- Доброй ночи, - вежливо попрощался Лэ.
- Доброй ночи, - отозвалась Беатрис, повесила трубку и вернулась в комнату. – Этот канадец звонил из Корнуолла.
- Поклонники Бромиса не при чем? – предположил Тарт.
- Все-то вы знаете, - вздохнула девушка.
- Простая арифметика, Шелдон, - усмехнулся призрак. – кража имен, могущественные инструменты, Эспума Дельмар. В таком случае воскрешение какого-то некроманта – это слишком мелко.
- Кто такая эта Эспума Дельмар? – спросила Беатрис, возвращаясь в кресло. Она взяла ферзя, но не спешила сделать ход.
- Как в сказках, - ответил Тарт. – Разлучительница собраний и разрушительница удовольствий.
- Смерть?!
- Не все так просто, - покачал головой Тарт. – Она – одна из многих, хотя, вероятно, и самая худшая. Вообразите: умерев, человек может уйти на поля Элизиума, а может, как Сизиф, вкатывать но гору свой камень.
- Это как Ад и Рай? – уточнила Беатрис, у которой Смерть, которую можно навестить в Риме, в голове не укладывалась.
- И опять не все так просто. Ад и Рай – вопрос личного выбора, наших поступков. Ну, если вы в это верите, конечно. Здесь же все решает ее каприз. Королева бродяг: призраков, вампиров, чернокнижников. Никому из своих подданных она не позволяет передышку.
- Звучит грустно…
- Именно поэтому, - кивнул Тарт, - я не могу осуждать Ланкастера. Имя – ничтожная плата за то, чтобы твоя сестра не стала, скажем так, одной из Данаид.
- Что все-таки происходит?
- Твой ход, - сменил тему Тарт.
Из гипотетического дневника мисс Виктории Дерби
19 октября 1947 года, вечер
Джеймс изображает неловкость и сожаление, отказываясь от встречи. Мне хочется ему верить. Потом он смотрит на мое лицо и говорит:
- Поехали, в конторе сегодня пусто.
Джеймс и его компаньон скрываются под вывеской: «Частное сыскное агентство Блант и Томпсон». У них два смежных кабинета, маленькая приемная, где сидит длинноногая Стелла Старлайт (имя, конечно, вымышленное, зато прочие данные на высоте) и потайная комната, где хранится картотека, редкие книги и особенное оружие. Еще там стоит диван, и мы занимаемся на нем любовью.
Я чувствую себя странно. Я знаю, что Джеймс не любит меня, но сегодня это вдруг обретает значение. Причиняет мне боль. Диван жесткий, а ворс брошенного на него ковра колет мне спину.
Джеймс курит, сидя на краю голый, а я смотрю на него из-под полуприкрытых век. Я устала, но это отнюдь не приятная истома. Джеймс очень красив, но сейчас, кажется, я предпочла бы ему любого другого мужчину. Впрочем, я и уцепилась за любого, а потом назвала это любовью.
Глаза слипаются.
В комнате темно, и я слышу шелест голосов. Как шелест миллиона книжных страниц. Два мужских, и один принадлежит женщина. И там есть еще кто-то, молчащий, и уже одним этим внушающий мне ужас. Я не хочу слушать, но голоса назойливы.
- Все готово?
- Перстень все еще у канадцев.
- Почему?! – в голосе с трудом сдерживаемая ярость.
- У этого Лэ… у него какой-то особый дар! С какой легкостью он меняет имена! У него какие-то свои отношения с Серином Свеллом! – в голосе Джеймса страх, и я понимаю, что кем бы не был этот Серин Свелл, его действительно следует опасаться.
- Послушай, Джимми-бой, - голос женщины растекается ядовитой водой. – Не произноси это имя. И запомни, мы с мистером Дасти ждать не будем. Вы нашли подходящее сердце для моей сестры?
- Она в комнате, - отвечает Джеймс, и я понимаю, что речь обо мне. Мне становится страшно.
- Молодая?
- Да.
- Медиум?
- Не очень сильный.
- Сойдет, - женщина, кажется, улыбается. – Отправляйтесь за перстнем. Он нужен мне. Томпсон, что с плащом?
- В могиле его не было, мисс Аннабель, - голос Томпсона звучит ровно и спокойно. – Известно, что Бромис перед смертью пожертвовал часть своего имущества какому-то аббатству. Ищем.
- У вас трое суток, - холодно говорит Аннабель.
- Н-н-но… - голос Джеймса дребезжит. Он жалок! – С канадцами тот румын, Боргеза…
- Ты охотник на вампиров? – с презрением спрашивает Аннабель. – Ну так поймай хоть одного. Где девчонка?
Усилием воли я заставляю себя подняться с дивана и натянуть первое, что попалось под руку. Это моя шелковая комбинация. Не самый лучший вариант. Меня колотит: от страха, от ощущения предательства. В комнате нет окон, и всего одна дверь. Путей для бегства нет. Медленно на меня накатывается ощущение полной беспомощности. Я понимаю, что умру. Наконец-то умру. И что после меня ничего не останется. Я – последняя Дерби на всем свете. И что это совершенно не важно.
Открывается дверь, вспыхивает свет. Женщина, стоящая на пороге, очень красива, хотя имя «Аннабель» сидит на ней криво, как одежда с чужого плеча. У нее густые темные волосы черные глаза, и коралловые губы, и пальцы с длинными острыми ногтями. Коралловые губы расползаются в улыбке. Я почти ожидаю увидеть клыки.
- Неплохо. Тебе нравится, сестра?
За ее спиной стоит тень, просто облако пыли. Бесформенное. Враждебное. И оно кивает. Я нравлюсь ему, и все слова застревают у меня в горле. Я бессильна что-либо сделать.
- Зеркало уже доставили из Цирка, - Аннабель перебирает пальцами, словно дергает невидимые нити. – Скоро вы с Дасти оберете имя и лучшую плоть. У меня есть сердце для тебя и полсердца для него.
- А Тень? – я слышу голос этого облака пыли, и кровь у меня в венах засыхает. – Тень тоже получит сердце?
- Конечно, - чуть поджимает губы Аннабель. Я не стала бы ей верить, «сестрица». – Но сперва мы займемся тобой.
Аннабель идет ко мне плавно, словно танцует. У нее странная, пугающая походка. У нее острые когти, и они тянутся к моей груди. Я отступаю, но отступать бесконечно нельзя. За спиной диван, гадкий жесткий диван, на котором я недавно занималась сексом с Джеймсом. Я спотыкаюсь, падаю, и когти почти царапают меня по груди, разодрав комбинацию и оставив глубокие царапины.
Я не помню, как оказалась на улице. Я вся в ссадинах и царапинах, и бегу куда-то, пока не оказываюсь на незнакомых улицах. Впрочем, для меня вся жизнь – череда незнакомых улиц. Я бегу, и бегу, и бегу.
- Монетку, мисс, - с сильным акцентом говорит голый бесполый младенец, после чего начинает бормотать свою тарабарщину.
Меня колотит. Вокруг царит фантасмагория той изнанки Лондона, где я уже бывала с Бэзилом. Я прибежала сюда, наверное, чтобы найти его; найти защиту от ужаса, охватившего меня.
- Вам плохо, мисс?
Я мотаю головой и бегу-бегу-бегу дальше, пока, наверное, не упаду без сил или замертво. И я падаю.
Глава 8. Тень из теней
Беатрис спала, свернувшись калачиком в кресле. Беки укрыла ее пледом и вышла из комнаты. Фредерик, присев на край стола, коснулся шахматных фигур.
- Она тебе нравится, верно?
Страж кивнул.
- Ну не можем же мы оставить ее себе! Это ведь не бездомная собака. Что значит, она никому кроме нас не нужна?
- Девушка – сирота, так что ваш страж недалек от истины.
Фредерик обернулся.
- Ланкастер. Что вам понадобилось здесь?
Некромант опустился в кресло, взял белого короля и принялся вертеть его в пальцах.
- Мы с вами лучше прочих понимаем, что происходит, верно?
- Мы с вами лучше прочих понимаем, что я бессилен, - парировал Фредерик. – Вы зашли поболтать?
- Я зашел сказать, что Родерик почти разобрался в проблеме. У него всегда это хорошо выходило. Моя сфера – тайны прошлого. И я кое-что в этом прошлом откопал. Незадолго до своей смерти Бромис послал письмо, и я сумел переговорить с адресатом.
- Полночь, полнолуние, кровь черного петуха? – хмыкнул Фредерик.
- В наши дни приходится обходиться обычным. Но я тем не менее кое-что выяснил. Незадолго до смерти Бромис почувствовал, что его преследуют, о чем и написал своему близкому другу и коллеге.
- Людей нашей с вами профессии рано или поздно начинают преследовать, - пожал плечами Фредерик. – Как правило ближайшие соседи с кольями и факелами. Во «Франкенштейне» все это неплохо показано.
- Бромиса волновало нечто конкретное, - Ланкастер вытащил портсигар. – я закурю? Так вот, Бромиса волновало кое-что конкретное. На полях своего экземпляра Misteria de Vita в девятой главе он записал некое, как он сказал, озарение. И из-за этих нескольких строк потерял покой.
- И мы заодно.
- Не спорю. Однако, в письмо он описал человека, который настойчиво интересовался книгой и коллекцией редкостей. Худой, серый и невыразительный.
- Каковых много.
- Не люблю совпадения, - покачал головой Ланкастер. – Раздражают.
- В любом случае, мы ничего не можем проверить, - Фредерик мрачно посмотрел на спящую Беатрис. – И в любом случае, мне будет спокойнее, когда фибула вернется в хранилище и сыщется плащ.
- А по поводу этого я тоже имел интересную беседу. Черт побери! – Ланкастер ударил себя по колену. – Хотел бы я побеседовать с самим Бромисом! Но и от его приятелей я кое-что узнал. Часть своего имущества Бромис передал какому-то аббатству и, вроде бы, в списках был плащ.
- Какой-то плащ? – с усмешкой утащил Фредерик.
- Должен ли я отнести мисс Шелдон в ее комнату? Юной девушке не годиться спать в кресле.
- Отнесите, - кивнул Фредерик. – Страж, найди Леди. Пусть сообщит Дому Бенедикту, что мне очень нужно его видеть.
Из гипотетического дневника мисс Виктории Дерби
Ночь с 19 на 20 октября 1947 года
Темно и тихо. Я чувствую, как меня овевают волны горячего воздуха. Я начинаю различать слабое свечение камина, скрытого плотным экраном. И голоса во тьме, они пугают меня.
- Неплохо ты устроился. Славный дом.
Говорят вроде бы по-румынски, но я понимаю.
- Лучше, чем я заслуживаю, хочешь сказать? – второй голос принадлежит Бэзилу.
- Я думал, ты избавился от этой вазы!
- А как же память? Элизабет держала в ней змей.
- Бр-р! Не напоминай!
- А я теперь держу прах Элизабет, - меланхолично продолжает Бэзил. – Неразумно, думаю, оставлять его там, где могут упасть лунные лучи.
- Очаровательно! – язвительно отвечает собеседник.
- А у тебя крысы и родня в склепе.
- Ну, с моей-то родней такие неприятности не грозят!
Открывается дверь, и на пол ложиться прямоугольник медово-желтого цвета. В проеме вырастают два силуэта; пониже – Бэзила, повыше – его приятеля. Они стоят и смотрят на меня.
- Все еще без сознания?
- Увы.
Я хочу сказать, что уже очнулась, что слышу и вижу их, но язык отнялся. Или же распух и не умещается во рту. Мне плохо, очень плохо.
- У нее лихорадка…
На лоб мне ложиться холодная рука. Запах мяты и каких-то благовоний. Рука ласково гладит меня по волосам.
- Ненавижу этот запах! – в голосе Бэзила что-то странное.
- Просто ты ревнуешь, - смеется собеседник.
- Ревную? Я? Нет, просто в запахе этого мужчины есть что-то отвратительное.
- То, что он остался на теле твоей подруги?
- Не сыпь мне соль на рану! Все и без того слишком сложно. Некоторые вещи, а особенно чувства должны оставаться в прошлом.
Бэзил сидит на краю постели, и его пальцы перебирают мои волосы. А я парализована, и никак не могу ответить, вмешаться в беседу, которая пугает меня.
- Если уж влюбляться, то не в девушку, которая хочет тебя убить. К тому же, такие чувства все равно никуда не приведут. Они в любом случае… односторонни. Что толку в отношениях, кривых на один бок?
- Ты работаешь на Библиотекаря. Раве он ничего не может поделать?
- О, вот это точно односторонние отношения. Библиотекарь ни к кому из смертных либо бессмертных не относится настолько тепло, чтобы… к тому же, я несколько раз пытался все изменить. Глухо…
Голос Бэзила затихает, его рука замирает, и я чувствую холод.
- Я должен увидеть Тарта. Немедленно! А ты возвращайся к Лэ. Мой перстень не должен попасть к ним. Черт! Совсем в маразм впал на старости лет!
Холодные губы прикасаются к моим, а потом дверь захлопывается. В комнате вновь темно и тихо.
Беатрис открыла глаза. Ночь. Темно. Слабо колышется штора. Она лежала на постели поверх покрывала в одежде; в комнате было холодно. Поднявшись и закутавшись в покрывало, она подошла к окну.
- Скоро рассвет, - Тарт отделился от шторы. – Ложись и спи.
- Кто-то приходил?
- С чего вы взяли? – удивился Тарт.
- Ну не вы же меня сюда принесли! И не Эмма с Ребеккой.
- Резонно, - кивнул Фредерик. – Приходил Ланкастер. Его кузен, кажется, решил мою проблему. Ах, да. Можете оставить книги, мисс Шелдон. Кажется, я знаю, где искать плащ. Мой добрый друг, дом Бенедикт обещал прислать собранные им монастырские хроники. Взглянем завтра после завтрака?
- Конечно, - кивнула Беатрис.
- Ложись, - Тарт легко, неощутимо коснулся щеки девушки. – Доброй но… вы слышите?
Беатрис прислушалась и уловила тихий, словно бы предупреждающий вой.
- Страж! Сидите, мисс Шелдон, не высовывайтесь.
Оттолкнув девушку (та, конечно, ничего не почувствовала), Тарт вылетел из комнаты. Беатрис бросила покрывало на постель, достала из шкафа вязанную шаль и вышла на лестницу. Внизу по холлу скользил луч фонаря. Эмма и Беки забаррикадировались в кухне и колдовали над телом Тарта. Они не услышат, если кто-то будет убивать маленькую пленницу и выносить дорогую мебель. А скорее всего, это опять миляга мистер Смит.
Беатрис спустилась на несколько ступеней и перегнулась через перила. Луч фонаря высветил мраморную плиту и самого Стража, застывшего возле нее. Беатрис принюхалась. Сладкие благовония, похожие на отраву.
- В библиотеку! – шепот был тих, но хорошо различим в мертвой тишине спящего дома. Незнакомый голос – женский, смутно неприятный.
По лестнице застучали каблуки. Беатрис юркнула в тень. Не заметив ее, Смит и его спутница – высокая красивая брюнетка, прошли мимо. Дождавшись, когда они скроются в коридоре, Беатрис сбежала вниз по лестнице.
- Мистер Тарт! Профессор!
Здесь запах был сильнее и приобретал оттенок тлена. Страж беспомощно дергался в магических путах. Тарта нигде не было.
- Где профессор?
Страж дернулся, но ничего не ответил. Впрочем, он бы и не смог. Беатрис оставила его и побежала наверх. Монастырские хроники наверняка в библиотеке, и Смит с брюнеткой пришли за ними. Что можно сделать в одиночку, Беатрис не представляла, да особенно и не задумывалась об этом сейчас. Впоследствии она сама признавалась, что это был один из глупейших поступков в ее жизни. «Из оружия у меня были только шаль и наглость, милая Клара, - писала она. – И последним я еще не умела пользоваться».
Коридор был пуст и темен. Уродливые лица со старых портретов казались еще отвратительнее. Глаза их двигались, губы кривились в гадких усмешках. Беатрис приложила палец к губам, призывая уродов к тишине, и прокралась к двери в библиотеку. За ней царила жуткая тишина, словно кто-то взял все звуки за горло. Беатрис приложила ухо к теплому дереву и различила шорохи. Кто-то перебирал старательно разобранные книги.
- Они там.
Беатрис обернулась.
- Уилфрид! Вы напугали меня!
Старик ухмыльнулся.
- Это моя профессия.
- Посмотрите, что они там делают.
Старик фыркнул, но все же просочился сквозь стену. Беатрис приоткрыла дверь и заглянула в библиотеку. По темному помещению скользил луч фонаря. Старик вернулся и обдал ухо девушки ледяным дыханием.
- Они ищут свитки из скриптория дома Бенедикта.
- Где свитки? – быстро спросила Беатрис.
- На столу под зеленой лампой.
- Спрячьтесь с Леди и постарайтесь передать Эмме, что в доме чужие. А я попытаюсь забрать записи.
- Доброй ночи, - отозвалась Беатрис, повесила трубку и вернулась в комнату. – Этот канадец звонил из Корнуолла.
- Поклонники Бромиса не при чем? – предположил Тарт.
- Все-то вы знаете, - вздохнула девушка.
- Простая арифметика, Шелдон, - усмехнулся призрак. – кража имен, могущественные инструменты, Эспума Дельмар. В таком случае воскрешение какого-то некроманта – это слишком мелко.
- Кто такая эта Эспума Дельмар? – спросила Беатрис, возвращаясь в кресло. Она взяла ферзя, но не спешила сделать ход.
- Как в сказках, - ответил Тарт. – Разлучительница собраний и разрушительница удовольствий.
- Смерть?!
- Не все так просто, - покачал головой Тарт. – Она – одна из многих, хотя, вероятно, и самая худшая. Вообразите: умерев, человек может уйти на поля Элизиума, а может, как Сизиф, вкатывать но гору свой камень.
- Это как Ад и Рай? – уточнила Беатрис, у которой Смерть, которую можно навестить в Риме, в голове не укладывалась.
- И опять не все так просто. Ад и Рай – вопрос личного выбора, наших поступков. Ну, если вы в это верите, конечно. Здесь же все решает ее каприз. Королева бродяг: призраков, вампиров, чернокнижников. Никому из своих подданных она не позволяет передышку.
- Звучит грустно…
- Именно поэтому, - кивнул Тарт, - я не могу осуждать Ланкастера. Имя – ничтожная плата за то, чтобы твоя сестра не стала, скажем так, одной из Данаид.
- Что все-таки происходит?
- Твой ход, - сменил тему Тарт.
Из гипотетического дневника мисс Виктории Дерби
19 октября 1947 года, вечер
Джеймс изображает неловкость и сожаление, отказываясь от встречи. Мне хочется ему верить. Потом он смотрит на мое лицо и говорит:
- Поехали, в конторе сегодня пусто.
Джеймс и его компаньон скрываются под вывеской: «Частное сыскное агентство Блант и Томпсон». У них два смежных кабинета, маленькая приемная, где сидит длинноногая Стелла Старлайт (имя, конечно, вымышленное, зато прочие данные на высоте) и потайная комната, где хранится картотека, редкие книги и особенное оружие. Еще там стоит диван, и мы занимаемся на нем любовью.
Я чувствую себя странно. Я знаю, что Джеймс не любит меня, но сегодня это вдруг обретает значение. Причиняет мне боль. Диван жесткий, а ворс брошенного на него ковра колет мне спину.
Джеймс курит, сидя на краю голый, а я смотрю на него из-под полуприкрытых век. Я устала, но это отнюдь не приятная истома. Джеймс очень красив, но сейчас, кажется, я предпочла бы ему любого другого мужчину. Впрочем, я и уцепилась за любого, а потом назвала это любовью.
Глаза слипаются.
В комнате темно, и я слышу шелест голосов. Как шелест миллиона книжных страниц. Два мужских, и один принадлежит женщина. И там есть еще кто-то, молчащий, и уже одним этим внушающий мне ужас. Я не хочу слушать, но голоса назойливы.
- Все готово?
- Перстень все еще у канадцев.
- Почему?! – в голосе с трудом сдерживаемая ярость.
- У этого Лэ… у него какой-то особый дар! С какой легкостью он меняет имена! У него какие-то свои отношения с Серином Свеллом! – в голосе Джеймса страх, и я понимаю, что кем бы не был этот Серин Свелл, его действительно следует опасаться.
- Послушай, Джимми-бой, - голос женщины растекается ядовитой водой. – Не произноси это имя. И запомни, мы с мистером Дасти ждать не будем. Вы нашли подходящее сердце для моей сестры?
- Она в комнате, - отвечает Джеймс, и я понимаю, что речь обо мне. Мне становится страшно.
- Молодая?
- Да.
- Медиум?
- Не очень сильный.
- Сойдет, - женщина, кажется, улыбается. – Отправляйтесь за перстнем. Он нужен мне. Томпсон, что с плащом?
- В могиле его не было, мисс Аннабель, - голос Томпсона звучит ровно и спокойно. – Известно, что Бромис перед смертью пожертвовал часть своего имущества какому-то аббатству. Ищем.
- У вас трое суток, - холодно говорит Аннабель.
- Н-н-но… - голос Джеймса дребезжит. Он жалок! – С канадцами тот румын, Боргеза…
- Ты охотник на вампиров? – с презрением спрашивает Аннабель. – Ну так поймай хоть одного. Где девчонка?
Усилием воли я заставляю себя подняться с дивана и натянуть первое, что попалось под руку. Это моя шелковая комбинация. Не самый лучший вариант. Меня колотит: от страха, от ощущения предательства. В комнате нет окон, и всего одна дверь. Путей для бегства нет. Медленно на меня накатывается ощущение полной беспомощности. Я понимаю, что умру. Наконец-то умру. И что после меня ничего не останется. Я – последняя Дерби на всем свете. И что это совершенно не важно.
Открывается дверь, вспыхивает свет. Женщина, стоящая на пороге, очень красива, хотя имя «Аннабель» сидит на ней криво, как одежда с чужого плеча. У нее густые темные волосы черные глаза, и коралловые губы, и пальцы с длинными острыми ногтями. Коралловые губы расползаются в улыбке. Я почти ожидаю увидеть клыки.
- Неплохо. Тебе нравится, сестра?
За ее спиной стоит тень, просто облако пыли. Бесформенное. Враждебное. И оно кивает. Я нравлюсь ему, и все слова застревают у меня в горле. Я бессильна что-либо сделать.
- Зеркало уже доставили из Цирка, - Аннабель перебирает пальцами, словно дергает невидимые нити. – Скоро вы с Дасти оберете имя и лучшую плоть. У меня есть сердце для тебя и полсердца для него.
- А Тень? – я слышу голос этого облака пыли, и кровь у меня в венах засыхает. – Тень тоже получит сердце?
- Конечно, - чуть поджимает губы Аннабель. Я не стала бы ей верить, «сестрица». – Но сперва мы займемся тобой.
Аннабель идет ко мне плавно, словно танцует. У нее странная, пугающая походка. У нее острые когти, и они тянутся к моей груди. Я отступаю, но отступать бесконечно нельзя. За спиной диван, гадкий жесткий диван, на котором я недавно занималась сексом с Джеймсом. Я спотыкаюсь, падаю, и когти почти царапают меня по груди, разодрав комбинацию и оставив глубокие царапины.
Я не помню, как оказалась на улице. Я вся в ссадинах и царапинах, и бегу куда-то, пока не оказываюсь на незнакомых улицах. Впрочем, для меня вся жизнь – череда незнакомых улиц. Я бегу, и бегу, и бегу.
- Монетку, мисс, - с сильным акцентом говорит голый бесполый младенец, после чего начинает бормотать свою тарабарщину.
Меня колотит. Вокруг царит фантасмагория той изнанки Лондона, где я уже бывала с Бэзилом. Я прибежала сюда, наверное, чтобы найти его; найти защиту от ужаса, охватившего меня.
- Вам плохо, мисс?
Я мотаю головой и бегу-бегу-бегу дальше, пока, наверное, не упаду без сил или замертво. И я падаю.
Глава 8. Тень из теней
Беатрис спала, свернувшись калачиком в кресле. Беки укрыла ее пледом и вышла из комнаты. Фредерик, присев на край стола, коснулся шахматных фигур.
- Она тебе нравится, верно?
Страж кивнул.
- Ну не можем же мы оставить ее себе! Это ведь не бездомная собака. Что значит, она никому кроме нас не нужна?
- Девушка – сирота, так что ваш страж недалек от истины.
Фредерик обернулся.
- Ланкастер. Что вам понадобилось здесь?
Некромант опустился в кресло, взял белого короля и принялся вертеть его в пальцах.
- Мы с вами лучше прочих понимаем, что происходит, верно?
- Мы с вами лучше прочих понимаем, что я бессилен, - парировал Фредерик. – Вы зашли поболтать?
- Я зашел сказать, что Родерик почти разобрался в проблеме. У него всегда это хорошо выходило. Моя сфера – тайны прошлого. И я кое-что в этом прошлом откопал. Незадолго до своей смерти Бромис послал письмо, и я сумел переговорить с адресатом.
- Полночь, полнолуние, кровь черного петуха? – хмыкнул Фредерик.
- В наши дни приходится обходиться обычным. Но я тем не менее кое-что выяснил. Незадолго до смерти Бромис почувствовал, что его преследуют, о чем и написал своему близкому другу и коллеге.
- Людей нашей с вами профессии рано или поздно начинают преследовать, - пожал плечами Фредерик. – Как правило ближайшие соседи с кольями и факелами. Во «Франкенштейне» все это неплохо показано.
- Бромиса волновало нечто конкретное, - Ланкастер вытащил портсигар. – я закурю? Так вот, Бромиса волновало кое-что конкретное. На полях своего экземпляра Misteria de Vita в девятой главе он записал некое, как он сказал, озарение. И из-за этих нескольких строк потерял покой.
- И мы заодно.
- Не спорю. Однако, в письмо он описал человека, который настойчиво интересовался книгой и коллекцией редкостей. Худой, серый и невыразительный.
- Каковых много.
- Не люблю совпадения, - покачал головой Ланкастер. – Раздражают.
- В любом случае, мы ничего не можем проверить, - Фредерик мрачно посмотрел на спящую Беатрис. – И в любом случае, мне будет спокойнее, когда фибула вернется в хранилище и сыщется плащ.
- А по поводу этого я тоже имел интересную беседу. Черт побери! – Ланкастер ударил себя по колену. – Хотел бы я побеседовать с самим Бромисом! Но и от его приятелей я кое-что узнал. Часть своего имущества Бромис передал какому-то аббатству и, вроде бы, в списках был плащ.
- Какой-то плащ? – с усмешкой утащил Фредерик.
- Должен ли я отнести мисс Шелдон в ее комнату? Юной девушке не годиться спать в кресле.
- Отнесите, - кивнул Фредерик. – Страж, найди Леди. Пусть сообщит Дому Бенедикту, что мне очень нужно его видеть.
Из гипотетического дневника мисс Виктории Дерби
Ночь с 19 на 20 октября 1947 года
Темно и тихо. Я чувствую, как меня овевают волны горячего воздуха. Я начинаю различать слабое свечение камина, скрытого плотным экраном. И голоса во тьме, они пугают меня.
- Неплохо ты устроился. Славный дом.
Говорят вроде бы по-румынски, но я понимаю.
- Лучше, чем я заслуживаю, хочешь сказать? – второй голос принадлежит Бэзилу.
- Я думал, ты избавился от этой вазы!
- А как же память? Элизабет держала в ней змей.
- Бр-р! Не напоминай!
- А я теперь держу прах Элизабет, - меланхолично продолжает Бэзил. – Неразумно, думаю, оставлять его там, где могут упасть лунные лучи.
- Очаровательно! – язвительно отвечает собеседник.
- А у тебя крысы и родня в склепе.
- Ну, с моей-то родней такие неприятности не грозят!
Открывается дверь, и на пол ложиться прямоугольник медово-желтого цвета. В проеме вырастают два силуэта; пониже – Бэзила, повыше – его приятеля. Они стоят и смотрят на меня.
- Все еще без сознания?
- Увы.
Я хочу сказать, что уже очнулась, что слышу и вижу их, но язык отнялся. Или же распух и не умещается во рту. Мне плохо, очень плохо.
- У нее лихорадка…
На лоб мне ложиться холодная рука. Запах мяты и каких-то благовоний. Рука ласково гладит меня по волосам.
- Ненавижу этот запах! – в голосе Бэзила что-то странное.
- Просто ты ревнуешь, - смеется собеседник.
- Ревную? Я? Нет, просто в запахе этого мужчины есть что-то отвратительное.
- То, что он остался на теле твоей подруги?
- Не сыпь мне соль на рану! Все и без того слишком сложно. Некоторые вещи, а особенно чувства должны оставаться в прошлом.
Бэзил сидит на краю постели, и его пальцы перебирают мои волосы. А я парализована, и никак не могу ответить, вмешаться в беседу, которая пугает меня.
- Если уж влюбляться, то не в девушку, которая хочет тебя убить. К тому же, такие чувства все равно никуда не приведут. Они в любом случае… односторонни. Что толку в отношениях, кривых на один бок?
- Ты работаешь на Библиотекаря. Раве он ничего не может поделать?
- О, вот это точно односторонние отношения. Библиотекарь ни к кому из смертных либо бессмертных не относится настолько тепло, чтобы… к тому же, я несколько раз пытался все изменить. Глухо…
Голос Бэзила затихает, его рука замирает, и я чувствую холод.
- Я должен увидеть Тарта. Немедленно! А ты возвращайся к Лэ. Мой перстень не должен попасть к ним. Черт! Совсем в маразм впал на старости лет!
Холодные губы прикасаются к моим, а потом дверь захлопывается. В комнате вновь темно и тихо.
Беатрис открыла глаза. Ночь. Темно. Слабо колышется штора. Она лежала на постели поверх покрывала в одежде; в комнате было холодно. Поднявшись и закутавшись в покрывало, она подошла к окну.
- Скоро рассвет, - Тарт отделился от шторы. – Ложись и спи.
- Кто-то приходил?
- С чего вы взяли? – удивился Тарт.
- Ну не вы же меня сюда принесли! И не Эмма с Ребеккой.
- Резонно, - кивнул Фредерик. – Приходил Ланкастер. Его кузен, кажется, решил мою проблему. Ах, да. Можете оставить книги, мисс Шелдон. Кажется, я знаю, где искать плащ. Мой добрый друг, дом Бенедикт обещал прислать собранные им монастырские хроники. Взглянем завтра после завтрака?
- Конечно, - кивнула Беатрис.
- Ложись, - Тарт легко, неощутимо коснулся щеки девушки. – Доброй но… вы слышите?
Беатрис прислушалась и уловила тихий, словно бы предупреждающий вой.
- Страж! Сидите, мисс Шелдон, не высовывайтесь.
Оттолкнув девушку (та, конечно, ничего не почувствовала), Тарт вылетел из комнаты. Беатрис бросила покрывало на постель, достала из шкафа вязанную шаль и вышла на лестницу. Внизу по холлу скользил луч фонаря. Эмма и Беки забаррикадировались в кухне и колдовали над телом Тарта. Они не услышат, если кто-то будет убивать маленькую пленницу и выносить дорогую мебель. А скорее всего, это опять миляга мистер Смит.
Беатрис спустилась на несколько ступеней и перегнулась через перила. Луч фонаря высветил мраморную плиту и самого Стража, застывшего возле нее. Беатрис принюхалась. Сладкие благовония, похожие на отраву.
- В библиотеку! – шепот был тих, но хорошо различим в мертвой тишине спящего дома. Незнакомый голос – женский, смутно неприятный.
По лестнице застучали каблуки. Беатрис юркнула в тень. Не заметив ее, Смит и его спутница – высокая красивая брюнетка, прошли мимо. Дождавшись, когда они скроются в коридоре, Беатрис сбежала вниз по лестнице.
- Мистер Тарт! Профессор!
Здесь запах был сильнее и приобретал оттенок тлена. Страж беспомощно дергался в магических путах. Тарта нигде не было.
- Где профессор?
Страж дернулся, но ничего не ответил. Впрочем, он бы и не смог. Беатрис оставила его и побежала наверх. Монастырские хроники наверняка в библиотеке, и Смит с брюнеткой пришли за ними. Что можно сделать в одиночку, Беатрис не представляла, да особенно и не задумывалась об этом сейчас. Впоследствии она сама признавалась, что это был один из глупейших поступков в ее жизни. «Из оружия у меня были только шаль и наглость, милая Клара, - писала она. – И последним я еще не умела пользоваться».
Коридор был пуст и темен. Уродливые лица со старых портретов казались еще отвратительнее. Глаза их двигались, губы кривились в гадких усмешках. Беатрис приложила палец к губам, призывая уродов к тишине, и прокралась к двери в библиотеку. За ней царила жуткая тишина, словно кто-то взял все звуки за горло. Беатрис приложила ухо к теплому дереву и различила шорохи. Кто-то перебирал старательно разобранные книги.
- Они там.
Беатрис обернулась.
- Уилфрид! Вы напугали меня!
Старик ухмыльнулся.
- Это моя профессия.
- Посмотрите, что они там делают.
Старик фыркнул, но все же просочился сквозь стену. Беатрис приоткрыла дверь и заглянула в библиотеку. По темному помещению скользил луч фонаря. Старик вернулся и обдал ухо девушки ледяным дыханием.
- Они ищут свитки из скриптория дома Бенедикта.
- Где свитки? – быстро спросила Беатрис.
- На столу под зеленой лампой.
- Спрячьтесь с Леди и постарайтесь передать Эмме, что в доме чужие. А я попытаюсь забрать записи.
