Почему? Неизвестно. Дух рыщет, где хочет. Был там и ушел, а куда неизвестно. Но есть подозрение, что дух приходит к душам, измученным во плоти, чтобы из нее освободить в неравно-душии. Как Махатма Ганди, «Великой души» индийского народа.
«Время временится из будущего» (Хайдеггер). Но это не противоположная линейному пониманию времени (=истории) установка, а вертикаль бытия человека в его духовном самостоянии.
И совместима ли духовность с «прагматизмом?» К тому же в постмодернистскую эпоху никакой большой нарратив невозможен, в смысле у которого могут быть последователи? А если «нас унижает наш успех» (Рильке)?
Да и апелляция к «этническому коду» не должна трактоваться как попытка актуализировать подсознательное или даже бессознательное, к которому якобы нужно возвращение как «архетипам менталитета». Но в данном случае имеется в виду даже и не пресловутый «менталитет» или как обычно ссылки на язык, религию, а «ту?ан жер», место рождения, которое в памяти нашей сохраняется символически-ценностно. Да, мы дорожим топосом, из которого появились на свет, вплоть до «чрева матери, в котором находясь, знали, что такое мир, а родившись забыли о нем» (др. евр. агад. изречение). Или «рождаемся даже с письмом внутри и, если останемся верны себе, будет позволено прочитать его при жизни до смерти» как наше предназначение (Рильке). Можно добавить: переходим к чтению «книги бытия». Но вот тут-то и впадаем невольно в соблазны цивилизации. Дьявол искушает в познании и приходится грешить, подчинять, насиловать природу, в том числе ближних и дальних.
И состоятельно ли «вечное возвращение» Ницше как собственно культура? Что теперь с ней происходит в глобализирующейся цивилизации? Надо выбираться из капкана современности!
Поперечные сети — СМИ, СПИД, ядерные вооружения и т.д. — орбитальные спутники, антитела, сателлиты — кружатся по орбитальным связям — в межконтактности, в межкоммуникативности, одним словом в между-мирье индивидуумов. И именно в межиндивидных сетях, т.е. не наоборот, а вполоборота, поперек их. Значит, все — таки, не вопреки, а благодаря этим сетям. Вот тебе и постмодернистский плюрализм. Возводятся «Вавилонские башни» в прозрачности-призрачности межчеловеческих связей. А что если это наказание божье пришельцов-инопланетян? Пришли, научили и разлучили? Чтобы властвовать отныне и во веки-веков? Хотите свободы — вот вам революции, которые будут инволюциями через контрреволюции. Обращайтесь-ка вспять, откуда вышли и будьте отдельными особями, животными, растениями... вплоть до молекул... И наступает фрактальность, взаимозаменяемость, точнее взаимодополняемость, монадологичность. В классике это называется «отчуждением», а в эксцессе «взаимоотчуждением», «самоотчуждением».
В общем, все теперь вертится вокруг меня — бедный Галилей, Коперник, но штука в том, что это я верчусь вкруг себе. Конечно, не истинное я, но это не имеет значения, потому что подлинное я — это теперь пустота. Потому что оно в пустыне транссексуальности, трансполитики, трансэкономики и черт его знает, чего транс... Элементарно все это проявляется в спиртуальности простых смертных. В экстрасенсорике «избранных». Можно продолжать, но все это (? -все ли) из Ж. Бодрийяра, с которым мы соглашаемся — не соглашаемся — но факты остаются фактами (см. его «Прозрачность зла»). Все это есть и никуда от них не деться. «Меж» — что это? Что это было? Т.е. понятно, что это было. А что будет? Тоже вроде понятно. Но вот хватит ли разума, чтобы образумиться? Потому что разум — это разум и ничего больше. Опять на сердце ставку делать что-ли? Да, но тут «мыслишка» одна кажется есть.
Все это размышления с точки зрения европейца, где культура, пардон, «глухонемеет». Да это-то и констатируется Ж. Бодрийяром, и правильно делается. Но что если культура все-таки бессмертна? Не значит ли это, что только «Европа умерла»? Или умирает? А кто об этом говорит и даже заявляет? Европеец? Ну не может этого быть онтологически, да и гносеологически тоже. Значит, это был — откуда, бог его знает — неевропеец. Шпенглер — это кто?
Расхожий «бег трусцой...» Не бежит, а бежится. Вспомогательный глагол «заставлять». Может в таком разе, твое (мое) понимание творчества как того состояния, в котором не пишут что-то, а пишется, нужно принимать в обратном ключе? Это не душевно-духовное состояние свободного полета мыслей, испытание чувств, которые поневоле приходят и выражаются, а машинерия исполнения? Хотя у тебя (меня) А.С. Пушкин вроде «работает»? («... и мысли в голове волнуются в отваге...»). Может быть, может быть! Но и другое здесь присутствует. Именно обратный фокус, так сказать, самого творчества в со-временности так представлен. Со-временность с ее технологиями начала играть с человеком. Заставляя его быть «не в себе и для себя» (Гегель), а извне себя — не быть в себе. Т.е. даже еще радикальнее: твой (мой) «третий человек» (название книги) — это коммуникационно-информационно-пустотный со-временный «человек»? Раньше «он-человек» желал свободы, хотел быть «я-человеком», но теперь попятился опять к «он-человеку».
Это вывернутый наизнанку «я-человек» в теперешнем «он-человеке».
И дело тут видимо именно в со-временности, она теперь технически, технологически достигнута. Ранее ее нужно было постигнуть, начертить, выразить, теперь этого не требуется. В со-временности уже нет прошлого и будущее исчезает, наступают сумерки, перспективы искажаются. А физически «относительность одновременности» как Эйнштейновский теоретический «рычаг» сломался, благодаря научно-техническому прогрессу. Вот тебе и постмодерн!
Относительно Пушкина все правильно, но горечь со-временности в том, что он теперь из прошедшего времени мерещится, снится. В настоящем ему нет места! Не творчество, а креативность из кнопко-давильной активности в заклавишной пустоте.
Прежняя, трагичная «со-временность» исчезла, наступила иная современность, которая собственно и не есть современность. Постмодерн. Хронос исчерпывается или уже исчерпан. Наступает или уже наступил топос? И ныне все про-странно! И даже так, что коммуникации распространяются до звезд небесных. Мы с ними «таперича» со-временники. Хотя надежды еще теплятся в полу-бытии, в полу-забытии, в полу-сумасшествии? Потому что «поперечные сети» — это поворот в межчеловеческих связях не на 180, а на 90 градусов? Т.е. до полной деградации человечество еще не дошло, во всяком случае большая половина его — это не Европа.
Да и звезды все же смотрят на нас. Дело не в том, чтобы с ними вступать в общение, а чтобы они смотрели на нас, взывая: «что там еще выкинете земляне!? В капкане современности? В созданной вами «машине времени»?
Вот почему (тебе) хоть иногда хочется что-нибудь сделать, переделать, отремонтировать. Может это и есть «деконструкция» Дерриды? Это попытки вырваться из со-временности, из рутины ее. Вот почему не пишется, потому что все тщетно. Творчество оборачивается суетливостью.
А (ты) надеешься прослыть классиком, а стоило бы вывернутся неклассикой. Классно теперь «выглядеть классно». Звездномания. Да, но это с европейской точки зрения. «Преследования в Венеции» в Караганде кажется еще не начались. Хотя и грезится под влиянием того же Ж. Бодрийяра. Да и вообще такого рода явления понятны или внятны именно для «восточного человека», потому что он пока свободен от них. Вплоть до терроризма, когда демонстрируется акт убийства заложника. Это наказание Западу (да простится мне эта крайность) в непонимающем «превосходстве» Востока! И видимо не идеологически, не в нравоучение, а бессознательно, без аргументации. Мир таков, что он не таков, как вам кажется. Он таков, что мы чужды друг-другу. И пора — это понять. Сколько можно терпеть ваше цивилизаторское умиротворение меж нами? Оно не нужно, почувствуйте же инобытие?!
… Так, чтобы в разладах нынешней Европы почувствовать себя в мире ином. Вот что нужно. Научили и доучились! Получается обратное. То, что было хуже оказывается не то, чтобы стало лучше, но сильнее, самоотверженнее. Новый свет (Америка) все более оборачивается мраком. Мраком для остального преимуществующего его мира!
Не из света свет, а из мрака — вот свет истинный. То, что затомилось, разрешится. ??дай салсын. Наступает то, чего угодно ныне! И (я) поэтому-то и говорю про Восток. Не в географическом смысле, а в смысле пробуждения человечества. Ну не с Запада же оно пробуждается. С чего это нас (меня) растащило?!
Обязывать прозой отвечать на музы — это конечно важно. Но тут кажись, наоборот — музе «отвечаясь» — музе не отвечается прозой.
Капкан «со-временности», в который попала культура. В цивилизации все теперь современно, все доступно, все наглядно, все интимно. Но современность не абсолютное пространство. Чтобы время в нем исчезло. Культура, конечно, дышит на ладан. Информация наступает и наступает, а смысл вещей, смысл жизни исчезают. Что же делать, как быть? Та же самая «массовая культура», в которой как мировой «водо-воронке» кружевное погружение куда-то в глубины небытия. Похоже на природные катастрофы, которые учащаются.
Так что смыслы вещей становятся все микроскопичнее. А что если таким образом, хотим ли мы или не хотим, происходит возвращение цивилизации к природе? Т.е. культура теперь оборачивается самой природой? Т.е. хаосом или точнее хаосмосом. Отсюда многовекторность: вниз-вширь-вверх. Порядок из хаоса! «Предустановленная гармония» (Лейбниц)! Фрактальность!
Гомеомерность! По квантовой физике в мире присутствует нечто, схожее с сознанием.
И может даже смыслы вещей впервые только и начинают открываться? Т.е. они не открываются со стороны какого-то наблюдателя. Если человек на это претендует, то они-то предстают «вещами-в-себе» (Кант). Да и человек теряет себя в активизме познания, преобразования, подчинения и т.д. Смысл только тогда и есть с-мысл, когда он не раскрывается из какого-то немотичного, нейтрального состояния, а открыт всегда.
Так что время, стиснутое в пространстве, высвобождается из этих тисков, и оно должно истекать из пространства: как свободы — из равенства, смыслы — из бессмыслицы, истины — из заблуждения, красоты — из безличия и т.д.
Но при этом вся штука в том, что со-временность — это и не просто «капкан», в котором испытывает муки ныне настоящее, зажатое в створках прошлого и будущего. Соответственно здесь и нет ни того, ни другого. Т.е. они все одно и то же — элементы какого-то цивилизационного механизма. Точнее даже работающей уже «машины времени».
Конечно, в трехмерности присутствует время. Теория относительности работает. Но время как горючее топливо в машине с двигателем внутреннего сгорания. А, впрочем, какая разница: «время как деньги» в экономической системе-машине.
Со-временность это не конец времени все-таки, а тупиковость пространства в его трехмерности, где одномерность времени «работает». Но может в этом и заключается беременность модерна как со-временности, чреватая пост-модернистскими родами? Чего? Кого?
Долго ли протянутся роды? Надо отсчитывать от того момента, когда время сжалось в своей одномерности до мгновенности, до точечной сперматозоидности или яйцеклеточности. И хотя нынче все превратилось в повальную сексуальность вплоть до однополых браков, надежды еще теплятся. Может это до сих пор приключения любви были? И из мрака заблуждений (блуда) появится свет? Как из черной дыры в космосе произошел взрыв?
Но во всем этом не разобраться с точки зрения линейности истории, где «современности» приходят и уходят. Современность становится, зреет, осваивается и наступает «точка бифуркации», следует взрыв, эпоха кончилась. Затем иная со-временность и т.д. Все это классифицировано, хотя и по-разному в исторических раскладках.
Но вот, что теперь-то с точки зрения или точек зрения постмодерна? Ранее один модерн, какой бы он не был, но он был современностью для его представителей, неважно для всех, многих или немногих, и сменялся другим модерном. А что теперь, модерн в постмодерне должен быть исчерпан? И что-то тут произошло с современностью? Постмодерн возможен, а современность немыслима, безосновна, тупикова? Наступил конец вообще времени, включая все концы-посты: бога, культуры, истории, да и самого человека. Т.е. все концы обрублены. Апокалипсис наступил?
И что же толковать постмодерн по-марксистски как «начало подлинной человеческой истории», а все до этого лишь «предыстория»? Он требует для своего раскрытия другого «методологического ключа», чтобы состоялось его «метафизическое» открытие как нового света во всем тупиковом мире. Причем тупиков становится все больше, вплоть до каждой человеческой особи. Массовая культура. Омассовленный человек. Глобализация...
И все это имеет место в нынешней со-временности. Но не как ее особенность в отличие от прежних времен. Тут многое еще нами, современниками не учтено, и если это вообще возможно, то учитывается лишь в какой-то степени, приблизительно. Теоретизируя, современность можно тронуть, но не исчерпать. Наоборот, это исследование изнутри ведет к ее апологии, оказывается заложничеством напрасным перед возможным будущим, весьма проблематичным из современности. Потому что современность, кроме всего, а может и прежде всего, а потом все остальное в ней, дополнительностно, «почвенно-террористична»!? Как слипающееся человечество в глобализации?
Нынешняя современность даже не современность, потому что в ней нет времени для место-имения современников. Современность всегда отмечалась, помечалась, символизировалась современниками, причем преимущественно в позитивно-ценностном плане. Хотя были и другие «деятели», о которых язык не поворачивается сказать, что они были с кем-то современниками. Потому что зло торжествовало «в гордом одиночестве» злодея, тирана над другими. «Государство это я!» А может теперь это-то не демонстративно, не наглядно, но эмпирически бессознательно для нас с вами правит как массами? Мировое правительство, Масоны? Еще Б. Брехт сетовал, что «раньше его мучила мысль, что кто-то нами правит неразумно. А теперь то, что вообще никто нами не занимается»!
Да, но и у постмодерна есть современники в постмодернизме. Их немного, хотя это может оказаться «великая кучка». А значит и со-временность не исчезает? Но постмодерн — это не новый модерн после конца современности. Это вообще не модерн и не начало нового мира. А начатки, если даже не начала иных миров. Перемежающиеся, мерцающие лучи света… в космополисе. «И был свет человеков» (еванг.). И каждый «современный» постмодернист с его душевно-духовными прозрениями сообщает о чем-то, что нужно «темной массе» других. Хотя они в этом и не нуждаются. Взывать к ним — напрасные потуги. Да и для «просвещенных», т.е. образованных, все это не понятно: «Что Вы хотите сказать, извольте объясниться?» Скорее всего, это действительно «могучая кучка» и свет от нее в пучке разноголосий. В ней самой нет, конечно, единства, а плюральность, что опять-таки вне ее, с точки зрения «разумных» интеллектуалов недопустимо. Но пророки и в самом деле в своем отечестве всегда отсутствуют. Но тут парадокс: этот «плюрализм» в постмодернизме, (я) думаю, космополитичен! Т.е. он не патриотичен, потому что это взгляды не отсюда-туда, а оттуда-сюда.
«Время временится из будущего» (Хайдеггер). Но это не противоположная линейному пониманию времени (=истории) установка, а вертикаль бытия человека в его духовном самостоянии.
И совместима ли духовность с «прагматизмом?» К тому же в постмодернистскую эпоху никакой большой нарратив невозможен, в смысле у которого могут быть последователи? А если «нас унижает наш успех» (Рильке)?
Да и апелляция к «этническому коду» не должна трактоваться как попытка актуализировать подсознательное или даже бессознательное, к которому якобы нужно возвращение как «архетипам менталитета». Но в данном случае имеется в виду даже и не пресловутый «менталитет» или как обычно ссылки на язык, религию, а «ту?ан жер», место рождения, которое в памяти нашей сохраняется символически-ценностно. Да, мы дорожим топосом, из которого появились на свет, вплоть до «чрева матери, в котором находясь, знали, что такое мир, а родившись забыли о нем» (др. евр. агад. изречение). Или «рождаемся даже с письмом внутри и, если останемся верны себе, будет позволено прочитать его при жизни до смерти» как наше предназначение (Рильке). Можно добавить: переходим к чтению «книги бытия». Но вот тут-то и впадаем невольно в соблазны цивилизации. Дьявол искушает в познании и приходится грешить, подчинять, насиловать природу, в том числе ближних и дальних.
И состоятельно ли «вечное возвращение» Ницше как собственно культура? Что теперь с ней происходит в глобализирующейся цивилизации? Надо выбираться из капкана современности!
Поперечные сети — СМИ, СПИД, ядерные вооружения и т.д. — орбитальные спутники, антитела, сателлиты — кружатся по орбитальным связям — в межконтактности, в межкоммуникативности, одним словом в между-мирье индивидуумов. И именно в межиндивидных сетях, т.е. не наоборот, а вполоборота, поперек их. Значит, все — таки, не вопреки, а благодаря этим сетям. Вот тебе и постмодернистский плюрализм. Возводятся «Вавилонские башни» в прозрачности-призрачности межчеловеческих связей. А что если это наказание божье пришельцов-инопланетян? Пришли, научили и разлучили? Чтобы властвовать отныне и во веки-веков? Хотите свободы — вот вам революции, которые будут инволюциями через контрреволюции. Обращайтесь-ка вспять, откуда вышли и будьте отдельными особями, животными, растениями... вплоть до молекул... И наступает фрактальность, взаимозаменяемость, точнее взаимодополняемость, монадологичность. В классике это называется «отчуждением», а в эксцессе «взаимоотчуждением», «самоотчуждением».
В общем, все теперь вертится вокруг меня — бедный Галилей, Коперник, но штука в том, что это я верчусь вкруг себе. Конечно, не истинное я, но это не имеет значения, потому что подлинное я — это теперь пустота. Потому что оно в пустыне транссексуальности, трансполитики, трансэкономики и черт его знает, чего транс... Элементарно все это проявляется в спиртуальности простых смертных. В экстрасенсорике «избранных». Можно продолжать, но все это (? -все ли) из Ж. Бодрийяра, с которым мы соглашаемся — не соглашаемся — но факты остаются фактами (см. его «Прозрачность зла»). Все это есть и никуда от них не деться. «Меж» — что это? Что это было? Т.е. понятно, что это было. А что будет? Тоже вроде понятно. Но вот хватит ли разума, чтобы образумиться? Потому что разум — это разум и ничего больше. Опять на сердце ставку делать что-ли? Да, но тут «мыслишка» одна кажется есть.
Все это размышления с точки зрения европейца, где культура, пардон, «глухонемеет». Да это-то и констатируется Ж. Бодрийяром, и правильно делается. Но что если культура все-таки бессмертна? Не значит ли это, что только «Европа умерла»? Или умирает? А кто об этом говорит и даже заявляет? Европеец? Ну не может этого быть онтологически, да и гносеологически тоже. Значит, это был — откуда, бог его знает — неевропеец. Шпенглер — это кто?
Расхожий «бег трусцой...» Не бежит, а бежится. Вспомогательный глагол «заставлять». Может в таком разе, твое (мое) понимание творчества как того состояния, в котором не пишут что-то, а пишется, нужно принимать в обратном ключе? Это не душевно-духовное состояние свободного полета мыслей, испытание чувств, которые поневоле приходят и выражаются, а машинерия исполнения? Хотя у тебя (меня) А.С. Пушкин вроде «работает»? («... и мысли в голове волнуются в отваге...»). Может быть, может быть! Но и другое здесь присутствует. Именно обратный фокус, так сказать, самого творчества в со-временности так представлен. Со-временность с ее технологиями начала играть с человеком. Заставляя его быть «не в себе и для себя» (Гегель), а извне себя — не быть в себе. Т.е. даже еще радикальнее: твой (мой) «третий человек» (название книги) — это коммуникационно-информационно-пустотный со-временный «человек»? Раньше «он-человек» желал свободы, хотел быть «я-человеком», но теперь попятился опять к «он-человеку».
Это вывернутый наизнанку «я-человек» в теперешнем «он-человеке».
И дело тут видимо именно в со-временности, она теперь технически, технологически достигнута. Ранее ее нужно было постигнуть, начертить, выразить, теперь этого не требуется. В со-временности уже нет прошлого и будущее исчезает, наступают сумерки, перспективы искажаются. А физически «относительность одновременности» как Эйнштейновский теоретический «рычаг» сломался, благодаря научно-техническому прогрессу. Вот тебе и постмодерн!
Относительно Пушкина все правильно, но горечь со-временности в том, что он теперь из прошедшего времени мерещится, снится. В настоящем ему нет места! Не творчество, а креативность из кнопко-давильной активности в заклавишной пустоте.
Прежняя, трагичная «со-временность» исчезла, наступила иная современность, которая собственно и не есть современность. Постмодерн. Хронос исчерпывается или уже исчерпан. Наступает или уже наступил топос? И ныне все про-странно! И даже так, что коммуникации распространяются до звезд небесных. Мы с ними «таперича» со-временники. Хотя надежды еще теплятся в полу-бытии, в полу-забытии, в полу-сумасшествии? Потому что «поперечные сети» — это поворот в межчеловеческих связях не на 180, а на 90 градусов? Т.е. до полной деградации человечество еще не дошло, во всяком случае большая половина его — это не Европа.
Да и звезды все же смотрят на нас. Дело не в том, чтобы с ними вступать в общение, а чтобы они смотрели на нас, взывая: «что там еще выкинете земляне!? В капкане современности? В созданной вами «машине времени»?
Вот почему (тебе) хоть иногда хочется что-нибудь сделать, переделать, отремонтировать. Может это и есть «деконструкция» Дерриды? Это попытки вырваться из со-временности, из рутины ее. Вот почему не пишется, потому что все тщетно. Творчество оборачивается суетливостью.
А (ты) надеешься прослыть классиком, а стоило бы вывернутся неклассикой. Классно теперь «выглядеть классно». Звездномания. Да, но это с европейской точки зрения. «Преследования в Венеции» в Караганде кажется еще не начались. Хотя и грезится под влиянием того же Ж. Бодрийяра. Да и вообще такого рода явления понятны или внятны именно для «восточного человека», потому что он пока свободен от них. Вплоть до терроризма, когда демонстрируется акт убийства заложника. Это наказание Западу (да простится мне эта крайность) в непонимающем «превосходстве» Востока! И видимо не идеологически, не в нравоучение, а бессознательно, без аргументации. Мир таков, что он не таков, как вам кажется. Он таков, что мы чужды друг-другу. И пора — это понять. Сколько можно терпеть ваше цивилизаторское умиротворение меж нами? Оно не нужно, почувствуйте же инобытие?!
… Так, чтобы в разладах нынешней Европы почувствовать себя в мире ином. Вот что нужно. Научили и доучились! Получается обратное. То, что было хуже оказывается не то, чтобы стало лучше, но сильнее, самоотверженнее. Новый свет (Америка) все более оборачивается мраком. Мраком для остального преимуществующего его мира!
Не из света свет, а из мрака — вот свет истинный. То, что затомилось, разрешится. ??дай салсын. Наступает то, чего угодно ныне! И (я) поэтому-то и говорю про Восток. Не в географическом смысле, а в смысле пробуждения человечества. Ну не с Запада же оно пробуждается. С чего это нас (меня) растащило?!
Обязывать прозой отвечать на музы — это конечно важно. Но тут кажись, наоборот — музе «отвечаясь» — музе не отвечается прозой.
Капкан «со-временности», в который попала культура. В цивилизации все теперь современно, все доступно, все наглядно, все интимно. Но современность не абсолютное пространство. Чтобы время в нем исчезло. Культура, конечно, дышит на ладан. Информация наступает и наступает, а смысл вещей, смысл жизни исчезают. Что же делать, как быть? Та же самая «массовая культура», в которой как мировой «водо-воронке» кружевное погружение куда-то в глубины небытия. Похоже на природные катастрофы, которые учащаются.
Так что смыслы вещей становятся все микроскопичнее. А что если таким образом, хотим ли мы или не хотим, происходит возвращение цивилизации к природе? Т.е. культура теперь оборачивается самой природой? Т.е. хаосом или точнее хаосмосом. Отсюда многовекторность: вниз-вширь-вверх. Порядок из хаоса! «Предустановленная гармония» (Лейбниц)! Фрактальность!
Гомеомерность! По квантовой физике в мире присутствует нечто, схожее с сознанием.
И может даже смыслы вещей впервые только и начинают открываться? Т.е. они не открываются со стороны какого-то наблюдателя. Если человек на это претендует, то они-то предстают «вещами-в-себе» (Кант). Да и человек теряет себя в активизме познания, преобразования, подчинения и т.д. Смысл только тогда и есть с-мысл, когда он не раскрывается из какого-то немотичного, нейтрального состояния, а открыт всегда.
Так что время, стиснутое в пространстве, высвобождается из этих тисков, и оно должно истекать из пространства: как свободы — из равенства, смыслы — из бессмыслицы, истины — из заблуждения, красоты — из безличия и т.д.
Но при этом вся штука в том, что со-временность — это и не просто «капкан», в котором испытывает муки ныне настоящее, зажатое в створках прошлого и будущего. Соответственно здесь и нет ни того, ни другого. Т.е. они все одно и то же — элементы какого-то цивилизационного механизма. Точнее даже работающей уже «машины времени».
Конечно, в трехмерности присутствует время. Теория относительности работает. Но время как горючее топливо в машине с двигателем внутреннего сгорания. А, впрочем, какая разница: «время как деньги» в экономической системе-машине.
Со-временность это не конец времени все-таки, а тупиковость пространства в его трехмерности, где одномерность времени «работает». Но может в этом и заключается беременность модерна как со-временности, чреватая пост-модернистскими родами? Чего? Кого?
Долго ли протянутся роды? Надо отсчитывать от того момента, когда время сжалось в своей одномерности до мгновенности, до точечной сперматозоидности или яйцеклеточности. И хотя нынче все превратилось в повальную сексуальность вплоть до однополых браков, надежды еще теплятся. Может это до сих пор приключения любви были? И из мрака заблуждений (блуда) появится свет? Как из черной дыры в космосе произошел взрыв?
Но во всем этом не разобраться с точки зрения линейности истории, где «современности» приходят и уходят. Современность становится, зреет, осваивается и наступает «точка бифуркации», следует взрыв, эпоха кончилась. Затем иная со-временность и т.д. Все это классифицировано, хотя и по-разному в исторических раскладках.
Но вот, что теперь-то с точки зрения или точек зрения постмодерна? Ранее один модерн, какой бы он не был, но он был современностью для его представителей, неважно для всех, многих или немногих, и сменялся другим модерном. А что теперь, модерн в постмодерне должен быть исчерпан? И что-то тут произошло с современностью? Постмодерн возможен, а современность немыслима, безосновна, тупикова? Наступил конец вообще времени, включая все концы-посты: бога, культуры, истории, да и самого человека. Т.е. все концы обрублены. Апокалипсис наступил?
И что же толковать постмодерн по-марксистски как «начало подлинной человеческой истории», а все до этого лишь «предыстория»? Он требует для своего раскрытия другого «методологического ключа», чтобы состоялось его «метафизическое» открытие как нового света во всем тупиковом мире. Причем тупиков становится все больше, вплоть до каждой человеческой особи. Массовая культура. Омассовленный человек. Глобализация...
И все это имеет место в нынешней со-временности. Но не как ее особенность в отличие от прежних времен. Тут многое еще нами, современниками не учтено, и если это вообще возможно, то учитывается лишь в какой-то степени, приблизительно. Теоретизируя, современность можно тронуть, но не исчерпать. Наоборот, это исследование изнутри ведет к ее апологии, оказывается заложничеством напрасным перед возможным будущим, весьма проблематичным из современности. Потому что современность, кроме всего, а может и прежде всего, а потом все остальное в ней, дополнительностно, «почвенно-террористична»!? Как слипающееся человечество в глобализации?
Нынешняя современность даже не современность, потому что в ней нет времени для место-имения современников. Современность всегда отмечалась, помечалась, символизировалась современниками, причем преимущественно в позитивно-ценностном плане. Хотя были и другие «деятели», о которых язык не поворачивается сказать, что они были с кем-то современниками. Потому что зло торжествовало «в гордом одиночестве» злодея, тирана над другими. «Государство это я!» А может теперь это-то не демонстративно, не наглядно, но эмпирически бессознательно для нас с вами правит как массами? Мировое правительство, Масоны? Еще Б. Брехт сетовал, что «раньше его мучила мысль, что кто-то нами правит неразумно. А теперь то, что вообще никто нами не занимается»!
Да, но и у постмодерна есть современники в постмодернизме. Их немного, хотя это может оказаться «великая кучка». А значит и со-временность не исчезает? Но постмодерн — это не новый модерн после конца современности. Это вообще не модерн и не начало нового мира. А начатки, если даже не начала иных миров. Перемежающиеся, мерцающие лучи света… в космополисе. «И был свет человеков» (еванг.). И каждый «современный» постмодернист с его душевно-духовными прозрениями сообщает о чем-то, что нужно «темной массе» других. Хотя они в этом и не нуждаются. Взывать к ним — напрасные потуги. Да и для «просвещенных», т.е. образованных, все это не понятно: «Что Вы хотите сказать, извольте объясниться?» Скорее всего, это действительно «могучая кучка» и свет от нее в пучке разноголосий. В ней самой нет, конечно, единства, а плюральность, что опять-таки вне ее, с точки зрения «разумных» интеллектуалов недопустимо. Но пророки и в самом деле в своем отечестве всегда отсутствуют. Но тут парадокс: этот «плюрализм» в постмодернизме, (я) думаю, космополитичен! Т.е. он не патриотичен, потому что это взгляды не отсюда-туда, а оттуда-сюда.
