- Очень, - кивнула Унка, - да только иначе никак. Нельзя вместе-то, только духов озерных гневить станем. Еще на дно уволокут, водяницами сделают. Врозь нам надобно, а коли надо, то и не нам спорить.
А сама-то и не спешит Эринку отпускать, еще сильней ей пальцы стиснула, подруга и охнула. Головой мотнула Унка, страх отгоняя, да и шагнула в сторону, ладонь Эринкину выпустив.
- Уна, - зовет ее подруга. – Не ходи, Уночка! Страшно мне…
- Не бойся, Эринка, - откликнулась девка смелая, да голос ее эхом далеким прилетел, хоть и стояла только что рядышком.
Всхлипнула Эринка, головой завертела да бежать назад собралась. Только туман окружил стеной, откуда пришла, уже и не сыщешь.
- Унка, - позвала подругу трусиха, а ответа уже и не услышала.
Бабка древняя в деревеньке их сказывала, что нет страху на берегу озера. Коли уж духи к себе подпустили, достойно ответ держи. Было и не доходили люди, плутали-плутали, а озеро так и не откроется, стало быть, и искать уже нечего. Потому и озеро Потаенное. Вот и выходит, что девкам честь выпала, а значит, и ответить на нее нужно с благодарностью. А бояться станешь, так и вовсе духов прогневишь, еще больших ужасов покажут, чем сам себе придумать сможешь. Эринка-то, когда бабку слушала, усмехалась всё, не верила. Без разума старая, вот как думала. А теперь уж смеяться не стала, уверовала. Во что только не поверится, коли живым домой вернуться хочется.
- Не боюсь я, - сама себя убеждает, аж, ногой притопнула. – Вот ни полкапелюшечки.
А из тумана вдруг и хихикнул кто. Застыла Эринка, прислушалась. Уж не водяницы ли над ней потешаются, за девкой глупой подглядывают?
- Не боюсь, - сердито ногой топнула, да шаг первый и сделала.. Кулаки сжала, второй раз шагнула, да пошире, чтобы смелей себе казаться. А и вовсе бы побежала, да провалиться куда-нибудь опасалась. – Не боюсь и весь сказ.
Передернула девка плечами, да руки перед собой выставила. Идет, будто на оба глаза разом ослепла, сквозь сырой туман продирается. А туман-то так к коже и ластится, так и липнет, холода нагоняет. Еще шажок сделала и остановилась, вроде как озеро плещется. Вроде как к ней и надобно. Встать, до земли поклониться и о милости духов просить. Глядишь, в воде судьба и отразиться. Так им бабка с Ункой сказывала, а может, так Эринке запомнилось. Вот и идет на плеск, прислушивается.
Вздохнула протяжно, еще три шажочка сделала, да на дерево поваленное и наткнулась. А тут и туман поредел, взор Эринкин застилать перестал. Собралась уж она через ствол ногу-то перекинуть, да стон тихий услышала, вот и замерла снова, прислушалась.
- Есть здесь кто? – шепчет девка, громче-то сказать опасается.
- Есть, - ответил ей кто-то. А голос хриплый, старческий. Сказал невидимый кто-то, да и опять застонал жалобно.
Завизжала тут девка, на месте подпрыгнув:
- Кто?! – вопрошает испуганно.
- Что ж ты вопишь, оглашенная? - проворчал невидимый кто-то.
Да только Эринка уж поняла, что голос старухи живой, а не духа бесплотного. Даже страху своему усмехнулась и вновь позвала:
- Где вы, бабушка?
- Тут я, девонька.
Опять перелезть дерево Эринка собралась, но услыхала гадючье шипение, а там и тело змеиное черное лентой узкой под ногой юркнуло.
- Ой, - взвизгнула девка.
- Помоги, - стонет страдалица.
- Змея тут, бабушка, - отвечает Эринка, а сама с гадюки взор не сводит.
- Ох, и плохо мне, - стонет бабка. – Помру видать.
- Не надо, бабушка, - взмолилась девица, а на змею-то всё смотрит, не шевелится.
- О-ох, - тяжело вздохнула старуха.
Решилась Эринка. Зажмурилась и через ствол перемахнула, обернулась, а змеи-то нет, исчезла проклятая. Расправила плечи девка, огляделась:
- Где вы, бабушка?
- Сюда иди.
Пошла Эринка на голос, да и увидала бабку древнюю. А тут еще и луна из-за облаков выглянула, на берег посветила. Сидит на траве старуха, в черном вся, от долгих лет сгорбилась. Сама-то на траве, а нога в пне застряла. Нарочно так захочешь извернуться, не получится. Эринка руками и всплеснула:
- Как же вы так, бабушка?
- Оступилась я, - жалуется та, - упала вот, а нога и застряла…
Не увидала б Эринка глазами своими, такому б и не поверила. Держит пень бабкину ногу, как капкан медведя. Будто нарочно в пень наступила, а он и схлопнулся.
- Помоги мне, девонька, мочи уже нет…
Огляделась Эринка. Глядь, клюка лежит старухина. Хотела ее взять девка, но передумала. Коли сломает, как потом бабка ходить-то будет? Вот и стала искать чего покрепче, да ненужное.
- Я мигом, бабушка, - пообещала, а сама головой крутит, выглядывает.
Углядела сук обломанный, к нему и подбежала. Уж взять собралась, да тут опять змея зашипела. Смотрит Эринка, а свернулась клубком гадюка давешняя, опять пугать удумала.
- У-у, проклятая, - зашипела ей в ответ Эринка, подхватила палочку поменьше, гадюку-то и скинула. Подразнила змея девку языком раздвоенным, да и уползла в темноту.
А старуха-то снова стонет, еще пуще прежнего, того гляди и вправду помрет. Не стала больше медлить Эринка. Подхватила палку, у змеи отвоеванную и назад к пню побежала. Вставила ее в щель, где нога бабкина зажата была, да и надавила.
- Ну как, бабушка? Ослабло? Выходит нога?
Закряхтела бабка, дернулась.
- Еще маленечко, - хрипит старуха, а девке кажется, будто пень с бабкой скрипят одинаково.
Поднажала еще Эринка, надавила на сук, что силы было, старуха-то и охнула. Ногу выдернула, а сама назад откатилась. И смешно девке на бабку глядеть, и жалко ее незадачливую. Подбежала, засуетилась подле старухи. По плечу гладит, глядит сочувственно:
- Больно вам, бабушка? Как же вас так угораздило? Давно, видать, сидите тут? Ночь уже, а вы у озера…
Да и осеклась. А старуха лицо-то к ней подняла, а нет на нем морщин, что прежде были. Сидит на земле девка, годами с Эринкой схожа. Глядит на спасительницу, улыбается, а улыбка-то с лукавинкой.
- Добрая ты, Эрин, да пока что глупая. Придет времечко, быстро ума наберешься. Жизнь-то хлестнет тебя, не обрадуешься. Волком взвоешь, а не сломаешься. Помогут, выведут. Только все пути-дорожки однажды сходятся. И боль твоя назад придет, и сомнения ядом потравят. Средь огня и смерти душа мученья примет, а выстоит. А коли силы хватит, то и сама не сгинешь, и другую душу спасешь.
Расхохоталась девка звонко, на Эринкино изумление глядючи. Да вдруг смех-то и оборвала, сжала ладонь спасительницы пальцами холодными и спрашивает:
- Говори, зачем пришла. Что узнать хотела?
- Так это… - от испугу Эринка и опешила, но опомнилась и ответила: - Посмотреть хочу, кто полюбит меня, да мне самой по нраву придется. На любовь погадать, значится.
- Гадают за баней, а мы судьбу видим. – Оборвала озерная девка с гордостью: - Кто понравится, всё честно расскажем, кто отвернет, и солгать можем, а то и вовсе... – замолчала она, да опять на Эринку лукаво взглянула. – Стало быть, про любовь узнать желаешь?
- Ага, - кивает та.
- Как есть глупая, - хмыкнула озерница. – А ведь спросить могла, о чем предсказано.
- Про любовь бы мне, - отвечает Эринка жалобно.
- А может оно и к лучшему, - усмехнулась девка озерная. – Коли про любовь хочется, то и я спорить не стану. Чего ждешь от меня?
- Поглядеть на него… Одним глазочком хоть. Да только чтоб не мужик деревенский был, а побогаче кто, - так ответила духу Эринка, от волнения разговор с Ункой припомнив.
- Не хочешь, стало быть, мужика? – рассмеялась девка озерная.
А смех-то ее иным сделался, будто глуше стал, таинственней. Охватил озноб Эринку от смеха такого, до того жутким он девке показался. А хоть и жуткий, а всё одно заворожил, хоть одно ухо затыкай, а вторым слушай.
- В глаза гляди, Эрин, - велела озерница… и не девка она вовсе.
Женщина, не старая, не молодая. Кожа белая, как снег, прозрачная. Подумалось Эринке, ежели пальцем ее ткнуть, то рука так сквозь тетку и пройдет. А глаза-то! Сохрани, Арида-заступница… Не глаза, а провалы черные, будто вода озерная темная, ни дна не видать, ни края. Всхлипнула Эринка, а сама уж взгляда отвести от глаз колдовских не может. Затянуло взор, как в омут, не вывернешься. А только страх вдруг сам собой и прошел. Нет в голове девки деревенской ни мысли, ни воспоминания, пустота черная и туда забралась. Руки-ноги невидимой цепью сковало, не шелохнуться, не оттолкнуть. Грудь сдавило от холода, вдох так в глотке и застрял.
- Видишь, - шелестит голос далекий.
- Вижу, - мертвым эхом Эринка откликается.
А перед взором ее парень ликом пригожий. Волосы темны, вроде как черные, а глаза, словно дым костра – серые, манящие. Как взглянешь в такие, утонешь в них и не выберешься.
- Красивый, - шепчет Эринка. А холод-то змеей ползет под кожей, того и гляди до сердца доберется. Сожмет его в кольце ледяном, раздавит, и лежать на берегу озерном девка останется. А страха так и не появляется, любопытно только немножечко: – А когда встретимся хоть?
- А хоть и сейчас, - ответил шелест бестелесный, после смех послышался, и полетела Эринка в омут черных глаз духа озерного, как в бездну провалилась…
- Господин, девка тут. Мертвая что ль…
Заскользила ладонь по лицу застывшему, душа Эринкина и потянулась за живым теплом. Открыла глаза, а пошевелиться не может, так и глядит лежа на того, кого на озере видела.
- Живая, - говорит парень с улыбкой. – С добрым днем тебя, красавица.
- С добрым днем тебя, красавица.
Загляделась Эринка, рот открыла, наглядеться не может. Уж и ладный парень стоит пред ней, глаз отвести нет моченьки. Ликом пригож до чего, только охать и можно. И не думала девка, что такие-то на свете бывают. И серьезный вроде, а в улыбке-то затаенной губы подрагивают, в глазах блеск веселый светится. А уж сами глаза… что твой дым над костром стелется. Серые очи-то, будто колдовским туманом затянуты, так и манят они, так и завораживают. Не удержалась Эринка, руку протянула, до щеки парня незнакомого дотронулась, да и отдернула сразу, когда другой чужак на нее замахнулся:
- Ошалела, дура? Ты кого хватать посмела?
- Прочь пошел, - осерчал вдруг парень, дымка серая, что в глазах была, грозовым небом обернулась. А потом опять поглядел на Эринку, да и улыбнулся: - Напугал ее, Михай.
- Нашел о чем, господин, сокрушаться, - ворчит чернобородый. – Девка-то деревенская, что ей сделается? Небось, в день-то по три раза за косу таскают. Привычная.
- Вот ведь дурость, - парень ответил да и протянул руку Эринке.
Испугалась девка, в сторону отпрянула да рукой и прикрылась, а сама косит на чужака недоброго, что кнутом на нее замахивался. А добрый-то парень и успокаивает:
- Не бойся, красавица, мне доверься. Не тронет тебя Михай, ворчит только, ворон старый. Ты встать-то можешь?
Кивнула Эринка и на ноги подниматься стала. Не устояла сердешная, покачнулась, да и упала на руки парня пригожего. Стоять бы и рада, да только ноги вдруг колодами деревянными ей почудились, чужие совсем. А как только парень руки убрал, так опять чуть наземь и не завалилась.
- Совсем идти не можешь? – молодец добрый спрашивает.
Вздохнула Эринка, да голову повинно и опустила.
- Да дурит она тебя, - опять ворчит чернобородый. – Врет всё. Дали бы вдарить разок, враз бы поправилась.
- Не вру я, - отвечает Эринка, а у самой уж слезы в глазах стоят, до того обидно ей сделалось.
- Хватит, Михай, - опять парень сердится. А как на девку глянул, так голос и зажурчал ручейком ласковым: - Как звать тебя, красавица?
- Эринкой кличут, - отвечает девица, а сама и зарделась, будто ягода спелая. А как смутилась, так руки парня-то и отвела в сторону, сама идти хотела, да только не держат ноженьки по-прежнему. Так и охнула девка, от страха рот ладонью прикрыла. А ну, как и вовсе ходит больше не будет? Что Дух-то озерный начудил? Да тут всё и вспомнила, а как вспомнила, так и вскрикнула: - Ох, ты, батюшки, Дух!
А как про Духа вспомнила, так и другое в голову полезло. И ведь имени своего душе озерной не сказывала, а она ее по имени называла. А еще про Унку подумалось, пропала в тумане подруженька. Да только и это забылось, когда опомнилась, что с берега-то сразу на дорогу проезжую попала да в пыли спала. Вот и солнышко уже поднимается, а домой-то так и не вернулась…
- Ох, Арида-заступница, - снова охнула.
- О чем вспомнилось, Эринушка? – незнакомец ее спрашивает.
- Так ведь домой же мне надо, - отвечает сердешная. – Мамка сейчас очи-то откроет, а нет меня в светелке, вот шуму-то будет...
- Где дом твой?
- Из деревни я, - сказала, а сама опять и потупилась. – Озерной прозывается.
- Где это, знаешь, Михай?
- Недалече, господин. Только ведь и вас батюшка дожидается. Осерчает, ругаться станет…
- Покричит да перестанет, - парень рукой и махнул. – До деревни дорогу показывай, проводим Эринушку.
Махнул и Михай рукой, спорить уж не принялся:
- Как скажешь, господин, так и сделаю, не мне от батьки выслушивать.
А Эринка чуть жива стоит, про мамку с батькой думает. А еще ноги проклятые слушаться хозяйки не желают. Как шаг сделала, та опять парню на руки и упала. Не стал он ждать дальше, пока девка сама идти сможет, на руки-то и подхватил. На коня усадил, да сам позади и запрыгнул. Одной рукой поводья держит, второй Эринку к себе прижимает, теплом своим делится. А как прижал, так будто и треснула корка стылая, что дело девичье сковывала. Заныли руки и ноги, ознобом волна ледяная промчалась по телу да и схлынула, вновь жизнь в тело вернув. А как попустило ее, так мысли-то в голове пчелами роиться начали. Поняла вдруг, что и одет парень незнакомый не бедно вовсе, да и господином Михай его называет. Не просто парень, видать. Тут и вспомнилось, что у Духа не мужика деревенского спрашивала, вот любопытство заедать и начало.
- Кто ты? – спрашивает, а сама надеждой полнится. – Купец, наверное?
А парень-то и рассмеялся весело:
- Купец, - отвечает.
- А кличут как?
- Арном зови, - говорит, да сам спрашивать начал. – Как на дороге заснуть умудрилась?
Эринка честно и ответила:
- Не знаю я.
- Не знаешь? – Арн тут и задумался: – Неужто совсем без памяти? Откуда шла хоть? Была ль компания?
А Эринка и отвечает:
- С подругой была, точно знаю. Вместе шли да потерялись. – А про озеро сказывать девка не стала, пусть тайной останется.
А купец-то всё не унимается, догадки делает:
- В лесу, стало быть, блуждали? А пока путь к дому искали, так и разбрелись, видать. Ты на дорогу проезжую ночью выбралась, да так и заснула с усталости.
- Так и выходит, - кивает Эринка, во всем соглашаясь. Пусть так и думает.
Помолчали маленько, да не выдержала Эринка, назад голову вывернула, на знакомца своего посмотрела. А как взглянула, так и залюбовалась. И волосы-то у него не черные, как ночью показалось, когда Дух озерный его показывал, а темные просто. Вон, лучик солнечный в прядях запутался, они рыжинкой озорной и вспыхнули. А глаза-то, глаза какие! Точно омут колдовской серой дымкой затянутый. Так и манят, так и затягивают, уж и не вырвешься. Ох, Арида-заступница, так ведь и сгинула в очах серых девка, так и растаяла.
- Коли приду к тебе, не погонишь ли? – Арн тут спрашивает.
А Эринка-то так и ахнула:
- Никак придешь?
Спросила, да на себя и осерчала. Вот дуреха неумная! Да кто ж о таком-то незнакомца спрашивает? А парень-то и засмеялся. У девки щеки-то огнем и полыхнули, с досады кулаки и сжала. А купец ей и ответил:
А сама-то и не спешит Эринку отпускать, еще сильней ей пальцы стиснула, подруга и охнула. Головой мотнула Унка, страх отгоняя, да и шагнула в сторону, ладонь Эринкину выпустив.
- Уна, - зовет ее подруга. – Не ходи, Уночка! Страшно мне…
- Не бойся, Эринка, - откликнулась девка смелая, да голос ее эхом далеким прилетел, хоть и стояла только что рядышком.
Всхлипнула Эринка, головой завертела да бежать назад собралась. Только туман окружил стеной, откуда пришла, уже и не сыщешь.
- Унка, - позвала подругу трусиха, а ответа уже и не услышала.
Бабка древняя в деревеньке их сказывала, что нет страху на берегу озера. Коли уж духи к себе подпустили, достойно ответ держи. Было и не доходили люди, плутали-плутали, а озеро так и не откроется, стало быть, и искать уже нечего. Потому и озеро Потаенное. Вот и выходит, что девкам честь выпала, а значит, и ответить на нее нужно с благодарностью. А бояться станешь, так и вовсе духов прогневишь, еще больших ужасов покажут, чем сам себе придумать сможешь. Эринка-то, когда бабку слушала, усмехалась всё, не верила. Без разума старая, вот как думала. А теперь уж смеяться не стала, уверовала. Во что только не поверится, коли живым домой вернуться хочется.
- Не боюсь я, - сама себя убеждает, аж, ногой притопнула. – Вот ни полкапелюшечки.
А из тумана вдруг и хихикнул кто. Застыла Эринка, прислушалась. Уж не водяницы ли над ней потешаются, за девкой глупой подглядывают?
- Не боюсь, - сердито ногой топнула, да шаг первый и сделала.. Кулаки сжала, второй раз шагнула, да пошире, чтобы смелей себе казаться. А и вовсе бы побежала, да провалиться куда-нибудь опасалась. – Не боюсь и весь сказ.
Передернула девка плечами, да руки перед собой выставила. Идет, будто на оба глаза разом ослепла, сквозь сырой туман продирается. А туман-то так к коже и ластится, так и липнет, холода нагоняет. Еще шажок сделала и остановилась, вроде как озеро плещется. Вроде как к ней и надобно. Встать, до земли поклониться и о милости духов просить. Глядишь, в воде судьба и отразиться. Так им бабка с Ункой сказывала, а может, так Эринке запомнилось. Вот и идет на плеск, прислушивается.
Вздохнула протяжно, еще три шажочка сделала, да на дерево поваленное и наткнулась. А тут и туман поредел, взор Эринкин застилать перестал. Собралась уж она через ствол ногу-то перекинуть, да стон тихий услышала, вот и замерла снова, прислушалась.
- Есть здесь кто? – шепчет девка, громче-то сказать опасается.
- Есть, - ответил ей кто-то. А голос хриплый, старческий. Сказал невидимый кто-то, да и опять застонал жалобно.
Завизжала тут девка, на месте подпрыгнув:
- Кто?! – вопрошает испуганно.
- Что ж ты вопишь, оглашенная? - проворчал невидимый кто-то.
Да только Эринка уж поняла, что голос старухи живой, а не духа бесплотного. Даже страху своему усмехнулась и вновь позвала:
- Где вы, бабушка?
- Тут я, девонька.
Опять перелезть дерево Эринка собралась, но услыхала гадючье шипение, а там и тело змеиное черное лентой узкой под ногой юркнуло.
- Ой, - взвизгнула девка.
- Помоги, - стонет страдалица.
- Змея тут, бабушка, - отвечает Эринка, а сама с гадюки взор не сводит.
- Ох, и плохо мне, - стонет бабка. – Помру видать.
- Не надо, бабушка, - взмолилась девица, а на змею-то всё смотрит, не шевелится.
- О-ох, - тяжело вздохнула старуха.
Решилась Эринка. Зажмурилась и через ствол перемахнула, обернулась, а змеи-то нет, исчезла проклятая. Расправила плечи девка, огляделась:
- Где вы, бабушка?
- Сюда иди.
Пошла Эринка на голос, да и увидала бабку древнюю. А тут еще и луна из-за облаков выглянула, на берег посветила. Сидит на траве старуха, в черном вся, от долгих лет сгорбилась. Сама-то на траве, а нога в пне застряла. Нарочно так захочешь извернуться, не получится. Эринка руками и всплеснула:
- Как же вы так, бабушка?
- Оступилась я, - жалуется та, - упала вот, а нога и застряла…
Не увидала б Эринка глазами своими, такому б и не поверила. Держит пень бабкину ногу, как капкан медведя. Будто нарочно в пень наступила, а он и схлопнулся.
- Помоги мне, девонька, мочи уже нет…
Огляделась Эринка. Глядь, клюка лежит старухина. Хотела ее взять девка, но передумала. Коли сломает, как потом бабка ходить-то будет? Вот и стала искать чего покрепче, да ненужное.
- Я мигом, бабушка, - пообещала, а сама головой крутит, выглядывает.
Углядела сук обломанный, к нему и подбежала. Уж взять собралась, да тут опять змея зашипела. Смотрит Эринка, а свернулась клубком гадюка давешняя, опять пугать удумала.
- У-у, проклятая, - зашипела ей в ответ Эринка, подхватила палочку поменьше, гадюку-то и скинула. Подразнила змея девку языком раздвоенным, да и уползла в темноту.
А старуха-то снова стонет, еще пуще прежнего, того гляди и вправду помрет. Не стала больше медлить Эринка. Подхватила палку, у змеи отвоеванную и назад к пню побежала. Вставила ее в щель, где нога бабкина зажата была, да и надавила.
- Ну как, бабушка? Ослабло? Выходит нога?
Закряхтела бабка, дернулась.
- Еще маленечко, - хрипит старуха, а девке кажется, будто пень с бабкой скрипят одинаково.
Поднажала еще Эринка, надавила на сук, что силы было, старуха-то и охнула. Ногу выдернула, а сама назад откатилась. И смешно девке на бабку глядеть, и жалко ее незадачливую. Подбежала, засуетилась подле старухи. По плечу гладит, глядит сочувственно:
- Больно вам, бабушка? Как же вас так угораздило? Давно, видать, сидите тут? Ночь уже, а вы у озера…
Да и осеклась. А старуха лицо-то к ней подняла, а нет на нем морщин, что прежде были. Сидит на земле девка, годами с Эринкой схожа. Глядит на спасительницу, улыбается, а улыбка-то с лукавинкой.
- Добрая ты, Эрин, да пока что глупая. Придет времечко, быстро ума наберешься. Жизнь-то хлестнет тебя, не обрадуешься. Волком взвоешь, а не сломаешься. Помогут, выведут. Только все пути-дорожки однажды сходятся. И боль твоя назад придет, и сомнения ядом потравят. Средь огня и смерти душа мученья примет, а выстоит. А коли силы хватит, то и сама не сгинешь, и другую душу спасешь.
Расхохоталась девка звонко, на Эринкино изумление глядючи. Да вдруг смех-то и оборвала, сжала ладонь спасительницы пальцами холодными и спрашивает:
- Говори, зачем пришла. Что узнать хотела?
- Так это… - от испугу Эринка и опешила, но опомнилась и ответила: - Посмотреть хочу, кто полюбит меня, да мне самой по нраву придется. На любовь погадать, значится.
- Гадают за баней, а мы судьбу видим. – Оборвала озерная девка с гордостью: - Кто понравится, всё честно расскажем, кто отвернет, и солгать можем, а то и вовсе... – замолчала она, да опять на Эринку лукаво взглянула. – Стало быть, про любовь узнать желаешь?
- Ага, - кивает та.
- Как есть глупая, - хмыкнула озерница. – А ведь спросить могла, о чем предсказано.
- Про любовь бы мне, - отвечает Эринка жалобно.
- А может оно и к лучшему, - усмехнулась девка озерная. – Коли про любовь хочется, то и я спорить не стану. Чего ждешь от меня?
- Поглядеть на него… Одним глазочком хоть. Да только чтоб не мужик деревенский был, а побогаче кто, - так ответила духу Эринка, от волнения разговор с Ункой припомнив.
- Не хочешь, стало быть, мужика? – рассмеялась девка озерная.
А смех-то ее иным сделался, будто глуше стал, таинственней. Охватил озноб Эринку от смеха такого, до того жутким он девке показался. А хоть и жуткий, а всё одно заворожил, хоть одно ухо затыкай, а вторым слушай.
- В глаза гляди, Эрин, - велела озерница… и не девка она вовсе.
Женщина, не старая, не молодая. Кожа белая, как снег, прозрачная. Подумалось Эринке, ежели пальцем ее ткнуть, то рука так сквозь тетку и пройдет. А глаза-то! Сохрани, Арида-заступница… Не глаза, а провалы черные, будто вода озерная темная, ни дна не видать, ни края. Всхлипнула Эринка, а сама уж взгляда отвести от глаз колдовских не может. Затянуло взор, как в омут, не вывернешься. А только страх вдруг сам собой и прошел. Нет в голове девки деревенской ни мысли, ни воспоминания, пустота черная и туда забралась. Руки-ноги невидимой цепью сковало, не шелохнуться, не оттолкнуть. Грудь сдавило от холода, вдох так в глотке и застрял.
- Видишь, - шелестит голос далекий.
- Вижу, - мертвым эхом Эринка откликается.
А перед взором ее парень ликом пригожий. Волосы темны, вроде как черные, а глаза, словно дым костра – серые, манящие. Как взглянешь в такие, утонешь в них и не выберешься.
- Красивый, - шепчет Эринка. А холод-то змеей ползет под кожей, того и гляди до сердца доберется. Сожмет его в кольце ледяном, раздавит, и лежать на берегу озерном девка останется. А страха так и не появляется, любопытно только немножечко: – А когда встретимся хоть?
- А хоть и сейчас, - ответил шелест бестелесный, после смех послышался, и полетела Эринка в омут черных глаз духа озерного, как в бездну провалилась…
- Господин, девка тут. Мертвая что ль…
Заскользила ладонь по лицу застывшему, душа Эринкина и потянулась за живым теплом. Открыла глаза, а пошевелиться не может, так и глядит лежа на того, кого на озере видела.
- Живая, - говорит парень с улыбкой. – С добрым днем тебя, красавица.
Глава 2
- С добрым днем тебя, красавица.
Загляделась Эринка, рот открыла, наглядеться не может. Уж и ладный парень стоит пред ней, глаз отвести нет моченьки. Ликом пригож до чего, только охать и можно. И не думала девка, что такие-то на свете бывают. И серьезный вроде, а в улыбке-то затаенной губы подрагивают, в глазах блеск веселый светится. А уж сами глаза… что твой дым над костром стелется. Серые очи-то, будто колдовским туманом затянуты, так и манят они, так и завораживают. Не удержалась Эринка, руку протянула, до щеки парня незнакомого дотронулась, да и отдернула сразу, когда другой чужак на нее замахнулся:
- Ошалела, дура? Ты кого хватать посмела?
- Прочь пошел, - осерчал вдруг парень, дымка серая, что в глазах была, грозовым небом обернулась. А потом опять поглядел на Эринку, да и улыбнулся: - Напугал ее, Михай.
- Нашел о чем, господин, сокрушаться, - ворчит чернобородый. – Девка-то деревенская, что ей сделается? Небось, в день-то по три раза за косу таскают. Привычная.
- Вот ведь дурость, - парень ответил да и протянул руку Эринке.
Испугалась девка, в сторону отпрянула да рукой и прикрылась, а сама косит на чужака недоброго, что кнутом на нее замахивался. А добрый-то парень и успокаивает:
- Не бойся, красавица, мне доверься. Не тронет тебя Михай, ворчит только, ворон старый. Ты встать-то можешь?
Кивнула Эринка и на ноги подниматься стала. Не устояла сердешная, покачнулась, да и упала на руки парня пригожего. Стоять бы и рада, да только ноги вдруг колодами деревянными ей почудились, чужие совсем. А как только парень руки убрал, так опять чуть наземь и не завалилась.
- Совсем идти не можешь? – молодец добрый спрашивает.
Вздохнула Эринка, да голову повинно и опустила.
- Да дурит она тебя, - опять ворчит чернобородый. – Врет всё. Дали бы вдарить разок, враз бы поправилась.
- Не вру я, - отвечает Эринка, а у самой уж слезы в глазах стоят, до того обидно ей сделалось.
- Хватит, Михай, - опять парень сердится. А как на девку глянул, так голос и зажурчал ручейком ласковым: - Как звать тебя, красавица?
- Эринкой кличут, - отвечает девица, а сама и зарделась, будто ягода спелая. А как смутилась, так руки парня-то и отвела в сторону, сама идти хотела, да только не держат ноженьки по-прежнему. Так и охнула девка, от страха рот ладонью прикрыла. А ну, как и вовсе ходит больше не будет? Что Дух-то озерный начудил? Да тут всё и вспомнила, а как вспомнила, так и вскрикнула: - Ох, ты, батюшки, Дух!
А как про Духа вспомнила, так и другое в голову полезло. И ведь имени своего душе озерной не сказывала, а она ее по имени называла. А еще про Унку подумалось, пропала в тумане подруженька. Да только и это забылось, когда опомнилась, что с берега-то сразу на дорогу проезжую попала да в пыли спала. Вот и солнышко уже поднимается, а домой-то так и не вернулась…
- Ох, Арида-заступница, - снова охнула.
- О чем вспомнилось, Эринушка? – незнакомец ее спрашивает.
- Так ведь домой же мне надо, - отвечает сердешная. – Мамка сейчас очи-то откроет, а нет меня в светелке, вот шуму-то будет...
- Где дом твой?
- Из деревни я, - сказала, а сама опять и потупилась. – Озерной прозывается.
- Где это, знаешь, Михай?
- Недалече, господин. Только ведь и вас батюшка дожидается. Осерчает, ругаться станет…
- Покричит да перестанет, - парень рукой и махнул. – До деревни дорогу показывай, проводим Эринушку.
Махнул и Михай рукой, спорить уж не принялся:
- Как скажешь, господин, так и сделаю, не мне от батьки выслушивать.
А Эринка чуть жива стоит, про мамку с батькой думает. А еще ноги проклятые слушаться хозяйки не желают. Как шаг сделала, та опять парню на руки и упала. Не стал он ждать дальше, пока девка сама идти сможет, на руки-то и подхватил. На коня усадил, да сам позади и запрыгнул. Одной рукой поводья держит, второй Эринку к себе прижимает, теплом своим делится. А как прижал, так будто и треснула корка стылая, что дело девичье сковывала. Заныли руки и ноги, ознобом волна ледяная промчалась по телу да и схлынула, вновь жизнь в тело вернув. А как попустило ее, так мысли-то в голове пчелами роиться начали. Поняла вдруг, что и одет парень незнакомый не бедно вовсе, да и господином Михай его называет. Не просто парень, видать. Тут и вспомнилось, что у Духа не мужика деревенского спрашивала, вот любопытство заедать и начало.
- Кто ты? – спрашивает, а сама надеждой полнится. – Купец, наверное?
А парень-то и рассмеялся весело:
- Купец, - отвечает.
- А кличут как?
- Арном зови, - говорит, да сам спрашивать начал. – Как на дороге заснуть умудрилась?
Эринка честно и ответила:
- Не знаю я.
- Не знаешь? – Арн тут и задумался: – Неужто совсем без памяти? Откуда шла хоть? Была ль компания?
А Эринка и отвечает:
- С подругой была, точно знаю. Вместе шли да потерялись. – А про озеро сказывать девка не стала, пусть тайной останется.
А купец-то всё не унимается, догадки делает:
- В лесу, стало быть, блуждали? А пока путь к дому искали, так и разбрелись, видать. Ты на дорогу проезжую ночью выбралась, да так и заснула с усталости.
- Так и выходит, - кивает Эринка, во всем соглашаясь. Пусть так и думает.
Помолчали маленько, да не выдержала Эринка, назад голову вывернула, на знакомца своего посмотрела. А как взглянула, так и залюбовалась. И волосы-то у него не черные, как ночью показалось, когда Дух озерный его показывал, а темные просто. Вон, лучик солнечный в прядях запутался, они рыжинкой озорной и вспыхнули. А глаза-то, глаза какие! Точно омут колдовской серой дымкой затянутый. Так и манят, так и затягивают, уж и не вырвешься. Ох, Арида-заступница, так ведь и сгинула в очах серых девка, так и растаяла.
- Коли приду к тебе, не погонишь ли? – Арн тут спрашивает.
А Эринка-то так и ахнула:
- Никак придешь?
Спросила, да на себя и осерчала. Вот дуреха неумная! Да кто ж о таком-то незнакомца спрашивает? А парень-то и засмеялся. У девки щеки-то огнем и полыхнули, с досады кулаки и сжала. А купец ей и ответил:
