Позади старшина ратный, а после и все остальные. Ох, и лица суровы у воинов, не будет пощады врагу лютому. В глазах решимость застывшая, в кулаках поводья сжаты. А мечам уж в ножнах лежать тесно, так и просятся на волю вольную, посчитать лиходеям головушки.
А как в Эльград приехали, так к дворцу княжьему направились. Здесь уж Эрин за винами скрылась, на глаза князьям показываться не захотела. Озерные-то вкруг нее и сомкнулись, всё без слов поняли. Подошел к ним воевода княжеский, велел на стены встать, да там нести службу ратную.
- Князь уж в поле с ратью нашей отправился, там врага встречать будет. Здесь осталась княгиня пресветлая со своею матушкой, да детьми малыми. Вот их, да людей, что за стенами города спрятались, защищать и будете.
Говорит воевода княжеский, а Эрин на дворец глядит, о прошлом думает. О подвале вспомнилось, где вся правда открылась, да о том, как купец Арн князем Арнардом оказался. Да как снова свиделись, ложь друг дружке простили. И про свадьбу тяжелую, что днем светлым вдруг обернулась. О житье своем в городе Эльгида, да о том, как с мужем была здесь счастлива. А потом о предательстве нянькином, да и вздохнула тяжко. А как вздохнула, так и вздрогнула, руку чужую почуяв.
Обернулась, держит за плечо ее Тилис, жених первый.
- Всё уж минуло, Эринушка, - говорит кузнец тихо. – А что минуло, то быльем поросло.
Улыбнулась ему жрица рассеяно, по руке погладила, да с плеча убрала. На дворец опять посмотрела, да так и охнула. Стоит в воротах княгиня пресветлая, за грудь рукой держится. Тут и спешились воины, пред княгиней склонились. Одна лишь Эрин на коне осталась, на княгиню смотрит, глаз отвести не может. Обернулась тут пресветлая, жрице Аридиной сама поклонилась, да назад во дворец и вернулась.
Опомнилась Эрин, за поводья и дернула, коня повернула. Хотела уж прочь уехать, да кузнец удержал.
- Дозволь слово сказать, Эринушка.
Глядит на него жрица взглядом тревожным. Хотела уж отказать, поскорей от дворца убраться, да передумала. На то она и дочерь Матушкина, чтоб душу каждую выслушать, да покоем одарить благостным. Вот и кивнула она Тилису, да поводья отцу отдала. Обняла его коротко, к груди прижалась:
- Не прощаюсь я, батюшка, как богами велено. Но назад уж вряд ли вернуться успею.
- Благослови тебя Заступница, - отец ей ответил. – Коль дадут боги, свидимся.
- С тобою наша Матушка и боги прочие.
- Благослови нас, доченька.
Попросил Верет, да на колени пред ней опустился, а следом и другие воины, а за ними стражники дворцовые. А там прислуга, да люд прохожий, все пред сестрой старшей склонились. Оглядела их жрица Заступницы, над головой руки вскинула. А с уст ее слова заветные, будто речка неспешная, льются, милость богини желая.. Засветилось око Аридино, да сиянье по телу жрицы пустило. Поднялось оно к ладоням раскрытым, да вокруг и разлилось щедро. Потекло ручьями живительными, души накрепко связывая.
- С нами Матушка, - шепчут люди, силу великую чувствуя.
- С нами Арида-заступница.
- И все боги прочие, - Эрин ответила.
А как сияние схлынуло, так Тиля за собой поманила. Идет жрица старшая, прочь от удаляется. А за ней Тилис идет послушно, да всё глядит на Эрин, наглядеться не может. Да нет в его взоре прежней жадности, уж не огонь в них пылает, лишь свеча теплится. Да огонек тот добрый, уж не жжет страстью прежней, лишь грустью тайной полнится.
Вот и скрылись от взоров людских, тут Эрин и обернулась, взглядом с Тилем встретилась. Он за руку взял жрицу, да накрыл сверху ладонью широкой.
- Ну, здравствуй, Эринушка.
- Здравствуй, Тиль, - она отвечает. – Как живешь-поживаешь? Чем душа радуется?
- Ты жива, уже радостно.
- Женат ли, с детишками?
Улыбнулся кузнец, головой кивнул.
- И жена есть, и деток двое. Сынок, да доченька малая – радость отцовская. Моя Эринушка, всю твою любовь ей отдал.
- Не забыл, стало быть, - усмехнулась жрица.
- Не забыл, Эринушка, разве ж такое забудешь, да только в сердце моем и жене моей место нашлось. Она, лебедушка, от всех бед утешила, тоску бесконечную погасить сумела. Ты прости меня, милая, за всё, что сделать успел. Как в огне я был, себя не помнил, будто жизнь, потерять тебя боялся. За то стыдно мне, Эринушка, да уж назад не воротишь, по-иному жизнь не проживешь.
- Не в обиде я, Тиль, - улыбнулась Эрин, да своей ладонью руку Тиля накрыла. – Все обиды речная вода смыла. Иная жизнь у меня, иные заботы. А то, что утешился, так за это мне радостно. И жене твоей, и деткам малым я лишь блага желаю. Будь спокоен, Тиль, нет во мне к тебе ненависти. С миром ступай, да живым оставайся, от того и мне ладно будет.
- Погоди, Эринушка, дай еще погляжу чуточку. – Замолчал Тиль, крепче руку жрицыну сжал, да замялся, спросить не решаясь. А как решился, так в порыве одном и выдохнул: - А муж твой что же? С тобой ли князь Арнард? Сыскал ли жену похороненную?
Опустила глаза Эрин, головой покачала.
- Вот ведь лихо, - вздохнул кузнец, брови нахмурил. – Где ж найти его теперь?
- Недалеко он, Тилис, скоро свидимся. Глядишь, и мне еще счастье выйдет.
- Выйдет, Эринушка, боги милостивы!
- На милость их и уповаю, - улыбнулась жрица, да руку высвободила. – Будь счастливым, Тилис.
- Береги себя, жрица старшая, - попросил кузнец Эрин, она рукой и махнула:
- Живы будем, свидимся.
Уйти уж хотела, да тут ей навстречу бежит княжья прислужница. Пополам сложилась, поклон до земли отвесила.
- Не откажи, сестрица старшая, княгиня пресветлая тебя призывает. О молитве просит да милости.
Возвела к небу очи Эрин, да вздохнула украдкой. Вот дорога ее крюк и сделала, да назад в чертоги княжеские повела. Но, видать, так богам было надобно. А коли велят великие, то не жрице обычной с ними в спор вступать. Как судьба решит, так и сбудется.
- Веди, - говорит прислужнице. – Не откажу я в помощи Матушки.
Так во дворец и направилась. Идет за прислужницей, сама над собой насмехается. То сама пред князьями кланялась, то ровней им стала, а теперь вот ее княгиня о милости просит. Вот уж судьба-судьбинушка, так и плетет свое кружево, нити разные в узор соединяет. Оборвется нитка тонкая, за другую ухватится. И не сыскать ни узлов потаенных, ни петли лишней.
А как вошла во дворец, так и всхлипнула тихо, мужа вдруг представила. Шел он также по лестнице каменной, также рукою перил касался, да вперед поглядывал. Идет Эрин неспешно, об Арне думает. То мальчишкой его видит шустрым, на сына похожим, а то и юнцом горячим. Мог ли подумать Арнард, по дворцу мальцом бегая, какой жизнь его поворот удумает? И думать не мог князь пресветлый, что под стенами града родного с ратью чужой стоять будет. По земле, что хранить обещался, врагом первым пройдет.
- Ох, ты ж, Заступница…
Вздохнула Эрин тихонько да в покои княгини шагнула. А как в двери вошла, так и охнула, чуть с ног не свалилась. Несутся мальчишки шумные, пред собой жрицы не видят. Вихры у них светлые, будто пшеница спелая, да глаза зеленые изумрудами светятся. А уж друг на дружку похожие, словно капли дождя летнего.
- Вот я вам, негодные! – кричит мать строгая, да только остановишь разве ж ветер разгульный?
Рассмеялась Эрин, на племянников мужниных глядя, о сомненьях своих позабыла. А озорники уж очухались. Стоят, носами повинно шмыгают, да недолго им стыда хватило, вновь друг за другом помчались.
- Вот вернется батюшка, уж он вам, проказники, - грозит им матушка, да слова ее, как горох отскакивают.
Обернулась княгиня к Эрин, за детей повиниться хотела, да так и застыла идолом, на жрицу старшую. Так с открытым ртом к ней шаг и сделала, да ладонь к груди прижала. А как приблизилась, ладонью пред лицом махнула. Глаза протерла пресветлая, да так и сказала хрипло:
- Ты прости меня, сестра старшая, да только мне вдруг почудилась, будто вижу покойницу…
- Стало быть, с ней и свиделась, - усмехнулась жрица, да плечи Арники сжала. – Живая я, княгинюшка.
Замахала руками Арника, назад попятилась, покуда на стул тяжело не села. Лицо руками закрыла, посидела немножко. Убрала ладони, стоит жрица на месте прежнем. Тут Арника птицей раненой и вскрикнула:
- Эрин!
- Я это, пресветлая.
Кинулась к ней княгинюшка, за плечи схватила, да вкруг себя обернула, разглядывая.
- И вправду живая, да жрица старшая… А Арн? Где братец мой единственный? С тобой ли, Эрин?
- Недалече уже, - ответила жрица нерадостно.
- Да как же ты выжила?!
- На всё воля богов великих. О чем просить хотела, княгиня пресветлая?
Не слушает ее Арника. Глаза, как угли горящие светятся, да сама в горячке будто.
- Что с Арнардом сталось? Отчего же назад не вернулись? Оставил завет батюшка, чтоб стол княжеский брату отдать, как появится, да владыка властью своей решенье это одобрил. Земля-то Эльгидов, а мы муж мой – наместник…
Глядит на княгинюшку Эрин, а та от волнения вся раскраснелась, будто горячка с пресветлой сделалась. Вот и взяла ее за руку жрица, да улыбнулась ласково, покой Арнике даря.
- Жив твой братец, княгиня. Да вряд ли уж землями править станет…
И замолчала, взор отвела. Хотела спросить ее пресветлая о большем, да в двери гонец постучался. Стоит воин, ликом красный, да дышит тяжко от бега спорого.
- Началось, княгиня пресветлая! Идет сеча лютая! Рать пришла несметная, наших поболее будет. А с ними сам Меченый…
Вскочила тут Эрин, ладонь к губам прижала.
- Спешить мне надобно, пока беды не случилось.
- Ох, богиня Заступница, - охнула пресветлая. – А муж мой, голова бедовая, на погибель свою кинется! Сам пойдет на Меченого, да голову сложит!
Обернулась к ней жрица, руку крепко сжала, да сказала негромко:
- А вот и Арнард пожаловал.
- О чем ты, сестрица старшая?
Нагнулась к ней Эрин, да шепнула на ухо:
- Хочешь ли мужа да брата своих спасти? Коли воли да храбрости хватит, с собой возьму, глядишь, от нас двоих больше толку будет. Авось, кровь родная подскажет.
- Да что случилось ты, сестрица старшая?
- Зачаровали Арна нашего, лишили памяти. Служит царю черному, да волю его безропотно исполняет. Коль пробудить сумеем, спасем душу мятежную, а, ежели богам угодно, то и землю родную. Решайся скорей, княгиня пресветлая, нет у нас времени.
Прижала руки к сердцу Арника, да головой и кивнула. Вышли из покоев жрица с княгинею и побежали, за руки взявшись. А пока по лестнице спускались, туманом легким и обернулись. Понесла Эрин озерная за собой Арнику пресветлую от дворца всё далее. Вот уж и город позади остался, впереди видать поле бранное.
А там Смерть и Жизнь опять игры затеяли, за души людские сражаются. Идет сеча лютая, в крови и криках погрязшая. Стоят насмерть защитники, будто звери дикие во врага вгрызаются. Не хотят пропустить врага черного к стенам высоким Эльграда. Рубятся ратники, боли не чуя. Нет страха в сердцах отчаянных, лишь воля крепкая, да дух сплоченный.
А посередь сечи жестокой сошлись поединщики: князь Герард, наместником ставший, да князь Арнард, себя позабывший. В крови уж Герард, да стоит намертво, сдаваться не хочет. Там, позади, его детушки, да жена любимая, а еще земля Эльгидов, им опорой быть обещался. Вот и бьется князь с противником Меченым. Да стоит Арнард скалой твердокаменной. От нападок легко отбивается, да в ответ свои удары наносит. Тяжко дышит Герард, пот глаза заливает, а сослепу и вовсе без защиты стал. Вот и скинул шлем тяжелый, щит отбросил ненужный, да, как есть, с противником схватился.
Жмет его Арнард, пощады не ведает. Еще мгновение, и упал Герард, а над ним меч острый, на себе несет смерть верную.
- Со мною Бавлин великий, - шепчет князь, землю родную, в кулаке сжавши.
Да вдруг каркнул ворон где-то, и смолкло всё, будто пологом накрылось. Стоит тишь страшная, словно смерть уж пришла неминучая, да только крик женский тут и раздался:
- Стой, Арнард!
Глядит воин меченый, а по полю туман наплывает, за клубами сизыми ратников других прячет. Налетел, да и закрутился знакомо. А в тумане стоит жрица Аридина, мечей не трогает. Смотрит на Арнарда глазами синими, а в глазах-то укор ее светится, да тоска дикая. Так и замер Арнард, меч над врагом занесши. Да тут баба другая из тумана под острие его кинулась, князя собой закрыла, да руки тянет к Арнарду.
- Что ж ты, братец, делаешь?! Или совсем в тебе нет совести? То ведь зять твой, Арнард, отец племянников, да муж сестры единственной. Против дома родного меч из ножен вытянул, по землям Эльгидов идешь, смерть да горе сеешь. Ты ведь защитником быть им должен, а стал погибелью! Опомнись, братец, богами мою!
- А в богов ваших боле не верую, - шепчет воин меченый, да на бабу кричащую смотрит.
А она слова кричит горькие, да за руку брата схватила, губами прижалась.
- Коль душа в тебе еще теплится, вспомни честь свою, Арнард Эльгид, да взгляни, кого погубить собираешься!
Оглянулся Меченый, а туман уж редеть начал. Увидал он стены далекие, и стяги с головой львиною. Да потом на сестрицу свою поглядел. А она уж опять мужа целует, кровь с лица рукавом утирает. Подняла к брату лицо, а он будто с отражением встретился. Так и сложилось вдруг и лицо княгинино, и имя, что со жрицей рядом вспомнилось, вот и позвал голосом хриплым:
- Арника, сестра любимая…
- Я это, братец, - кивает княгиня. – Вместе на свет этот с тобой народились, вместе до срока прожили, да беда лихая разлучила. Не губи ты мужа любимого, оставь мне защитника.
- А вы жену мою жалеть не стали…
Сказал и нахмурился, сам себя не понявши. А сердце Арнарда вдруг бег и ускорило, застучало в груди громко, будто где в набат ударили.
- Эринка!
Да к жрице и обернулся. Глядит в глаза ее дивные, себя в них видит, да того, каким был прежде. Посмотрел на руку дрогнувшую, после пот утер выступивший. А перед глазами день свадебный. «Плети венок, Эринушка», - так слова и вспомнились.
- Вспомнил, сокол ясный?
Туман тут и рассеялся. Стоят ратники, мечи опустивши, глядят ошалело. Кому что в тумане виделось, да сечу-то прекратили. Да не видит того Арнард, на жену одну свою смотрит, глаз отвести боится.
- Неужто и вправду… - да сказать до конца не решился.
Повела рукой Эрин, скрыли клочья сизые Арнику с мужем раненым, в город их унесли. Сама шаг к Арнарду сделала.
- Вспомнил род свой, князюшка?
- Эльгид я, - Арн кивает. – Только всего не упомню.
- А иное само вспомнится, - улыбнулась Эрин да за спину мужу глянула.
А дух-то, что князю защитником был, путы черные стряхивает. Как признал свой род Арнард, так силу сроднику и вернул. Поклонился дух жрице старшей, да плечи свои расправил. Склонила голову Эрин, духа приветствуя, после снова на мужа глянула.
- Останови сечу лютую, вели убраться рати черной, землю родную от гибели верной сохрани.
- Да ведь клятву я дал…
- Земле родной ты раньше клялся. А коли меч супротив своих поднимешь, так я посередь них встану. А ежели сгину в сечи кровавой, обратно вернуть не сумеешь. Вот и думай, муж любимый. Вот тебе бог поганый, да отравитель твой – царь Алвор. А вот сторона родимая, да жена любимая. Как решишь, так и будет. Жизнь или Смерть – чей камешек выпадет?
И отошла в сторону, мечи из ножен достала, ждет решения мужнина. Да и рати ждут обе, свободу от воли Алвора чуют. Поглядел Арнард на меч верный, потом на город далекий, после на воинов, да снова к жене воротился.
А как в Эльград приехали, так к дворцу княжьему направились. Здесь уж Эрин за винами скрылась, на глаза князьям показываться не захотела. Озерные-то вкруг нее и сомкнулись, всё без слов поняли. Подошел к ним воевода княжеский, велел на стены встать, да там нести службу ратную.
- Князь уж в поле с ратью нашей отправился, там врага встречать будет. Здесь осталась княгиня пресветлая со своею матушкой, да детьми малыми. Вот их, да людей, что за стенами города спрятались, защищать и будете.
Говорит воевода княжеский, а Эрин на дворец глядит, о прошлом думает. О подвале вспомнилось, где вся правда открылась, да о том, как купец Арн князем Арнардом оказался. Да как снова свиделись, ложь друг дружке простили. И про свадьбу тяжелую, что днем светлым вдруг обернулась. О житье своем в городе Эльгида, да о том, как с мужем была здесь счастлива. А потом о предательстве нянькином, да и вздохнула тяжко. А как вздохнула, так и вздрогнула, руку чужую почуяв.
Обернулась, держит за плечо ее Тилис, жених первый.
- Всё уж минуло, Эринушка, - говорит кузнец тихо. – А что минуло, то быльем поросло.
Улыбнулась ему жрица рассеяно, по руке погладила, да с плеча убрала. На дворец опять посмотрела, да так и охнула. Стоит в воротах княгиня пресветлая, за грудь рукой держится. Тут и спешились воины, пред княгиней склонились. Одна лишь Эрин на коне осталась, на княгиню смотрит, глаз отвести не может. Обернулась тут пресветлая, жрице Аридиной сама поклонилась, да назад во дворец и вернулась.
Опомнилась Эрин, за поводья и дернула, коня повернула. Хотела уж прочь уехать, да кузнец удержал.
- Дозволь слово сказать, Эринушка.
Глядит на него жрица взглядом тревожным. Хотела уж отказать, поскорей от дворца убраться, да передумала. На то она и дочерь Матушкина, чтоб душу каждую выслушать, да покоем одарить благостным. Вот и кивнула она Тилису, да поводья отцу отдала. Обняла его коротко, к груди прижалась:
- Не прощаюсь я, батюшка, как богами велено. Но назад уж вряд ли вернуться успею.
- Благослови тебя Заступница, - отец ей ответил. – Коль дадут боги, свидимся.
- С тобою наша Матушка и боги прочие.
- Благослови нас, доченька.
Попросил Верет, да на колени пред ней опустился, а следом и другие воины, а за ними стражники дворцовые. А там прислуга, да люд прохожий, все пред сестрой старшей склонились. Оглядела их жрица Заступницы, над головой руки вскинула. А с уст ее слова заветные, будто речка неспешная, льются, милость богини желая.. Засветилось око Аридино, да сиянье по телу жрицы пустило. Поднялось оно к ладоням раскрытым, да вокруг и разлилось щедро. Потекло ручьями живительными, души накрепко связывая.
- С нами Матушка, - шепчут люди, силу великую чувствуя.
- С нами Арида-заступница.
- И все боги прочие, - Эрин ответила.
А как сияние схлынуло, так Тиля за собой поманила. Идет жрица старшая, прочь от удаляется. А за ней Тилис идет послушно, да всё глядит на Эрин, наглядеться не может. Да нет в его взоре прежней жадности, уж не огонь в них пылает, лишь свеча теплится. Да огонек тот добрый, уж не жжет страстью прежней, лишь грустью тайной полнится.
Вот и скрылись от взоров людских, тут Эрин и обернулась, взглядом с Тилем встретилась. Он за руку взял жрицу, да накрыл сверху ладонью широкой.
- Ну, здравствуй, Эринушка.
- Здравствуй, Тиль, - она отвечает. – Как живешь-поживаешь? Чем душа радуется?
- Ты жива, уже радостно.
- Женат ли, с детишками?
Улыбнулся кузнец, головой кивнул.
- И жена есть, и деток двое. Сынок, да доченька малая – радость отцовская. Моя Эринушка, всю твою любовь ей отдал.
- Не забыл, стало быть, - усмехнулась жрица.
- Не забыл, Эринушка, разве ж такое забудешь, да только в сердце моем и жене моей место нашлось. Она, лебедушка, от всех бед утешила, тоску бесконечную погасить сумела. Ты прости меня, милая, за всё, что сделать успел. Как в огне я был, себя не помнил, будто жизнь, потерять тебя боялся. За то стыдно мне, Эринушка, да уж назад не воротишь, по-иному жизнь не проживешь.
- Не в обиде я, Тиль, - улыбнулась Эрин, да своей ладонью руку Тиля накрыла. – Все обиды речная вода смыла. Иная жизнь у меня, иные заботы. А то, что утешился, так за это мне радостно. И жене твоей, и деткам малым я лишь блага желаю. Будь спокоен, Тиль, нет во мне к тебе ненависти. С миром ступай, да живым оставайся, от того и мне ладно будет.
- Погоди, Эринушка, дай еще погляжу чуточку. – Замолчал Тиль, крепче руку жрицыну сжал, да замялся, спросить не решаясь. А как решился, так в порыве одном и выдохнул: - А муж твой что же? С тобой ли князь Арнард? Сыскал ли жену похороненную?
Опустила глаза Эрин, головой покачала.
- Вот ведь лихо, - вздохнул кузнец, брови нахмурил. – Где ж найти его теперь?
- Недалеко он, Тилис, скоро свидимся. Глядишь, и мне еще счастье выйдет.
- Выйдет, Эринушка, боги милостивы!
- На милость их и уповаю, - улыбнулась жрица, да руку высвободила. – Будь счастливым, Тилис.
- Береги себя, жрица старшая, - попросил кузнец Эрин, она рукой и махнула:
- Живы будем, свидимся.
Уйти уж хотела, да тут ей навстречу бежит княжья прислужница. Пополам сложилась, поклон до земли отвесила.
- Не откажи, сестрица старшая, княгиня пресветлая тебя призывает. О молитве просит да милости.
Возвела к небу очи Эрин, да вздохнула украдкой. Вот дорога ее крюк и сделала, да назад в чертоги княжеские повела. Но, видать, так богам было надобно. А коли велят великие, то не жрице обычной с ними в спор вступать. Как судьба решит, так и сбудется.
- Веди, - говорит прислужнице. – Не откажу я в помощи Матушки.
Так во дворец и направилась. Идет за прислужницей, сама над собой насмехается. То сама пред князьями кланялась, то ровней им стала, а теперь вот ее княгиня о милости просит. Вот уж судьба-судьбинушка, так и плетет свое кружево, нити разные в узор соединяет. Оборвется нитка тонкая, за другую ухватится. И не сыскать ни узлов потаенных, ни петли лишней.
А как вошла во дворец, так и всхлипнула тихо, мужа вдруг представила. Шел он также по лестнице каменной, также рукою перил касался, да вперед поглядывал. Идет Эрин неспешно, об Арне думает. То мальчишкой его видит шустрым, на сына похожим, а то и юнцом горячим. Мог ли подумать Арнард, по дворцу мальцом бегая, какой жизнь его поворот удумает? И думать не мог князь пресветлый, что под стенами града родного с ратью чужой стоять будет. По земле, что хранить обещался, врагом первым пройдет.
- Ох, ты ж, Заступница…
Вздохнула Эрин тихонько да в покои княгини шагнула. А как в двери вошла, так и охнула, чуть с ног не свалилась. Несутся мальчишки шумные, пред собой жрицы не видят. Вихры у них светлые, будто пшеница спелая, да глаза зеленые изумрудами светятся. А уж друг на дружку похожие, словно капли дождя летнего.
- Вот я вам, негодные! – кричит мать строгая, да только остановишь разве ж ветер разгульный?
Рассмеялась Эрин, на племянников мужниных глядя, о сомненьях своих позабыла. А озорники уж очухались. Стоят, носами повинно шмыгают, да недолго им стыда хватило, вновь друг за другом помчались.
- Вот вернется батюшка, уж он вам, проказники, - грозит им матушка, да слова ее, как горох отскакивают.
Обернулась княгиня к Эрин, за детей повиниться хотела, да так и застыла идолом, на жрицу старшую. Так с открытым ртом к ней шаг и сделала, да ладонь к груди прижала. А как приблизилась, ладонью пред лицом махнула. Глаза протерла пресветлая, да так и сказала хрипло:
- Ты прости меня, сестра старшая, да только мне вдруг почудилась, будто вижу покойницу…
- Стало быть, с ней и свиделась, - усмехнулась жрица, да плечи Арники сжала. – Живая я, княгинюшка.
Замахала руками Арника, назад попятилась, покуда на стул тяжело не села. Лицо руками закрыла, посидела немножко. Убрала ладони, стоит жрица на месте прежнем. Тут Арника птицей раненой и вскрикнула:
- Эрин!
- Я это, пресветлая.
Кинулась к ней княгинюшка, за плечи схватила, да вкруг себя обернула, разглядывая.
- И вправду живая, да жрица старшая… А Арн? Где братец мой единственный? С тобой ли, Эрин?
- Недалече уже, - ответила жрица нерадостно.
- Да как же ты выжила?!
- На всё воля богов великих. О чем просить хотела, княгиня пресветлая?
Не слушает ее Арника. Глаза, как угли горящие светятся, да сама в горячке будто.
- Что с Арнардом сталось? Отчего же назад не вернулись? Оставил завет батюшка, чтоб стол княжеский брату отдать, как появится, да владыка властью своей решенье это одобрил. Земля-то Эльгидов, а мы муж мой – наместник…
Глядит на княгинюшку Эрин, а та от волнения вся раскраснелась, будто горячка с пресветлой сделалась. Вот и взяла ее за руку жрица, да улыбнулась ласково, покой Арнике даря.
- Жив твой братец, княгиня. Да вряд ли уж землями править станет…
И замолчала, взор отвела. Хотела спросить ее пресветлая о большем, да в двери гонец постучался. Стоит воин, ликом красный, да дышит тяжко от бега спорого.
- Началось, княгиня пресветлая! Идет сеча лютая! Рать пришла несметная, наших поболее будет. А с ними сам Меченый…
Вскочила тут Эрин, ладонь к губам прижала.
- Спешить мне надобно, пока беды не случилось.
- Ох, богиня Заступница, - охнула пресветлая. – А муж мой, голова бедовая, на погибель свою кинется! Сам пойдет на Меченого, да голову сложит!
Обернулась к ней жрица, руку крепко сжала, да сказала негромко:
- А вот и Арнард пожаловал.
- О чем ты, сестрица старшая?
Нагнулась к ней Эрин, да шепнула на ухо:
- Хочешь ли мужа да брата своих спасти? Коли воли да храбрости хватит, с собой возьму, глядишь, от нас двоих больше толку будет. Авось, кровь родная подскажет.
- Да что случилось ты, сестрица старшая?
- Зачаровали Арна нашего, лишили памяти. Служит царю черному, да волю его безропотно исполняет. Коль пробудить сумеем, спасем душу мятежную, а, ежели богам угодно, то и землю родную. Решайся скорей, княгиня пресветлая, нет у нас времени.
Прижала руки к сердцу Арника, да головой и кивнула. Вышли из покоев жрица с княгинею и побежали, за руки взявшись. А пока по лестнице спускались, туманом легким и обернулись. Понесла Эрин озерная за собой Арнику пресветлую от дворца всё далее. Вот уж и город позади остался, впереди видать поле бранное.
А там Смерть и Жизнь опять игры затеяли, за души людские сражаются. Идет сеча лютая, в крови и криках погрязшая. Стоят насмерть защитники, будто звери дикие во врага вгрызаются. Не хотят пропустить врага черного к стенам высоким Эльграда. Рубятся ратники, боли не чуя. Нет страха в сердцах отчаянных, лишь воля крепкая, да дух сплоченный.
А посередь сечи жестокой сошлись поединщики: князь Герард, наместником ставший, да князь Арнард, себя позабывший. В крови уж Герард, да стоит намертво, сдаваться не хочет. Там, позади, его детушки, да жена любимая, а еще земля Эльгидов, им опорой быть обещался. Вот и бьется князь с противником Меченым. Да стоит Арнард скалой твердокаменной. От нападок легко отбивается, да в ответ свои удары наносит. Тяжко дышит Герард, пот глаза заливает, а сослепу и вовсе без защиты стал. Вот и скинул шлем тяжелый, щит отбросил ненужный, да, как есть, с противником схватился.
Жмет его Арнард, пощады не ведает. Еще мгновение, и упал Герард, а над ним меч острый, на себе несет смерть верную.
- Со мною Бавлин великий, - шепчет князь, землю родную, в кулаке сжавши.
Да вдруг каркнул ворон где-то, и смолкло всё, будто пологом накрылось. Стоит тишь страшная, словно смерть уж пришла неминучая, да только крик женский тут и раздался:
- Стой, Арнард!
Глядит воин меченый, а по полю туман наплывает, за клубами сизыми ратников других прячет. Налетел, да и закрутился знакомо. А в тумане стоит жрица Аридина, мечей не трогает. Смотрит на Арнарда глазами синими, а в глазах-то укор ее светится, да тоска дикая. Так и замер Арнард, меч над врагом занесши. Да тут баба другая из тумана под острие его кинулась, князя собой закрыла, да руки тянет к Арнарду.
- Что ж ты, братец, делаешь?! Или совсем в тебе нет совести? То ведь зять твой, Арнард, отец племянников, да муж сестры единственной. Против дома родного меч из ножен вытянул, по землям Эльгидов идешь, смерть да горе сеешь. Ты ведь защитником быть им должен, а стал погибелью! Опомнись, братец, богами мою!
- А в богов ваших боле не верую, - шепчет воин меченый, да на бабу кричащую смотрит.
А она слова кричит горькие, да за руку брата схватила, губами прижалась.
- Коль душа в тебе еще теплится, вспомни честь свою, Арнард Эльгид, да взгляни, кого погубить собираешься!
Оглянулся Меченый, а туман уж редеть начал. Увидал он стены далекие, и стяги с головой львиною. Да потом на сестрицу свою поглядел. А она уж опять мужа целует, кровь с лица рукавом утирает. Подняла к брату лицо, а он будто с отражением встретился. Так и сложилось вдруг и лицо княгинино, и имя, что со жрицей рядом вспомнилось, вот и позвал голосом хриплым:
- Арника, сестра любимая…
- Я это, братец, - кивает княгиня. – Вместе на свет этот с тобой народились, вместе до срока прожили, да беда лихая разлучила. Не губи ты мужа любимого, оставь мне защитника.
- А вы жену мою жалеть не стали…
Сказал и нахмурился, сам себя не понявши. А сердце Арнарда вдруг бег и ускорило, застучало в груди громко, будто где в набат ударили.
- Эринка!
Да к жрице и обернулся. Глядит в глаза ее дивные, себя в них видит, да того, каким был прежде. Посмотрел на руку дрогнувшую, после пот утер выступивший. А перед глазами день свадебный. «Плети венок, Эринушка», - так слова и вспомнились.
- Вспомнил, сокол ясный?
Туман тут и рассеялся. Стоят ратники, мечи опустивши, глядят ошалело. Кому что в тумане виделось, да сечу-то прекратили. Да не видит того Арнард, на жену одну свою смотрит, глаз отвести боится.
- Неужто и вправду… - да сказать до конца не решился.
Повела рукой Эрин, скрыли клочья сизые Арнику с мужем раненым, в город их унесли. Сама шаг к Арнарду сделала.
- Вспомнил род свой, князюшка?
- Эльгид я, - Арн кивает. – Только всего не упомню.
- А иное само вспомнится, - улыбнулась Эрин да за спину мужу глянула.
А дух-то, что князю защитником был, путы черные стряхивает. Как признал свой род Арнард, так силу сроднику и вернул. Поклонился дух жрице старшей, да плечи свои расправил. Склонила голову Эрин, духа приветствуя, после снова на мужа глянула.
- Останови сечу лютую, вели убраться рати черной, землю родную от гибели верной сохрани.
- Да ведь клятву я дал…
- Земле родной ты раньше клялся. А коли меч супротив своих поднимешь, так я посередь них встану. А ежели сгину в сечи кровавой, обратно вернуть не сумеешь. Вот и думай, муж любимый. Вот тебе бог поганый, да отравитель твой – царь Алвор. А вот сторона родимая, да жена любимая. Как решишь, так и будет. Жизнь или Смерть – чей камешек выпадет?
И отошла в сторону, мечи из ножен достала, ждет решения мужнина. Да и рати ждут обе, свободу от воли Алвора чуют. Поглядел Арнард на меч верный, потом на город далекий, после на воинов, да снова к жене воротился.
