– Антон Иванович уволился и уехал из посёлка, – строго сказала директриса. – Неважно как закончится это дело, мера необходима.
Он уехал, Сонька осталась. Она сейчас в моей шкуре. Брошенка.
– Мне всё равно. Он честный человек, – как можно строже сказала я.
А потом схватила фальшивое фото и вылетела из кабинета.
Я бежала к Соньке домой. Сейчас она увидит, как её подставили и успокоится.
Фото было сделано осенью. В тот момент, когда мы первый раз пришли на биологическую станцию и кормили животных. Размалёванная Лядина нагнулась перед биологом и делала фото оленей. Он стоял позади, глядя вперёд. Я рядышком. Так вот меня стёрли, а Лядиной и Тохе Ивановичу стянули штаны. Очень красиво сделали, откровенно и живописно. Соньке должно понравиться.
Дверь открыла тётя Марина. Полная деловая дама. Сидела дома, нянчила свою дочь, которая впала в истерику.
Лядина младшая орала на всю квартиру и обнимала подушку, как я в тот момент, когда не обнаружила Трэша. Валялась на постели в джинсах и водолазке, волосы растрёпанные на полу учебники и телефон.
– Тётя Марина, не верьте, – я показала ей фото. – Это подстроено, кто-то хотел неприятностей. Так для Маргариты Петровны сделали. Слышь, Сонька! Вставай!!! Я знаю, кто это сделала! Я знаю, кто тебя и Тоху подставил.
Я забрала лист у матери Соньки.
– Соня,– рыком велела мать. – Давай, милая, возьми себя в руки! Я пойду к директору и напишу заявление, чтобы детские шутки со взрослой работой не путали.
–Кто?! – очнулась озлобленная Сонька и лицо её перекосило в ненависти.
– Пошли в класс, – предложила я.
– Мам, может не надо? – Соня в спешке стала натягивать носки и кроссовки.
– Надо, – тётя Марина влезла в пальто.
Лядины жили недалеко от школы, но не в том доме, что Трэш, а с другой стороны. Бежать было недалеко.
–Вот чё мать попрётся? – на бегу спросила Сонька.
– Как говорил мой папа, с мусорами рамсить должен авторитет, – рассмеялась я.
– Тугара, ты меня пугаешь, – поддержала смех Лядина. – Кем был твой папа?
– Догадайся, – заливалась я, полным ртом глотая чистейший ледяной воздух.
Мы пришли в тихую школу. Скинули куртки в раздевалки и поднялись вверх в кабинет русского и литературы.
Марго была удивлена. Она стояла у доски и поправляла очки, когда мы вбежали.
– Маргарита Петровна. Я очень прошу вас в кабинет директора сходить и поддержать Сонину маму. Мы уверены, что Антона Ивановича оклеветали, как вас когда-то, – стала говорить я. – И это сделал человек из нашего класса.
Марго помедлила. Поджала губы и, оставив учебник на столе, гордо вышла из класса в полной боевой готовности поддержать авторитетную мамку Сони.
– Давай, Тугара! – крикнула Верещагина. – Выдай нам падлу!
– Фото, которое подвело Тоху к увольнению было сделано на биологической станции. Его нарисовали с Сонькой, стерев с фото меня.
Класс дружно заржал, но быстро успокоился, потому что Шишков и Верещагина – наша убойная сила напряглись.
– На такой же бумаге, такими же картриджами была нарисована Морго. Кто из вас знает, где находится биологическая станция? – перекрикивала я шум класса.
–Я! – поднял руку Ромка Шишков.
– Когда ты там был в последний раз? – поинтересовалась я.
– Лет пять мне было, – пожал плечами Шиша.
Мы с Соней переглянулись, и я поняла, что до неё дошло.
– Получается, что сфоткать могли только я или Сонька. Но мы были вместе в этом кадре, значит, фотографировала ты, Анечка.
Весь класс замер, дружно повернулся на последнюю парту, где, как белый лист бумаги сидела перепуганная Белая Плесень.
– Я видела твой оранжевый плащ в тот день, – вынесла я приговор.
Народ поднялся с мест. Верещагина и другие стали отодвигать парты в стороны, освобождая место для поля боя. Анька вскочила на ноги и спиной упёрлась в шкаф. Она закинула гордо голову вверх и губы превратились в ниточку.
– Щаз будет буллинг, – Куча закатала рукава.
– Отойдите, – приказала я, и народ расступился.
Уже снимали на видео.
– Аня, – позвала я и наткнулась на ледяной, неприступный взгляд голубых глаз. Она не боялась возмездия. Она была уверена, что поступила правильно. – Прежде чем всё произойдёт. Объясни мне с какой целью ты замутила такую фигню. Ладно Сонька, она тебя задевала, но Марго в чём виновата?
Она молчала, и класс молчал. Слышалось прерывистое дыхание разъярённой Соньки, которую лишили биолога.
– Аня, – позвала я. – Мотив мне. Расскажи, зачем? Ты хорошо учишься, Марго хорошо к тебе относится.
– Я хотела подставить Трэша. Он обижал тебя, – со злой усмешкой ответила Анька.
Класс ахнул и зашипел.
–Тихо! – рявкнула я, напитываясь всеобщей ненавистью к этому жалкому существу. – Не получилось. А вчера ты предложила отомстить Соньке, потому что мы с ней поссорились.
– Да, – кивнула Анечка, нагло глядя на Лядину. – Ты моя подруга, и станция наше место. И это я подсказала твоим родителям, чтобы они в опеку позвонили и сдали Трэша. Потому что ты перестала учиться и приходить на уроки. А я перестала видеть Бахрю и гулять с твоими сёстрами.
– Она к психиатру со мной ходила, – вдруг сказал Васин. – Она ку-ку, видать совсем.
– Аня, – я раскалилась до ненависти. – Я тебе не подруга. Я тебя сейчас первая замочу.
И тут она испугалась. В первый раз за всё время разборок. Отрицательно покачала головой, не веря моим словам. Перестала дышать, а в глазах неспособность принять вероломство.
– Только не ты, – шептала она. – Только не ты!!!
Её стало трясти всем телом. Глаза закатились, начались настоящие ломки конечностей и бесконтрольное их метание. Зрелище было ужасающим.
Половина класса закричала, Ложка на ультрзвуке. Народ на парты вскакивал, чтобы снимать приступ эпилепсии.
Зрелище было пугающим.
Анечка по шкафу скатилась на пол, и я кинулась к ней.
– Сонька, что делать?! – закричала я Лядиной.
Та стояла с мстительной физиономией и наслаждалась.
– Соня! Ты медик! Клятва Гепократа…
– Я её не давала, – зло ответила Лядина. – Пусть сдохнет!
– Соня, пожалеешь через пять лет! – предупредила я.
Лядина медлила, тело Анечки продолжала трясти. Мне было страшно её держать.
– На бок положи! Слюной захлебнётся. Да, не сжимай её!
Сонька сдалась, присела к нам. Он свернула свою куртку и подложила Анечке под голову. Делала всё неумело. Класс нас окружил, внимательно следил, что происходит. Они в этот момент казались мне совсем маленькими по сравнению со мной и Лядиной.
Анечку перестало трясти, и я прижала дуру поехавшую к себе. Рука скользнула по её ноге.
Под колготками я нащупала странный бугор.
Меня всю передёрнуло от ужаса, когда я прощупывала кожу под тканью.
Анька лежала на моих руках, тяжело дышала и бессмысленно смотрела вверх.
Я очень аккуратно положила её на пол. Задрала вверх багровый свитер. Колготки были натянуты по грудь. Я рывком их стянула…
В обморок упала Ложка. Рявкнул Шикшов, в ужасе отходили от нас. В звенящей тишине тихо заплакала Анечка.
Всё тело её было в уродливых шрамах. Они буграми возвышались по всему телу исключая то, что виднелось из-под одежды. Даже грудь была изуродована.
Мне стоило большого труда не заорать от горя. Потребовалось время, чтобы взять себя в руки. Я смотрела на вспаханную кожу и медленно стала натягивать обратно колготки, опустила свитер, чтобы спрятать от этого мира ужасы нашей Анечки.
Я подняла взгляд на ошарашенную, Соньку, у которой глаза из орбит вылезали.
Она работала санитаркой, но было видно, что с таким столкнулась впервые. И дело не в том, что искалечен человек, дело в том, что это наша одноклассница и она в опасности.
– Это чё, – выдохнула Куча. – Это так её в той школе?
Да. Это не синяки и царапины, это членовредительство.
– Соня, свежие,- я продолжала смотреть на Лядину, которая в нашем классе единственной на кого я могла положиться.
– И ожоги свежие, – кивнула Сонька.
– Звони в полицию,– строго приказала я.
– Слушайте меня, – я повернулась к классу.– Все видео и фото скидываете мне на телефон. Со своих всё удалите, если вы конечно люди, а не звери. Куча, дуй за Марго.
Я наткнулась взглядом на Ромку Шишкова.
Всё уже знали, что он защитил Анечку от девятиклассниц, которые повадились её чморить. Он играл с ней в морской бой. Поначалу злился, что она его обыгрывает, потом всё перевёл в шутку и даже гордость за подругу. Анечка в свою очередь, как приличная хорошистка давала Ромке списывать и что-то ему рассказывала весёлое на переменах.
Такая нежная дружба, которая привязала Шишу к Анечке, возможно навсегда. Потому что он, как и Трэш был плохим парнем, хулиганом номер два. А это всегда одиночество.
Когда он увидел что под одеждой у Анечки, в глазах его в полной трагедии тонул четырёхпалубный корабль. Возможно, он догадывался, что мама у Ани маньячка, поэтому обидчика знал в лицо.
У него были слёзы. Лицо перекосило от лютой ненависти, и я поняла, что день трагедий не закончился.
– Держите его!!! – закричала я, когда Шиша рванул с места.
Полицию долго ждать не пришлось. Они просто поднялись с первого этажа.
Учебный процесс был сорван. Я осталась до самого конца. Пока не пришли вести, что натворил Шишков.
Анечку увезли на скорой. Полиция рассосалась. Уроки закончились.
А я не могла уйти из школы. Долго сидела в пустой рекреации, ждала, когда уборщица вымоет туалет для девочек. Проводив женщину в синем халатом взглядом, пошла к раковинам.
В туалете пахло хлоркой, и было приоткрыто окно. Я открыла кран с холодной водой и, склонившись над раковиной, разрыдалась.
Я ныла, протяжно и громко. Намывала лицо водой и тонула, захлёбывалась своими переживаниями. Горло сцепило, дыхание прерывистое. И вдохнуть полной грудью я не смогла.
Я убитая, уничтоженная этой жизнью.
Мне приходилось видеть жестокость этого мира. Мой родной отец был здоровым сильным мужчиной. В одночасье превратился в разбитого беспомощного инвалида. Угасающий и немощный он произвёл на меня неизгладимое впечатление.
Но он был взрослым мужиком!
Он вёл опасный бизнес, играл с безжалостными игроками.
За что Анечку? За что невинную девчонку?!
Как теперь пережить такое?
Мне было очень плохо, и я понимала, что больше нет маленького убежища, способного меня укрыть от всего пережитого.
Звонок в телефоне.
Я продолжала рыдать, скатываясь по плитке на стене. Сползла на пол и села на корточки. Руки дрожали. Я смотрела на экран.
Невероятно красивый парень, с бесподобно блистательной улыбкой. Синие глаза и надпись внизу : «Помни, котёнок, я люблю тебя!»
Прислал мне эту открытку. Я вначале засунула в галерею в ворох прочих наших фотографий, но потом не выдержала и поставила на его контакт.
Палец упал на картинку зелёной трубки.
– Катя. Что случилось? – Кричал Трэш в трубку. – Киска! Ты меня слышишь?
– Не стучат? – зло усмехнулась я и всхлипнула.
Я знаю, что Сонька после разборок со мной всем велела Трэшу на звонки не отвечать. Решила то в наши отношения лезть запрещено. Я самая популярная девчонка в школе, для меня на такое пошли с охотой.
– Не в этом дело, – он прокашлялся. Несмело продолжил, – я до Шиши не смог дозвониться. Его сосед ответил, что Шишу вроде загребли. Катя, пожалуйста. Что с вами?
По щекам моим потекли слёзы. В этот момент ту самую «гордыньку» я почувствовала внутри. Эту стену было сложно пробить, но я сумела её обойти. Это тяжело. Словно я себя ломала. Но у меня получилось, потому что я сидела одна, и никого не было, чтобы излить душу.
– Котёнок, ты плачешь. Меня нет рядом, но я с тобой.
Сквозь очередной поток слёз, заикания и всхлипы, я начал с самого начала. Это было важно, рассказать всё. Задействовать Трэша, когда он был обвинён в создании ужасной карикатуры на Маргариту Петровну.
Никита задавал наводящие вопросы. Поддерживал словами. И я вдруг почувствовала, что он действительно рядом со мной.
Приложив трубку к уху, сидела на полу и смотрела в открытое окно на серое небо.
Ведь я знаю, что папа есть. А Трэш и позвонить может. Тяжело, конечно, пережить разлуку. Но я просто затихорюсь, замру и буду жить без него. Иногда, глядя на небо.
– Не плачь, котёнок, – ласково прошептал он в трубку.
– Не хочу жить в таком мире, – призналась я. – Зачем он такой жестокий?
– Мы это всё переживём. Главное знать, что будет хорошее время. Просто потрясающие!
– Ты боишься спрашивать про Ромку, – хмыкнула я.
– Немного…
Я рассказал последние новости. То, что произошло в отделении банка. Ребята так и не смогли догнать Шишкова, и он залетел в банк, перемахнул через стойку к матери Анечки и порезал её ножом. Нет, не убил. Он изуродовал ей всё лицо, выколол глаз, и до прихода охрану успел поджечь волосы.
– У него три залёта с поножовщиной, – после долгого молчания сказал Трэш. – Шишу посадят…
Звонок сорвался. Мы слишком долго говорили. Около часа. За это время я сильно замёрзла. В туалет вернулась уборщица.
– А ты чего здесь? – спросила женщина и прошла мимо закрывать окно. – Из вашего класса девочку на скорой увезли?
Я не ответила. Поплелась на выход.
Шишкова посадят.
Что вообще происходит?
В гардеробе моя куртка висела одна. Вахтёрша с печалью смотрела на меня, в отличие от уборщицы ничего спрашивать не стала.
Уже был вечер. Автошколу я прогуляла. Тащилась медленно по школьной дорожке в сторону дома.
На пяточке, возле школы я встретила Васина. Он задумчиво смотрел на школьную дорожку, окружённую ёлками, и глубоко затягивался сигаретным дымом.
– Васин, – позвала я.
Он посмотрел на меня. Самое уравновешенное существительное в нашей школе. Так и не скажешь, что очередной псих.
– Да, Кать, – кивнул головой, мол что надо.
– Как тебя зовут? – всё забывала узнать.
– Лёха, – улыбнулась я.
– Лёха, хочешь подзаработать в Новый год?
– А что делать надо? – заинтересованно спросил он.
– Заделаемся Дедом Морозом и Снегурочкой. Потянешь?
– Запросто, только у меня костюма нет.
– Сошьём, – пообещала я.
Вечером, за ужином, я рассказала Егору, что произошло. Он внимательно выслушал и пошёл курить. Ничего хорошего от Ленёва ждать не стоило. Он, как прокажённый, ходит распространяет заразу, а у отчима сердце прихватывает.
Позвонил Трэш, когда я тщетно пыталась въехать в домашку по физике. Звонил с компа и просил включить видео.
Включила. На экране его лицо. В этот раз побрился, но волосы не убрал. Они обкромсанные спадали на лицо, и он их периодически закидывал назад. Глаза его синие устремились на меня. Не знал, как начать разговор.
Слабак!
– Это был тяжёлый день, – прошептала я, откинувшись на стуле.
– Немного успокоилась? – он внимательно меня разглядывал на мониторе. – Я люблю, тебя Киска. Ты мне ни разу не призналась в любви.
– Монитору и телефону? Тебя нет, Трэш. Тебя нет рядом со мной.
– Жаль, что ты не чувствуешь, – он улыбнулся во весь рот. – Всё будет хорошо, обещаю. Возьму и сегодня приснюсь тебе ночью
– Да, и что ты будешь делать? – сумел вызвать улыбку.
– Буду обнимать, прижимать к себе, потом поцелую. А потом, Киса, как бы ты не сопротивлялась, я стяну с тебя трусики, и мы будем любить друг друга всю ночь. Я соскучился безумно.
– Пошла спать, – сладко протянула я и выключила комп.
Я ревела по несчастной Анечке в подушку. Она меня так и не отпускала. Хотела ей позвонить, но телефон был заблокирован.
А Трэш меня обманул. Не приснился. Я опять обиделась.
Он уехал, Сонька осталась. Она сейчас в моей шкуре. Брошенка.
– Мне всё равно. Он честный человек, – как можно строже сказала я.
А потом схватила фальшивое фото и вылетела из кабинета.
Я бежала к Соньке домой. Сейчас она увидит, как её подставили и успокоится.
Фото было сделано осенью. В тот момент, когда мы первый раз пришли на биологическую станцию и кормили животных. Размалёванная Лядина нагнулась перед биологом и делала фото оленей. Он стоял позади, глядя вперёд. Я рядышком. Так вот меня стёрли, а Лядиной и Тохе Ивановичу стянули штаны. Очень красиво сделали, откровенно и живописно. Соньке должно понравиться.
Дверь открыла тётя Марина. Полная деловая дама. Сидела дома, нянчила свою дочь, которая впала в истерику.
Лядина младшая орала на всю квартиру и обнимала подушку, как я в тот момент, когда не обнаружила Трэша. Валялась на постели в джинсах и водолазке, волосы растрёпанные на полу учебники и телефон.
– Тётя Марина, не верьте, – я показала ей фото. – Это подстроено, кто-то хотел неприятностей. Так для Маргариты Петровны сделали. Слышь, Сонька! Вставай!!! Я знаю, кто это сделала! Я знаю, кто тебя и Тоху подставил.
Я забрала лист у матери Соньки.
– Соня,– рыком велела мать. – Давай, милая, возьми себя в руки! Я пойду к директору и напишу заявление, чтобы детские шутки со взрослой работой не путали.
–Кто?! – очнулась озлобленная Сонька и лицо её перекосило в ненависти.
– Пошли в класс, – предложила я.
– Мам, может не надо? – Соня в спешке стала натягивать носки и кроссовки.
– Надо, – тётя Марина влезла в пальто.
Лядины жили недалеко от школы, но не в том доме, что Трэш, а с другой стороны. Бежать было недалеко.
–Вот чё мать попрётся? – на бегу спросила Сонька.
– Как говорил мой папа, с мусорами рамсить должен авторитет, – рассмеялась я.
– Тугара, ты меня пугаешь, – поддержала смех Лядина. – Кем был твой папа?
– Догадайся, – заливалась я, полным ртом глотая чистейший ледяной воздух.
Мы пришли в тихую школу. Скинули куртки в раздевалки и поднялись вверх в кабинет русского и литературы.
Марго была удивлена. Она стояла у доски и поправляла очки, когда мы вбежали.
– Маргарита Петровна. Я очень прошу вас в кабинет директора сходить и поддержать Сонину маму. Мы уверены, что Антона Ивановича оклеветали, как вас когда-то, – стала говорить я. – И это сделал человек из нашего класса.
Марго помедлила. Поджала губы и, оставив учебник на столе, гордо вышла из класса в полной боевой готовности поддержать авторитетную мамку Сони.
– Давай, Тугара! – крикнула Верещагина. – Выдай нам падлу!
– Фото, которое подвело Тоху к увольнению было сделано на биологической станции. Его нарисовали с Сонькой, стерев с фото меня.
Класс дружно заржал, но быстро успокоился, потому что Шишков и Верещагина – наша убойная сила напряглись.
– На такой же бумаге, такими же картриджами была нарисована Морго. Кто из вас знает, где находится биологическая станция? – перекрикивала я шум класса.
–Я! – поднял руку Ромка Шишков.
– Когда ты там был в последний раз? – поинтересовалась я.
– Лет пять мне было, – пожал плечами Шиша.
Мы с Соней переглянулись, и я поняла, что до неё дошло.
– Получается, что сфоткать могли только я или Сонька. Но мы были вместе в этом кадре, значит, фотографировала ты, Анечка.
Весь класс замер, дружно повернулся на последнюю парту, где, как белый лист бумаги сидела перепуганная Белая Плесень.
– Я видела твой оранжевый плащ в тот день, – вынесла я приговор.
Народ поднялся с мест. Верещагина и другие стали отодвигать парты в стороны, освобождая место для поля боя. Анька вскочила на ноги и спиной упёрлась в шкаф. Она закинула гордо голову вверх и губы превратились в ниточку.
– Щаз будет буллинг, – Куча закатала рукава.
– Отойдите, – приказала я, и народ расступился.
Уже снимали на видео.
– Аня, – позвала я и наткнулась на ледяной, неприступный взгляд голубых глаз. Она не боялась возмездия. Она была уверена, что поступила правильно. – Прежде чем всё произойдёт. Объясни мне с какой целью ты замутила такую фигню. Ладно Сонька, она тебя задевала, но Марго в чём виновата?
Она молчала, и класс молчал. Слышалось прерывистое дыхание разъярённой Соньки, которую лишили биолога.
– Аня, – позвала я. – Мотив мне. Расскажи, зачем? Ты хорошо учишься, Марго хорошо к тебе относится.
– Я хотела подставить Трэша. Он обижал тебя, – со злой усмешкой ответила Анька.
Класс ахнул и зашипел.
–Тихо! – рявкнула я, напитываясь всеобщей ненавистью к этому жалкому существу. – Не получилось. А вчера ты предложила отомстить Соньке, потому что мы с ней поссорились.
– Да, – кивнула Анечка, нагло глядя на Лядину. – Ты моя подруга, и станция наше место. И это я подсказала твоим родителям, чтобы они в опеку позвонили и сдали Трэша. Потому что ты перестала учиться и приходить на уроки. А я перестала видеть Бахрю и гулять с твоими сёстрами.
– Она к психиатру со мной ходила, – вдруг сказал Васин. – Она ку-ку, видать совсем.
– Аня, – я раскалилась до ненависти. – Я тебе не подруга. Я тебя сейчас первая замочу.
И тут она испугалась. В первый раз за всё время разборок. Отрицательно покачала головой, не веря моим словам. Перестала дышать, а в глазах неспособность принять вероломство.
– Только не ты, – шептала она. – Только не ты!!!
Её стало трясти всем телом. Глаза закатились, начались настоящие ломки конечностей и бесконтрольное их метание. Зрелище было ужасающим.
Половина класса закричала, Ложка на ультрзвуке. Народ на парты вскакивал, чтобы снимать приступ эпилепсии.
Зрелище было пугающим.
Анечка по шкафу скатилась на пол, и я кинулась к ней.
– Сонька, что делать?! – закричала я Лядиной.
Та стояла с мстительной физиономией и наслаждалась.
– Соня! Ты медик! Клятва Гепократа…
– Я её не давала, – зло ответила Лядина. – Пусть сдохнет!
– Соня, пожалеешь через пять лет! – предупредила я.
Лядина медлила, тело Анечки продолжала трясти. Мне было страшно её держать.
– На бок положи! Слюной захлебнётся. Да, не сжимай её!
Сонька сдалась, присела к нам. Он свернула свою куртку и подложила Анечке под голову. Делала всё неумело. Класс нас окружил, внимательно следил, что происходит. Они в этот момент казались мне совсем маленькими по сравнению со мной и Лядиной.
Анечку перестало трясти, и я прижала дуру поехавшую к себе. Рука скользнула по её ноге.
Под колготками я нащупала странный бугор.
Меня всю передёрнуло от ужаса, когда я прощупывала кожу под тканью.
Анька лежала на моих руках, тяжело дышала и бессмысленно смотрела вверх.
Я очень аккуратно положила её на пол. Задрала вверх багровый свитер. Колготки были натянуты по грудь. Я рывком их стянула…
В обморок упала Ложка. Рявкнул Шикшов, в ужасе отходили от нас. В звенящей тишине тихо заплакала Анечка.
Всё тело её было в уродливых шрамах. Они буграми возвышались по всему телу исключая то, что виднелось из-под одежды. Даже грудь была изуродована.
Мне стоило большого труда не заорать от горя. Потребовалось время, чтобы взять себя в руки. Я смотрела на вспаханную кожу и медленно стала натягивать обратно колготки, опустила свитер, чтобы спрятать от этого мира ужасы нашей Анечки.
Я подняла взгляд на ошарашенную, Соньку, у которой глаза из орбит вылезали.
Она работала санитаркой, но было видно, что с таким столкнулась впервые. И дело не в том, что искалечен человек, дело в том, что это наша одноклассница и она в опасности.
– Это чё, – выдохнула Куча. – Это так её в той школе?
Да. Это не синяки и царапины, это членовредительство.
– Соня, свежие,- я продолжала смотреть на Лядину, которая в нашем классе единственной на кого я могла положиться.
– И ожоги свежие, – кивнула Сонька.
– Звони в полицию,– строго приказала я.
– Слушайте меня, – я повернулась к классу.– Все видео и фото скидываете мне на телефон. Со своих всё удалите, если вы конечно люди, а не звери. Куча, дуй за Марго.
Я наткнулась взглядом на Ромку Шишкова.
Всё уже знали, что он защитил Анечку от девятиклассниц, которые повадились её чморить. Он играл с ней в морской бой. Поначалу злился, что она его обыгрывает, потом всё перевёл в шутку и даже гордость за подругу. Анечка в свою очередь, как приличная хорошистка давала Ромке списывать и что-то ему рассказывала весёлое на переменах.
Такая нежная дружба, которая привязала Шишу к Анечке, возможно навсегда. Потому что он, как и Трэш был плохим парнем, хулиганом номер два. А это всегда одиночество.
Когда он увидел что под одеждой у Анечки, в глазах его в полной трагедии тонул четырёхпалубный корабль. Возможно, он догадывался, что мама у Ани маньячка, поэтому обидчика знал в лицо.
У него были слёзы. Лицо перекосило от лютой ненависти, и я поняла, что день трагедий не закончился.
– Держите его!!! – закричала я, когда Шиша рванул с места.
Часть парней унеслась за ним.
Полицию долго ждать не пришлось. Они просто поднялись с первого этажа.
Учебный процесс был сорван. Я осталась до самого конца. Пока не пришли вести, что натворил Шишков.
Анечку увезли на скорой. Полиция рассосалась. Уроки закончились.
А я не могла уйти из школы. Долго сидела в пустой рекреации, ждала, когда уборщица вымоет туалет для девочек. Проводив женщину в синем халатом взглядом, пошла к раковинам.
В туалете пахло хлоркой, и было приоткрыто окно. Я открыла кран с холодной водой и, склонившись над раковиной, разрыдалась.
Я ныла, протяжно и громко. Намывала лицо водой и тонула, захлёбывалась своими переживаниями. Горло сцепило, дыхание прерывистое. И вдохнуть полной грудью я не смогла.
Я убитая, уничтоженная этой жизнью.
Мне приходилось видеть жестокость этого мира. Мой родной отец был здоровым сильным мужчиной. В одночасье превратился в разбитого беспомощного инвалида. Угасающий и немощный он произвёл на меня неизгладимое впечатление.
Но он был взрослым мужиком!
Он вёл опасный бизнес, играл с безжалостными игроками.
За что Анечку? За что невинную девчонку?!
Как теперь пережить такое?
Мне было очень плохо, и я понимала, что больше нет маленького убежища, способного меня укрыть от всего пережитого.
Звонок в телефоне.
Я продолжала рыдать, скатываясь по плитке на стене. Сползла на пол и села на корточки. Руки дрожали. Я смотрела на экран.
Невероятно красивый парень, с бесподобно блистательной улыбкой. Синие глаза и надпись внизу : «Помни, котёнок, я люблю тебя!»
Прислал мне эту открытку. Я вначале засунула в галерею в ворох прочих наших фотографий, но потом не выдержала и поставила на его контакт.
Палец упал на картинку зелёной трубки.
– Катя. Что случилось? – Кричал Трэш в трубку. – Киска! Ты меня слышишь?
– Не стучат? – зло усмехнулась я и всхлипнула.
Я знаю, что Сонька после разборок со мной всем велела Трэшу на звонки не отвечать. Решила то в наши отношения лезть запрещено. Я самая популярная девчонка в школе, для меня на такое пошли с охотой.
– Не в этом дело, – он прокашлялся. Несмело продолжил, – я до Шиши не смог дозвониться. Его сосед ответил, что Шишу вроде загребли. Катя, пожалуйста. Что с вами?
По щекам моим потекли слёзы. В этот момент ту самую «гордыньку» я почувствовала внутри. Эту стену было сложно пробить, но я сумела её обойти. Это тяжело. Словно я себя ломала. Но у меня получилось, потому что я сидела одна, и никого не было, чтобы излить душу.
– Котёнок, ты плачешь. Меня нет рядом, но я с тобой.
Сквозь очередной поток слёз, заикания и всхлипы, я начал с самого начала. Это было важно, рассказать всё. Задействовать Трэша, когда он был обвинён в создании ужасной карикатуры на Маргариту Петровну.
Никита задавал наводящие вопросы. Поддерживал словами. И я вдруг почувствовала, что он действительно рядом со мной.
Приложив трубку к уху, сидела на полу и смотрела в открытое окно на серое небо.
Ведь я знаю, что папа есть. А Трэш и позвонить может. Тяжело, конечно, пережить разлуку. Но я просто затихорюсь, замру и буду жить без него. Иногда, глядя на небо.
– Не плачь, котёнок, – ласково прошептал он в трубку.
– Не хочу жить в таком мире, – призналась я. – Зачем он такой жестокий?
– Мы это всё переживём. Главное знать, что будет хорошее время. Просто потрясающие!
– Ты боишься спрашивать про Ромку, – хмыкнула я.
– Немного…
Я рассказал последние новости. То, что произошло в отделении банка. Ребята так и не смогли догнать Шишкова, и он залетел в банк, перемахнул через стойку к матери Анечки и порезал её ножом. Нет, не убил. Он изуродовал ей всё лицо, выколол глаз, и до прихода охрану успел поджечь волосы.
– У него три залёта с поножовщиной, – после долгого молчания сказал Трэш. – Шишу посадят…
Звонок сорвался. Мы слишком долго говорили. Около часа. За это время я сильно замёрзла. В туалет вернулась уборщица.
– А ты чего здесь? – спросила женщина и прошла мимо закрывать окно. – Из вашего класса девочку на скорой увезли?
Я не ответила. Поплелась на выход.
Шишкова посадят.
Что вообще происходит?
В гардеробе моя куртка висела одна. Вахтёрша с печалью смотрела на меня, в отличие от уборщицы ничего спрашивать не стала.
Уже был вечер. Автошколу я прогуляла. Тащилась медленно по школьной дорожке в сторону дома.
На пяточке, возле школы я встретила Васина. Он задумчиво смотрел на школьную дорожку, окружённую ёлками, и глубоко затягивался сигаретным дымом.
– Васин, – позвала я.
Он посмотрел на меня. Самое уравновешенное существительное в нашей школе. Так и не скажешь, что очередной псих.
– Да, Кать, – кивнул головой, мол что надо.
– Как тебя зовут? – всё забывала узнать.
– Лёха, – улыбнулась я.
– Лёха, хочешь подзаработать в Новый год?
– А что делать надо? – заинтересованно спросил он.
– Заделаемся Дедом Морозом и Снегурочкой. Потянешь?
– Запросто, только у меня костюма нет.
– Сошьём, – пообещала я.
Вечером, за ужином, я рассказала Егору, что произошло. Он внимательно выслушал и пошёл курить. Ничего хорошего от Ленёва ждать не стоило. Он, как прокажённый, ходит распространяет заразу, а у отчима сердце прихватывает.
Позвонил Трэш, когда я тщетно пыталась въехать в домашку по физике. Звонил с компа и просил включить видео.
Включила. На экране его лицо. В этот раз побрился, но волосы не убрал. Они обкромсанные спадали на лицо, и он их периодически закидывал назад. Глаза его синие устремились на меня. Не знал, как начать разговор.
Слабак!
– Это был тяжёлый день, – прошептала я, откинувшись на стуле.
– Немного успокоилась? – он внимательно меня разглядывал на мониторе. – Я люблю, тебя Киска. Ты мне ни разу не призналась в любви.
– Монитору и телефону? Тебя нет, Трэш. Тебя нет рядом со мной.
– Жаль, что ты не чувствуешь, – он улыбнулся во весь рот. – Всё будет хорошо, обещаю. Возьму и сегодня приснюсь тебе ночью
– Да, и что ты будешь делать? – сумел вызвать улыбку.
– Буду обнимать, прижимать к себе, потом поцелую. А потом, Киса, как бы ты не сопротивлялась, я стяну с тебя трусики, и мы будем любить друг друга всю ночь. Я соскучился безумно.
– Пошла спать, – сладко протянула я и выключила комп.
Я ревела по несчастной Анечке в подушку. Она меня так и не отпускала. Хотела ей позвонить, но телефон был заблокирован.
А Трэш меня обманул. Не приснился. Я опять обиделась.
