А в душе его тьма со светом борются. То одна поднажмет, то другая, да бой никак не выиграют. Усмехнулась Эрин, к Арну шагнула, мечи в ножны вложила, да руку мужнину сжала крепко. А на запястье руны и вспыхнули, союз подтверждая.
- Не лгала я, Арнард, чарами не опутывала. Союз наш Бавлин одобрил, да Арида приняла, на то боги благословение дали. Долго блуждал ты, муж любимый, да дорога сама тебя домой привела. Устал уж меч твой верный от крови безвинной, да разум от воли чужой.
Отпустила мужа, назад отошла, да глядит с мольбою. Ну, вспомни же, друг ненаглядный, о любви заветной, да о счастье супружеском. Сколько уж плутать впотьмах можешь? Вот она я, голубка твоя нежная, гляжу на тебя глазами синими, что небу весеннему цветом подобны. Вспомни уста мои сладкие, да руки нежные, и слова, что шептали друг другу. Что глядишь ты в сомнениях, о чем еще думать можешь? Ведь тоскуешь ты, как и я без тебя. Так прижми же к сердцу Эринку забытую, да к устам прижмись поцелуем желанным. А уж я тебя отогрею, да счастье в дом наш верну.
- Арн…
Звякнул меч, в ножны вернувшись. Тут и вздохнула Эрин с улыбкою. Протянула руки к мужу любимому, он и шагнул ей навстречу… Да на стену вдруг и наткнулся. На жену глядит, а в глазах ярость вдруг вспыхнула, да и вскрикнул он зверем раненым:
- Не смей!
Стоит за спиной чернь поганая, на Арнарда глазами белесыми смотрит. Прислал Алвор иного помощника, тот на жрицу полог и накинул. А от духа смрадного, да колдовства черного закатились очи синие, так в дыру черную и провалилась бесчувственной. А воин, что рядом стоял, заговорил голосом царским:
- Значит, так ты слово держишь, Арнард? За добро мое, за ласку отступиться решил? Коли будешь воле моей противиться, на алтарь положу твою Эрин любимую. Ежели хочешь еще с женой увидеться, так и делай, как я велю.
И рассеялись чары черные, тишину тревожную на поле вернуть. Да воин, в ком Алвор прятался, покачнулся, и упал бездыханным на землю. Стоит Арнард, меч в руке сжимает, да туда, где жрица стояла, взглядом пустым глядит. Опустился к нему тут с неба ворон, да и каркнул громко, в разум князя вернул. Вскинул глаза князюшка на Михая верного, а тот уж снова вверх подниматься начал.
- А ведь солгал ты, Алвор. Не видать мне уж Эринушку, коли воли твоей послушаюсь. Ты до капли кровь из нее выпустишь, а мне и тела ее не достанется. Так не будет по-твоему, царь великий. С жизнью расстанусь, а Эринку тебе не отдам!
Приметил коня одинокого, в седло вскочил, да и помчался прочь с поля бранного. А за ним и те потянулись, кому воевать уж поперек горла стало. Коль господин благородный сечу покинул, то и мужику простому тут делать нечего. А кто остался, то отступить поспешил, пока наново рать собирается. Вот и ликуют люди добрые, победе легкой радуясь. Уходит враг проклятый, а ежели воротится, так ему и ответ снова дать сумеют.
Одному лишь Арнарду нет дела ни до рати Алвора, ни до земель Эльгидов. Несет его конь быстроногий, будто на крыльях летит. А с неба ворона путь указывает, куда боги подскажут, туда хозяина и ведет.
А слыхали ль вы, люди добрые, о чудесах невиданных, какими свет белый полнится? Есть на севере птица белая, что с закатом девкой становится, да поет песни сладкие. Кто тех песен послушает, тому тайна откроется, о граде прозрачном, изо льда сделанном. А коль град тот найдешь, то уж вовсе о нужде забыть можно. Ни увечных там нет, ни нищих, все здоровые да богатые ходят. И за главного царь ледяной, что снегами холодными ведает.
А еще есть на свете цветок каменный, посреди гор южных прячется. Да цветок не простой, с силой чудесной, что здоровье дает да бессмертие. Как придешь на заре, да росу соберешь с лепестков цветка каменного, да в ней искупаешься, так и хвори пройдут все, и немочи. А коль глоток росы сделаешь, так и вовсе о смерти забудешь. Мало ль чудес встречается?
Вот и в нашем владычестве чудо есть тайное, от всех сокрытое. Посередь леса запряталось, да взоры чужие отводит. Вокруг него туман колдовской стелется, будто стена неприступная. А стражами духи поставлены, на волшбу гораздые. Охраняют они диво-озеро, никого к берегам не подпустят без надобности. А вокруг озера тайного стоит село шумное. Село мертвое, да живут в нем живые, как было Эрин обещано.
Как пришли сюда люди зареченские, да городские с ними и те еще, кто с окрестных сел поспешил, так и охнули. Стоят дома деревянные, будто только построены. У домов поленницы сложены, а вокруг сады шумят спелые, будто и не весна сейчас, а лету конец. Дымок из труб сизый вьется, а в печах огонь теплится. Ходят люди добрые, в дома заглядывают, да понять не могут – как же так получается? Ни души нет живой, а будто хозяева гостей поджидали. И в чугунках похлебка булькает, и на столах лежит хлеб свежий.
Тут и Арн с Михаем оробели от чуда озерного. Да тут голос тихий послышался:
- Пусть зайдут, Арнард пресветлый, пусть по домам расселятся.
- Ой, дяденька, - вздрогнул малец, да Михая за руку взял. – Будто сказал кто, чтоб селились люди без робости.
Улыбнулся первак бывший да так рукой и крикнул зычно:
- Что стоите, будто телки на выпасе? Заходите в дома, для житья вам они приготовлены.
- А хозяева где? – люди спрашивают.
- На себя посмотрите, вот и хозяева. Как Эрин велела, пока тут остаетесь, дома ваши будут.
И первым в дом ближайшей зашел, да тут с Арном и остался. А за ними народ по другим домам потянулся, да там и приспособились. А то, что лето вокруг, так то даже в радость. И одежку лишнюю скинуть можно, и яблочком румяным похрустеть. А уж ребятне-то радости сколько! Вот и носятся промеж домов высоких, да галдят, что в груди мочи есть. А как люди пришли новые из деревни Озерной, так и им места нашлось. Вот и живут себе, да радуются, что от угрозы страшной спрятались, да за мужиков своим богам молятся, а жрицы заречные им помогают.
Только к озеру их не пускают. Кто направится кто к берегу, так назад к домам и вернется. Один лишь Арнард подойти близко может, да в зеркало озерное заглянуть. Да еще Михая подпускают, когда князь пресветлый задержится, у воды засидится.
- Что вздыхаешь, Арнард? – Михай спрашивает.
- Мамка опять вредничает, то покажется в озере, а то туманом закроется. А мне видеть ее надобно, что живая родименькая, что здорова, не ранена.
- Эрин знает, что делает, она себя в обиду не даст. Мать твоя не абы кто, сама жрица старшая!
- Так ведь не бессмертная, - вздыхает Арн, да опять на воду смотрит.
Притих Арнард младший, загрустил, закручинился. Уж не бежит он с ватагой шумной, не шалит, озорства не думает, да посередь лета зиму стылую чует. По ночам снами тревожными мается, днем бежит к берегу, да так и сидит у озера, матушку выглядывает. Слезы тайком утирает, да зовет шепотом:
- Где ж ты, родимая, куда подевалась? Заждался тебя уж сынок твой беспутный. Ты вернись ко мне, матушка, а я сыном лучше всех тебе стану. Не огорчу тебя, милая, не обижу, да слова лишь хорошие говорить буду. И краса ты у меня ненаглядная, и добрая, а то, что ухи дерешь, так за дело ведь. И не попрекну я больше, хоть совсем оторви, всё стерплю, родненькая. Пусть и нет у нас батюшки, зато матушка одна за всех разом. Ты и жрица моя, и воительница, и мамка ласковая. Уж истосковалась душенька по глазам твоим добрым, да по рукам любящим. Мочи нет, как обнять тебя хочется, а уж страшно как, тут и слов не найду. Да не за себя боюсь, милая, за тебя одну, матушка. Как подумаю, что с мечом супротив врага встала, так душа и заходится. Я ж защитник твой единственный, мужик, хоть и малый, а ты сама на поле бранное вышла. Ты сбереги себя, родненькая, для сына беспутного отрадой останься. Не оставь ты своей кровинушки, поскорее домой возвращайся, а я, что сказал, то и сделаю.
Извелся Арнард, измучился. Глядит на него Михай, сам чуть не плачет, ох, и душу рвет малец горемычный. Ест через силу, спит, да по малу. Уж и веселить его старый старался, и бранился даже, а всё без толку. Тоскует Арнард, а в садах листва желтеть начала, да яблоки спелые на землю посыпались. Дивятся люди скорой осени, да откуда ж знать им, что духи печалятся. Уж и ходят они вокруг Арна малого, да чем помочь и не знают. Вот и стало уныло на озере.
За седмицу листва облетела, да травы пожухли. Затянулось туманом холодным чудо-озеро, потемнела вода стылая. Какая душа у Арнарда, так и вокруг делается. Вот и решили духи его порадовать, да желание заветное исполнить.
- Загадай, - шелест слышится.
- Хочу силу мамкину, - сын пожелал прежде времени, сам не зная, что делает.
Охнули духи, да слово сдержали, передали силу Эрин Арнарду. Заструилась по жилам вода озерная, силу волшебную жалуя. Вскрикнул малец, лицо руками закрыл, да на землю так и повалился. А как утихло всё, так услышал голос тихий:
- Здравствуй, князюшка.
Открыл глаза Арнард, а над ним духи склонились. Вскочил малец на ноги, да прочь кинулся.
- Дядька! – кричит: - Спаси меня, родненький!
Да только духи-то рядом плывут, на шипение Стигнарда руками машут. Не по зубам защитнику души озерные, посильней его будут. Вот и гневается сродник мертвый, да толку в том нет. Была один охранника у Арнарда, стала тысяча. Вот уж нянек мальцу прибавилось, куда тут от них денешься?
Спешит Михай навстречу Арнарду, нож острый в руке держит, да от кого защищать не ведает. Один малец, нет рядом ворога. Вот и встал первак, как вкопанный, в затылка чешет. Подбежал к нему Арн, за спину спрятался, да оттуда и выглянул.
- От кого бежишь, сокол ясный? – Михай спрашивает.
- От них бегу, дяденька, - тычет пальцем Арнард, да только ему одному духи видимы. Потом кулак сжал, да грозить начал: - Чего привязались, проклятые? Уж я вам, - да опять за дядьку скрылся.
- Так ведь никого, - первак удивляется. – Иль шалишь опять, да народ криками мутишь?
- Да как же, дяденька? Вон они гурьбой стоят, да до земли кланяются.
Охнул тут Михай.
- Никак духи озерные? Да чего ж им от тебя надобно?
Тут Сильяна вперед и шагнула. Глядит на мальца глазами черными, да только в нет в них угрозы, одна только мудрость светится.
- Здравствуй, князь ты наш ясный. Не время тебе было знакомиться с нами, да сам того пожелал.
- Еще чего скажешь? – ворчит Арнард, из-за Михая выглянув. – Не звал я вас, сами явились.
- Так мы всегда рядом были, только не видел нас. А как пожелал силу матушки, так тебе тайное открылось. Эрин из Круга была нашего, да силой озера наделена, теперь уж тебе всё отдали.
- Так во мне сила матушки? – охнул малец, да вперед вышел. Подбоченился было, да вдруг и охнул: - А мамка как же?! Она-то что делать теперь станет?
- С ней помощь Аридина, - Сильяна ответила.
Не слушает Арнард, к озеру кинулся. Туман стеной было встал, да малец отмахнулся:
- Прочь пошел, - туман и отпрянул, будто пес нашкодивший. – Покажи мне матушку.
Теперь уж нет воли у озера, скрыть тайну от князя озерного. От чего берегли раньше Арнарда, теперь без прикрас появилось. Глядит малец, как в зеркало, да рот ладонью прикрыл. Стоит его матушка в цепи закована. Оберег Аридин на полу каменном валяется, помочь жрице ничем не может. А сама Эрин к силе озерной взывает, только нет уже силушки, вся сыну досталась.
- Что раньше прятали? – требует Арнард.
И увидел он, как воин с прядью белой мать ударил, да веревками руки-ноги скрутил. А вокруг ворон кружит, на людей поглядывает. Вот и признал воина Арнард, стало быть, Меченый. Закипел тут гнев в душе детской. Сжал Арн кулаки, да по воде ударил. Замутилось тут озеро от ярости княжьей, исчезло видение. Обернулся к духам малец, глядит сурово:
- Почто вы послушались? Почто силу мамкину отдали?
- Что просил, то и сделали, слову своему мы хозяева.
Скривился Арнард, слезы кулаками утирает. Да слезы то злые. На себя Арн яриться, да на духов озерных.
- Поклялся я матушке сыном лучшим стать, а вышло что же? Сам ее Меченому отдал, да помощи озерной лишил. – Да ногой и топнул: - Так не будет же этого! Коль ослабил я матушку, сам спасать и стану. – Махнул рукой Михаю: - Идем со мной, дядька, мне твоя помощь не лишняя. Где мечом, а где словом мудрым подмогой будешь. А противиться станешь, да оплеухи отвешивать, один уйду, не задержишь.
Видать, придется послушаться. Вот и ответил Михай:
- Погоди маленько, за мечом схожу верным.
А как вернулся дядька, так Арн Врата тайные и открыл, как Сильяна велела. Вот и шагнули в Заречное. В селе воин Эрин ударил, здесь путами повязал. Вот и думает Арнард, что тут его матушка. А коль пол был каменный, значит, в храме ее спрятали. Видать, защищала дом Аридин жрица старшая, да тут в плен и попала. Указал на храм Михаю, да вдвоем туда и направились.
Мчит по дороге конь быстроногий, да не конь будто, а птица лихая. И не скачет словно, а летит над землей, ее не касаясь. Несет тот конь седока грозного, тревогой томимого. Уж и сам бы взлетел всадник в небо, да за вороном вслед устремился, только крыльев не дадено. Дали боги людям ноги крепкие, да руки ловкие, а о крыльях позабыли. Вот и летит над землей конь рыжий, сильной рукой подгоняемый. А ворон с неба дорогу указывает.
Давно уж нет города Эльграда, да и тракт пустой позади остался. Свернул конь на дорогу малую, вдоль реки скачет. Вот уж один мост проскакал, да не поехал на ту сторону, дальше мчится. Глядит Арнард на реку, а внутри него лед всё больше крошится, уж последние льдинки остались. И вспоминает он, как здесь уже ехал, да не один, а с попутчиком. Остановил вдруг коня, да назад обернулся:
- А мост ведь первый сломанным был.
Нахмурился князюшка, щеку трет. Вновь коня вскачь пустил, да у моста вдруг и встал, как вкопанный. На землю спрыгнул, да на мост и поднялся. Остановился, глянул на воду, тут ему сон тревожный и вспомнился, что так часто по ночам снился. Вот он берег пологий, а вот и река течет с водой темной. Тут это место, тут всё случилось. Да что только?
Сошел на берег другой князюшка, снова на реку глянул. После назад обернулся, да и спросил у коня подошедшего:
- Отчего тут трава утоптана, будто табун резвился?
А голос мужика незримого ему и ответил:
«Конями гоняли княгинюшку…»
- За что же так с женою моей? – Арнард шепчет, а сам всё глядит на реку. Да на колени так и повалился, руками буйную голову сжал. Вскричала душа мятежная, болью страшной пронзенная: - Эринушка!
Будто ветер лихой налетел на князюшку, закружил его в вихре безжалостном, да обрушилась память недобрая, всё по местам расставляя. Да горе горькое, от которого бежать пытался, прутом каленым в сердце вонзилась. Ослепила князя боль невиданная, да к реке его кинула. Здесь нашла смерть жена любимая, богами подаренная, здесь в великих и разуверился. Нет в них ни добра, ни милости, только пакость да злые намерения.
Хотел уж в воду шагнуть князь пресветлый, свет не взвидевши. Да успел лишь шаг один сделать, как налетел с неба ворон, да по затылку клювом ударил, разум Арну возвращаю. Вот и охнул да на траву тяжко упал, а за грудь и схватился:
- Живая!
А там и вспомнил слова жрицыны, что в стане царском ему о себе сказала. А как осмыслил, что Эрин ему их судьбу поведала, так опять за голову и схватился.
«Скор на решения оказался князюшка».
- Ох, и скор, голубушка, - стонет Арнард.
- Не лгала я, Арнард, чарами не опутывала. Союз наш Бавлин одобрил, да Арида приняла, на то боги благословение дали. Долго блуждал ты, муж любимый, да дорога сама тебя домой привела. Устал уж меч твой верный от крови безвинной, да разум от воли чужой.
Отпустила мужа, назад отошла, да глядит с мольбою. Ну, вспомни же, друг ненаглядный, о любви заветной, да о счастье супружеском. Сколько уж плутать впотьмах можешь? Вот она я, голубка твоя нежная, гляжу на тебя глазами синими, что небу весеннему цветом подобны. Вспомни уста мои сладкие, да руки нежные, и слова, что шептали друг другу. Что глядишь ты в сомнениях, о чем еще думать можешь? Ведь тоскуешь ты, как и я без тебя. Так прижми же к сердцу Эринку забытую, да к устам прижмись поцелуем желанным. А уж я тебя отогрею, да счастье в дом наш верну.
- Арн…
Звякнул меч, в ножны вернувшись. Тут и вздохнула Эрин с улыбкою. Протянула руки к мужу любимому, он и шагнул ей навстречу… Да на стену вдруг и наткнулся. На жену глядит, а в глазах ярость вдруг вспыхнула, да и вскрикнул он зверем раненым:
- Не смей!
Стоит за спиной чернь поганая, на Арнарда глазами белесыми смотрит. Прислал Алвор иного помощника, тот на жрицу полог и накинул. А от духа смрадного, да колдовства черного закатились очи синие, так в дыру черную и провалилась бесчувственной. А воин, что рядом стоял, заговорил голосом царским:
- Значит, так ты слово держишь, Арнард? За добро мое, за ласку отступиться решил? Коли будешь воле моей противиться, на алтарь положу твою Эрин любимую. Ежели хочешь еще с женой увидеться, так и делай, как я велю.
И рассеялись чары черные, тишину тревожную на поле вернуть. Да воин, в ком Алвор прятался, покачнулся, и упал бездыханным на землю. Стоит Арнард, меч в руке сжимает, да туда, где жрица стояла, взглядом пустым глядит. Опустился к нему тут с неба ворон, да и каркнул громко, в разум князя вернул. Вскинул глаза князюшка на Михая верного, а тот уж снова вверх подниматься начал.
- А ведь солгал ты, Алвор. Не видать мне уж Эринушку, коли воли твоей послушаюсь. Ты до капли кровь из нее выпустишь, а мне и тела ее не достанется. Так не будет по-твоему, царь великий. С жизнью расстанусь, а Эринку тебе не отдам!
Приметил коня одинокого, в седло вскочил, да и помчался прочь с поля бранного. А за ним и те потянулись, кому воевать уж поперек горла стало. Коль господин благородный сечу покинул, то и мужику простому тут делать нечего. А кто остался, то отступить поспешил, пока наново рать собирается. Вот и ликуют люди добрые, победе легкой радуясь. Уходит враг проклятый, а ежели воротится, так ему и ответ снова дать сумеют.
Одному лишь Арнарду нет дела ни до рати Алвора, ни до земель Эльгидов. Несет его конь быстроногий, будто на крыльях летит. А с неба ворона путь указывает, куда боги подскажут, туда хозяина и ведет.
Глава 9
А слыхали ль вы, люди добрые, о чудесах невиданных, какими свет белый полнится? Есть на севере птица белая, что с закатом девкой становится, да поет песни сладкие. Кто тех песен послушает, тому тайна откроется, о граде прозрачном, изо льда сделанном. А коль град тот найдешь, то уж вовсе о нужде забыть можно. Ни увечных там нет, ни нищих, все здоровые да богатые ходят. И за главного царь ледяной, что снегами холодными ведает.
А еще есть на свете цветок каменный, посреди гор южных прячется. Да цветок не простой, с силой чудесной, что здоровье дает да бессмертие. Как придешь на заре, да росу соберешь с лепестков цветка каменного, да в ней искупаешься, так и хвори пройдут все, и немочи. А коль глоток росы сделаешь, так и вовсе о смерти забудешь. Мало ль чудес встречается?
Вот и в нашем владычестве чудо есть тайное, от всех сокрытое. Посередь леса запряталось, да взоры чужие отводит. Вокруг него туман колдовской стелется, будто стена неприступная. А стражами духи поставлены, на волшбу гораздые. Охраняют они диво-озеро, никого к берегам не подпустят без надобности. А вокруг озера тайного стоит село шумное. Село мертвое, да живут в нем живые, как было Эрин обещано.
Как пришли сюда люди зареченские, да городские с ними и те еще, кто с окрестных сел поспешил, так и охнули. Стоят дома деревянные, будто только построены. У домов поленницы сложены, а вокруг сады шумят спелые, будто и не весна сейчас, а лету конец. Дымок из труб сизый вьется, а в печах огонь теплится. Ходят люди добрые, в дома заглядывают, да понять не могут – как же так получается? Ни души нет живой, а будто хозяева гостей поджидали. И в чугунках похлебка булькает, и на столах лежит хлеб свежий.
Тут и Арн с Михаем оробели от чуда озерного. Да тут голос тихий послышался:
- Пусть зайдут, Арнард пресветлый, пусть по домам расселятся.
- Ой, дяденька, - вздрогнул малец, да Михая за руку взял. – Будто сказал кто, чтоб селились люди без робости.
Улыбнулся первак бывший да так рукой и крикнул зычно:
- Что стоите, будто телки на выпасе? Заходите в дома, для житья вам они приготовлены.
- А хозяева где? – люди спрашивают.
- На себя посмотрите, вот и хозяева. Как Эрин велела, пока тут остаетесь, дома ваши будут.
И первым в дом ближайшей зашел, да тут с Арном и остался. А за ними народ по другим домам потянулся, да там и приспособились. А то, что лето вокруг, так то даже в радость. И одежку лишнюю скинуть можно, и яблочком румяным похрустеть. А уж ребятне-то радости сколько! Вот и носятся промеж домов высоких, да галдят, что в груди мочи есть. А как люди пришли новые из деревни Озерной, так и им места нашлось. Вот и живут себе, да радуются, что от угрозы страшной спрятались, да за мужиков своим богам молятся, а жрицы заречные им помогают.
Только к озеру их не пускают. Кто направится кто к берегу, так назад к домам и вернется. Один лишь Арнард подойти близко может, да в зеркало озерное заглянуть. Да еще Михая подпускают, когда князь пресветлый задержится, у воды засидится.
- Что вздыхаешь, Арнард? – Михай спрашивает.
- Мамка опять вредничает, то покажется в озере, а то туманом закроется. А мне видеть ее надобно, что живая родименькая, что здорова, не ранена.
- Эрин знает, что делает, она себя в обиду не даст. Мать твоя не абы кто, сама жрица старшая!
- Так ведь не бессмертная, - вздыхает Арн, да опять на воду смотрит.
Притих Арнард младший, загрустил, закручинился. Уж не бежит он с ватагой шумной, не шалит, озорства не думает, да посередь лета зиму стылую чует. По ночам снами тревожными мается, днем бежит к берегу, да так и сидит у озера, матушку выглядывает. Слезы тайком утирает, да зовет шепотом:
- Где ж ты, родимая, куда подевалась? Заждался тебя уж сынок твой беспутный. Ты вернись ко мне, матушка, а я сыном лучше всех тебе стану. Не огорчу тебя, милая, не обижу, да слова лишь хорошие говорить буду. И краса ты у меня ненаглядная, и добрая, а то, что ухи дерешь, так за дело ведь. И не попрекну я больше, хоть совсем оторви, всё стерплю, родненькая. Пусть и нет у нас батюшки, зато матушка одна за всех разом. Ты и жрица моя, и воительница, и мамка ласковая. Уж истосковалась душенька по глазам твоим добрым, да по рукам любящим. Мочи нет, как обнять тебя хочется, а уж страшно как, тут и слов не найду. Да не за себя боюсь, милая, за тебя одну, матушка. Как подумаю, что с мечом супротив врага встала, так душа и заходится. Я ж защитник твой единственный, мужик, хоть и малый, а ты сама на поле бранное вышла. Ты сбереги себя, родненькая, для сына беспутного отрадой останься. Не оставь ты своей кровинушки, поскорее домой возвращайся, а я, что сказал, то и сделаю.
Извелся Арнард, измучился. Глядит на него Михай, сам чуть не плачет, ох, и душу рвет малец горемычный. Ест через силу, спит, да по малу. Уж и веселить его старый старался, и бранился даже, а всё без толку. Тоскует Арнард, а в садах листва желтеть начала, да яблоки спелые на землю посыпались. Дивятся люди скорой осени, да откуда ж знать им, что духи печалятся. Уж и ходят они вокруг Арна малого, да чем помочь и не знают. Вот и стало уныло на озере.
За седмицу листва облетела, да травы пожухли. Затянулось туманом холодным чудо-озеро, потемнела вода стылая. Какая душа у Арнарда, так и вокруг делается. Вот и решили духи его порадовать, да желание заветное исполнить.
- Загадай, - шелест слышится.
- Хочу силу мамкину, - сын пожелал прежде времени, сам не зная, что делает.
Охнули духи, да слово сдержали, передали силу Эрин Арнарду. Заструилась по жилам вода озерная, силу волшебную жалуя. Вскрикнул малец, лицо руками закрыл, да на землю так и повалился. А как утихло всё, так услышал голос тихий:
- Здравствуй, князюшка.
Открыл глаза Арнард, а над ним духи склонились. Вскочил малец на ноги, да прочь кинулся.
- Дядька! – кричит: - Спаси меня, родненький!
Да только духи-то рядом плывут, на шипение Стигнарда руками машут. Не по зубам защитнику души озерные, посильней его будут. Вот и гневается сродник мертвый, да толку в том нет. Была один охранника у Арнарда, стала тысяча. Вот уж нянек мальцу прибавилось, куда тут от них денешься?
Спешит Михай навстречу Арнарду, нож острый в руке держит, да от кого защищать не ведает. Один малец, нет рядом ворога. Вот и встал первак, как вкопанный, в затылка чешет. Подбежал к нему Арн, за спину спрятался, да оттуда и выглянул.
- От кого бежишь, сокол ясный? – Михай спрашивает.
- От них бегу, дяденька, - тычет пальцем Арнард, да только ему одному духи видимы. Потом кулак сжал, да грозить начал: - Чего привязались, проклятые? Уж я вам, - да опять за дядьку скрылся.
- Так ведь никого, - первак удивляется. – Иль шалишь опять, да народ криками мутишь?
- Да как же, дяденька? Вон они гурьбой стоят, да до земли кланяются.
Охнул тут Михай.
- Никак духи озерные? Да чего ж им от тебя надобно?
Тут Сильяна вперед и шагнула. Глядит на мальца глазами черными, да только в нет в них угрозы, одна только мудрость светится.
- Здравствуй, князь ты наш ясный. Не время тебе было знакомиться с нами, да сам того пожелал.
- Еще чего скажешь? – ворчит Арнард, из-за Михая выглянув. – Не звал я вас, сами явились.
- Так мы всегда рядом были, только не видел нас. А как пожелал силу матушки, так тебе тайное открылось. Эрин из Круга была нашего, да силой озера наделена, теперь уж тебе всё отдали.
- Так во мне сила матушки? – охнул малец, да вперед вышел. Подбоченился было, да вдруг и охнул: - А мамка как же?! Она-то что делать теперь станет?
- С ней помощь Аридина, - Сильяна ответила.
Не слушает Арнард, к озеру кинулся. Туман стеной было встал, да малец отмахнулся:
- Прочь пошел, - туман и отпрянул, будто пес нашкодивший. – Покажи мне матушку.
Теперь уж нет воли у озера, скрыть тайну от князя озерного. От чего берегли раньше Арнарда, теперь без прикрас появилось. Глядит малец, как в зеркало, да рот ладонью прикрыл. Стоит его матушка в цепи закована. Оберег Аридин на полу каменном валяется, помочь жрице ничем не может. А сама Эрин к силе озерной взывает, только нет уже силушки, вся сыну досталась.
- Что раньше прятали? – требует Арнард.
И увидел он, как воин с прядью белой мать ударил, да веревками руки-ноги скрутил. А вокруг ворон кружит, на людей поглядывает. Вот и признал воина Арнард, стало быть, Меченый. Закипел тут гнев в душе детской. Сжал Арн кулаки, да по воде ударил. Замутилось тут озеро от ярости княжьей, исчезло видение. Обернулся к духам малец, глядит сурово:
- Почто вы послушались? Почто силу мамкину отдали?
- Что просил, то и сделали, слову своему мы хозяева.
Скривился Арнард, слезы кулаками утирает. Да слезы то злые. На себя Арн яриться, да на духов озерных.
- Поклялся я матушке сыном лучшим стать, а вышло что же? Сам ее Меченому отдал, да помощи озерной лишил. – Да ногой и топнул: - Так не будет же этого! Коль ослабил я матушку, сам спасать и стану. – Махнул рукой Михаю: - Идем со мной, дядька, мне твоя помощь не лишняя. Где мечом, а где словом мудрым подмогой будешь. А противиться станешь, да оплеухи отвешивать, один уйду, не задержишь.
Видать, придется послушаться. Вот и ответил Михай:
- Погоди маленько, за мечом схожу верным.
А как вернулся дядька, так Арн Врата тайные и открыл, как Сильяна велела. Вот и шагнули в Заречное. В селе воин Эрин ударил, здесь путами повязал. Вот и думает Арнард, что тут его матушка. А коль пол был каменный, значит, в храме ее спрятали. Видать, защищала дом Аридин жрица старшая, да тут в плен и попала. Указал на храм Михаю, да вдвоем туда и направились.
Мчит по дороге конь быстроногий, да не конь будто, а птица лихая. И не скачет словно, а летит над землей, ее не касаясь. Несет тот конь седока грозного, тревогой томимого. Уж и сам бы взлетел всадник в небо, да за вороном вслед устремился, только крыльев не дадено. Дали боги людям ноги крепкие, да руки ловкие, а о крыльях позабыли. Вот и летит над землей конь рыжий, сильной рукой подгоняемый. А ворон с неба дорогу указывает.
Давно уж нет города Эльграда, да и тракт пустой позади остался. Свернул конь на дорогу малую, вдоль реки скачет. Вот уж один мост проскакал, да не поехал на ту сторону, дальше мчится. Глядит Арнард на реку, а внутри него лед всё больше крошится, уж последние льдинки остались. И вспоминает он, как здесь уже ехал, да не один, а с попутчиком. Остановил вдруг коня, да назад обернулся:
- А мост ведь первый сломанным был.
Нахмурился князюшка, щеку трет. Вновь коня вскачь пустил, да у моста вдруг и встал, как вкопанный. На землю спрыгнул, да на мост и поднялся. Остановился, глянул на воду, тут ему сон тревожный и вспомнился, что так часто по ночам снился. Вот он берег пологий, а вот и река течет с водой темной. Тут это место, тут всё случилось. Да что только?
Сошел на берег другой князюшка, снова на реку глянул. После назад обернулся, да и спросил у коня подошедшего:
- Отчего тут трава утоптана, будто табун резвился?
А голос мужика незримого ему и ответил:
«Конями гоняли княгинюшку…»
- За что же так с женою моей? – Арнард шепчет, а сам всё глядит на реку. Да на колени так и повалился, руками буйную голову сжал. Вскричала душа мятежная, болью страшной пронзенная: - Эринушка!
Будто ветер лихой налетел на князюшку, закружил его в вихре безжалостном, да обрушилась память недобрая, всё по местам расставляя. Да горе горькое, от которого бежать пытался, прутом каленым в сердце вонзилась. Ослепила князя боль невиданная, да к реке его кинула. Здесь нашла смерть жена любимая, богами подаренная, здесь в великих и разуверился. Нет в них ни добра, ни милости, только пакость да злые намерения.
Хотел уж в воду шагнуть князь пресветлый, свет не взвидевши. Да успел лишь шаг один сделать, как налетел с неба ворон, да по затылку клювом ударил, разум Арну возвращаю. Вот и охнул да на траву тяжко упал, а за грудь и схватился:
- Живая!
А там и вспомнил слова жрицыны, что в стане царском ему о себе сказала. А как осмыслил, что Эрин ему их судьбу поведала, так опять за голову и схватился.
«Скор на решения оказался князюшка».
- Ох, и скор, голубушка, - стонет Арнард.
