- Приду, - шепчет девке в затылок. Тут и обмерла Эринка. Сладко ей стало, волнительно. Так дыхание-то в груди и замерло. А Арн улыбается: – Смешная ты, Эринушка.
Опять осерчала девка. Назад вывернулась, на купца взглянула, да и насупилась, на улыбку его глядючи. Вот ведь змей коварный… А как про себя обозвала, так и задумалась. Вдруг соврал Дух озерный? Вдруг издевкой от девки глупой отделался? Кого явил, тому под ноги и выкинул. Вон, сидит, смеется, любовью не загорается. Еще больше нахмурилась, да и сомневаться стала. Не бывает счастья легкого, ни к чему забава это озерная. С чего бы вдруг да и сбылось, как виделось?
А как усомнилась, так и вовсе отвечать перестала. Сидит себе, дальше думает. Не бывает так, чтоб запросто. Не приглядел, не повыспрашивал, дорожки к порогу суженой не протоптал. Подобрал, что на дороге валялось, вот и счастье вам, держите, люди добрые. Само в руки прыгнуло. И до того надумалось Эринке, что уж самой сбежать от Арна хочется.
- Сама я дальше, - ворчит девка. – Коль приметит кто, плохо будет.
- Нехорошо может выйти, - Арн соглашается.
Остановил коня купец и спешился. После Эринку с жеребца снял, да из рук не выпустил:
- Дойдешь ли? – спрашивает.
- Дойду, - отвечает девка уверенно.
- И ждать будешь? – а глаза-то озорным огоньком у Арна светятся. – Приду ведь, дождешься?
- Ни к чему это, - Эринка ответила. – За помощь спасибо, а приходить ко мне не надобно.
- Запрещаешь, красавица?
- Запрещаю, - девка кивает. – Арида тебя не забудет.
- А ты? – спрашивает купец уж серьезно.
- А я позабуду. Прощай.
И к деревне скорей поспешила. А то ли от знакомца своего бежит, то ли домой торопится, сама понять уж не может. Добежала до околицы Эринка, да и обернулась, а как обернулась, так и ахнула. Идет за ней Арн-купец, глаз не сводит. И догнать не спешит, и отставать не торопится. И что прицепился? А сама-то всё оборачивается. Неужто и вправду суженый? Никак и в самом деле любить будет? А самой-то Эринке он уж до смерти нравится. До того головой извертелась, что сама себя за косу и дернула, чтоб ум вернулся. Ойкнула громко, а за спиной опять тихий смех слышится. Так слова купца про смешную и вспомнились.
- И не смешная вовсе, - буркнула девка обижено, ногой притопнула, да к дому и побежала.
А как опять обернулась, так и не углядела Арна сразу. Вздохнула горестно, ушел купец, запрета послушался. Да только тут ветер подул, край плаща дорожного и мелькнул за кустом. Стоит, сердешный, незаметно приглядывает, чтоб дошла без помех да опаски. Хорошо, хоть спрятался. Коли углядит кто провожатого, вот позора-то будет…
- Эринка! Откель спешишь спозаранку?
Обернулась Эринка, да так и охнула с досады. Стоит у дороги домишко старый, на бок один завалился, и забор-то вкруг него, будто плясать удумал. А у добра этого сама хозяйка обнаружилась. Глядит на Эринку взглядом любопытным, что сорока твоя, бабка старая, на язык бойкая.
- Здрасти, бабушка Рагнета, - девка старухе кланяется, в почете не отказывает. – Солнышко встречать вышли?
- Это ты солнышко встречать бегаешь, а нам старикам ночь спровадить надобно, - смеется старуха, будто ворона каркает, да на Эринку плутней смотрит: - И ты спешишь откуда? Никак дружок нашелся по сердцу? Небось, еще и спать не ложилась.
А девка-то глаза круглые сделала, от возмущения вспыхнула. Ну, не девка, прям,, а невинность целая. Уж чего, а врать приучена. Как учудят с Ункой, так ужами изворачиваются. Коль спина да косы дороги, и на голову встанешь.
- Чего удумала! – сама подбоченилась, головой с укоризной качает. – Какой дружок, бабушка? Кому он надобен?
- Ну-ну, - закивает бабка, а сама-то скалится хитро. – Откуда ж девке по зорьке утренней домой возвращаться?
Растерялась Эринка, да быстро очухалась. Ежели грибов и ягод по весне не сыщется, то иная отговорка живо найдется. Вот и брякнула девка честная:
- А и всходы смотреть на поле бегала.
- Всходы? – Рагнета рот-то и раскрыла, да и ей сноровки не занимать. Опять прищурилась. – И всходы что?
- А что всходы? – глазами Эринка похлопала, да известила старую: - Взошли!
- Вот радость-то какая, - хихикает Рагнета, глаза утирает.
Смеется бабка, а Эринка с досады ногой топнула. Как встала мамка да в светелку к дочке зашла, так пропажу и увидела, ой, что будет-то! А ну как есть еще времечко, а тут его на бабку брехливую тратит, домой не спешит. Вот и поклонился торопливо, боле Рагнету не слушая:
- Бежать мне надобно.
Да и кинулась со всех ног к дому отчего, уже не скрываясь. А из трубы-то дымок уж вьется, встала мамка. Хотела Эринка через калитку в дом войти, уже и вздохнула горестно, да тут и смекнула. Не бегает никто по улице, не зовет ее криком надрывным. Не ищут, стало быть! Вот и снова и спряталась. На коленки встала да под забором до досок ломаных проползла, там в щель и юркнула. Прокралась вдоль яблонь цветущих, в заднюю дверь скользнула да на цыпочках наверх поднялась. Только платье вчерашнее стянуть успела, дверь-то в светелку и открылась. Стоит на пороге мамка, кулаки в бока уперла. Обмерла Эринка, к трепке готовится, а матушка-то и сказала:
- Встала уж? Умница.
Подошла к дочке, погладила ласково, в щеку поцеловала, да и ушла после. А девка-то так на пол и бухнулась. От страха ноги держать отказались. Сидит, зад одной рукой потирает, другой пот со лба. Трясутся руки-то, будто у пьяницы горького, во, как набояться успела. А только дышать ровней стала, про Рагнету-то и вспомнила. А ну как сплетня старая языком молоть станет?! Не сидеть Эринке седмицу целую, точно быть поротой. Вот снова бояться и начала. Взмолилась девка Ариде-заступнице, милости просить стала. А пока на полу в светелке боялась, тут уж матушка серчать начала:
- Эрин!
- Бегу, матушка!
Опомнилась девка, на ноги вскочила, по светелке метаться стала, да всё без толку делает. Сама себя за косу дернула, чтоб в ум вернуться, да и пошло дело уж степеннее. Лицо сполоснула, платье надела чистое, косы наново заплела. А там уж к мамке спешит на помощь, дел-то полное лукошко сделать надобно. Вот и вертеться Эринка колесом шустрым, что мамка укажет, то споро делает. Так и крутилась, покуда солнышко не взошло высоко, да под окнами голос знакомый не послышался:
- Дома ль, подруженька?
Охнула Эринка – Унка явилась! Только и поняла, что с ночи о ней и не вспомнила. Душа-то и не встревожилась даже, что с подружкой сделалось. Нашла ль она суженого, как до дома добралась? А как про суженого вспоминал, так шепот снова и услышала: «Приду», - ох, ты ж, Заступница… Так огнем щеки и вспыхнули. И перед Ункой стыдно вроде, и от мыслей о купце Арне млеет. А вдруг и вправду придет?
- Эринка!
- Иди уж, - говорит матушка, заминку дочкину по-своему толкуя. – Еще навертишься.
Подскочила девка к матери, в щеку ее губами клюнула да к двери и помчалась, на ходу крикнула:
- Спасибо, матушка!
А мамка ей вслед усмехается:
- Егоза какая.
Стоит Унка, ногой по земле постукивает, подругу ждет с нетерпением. А как выбежала Эринка, так за руку ее и схватила. Побежали подружки от дома подалее, про свое рассказать, да что друг у дружки было выведать. Эринка на Унку поглядывает. Платье чистое отметила, сережки новые да косы рыжие, туго сплетенные. А коль из дома пришла, то и ее не приметили.
- Ну?! – так вместе и вскрикнули, как за околицу выбежать успели. – Как?
- Рассказывай, - Унка велит.
Эринка рот уж раскрыла, да и заупрямилась. Чего это она первая? Унка на озера идти удумала, она подружку чуть не силком тащила себе в компанию, вот пусть первая и кается.
- Ты первая, - так Унке и ответила.
Вздохнула та, да рукой махнула. Сама говорить не спешит, о своем думает. А как подумала, так и спросила:
- Видела?
- Видела, - кивает Эринка. – А ты видела?
- И я видела, - подруга ответила. – А кого видела? Нашего?
Эринка головой помотала, Унка и продолжила:
- А я нашего. И то не сразу. Поначалу шла всё, душа обмирала. Иду-иду, светынь-трава угасла, один туман вокруг. Тебя кричу, да только тишь в ответ, страсть такая. А потом и услыхала, как дитя плачет малое. Да горько так плакало, аж душе тяжко сделалось. Я на плачь-то и пошла, да вдруг смекнула – не дитя это вовсе. Откуда дитяте на Потаенном озере взяться? А как догадалась, так и думаю, ну, нет, не заманите. Еще чего, шутки со мной шутить удумали. Развернулась и прочь пошла. Да на тропу обратно вышла. Назад вернуться хочу, а туман не пускает. Как войду в него, так опять на тропу возвращаюсь, будто водит кто.
Поняла Эринка подругины напасти, так ей и ответила:
- Духа ты обидела! Помочь же надо было. Мне старуха вот попалась, я ею из беды и выручала. А она в награду мне показывать стала…
- Вот ведь, - вздохнул подруга, да рукой опять махнула и продолжила: - Думаю, не видать мне теперь озера. А как поняла, так тебя ждать и принялась. Сижу, жду, зеваю, аж мочи нет. А не идешь ты. Уж сколько прошло времечка, светать стало, а ты будто сгинула. Вот опять я к туману и кинулась. Зову тебя, кричу, едва не охрипла. И страшно так мне сделалось, что завела я подружку свою на погибель страшную. А ну как водяницей духи сделали? Туман вдруг и разошелся, пустил меня к берегу. Вот тебя искать и бросилась. Кричу-кричу, у озера бегаю. Ты-то молчишь, не отзываешься, уж чего и делать не знаю. Стою, слезы утираю. Глядь, а идет ко мне кто-то. Присмотрелась, а Видар вдовый. Руку ко мне протягивает, а я и глаз отвесть уж не смею. В очи его заглядываю, аж дышать как забыла. Ведь сколько видела, а только заметила – пригожий какой!. А он и говорит: «Что ж ночью одна ты ходишь?». Я ему отвечаю: «Эринка пропала, сыскать ее мне надобно». Видар улыбнулся так, что душа запела, и да и сказал ласково: «Эринка спит уже сладко, и тебе пора, Унушка. Дай руку мне, домой провожу». Ну, и дала я. А как дала, так и…
- Что? – Эринка шепчет.
- Дома проснулась, - подруга ответила. – За руку как его взяла, так всё и закончилось. Глаза открыла, в постели дома лежу. А у тебя так было?
Качает головой Эринка, завидно ей сделалось. Унку, вон, под одеяло родное положили, а ее на дорогу пыльную кинули. А там и подумалось. Унке Видара подсунули, а ей, Эринке, купца-молодца подарили. Загордилась даже.
- Эринка!- в ухо ей подруга крикнула. – Чего застыла идолом? С тобой-то чего приключилось, рассказывай. Кого духи показать изволили?
- Купца, - девка ответила, да нос задрала гордо.
- И впрямь купца? – не верит Уна. – Иль врешь для важности?
- А вот не вру! – Эринка даже обиделась на такое неверие. – Он сам сказал – купец, мол…
- Да успел-то когда?
Эринка опять и подбоченилась.
- А как до деревни вез, так купцом и назвался, еще и имя сказал. Арном его кличут. И слуга у него есть, гадкий, правда. Ручищами на меня махать удумал, да Арн отогнал. И красавицей меня называл, и прийти обещался, только я ему всё одно запретила… - А как сказала, так поняла, что наделала. В ужасе и выдохнула: – Я же ему приходить запретила! Что же теперь делать-то? А ну как послушался? Мне озерный дух суженого дал, а я его прочь прогнала!
- Зачем гнала-то?! – руками Унка и всплеснула.
- Растерялась я! – ревет дуреха, что медведь зимой с просыпу.
Подруга опять руками всплеснула:
- Да погоди ты скулить бестолковая! Ты толком всё сказывай, порядку следуя.
Эринка страдать и перестала. Не до конца, правда, еще маленько всхлипывала. А как всхлипывать закончила, так обо всем и поведала. И про бабку с озера, что духом оказалась, и про то, как дороге очухалась, а над ней молодец пригожий склонился. И как холодом сковало, да от объятий теплых и оттаяла. И про разговор их тихий, и про обещания. А как до проводов дошла, так опять носом и захлюпала. Следом ведь шел, приглядывал. Никак и вправду понравилась, раз отпускать одну не захотел?
- Придет, - говорит Унка уверено. – Как воды испить, придет.
Эринка слезы рукавом утерла, да и спрашивает:
- Верно думаешь?
- Так ведь точно глянулась. Да только…
- Чего? – Эринка и насупилась, подвоха ожидая.
- Купцов-то хозяевами прислужники да помощники кличут. А господами знатных только. А коли знатный, то и не жених он вовсе, выходит. Такие и на купеческой дочери жениться не станут, не то что на девке простой. А коли наследник какой, то и вовсе ничего хорошего ждать не надобно. Мамка-то сказывала, как господа с девками обходятся. И подарочки дарить станут, и слова премудрые говорить, да только есть у них одна надобность – честь девичью порушить. А как свое получат, так прочь и гонят. Сколько девок от любви господской рук на себя понакладывали. Верно, что гнать его стала.
Слушает Эринка, а в душе ее гнев с обидой закипать начали. И чего языком молоть удумала? С чего бы Арн врать стал, коли духом озерным обещанный? И про господ Эринка слышала, и что от девок деревенских им надобно, да только дух Арна суженым назвал, в то верить и хочется. Купец он, на том стоять девка и станет! Господа со свитой да воинами по дорогам разъезжают, а этот только с Михаем.
- Ну что надулась, будто пузырь мыльный? – Унка спрашивает. – Думаешь, завидую? Оговорить хочу?
- Думаю, - кивает Эринка. – Тебе, вон, вдового да старого подсунули, а мне молодого купца красивого.
Так и взвилась Унка. Щеки огнем гневным вспыхнули, кулаки сжала, да и воскликнула жарко:
- Видар-то старый?! Три года всего, как женатым был. А жена после свадьбы и померла вскорости, даже детей заиметь не сподобились. Это батька мой старый, а Видар парень почти. Коли посватается, я уж упрямиться не стану. Полюбился мне сокол ясный, душой приняла. А Арн твой точно из знатных будет. А от знатных добра ждать не приходится. Красавец… Подумаешь! Видар-то, вон, ладный какой. Крепкий, сильный, а глаза, что васильки в поле. И дом у него свой, и хозяйство имеется, и руки на месте…
- Правда ль, полюбился?
Так девки и ойкнули, на месте подпрыгнули. Обернулись резво, а за спинами их сам Видар стоит, с Унки глаз не сводит. Эринка подругу за руку схватила, бежать удумала, а та не шевельнется. Зарумянилась, будто вишня спелая, да головой и кивнула, Видару ответила.
- Унка, - шипит Эринка, да за руку подругу всё дергает.
А та не замечает будто, с мужиком вдовым переглядывается. А Видар-то ей улыбается, да по-хорошему так, без насмешки обидной. А как Эринка еще разок Унку за руку дернула, так ей и сказал:
- Тебя там мать обыскалась, Эринушка, сбегала бы, узнала.
Только девка ответить хотела, как Унка ее в плечо толкать стала:
- Иди, - говорит, - коль мать ищет, так узнать надобно.
- Унка…
- Иди-иди, Эринка, я потом, попозже… - а сама на Видара поглядывает.
Эрин на вдового глянула, да плечами и пожала. Мужик как мужик. Не косой, не рябой, не кривой, не увечный. Ну, глаза синие, кого удивишь такими? У Эринки, вон, тоже на небо похожие. Ну и пусть стоят, милуются, зато про купца ее гадость уж Унка не скажет. На том и успокоилась.
Вернулась в деревню, да и пошла степенно, теперь бояться ей нечего. И по сторонам глазеть скучно, всё давно уж выучила, собак и тех по прозвищам знает. Только мимо Рагнетеного дома прошмыгнуть решила, не дай Боги, встретиться. Ну ее, бабку-сплетницу. Глазами, будто вор лихой, стрельнула только, да и дальше пошла, плечи расправила. Весна…Идет себе, птичек слушает, воздух духмяный вдыхает, совсем уж забылась…
Опять осерчала девка. Назад вывернулась, на купца взглянула, да и насупилась, на улыбку его глядючи. Вот ведь змей коварный… А как про себя обозвала, так и задумалась. Вдруг соврал Дух озерный? Вдруг издевкой от девки глупой отделался? Кого явил, тому под ноги и выкинул. Вон, сидит, смеется, любовью не загорается. Еще больше нахмурилась, да и сомневаться стала. Не бывает счастья легкого, ни к чему забава это озерная. С чего бы вдруг да и сбылось, как виделось?
А как усомнилась, так и вовсе отвечать перестала. Сидит себе, дальше думает. Не бывает так, чтоб запросто. Не приглядел, не повыспрашивал, дорожки к порогу суженой не протоптал. Подобрал, что на дороге валялось, вот и счастье вам, держите, люди добрые. Само в руки прыгнуло. И до того надумалось Эринке, что уж самой сбежать от Арна хочется.
- Сама я дальше, - ворчит девка. – Коль приметит кто, плохо будет.
- Нехорошо может выйти, - Арн соглашается.
Остановил коня купец и спешился. После Эринку с жеребца снял, да из рук не выпустил:
- Дойдешь ли? – спрашивает.
- Дойду, - отвечает девка уверенно.
- И ждать будешь? – а глаза-то озорным огоньком у Арна светятся. – Приду ведь, дождешься?
- Ни к чему это, - Эринка ответила. – За помощь спасибо, а приходить ко мне не надобно.
- Запрещаешь, красавица?
- Запрещаю, - девка кивает. – Арида тебя не забудет.
- А ты? – спрашивает купец уж серьезно.
- А я позабуду. Прощай.
И к деревне скорей поспешила. А то ли от знакомца своего бежит, то ли домой торопится, сама понять уж не может. Добежала до околицы Эринка, да и обернулась, а как обернулась, так и ахнула. Идет за ней Арн-купец, глаз не сводит. И догнать не спешит, и отставать не торопится. И что прицепился? А сама-то всё оборачивается. Неужто и вправду суженый? Никак и в самом деле любить будет? А самой-то Эринке он уж до смерти нравится. До того головой извертелась, что сама себя за косу и дернула, чтоб ум вернулся. Ойкнула громко, а за спиной опять тихий смех слышится. Так слова купца про смешную и вспомнились.
- И не смешная вовсе, - буркнула девка обижено, ногой притопнула, да к дому и побежала.
А как опять обернулась, так и не углядела Арна сразу. Вздохнула горестно, ушел купец, запрета послушался. Да только тут ветер подул, край плаща дорожного и мелькнул за кустом. Стоит, сердешный, незаметно приглядывает, чтоб дошла без помех да опаски. Хорошо, хоть спрятался. Коли углядит кто провожатого, вот позора-то будет…
- Эринка! Откель спешишь спозаранку?
Обернулась Эринка, да так и охнула с досады. Стоит у дороги домишко старый, на бок один завалился, и забор-то вкруг него, будто плясать удумал. А у добра этого сама хозяйка обнаружилась. Глядит на Эринку взглядом любопытным, что сорока твоя, бабка старая, на язык бойкая.
- Здрасти, бабушка Рагнета, - девка старухе кланяется, в почете не отказывает. – Солнышко встречать вышли?
- Это ты солнышко встречать бегаешь, а нам старикам ночь спровадить надобно, - смеется старуха, будто ворона каркает, да на Эринку плутней смотрит: - И ты спешишь откуда? Никак дружок нашелся по сердцу? Небось, еще и спать не ложилась.
А девка-то глаза круглые сделала, от возмущения вспыхнула. Ну, не девка, прям,, а невинность целая. Уж чего, а врать приучена. Как учудят с Ункой, так ужами изворачиваются. Коль спина да косы дороги, и на голову встанешь.
- Чего удумала! – сама подбоченилась, головой с укоризной качает. – Какой дружок, бабушка? Кому он надобен?
- Ну-ну, - закивает бабка, а сама-то скалится хитро. – Откуда ж девке по зорьке утренней домой возвращаться?
Растерялась Эринка, да быстро очухалась. Ежели грибов и ягод по весне не сыщется, то иная отговорка живо найдется. Вот и брякнула девка честная:
- А и всходы смотреть на поле бегала.
- Всходы? – Рагнета рот-то и раскрыла, да и ей сноровки не занимать. Опять прищурилась. – И всходы что?
- А что всходы? – глазами Эринка похлопала, да известила старую: - Взошли!
- Вот радость-то какая, - хихикает Рагнета, глаза утирает.
Смеется бабка, а Эринка с досады ногой топнула. Как встала мамка да в светелку к дочке зашла, так пропажу и увидела, ой, что будет-то! А ну как есть еще времечко, а тут его на бабку брехливую тратит, домой не спешит. Вот и поклонился торопливо, боле Рагнету не слушая:
- Бежать мне надобно.
Да и кинулась со всех ног к дому отчего, уже не скрываясь. А из трубы-то дымок уж вьется, встала мамка. Хотела Эринка через калитку в дом войти, уже и вздохнула горестно, да тут и смекнула. Не бегает никто по улице, не зовет ее криком надрывным. Не ищут, стало быть! Вот и снова и спряталась. На коленки встала да под забором до досок ломаных проползла, там в щель и юркнула. Прокралась вдоль яблонь цветущих, в заднюю дверь скользнула да на цыпочках наверх поднялась. Только платье вчерашнее стянуть успела, дверь-то в светелку и открылась. Стоит на пороге мамка, кулаки в бока уперла. Обмерла Эринка, к трепке готовится, а матушка-то и сказала:
- Встала уж? Умница.
Подошла к дочке, погладила ласково, в щеку поцеловала, да и ушла после. А девка-то так на пол и бухнулась. От страха ноги держать отказались. Сидит, зад одной рукой потирает, другой пот со лба. Трясутся руки-то, будто у пьяницы горького, во, как набояться успела. А только дышать ровней стала, про Рагнету-то и вспомнила. А ну как сплетня старая языком молоть станет?! Не сидеть Эринке седмицу целую, точно быть поротой. Вот снова бояться и начала. Взмолилась девка Ариде-заступнице, милости просить стала. А пока на полу в светелке боялась, тут уж матушка серчать начала:
- Эрин!
- Бегу, матушка!
Опомнилась девка, на ноги вскочила, по светелке метаться стала, да всё без толку делает. Сама себя за косу дернула, чтоб в ум вернуться, да и пошло дело уж степеннее. Лицо сполоснула, платье надела чистое, косы наново заплела. А там уж к мамке спешит на помощь, дел-то полное лукошко сделать надобно. Вот и вертеться Эринка колесом шустрым, что мамка укажет, то споро делает. Так и крутилась, покуда солнышко не взошло высоко, да под окнами голос знакомый не послышался:
- Дома ль, подруженька?
Охнула Эринка – Унка явилась! Только и поняла, что с ночи о ней и не вспомнила. Душа-то и не встревожилась даже, что с подружкой сделалось. Нашла ль она суженого, как до дома добралась? А как про суженого вспоминал, так шепот снова и услышала: «Приду», - ох, ты ж, Заступница… Так огнем щеки и вспыхнули. И перед Ункой стыдно вроде, и от мыслей о купце Арне млеет. А вдруг и вправду придет?
- Эринка!
- Иди уж, - говорит матушка, заминку дочкину по-своему толкуя. – Еще навертишься.
Подскочила девка к матери, в щеку ее губами клюнула да к двери и помчалась, на ходу крикнула:
- Спасибо, матушка!
А мамка ей вслед усмехается:
- Егоза какая.
Стоит Унка, ногой по земле постукивает, подругу ждет с нетерпением. А как выбежала Эринка, так за руку ее и схватила. Побежали подружки от дома подалее, про свое рассказать, да что друг у дружки было выведать. Эринка на Унку поглядывает. Платье чистое отметила, сережки новые да косы рыжие, туго сплетенные. А коль из дома пришла, то и ее не приметили.
- Ну?! – так вместе и вскрикнули, как за околицу выбежать успели. – Как?
- Рассказывай, - Унка велит.
Эринка рот уж раскрыла, да и заупрямилась. Чего это она первая? Унка на озера идти удумала, она подружку чуть не силком тащила себе в компанию, вот пусть первая и кается.
- Ты первая, - так Унке и ответила.
Вздохнула та, да рукой махнула. Сама говорить не спешит, о своем думает. А как подумала, так и спросила:
- Видела?
- Видела, - кивает Эринка. – А ты видела?
- И я видела, - подруга ответила. – А кого видела? Нашего?
Эринка головой помотала, Унка и продолжила:
- А я нашего. И то не сразу. Поначалу шла всё, душа обмирала. Иду-иду, светынь-трава угасла, один туман вокруг. Тебя кричу, да только тишь в ответ, страсть такая. А потом и услыхала, как дитя плачет малое. Да горько так плакало, аж душе тяжко сделалось. Я на плачь-то и пошла, да вдруг смекнула – не дитя это вовсе. Откуда дитяте на Потаенном озере взяться? А как догадалась, так и думаю, ну, нет, не заманите. Еще чего, шутки со мной шутить удумали. Развернулась и прочь пошла. Да на тропу обратно вышла. Назад вернуться хочу, а туман не пускает. Как войду в него, так опять на тропу возвращаюсь, будто водит кто.
Поняла Эринка подругины напасти, так ей и ответила:
- Духа ты обидела! Помочь же надо было. Мне старуха вот попалась, я ею из беды и выручала. А она в награду мне показывать стала…
- Вот ведь, - вздохнул подруга, да рукой опять махнула и продолжила: - Думаю, не видать мне теперь озера. А как поняла, так тебя ждать и принялась. Сижу, жду, зеваю, аж мочи нет. А не идешь ты. Уж сколько прошло времечка, светать стало, а ты будто сгинула. Вот опять я к туману и кинулась. Зову тебя, кричу, едва не охрипла. И страшно так мне сделалось, что завела я подружку свою на погибель страшную. А ну как водяницей духи сделали? Туман вдруг и разошелся, пустил меня к берегу. Вот тебя искать и бросилась. Кричу-кричу, у озера бегаю. Ты-то молчишь, не отзываешься, уж чего и делать не знаю. Стою, слезы утираю. Глядь, а идет ко мне кто-то. Присмотрелась, а Видар вдовый. Руку ко мне протягивает, а я и глаз отвесть уж не смею. В очи его заглядываю, аж дышать как забыла. Ведь сколько видела, а только заметила – пригожий какой!. А он и говорит: «Что ж ночью одна ты ходишь?». Я ему отвечаю: «Эринка пропала, сыскать ее мне надобно». Видар улыбнулся так, что душа запела, и да и сказал ласково: «Эринка спит уже сладко, и тебе пора, Унушка. Дай руку мне, домой провожу». Ну, и дала я. А как дала, так и…
- Что? – Эринка шепчет.
- Дома проснулась, - подруга ответила. – За руку как его взяла, так всё и закончилось. Глаза открыла, в постели дома лежу. А у тебя так было?
Качает головой Эринка, завидно ей сделалось. Унку, вон, под одеяло родное положили, а ее на дорогу пыльную кинули. А там и подумалось. Унке Видара подсунули, а ей, Эринке, купца-молодца подарили. Загордилась даже.
- Эринка!- в ухо ей подруга крикнула. – Чего застыла идолом? С тобой-то чего приключилось, рассказывай. Кого духи показать изволили?
- Купца, - девка ответила, да нос задрала гордо.
- И впрямь купца? – не верит Уна. – Иль врешь для важности?
- А вот не вру! – Эринка даже обиделась на такое неверие. – Он сам сказал – купец, мол…
- Да успел-то когда?
Эринка опять и подбоченилась.
- А как до деревни вез, так купцом и назвался, еще и имя сказал. Арном его кличут. И слуга у него есть, гадкий, правда. Ручищами на меня махать удумал, да Арн отогнал. И красавицей меня называл, и прийти обещался, только я ему всё одно запретила… - А как сказала, так поняла, что наделала. В ужасе и выдохнула: – Я же ему приходить запретила! Что же теперь делать-то? А ну как послушался? Мне озерный дух суженого дал, а я его прочь прогнала!
- Зачем гнала-то?! – руками Унка и всплеснула.
- Растерялась я! – ревет дуреха, что медведь зимой с просыпу.
Подруга опять руками всплеснула:
- Да погоди ты скулить бестолковая! Ты толком всё сказывай, порядку следуя.
Эринка страдать и перестала. Не до конца, правда, еще маленько всхлипывала. А как всхлипывать закончила, так обо всем и поведала. И про бабку с озера, что духом оказалась, и про то, как дороге очухалась, а над ней молодец пригожий склонился. И как холодом сковало, да от объятий теплых и оттаяла. И про разговор их тихий, и про обещания. А как до проводов дошла, так опять носом и захлюпала. Следом ведь шел, приглядывал. Никак и вправду понравилась, раз отпускать одну не захотел?
- Придет, - говорит Унка уверено. – Как воды испить, придет.
Эринка слезы рукавом утерла, да и спрашивает:
- Верно думаешь?
- Так ведь точно глянулась. Да только…
- Чего? – Эринка и насупилась, подвоха ожидая.
- Купцов-то хозяевами прислужники да помощники кличут. А господами знатных только. А коли знатный, то и не жених он вовсе, выходит. Такие и на купеческой дочери жениться не станут, не то что на девке простой. А коли наследник какой, то и вовсе ничего хорошего ждать не надобно. Мамка-то сказывала, как господа с девками обходятся. И подарочки дарить станут, и слова премудрые говорить, да только есть у них одна надобность – честь девичью порушить. А как свое получат, так прочь и гонят. Сколько девок от любви господской рук на себя понакладывали. Верно, что гнать его стала.
Слушает Эринка, а в душе ее гнев с обидой закипать начали. И чего языком молоть удумала? С чего бы Арн врать стал, коли духом озерным обещанный? И про господ Эринка слышала, и что от девок деревенских им надобно, да только дух Арна суженым назвал, в то верить и хочется. Купец он, на том стоять девка и станет! Господа со свитой да воинами по дорогам разъезжают, а этот только с Михаем.
- Ну что надулась, будто пузырь мыльный? – Унка спрашивает. – Думаешь, завидую? Оговорить хочу?
- Думаю, - кивает Эринка. – Тебе, вон, вдового да старого подсунули, а мне молодого купца красивого.
Так и взвилась Унка. Щеки огнем гневным вспыхнули, кулаки сжала, да и воскликнула жарко:
- Видар-то старый?! Три года всего, как женатым был. А жена после свадьбы и померла вскорости, даже детей заиметь не сподобились. Это батька мой старый, а Видар парень почти. Коли посватается, я уж упрямиться не стану. Полюбился мне сокол ясный, душой приняла. А Арн твой точно из знатных будет. А от знатных добра ждать не приходится. Красавец… Подумаешь! Видар-то, вон, ладный какой. Крепкий, сильный, а глаза, что васильки в поле. И дом у него свой, и хозяйство имеется, и руки на месте…
- Правда ль, полюбился?
Так девки и ойкнули, на месте подпрыгнули. Обернулись резво, а за спинами их сам Видар стоит, с Унки глаз не сводит. Эринка подругу за руку схватила, бежать удумала, а та не шевельнется. Зарумянилась, будто вишня спелая, да головой и кивнула, Видару ответила.
- Унка, - шипит Эринка, да за руку подругу всё дергает.
А та не замечает будто, с мужиком вдовым переглядывается. А Видар-то ей улыбается, да по-хорошему так, без насмешки обидной. А как Эринка еще разок Унку за руку дернула, так ей и сказал:
- Тебя там мать обыскалась, Эринушка, сбегала бы, узнала.
Только девка ответить хотела, как Унка ее в плечо толкать стала:
- Иди, - говорит, - коль мать ищет, так узнать надобно.
- Унка…
- Иди-иди, Эринка, я потом, попозже… - а сама на Видара поглядывает.
Эрин на вдового глянула, да плечами и пожала. Мужик как мужик. Не косой, не рябой, не кривой, не увечный. Ну, глаза синие, кого удивишь такими? У Эринки, вон, тоже на небо похожие. Ну и пусть стоят, милуются, зато про купца ее гадость уж Унка не скажет. На том и успокоилась.
Вернулась в деревню, да и пошла степенно, теперь бояться ей нечего. И по сторонам глазеть скучно, всё давно уж выучила, собак и тех по прозвищам знает. Только мимо Рагнетеного дома прошмыгнуть решила, не дай Боги, встретиться. Ну ее, бабку-сплетницу. Глазами, будто вор лихой, стрельнула только, да и дальше пошла, плечи расправила. Весна…Идет себе, птичек слушает, воздух духмяный вдыхает, совсем уж забылась…
