- Крысой буду, бабы их поделили! - изумленно проговорил первый помощник. – Рыжая, значицца, пришла, будто матросская жена в кабак, и растащила драку. А черная ей говорит: «Эй, это мой мужик, разок по морде двинуть еще ладно, для порядка пригодится. Но смотри, подруга, не зарывайся. Бери этого серого, а ты, муженек, иди домой!»
- Очень точное и верное понимание событий, - улыбнулся пассажир. – Что вы там говорили о граппо, синьоры? Отметим перемирие?
Остаток рейса прошел на удивление мирно и даже благодушно, словно сама Всеблагая улыбнулась «Ласточке» и ее экипажу. Ветер дул исключительно попутный, солонина не протухла, а питьевая вода не зацвела, и даже чирей на мягком месте ни у кого из матросов не вскочил. Капитан Бартоломео каждый вечер выпивал по стаканчику граппо со своим любезным пассажиром и сам не заметил, как рассказал ему всю свою нехитрую жизнь, словно исповеднику в храме Семи Благих. На судьбу, конечно, не жаловался, еще чего не хватало, но пожилой синьор неудачников наверняка перевидал достаточно, так что слушал с пониманием и сочувствием – молчаливым сочувствием, правильным.
Про себя синьор почти не говорил, а Бартоломео был не настолько идиотто, чтобы расспрашивать человека с железной розой на пальце. Но когда до Меруа, пограничного с Дорвенантом, остался один день, синьор за вечерней граппой обмолвился, что переезжает в Дорвенант насовсем, коротать старость в доме сына и нянчить недавно родившихся внуков.
- Сына?! – неосторожно изумился Бартоломео, никогда не слышавший, чтобы у людей такого сорта были семьи. – А разве… О, простите, синьор! Не мое дело, прошу, не сочтите за обиду.
- Ну что вы, синьор капитан, какие обиды? – усмехнулся пассажир и подлил им обоим еще граппы. – Вы совершенно правы, для таких, как я, это редкость. Я бы даже сказал – невидаль. Сам не ожидал, но так уж вышло. Мой мальчик многого добился вдали от родины, но тем сильнее ему пригодится поддержка.
- Отцовская рука и в голод накормит, и в бурю укроет, - поддакнул капитан. – Пошли нам Благие почтительных сыновей и заботливых внуков, большего и желать – грех.
- Воистину! – чокнулся с ним стаканчиком граппы пожилой синьор.
День, когда «Золотая ласточка» вошла в порт, выдался теплым и солнечным, белые барашки волн катились к берегу красиво, словно на картине, иссиня-лазурное небо чертили крыльями чайки, и чужие паруса приветливо покачивались на морской зыби, пока «Ласточка» подходила к причалу. Кошки, почуяв сушу, принялись метаться по палубе, и старший помощник с капитаном помогли пассажиру переловить и усадить их в корзину. А то, не дай Благие, свалятся в щель между бортом и причалом… Четыре недовольные усатые морды, лишившись воли, сверкали через прутья глазами, пытались просунуть наружу лапу и время от времени заунывно подвывали, жалуясь на людское вероломство и жестокость.
- Ну-ну, бамбини, - утешительно хлопотал над ними синьор. – Скоро будем дома! Так и быть, отсюда возьмем портал, хватит вас мучить! – И добавил со вздохом, хотя Бартоломео не просил объяснений. – У меня, синьор капитан, портальная болезнь, терпеть не могу эти магические штуки. Да и кошки порталы не любят. Но как подумаю, что везти их до самой Дорвенны в карете… Кажется, я переоценил свои силы и любовь к путешествиям. Потерпим немного, зато уже сегодня буду пить шамьет, сваренный моим мальчиком, пока эти наглые морды станут обживать сад…
Бартоломео покивал и благоразумно промолчал, хотя с самого начала не понимал, зачем мучиться самому и мучить кошатин тремя неделями в море. С другой стороны, если бы не щедрость почтенного синьора, этот фрахт принес бы куда меньше денег.
- Да благословит вас небо, синьор, - сказал он искренне, когда матросы скинули на причал старенький, но крепкий трап. – Дозвольте проводить? Вам с корзиной спускаться неудобно, а мне – дело привычное.
Они со старшим помощником подхватили по корзине, третью взял боцман, и через несколько шагов драгоценные кошатины, совершившие долгую морскую прогулку, оказались на берегу. Следом матросы перенесли сундуки, а потом на берег сошел и пассажир, которого уже ждали.
- Это нас, что ли, так встречают? – оторопело выдохнул один из матросов, и Бартоломео даже не одернул дурня – было с чего удивиться.
Слева и немного в стороне на причале выстроилось все портовое начальство: комендант с мундире с позолоченными галунами, три таможенных синьора и четверо стражников – все в парадных мундирах, физиономии светятся восторгом и готовностью к услугам – хоть Бартоломео никогда и не видел этого выражения в свой адрес, но сразу узнал. Ну только королевского штандарта не хватает, простите Благие за дерзость!
А справа… Справа зоркий капитанский глаз немедленно узрел причину такой торжественной встречи – роскошную карету с черно-золотым гербом на дверце и людей возле нее. Сначала в глаза Бартоломео бросились полдюжины верховых гуардо в красно-золотых мундирах и с перьями на высоких форменных шапках. Они окружили карету кольцом, и столпившиеся за причалом зеваки беззастенчиво разглядывали суровых усатых верзил, вполголоса рассуждая, кто это такой важный пожаловал. Перед каретой же стояли двое, первый – высокий, с военной выправкой, в черном мундире с тонкой золотой оторочкой и с непокрытой светловолосой головой. Второй – молодой синьор в щегольском изумрудном камзоле и берете ему в тон. Увидев сошедших с «Ласточки», нарядный молодой человек бросился к ним с радостным возгласом:
- Батюшка! Наконец-то!
Пассажир Бартоломео протянул ему обе руки, но молодой нарядный синьор упал на колено прямо посреди причала, не жалея дорогих бархатных штанов, и поцеловал отцовскую руку.
- Мальчик мой… Как я рад тебя видеть. – Счастливый отец поднял почтительного сына, обнял, поцеловал в щеку и махнул рукой в сторону капитана и его людей. – Заберите груз. И осторожней с корзинами, там кошки!
- Лионель… - оглянулся молодой синьор на своего спутника, тот кивнул:
- Я займусь, милорд, не извольте волноваться.
По одному его взгляду, даже не жесту, четверо гуардо мгновенно спешились и кинулись за сундуками, а вот с корзинами возникла заминка. Возле той, куда Бартоломео лично сажал рыжую, по причалу метался Серый, злобно выгибаясь, шипя и оскалившись. Гуардо попытался было его пнуть, но тут уже возмутился Бартоломео:
- Полегче с нашим котом, благородный синьор! Бедняга не виноват, что ему разбили сердце!
Он подхватил Серого на руки, чтобы унести, но кот вырвался, снова кинулся к корзине, принялся тереться об нее мордой и царапать лапой крышку. Из корзины послышались ответные рыдания пушистой красотки, сообразившей, что ее разлучают с возлюбленным.
- Вот ведь незадача, - растерянно сказал бывший пассажир Бартоломео. – Кажется, этот бравый хвостатый синьор всерьез увлекся нашей Наперстянкой, да и она не осталась равнодушной. Представляешь, мальчик мой, они всю дорогу были неразлучны. Даже не знаю, что теперь делать…
- Забери его, Беппо, - хмуро сказал Бартоломео помощнику. – Отнеси на «Ласточку» и запри в пустой рундук, пусть посидит, пока синьоры не уедут.
Помощник ловко подхватил кота, гуардо осторожно взял корзину, но стоило им обоим сделать по дюжине шагов, Серый и рыжая разом завопили, тут же заорал Беппо, и серая молния метнулась обратно. Одним прыжком кот вспрыгнул на корзину, которую нес гуардо, и принялся драть когтями прутья, горестно завывая. Рыжая вторила ему, пытаясь процарапаться изнутри.
- Да Баргот их побери, - вздохнул пожилой синьор и повернулся к Бартоломео. – Синьор капитан, не буду оскорблять вас предложением продать вашего кота, но вы же сами видите… - Он сокрушенно развел руками. – Прошу, отпустите синьора Серого к его возлюбленной. Обещаю, в нашем доме его не обидят. Они даже с Аконитом поладили, вы сами видели. Ну что поделать, если это любовь?
Бартоломео глянул на кота. Тот сосредоточенно грыз прутья, царапал их, и на серых лапах уже кое-где виднелась кровь. Сердце капитана дрогнуло.
- А если не уживутся? – хмуро спросил он. – Или вам он придется не ко двору? Синьоры, не сочтите за обиду, но Серый – часть моего экипажа. Я никого из своих не оставлял на берегу, не позаботившись о его судьбе.
- Синьор капитан, - вмешался почтительный сын очень почтенного отца. – Если мы с батюшкой увидим, что вашему коту с нами плохо, я лично разыщу вас и верну его на корабль. Слово Лучано Фортунато Фарелли! А если я могу чем-то подкрепить свою просьбу…
Он выразительно положил руку на увесистый кошелек, и Бартоломео нахмурился еще сильнее.
- Друзей не продаю! – отрезал он. – Забирайте. Может, хоть Серому повезет избавиться от наших вечных неудач.
Он оглядел людей вокруг. Вернувшийся помощник баюкал изодранную в кровь руку, боцман глядел преданно и серьезно, а все остальные, включая гуардо и незаметно подобравшихся ближе портовых служащих, недоуменно. Ну да, было бы из-за чего спорить! Из-за драного корабельного кота! Эх, не понять этим сухопутным!
- Ну-ну, синьор Серый… - Лучано Фортунато Фарелли, или как его там, с удивительной ловкостью подхватил кота, отцепил его от корзины и сокрушенно покачал головой, разглядывая окровавленные лапы. – Коготь сорвали… Разве так можно? Ничего, дома залечим. Поедете к нам домой, м? Вот она, ваша белла синьорина, никуда не делась…
Он приоткрыл крышку корзины, и Серый, виновато глянув на капитана, юркнул в щель. Внутри корзины завозились, устраиваясь, два немаленьких кошачьих тела, а потом Бартоломео с пары шагов расслышал громкое мурчание.
- Не обижайте его, - попросил он, чувствуя странное стеснение в груди. – А если что – дайте знать, ради Всеблагой. Обещаю, я его заберу…
- Вы ведь отсюда идете в Лавалью? – уточнил бывший пассажир. – Мы пришлем вам весточку туда. Не беспокойтесь о Сером, синьор капитан, и о своем невезении – тоже. Судьба иногда подолгу испытывает своих будущих любимчиков, уж я в этом кое-что понимаю.
- И я тоже! – подхватил молодой синьор Фарелли. – Не будь я Фортунато! Вот что, синьор капитан, раз не хотите за кота денег, позвольте поделиться своей удачей!
Он дернул за узел роскошного шейного платка – сине-зеленого, как павлиний хвост, и щедро расшитого золотом – сорвал и протянул горящий на солнце шелковый лоскут Бартоломео.
- Берите ради Странника, м? – подмигнул он капитану. – Моей удачи с лихвой хватит на двоих. А это вам за рейс!
- Ваш батюшка уже заплатил. – Сжимая непонятно как оказавшийся у него в руке платок, Бартоломео даже попятился от протянутого следом кошелька. – И заплатил достаточно! Дважды плату не беру. Удачи, синьоры!
С сожалением посмотрел на корзину, которую гуардо бережно ставил в карету, вздохнул и направился к коменданту, предвкушая привычный долгий спор о пошлинах. Платок на удачу, ха! Нет, бывает и такое! Например, если платок со своей головы или шеи подарит матерый морской волчище, просоленный насквозь, побывавший во всяких переделках и не раз глядевший Претемной в лицо… Но этот щеголь! Какая там у него удача? Раздеть красотку-вдову или соперника за игорным столом?
Но отказаться от подарка Бартоломео посчитал некрасивым и неосторожным, вдруг почтенный батюшка щедрого сына обидится на такую неучтивость. Поэтому повязал платок поверх рубашки, выпустив концы на серый капитанский камзол, потрепанный, как и все остальное имущество «Ласточки». Смотрелось это глупо и странно, но… пусть. Неприятно признавать, но у капитана за всю его жизнь не было такой дорогой и красивой вещицы, даже на ум не приходило потратиться на что-то ненужное…
С пошлинами он разделался так быстро, что сам удивился. Наверное, на «Ласточку» до сих пор падал отблеск почтения, которое комендант порта оказывал обоим синьорам Фарелли. Пошлины от Бартоломео он принял рассеянно, не считая, и велел таможенным синьорам немедленно подписать «Ласточке» все нужные бумаги.
А без кота на корабле стало как-то неуютно. Бартоломео и сам бы себе не признался, но оказалось, что за эту пару-тройку лет он привык, что вечерами на палубе мелькает серая тень, а еще иногда Серый забирался к нему на колени и мурчал, пока Бартоломео сверял курс или делал записи в бортовом журнале… Ну что ж, дай ему Всеблагая Мать хорошей жизни на суше!
Как и собирался, обратно Бартоломео пошел в Лавалью. Фрахт, принятый им, был так себе фрахт, паршивенький, с душком. Но договоренность о нем имелась еще с прошлого раза, поэтому трюмы «Золотой ласточки» наполнились тюками и бочками, а боцман озабоченно сказал, что надо бы завести нового кота, иначе крысы быстро вернутся. Эти твари поживу чуют издалека.
- Найдем в порту, - согласно буркнул Бартоломео, а на душе снова заскребли невидимые родственницы Серого – как там их вольнолюбивый морской парень?
Благородные богатые синьоры сладко поют, но чего стоит их слово? Впрочем, слово человека с розой на пальце стоит как раз очень дорого…
Лавалья встретила их штормом и новыми портовыми порядками – торговый принц из рода Риккарди, недавно ставший здесь регентом при малолетней племяннице-наследнице, умело подгребал город под себя, зачищая несогласных. Бартоломео до этого не было особого дела. Во всяком случае, так он думал, пока купец, которому предназначался груз, не отказался его забирать и оплачивать доставку.
- Вы с ума сошли, синьор? – гневно поинтересовался у него Бартоломео, откидываясь на спинку стула в траттории. – А как же договоренности?! Я тащил вам этот груз, чтобы вы от него отказались? Приличные люди так не поступают!
- Это не мои сложности, - отрезал его собеседник, холеный красномордый толстяк с пухлыми руками, где на каждый палец приходилось по три-четыре кольца. – Вы договаривались не со мной, а с синьором Латерра, вот с ним и разбирайтесь. Груз мне больше не нужен, поступайте с ним как угодно. Можете вернуть его Латерре, он продаст товар и расплатится с вами.
- То есть я должен теперь везти его Латерре?! – возмутился Бартоломео. – Без оплаты за фрахт? За свой счет? А если Латерра откажется…
- Не мои сложности, - развел руками мерзавец и с явным злорадством добавил: - Не нужно было связываться с этим мошенником Латеррой, капитан. Говорили мне, что вы неудачник, но чтоб настолько…
Кровь бросилась Бартоломео в лицо, он дернул шелковый платок, что так и носил с того дня, как будто дурацкий кусок ткани и впрямь мог принести удачу…
- Что вам за дело до моей удачливости? – выдохнул он, приподнимаясь, прямо в лицо купцу. – Расплатитесь по счету и сами решайте все с Латеррой! Мое дело – доставить груз, и я его доставил! Забирайте проклятые тюки! Или я ославлю вас на весь Эдор как мошенника!
- Потише, капитан, - хмыкнул мерзавец. – Сначала докажите, что привезли именно то, что я заказывал! Как вы думаете, кому поверят скорее, купцу первой гильдии, члену городского Совета Лавальи или вам, моряку-неудачнику с проклятой богами лоханки? Велика важность, хотели поправить свое положение и надуть почтенного негоцианта, а тот оказался не так уж прост и отказался от бракованного товара. Ну что, дадим торговому обществу две истории на выбор? Поберегитесь, капитан, а то после моего рассказа вам даже бочку тухлой селедки никто не доверит…
У Бартоломео потемнело в глазах. Он стиснул зубы, уговаривая себя, что нельзя сорваться. Да, обидно до кома в горле, до мучительного желания врезать кулаком в улыбающееся лицо холеной наглой твари… Но это чужой город! А за ним, капитаном-неудачником, и вправду никто не стоит…
- Очень точное и верное понимание событий, - улыбнулся пассажир. – Что вы там говорили о граппо, синьоры? Отметим перемирие?
Остаток рейса прошел на удивление мирно и даже благодушно, словно сама Всеблагая улыбнулась «Ласточке» и ее экипажу. Ветер дул исключительно попутный, солонина не протухла, а питьевая вода не зацвела, и даже чирей на мягком месте ни у кого из матросов не вскочил. Капитан Бартоломео каждый вечер выпивал по стаканчику граппо со своим любезным пассажиром и сам не заметил, как рассказал ему всю свою нехитрую жизнь, словно исповеднику в храме Семи Благих. На судьбу, конечно, не жаловался, еще чего не хватало, но пожилой синьор неудачников наверняка перевидал достаточно, так что слушал с пониманием и сочувствием – молчаливым сочувствием, правильным.
Про себя синьор почти не говорил, а Бартоломео был не настолько идиотто, чтобы расспрашивать человека с железной розой на пальце. Но когда до Меруа, пограничного с Дорвенантом, остался один день, синьор за вечерней граппой обмолвился, что переезжает в Дорвенант насовсем, коротать старость в доме сына и нянчить недавно родившихся внуков.
- Сына?! – неосторожно изумился Бартоломео, никогда не слышавший, чтобы у людей такого сорта были семьи. – А разве… О, простите, синьор! Не мое дело, прошу, не сочтите за обиду.
- Ну что вы, синьор капитан, какие обиды? – усмехнулся пассажир и подлил им обоим еще граппы. – Вы совершенно правы, для таких, как я, это редкость. Я бы даже сказал – невидаль. Сам не ожидал, но так уж вышло. Мой мальчик многого добился вдали от родины, но тем сильнее ему пригодится поддержка.
- Отцовская рука и в голод накормит, и в бурю укроет, - поддакнул капитан. – Пошли нам Благие почтительных сыновей и заботливых внуков, большего и желать – грех.
- Воистину! – чокнулся с ним стаканчиком граппы пожилой синьор.
День, когда «Золотая ласточка» вошла в порт, выдался теплым и солнечным, белые барашки волн катились к берегу красиво, словно на картине, иссиня-лазурное небо чертили крыльями чайки, и чужие паруса приветливо покачивались на морской зыби, пока «Ласточка» подходила к причалу. Кошки, почуяв сушу, принялись метаться по палубе, и старший помощник с капитаном помогли пассажиру переловить и усадить их в корзину. А то, не дай Благие, свалятся в щель между бортом и причалом… Четыре недовольные усатые морды, лишившись воли, сверкали через прутья глазами, пытались просунуть наружу лапу и время от времени заунывно подвывали, жалуясь на людское вероломство и жестокость.
- Ну-ну, бамбини, - утешительно хлопотал над ними синьор. – Скоро будем дома! Так и быть, отсюда возьмем портал, хватит вас мучить! – И добавил со вздохом, хотя Бартоломео не просил объяснений. – У меня, синьор капитан, портальная болезнь, терпеть не могу эти магические штуки. Да и кошки порталы не любят. Но как подумаю, что везти их до самой Дорвенны в карете… Кажется, я переоценил свои силы и любовь к путешествиям. Потерпим немного, зато уже сегодня буду пить шамьет, сваренный моим мальчиком, пока эти наглые морды станут обживать сад…
Бартоломео покивал и благоразумно промолчал, хотя с самого начала не понимал, зачем мучиться самому и мучить кошатин тремя неделями в море. С другой стороны, если бы не щедрость почтенного синьора, этот фрахт принес бы куда меньше денег.
- Да благословит вас небо, синьор, - сказал он искренне, когда матросы скинули на причал старенький, но крепкий трап. – Дозвольте проводить? Вам с корзиной спускаться неудобно, а мне – дело привычное.
Они со старшим помощником подхватили по корзине, третью взял боцман, и через несколько шагов драгоценные кошатины, совершившие долгую морскую прогулку, оказались на берегу. Следом матросы перенесли сундуки, а потом на берег сошел и пассажир, которого уже ждали.
- Это нас, что ли, так встречают? – оторопело выдохнул один из матросов, и Бартоломео даже не одернул дурня – было с чего удивиться.
Слева и немного в стороне на причале выстроилось все портовое начальство: комендант с мундире с позолоченными галунами, три таможенных синьора и четверо стражников – все в парадных мундирах, физиономии светятся восторгом и готовностью к услугам – хоть Бартоломео никогда и не видел этого выражения в свой адрес, но сразу узнал. Ну только королевского штандарта не хватает, простите Благие за дерзость!
А справа… Справа зоркий капитанский глаз немедленно узрел причину такой торжественной встречи – роскошную карету с черно-золотым гербом на дверце и людей возле нее. Сначала в глаза Бартоломео бросились полдюжины верховых гуардо в красно-золотых мундирах и с перьями на высоких форменных шапках. Они окружили карету кольцом, и столпившиеся за причалом зеваки беззастенчиво разглядывали суровых усатых верзил, вполголоса рассуждая, кто это такой важный пожаловал. Перед каретой же стояли двое, первый – высокий, с военной выправкой, в черном мундире с тонкой золотой оторочкой и с непокрытой светловолосой головой. Второй – молодой синьор в щегольском изумрудном камзоле и берете ему в тон. Увидев сошедших с «Ласточки», нарядный молодой человек бросился к ним с радостным возгласом:
- Батюшка! Наконец-то!
Пассажир Бартоломео протянул ему обе руки, но молодой нарядный синьор упал на колено прямо посреди причала, не жалея дорогих бархатных штанов, и поцеловал отцовскую руку.
- Мальчик мой… Как я рад тебя видеть. – Счастливый отец поднял почтительного сына, обнял, поцеловал в щеку и махнул рукой в сторону капитана и его людей. – Заберите груз. И осторожней с корзинами, там кошки!
- Лионель… - оглянулся молодой синьор на своего спутника, тот кивнул:
- Я займусь, милорд, не извольте волноваться.
По одному его взгляду, даже не жесту, четверо гуардо мгновенно спешились и кинулись за сундуками, а вот с корзинами возникла заминка. Возле той, куда Бартоломео лично сажал рыжую, по причалу метался Серый, злобно выгибаясь, шипя и оскалившись. Гуардо попытался было его пнуть, но тут уже возмутился Бартоломео:
- Полегче с нашим котом, благородный синьор! Бедняга не виноват, что ему разбили сердце!
Он подхватил Серого на руки, чтобы унести, но кот вырвался, снова кинулся к корзине, принялся тереться об нее мордой и царапать лапой крышку. Из корзины послышались ответные рыдания пушистой красотки, сообразившей, что ее разлучают с возлюбленным.
- Вот ведь незадача, - растерянно сказал бывший пассажир Бартоломео. – Кажется, этот бравый хвостатый синьор всерьез увлекся нашей Наперстянкой, да и она не осталась равнодушной. Представляешь, мальчик мой, они всю дорогу были неразлучны. Даже не знаю, что теперь делать…
- Забери его, Беппо, - хмуро сказал Бартоломео помощнику. – Отнеси на «Ласточку» и запри в пустой рундук, пусть посидит, пока синьоры не уедут.
Помощник ловко подхватил кота, гуардо осторожно взял корзину, но стоило им обоим сделать по дюжине шагов, Серый и рыжая разом завопили, тут же заорал Беппо, и серая молния метнулась обратно. Одним прыжком кот вспрыгнул на корзину, которую нес гуардо, и принялся драть когтями прутья, горестно завывая. Рыжая вторила ему, пытаясь процарапаться изнутри.
- Да Баргот их побери, - вздохнул пожилой синьор и повернулся к Бартоломео. – Синьор капитан, не буду оскорблять вас предложением продать вашего кота, но вы же сами видите… - Он сокрушенно развел руками. – Прошу, отпустите синьора Серого к его возлюбленной. Обещаю, в нашем доме его не обидят. Они даже с Аконитом поладили, вы сами видели. Ну что поделать, если это любовь?
Бартоломео глянул на кота. Тот сосредоточенно грыз прутья, царапал их, и на серых лапах уже кое-где виднелась кровь. Сердце капитана дрогнуло.
- А если не уживутся? – хмуро спросил он. – Или вам он придется не ко двору? Синьоры, не сочтите за обиду, но Серый – часть моего экипажа. Я никого из своих не оставлял на берегу, не позаботившись о его судьбе.
- Синьор капитан, - вмешался почтительный сын очень почтенного отца. – Если мы с батюшкой увидим, что вашему коту с нами плохо, я лично разыщу вас и верну его на корабль. Слово Лучано Фортунато Фарелли! А если я могу чем-то подкрепить свою просьбу…
Он выразительно положил руку на увесистый кошелек, и Бартоломео нахмурился еще сильнее.
- Друзей не продаю! – отрезал он. – Забирайте. Может, хоть Серому повезет избавиться от наших вечных неудач.
Он оглядел людей вокруг. Вернувшийся помощник баюкал изодранную в кровь руку, боцман глядел преданно и серьезно, а все остальные, включая гуардо и незаметно подобравшихся ближе портовых служащих, недоуменно. Ну да, было бы из-за чего спорить! Из-за драного корабельного кота! Эх, не понять этим сухопутным!
- Ну-ну, синьор Серый… - Лучано Фортунато Фарелли, или как его там, с удивительной ловкостью подхватил кота, отцепил его от корзины и сокрушенно покачал головой, разглядывая окровавленные лапы. – Коготь сорвали… Разве так можно? Ничего, дома залечим. Поедете к нам домой, м? Вот она, ваша белла синьорина, никуда не делась…
Он приоткрыл крышку корзины, и Серый, виновато глянув на капитана, юркнул в щель. Внутри корзины завозились, устраиваясь, два немаленьких кошачьих тела, а потом Бартоломео с пары шагов расслышал громкое мурчание.
- Не обижайте его, - попросил он, чувствуя странное стеснение в груди. – А если что – дайте знать, ради Всеблагой. Обещаю, я его заберу…
- Вы ведь отсюда идете в Лавалью? – уточнил бывший пассажир. – Мы пришлем вам весточку туда. Не беспокойтесь о Сером, синьор капитан, и о своем невезении – тоже. Судьба иногда подолгу испытывает своих будущих любимчиков, уж я в этом кое-что понимаю.
- И я тоже! – подхватил молодой синьор Фарелли. – Не будь я Фортунато! Вот что, синьор капитан, раз не хотите за кота денег, позвольте поделиться своей удачей!
Он дернул за узел роскошного шейного платка – сине-зеленого, как павлиний хвост, и щедро расшитого золотом – сорвал и протянул горящий на солнце шелковый лоскут Бартоломео.
- Берите ради Странника, м? – подмигнул он капитану. – Моей удачи с лихвой хватит на двоих. А это вам за рейс!
- Ваш батюшка уже заплатил. – Сжимая непонятно как оказавшийся у него в руке платок, Бартоломео даже попятился от протянутого следом кошелька. – И заплатил достаточно! Дважды плату не беру. Удачи, синьоры!
С сожалением посмотрел на корзину, которую гуардо бережно ставил в карету, вздохнул и направился к коменданту, предвкушая привычный долгий спор о пошлинах. Платок на удачу, ха! Нет, бывает и такое! Например, если платок со своей головы или шеи подарит матерый морской волчище, просоленный насквозь, побывавший во всяких переделках и не раз глядевший Претемной в лицо… Но этот щеголь! Какая там у него удача? Раздеть красотку-вдову или соперника за игорным столом?
Но отказаться от подарка Бартоломео посчитал некрасивым и неосторожным, вдруг почтенный батюшка щедрого сына обидится на такую неучтивость. Поэтому повязал платок поверх рубашки, выпустив концы на серый капитанский камзол, потрепанный, как и все остальное имущество «Ласточки». Смотрелось это глупо и странно, но… пусть. Неприятно признавать, но у капитана за всю его жизнь не было такой дорогой и красивой вещицы, даже на ум не приходило потратиться на что-то ненужное…
С пошлинами он разделался так быстро, что сам удивился. Наверное, на «Ласточку» до сих пор падал отблеск почтения, которое комендант порта оказывал обоим синьорам Фарелли. Пошлины от Бартоломео он принял рассеянно, не считая, и велел таможенным синьорам немедленно подписать «Ласточке» все нужные бумаги.
А без кота на корабле стало как-то неуютно. Бартоломео и сам бы себе не признался, но оказалось, что за эту пару-тройку лет он привык, что вечерами на палубе мелькает серая тень, а еще иногда Серый забирался к нему на колени и мурчал, пока Бартоломео сверял курс или делал записи в бортовом журнале… Ну что ж, дай ему Всеблагая Мать хорошей жизни на суше!
Как и собирался, обратно Бартоломео пошел в Лавалью. Фрахт, принятый им, был так себе фрахт, паршивенький, с душком. Но договоренность о нем имелась еще с прошлого раза, поэтому трюмы «Золотой ласточки» наполнились тюками и бочками, а боцман озабоченно сказал, что надо бы завести нового кота, иначе крысы быстро вернутся. Эти твари поживу чуют издалека.
- Найдем в порту, - согласно буркнул Бартоломео, а на душе снова заскребли невидимые родственницы Серого – как там их вольнолюбивый морской парень?
Благородные богатые синьоры сладко поют, но чего стоит их слово? Впрочем, слово человека с розой на пальце стоит как раз очень дорого…
Лавалья встретила их штормом и новыми портовыми порядками – торговый принц из рода Риккарди, недавно ставший здесь регентом при малолетней племяннице-наследнице, умело подгребал город под себя, зачищая несогласных. Бартоломео до этого не было особого дела. Во всяком случае, так он думал, пока купец, которому предназначался груз, не отказался его забирать и оплачивать доставку.
- Вы с ума сошли, синьор? – гневно поинтересовался у него Бартоломео, откидываясь на спинку стула в траттории. – А как же договоренности?! Я тащил вам этот груз, чтобы вы от него отказались? Приличные люди так не поступают!
- Это не мои сложности, - отрезал его собеседник, холеный красномордый толстяк с пухлыми руками, где на каждый палец приходилось по три-четыре кольца. – Вы договаривались не со мной, а с синьором Латерра, вот с ним и разбирайтесь. Груз мне больше не нужен, поступайте с ним как угодно. Можете вернуть его Латерре, он продаст товар и расплатится с вами.
- То есть я должен теперь везти его Латерре?! – возмутился Бартоломео. – Без оплаты за фрахт? За свой счет? А если Латерра откажется…
- Не мои сложности, - развел руками мерзавец и с явным злорадством добавил: - Не нужно было связываться с этим мошенником Латеррой, капитан. Говорили мне, что вы неудачник, но чтоб настолько…
Кровь бросилась Бартоломео в лицо, он дернул шелковый платок, что так и носил с того дня, как будто дурацкий кусок ткани и впрямь мог принести удачу…
- Что вам за дело до моей удачливости? – выдохнул он, приподнимаясь, прямо в лицо купцу. – Расплатитесь по счету и сами решайте все с Латеррой! Мое дело – доставить груз, и я его доставил! Забирайте проклятые тюки! Или я ославлю вас на весь Эдор как мошенника!
- Потише, капитан, - хмыкнул мерзавец. – Сначала докажите, что привезли именно то, что я заказывал! Как вы думаете, кому поверят скорее, купцу первой гильдии, члену городского Совета Лавальи или вам, моряку-неудачнику с проклятой богами лоханки? Велика важность, хотели поправить свое положение и надуть почтенного негоцианта, а тот оказался не так уж прост и отказался от бракованного товара. Ну что, дадим торговому обществу две истории на выбор? Поберегитесь, капитан, а то после моего рассказа вам даже бочку тухлой селедки никто не доверит…
У Бартоломео потемнело в глазах. Он стиснул зубы, уговаривая себя, что нельзя сорваться. Да, обидно до кома в горле, до мучительного желания врезать кулаком в улыбающееся лицо холеной наглой твари… Но это чужой город! А за ним, капитаном-неудачником, и вправду никто не стоит…
