. Арман-Филипп взял каменные щипцы и поправил лежащее там бревно. Оно действительно немного чадило. После этого он покинул покои великой княгини.
       
       
       В тот же день Александра получила записку от Армана-Филиппа. Быстро развернув её, она прочла следующие строки:
       
       
       
       «Мадемуазель Беспалова, должно быть, вы сильно удивились, увидев меня сегодня в мундире преображенца. Я не могу доверить бумаге свои мысли и причины этого переодевания расскажу вам при личной встрече. Сегодня в пять часов возле лавки мадам Гюссен на Литейной першпективе».
       
       
       Прочитав записку, Александра поняла, что ей необходимо встретиться с ним. Её пытливый ум жаждал объяснения произошедшего сегодня, а сердце замирало при мысли о встрече с Арманом-Филиппом. Где находится лавка мадам Гюссен, Александра прекрасно знала. У этой французской модистки она иногда заказывала наряды. Накинув тёплую меховую шубу, Александра покинула дворец. Она догадывалась, что о её своевольном исчезновении из дворца прознают и наверняка отругают, но жизнь окажется слишком скучной, если она всё время будет следовать правилам. Холодный балтийский ветер унёс эти мысли из головы Александры. Петербург увлек её, отвлек от таких сомнений. Шум улиц, стук лошадиных копыт, многообразие запахов - всё это так отличалось от пресного мира Зимнего дворца. Этой холодной золотой клетки, из которой она так мечтала вырваться. Откуда-то доносились задорные песни, там весёлые дети играли в снежки, тут предлагали подовые пироги. Пестрели вывески герберов, как будто бы приглашая прохожих презреть пост и отведать вкусных яств. Александра шла быстрым шагом - во-первых, для того, чтобы согреться, а во-вторых, чтобы не опоздать на встречу с Арманом-Филиппом. Негоже заставлять молодого человека ждать. Вдруг она даст повод нехорошо о себе подумать. Нет уж. Она не допустит такого. Сапожки Александры стучали по мостовой. Холодный ветер дул ей в лицо. Цель была близка. Сейчас вон за тем поворотом появится вывеска лавки мадам Гюссен, и она встретится с Арманом-Филиппом. Её сердце снова замерло от приятного волнения. Наконец-то они поговорят по душам. Предчувствие чего-то хорошего не обмануло Александру. Рядом с лавкой мадам Гюссен она увидела Армана-Филиппа - закутанный в тёплый чёрный плащ, в шляпе с плюмажем, он стоял и, как показалось Александре, улыбался ей.
       
       
       -Рада вас видеть, граф, - тепло сказала она, подойдя к Арману-Филиппу.
       
       
       
       -Я тоже безмерно рад вам. Я истосковался по нашим встречам, мадемуазель Беспалова, - на русском ответил он. Его французский акцент был достаточно сильным, однако Александра поймала себя на мысли, что он начинает ей нравиться. Пусть она не разделяла симпатии галломании папеньки, к Арману-Филиппу у неё было иное отношение.
       
       
       -А как же та встреча, состоявшаяся сегодня во дворце? - Александра хитро подмигнула ему.
       
       
       -Погуляем по улице, я вам всё расскажу. А то вы, должно быть, замёрзли. Щёки-то у вас раскраснелись.
       
       
        Александре показалось, будто бы он тянул время, не зная, с чего начать рассказ. Выглядел Арман-Филипп, по её мнению, весьма неуверенным и сомневающимся в себе человеком.
       
       
       
       -Что ж, месье, действительно лучше прогуляться, чем стоять на одном месте, - согласилась она.
       
       
       -Ну так вот, мадемуазель, представьте, что мне поручили передать важное послание Екатерине Алексеевне. Я должен был сделать это тайно, так, чтобы никто не заметил. Этот маскарад мне понадобился для того, чтобы проникнуть во дворец неузнанным. Дуэль с небезызвестным вам господином наделала много шума, и при дворе меня прекрасно знают, поэтому появиться в собственном обличии я никак не мог. - Он говорил тихо, будто сообщал ей какую-то важную тайну. Александра слушала внимательно, стараясь ничего не упустить.
       
       
       
       
       
       -Получается, весь этот маскарад из-за одной записки? - спросила Александра.
       
       
       -Важной записки. Мне так сказал Алексей Орлов, - поправил её Арман-Филипп.
       
       
       
       -Вы втянуты в интриги братьями Орловыми? - спросила Александра. Она где-то слышала от эту фамилию.
       
       
       
       -В какой-то степени да. Я дал Григорию Орлову обещание помогать великой княгине, - задумчиво произнёс Арман-Филип.
       
       
       
       -Это опасно, сударь, - насторожилась Александра. Она не ожидала, что Арман-Филипп окажется втянут в интриги.
       
       
       
       -Однако я дал слово. Пути назад нету, - ответил Арман-Филипп и поёжился от холода. - А вы, мадемуазель, далеки от подобных вещей?
       
       
       -Я тайно во дворцы не проникаю и записки никому не передаю, - язвительно заметила Александра.
       
       
       -Вы живёте там, мадемуазель, а потому не замечаете интриг. А они, я полагаю, плетутся у вас под носом. - После этих слов Александра задумалась. Возможно, Арман-Филипп в чём-то прав, а она всего лишь наивная барышня, привыкшая доверять людям.
       


       ГЛАВА 40


       
       Дни летели на удивление быстро. Не успел Арман-Филипп оглянуться, как настало время зимних праздников. А следовательно, светских приёмов. Иван Иванович Шувалов прислал ему собственноручно написанное приглашение на бал, который собирался давать накануне Рождества. Арману-Филиппу было приятно получить его. Он соскучился по торжественным приёмам, звону бокалов, полонезам, англезам и менуэтам. По всему тому, что называли светской жизнью, и что всего лишь несколько месяцев назад он не любил. Теперь же такая жизнь стала его стихией. Арман-Филипп видел, что ему уделяют больше внимания, нежели барону де Бретёю. Хоть он и не замечал у себя огромного самолюбия, но такое ему, безусловно, льстило. Восторженные взгляды дам, одобрение в глазах господ. Как же устоять перед таким? Однако это было раньше, до того, как он передал Екатерине записку и, переодевшись преображенцем, проник во дворец. Арман-Филипп боялся, что кто-то мог узнать в нём секретаря Французского посольства. И что тогда? Вряд ли дело ограничится высылкой. Его ждёт что-то куда более страшное. Вероятно, допрос с пристрастием. От этих мыслей Арману-Филиппу стало жутковато, и он почувствовал, как внутри нарастает волнение. Хотелось остановить своё воображение, рисовавшее мрачные картинки того, что ждёт его в застенках. Он слышал о том, что пытать в России умеют. Конечно, никто из тех, кто рассуждал об этом, сам не был в казематах Петропавловской крепости, но рассказы выходили настолько яркими, что он не мог в них не поверить. Едва ли у Армана-Филиппа хватило бы сил выдержать подобные истязания. Он не считал себя таким стойким и выносливым. «Мученик из меня никакой», - с горькой усмешкой подумал Арман-Филипп. С другой стороны, зачем он размышляет об этом сейчас, когда такой угрозы нету? Может, он просто зря пугает себя? Нечего сказать, это хорошее занятие, когда есть реальные проблемы. К примеру, скоро должен приехать Рюльер, а он, Арман-Филипп, отправится обратно во Францию. Почему он не ищет поводов остаться в России, если так этого хочет? Увы, никакие способы ему на ум не приходили, хотя представить, как он выберется из этой ситуации было бы лучше, чем заставлять воображение рисовать застенки Трубецкого бастиона.
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       Арман-Филипп хорошо запомнил урок мадам де Помпадур: неважно, как ты себя чувствуешь, в свете нужно быть весёлым и уметь поддерживать непринуждённую беседу. А для этого все свои проблемы лучше оставить дома. Арман-Филипп решил не думать мрачные мысли, чтобы получить удовольствие от долгожданного приёма.
       
       
       Непозволительно красть счастье у самого себя! Анри помог ему совершить туалет. С тех пор, как он поступил в услужение к Арману-Филиппу, эта обязанность легла на его плечи. Слуга справлялся с этим делом весьма расторопно, что не могло не радовать господина.
       
       
       
       -Вы прекрасно выглядите, месье. Как мой покойный господин. А может, даже лучше. - Армана-Филиппа эти слова ничуть не обрадовали, так как он привык к тому, что Анри, замечая, что его хозяин не в духе, прибегал к лести и сравнениям с маркизом Шетарди. Неискренность мало радовала его. Она была немногим лучше едких замечаний барона де Бретёя.
       
       
       
       
       -Так уж и лучше? - В голосе Армана-Филиппа слышалось сомнение.
       
       
       -На вас, сударь, не угодишь, - с улыбкой сказал Анри. - Коли правду печальную услышите, то она вам не понравится, коли лесть, то сочтете слова неискренними.
       
       
       
       -Ну ты и философист!- рассмеялся Арман-Филипп.
       
       
       -Вот вы и повеселели, чего я и добивался! - На лице Анри появилась улыбка триумфатора. Арман-Филипп понял, что слуга просто хотел поднять ему настроение. Заботливость Анри, конечно, его радовала, но он знал, что за ней могла скрываться расчётливость. Ведь от его расположения духа зависело и жалование слуги, а тот, судя по всему, очень ценил деньги.
       
       
       В доме Шувалова царило радостное оживление. Туда-сюда сновали лакеи, гости непринуждённо общались друг с другом.

Показано 26 из 28 страниц

1 2 ... 24 25 26 27 28