- Фаграу не единственный ниддингский город, живущий за счет шахт. И рано или поздно земные недра истощатся, и что тогда? Что вы, или ваш брат, или Князь, или кто-то еще из стариков, покрывающихся мхом и плесенью в нидгейре, делают для того, чтобы спасти их? Все в этом мире конечно. Просто люди кончаются чуть раньше, чем камни.
Обдав Шинада ароматом своих травяных духов – таких же холодных, как и она сама – уррика пошла вниз, белым клином вошла в толпу и – сквозь нее – к колодцу. Шинад медленно пошел следом.
Люди были в изрядном напряжении и возбуждении, это висело в воздухе, затрудняя дыхание. Они вполголоса переговаривались, гудя растревоженным ульем, служа аккомпанементом звучному, хорошо поставленному голосу проповедника, взобравшегося на колодезный венец. Не боясь поскользнуться и рухнуть вниз – а колодцы в этой части Ниддинга были особенно глубокие и холодные – он вещал, как водится, о грехе, праведности и надвигающемся мраке. Все проповеди от самой первой, сказанной на заре времен и вплоть до той, которую будут читать при конце света, похожи были одна на другую. Словно кто-то писал их под копирку и раздавал желающим подрать горло на площади. Благо еще, выглядел этот демагог поприличнее прочих, кого Шинаду уже доводилось видеть. На нем была добротная, хотя и несколько старомодная одежда, отороченная куньим мехом, а в ухе поблескивала золотая серьга с дурно обработанным алмазом. Обычно люди охотнее внимали старичью, одетому в рубище, но тут их словно околдовал ровный голос мужчины.
- Тьма, тьма идет. Та, что веками хоронилась на дне самых глубоких провалов, самых бездонных колодец, ждала во тьме, во льдах. Тьма идет, и что вы сделали, чтобы отвратить ее?
Шинад поравнялся с уррикой, занявшей место в первом ряду. Она немного потеснилась, не сводя глаз с проповедника. Судя по плотно сжатым губам и напряженным скулам, она была зла, или напугана. Шинад огляделся. Последнее было небеспочвенным. Толпа, внимающая откровенному демагогу, пустой по сути болтовне, приходила во все большее возбуждение. Она словно не слышала, что за пафосными словами из старинных легенд нет ничего.
- Еще до скончания дня сего смерть ступит в город, раздирая когтями своими груди ваши! – продолжил проповедник. Звучало это нелепо и патетично, но что-то в его голосе и интонациях превращало дешевую банальную фразу со страниц журнального рассказа в мистическое откровение. Даже Шинад ощутил отголосок ужаса и восторга, охватившего толпу. – Жертвы уже отмечены! Вглядитесь! Вглядитесь друг в друга!
Толпа зашевелилась. Подчиняясь единому порыву, люди стали рассматривать соседей со все возрастающим суеверным ужасом. Шинад посмотрел на уррику. Она так и не отвела взгляд от проповедника, губы ее шевельнулись. «Кто ты?», - прочитал Шинад. Потом, развернувшись на каблуках своих расшитых жемчугом туфель, она ушла в сторону гостиницы. Разумно, решил Шинад и последовал за ней. По дороге он сделал стражникам знак внимательнее следить за порядком во избежание неприятностей, но, увы, и они были поглощены разворачивающимся действом.
Уррика Кирия Маверьска
Занятая мыслями, Кирия долго не могла уснуть. Мартин остался на площади, словно речь проповедника заворожила его, но это было только к лучшему. Сегодня Кирии хотелось только покоя. Но он не приходил, она ворочалась на постели, то отбрасывая одеяло, то натягивая его до самого носа, то отбрасывая вновь. Подушка казалась каменной, а потом вдруг – мягкой, как облако, и шея от этого ныла все сильнее. Зудел на ладони, голова ныла, и сон все не шел. Отчаявшись, Кирия поднялась с постели, закуталась в простеганный халат и подошла к окну.
Фаграу спал безмятежно, предсказуемо взбудораженный словами пророка, но не ощущающий их реальность. Кирия знал – он говорил правду. Ньольман гардайг арег’гади - та, что веками хоронилась на дне самых глубоких провалов, самых бездонных колодцев, ждала во тьме, во льдах. Еще до скончания дня сего смерть ступит в город, раздирая когтями своими груди ваши. Колокол на ратуше ударил полночь, отставая на полминуты забили часы в глубине гостиницы. Поднеся к глазам свои часы – милую безделушку на серебряной цепочке, украшенную эмалью – Кирия кивнула. Полночь. Один день закончился, другой начался. И предсказание прозвучало предельно ясно.
Подкинув поленья в очаг, Кирия забралась в кресло, подобрав под себя ноги. Она сохранила многие детские привычки и пристрастия, наверное, оттого что детства-то у нее и не было. Пламя разгорелось сильнее. Хотелось бы ей, как сестрам колдовских Кругов гадать по россыпи искр, теням и отражениям. Все, что она могла, это глухо молиться далеким и безразличным богам.
Она так и заснула в кресле, в неудобной позе, и когда на рассвете забарабанили в дверь, свалилась, больно ударившись о холодный пол. Поднявшись, она медленно подошла к двери и опасливо коснулась ручки. Примерещилось?
- Уррика! Уррика! Беда!
Повернув ключ, Кирия дернула дверь на себя, и мальчишка-посыльный буквально влетел в номер и рухнул на пол. Да так и остался сидеть на грубом тканом половике, глядя на свою уррику с раскрытым ртом. Она сейчас выглядела, наверное, чистой ведьмой – всклокоченной, в измятой одежде, бледной со сна.
- Что случилось? – спросила Кирия, и голос ее прозвучал глухо.
- Бе-беда, уррика. Мертвец. Мне сказали бежать за вами. Сказали, происки злых духов.
Кирия указала посланцу на дверь.
- Подожди меня внизу, я сейчас оденусь.
Мальчишка кивнул, как мистийский болванчик, раза три-четыре, и только потом сообразил, что надо встать и покинуть комнату. Кирия закрыла за ним дверь и посмотрела на часы, которые все еще сжимала в руке. Семь. Комнату заливал холодный ровный свет пасмурного летнего утра, придающий всему перламутровые оттенки. Скоро осень. Кирия подошла к окну. У дверей гостиницы собралась целая толпа, они жестикулировали и галдели, но плотное и, судя по знакам по углам, заговоренное стекло не пропускало звуки. Задернув шторы, Кирия поспешно оделась, нацепила все атрибуты своей мистической власти – бусины, перья, зеркальца, кольца и старинные монетки, и посмотрела на отражение в большом зеркале на внутренней дверце шкафа. Призрак, шагнувший из снежного бурана. При каждом шаге она звенела и шелестела, словно невеста.
Спустившись вниз, Кирия в холле обнаружила аршеда, столь же заспанного и взъерошенного. Он, насколько могла судить Кирия, предпочитал поспать подольше. По крайней мере, на все ранние заседания нидгейра и утренние церемонии появлялся с недовольным выражением глаз. На лице всегда была написана вежливая заинтересованность, вот как сейчас, впрочем, аршед зевал украдкой, когда думал, что никто не видит.
- Аршед, - Кирия подошла ближе. – Что случилось?
- Уррика, - сухо кивнул мужчина. – Я ждал вас. Пять минут назад шахтеры доложили, что у входа в шахты обнаружен труп.
- Вот как, - глубокомысленно проговорила Кирия.
Аршед окинул ее задумчивым взглядом, и на секунду на живом лице появилось совершенно человеческое выражение: «Ну и куда это вы так вырядились?». Кривя улыбку, Кирия оперлась на предложенную руку и спокойно пошла вместе с аршедом сквозь собравшуюся у входа в гостиницу толпу. На мгновение гомон ошарашил ее, но Кирия привычно взяла себя в руки и пошуршала-позвенела вверх по улице, мягко ступая по скользким после предутреннего дождя камням. Пройдя лугом, на котором вчера вытоптали все цветы, они поднялись на следующую террасу, оцепленную заспанными и недовольными стражниками. Они явно предпочитали, чтобы преступления происходили только в светлое время суток и не в их смену. Выпустив локоть аршеда, Кирия поднырнула под оградительный канат с подвязанными к нему красными лентами, и подошла к входу в шахту, собравшему наибольшее количество стражников. Проку от них здесь не было никакого, так что смело можно было назвать эту дюжину мужчин зеваками. Делом из них занят был только составляющий отчет городской медик – немолодой, седой уже мужчина в белом халате, накинутом поверх легкого пальто, из-под которого выглядывали полосатые пижамные брюки. Завидев Кирию, он почтительно поклонился.
- Уррика. Аршед.
Подошедший аршед взмахом руки отослал стражников и, забрав один из переносных фонарей, шагнул в полутемную шахту. Кирия последовала за ним. Идти пришлось недалеко, до первой развилки, где лежало, раскинув руки, изуродованное тело. Кирия, борясь с тошнотой, отвернулась. Вид смерти пугал ее, и только сила воли не позволяла с воплями выбраться из ствола шахты, ставшего вдруг похожим на коридоры Великих Гробниц.
- Местная побродяжка, - сказал доктор. – Клендра. Бедняжке было всего 27 лет, хотя выглядела она, увы, старше. Побиралась, зарабатывала на жизнь…
Он запнулся.
- Проституцией, - подсказал аршед.
- Этим тоже, - со вздохом согласился доктор.
- Что с ней сделали?
- Когтями драли, - доктор перешел на деловой тон, от которого Кирию начало трясти. – Исполосовали все тело, выдрали сердце. И еще – волосы. С корнем выдрали, а кое-где, словно перегрызли или отрезали грубым ножом.
- Так это был зверь или человек? – ровным тоном спросил аршед.
Кирия отступила на несколько шагов, не глядя на мертвую женщину, привалилась к закопченной стене и закрыла глаза. Звякнули монетки на поясе, застучали друг о дружку раковины, привезенные с Белодраконного моря. Что-то медленно поднималось из глубин, и Кирия ощущала звук шагов и несущуюся вперед него угрозу. Разбегайся, разбегайся. Гора затряслась. Сначала Кирия ощутила эту вибрацию каблуками, потом всем позвоночником. Звон, и стук, и шелест усилились. Опоры где-то в глубине шахты затрещали, и воспаленный слух Кирии уловил этот звук. Он нарастал, приближался, оборачиваясь грохотом и гулом.
- Бежим! – крикнула она, схватила за руку первого, кто попался и потащила за собой к выходу.
Мужчина сопротивлялся, вырывался, но в это мгновение Кирия многократно превосходила его силой. Гору сотрясло ощутимо, мужчина опомнился и теперь уже сам бежал впереди. Лампы давно уже валялись на земле где-то далеко позади. Вылетев из ствола шахты одновременно с самым сильным толчком, заставившим гору подпрыгнуть, Кирия и ее спутник (Кто же? Кто же? Кто же?) покатились по земле. Шахта выплюнула облако сажи, словно чихнула, а потом с оглушительными треском ломаемых перегородок и опорных столбов и грохотом камня обрушилась. От удара о землю из Кирии вышибло дух, сверху ее придавило тяжелое тело, одновременно с тем защищая от дождя мелких, но острых камней. И все затихло. Дрожь ушла вглубь земли, откуда поднялась несколько бесконечно долгих мгновений назад.
- Кирия? Вы в порядке?
Кирия открыла глаза. Впервые, кажется, аршед Шинад Ловиц назвал ее по имени. Он смотрел на нее, и из рассеченной камнем скулы сочилась кровь.
- Да, аршед, - сказала Кирия. – Слезьте с меня.
Аршед поднялся, пошатываясь, а потом все же протянул ей руку. Кирия отмахнулась. Нглейн* горы, так заботливо предупредивший ее, ушел, оставив после себя опустошение. Все мышцы были расслаблены, словно Кирия несколько месяцев пролежала без движения. Она не была уверена, что в ближайшие часы сможет даже пошевелиться, не то, что встать.
Аршед отошел, раздавая отрывистые распоряжения. К Кирии бросились врачи, но больше она ничего не видела и не слышала, провалившись в тяжелое, нездоровое забытье.
----------------
* Нглейн – в поверье Ниддинга дух природы, обитающий в горах, ручьях, деревьях, животных и птицах. Войдя с ним в контакт, колдуны могут предсказывать будущее. Иногда, дружелюбно настроенный, он сам входит в тело человека (даже не связанного с колдовством) и предупреждает его об опасности. После этого, обычно, человек испытывает ужасающую слабость и несколько дней не может подняться с постели
Аршед Шинад Ловиц
Добрейший доктор Вейран – лучший медик Фаграу – погиб, загадочное тело было погребено под завалом. Шинад отделался легким испугом, подвернутой ногой и расцарапанным лицом, и благодарить за это должен был уррику. Так и поверишь невольно в легендарных нглейнов гор, предупреждающих о землетрясении тех, кто им симпатичен. Cхвати уррика за руку бедного доктора, и это Шинад Ловиц лежал бы сейчас под грудой камней в обрушившейся шахте. Досадно. Да, то, что он обязан уррике, то что тело утрачено, даже то – как не кощунственно – что погиб доктор Вейран – всего лишь досадно, потому что впереди уже замаячила настоящая проблема. Весь Фаграу в один голос – истеричный, кликушествующий – заговорил о проклятье. Среди толпы Шинаду померещился вчерашний проповедник, сверкнула золотая серьга с бриллиантом, плохо обработанным, но исключительно чистой воды.
Отдав распоряжение разобрать завал и, как только доберутся до тел, позвать его, Шинад вернулся в гостиницу. Уррику уже перенесли туда, и над ней, потерявшей сознание, хлопотал кто-то из врачей поплоше. Мартин Кристэл, сегодня вызывающий у Шинада особенно сильное раздражение, мерил шагами холл гостиницы от камина, с висящей над ним уродливой картиной, до двери, со стоящим возле нее чахлым апельсиновым деревом.
- Это… это так ужасно! – воскликнул он, завидев Шинада.
Кивнув, Шинад поспешил подняться наверх и в коридоре столкнулся с парой встревоженных медиков. Краем уха он услышал «сильнейшее нервное истощение», и что-то еще, звучащее по-медицински жутко. Кольнуло неприятное чувство тревоги за уррику, которая, хотел Шинад того, или нет, спасла ему жизнь. Требовалось нанести ей визит вежливости, поинтересоваться самочувствием, да хоть авоську апельсинов принести. К тому же, у него были к уррике вопросы, требующие скорейшего разрешения. Но прежде всего Шинад умылся и переоделся. Уже начали наливаться синевой гематомы по всему телу, и массивная мраморная ванна, роскошная, приличествующая скорее какому-нибудь дорогу изумрудскому отелю и совершенно чуждая здесь (если забыть, что в Фаграу были когда-то богатейшие выработки мрамора) манила и соблазняла. Шинад представил, как лежит в теплой воде с целебными травами, позволяя отдохнуть усталому, избитому телу. Пришлось напомнить себе об первейших обязанностях аршеда: покой, безопасность и благоденствие всех жителей Ниддинга. Это помимо укрощения уррики, нидгрейра и самого Серого Князя. Переодевшись, морщась поминутно от тупой, ноющей боли, в чистое, Шинад кое-как пригладил волосы и направился в соседний номер, навестить уррику.
Плотные льняные шторы были задернуты, и в комнате царила темнота, едва-едва разгоняемая отблесками угольев в очаге. Пахло странно: горечью трав, духами и притираниями уррики и влажным камнем. Казалось, каменный великан мгновение назад сидел возле постели женщины.
- Уррика, - позвал Шинад, пытаясь разглядеть ее среди тяжелых одеял и подушек, беспорядочной грудой сложенных на кровати.
- Аршед, - прошелестело в ответ.
- Как ваше самочувствие?
Ответом ему был тихий, какой-то судорожный смех, и только потом женщина ответила:
- Все в порядке, аршед. Не беспокойтесь.
Шинад качнулся с пятки на носок.
- Я обязан вам жизнью, и я у вас в долгу.
- И вы отдадите долг, - небрежно закончила уррика древнюю, как сам Ниддинг, формулу. – Я займусь обрядами изгнания духов и освящу шахты, как только смогу подняться с постели. Завтра, я думаю. Вы ведь успокоите жителей Фаграу?
Обдав Шинада ароматом своих травяных духов – таких же холодных, как и она сама – уррика пошла вниз, белым клином вошла в толпу и – сквозь нее – к колодцу. Шинад медленно пошел следом.
Люди были в изрядном напряжении и возбуждении, это висело в воздухе, затрудняя дыхание. Они вполголоса переговаривались, гудя растревоженным ульем, служа аккомпанементом звучному, хорошо поставленному голосу проповедника, взобравшегося на колодезный венец. Не боясь поскользнуться и рухнуть вниз – а колодцы в этой части Ниддинга были особенно глубокие и холодные – он вещал, как водится, о грехе, праведности и надвигающемся мраке. Все проповеди от самой первой, сказанной на заре времен и вплоть до той, которую будут читать при конце света, похожи были одна на другую. Словно кто-то писал их под копирку и раздавал желающим подрать горло на площади. Благо еще, выглядел этот демагог поприличнее прочих, кого Шинаду уже доводилось видеть. На нем была добротная, хотя и несколько старомодная одежда, отороченная куньим мехом, а в ухе поблескивала золотая серьга с дурно обработанным алмазом. Обычно люди охотнее внимали старичью, одетому в рубище, но тут их словно околдовал ровный голос мужчины.
- Тьма, тьма идет. Та, что веками хоронилась на дне самых глубоких провалов, самых бездонных колодец, ждала во тьме, во льдах. Тьма идет, и что вы сделали, чтобы отвратить ее?
Шинад поравнялся с уррикой, занявшей место в первом ряду. Она немного потеснилась, не сводя глаз с проповедника. Судя по плотно сжатым губам и напряженным скулам, она была зла, или напугана. Шинад огляделся. Последнее было небеспочвенным. Толпа, внимающая откровенному демагогу, пустой по сути болтовне, приходила во все большее возбуждение. Она словно не слышала, что за пафосными словами из старинных легенд нет ничего.
- Еще до скончания дня сего смерть ступит в город, раздирая когтями своими груди ваши! – продолжил проповедник. Звучало это нелепо и патетично, но что-то в его голосе и интонациях превращало дешевую банальную фразу со страниц журнального рассказа в мистическое откровение. Даже Шинад ощутил отголосок ужаса и восторга, охватившего толпу. – Жертвы уже отмечены! Вглядитесь! Вглядитесь друг в друга!
Толпа зашевелилась. Подчиняясь единому порыву, люди стали рассматривать соседей со все возрастающим суеверным ужасом. Шинад посмотрел на уррику. Она так и не отвела взгляд от проповедника, губы ее шевельнулись. «Кто ты?», - прочитал Шинад. Потом, развернувшись на каблуках своих расшитых жемчугом туфель, она ушла в сторону гостиницы. Разумно, решил Шинад и последовал за ней. По дороге он сделал стражникам знак внимательнее следить за порядком во избежание неприятностей, но, увы, и они были поглощены разворачивающимся действом.
Уррика Кирия Маверьска
Занятая мыслями, Кирия долго не могла уснуть. Мартин остался на площади, словно речь проповедника заворожила его, но это было только к лучшему. Сегодня Кирии хотелось только покоя. Но он не приходил, она ворочалась на постели, то отбрасывая одеяло, то натягивая его до самого носа, то отбрасывая вновь. Подушка казалась каменной, а потом вдруг – мягкой, как облако, и шея от этого ныла все сильнее. Зудел на ладони, голова ныла, и сон все не шел. Отчаявшись, Кирия поднялась с постели, закуталась в простеганный халат и подошла к окну.
Фаграу спал безмятежно, предсказуемо взбудораженный словами пророка, но не ощущающий их реальность. Кирия знал – он говорил правду. Ньольман гардайг арег’гади - та, что веками хоронилась на дне самых глубоких провалов, самых бездонных колодцев, ждала во тьме, во льдах. Еще до скончания дня сего смерть ступит в город, раздирая когтями своими груди ваши. Колокол на ратуше ударил полночь, отставая на полминуты забили часы в глубине гостиницы. Поднеся к глазам свои часы – милую безделушку на серебряной цепочке, украшенную эмалью – Кирия кивнула. Полночь. Один день закончился, другой начался. И предсказание прозвучало предельно ясно.
Подкинув поленья в очаг, Кирия забралась в кресло, подобрав под себя ноги. Она сохранила многие детские привычки и пристрастия, наверное, оттого что детства-то у нее и не было. Пламя разгорелось сильнее. Хотелось бы ей, как сестрам колдовских Кругов гадать по россыпи искр, теням и отражениям. Все, что она могла, это глухо молиться далеким и безразличным богам.
Она так и заснула в кресле, в неудобной позе, и когда на рассвете забарабанили в дверь, свалилась, больно ударившись о холодный пол. Поднявшись, она медленно подошла к двери и опасливо коснулась ручки. Примерещилось?
- Уррика! Уррика! Беда!
Повернув ключ, Кирия дернула дверь на себя, и мальчишка-посыльный буквально влетел в номер и рухнул на пол. Да так и остался сидеть на грубом тканом половике, глядя на свою уррику с раскрытым ртом. Она сейчас выглядела, наверное, чистой ведьмой – всклокоченной, в измятой одежде, бледной со сна.
- Что случилось? – спросила Кирия, и голос ее прозвучал глухо.
- Бе-беда, уррика. Мертвец. Мне сказали бежать за вами. Сказали, происки злых духов.
Кирия указала посланцу на дверь.
- Подожди меня внизу, я сейчас оденусь.
Мальчишка кивнул, как мистийский болванчик, раза три-четыре, и только потом сообразил, что надо встать и покинуть комнату. Кирия закрыла за ним дверь и посмотрела на часы, которые все еще сжимала в руке. Семь. Комнату заливал холодный ровный свет пасмурного летнего утра, придающий всему перламутровые оттенки. Скоро осень. Кирия подошла к окну. У дверей гостиницы собралась целая толпа, они жестикулировали и галдели, но плотное и, судя по знакам по углам, заговоренное стекло не пропускало звуки. Задернув шторы, Кирия поспешно оделась, нацепила все атрибуты своей мистической власти – бусины, перья, зеркальца, кольца и старинные монетки, и посмотрела на отражение в большом зеркале на внутренней дверце шкафа. Призрак, шагнувший из снежного бурана. При каждом шаге она звенела и шелестела, словно невеста.
Спустившись вниз, Кирия в холле обнаружила аршеда, столь же заспанного и взъерошенного. Он, насколько могла судить Кирия, предпочитал поспать подольше. По крайней мере, на все ранние заседания нидгейра и утренние церемонии появлялся с недовольным выражением глаз. На лице всегда была написана вежливая заинтересованность, вот как сейчас, впрочем, аршед зевал украдкой, когда думал, что никто не видит.
- Аршед, - Кирия подошла ближе. – Что случилось?
- Уррика, - сухо кивнул мужчина. – Я ждал вас. Пять минут назад шахтеры доложили, что у входа в шахты обнаружен труп.
- Вот как, - глубокомысленно проговорила Кирия.
Аршед окинул ее задумчивым взглядом, и на секунду на живом лице появилось совершенно человеческое выражение: «Ну и куда это вы так вырядились?». Кривя улыбку, Кирия оперлась на предложенную руку и спокойно пошла вместе с аршедом сквозь собравшуюся у входа в гостиницу толпу. На мгновение гомон ошарашил ее, но Кирия привычно взяла себя в руки и пошуршала-позвенела вверх по улице, мягко ступая по скользким после предутреннего дождя камням. Пройдя лугом, на котором вчера вытоптали все цветы, они поднялись на следующую террасу, оцепленную заспанными и недовольными стражниками. Они явно предпочитали, чтобы преступления происходили только в светлое время суток и не в их смену. Выпустив локоть аршеда, Кирия поднырнула под оградительный канат с подвязанными к нему красными лентами, и подошла к входу в шахту, собравшему наибольшее количество стражников. Проку от них здесь не было никакого, так что смело можно было назвать эту дюжину мужчин зеваками. Делом из них занят был только составляющий отчет городской медик – немолодой, седой уже мужчина в белом халате, накинутом поверх легкого пальто, из-под которого выглядывали полосатые пижамные брюки. Завидев Кирию, он почтительно поклонился.
- Уррика. Аршед.
Подошедший аршед взмахом руки отослал стражников и, забрав один из переносных фонарей, шагнул в полутемную шахту. Кирия последовала за ним. Идти пришлось недалеко, до первой развилки, где лежало, раскинув руки, изуродованное тело. Кирия, борясь с тошнотой, отвернулась. Вид смерти пугал ее, и только сила воли не позволяла с воплями выбраться из ствола шахты, ставшего вдруг похожим на коридоры Великих Гробниц.
- Местная побродяжка, - сказал доктор. – Клендра. Бедняжке было всего 27 лет, хотя выглядела она, увы, старше. Побиралась, зарабатывала на жизнь…
Он запнулся.
- Проституцией, - подсказал аршед.
- Этим тоже, - со вздохом согласился доктор.
- Что с ней сделали?
- Когтями драли, - доктор перешел на деловой тон, от которого Кирию начало трясти. – Исполосовали все тело, выдрали сердце. И еще – волосы. С корнем выдрали, а кое-где, словно перегрызли или отрезали грубым ножом.
- Так это был зверь или человек? – ровным тоном спросил аршед.
Кирия отступила на несколько шагов, не глядя на мертвую женщину, привалилась к закопченной стене и закрыла глаза. Звякнули монетки на поясе, застучали друг о дружку раковины, привезенные с Белодраконного моря. Что-то медленно поднималось из глубин, и Кирия ощущала звук шагов и несущуюся вперед него угрозу. Разбегайся, разбегайся. Гора затряслась. Сначала Кирия ощутила эту вибрацию каблуками, потом всем позвоночником. Звон, и стук, и шелест усилились. Опоры где-то в глубине шахты затрещали, и воспаленный слух Кирии уловил этот звук. Он нарастал, приближался, оборачиваясь грохотом и гулом.
- Бежим! – крикнула она, схватила за руку первого, кто попался и потащила за собой к выходу.
Мужчина сопротивлялся, вырывался, но в это мгновение Кирия многократно превосходила его силой. Гору сотрясло ощутимо, мужчина опомнился и теперь уже сам бежал впереди. Лампы давно уже валялись на земле где-то далеко позади. Вылетев из ствола шахты одновременно с самым сильным толчком, заставившим гору подпрыгнуть, Кирия и ее спутник (Кто же? Кто же? Кто же?) покатились по земле. Шахта выплюнула облако сажи, словно чихнула, а потом с оглушительными треском ломаемых перегородок и опорных столбов и грохотом камня обрушилась. От удара о землю из Кирии вышибло дух, сверху ее придавило тяжелое тело, одновременно с тем защищая от дождя мелких, но острых камней. И все затихло. Дрожь ушла вглубь земли, откуда поднялась несколько бесконечно долгих мгновений назад.
- Кирия? Вы в порядке?
Кирия открыла глаза. Впервые, кажется, аршед Шинад Ловиц назвал ее по имени. Он смотрел на нее, и из рассеченной камнем скулы сочилась кровь.
- Да, аршед, - сказала Кирия. – Слезьте с меня.
Аршед поднялся, пошатываясь, а потом все же протянул ей руку. Кирия отмахнулась. Нглейн* горы, так заботливо предупредивший ее, ушел, оставив после себя опустошение. Все мышцы были расслаблены, словно Кирия несколько месяцев пролежала без движения. Она не была уверена, что в ближайшие часы сможет даже пошевелиться, не то, что встать.
Аршед отошел, раздавая отрывистые распоряжения. К Кирии бросились врачи, но больше она ничего не видела и не слышала, провалившись в тяжелое, нездоровое забытье.
----------------
* Нглейн – в поверье Ниддинга дух природы, обитающий в горах, ручьях, деревьях, животных и птицах. Войдя с ним в контакт, колдуны могут предсказывать будущее. Иногда, дружелюбно настроенный, он сам входит в тело человека (даже не связанного с колдовством) и предупреждает его об опасности. После этого, обычно, человек испытывает ужасающую слабость и несколько дней не может подняться с постели
Аршед Шинад Ловиц
Добрейший доктор Вейран – лучший медик Фаграу – погиб, загадочное тело было погребено под завалом. Шинад отделался легким испугом, подвернутой ногой и расцарапанным лицом, и благодарить за это должен был уррику. Так и поверишь невольно в легендарных нглейнов гор, предупреждающих о землетрясении тех, кто им симпатичен. Cхвати уррика за руку бедного доктора, и это Шинад Ловиц лежал бы сейчас под грудой камней в обрушившейся шахте. Досадно. Да, то, что он обязан уррике, то что тело утрачено, даже то – как не кощунственно – что погиб доктор Вейран – всего лишь досадно, потому что впереди уже замаячила настоящая проблема. Весь Фаграу в один голос – истеричный, кликушествующий – заговорил о проклятье. Среди толпы Шинаду померещился вчерашний проповедник, сверкнула золотая серьга с бриллиантом, плохо обработанным, но исключительно чистой воды.
Отдав распоряжение разобрать завал и, как только доберутся до тел, позвать его, Шинад вернулся в гостиницу. Уррику уже перенесли туда, и над ней, потерявшей сознание, хлопотал кто-то из врачей поплоше. Мартин Кристэл, сегодня вызывающий у Шинада особенно сильное раздражение, мерил шагами холл гостиницы от камина, с висящей над ним уродливой картиной, до двери, со стоящим возле нее чахлым апельсиновым деревом.
- Это… это так ужасно! – воскликнул он, завидев Шинада.
Кивнув, Шинад поспешил подняться наверх и в коридоре столкнулся с парой встревоженных медиков. Краем уха он услышал «сильнейшее нервное истощение», и что-то еще, звучащее по-медицински жутко. Кольнуло неприятное чувство тревоги за уррику, которая, хотел Шинад того, или нет, спасла ему жизнь. Требовалось нанести ей визит вежливости, поинтересоваться самочувствием, да хоть авоську апельсинов принести. К тому же, у него были к уррике вопросы, требующие скорейшего разрешения. Но прежде всего Шинад умылся и переоделся. Уже начали наливаться синевой гематомы по всему телу, и массивная мраморная ванна, роскошная, приличествующая скорее какому-нибудь дорогу изумрудскому отелю и совершенно чуждая здесь (если забыть, что в Фаграу были когда-то богатейшие выработки мрамора) манила и соблазняла. Шинад представил, как лежит в теплой воде с целебными травами, позволяя отдохнуть усталому, избитому телу. Пришлось напомнить себе об первейших обязанностях аршеда: покой, безопасность и благоденствие всех жителей Ниддинга. Это помимо укрощения уррики, нидгрейра и самого Серого Князя. Переодевшись, морщась поминутно от тупой, ноющей боли, в чистое, Шинад кое-как пригладил волосы и направился в соседний номер, навестить уррику.
Плотные льняные шторы были задернуты, и в комнате царила темнота, едва-едва разгоняемая отблесками угольев в очаге. Пахло странно: горечью трав, духами и притираниями уррики и влажным камнем. Казалось, каменный великан мгновение назад сидел возле постели женщины.
- Уррика, - позвал Шинад, пытаясь разглядеть ее среди тяжелых одеял и подушек, беспорядочной грудой сложенных на кровати.
- Аршед, - прошелестело в ответ.
- Как ваше самочувствие?
Ответом ему был тихий, какой-то судорожный смех, и только потом женщина ответила:
- Все в порядке, аршед. Не беспокойтесь.
Шинад качнулся с пятки на носок.
- Я обязан вам жизнью, и я у вас в долгу.
- И вы отдадите долг, - небрежно закончила уррика древнюю, как сам Ниддинг, формулу. – Я займусь обрядами изгнания духов и освящу шахты, как только смогу подняться с постели. Завтра, я думаю. Вы ведь успокоите жителей Фаграу?
