Как только его пальцы коснулись моего затвердевшего соска, я вскрикнула. Мое тело превратилось в масло, растекающееся под жаром огня. И именно в этот момент, когда с моих губ уже были готовы сорваться слова любви, Рамон резко отстранился и сел, прикрыв глаза.
Я посмотрела в голубое небо над собой, сосчитала до пяти и приподнялась.
— Рамон? — позвала я его.
Он посмотрел на меня, и я вздрогнула. Его зрачки так расширились, что глаза походили на два черных бездонных колодца. Все лицо было напряжено, брови нахмурены, а вены на висках выступили толстыми жгутами. И хотя мне было тревожно, я понимала, что передо мной до сих пор тот, кто пару минут назад бережно расчесывал мои волосы, а затем так страстно целовал. Я протянула к нему руку и коснулась лба, а затем складки между бровей. Рамон не отстранился, прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Постепенно его хмурость стала исчезать.
— Рамон?
— Ты мое солнце, — прошептал он, и в груди у меня сладко заныло.
— Что ты такое говоришь? — я тихо рассмеялась, польщенная.
— Мое личное солнце, Иоланда. И ты сжигаешь меня одним своим взглядом.
— А ты меня своими прикосновениями, — прошептала я.
— Иоланда, — серьезный голос Рамона вернул меня на эту бренную землю из той сладкой неги, где мое тело прибывало, я вдруг четко осознала, что могло произойти, что я могла ему позволить, — я клянусь тебе…
Когда он замолчал, я отважилась взглянуть на Рамона. Кажется, еще никогда я не видела его таким серьезным.
— Я обещаю, что никогда не причиню тебе вреда. Слово воина. Своим мечом я клянусь тебе в вечной преданности.
Мне показалось, или его глаза на мгновение засветились? Я не понимала, почему вдруг Рамон сказал мне подобное. В этот светлый день, здесь, на берегу озера Ив? И что это для него значит? Воины имени светлых богов клялись в преданности и верности на мече, когда поступали на службу к кому-либо. Во владениях темных богов было что-то похожее? Но зачем Рамону служить мне?
— Я знаю это, — покачала головой, улыбаясь, — и тебе не обязательно клясться мне.
— Я чувствую, что должен это сделать.
— Ну, раз чувствуешь, то тогда, конечно… — я хотела подразнить Рамона, но его лицо оставалось все таким же серьезным и решительным, что я тут же устыдилась своих слов.
Рамон понял мое смущение и взял меня за руку, бережно поцеловал ладонь, при этом его горячие губы что-то прошептали. Он словно бы опять… в чем-то клялся. Каждое его прикосновение заставляло мое сердце замирать. Замирать на секунду, чтобы потом оно пускалось в бег.
— Ваш мир, он другой. Тихий и… солнечный, — сказал Рамон, снова укладываясь рядом со мной на траве и устремляя взгляд в безоблачное небо.
— Разве в Далиоре не светит такое же солнце?
— Я хотел сказать, что ваш мир… прекрасен, — после своих же слов Рамон усмехнулся: — Не думал, что когда-нибудь скажу такое. Хотя…
— Что?
— Я и представить не мог, что когда-нибудь встречу светлую нимфу и так беспечно отдам ей свое сердце.
Я радостно улыбнулась и воскликнула:
— Рамон! Тогда так же беспечно прими мое сердце!
— Могу ли я?
Несмотря на что, что губы его улыбались, глаза оставались серьезными, а вопрос прозвучал грустно.
— Почему нет? — я пожала плечами, понимая, что Рамона что-то гложет. Может, он прав? Для тех, у кого столько тайн, чья жизнь так отличается, мы слишком беспечны?
— Иоланда, вскоре я должен буду… уйти. И долгое время мы не сможем видеться.
Я растерялась от такого резкого перехода, но тихо спросила:
— Куда ты должен будешь уйти?
— Меня ждет выполнение долга. Но я обещаю, что вернусь. Ты подождешь меня?
Он так пристально смотрел на меня, что я рассмеялась. Неужели он мог подумать, что я куда-то денусь? Что не буду ждать его? Что забуду? Даже если пройдут годы, я буду его помнить.
— Да, — ответила то, что он и хотел услышать.
В его взгляд снова вернулась жизнь, искры пламени заплясали в радужках. Вновь мне захотелось задать ему множество вопросов, на которые я раньше не осмеливалась. И пока эта смелость не скрылась в тяжелый клубок под сердцем, я спросила:
— Но ты все же не ответил мне, куда ты уходишь? И что это за долг? Он как-то связан с твоей семьей? С Далиором? Я так мало знаю…
Рамон задумчиво посмотрел куда-то за мою спину. Я оглянулась, но ничего, кроме леса, залитого теплым солнцем, не увидела.
— Я расскажу тебе все, Иоланда. Обещаю. Когда я вернусь, ты узнаешь все, — он наклонился и нежно поцеловал меня.
Его слова меня обнадежили и успокоили. Ждать я умела, и мне было это не в тягость, особенно, если после этого ожидания я получу ответы на свои вопросы, если после этого ожидания он снова посмотрит на меня этими черными глазами и назовет меня своим солнцем.
Разве могла я знать, что лучше бы то ожидание растянулось не просто на долгие годы, а на всю мою жизнь?
Помню, в тот день пылало само небо…
Однако спокойное утро и слепяще солнечный полдень не предвещали ничего плохого. Благостная тишина, сквозь которую лишь изредка пробивалось пение птиц, накрыла всю долину.
Мое утро началось совершенно обычно. Я пила травяной чай на крыльце дома, всматриваясь в горизонт, где яркий диск солнца медленно поднимался все выше и выше, мама на кухне месила тесто для пирогов на праздник лесных богов, покровителей нимф, и что-то тихонько напевала. Сегодня все поселение готовилось к полуночному торжеству.
Так сложилось, что все свои празднества нимфы устраивали после захода солнца. В былые времена это помогало скрыться от глаз людей, в особенности, если нимфы проводили обряд ночного омовения. Кроме того, считалось, что, встречая ночь, нимфы таким образом возносили благодарность за покровительство и луне, ведь под солнцем девы леса жили, каждый день улыбаясь солнечным лучам.
Мое умиротворение прервали звонкий голосок и смех. Еще до того, как сестры завернули на тропинку к нашему дому, я знала, что они несутся, сломя голову, а светлые кудри не поспевают за быстрыми ножками и разлетаются в разные стороны.
— Иоли! — выкрикнула Далила радостно.
Я помахала в ответ и поднялась со ступенек.
— Нам уже пора бежать! — продолжала девочка взволновано и громко, отчего я рассмеялась.
Эта детская непосредственность ведь скоро исчезнет, да? Поэтому мне и хотелось наслаждаться такими моментами как можно дольше. В мыслях всплыла картинка моей собственной дочери с пушистыми солнечными прядями, но почему-то глаза у нее были темные, с красными искорками. Я вздрогнула и покачала головой. Что за нелепые видения приходят ко мне?
— Думаете, ягоды вас не дождутся? — я опустила взгляд и ласково погладила молчаливую Мию по макушке, девочка прищурилась от удовольствия, как настоящий котенок, пока Далила все щебетала:
— Мы должны набрать очень много земляники, — она руками обвела пространство вокруг себя, которое могла захватить, и раздула щеки для пущего эффекта, смотря на сестру и заставляя ту смеяться.
Еще вчера я позволила уговорить себя и пообещала сестрам, что мы отправимся в лес на опушку, где недавно нимфы из поселения отыскали целое поле спелой и сочной земляники.
— А потом мы будем есть ее со сметаной и сахаром, да? — спросила, улыбаясь, Миа.
— Конечно, и сделаем сироп, — кивнула я, беря девочек за руки, — давайте возьмем у старейшины Сельмы корзинки и пойдем добывать землянику!
— Мы найдем самую вкусную! — провозгласила Миа.
— И самую большую, — добавила Далила, вздернув подбородок вверх.
— Самую-самую, — уверила я девочек, смотря на смеющуюся маму, которая стала свидетельницей нашего разговора.
Те часы, проведенные за собиранием и поеданием земляники, я вспоминаю с особым трепетом. То были последние моменты, когда я не чувствовала злость, не ощущала отчаяние и пожирающее изнутри чувство вины. Я о многом потом сожалела. Например, о том, что в то утро не обняла маму чуть крепче. Но о том, что Далила и Миа уговорили меня уйти с ними в лес за ягодой, я никогда не жалела. Так девочки спаслись от страшной участи. Одному этому проведению я буду благодарна всю свою жизнь.
— Лил, ты все съешь, и мама не сделает нам сироп! — негодовала Миа, протягивая руку к корзинке, которую несла старшая сестра.
Далила коварно улыбалась и проворно прятала свою корзинку за спиной. Губы ее переливались ягодным соком, а на правой щеке красовалось розовое пятнышко от все той же земляники. Негодование младшей сестры было вызвано тем, что она сама хотела последовать примеру Лил, но ее детское чувство справедливости и желание принести побольше ягод в поселение не позволяли ей.
— Тут еще много, — не соглашалась Далила, прыгая вокруг сестры и все время опуская руку в корзинку.
Я с улыбкой наблюдала за тем, как Миа хмурилась, но все же раз в пару минут позволяла себе утащить в рот одну-две ягодки.
Когда мы поднимались по склону на опушку, где росла ива, самое старое дерево всей долины, девочки отстали от меня. Они останавливались, чтобы набрать в корзины еще и полевых цветов. Их смех разносился вокруг, а мне почему-то было неспокойно. Несмотря на палящее солнце, по спине пробегали мурашки, а в груди поселилось беспокойство. Подняв взгляд вверх, я увидела, что небо впереди приобрело грязно-розовый оттенок. Еще было рано для заката, да и тем более в наших краях небо не окрашивалось такими странными цветами. В поселении что-то случилось? Может, кто-то из нимф разжег костер с какими-то травами, и дым от него покрыл пеленой небо над домами?
Я оглянулась и увидела, что Лил и Миа уселись на траву, о чем-то переговариваясь и хихикая. Кажется, Далила пыталась заплести сестре косу. Я не стала окликать девочек и чуть ускорила шаг. С каждым метром, что делал меня ближе к иве на опушке, в груди становилось тяжелее.
Еще шаг, и я увидела поднимающийся в небо грязно-серый дым. Огонь! Маленькие домики с соломенными крышами на окраине поселения горели. Страшный звук треска дерева прокатился по долине, а ветер донес до меня запах гари. И как только я раньше не почувствовала?
Первым моим порывом было бежать, сломя голову, в поселение. Звать на помощь, найти маму и других старейшин. Но на фоне с треском пожирающего дома огня я уловила звуки лязга металла. Из оружия у нимф имелись лишь небольшие кинжалы, а отряд Лемюэля должен был прибыть через пару лун. Страх сковал мое сердце тисками. Что же происходит?
Я оглянулась. Девочки все еще спокойно заплетали косы, никуда не торопясь. Я поняла: пока точно не узнаю, что происходит в нашем поселении, Лил и Мии стоило оставаться подальше от дома.
Вновь вглядевшись вперед, я заметила несколько черных фигур, выходящих из дома на самом дальнем краю поселения. В лучах солнца блеснула сталь. Мне почудилось, или мечи отразили потемневшее небо? Или это металл отливал красным?
Я поставила корзинку с земляникой под иву и поспешила к девочкам, постаравшись успокоиться. Как ни странно, несмотря на бешеное сердцебиение, дрожь в голосе мне удалось сдержать.
— Лил! Миа! Вы не представляете! Кажется, в поселении для нас готовят какой-то подарок.
Девочки восприняли мои слова совершенно по-разному. Далила недоверчиво воскликнула: «Что? Какой еще подарок?», в то время как Миа в предвкушении улыбнулась, готовая внимательно меня слушать.
— Вот и я думаю «какой?». Наверное, мы с вами слишком рано вернулись, — я присела на корточки, приобняв Мию за плечи. — У меня есть предложение: давайте вы побудите немного тут, пока я сбегаю в поселение и все-все разузнаю.
— Нет уж! — категорично ответила Далила.
— Милая, но ты же не хочешь испортить подарок? Нимфы так старались…
— Я ничего не знаю ни о каком подарке! Что это?
— Конечно не знаешь, ведь это подарок-сюрприз. Вы можете собрать на поляне пару букетов, пока я тайно проберусь в поселение и на все посмотрю, — задорно подмигнув, я проглотила ком в горле и ощутила, как дрогнули мои губы.
Далила была старше и уже относилась ко всему, что ей говорят, с толикой скепсиса. Но в то же время ее проницательность могла помочь мне удержать сестер на месте. Если только я правильно намекну.
— Почему только ты? Мы с Мией тоже можем тайно взглянуть на подарок, а потом по-настоящему удивимся! Правда?
Миа энергично закивала головой.
— Одна нимфа еще может скрыться, но когда их три — это уже очень сложно, — я задумчиво поджала губы, вглядываясь в личико Лил, и произнесла: — Вы должны побыть тут, за опушкой. Если я вдруг не вернусь, даже когда край солнца опустится до горизонта, считайте, что моя миссия провалилась. И тогда вы сами будете решать, что делать.
— Я не понимаю… — пробормотала Миа, но Лил поймала мой взгляд и спросила:
— Иоли, что случилось?
— Лил, милая, если я не вернусь в скором времени, ступайте с сестрой через лес к дороге. Идите вперед на восток, против солнца, вы обязательно встретите кого-то, кто едет в Граальц. Там вы быстро разыщите Лемюэля. Он поможет.
— А как же подарок? — не поняла Миа и растеряно взглянула на сестру.
— Нам нельзя идти с тобой, Иоли?
— Пока что нет. Лил, ты меня поняла?
Далила посмотрела на небо позади меня. По ее взгляду я догадалась, что она заметила тонкие струйки дыма, но девочка никак не показала своего страха на глазах у младшей сестры.
— Да, я все поняла.
— А я? — спросила Миа, потянув меня за руку.
— А ты, моя хорошая, слушайся старшую сестру. Она присмотрит за тобой.
— Ты скоро придешь?
— Я очень постараюсь, — кивнула Мии, и крепко ее обняла, а затем поцеловала в щеку Далилу, прошептав ей на ухо:
— Позаботься о сестре. Не ждите меня долго, уходите, пока солнце не скрылось.
Далила едва заметно кивнула, я улыбнулась Мии и поднялась на ноги, поспешив в сторону поселения. Я решила обойти его кругом, по кромке леса, чтобы выйти как раз к нашему с мамой дому на другом конце долины.
Я ожидала увидеть самого простого — того, что все мои опасения развеются, стоит увидеть маму, готовившуюся к празднику. Она все-все мне объяснит: и огонь, и красную сталь, и мощные черные фигуры на фоне темнеющего неба.
Я пробиралась к дому почти на корточках, цепляясь юбками за низкие ветки елей и кустарников. В голове крутились самые страшные картины, но даже так я не была готова к тому, что увижу.
Когда я оказалась у задней двери нашего с мамой дома, вокруг стояла пугающая тишина. Словно после грозы. Скрип открывающейся двери стал новым предвестником беды. Я не смогла заставить себя позвать маму. Осторожно переступив через порог, я огляделась. Разбитая фарфоровая чашка у стола. Опрокинутый стул. Сердце сжалось.
Я поняла, мама что-то услышала или увидела, испугалась и поспешила узнать, что же случилось? Каждый шаг в сторону коридора, соединяющего кухню со спальней, был для меня страшной пыткой.
В тот момент, когда я выглянула в коридор, моя реальность разбилась вдребезги. Я закричала. Истошно, ловя ртом воздух. Мое тело отказалось меня слушать, не понимаю, куда стоит бежать. Запутавшись в юбках, я повалилась на пол, а светлые мамины глаза смотрели прямо на меня. Глаза на мертвенно-бледном лице. Мама лежала навзничь, неестественно повернув голову в сторону. Волосы в косе разметались и нимбом лежали вокруг. Страшное темно-красное пятно расплылось по всей груди, а лужа крови собралась вокруг ее тела, окрашивая белое платье. Мне не надо было проверять, чтобы понять: она не дышит, она не видит меня.
Я посмотрела в голубое небо над собой, сосчитала до пяти и приподнялась.
— Рамон? — позвала я его.
Он посмотрел на меня, и я вздрогнула. Его зрачки так расширились, что глаза походили на два черных бездонных колодца. Все лицо было напряжено, брови нахмурены, а вены на висках выступили толстыми жгутами. И хотя мне было тревожно, я понимала, что передо мной до сих пор тот, кто пару минут назад бережно расчесывал мои волосы, а затем так страстно целовал. Я протянула к нему руку и коснулась лба, а затем складки между бровей. Рамон не отстранился, прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Постепенно его хмурость стала исчезать.
— Рамон?
— Ты мое солнце, — прошептал он, и в груди у меня сладко заныло.
— Что ты такое говоришь? — я тихо рассмеялась, польщенная.
— Мое личное солнце, Иоланда. И ты сжигаешь меня одним своим взглядом.
— А ты меня своими прикосновениями, — прошептала я.
— Иоланда, — серьезный голос Рамона вернул меня на эту бренную землю из той сладкой неги, где мое тело прибывало, я вдруг четко осознала, что могло произойти, что я могла ему позволить, — я клянусь тебе…
Когда он замолчал, я отважилась взглянуть на Рамона. Кажется, еще никогда я не видела его таким серьезным.
— Я обещаю, что никогда не причиню тебе вреда. Слово воина. Своим мечом я клянусь тебе в вечной преданности.
Мне показалось, или его глаза на мгновение засветились? Я не понимала, почему вдруг Рамон сказал мне подобное. В этот светлый день, здесь, на берегу озера Ив? И что это для него значит? Воины имени светлых богов клялись в преданности и верности на мече, когда поступали на службу к кому-либо. Во владениях темных богов было что-то похожее? Но зачем Рамону служить мне?
— Я знаю это, — покачала головой, улыбаясь, — и тебе не обязательно клясться мне.
— Я чувствую, что должен это сделать.
— Ну, раз чувствуешь, то тогда, конечно… — я хотела подразнить Рамона, но его лицо оставалось все таким же серьезным и решительным, что я тут же устыдилась своих слов.
Рамон понял мое смущение и взял меня за руку, бережно поцеловал ладонь, при этом его горячие губы что-то прошептали. Он словно бы опять… в чем-то клялся. Каждое его прикосновение заставляло мое сердце замирать. Замирать на секунду, чтобы потом оно пускалось в бег.
— Ваш мир, он другой. Тихий и… солнечный, — сказал Рамон, снова укладываясь рядом со мной на траве и устремляя взгляд в безоблачное небо.
— Разве в Далиоре не светит такое же солнце?
— Я хотел сказать, что ваш мир… прекрасен, — после своих же слов Рамон усмехнулся: — Не думал, что когда-нибудь скажу такое. Хотя…
— Что?
— Я и представить не мог, что когда-нибудь встречу светлую нимфу и так беспечно отдам ей свое сердце.
Я радостно улыбнулась и воскликнула:
— Рамон! Тогда так же беспечно прими мое сердце!
— Могу ли я?
Несмотря на что, что губы его улыбались, глаза оставались серьезными, а вопрос прозвучал грустно.
— Почему нет? — я пожала плечами, понимая, что Рамона что-то гложет. Может, он прав? Для тех, у кого столько тайн, чья жизнь так отличается, мы слишком беспечны?
— Иоланда, вскоре я должен буду… уйти. И долгое время мы не сможем видеться.
Я растерялась от такого резкого перехода, но тихо спросила:
— Куда ты должен будешь уйти?
— Меня ждет выполнение долга. Но я обещаю, что вернусь. Ты подождешь меня?
Он так пристально смотрел на меня, что я рассмеялась. Неужели он мог подумать, что я куда-то денусь? Что не буду ждать его? Что забуду? Даже если пройдут годы, я буду его помнить.
— Да, — ответила то, что он и хотел услышать.
В его взгляд снова вернулась жизнь, искры пламени заплясали в радужках. Вновь мне захотелось задать ему множество вопросов, на которые я раньше не осмеливалась. И пока эта смелость не скрылась в тяжелый клубок под сердцем, я спросила:
— Но ты все же не ответил мне, куда ты уходишь? И что это за долг? Он как-то связан с твоей семьей? С Далиором? Я так мало знаю…
Рамон задумчиво посмотрел куда-то за мою спину. Я оглянулась, но ничего, кроме леса, залитого теплым солнцем, не увидела.
— Я расскажу тебе все, Иоланда. Обещаю. Когда я вернусь, ты узнаешь все, — он наклонился и нежно поцеловал меня.
Его слова меня обнадежили и успокоили. Ждать я умела, и мне было это не в тягость, особенно, если после этого ожидания я получу ответы на свои вопросы, если после этого ожидания он снова посмотрит на меня этими черными глазами и назовет меня своим солнцем.
Разве могла я знать, что лучше бы то ожидание растянулось не просто на долгие годы, а на всю мою жизнь?
***
Помню, в тот день пылало само небо…
Однако спокойное утро и слепяще солнечный полдень не предвещали ничего плохого. Благостная тишина, сквозь которую лишь изредка пробивалось пение птиц, накрыла всю долину.
Мое утро началось совершенно обычно. Я пила травяной чай на крыльце дома, всматриваясь в горизонт, где яркий диск солнца медленно поднимался все выше и выше, мама на кухне месила тесто для пирогов на праздник лесных богов, покровителей нимф, и что-то тихонько напевала. Сегодня все поселение готовилось к полуночному торжеству.
Так сложилось, что все свои празднества нимфы устраивали после захода солнца. В былые времена это помогало скрыться от глаз людей, в особенности, если нимфы проводили обряд ночного омовения. Кроме того, считалось, что, встречая ночь, нимфы таким образом возносили благодарность за покровительство и луне, ведь под солнцем девы леса жили, каждый день улыбаясь солнечным лучам.
Мое умиротворение прервали звонкий голосок и смех. Еще до того, как сестры завернули на тропинку к нашему дому, я знала, что они несутся, сломя голову, а светлые кудри не поспевают за быстрыми ножками и разлетаются в разные стороны.
— Иоли! — выкрикнула Далила радостно.
Я помахала в ответ и поднялась со ступенек.
— Нам уже пора бежать! — продолжала девочка взволновано и громко, отчего я рассмеялась.
Эта детская непосредственность ведь скоро исчезнет, да? Поэтому мне и хотелось наслаждаться такими моментами как можно дольше. В мыслях всплыла картинка моей собственной дочери с пушистыми солнечными прядями, но почему-то глаза у нее были темные, с красными искорками. Я вздрогнула и покачала головой. Что за нелепые видения приходят ко мне?
— Думаете, ягоды вас не дождутся? — я опустила взгляд и ласково погладила молчаливую Мию по макушке, девочка прищурилась от удовольствия, как настоящий котенок, пока Далила все щебетала:
— Мы должны набрать очень много земляники, — она руками обвела пространство вокруг себя, которое могла захватить, и раздула щеки для пущего эффекта, смотря на сестру и заставляя ту смеяться.
Еще вчера я позволила уговорить себя и пообещала сестрам, что мы отправимся в лес на опушку, где недавно нимфы из поселения отыскали целое поле спелой и сочной земляники.
— А потом мы будем есть ее со сметаной и сахаром, да? — спросила, улыбаясь, Миа.
— Конечно, и сделаем сироп, — кивнула я, беря девочек за руки, — давайте возьмем у старейшины Сельмы корзинки и пойдем добывать землянику!
— Мы найдем самую вкусную! — провозгласила Миа.
— И самую большую, — добавила Далила, вздернув подбородок вверх.
— Самую-самую, — уверила я девочек, смотря на смеющуюся маму, которая стала свидетельницей нашего разговора.
Те часы, проведенные за собиранием и поеданием земляники, я вспоминаю с особым трепетом. То были последние моменты, когда я не чувствовала злость, не ощущала отчаяние и пожирающее изнутри чувство вины. Я о многом потом сожалела. Например, о том, что в то утро не обняла маму чуть крепче. Но о том, что Далила и Миа уговорили меня уйти с ними в лес за ягодой, я никогда не жалела. Так девочки спаслись от страшной участи. Одному этому проведению я буду благодарна всю свою жизнь.
— Лил, ты все съешь, и мама не сделает нам сироп! — негодовала Миа, протягивая руку к корзинке, которую несла старшая сестра.
Далила коварно улыбалась и проворно прятала свою корзинку за спиной. Губы ее переливались ягодным соком, а на правой щеке красовалось розовое пятнышко от все той же земляники. Негодование младшей сестры было вызвано тем, что она сама хотела последовать примеру Лил, но ее детское чувство справедливости и желание принести побольше ягод в поселение не позволяли ей.
— Тут еще много, — не соглашалась Далила, прыгая вокруг сестры и все время опуская руку в корзинку.
Я с улыбкой наблюдала за тем, как Миа хмурилась, но все же раз в пару минут позволяла себе утащить в рот одну-две ягодки.
Когда мы поднимались по склону на опушку, где росла ива, самое старое дерево всей долины, девочки отстали от меня. Они останавливались, чтобы набрать в корзины еще и полевых цветов. Их смех разносился вокруг, а мне почему-то было неспокойно. Несмотря на палящее солнце, по спине пробегали мурашки, а в груди поселилось беспокойство. Подняв взгляд вверх, я увидела, что небо впереди приобрело грязно-розовый оттенок. Еще было рано для заката, да и тем более в наших краях небо не окрашивалось такими странными цветами. В поселении что-то случилось? Может, кто-то из нимф разжег костер с какими-то травами, и дым от него покрыл пеленой небо над домами?
Я оглянулась и увидела, что Лил и Миа уселись на траву, о чем-то переговариваясь и хихикая. Кажется, Далила пыталась заплести сестре косу. Я не стала окликать девочек и чуть ускорила шаг. С каждым метром, что делал меня ближе к иве на опушке, в груди становилось тяжелее.
Еще шаг, и я увидела поднимающийся в небо грязно-серый дым. Огонь! Маленькие домики с соломенными крышами на окраине поселения горели. Страшный звук треска дерева прокатился по долине, а ветер донес до меня запах гари. И как только я раньше не почувствовала?
Первым моим порывом было бежать, сломя голову, в поселение. Звать на помощь, найти маму и других старейшин. Но на фоне с треском пожирающего дома огня я уловила звуки лязга металла. Из оружия у нимф имелись лишь небольшие кинжалы, а отряд Лемюэля должен был прибыть через пару лун. Страх сковал мое сердце тисками. Что же происходит?
Я оглянулась. Девочки все еще спокойно заплетали косы, никуда не торопясь. Я поняла: пока точно не узнаю, что происходит в нашем поселении, Лил и Мии стоило оставаться подальше от дома.
Вновь вглядевшись вперед, я заметила несколько черных фигур, выходящих из дома на самом дальнем краю поселения. В лучах солнца блеснула сталь. Мне почудилось, или мечи отразили потемневшее небо? Или это металл отливал красным?
Я поставила корзинку с земляникой под иву и поспешила к девочкам, постаравшись успокоиться. Как ни странно, несмотря на бешеное сердцебиение, дрожь в голосе мне удалось сдержать.
— Лил! Миа! Вы не представляете! Кажется, в поселении для нас готовят какой-то подарок.
Девочки восприняли мои слова совершенно по-разному. Далила недоверчиво воскликнула: «Что? Какой еще подарок?», в то время как Миа в предвкушении улыбнулась, готовая внимательно меня слушать.
— Вот и я думаю «какой?». Наверное, мы с вами слишком рано вернулись, — я присела на корточки, приобняв Мию за плечи. — У меня есть предложение: давайте вы побудите немного тут, пока я сбегаю в поселение и все-все разузнаю.
— Нет уж! — категорично ответила Далила.
— Милая, но ты же не хочешь испортить подарок? Нимфы так старались…
— Я ничего не знаю ни о каком подарке! Что это?
— Конечно не знаешь, ведь это подарок-сюрприз. Вы можете собрать на поляне пару букетов, пока я тайно проберусь в поселение и на все посмотрю, — задорно подмигнув, я проглотила ком в горле и ощутила, как дрогнули мои губы.
Далила была старше и уже относилась ко всему, что ей говорят, с толикой скепсиса. Но в то же время ее проницательность могла помочь мне удержать сестер на месте. Если только я правильно намекну.
— Почему только ты? Мы с Мией тоже можем тайно взглянуть на подарок, а потом по-настоящему удивимся! Правда?
Миа энергично закивала головой.
— Одна нимфа еще может скрыться, но когда их три — это уже очень сложно, — я задумчиво поджала губы, вглядываясь в личико Лил, и произнесла: — Вы должны побыть тут, за опушкой. Если я вдруг не вернусь, даже когда край солнца опустится до горизонта, считайте, что моя миссия провалилась. И тогда вы сами будете решать, что делать.
— Я не понимаю… — пробормотала Миа, но Лил поймала мой взгляд и спросила:
— Иоли, что случилось?
— Лил, милая, если я не вернусь в скором времени, ступайте с сестрой через лес к дороге. Идите вперед на восток, против солнца, вы обязательно встретите кого-то, кто едет в Граальц. Там вы быстро разыщите Лемюэля. Он поможет.
— А как же подарок? — не поняла Миа и растеряно взглянула на сестру.
— Нам нельзя идти с тобой, Иоли?
— Пока что нет. Лил, ты меня поняла?
Далила посмотрела на небо позади меня. По ее взгляду я догадалась, что она заметила тонкие струйки дыма, но девочка никак не показала своего страха на глазах у младшей сестры.
— Да, я все поняла.
— А я? — спросила Миа, потянув меня за руку.
— А ты, моя хорошая, слушайся старшую сестру. Она присмотрит за тобой.
— Ты скоро придешь?
— Я очень постараюсь, — кивнула Мии, и крепко ее обняла, а затем поцеловала в щеку Далилу, прошептав ей на ухо:
— Позаботься о сестре. Не ждите меня долго, уходите, пока солнце не скрылось.
Далила едва заметно кивнула, я улыбнулась Мии и поднялась на ноги, поспешив в сторону поселения. Я решила обойти его кругом, по кромке леса, чтобы выйти как раз к нашему с мамой дому на другом конце долины.
Я ожидала увидеть самого простого — того, что все мои опасения развеются, стоит увидеть маму, готовившуюся к празднику. Она все-все мне объяснит: и огонь, и красную сталь, и мощные черные фигуры на фоне темнеющего неба.
Я пробиралась к дому почти на корточках, цепляясь юбками за низкие ветки елей и кустарников. В голове крутились самые страшные картины, но даже так я не была готова к тому, что увижу.
Когда я оказалась у задней двери нашего с мамой дома, вокруг стояла пугающая тишина. Словно после грозы. Скрип открывающейся двери стал новым предвестником беды. Я не смогла заставить себя позвать маму. Осторожно переступив через порог, я огляделась. Разбитая фарфоровая чашка у стола. Опрокинутый стул. Сердце сжалось.
Я поняла, мама что-то услышала или увидела, испугалась и поспешила узнать, что же случилось? Каждый шаг в сторону коридора, соединяющего кухню со спальней, был для меня страшной пыткой.
В тот момент, когда я выглянула в коридор, моя реальность разбилась вдребезги. Я закричала. Истошно, ловя ртом воздух. Мое тело отказалось меня слушать, не понимаю, куда стоит бежать. Запутавшись в юбках, я повалилась на пол, а светлые мамины глаза смотрели прямо на меня. Глаза на мертвенно-бледном лице. Мама лежала навзничь, неестественно повернув голову в сторону. Волосы в косе разметались и нимбом лежали вокруг. Страшное темно-красное пятно расплылось по всей груди, а лужа крови собралась вокруг ее тела, окрашивая белое платье. Мне не надо было проверять, чтобы понять: она не дышит, она не видит меня.
