Солнышко

Хан усмехнулся и совсем отложил книгу. В покои вошла Айша, узнать, не нужно ли мне что-нибудь, но увидев повелителя, тут же покинула покои, пятясь задом и согнувшись пополам.
        - Иди ко мне, - Таймаз протянул руку. - Приди, любимая.
        - Это ты кому из ста наложниц сказал? - спросила я, подмигнув.
        Хан воздел руки к потолку, совсем как Кан, и даже с той же интонацией великомученика воскликнул:
        - О, Великие Духи Гор, за что же вы наказали меня, поселив в моей душе это создание, наполненное ядом?
        - И что ответили? - полюбопытствовала я.
        Повелитель прорычал что-то на своем языке и насупился, обиженно глядя на меня. Давить мне на совесть совершенно бессмысленно. Хан это быстро понял и расплылся в улыбке, давая понять, что его тоже так легко не проймешь.
        - Что ты хочешь? - спросил Таймаз, став серьезным.
        - А ты? - ответила я вопросом на вопрос.
        - Я хочу упрямое рыжее Солнышко, - улыбнулся хан. - А что хочет Солнышко?
        - Давай у него спросим, - подмигнула я и встала, намереваясь выйти на балкон.
        - Ты невозможна! - воскликнул Таймаз, и я села обратно, потому что в черных глазах появились гневные огоньки.
        Отвечать ничего не стала, сложила руки на груди и глянула на него исподлобья. Таймаз встал и прошелся по покоям, заложив руки за спину. Наконец, остановился напротив и, согнувшись ко мне, спросил:
        - Почему ты не хочешь заглянуть себе в душу?
        - Я не хочу, может, кто из ста наложниц захочет, - ответила я, отводя взгляд.
        - Что тебе дался гарем?! - яростно прорычал хан, поворачивая мою голову к себе за подбородок.
        - Слишком много женщин, - ответила я, отбивая его руку.
        Таймаз тяжело вздохнул и снова сел напротив, раздраженно глядя на меня. Я выдержала его взгляд.
        - Ну, живут во дворце девушки, так надо! Почему тебя это смущает? - спросил он, откровенно злясь.
        - То, что ты в любой момент можешь призвать к себе наложницу и разделить с ней ложе. - неужели так сложно понять? Я не собираюсь ни с кем делить своего мужчину!
        - Да не надо ни с кем делить, - воскликнул Таймаз. - Хочешь, дверь в гарем замуруют. - сказал он и тут же добавил, увидев мои округлившиеся глаза. - Со стороны моих покоев. Не буду я никого призывать. Это право хана, использовать девушек или нет. Но гарем нельзя убрать совсем.
        - Почему? - я почувствовала себя бараном.
        - Традиция, даже больше - закон! Я должен считаться с традициями своего народа. Даже если я сейчас распущу гарем, выдам замуж, верну домой, отправлю в старый дворец, мне пришлют новых девушек. От этого никуда не деться, Солнышко, пойми. И я не имею права отказывать, потому что оскорблю тех, кто хочет сделать своему хану приятное. Мне везут из набегов и сражений оружие, предметы искусства, дарят лучших коней из своих табунов и девушек. И как я могу отказать, когда племя выбирает в мой гарем лучшую из своих дочерей? Да, люди считают, что, если именно их дар воцарится в моей спальне, значит, их племени я окажу особые милости, но по большому счету, это знак уважения. И я должен заботиться об этих девушках, но никто не обязывает меня призывать их к себе. Скажи, что ты поняла меня, Солнышко, - он изобразил страдальческую гримасу, вызвав этим мой невольный смешок.
        - Хорошо, ты не можешь не принять, и, насколько я поняла, ты пытаешься мне сказать, что на твоем ложе никого не будет, - хан облегченно вздохнул и кивнул. - Но ты же не можешь это сказать за будущее. А вдруг тебе захочется новую девушку.
        - О-о-о, Отец Степей, дай мне сил, - воскликнул Таймаз. - Могу! Солнышко, я могу сказать это хоть на сто лет вперед!
        - Я столько не проживу, - усмехнулась я. - Так что не проверишь.
        Повелитель вскочил, словно подброшенный пружиной и тут же подхватил меня, вынудив тоже встать. Его лицо приблизилось почти вплотную к моему.
        - Не надо проверять, солнце моей души, просто поверь и откройся мне, позволь приблизиться к тебе. - тихо сказал Таймаз, блуждая взглядом по моему лицу.
        - Да куда уж ближе. - прошептала я, затаив дыхание.
        - Завершим обряд? - спросил хан, уже не отрывая взгляда от моих губ.
        Я призвала свой, ускользающий от его близости, разум, пытаясь сообразить, о каком обряде говорит повелитель степей. Затем вспомнила разрушенный храм и символ, окутавший меня светом. Я поглубже вдохнула, зачарованно глядя в глаза, в которых пряталась вечность и выдохнула:
        - Нет.
        Таймаз несколько томительных мгновений смотрел мне в глаза тяжелым взглядом, затем сделал шаг назад, выпуская меня из рук. Я заворожено смотрела на то, как гнев разгорается на красивых чертах хана. Будто сам древний бог Огня стоял передо мной: прекрасный и устрашающий в своей ярости. Это продлилось совсем недолго, но впечатление произвело сильное. Я сглотнула и невольно попятилась, споткнулась о диван и полетела на него, все также не отрывая взгляда от повелителя. Он резко отвернулся, а когда повернулся обратно ко мне, лицо его вновь было спокойно, взгляд слегка прохладный, но Таймаз все же улыбнулся.
        - Я тороплюсь, - сказал он. - Любовь иногда совсем лишает терпения.
        После этого развернулся и вышел, явно шокировав турхаудов своим появлением из моих покоев. А я так и осталась сидеть, потрясенно глядя на дверь, за которой исчез хан.
        - Если в ближайшее время не смогу сбежать, то уже никогда от него не откажусь, - прошептала я, разрывая очередную невинную подушку.
       

       Глава 34

       
        Последующие дни я снова видела хана лишь урывками. Держался он подчеркнуто вежливо, даже не приближаясь ко мне ближе, чем на вытянутую руку. Меня это начало, в конце концов, злить. И теперь я вообще запуталась, на что злюсь больше. На то, что все еще сижу безвылазно в покоях, закисая от бездействия и лени. Или на то, что Таймаз больше не притрагивается ко мне. В общем, злилась на все сразу, и даже один раз плюнула на все, и, сделав себе веревку из подручных средств, попыталась сбежать через окно. Но стоило мне доползти до земли, как меня уже встречали турхауды, очень вежливо вернувшие меня назад в ханские покои. Тогда у меня не осталось ни одной целой подушки. Когда я сидела вся в перьях и в сушеных травах - подушки были набиты разными материалами - вошел хан, оглядел меня, расхохотался и ушел, оставив скрежетать зубами. И ни тебе нагоняя за попытку побега, ни тебе уговоров больше так себя не вести, ни даже укора в глазах. Похоже, он вообще находил мои выходки забавными. В общем, комнаты вычистили, натащили подушек в два раза больше, а я уже не знала, что еще сотворить от безделья. Единственное развлечение было, это приходы преподавательницы языка Иманидов.
        - Хочу учиться играть на музыкальных инструментах, - заявила я на четвертый день без хана.
        Пришла учительница, выдала мне инструмент, села напротив и помолилась. Инструмент у меня отобрали уже после двадцати минут моих глумлений над последним. Зашел сам Таймаз, насильно отнял комуз, что вызвало слезы благодарности у моей учительницы музыки. Она долго кланялась и возносила хвалы великому хану. Зато я обиделась и до следующего утра разговаривала только со своими служанками. А утром и с ними не разговаривала, потому что они не оценили моих маршевых песен, в которые я вкладывала всю душу, стоя на балконе. Мои девушки по-тихому сбежали, пока я надрывалась, под балконом завыла какая-то собака, а потом пришел хан, сурово глянул на меня и вручил поднос с яблоками, велев их грызть, пока он не освободится.
        С яблоками я разобралась по-свойски, обстреливая дворцовую стражу, которая не смела поднять на меня глаза, потому слепо металась по двору, пытаясь избежать моих снарядов. К тому времени вернулись две предательницы, но вину искупили, принеся мне еще яблок, пополнив мой боезапас. Так что с полудня я снова с ними разговаривала. Когда из третьего похода за снарядами мои воины не вернулись, а вместо них явился хан, я поняла, что бойцы попали в засаду, и плакали мои яблочки.
        Хан посмотрел на мою, вконец охамевшую физиономию, собственноручно напялил чадру и повел на конюшню, успокоив меня этим на время. Пока Таймаз разговаривал с главным конюшим, мы с Шахом вновь утекли с манежа, совершив пробег по территории дворца, даже рванули к воротам. Но стража, завидев издалека наш бравый галоп, спешно закрыла ворота. Мы с Шахом обиделись и вытоптали половину ухоженных клумб. Закончилось все закономерно: явился хан и опять испортил веселье, остановив моего жеребца одним словом, взял под уздцы и отвел в конюшню, а меня обратно в покои. Вручил новый роман на орнийском и ушел. Роман оказался интересным, и до следующего дня меня никто не слышал и не видел.
        Зато после того, как роман закончился, мне опять стало скучно. В тот день я развлекалась тем, что доставала у своих дверей турхаудов, то делая вид, что собираюсь выйти, и они, пряча взгляды отлавливали меня. То задавала им дурацкие вопросы и заглядывала в глаза, забавляясь тем, как они вовсю пытаются избежать встречи с моим лицом. Думаю, не стоит говорить, кто явился, чтобы забрать меня из моих покоев в свой кабинет и вручить мне какую-то нудную книгу на наречии соседнего с Орнией королевства. Сам Таймаз работал, не обращая на меня внимания. Книга ни в какую не шла. Хотя может, все дело было в хане, упорно игнорировавшем меня. Потому я нашла новое развлечение и начала швырять в него подушки. От первых он увернулся, даже не оборачиваясь, следующую отбил, а последнюю поймал и запустил в меня, попав прямо в голову. Я оскорбилась и запустила снаряд обратно. Поработать повелителю так и не удалось, потому что следующие минут сорок мы перекидывались подушками, то прячась в засаде, то ведя обстрел на ходу, благо площадь кабинета позволяла. Закончилось наше побоище тем, что я кралась по кабинету, разыскивая врага, и нашла. Таймаз выскочил из укрытия - я даже не поняла, откуда - завалил на пол, и мы взмокшие и с прилипшими к лицам перьями, хохотали, лежа на полу, пока дверь не открылась, и кто-то, заглянувший в кабинет, не издал неопределенное восклицание. Таймаз одним гибким движением вскочил на ноги и состроил строгую физиономию, отчего я зашлась в истерическом смехе. Он оглянулся на меня, все еще лежавшую на полу, попробовал сделать грозные глаза, но вместо этого хохотнул и снова завалился рядом. Затем перевернулся, нависая надо мной, и смех застрял в горле. Я застыла, глядя на него, а потом... потом сама потянулась к губам Таймаза. Он был такой красивый... Я не удержалась.
        - Солнышко, - простонал он, заключая меня в объятья.
        И не было сейчас ни сомнений, ни душевных терзаний, ни мыслей о побеге, ни о гареме. Остались только он и я.
        - Повелитель, - мужской голос, исполненный почтения, раздался за дверью так неожиданно, разрушая все волшебство.
        Я смущенно отстранилась, а в глазах хана мелькнуло странное выражение. Он попытался удержать меня, но я вывернулась и встала, стараясь не смотреть на него. Таймаз слегка нахмурился и поднялся следом за мной. Мы оправились, и я исчезла в соседней комнатке, прихватив нудную книгу. Он крикнул на родном языке. Я уже знала некоторые фразы и «войди» перевела сразу. Некоторое время я не прислушивалась, пытаясь вчитаться в книгу, но мысли все время бродили где-то далеко. После того, как поймала себя на мысли, что уже в сотый раз читаю одну и ту же строчку, вообще захлопнула книгу и откинулась на уцелевших подушках, прикрыла глаза и улыбнулась, в который раз переживая заново наш поцелуй.
        В кабинете продолжался разговор. Голоса звучали достаточно громко: а кого стесняться, если я на языке Иманидов знаю от силы тридцать слов. Я слушала голос хана, представляла его глаза и вдруг порывисто села. Сначала даже не поняла, что меня так дернуло, а потом это прозвучало снова. Орния! Они говорили про Орнию! Я встала и подошла к проему, встав так, чтобы меня не было видно. Теперь я прислушивалась к разговору. Визитер что-то говорил хану, Таймаз раз за разом отвечал «нет». Он был непреклонен, но в чем? А затем Таймаз произнес Хард, а после я узнала слово «дочь» и собственное имя. После чего последовало новое отрицание. Я вышла из своего укрытия.
        - Что происходит? - громко спросила я.
        Визитер - это был степняк, которого я ни разу еще не видела во дворце - тут же опустил глаза. Таймаз обернулся ко мне, некоторое время смотрел, а затем велел степняку выйти.
        - Таймаз, о чем вы говорили? Обо мне? Кто-то ищет меня? Таймаз! - он отвернулся, и я бросилась к нему. - Таймаз, скажи! Прошу тебя, скажи, - слезы помимо воли потекли по моим щекам. - Это мой отец? Таймаз, пожалуйста...
        Хан обернулся, обнял меня, но я начала вырываться.
        - Скажи! - потребовала я.
        - Да, пятеро орнийцев просят принять их. Они остановились в степном племени едагаров и ждут разрешения приехать во дворец. Там твой отец, трое воинов и один в штатском, назвавшийся Никасом Граем.
        - Ник? - вырвалось у меня, и я тут же прикусила язык.
        - Ты его знаешь? Кто он такой? - потребовал ответа хан.
        - Сын друга моего отца, - ответила я. - Он инспектирует королевские учебные заведения.
        - Инспектор знает порядки степняков и их язык? - скептически спросил Таймаз. - Отрада моего сердца, ты не знаешь этого Ника.
        Я задохнулась от возмущения, но тут же задумалась над словами хана. Что я знаю о Нике? Ничего... Да какая разница, к бесам Ника, там отец!
        - Таймаз, там мой папа, - прошептала я. - Я хочу увидеть моего папу.
        Хан отпустил меня и отошел к окну. Он смотрел на улицу, а я на него и все надеялась, что он мне не откажет.
        - Я не могу тебя отпустить, - наконец, сказал Таймаз.
        - Но ты же можешь позволить мне увидеться с отцом! - воскликнула я и подошла к нему, стараясь заглянуть в глаза.
        - Если я дам вам увидеться, ты успокоишься? Ты уверена, что тебе не станет тяжелей? Я ведь не позволю увезти тебя. - хан повернулся и пытливо взглянул на меня.
        Орния! Вернуться домой, быть рядом с отцом, что еще я могу хотеть? Если я совру, Таймаз поймет, он всегда чувствует, когда я пытаюсь обмануть. Если скажу правду, он не отпустит меня к отцу. Я бессильно опустилась на пол у ног хана. Ау, кадет короля, где ты? Ты же воин, Ана! Да какой я воин? Я просто женщина, которая совсем запуталась, и которая совсем не хочет воевать. Я вдруг представила, как же здорово было бы, если бы рядом были и хан, и мой генерал. И тут же откинула эту мысль, как же отец сможет уживаться с теми, с кем столько лет воевал?
        - Я хочу увидеть моего папу. - повторила я и посмотрела на Таймаза снизу-вверх.
        - Хорошо, - неожиданно сказал он. - Через восемь дней он будет недалеко от Азхата. Ты сможешь увидеться с отцом. Но помни, к мольбам отпустить тебя - я буду глух.
        - Спасибо! - я вскочила и повисла у него на шее.
        Руки Таймаза скользнули на мою талию, он недолго удерживал меня, а после отстранил от себя.
        - Спрячься, мне нужно отдать распоряжение, - устало произнес хан.
        Я шагнула к нему, встала на цыпочки и коротко поцеловала в губы, после чего поспешила обратно в маленькую комнатку. Таймаз позвал степняка, поговорил с ним и отпустил. После позвал турхауда и что-то сказал ему. Некоторое время в кабинете было тихо, я уже хотела выйти, тут в дверь снова постучались, вошли и быстро покинули кабинет. Тут же раздались шаги хана. Он вошел в комнатку, неся в руках комплект одежды.