- Бочку тухлой селедки, говорите? – мурлыкнул вдруг чей-то спокойный уверенный голос, и на плечи мерзавца опустились крепкие смуглые ладони, а человек, которому они принадлежали, невысокий, добротно одетый, с некрасивым, но приятным обаятельным лицом, наклонился пониже и ласково сказал в самое ухо купца: - Тише, синьор, не надо криков и шума. Люди моего ремесла, так уж водится, не любят беспокоить господ гуардо из городской стражи. Зачем шуметь, если встретились почтенные приличные синьоры? Меня, кстати, Фелиппе зовут, будем знакомы.
Он уронил одну руку пониже, купец покосился на нее, и его лицо на глазах у Бартоломео залила смертельная бледность. В самом деле смертельная! Потому что один из крепких смуглых пальцев синьора Фелиппе украшало простенькое железное кольцо в виде колючего стебля с бутоном розы. Кольцо младшего мастера Шипов Претемных Садов…
- Грандмастер Ларци передает вам привет, синьор капитан, - сообщил Фелиппе, за спиной которого, в свою очередь, маячили два хмурых крепыша с длинными ножами на боку. – Синьор Серый пребывает в добром здравии и совершенно счастлив с синьорой Наперстянкой. Будете в Дорвенне, приезжайте в палаццо Фареллов, вас примут как дорогого гостя, и вы сами сможете их увидеть. А старший мастер Фортунато велел передать, что будет рад при случае оказать вам услугу… Кстати, синьор капитан, мне показалось, или у вас тут какие-то сложности? Что-то я такое услышал краем уха про гнилую селедку, разные истории, неуплату по договору… Рико, ты тоже это слышал?
- Как можно, мастер? – прогудел один из здоровяков, тот, что стоял справа. – Неужели кто-то не уважает синьора капитана? Про которого сам грандмастер сказал, что это самый честный капитан на всем Южном побережье!
- Так и сказал, Рико? – весело уточнил синьор Фелиппе, и купец еще сильнее побледнел, с отчаянием глядя перед собой – прямо на Бартоломео. – А что там было про невезение?
- Да какое может быть невезение, коль синьор капитан знаком с самим Фортунато? – возмутился Рико и добавил с явным благоговением: - Если бы я водил знакомство с такими людьми, я бы считал, что меня сам Странник поцеловал!
- Хм, а вот этот почтенный синьор, похоже, так не думает, - с сомнением протянул Фелиппе и небрежно погладил плечи купца поверх нарядного темного-голубого камзола. – Он, кажется, считает, что можно надуть человека, которого грандмастер Шипов приглашает в гости со всем уважением. Честного моряка, который не берет плату дважды и не продает друзей. Как нехорошо, синьор… как вас, простите?
- Да вы что! – отмер купец и посмотрел на Бартоломео с ужасом и мольбой во взгляде. – Вы меня не так поняли, синьоры! Конечно, я немедленно расплачусь с синьором капитаном! Прямо сейчас! Позвольте… позвольте кошелек достать…
- Доставайте, - милостиво разрешил синьор Фелиппе и убрал ладони, но вместо этого одним кошачьим движением скользнул за стол рядом с купцом, показав удивительную гибкость для такого крепкого коренастого тела.
Онемевший Бартоломео только заморгал – ему на миг показалось, что рядом очутился его Серый, принявший человеческий облик. Во всяком случае, на крыс тот смотрел именно так, с веселым азартным интересом и полной уверенностью, что ни одна длиннохвостая мерзкая тварь от него никуда не денется.
Купец тем временем дрожащими руками развязал кошель и отсчитал двадцать полновесных золотых скудо, а потом все с той же мольбой посмотрел сначала на Бартоломео, потом на синьора Фелиппе и снова на Бартоломео.
- Остальное… векселем… если позволите… - пролепетал он.
- Что скажете, синьор капитан? – осведомился Фелиппе. – Можно верить векселю этого непочтенного синьора?
- Рискну, - буркнул Бартоломео. – Он мне еще семьдесят скудо должен.
- Сто двадцать, - поправил его Фелиппе и со значением посмотрел на купца. – За беспокойство, не так ли?
- С-с-сто пятьдесят! – выпалил мерзавец и заискивающе посмотрел на Бартоломео. – За беспокойство, исключительно за беспокойство!
- Семьдесят, - упрямо сказал Бартоломео. – Не сочтите за обиду, синьор Фелиппе, я вам и вправду очень благодарен. Но у меня правило. Я не беру лишнего.
- Как скажете, синьор капитан. – Фелиппе уважительно склонил голову. – Правило – это мы понимаем…
Он махнул рукой, и через пару мгновений у стола оказался хозяин траттории, протягивая на подносе письменный прибор. Бартоломео только сейчас понял, что в общем зале уже давно тихо, хотя посетители никуда не делись. Купцы, такие же моряки, как он сам, даже парочка портовых чиновников – все они изображали, что очень заняты едой и выпивкой, но ловили каждое слово, тем более что синьор Фелипе, младший мастер известной каждому итлийцу гильдии, не особо и старался говорить потише. Кажется, даже наоборот…
Дождавшись, пока мерзавец выпишет вексель на семьдесят скудо, Фелипе небрежно в него заглянул, подвинул капитану, а потом протянул руку, поправил шейный платок купца – дорогой, но и близко не такой красивый, как у Бартоломео! - и так же мягко, со спокойной уверенностью сказал:
- Если после этого вечера у синьора капитана случится какая-то беда или возникнут какие-то сложности… любые сложности, понимаете меня, правда? Так вот, если это произойдет, я буду очень расстроен. Я буду считать, что кто-то не уважает меня и грандмастера Ларци, которого безмерно уважаем все мы. Правда, Рико?
- Святая правда, - прогудел здоровяк Рико, а его молчаливый товарищ кивнул. – Как же можно не уважать грандмастера Ларци и мастера Фортунато? Таких великих людей!
- Именно так, - согласился Фелипе. – Так вот, позвольте повторить, мы очень расстроимся. Очень-очень. И обязательно навестим того, по чьей вине так расстроились. Вы меня понимаете, синьор как вас там?..
- П-понимаю… - пролепетал купец. – Я никогда! Ни за что! Ни в коем случае!
- Верю, - подмигнул ему Фелипе. – Не похожи вы, дорогой синьор, на человека, который мечтает, чтоб его повесили на собственных кишках. Шучу, конечно!
Улыбнувшись, он встал, поклонился Бартоломео и негромко, но так же четко и ясно, что каждое слово разнеслось по залу траттории, сказал:
- Удачи, синьор капитан. Говорят, иногда она улыбается и честным людям.
Посмотрев на три удаляющиеся спины, Бартоломео молча сгреб в кошель деньги, взял вексель и ушел, не глядя на разом осевшего, словно его ударили под дых купца, так и оставшегося за столом. На душе было… странно. Радовало одно – Серый живет хорошо, вряд ли целый грандмастер Шипов станет врать из-за такой мелочи. Надо же, как причудлива бывает судьба корабельного кота!
«Спасибо, Серый, дружище, - смущенно и немного виновато подумал Бартоломео. – Ты все-таки принес мне удачу!»
За злосчастным грузом так никто и не явился, только от купца прислали письмо с отказом и передачей имущественных прав – подпись и печать как положено. Через неделю, когда на полученные девяносто скудо Бартоломео вылизал «Золотую ласточку», словно кошка – котенка, нашелся покупатель на брошенный товар и расплатился за все разом. Еще через пару дней Бартоломео предложили выгодный фрахт и собрались дать аванс.
- Аванс не обязательно, - предупредил Бартоломео, удивляясь такой редкости.
- У вас хорошая репутация, капитан, - пожал плечами владелец груза. – А мне нужен корабль на постоянные фрахты в Арлезу и Фрагану и человек, которому можно доверять. Говорят, вы умелы, честны и удачливы, что еще нужно от моряка?
- Удачлив… - повторил Бартоломео с удивлением. – Надо же…
На часть аванса он купил полдюжины белых рубашек и приличный камзол со штанами – теперь платок павлиньего шелка смотрелся уместно и достойно. В самом деле, не может удачливый и честный капитан ходить как оборванец, правда? Команда, которой тоже перепало от капитанских щедрот, тихо молилась Всеблагой, хотя пару раз Бартоломео слышал поминания Странника. В конце концов, удачей заведовал именно он.
После очередного, уже четвертого, рейса без кота на борту, капитан Бартоломео, возвращаясь на корабль, обо что-то споткнулся перед самым трапом. Фонарь горел паршиво, и капитан сначала ругнулся, подумав, что кто-то из матросов бросил комок тряпья – следует выпороть паршивца, так же и шею недолго сломать в темноте. Но комок зашипел, пошевелился… Капитан нагнулся, ухватил его за мягкую шкурку и поднял перед собой, рассматривая. Котенок был рыжим, с белой грудкой, тонким облезлым хвостом и огромными ушами. На капитана он смотрел опасливо.
- Будешь Рыжим, - заключил Бартоломео, перехватывая мелкого кошака поудобнее и ступая на трап. – Кот на корабле – это к удаче. Эй, боцман, пошли кого-нибудь в город за молоком!
P.S. Время действия рассказа - после основного сюжета "Королевы Теней"
Некогда, в те времена, о которых теперь только сказки рассказывают, жил один человек. Была у него жена-красавица, и четверо сыновей, и три дочери. Держал крестьянин двух коров да трех овец, продавал на ярмарке шерсть и молоко — тем и кормил семью.
Так и жил бы он себе, горя не знал, если б не случилась страшная беда. За всю весну не выпало ни единого дождя, за половину лета — ни одной тучки не показалось на небе. Трава на лугах и пастбищах сгорела, нечем стало крестьянину кормить своих коров с овцами, совсем они отощали — вот-вот падут. Горевал крестьянин, да что было делать — зарезал своих кормилиц.
Но и мяса семье надолго не хватило. Совсем голодно стало. Дети целыми днями плакали, есть просили. Взял тогда крестьянин сеть, пошел к реке — хотел рыбы наловить, только обмелела река, замутилась. Сколько ни забрасывал бедняга сеть, так ничего и не поймал. Сел он тогда на камень и стал реке на судьбу свою пенять.
— Нет несчастнее меня человека на свете. Было у меня хозяйство, дом и семья, да все рухнуло в одночасье. Скотина под нож пошла, жена слегла, дети, того и гляди, помрут с голоду. Все бы отдал, лишь бы их от голодной смерти спасти.
Тут вдруг вода в реке водоворотами пошла, всколыхнулась, да и стихло все. Услышал крестьянин шаги. Идет по берегу кто-то, галькой речной хрустит. Повернулся он, поднял глаза — стоит перед ним старик. Крепкий, кряжистый, в богатых одеждах. Посох в руках резной, золоченый. Посмотрел старик на крестьянина, тот аж съежился: такой взгляд тяжелый, грозный — королю впору. И спрашивает незнакомец:
— Чего сидишь тут, воду баламутишь?
Рассказал ему все крестьянин. И про засуху клятую, и про семью, и про хозяйство погибшее. Рассмеялся старик, а смех странный, будто вода булькает.
— Ну что ж, — говорит. — Могу я горю твоему помочь. Дам я тебе волшебных коров да овец. Кормить их не надо, давай только в день по ведру воды речной — и довольно. Вот только и с тебя кое-чего потребую.
— Да что хочешь, проси, все что есть — отдам, — взмолился крестьянин. — Слугой твоим вечным стану.
Опять засмеялся старик.
— Не нужна мне служба твоя, слуг у меня и без того хватает. А за коров волшебных отдашь ты мне дочь свою младшую, когда ей шестнадцать весен минет. Да смотри, попробуешь обмануть — большую беду накличешь!
Затосковал крестьянин.
— Как же я дочь тебе отдам?
— Как знаешь, — говорит старик. — Ступай тогда домой, смотри, как дети твои по одному умирать станут.
Зарыдал крестьянин, а деваться некуда.
— Согласен, — говорит. — Давай коров своих.
Нагнулся тут старик, поднял из под ног гальку речную.
— Вернешься домой — камень этот на землю брось, коровы и появятся.
И гальку крестьянину протягивает. А рука-то чешуей мелкой рыбьей покрыта, так на солнце и играет! Понял тут крестьянин, что ему странным казалось! Жара стоит, а борода у старика мокрая и нитки тины в ней запутались. Не иначе, сам Речной Король к нему пожаловал. Много слухов всяких о нем ходило — что служат ему всякие чудища; что всемогущий он, добра всякого дать может, только не даром. А коль обмануть попробуешь — никогда не простит. Со свету сживет.
Испугался крестьянин, попятился, а старик камень ему в руку вложил, посохом в берег ударил.
— Гляди, — говорит. — Уговорились.
И сгинул. Всколыхнулась вновь вода речная — и улеглась.
А крестьянин домой побрел.
Все вышло, как старик сказал — только камень на землю бросили, появились пять коров тучных, лоснящихся и овец два десятка. Зажил крестьянин с семьей сыто да вольготно.
Десять весен пролетело, выросли дети. Младшей дочери шестнадцать сравнялось. Стала она красавицей — глаз не отвести, все парни в деревне на нее заглядывались. А особенно — кузнеца сын.
Да и девушке он нравился — видный собой и в ремесле способный. Дело к свадьбе шло, крестьянин про обещание свое уже и думать забыл — столько времени прошло, а от Короля Речного ни слуху, ни духу.
Ну да вскоре он о себе напомнил.
Вышел как-то крестьянин на крыльцо, глядит — а посреди двора лодка стоит. Да не простая — борта резьбой изукрашены, а на носу — лебедя голова искусно вырезана. Лавки коврами покрыты.
Побледнел крестьянин, понял, за кем эта лодка посуху приплыла. Вскоре вся семья на дворе собралась. Ахают, резьбу разглядывают — что за чудо?! На отца смотрят — а он мрачнее тучи. Подошел к дочери младшей, обнял, рассказал все про коров волшебных да про уговор с Речным Королем.
— За тобой лодка эта, доченька. Отказаться нельзя. Ты же про него много слышала. Всех погубит.
Заплакала девушка, да делать нечего, раз уж судьба такая выпала. Попрощалась со всеми, села на покрытую ковром скамью и пропала вместе с лодкой, будто и не было ее.
Дня не прошло — по деревне слух о девице да Речном Короле разлетелся. Кузнецов сын от горя сам не свой стал, не пьет, не ест, работу забросил. К реке зачастил, звал суженую — только молчала река.
Как-то раз сидел он на камне у самой воды и вдруг услышал — будто дудочка поет. Ближе и ближе, вот уже и шаги слышно стало. Только не до веселья было парню, он и оглядываться не стал — иди себе мимо, песенник!
Да только стихли шаги, и раздался рядом голос молодой да веселый:
— Чего грустишь, парень?
Оглянулся сын кузнеца — стоит перед ним его однолеток. Похож даже чем-то, статный, плечистый. Только волосы не русые, а черные как смоль, и глаза такие же темные, а лицо белое, пригожее и нежное, как у девицы. В остальном же парень как парень. Одет просто, дудочка в руках да торба бродяжья через плечо.
Рассказал ему парень про свою беду, которой никто в целом свете помочь не может.
А бродяга ему подмигнул лукаво, сыграл на своей дудочке залихватскую трель и говорит:
— Никто не может, а я могу!
— Да чем же ты мне поможешь, бард?
— А вот дудочку тебе дам, да еще пару вещиц. Как солнце сядет — иди к устью реки да начинай на дудочке играть, невеста твоя к тебе и выйдет. Хватай ее за руку и в деревню беги. Как только в дом свой ее введешь — тут власть Речного Короля над ней и кончится. Только смотри — гнаться он за тобой будет. Тогда и пригодятся мои подарки.
Порылся бард в торбе и протянул парню мешочек малый с песком, молоток кузнечный да огниво.
— Как увидишь, что догоняет вас Король, кинь одну из вещиц за спину и дальше беги. Подарки мои его задержат. Но смотри, — говорит музыкант, а сам брови хмурит. — Главное условие — чтобы не было страха в твоей душе. Коли испугаешься, дрогнешь — тут вам и конец. Ничего тогда не спасет. Накрепко это запомни.
Он уронил одну руку пониже, купец покосился на нее, и его лицо на глазах у Бартоломео залила смертельная бледность. В самом деле смертельная! Потому что один из крепких смуглых пальцев синьора Фелиппе украшало простенькое железное кольцо в виде колючего стебля с бутоном розы. Кольцо младшего мастера Шипов Претемных Садов…
- Грандмастер Ларци передает вам привет, синьор капитан, - сообщил Фелиппе, за спиной которого, в свою очередь, маячили два хмурых крепыша с длинными ножами на боку. – Синьор Серый пребывает в добром здравии и совершенно счастлив с синьорой Наперстянкой. Будете в Дорвенне, приезжайте в палаццо Фареллов, вас примут как дорогого гостя, и вы сами сможете их увидеть. А старший мастер Фортунато велел передать, что будет рад при случае оказать вам услугу… Кстати, синьор капитан, мне показалось, или у вас тут какие-то сложности? Что-то я такое услышал краем уха про гнилую селедку, разные истории, неуплату по договору… Рико, ты тоже это слышал?
- Как можно, мастер? – прогудел один из здоровяков, тот, что стоял справа. – Неужели кто-то не уважает синьора капитана? Про которого сам грандмастер сказал, что это самый честный капитан на всем Южном побережье!
- Так и сказал, Рико? – весело уточнил синьор Фелиппе, и купец еще сильнее побледнел, с отчаянием глядя перед собой – прямо на Бартоломео. – А что там было про невезение?
- Да какое может быть невезение, коль синьор капитан знаком с самим Фортунато? – возмутился Рико и добавил с явным благоговением: - Если бы я водил знакомство с такими людьми, я бы считал, что меня сам Странник поцеловал!
- Хм, а вот этот почтенный синьор, похоже, так не думает, - с сомнением протянул Фелиппе и небрежно погладил плечи купца поверх нарядного темного-голубого камзола. – Он, кажется, считает, что можно надуть человека, которого грандмастер Шипов приглашает в гости со всем уважением. Честного моряка, который не берет плату дважды и не продает друзей. Как нехорошо, синьор… как вас, простите?
- Да вы что! – отмер купец и посмотрел на Бартоломео с ужасом и мольбой во взгляде. – Вы меня не так поняли, синьоры! Конечно, я немедленно расплачусь с синьором капитаном! Прямо сейчас! Позвольте… позвольте кошелек достать…
- Доставайте, - милостиво разрешил синьор Фелиппе и убрал ладони, но вместо этого одним кошачьим движением скользнул за стол рядом с купцом, показав удивительную гибкость для такого крепкого коренастого тела.
Онемевший Бартоломео только заморгал – ему на миг показалось, что рядом очутился его Серый, принявший человеческий облик. Во всяком случае, на крыс тот смотрел именно так, с веселым азартным интересом и полной уверенностью, что ни одна длиннохвостая мерзкая тварь от него никуда не денется.
Купец тем временем дрожащими руками развязал кошель и отсчитал двадцать полновесных золотых скудо, а потом все с той же мольбой посмотрел сначала на Бартоломео, потом на синьора Фелиппе и снова на Бартоломео.
- Остальное… векселем… если позволите… - пролепетал он.
- Что скажете, синьор капитан? – осведомился Фелиппе. – Можно верить векселю этого непочтенного синьора?
- Рискну, - буркнул Бартоломео. – Он мне еще семьдесят скудо должен.
- Сто двадцать, - поправил его Фелиппе и со значением посмотрел на купца. – За беспокойство, не так ли?
- С-с-сто пятьдесят! – выпалил мерзавец и заискивающе посмотрел на Бартоломео. – За беспокойство, исключительно за беспокойство!
- Семьдесят, - упрямо сказал Бартоломео. – Не сочтите за обиду, синьор Фелиппе, я вам и вправду очень благодарен. Но у меня правило. Я не беру лишнего.
- Как скажете, синьор капитан. – Фелиппе уважительно склонил голову. – Правило – это мы понимаем…
Он махнул рукой, и через пару мгновений у стола оказался хозяин траттории, протягивая на подносе письменный прибор. Бартоломео только сейчас понял, что в общем зале уже давно тихо, хотя посетители никуда не делись. Купцы, такие же моряки, как он сам, даже парочка портовых чиновников – все они изображали, что очень заняты едой и выпивкой, но ловили каждое слово, тем более что синьор Фелипе, младший мастер известной каждому итлийцу гильдии, не особо и старался говорить потише. Кажется, даже наоборот…
Дождавшись, пока мерзавец выпишет вексель на семьдесят скудо, Фелипе небрежно в него заглянул, подвинул капитану, а потом протянул руку, поправил шейный платок купца – дорогой, но и близко не такой красивый, как у Бартоломео! - и так же мягко, со спокойной уверенностью сказал:
- Если после этого вечера у синьора капитана случится какая-то беда или возникнут какие-то сложности… любые сложности, понимаете меня, правда? Так вот, если это произойдет, я буду очень расстроен. Я буду считать, что кто-то не уважает меня и грандмастера Ларци, которого безмерно уважаем все мы. Правда, Рико?
- Святая правда, - прогудел здоровяк Рико, а его молчаливый товарищ кивнул. – Как же можно не уважать грандмастера Ларци и мастера Фортунато? Таких великих людей!
- Именно так, - согласился Фелипе. – Так вот, позвольте повторить, мы очень расстроимся. Очень-очень. И обязательно навестим того, по чьей вине так расстроились. Вы меня понимаете, синьор как вас там?..
- П-понимаю… - пролепетал купец. – Я никогда! Ни за что! Ни в коем случае!
- Верю, - подмигнул ему Фелипе. – Не похожи вы, дорогой синьор, на человека, который мечтает, чтоб его повесили на собственных кишках. Шучу, конечно!
Улыбнувшись, он встал, поклонился Бартоломео и негромко, но так же четко и ясно, что каждое слово разнеслось по залу траттории, сказал:
- Удачи, синьор капитан. Говорят, иногда она улыбается и честным людям.
Посмотрев на три удаляющиеся спины, Бартоломео молча сгреб в кошель деньги, взял вексель и ушел, не глядя на разом осевшего, словно его ударили под дых купца, так и оставшегося за столом. На душе было… странно. Радовало одно – Серый живет хорошо, вряд ли целый грандмастер Шипов станет врать из-за такой мелочи. Надо же, как причудлива бывает судьба корабельного кота!
«Спасибо, Серый, дружище, - смущенно и немного виновато подумал Бартоломео. – Ты все-таки принес мне удачу!»
За злосчастным грузом так никто и не явился, только от купца прислали письмо с отказом и передачей имущественных прав – подпись и печать как положено. Через неделю, когда на полученные девяносто скудо Бартоломео вылизал «Золотую ласточку», словно кошка – котенка, нашелся покупатель на брошенный товар и расплатился за все разом. Еще через пару дней Бартоломео предложили выгодный фрахт и собрались дать аванс.
- Аванс не обязательно, - предупредил Бартоломео, удивляясь такой редкости.
- У вас хорошая репутация, капитан, - пожал плечами владелец груза. – А мне нужен корабль на постоянные фрахты в Арлезу и Фрагану и человек, которому можно доверять. Говорят, вы умелы, честны и удачливы, что еще нужно от моряка?
- Удачлив… - повторил Бартоломео с удивлением. – Надо же…
На часть аванса он купил полдюжины белых рубашек и приличный камзол со штанами – теперь платок павлиньего шелка смотрелся уместно и достойно. В самом деле, не может удачливый и честный капитан ходить как оборванец, правда? Команда, которой тоже перепало от капитанских щедрот, тихо молилась Всеблагой, хотя пару раз Бартоломео слышал поминания Странника. В конце концов, удачей заведовал именно он.
После очередного, уже четвертого, рейса без кота на борту, капитан Бартоломео, возвращаясь на корабль, обо что-то споткнулся перед самым трапом. Фонарь горел паршиво, и капитан сначала ругнулся, подумав, что кто-то из матросов бросил комок тряпья – следует выпороть паршивца, так же и шею недолго сломать в темноте. Но комок зашипел, пошевелился… Капитан нагнулся, ухватил его за мягкую шкурку и поднял перед собой, рассматривая. Котенок был рыжим, с белой грудкой, тонким облезлым хвостом и огромными ушами. На капитана он смотрел опасливо.
- Будешь Рыжим, - заключил Бартоломео, перехватывая мелкого кошака поудобнее и ступая на трап. – Кот на корабле – это к удаче. Эй, боцман, пошли кого-нибудь в город за молоком!
P.S. Время действия рассказа - после основного сюжета "Королевы Теней"
Глава 8. Сказка о Речном Короле, сыне кузнеца и странном барде (из карлонских и влашских сказок)
Некогда, в те времена, о которых теперь только сказки рассказывают, жил один человек. Была у него жена-красавица, и четверо сыновей, и три дочери. Держал крестьянин двух коров да трех овец, продавал на ярмарке шерсть и молоко — тем и кормил семью.
Так и жил бы он себе, горя не знал, если б не случилась страшная беда. За всю весну не выпало ни единого дождя, за половину лета — ни одной тучки не показалось на небе. Трава на лугах и пастбищах сгорела, нечем стало крестьянину кормить своих коров с овцами, совсем они отощали — вот-вот падут. Горевал крестьянин, да что было делать — зарезал своих кормилиц.
Но и мяса семье надолго не хватило. Совсем голодно стало. Дети целыми днями плакали, есть просили. Взял тогда крестьянин сеть, пошел к реке — хотел рыбы наловить, только обмелела река, замутилась. Сколько ни забрасывал бедняга сеть, так ничего и не поймал. Сел он тогда на камень и стал реке на судьбу свою пенять.
— Нет несчастнее меня человека на свете. Было у меня хозяйство, дом и семья, да все рухнуло в одночасье. Скотина под нож пошла, жена слегла, дети, того и гляди, помрут с голоду. Все бы отдал, лишь бы их от голодной смерти спасти.
Тут вдруг вода в реке водоворотами пошла, всколыхнулась, да и стихло все. Услышал крестьянин шаги. Идет по берегу кто-то, галькой речной хрустит. Повернулся он, поднял глаза — стоит перед ним старик. Крепкий, кряжистый, в богатых одеждах. Посох в руках резной, золоченый. Посмотрел старик на крестьянина, тот аж съежился: такой взгляд тяжелый, грозный — королю впору. И спрашивает незнакомец:
— Чего сидишь тут, воду баламутишь?
Рассказал ему все крестьянин. И про засуху клятую, и про семью, и про хозяйство погибшее. Рассмеялся старик, а смех странный, будто вода булькает.
— Ну что ж, — говорит. — Могу я горю твоему помочь. Дам я тебе волшебных коров да овец. Кормить их не надо, давай только в день по ведру воды речной — и довольно. Вот только и с тебя кое-чего потребую.
— Да что хочешь, проси, все что есть — отдам, — взмолился крестьянин. — Слугой твоим вечным стану.
Опять засмеялся старик.
— Не нужна мне служба твоя, слуг у меня и без того хватает. А за коров волшебных отдашь ты мне дочь свою младшую, когда ей шестнадцать весен минет. Да смотри, попробуешь обмануть — большую беду накличешь!
Затосковал крестьянин.
— Как же я дочь тебе отдам?
— Как знаешь, — говорит старик. — Ступай тогда домой, смотри, как дети твои по одному умирать станут.
Зарыдал крестьянин, а деваться некуда.
— Согласен, — говорит. — Давай коров своих.
Нагнулся тут старик, поднял из под ног гальку речную.
— Вернешься домой — камень этот на землю брось, коровы и появятся.
И гальку крестьянину протягивает. А рука-то чешуей мелкой рыбьей покрыта, так на солнце и играет! Понял тут крестьянин, что ему странным казалось! Жара стоит, а борода у старика мокрая и нитки тины в ней запутались. Не иначе, сам Речной Король к нему пожаловал. Много слухов всяких о нем ходило — что служат ему всякие чудища; что всемогущий он, добра всякого дать может, только не даром. А коль обмануть попробуешь — никогда не простит. Со свету сживет.
Испугался крестьянин, попятился, а старик камень ему в руку вложил, посохом в берег ударил.
— Гляди, — говорит. — Уговорились.
И сгинул. Всколыхнулась вновь вода речная — и улеглась.
А крестьянин домой побрел.
Все вышло, как старик сказал — только камень на землю бросили, появились пять коров тучных, лоснящихся и овец два десятка. Зажил крестьянин с семьей сыто да вольготно.
Десять весен пролетело, выросли дети. Младшей дочери шестнадцать сравнялось. Стала она красавицей — глаз не отвести, все парни в деревне на нее заглядывались. А особенно — кузнеца сын.
Да и девушке он нравился — видный собой и в ремесле способный. Дело к свадьбе шло, крестьянин про обещание свое уже и думать забыл — столько времени прошло, а от Короля Речного ни слуху, ни духу.
Ну да вскоре он о себе напомнил.
Вышел как-то крестьянин на крыльцо, глядит — а посреди двора лодка стоит. Да не простая — борта резьбой изукрашены, а на носу — лебедя голова искусно вырезана. Лавки коврами покрыты.
Побледнел крестьянин, понял, за кем эта лодка посуху приплыла. Вскоре вся семья на дворе собралась. Ахают, резьбу разглядывают — что за чудо?! На отца смотрят — а он мрачнее тучи. Подошел к дочери младшей, обнял, рассказал все про коров волшебных да про уговор с Речным Королем.
— За тобой лодка эта, доченька. Отказаться нельзя. Ты же про него много слышала. Всех погубит.
Заплакала девушка, да делать нечего, раз уж судьба такая выпала. Попрощалась со всеми, села на покрытую ковром скамью и пропала вместе с лодкой, будто и не было ее.
Дня не прошло — по деревне слух о девице да Речном Короле разлетелся. Кузнецов сын от горя сам не свой стал, не пьет, не ест, работу забросил. К реке зачастил, звал суженую — только молчала река.
Как-то раз сидел он на камне у самой воды и вдруг услышал — будто дудочка поет. Ближе и ближе, вот уже и шаги слышно стало. Только не до веселья было парню, он и оглядываться не стал — иди себе мимо, песенник!
Да только стихли шаги, и раздался рядом голос молодой да веселый:
— Чего грустишь, парень?
Оглянулся сын кузнеца — стоит перед ним его однолеток. Похож даже чем-то, статный, плечистый. Только волосы не русые, а черные как смоль, и глаза такие же темные, а лицо белое, пригожее и нежное, как у девицы. В остальном же парень как парень. Одет просто, дудочка в руках да торба бродяжья через плечо.
Рассказал ему парень про свою беду, которой никто в целом свете помочь не может.
А бродяга ему подмигнул лукаво, сыграл на своей дудочке залихватскую трель и говорит:
— Никто не может, а я могу!
— Да чем же ты мне поможешь, бард?
— А вот дудочку тебе дам, да еще пару вещиц. Как солнце сядет — иди к устью реки да начинай на дудочке играть, невеста твоя к тебе и выйдет. Хватай ее за руку и в деревню беги. Как только в дом свой ее введешь — тут власть Речного Короля над ней и кончится. Только смотри — гнаться он за тобой будет. Тогда и пригодятся мои подарки.
Порылся бард в торбе и протянул парню мешочек малый с песком, молоток кузнечный да огниво.
— Как увидишь, что догоняет вас Король, кинь одну из вещиц за спину и дальше беги. Подарки мои его задержат. Но смотри, — говорит музыкант, а сам брови хмурит. — Главное условие — чтобы не было страха в твоей душе. Коли испугаешься, дрогнешь — тут вам и конец. Ничего тогда не спасет. Накрепко это запомни.
