На заговоры и пляски вокруг шахт, по большей части бесполезные или даже просто фальшивые, зато эффектные, ушло больше времени, чем предполагала Кирия. Под взглядами толпы (под взглядом толпы, потому что сейчас жители Фаграу, науськанные таящимся где-то в сумраке пророком, представляли единое целое) ей приходилось выбирать самые вычурные танцы, самый сложный ритм, самое заунывное пение. Все то, что в глазах людей было колдовством, подлинным ниддиггингом, о котором говорят в сказках и легендах. Настоящее колдовство привело бы их в ужас: оно зиждилось на крови и внутреннем страхе, сидящем в каждом из живущих в этих проклятых горах. Все боялись всего.
Покончив наконец с этими ритуалами, сравнимыми разве что с цирковым представлением, Кирия направилась ко входу в пещеры. Люди за ней не пошли. Никто не рисковал приближаться даже на прыжок к проклятому городу. Даже Мартин – да что это с ним? – скрылся в толпе. Кирия сдвинула заграждение, зажгла фонарь и начала спускаться в темноту.
Теперь, когда она шла здесь в одиночестве, прорубленный во льду коридор показался ей необычайно длинным. Словно у него вовсе нет конца. Кирия испытала незнакомое дотоле облегчение, когда выбралась наконец в огромную пещеру. Словно заново родилась. Аккуратно ступая по скользкому полу, стараясь не наступить на кости и черепки под ногами, она прошла через это необъятное помещение. Луч фонаря, слишком тусклый для этого мрака, мазнул по бронзовым вратам.
И город ждет, и стража у ворот
И солнце совершает поворот
И города не достигает свет…
Кирия закусила губу. Отчего-то вдруг показалось очень важным найти последнюю строку, но все что от нее осталось – выбоины на бронзе. Кирия шагнула вперед, привстала на цыпочки и коснулась исчезнувшей строчки кончиками пальцев. Она располагалась много выше ее головы. Створка врат скрипнула и поддалась. Отпрыгнув назад, Кирия посмотрела вниз, на следы в пыли. Кто-то совсем недавно двигал тяжелые бронзовые створки, открыл ворота и шагнул в проклятый Темьгород. По спине Кирии пробежал холодок. Нет, нет, тысячу раз – нет, она не была суеверна, она не боялась наказания из листа Ниолта. Но в это мгновение ее охватил панический ужас. Взяв себя в руки, Кирия подошла к щели между створами, достаточно широкой, чтобы в нее мог протиснуться не слишком крупный человек. Такой, как пророк, или мальчишка-незнакомец, если конечно снимет свою меховую куртку. Или уррика. Кирия посветила во мрак, но смогла разглядеть только мощеную брусчаткой дорогу, как в самом обычно городе. Видать, и вправду Темьгород.
У нее был выбор: идти или не идти. Любопытство простив осторожности. Победило любопытство. Протиснувшись между створками, Кирия ступила на центральную улицу затерянного города. Здесь было темно, пахло прошлым и гибелью. Луч фонаря был слишком слаб, и все, что он мог осветить: стены домов, вырубленных в камне, и черные провалы дверей и окон. Кирия не могла составить свое впечатление о городе, даже просто представить, на что он похож. Сделав несколько шагов вперед, она поняла, что так ничего хорошего не выйдет. В темноте, возможно, в лабиринте она заблудится одна и не сумеет найти дорогу к воротам. Не монетки же со своей одежды обрывать и на землю бросать, как сказочные сиротки – хлебные крошки. Она развернулась, и створка врат Темьгорода захлопнулась прямо у нее перед носом.
Аршед Шинад Ловиц
Врач – форменный шарлатан – тянул время, что изводило Шинада. Меряя шагами холл гостиницы от очага до двери, от картины до апельсинового дерева, он то и дело посматривал на часы. Толпа жителей Фограу, до того стоявшая под окнами, спустилась к Колодезной пощади, где началась очередная проповедь. Закончилась она, впрочем, быстро, и, что бы не сказал проповедник, но жители в испуге разбежались по домам. Наконец появившийся медик тоже выглядел испуганно. Сунув в руки Шинада папку, он отказался давать какие-либо комментарии и попросту сбежал. Над Фаграу повис страх. Худший враг разумного человека.
Заказав себе вина – никаким фрианкаром не удалось бы привести мысли в порядок – Шинад устроился в кресле возле камина и открыл папку. Должность обязывала его разбираться во всем понемногу, и потому отчет привел в ярость. Сколько нелепых недомолвок! Сколько домыслов! Какие осторожные выводы! Шестилетний мальчишка мог бы составить отчет значительно более толковый! Кроме того, за всеми этими экивоками и недомолвками крылась убежденность врача в мистической подоплеке смерти Чаревеня. Не упился, не сердце отказало – уморен. Ганглиби.
Шинад фыркнул.
Ганглиби.
Наверняка и урика собиралась сказать то же самое, но решила дождаться отчета, чтобы иметь документальное подтверждение своим словам.
И, кстати, где была она сама? Шинад посмотрел на часы. Было уже очень поздно, люди разошлись по домам, весь склон горы покрыла сеть мерцающих окон, на фоне темного неба видно было, как поднимается печной дым над крышами. Доверившись старой ниддингской поговорке: «Мой дом – моя крепость», люди затворились на все возможные замки, прячась от собственного страха. Не лучший выход. Но где же, все-таки, уррика?
Никто не видел ее с середины дня, когда она проводила свои обряды возле шахт. Наверное, были убеждены гостиничные работники, она занята изгнание злых духов. Просто поразительно, как легко и твердо полагались они на женщину, которая только пританцовывала и позвякивала безделушками на своей нелепой старомодной одежде. И это при том, что Клендру, маленькую бродяжку, вполне мог убить обычный человек из плоти и крови и сейчас, бродя в темноте, выбирать новую жертву.
И между тем, несмотря на все раздражение и даже неприязнь, мысли Шинада раз за разом возвращались к уррике. Он не знал привычек женщины, но, насколько мог судить по тем годам, что они бок о бок прожили в Княжинске, обычно она без нужды не покидала свои покои. Впрочем, в негостеприимном столичном замке так поступали почти все. Охваченный странным дурным предчувствием Шинад вновь расспросил гостиничных работников. Получил прежний ответ: никто не видел уррику с тех пор, никто не знал, куда она ушла. На площади во время проповеди ее не было, уж ее бы заметили. Мартин Кристэл тоже пропал куда-то.
Около полуночи Шинад заставил себя выкинуть женщину из головы и подняться в номер. И все же, по дороге он постучался в комнату уррики. Никто не ответил, и чувство тревоги обострилось. Все! Хватит.
Не раздеваясь, он лег на постель поверх одеяла, только накинув сверху тонкое покрывало. В комнате было так сильно натоплено, что трудно было дышать. Сон не шел, то ли из-за этой духоты, то ли от мыслей, переполняющих голову.
Все сходилось один к одному: обнаружение Темьгорода, всколыхнувшее Фаграу; слухи о закрытии шахт; смерть женщины; обвал; Чаревень. И над всем этим мрачные пророчества человека, называющего себя Альодо, одетого, как богатый купец из прошлого века и носящего сережку, на которую даже аршеду пришлось бы копить пару лет. Он виделся Шинаду кукловодом, дергающим ловко за ниточки и ввергающим город – но зачем? – в пучину ужаса.
В другое мгновение Шинаду вдруг казалось, что за этой опереточной фигурой прячется кто-то более могущественный и значительно более страшный. Истинный кукловод, и все вокруг, даже Шинад, его послушные марионетки. Отогнав эту мысль, он возвращался к первой. Духота сводила с ума. Поднявшись, он раздернул шторы и настежь раскрыл форточку, впуская холодный ночной воздух, отчего-то наполненный ароматами цветов. Обернувшись, он некоторое время моргал, привыкая к темноте. Кто погасил лампу? В красноватом свете очага, где осталась только горка сверкающих угольев, ему почудился силуэт.
- Кто здесь?
Тонкие, гибкие, но пугающе-сильные руки обвили его шею, и пряные губы принялись покрывать лицо поцелуями.
- Гелена? – беспомощно позвал Шинад. Но, нет, никогда от Гелены не пахло так волнующе-ядовито. Никогда она не вызывала таких противоречивых чувств, такой смеси желания и отвращения.
И все же, не в силах сопротивляться, он поддался желанию и позволил невидимой любовнице увлечь себя на постель во влажную тьму и запах цветов. А потом проснулся, от холода и в немалой степени от того, как нехорошо бьется сердце. Одежда была в беспорядке. Через форточку в комнату сыпал мелкий, холодный дождь. Шинад сел, подтягивая к груди покрывало, и огляделся, ища хоть какое-нибудь доказательство того, что привидевшееся не было сном. Волос на подушке, пуговица на полу. Ничего. Только слабость, вновь опрокинувшая его на подушки. «Ганглиби», - саркастически подумал он и хрипло рассмеялся.
Уррика Кирия Маверьска
Несколько мгновений Кирия стояла неподвижно, ощущая, как паника накатывает приливной волной. Потом она сделала глубокий вдох и приказала себе успокоиться. Темноты и проклятий она не боялась. Задохнуться опасности не было – воздух был, пусть и спертый, но достаточно подвижный. Откуда-то он проникал в запертый город, да и наверняка его древние строители позаботились о вентиляции. Как и об освещении. Факелами такую махину – а Кирия ощущала его размеры – не осветишь. Значит, еще не все потеряно.
Для начала Кирия попыталась открыть дверь, но створка не поддалась. Как вообще она сдвигалась с места? Полсотни дюжих рабов? Хитрый механизм? Рабов в ее распоряжении не было, а механизм еще предстояло отыскать и наверняка обнаружить, что время почти уничтожило его. Кто бы не приоткрыл дверь, он наверняка прибег к колдовству. Кирии же никакое колдовство, подходящее к случаю, в голову не приходило. Она знала пару способов разрушить эти ворота, обратив их в прах, но для этого ей потребовалась бы целая батарея разнообразных флакончиков и коробочек с редкими снадобьями и часа полтора напряженной работы. У нее был только бубен. Ритма, открывающего замки – если такой вообще существовал – она не знала.
- Если парадный вход закрыт, - пробормотала Кирия, - попробуем черный.
Достав часы, она осветила их лучом своего фонарика. Половина девятого. Едва ли ее хватятся раньше завтрашнего дня. Да и завтра, если быть с собой честной, едва ли хватятся. Кто? Мартин? С ним что-то странное происходит с момента появления в городе пророка. Не аршед же в самом деле. Значит придется выпутываться самостоятельно.
Кирия прикинула: батарейки фонарика хватит еще часов на пять. Значит, придется его выключать время от времени. Мысль остаться в кромешной темноте вдруг привела ее в ужас. Нужно попытаться отыскать еще какие-то источники освещения. Свечи… да какие тут могут быть свечи?! Факел. Хоть один факел ведь должны был сохраниться. Потом Кирия представила, как факел чадит и выжигает воздух, и ее передернуло.
Прежде всего, она заставила себя идти вперед по главной улице, аккуратно роняя монетки и бусины в щели между брусчаткой каждые пять-шесть шагов, чтобы при случае можно было найти дорогу домой. Улица казалась бесконечной, но, когда шагов сравнялось уже с сотней, Кирия вдруг оказалась на перекрестке, а прямо перед ней – высокий постамент. Осветив его, Кирия обнаружила надпись ниччагом, а еще выше – огромную фигуру волка. Глаза его таинственно поблескивали, видимо, в них были вставлены драгоценные камни. У подножия этой жутковатой скульптуры был вырезан небольшой колодец, уводящий в невообразимую глубину. Подняв камешек, Кирия бросила его вниз, но так и не дождалась плеска. Может быть, внизу было что-то мягкое, пружинившее беззвучно, а может – камешек еще летел вниз и вниз, к центру земли. По краю колодезный венец был украшен маленькими, искусно вырезанными фигурками охотников и дам в островерхих шляпах, и к одной из них на длинной золото цепи, нетронутой временем, был подвешен золотой же ковшик, украшенный чеканкой. Воистину, княжеское сокровище. Кирия взвесила ковшик в руках, хмыкнула и вернула на место. Потом, оторвав от одежды ленточку, повязала на шею одной из фигурок и обошла скульптуру с колодцем по кругу.
Дорога, ведущая вперед, скорее всего упрется рано или поздно в княжеский терем. Идти направо и налево может быть опасно. Можно оказаться в самом настоящем лабиринте улиц и проулков и заблудиться там. С другой стороны, как знать, не выведет ли эта улица к боковому выходу из города. Некоторое время Кирия постояла, раздумывая, а потом все же пошла вперед. Это показалось ей более благоразумным.
Еще через сотню шагов – двадцать бусин и монеток упали за это время на дорогу – она вновь оказалась на перекрестке, на этот раз ничем не обозначенном. Теперь уже она не раздумывая пошла вперед. Справа и слева ей почудились сотни, тысячи таких перекрестков. Заблудившись, она умрет здесь, в темноте и одиночестве. Нет уж, спасибо.
Кирия упрямо шла вперед, машинально отмечая новый перекресток через каждые сто шагов, погруженная при этом в собственные мысли. Теперь этот город, погруженный во мрак и тишину, едва нарушаемую стуком каблуков и звоном монеток, представлялся ей пугающим образом ее собственной жизни. Ей было четыре, когда ее представили Кледии, прежней уррике, которая приходилась Маверю дальней родственницей по материнской линии. Старуха напугала Кирию: костлявая, беловолосая, с алым блеском в глазах. Тогда, конечно, она виделась маленькой девочке смертью или ведьмой из сказки, но много позже Кирия сообразила: на самом деле тогда ее привело в ужас видение собственного будущего. Одинокая уродливая старуха. Кирии было тридцать, какой же это возраст, но иногда она себя ощущала дряхлой Кледией. Из-за своего уродства она не завела друзей, а все случайные возлюбленные видели в ней объект для жалости или путь к Князю. Как этот город, она была пустой и заброшенной.
Что за глупые мысли лезут в голову в темноте.
Стряхнув их, Кирия пошла вперед бесконечной улицей, напевая себе под нос глупые модные песенки и детские считалочки, только чтобы не сойти с ума от тишины.
Аршед Шинад Ловиц
Если несколько дней до того Фаграу напоминал растревоженный улей, то теперь город походил на подожженный муравейник. Острый запах паники повис в воздухе. Что-то случилось прошедшей ночью, или утром – и встал Шинад поздно, уже за полдень – что привело людей в ужас. После второй кружки фрианкара он сумел-таки вернуть трезвость мыслям и выкинуть из головы сон. Происходящее наяву было куда важнее.
Отыскав в городе Мартина Кристэла, единственного относительно здравомыслящего человека, к тому же не местного, Шинад устроил ему допрос. Вернее, сначала затащил его в пивную, где за кружкой юго-западного вести допрос было сподручнее. Темное пиво, ценимое Шинадом за богатый, чуть карамельный привкус, сегодня горчило.
- Что происходит? Что опять наплел этот пророк, господин Кристэл?
Археолог дернулся. В глазах его мелькнула паника.
- Альодо говорил страшные вещи.
- Вы ведь не верите? – уточнил Шинад. Лицо Кристэла показалось ему вдруг лицом безумца.
- Он говорит дельные вещи, господин Альодо, - спокойно сказал археолог, но ровный, даже сухой тон не смутил Шинада. Кристэл верил всему, что говорил пророк. Верил так, как наверное, никогда не верил в свою науку.
Ах, господин Альодо, ну не колдун же вы!
В Долине Шинаду приходилось сталкиваться с волшебниками – бардами, как их принято было называть, и с ведьмами. Первые могли парой волшебных слов зажечь свечу или пустить метлу в пляс, но едва ли были способны на большее.
Покончив наконец с этими ритуалами, сравнимыми разве что с цирковым представлением, Кирия направилась ко входу в пещеры. Люди за ней не пошли. Никто не рисковал приближаться даже на прыжок к проклятому городу. Даже Мартин – да что это с ним? – скрылся в толпе. Кирия сдвинула заграждение, зажгла фонарь и начала спускаться в темноту.
Теперь, когда она шла здесь в одиночестве, прорубленный во льду коридор показался ей необычайно длинным. Словно у него вовсе нет конца. Кирия испытала незнакомое дотоле облегчение, когда выбралась наконец в огромную пещеру. Словно заново родилась. Аккуратно ступая по скользкому полу, стараясь не наступить на кости и черепки под ногами, она прошла через это необъятное помещение. Луч фонаря, слишком тусклый для этого мрака, мазнул по бронзовым вратам.
И город ждет, и стража у ворот
И солнце совершает поворот
И города не достигает свет…
Кирия закусила губу. Отчего-то вдруг показалось очень важным найти последнюю строку, но все что от нее осталось – выбоины на бронзе. Кирия шагнула вперед, привстала на цыпочки и коснулась исчезнувшей строчки кончиками пальцев. Она располагалась много выше ее головы. Створка врат скрипнула и поддалась. Отпрыгнув назад, Кирия посмотрела вниз, на следы в пыли. Кто-то совсем недавно двигал тяжелые бронзовые створки, открыл ворота и шагнул в проклятый Темьгород. По спине Кирии пробежал холодок. Нет, нет, тысячу раз – нет, она не была суеверна, она не боялась наказания из листа Ниолта. Но в это мгновение ее охватил панический ужас. Взяв себя в руки, Кирия подошла к щели между створами, достаточно широкой, чтобы в нее мог протиснуться не слишком крупный человек. Такой, как пророк, или мальчишка-незнакомец, если конечно снимет свою меховую куртку. Или уррика. Кирия посветила во мрак, но смогла разглядеть только мощеную брусчаткой дорогу, как в самом обычно городе. Видать, и вправду Темьгород.
У нее был выбор: идти или не идти. Любопытство простив осторожности. Победило любопытство. Протиснувшись между створками, Кирия ступила на центральную улицу затерянного города. Здесь было темно, пахло прошлым и гибелью. Луч фонаря был слишком слаб, и все, что он мог осветить: стены домов, вырубленных в камне, и черные провалы дверей и окон. Кирия не могла составить свое впечатление о городе, даже просто представить, на что он похож. Сделав несколько шагов вперед, она поняла, что так ничего хорошего не выйдет. В темноте, возможно, в лабиринте она заблудится одна и не сумеет найти дорогу к воротам. Не монетки же со своей одежды обрывать и на землю бросать, как сказочные сиротки – хлебные крошки. Она развернулась, и створка врат Темьгорода захлопнулась прямо у нее перед носом.
Аршед Шинад Ловиц
Врач – форменный шарлатан – тянул время, что изводило Шинада. Меряя шагами холл гостиницы от очага до двери, от картины до апельсинового дерева, он то и дело посматривал на часы. Толпа жителей Фограу, до того стоявшая под окнами, спустилась к Колодезной пощади, где началась очередная проповедь. Закончилась она, впрочем, быстро, и, что бы не сказал проповедник, но жители в испуге разбежались по домам. Наконец появившийся медик тоже выглядел испуганно. Сунув в руки Шинада папку, он отказался давать какие-либо комментарии и попросту сбежал. Над Фаграу повис страх. Худший враг разумного человека.
Заказав себе вина – никаким фрианкаром не удалось бы привести мысли в порядок – Шинад устроился в кресле возле камина и открыл папку. Должность обязывала его разбираться во всем понемногу, и потому отчет привел в ярость. Сколько нелепых недомолвок! Сколько домыслов! Какие осторожные выводы! Шестилетний мальчишка мог бы составить отчет значительно более толковый! Кроме того, за всеми этими экивоками и недомолвками крылась убежденность врача в мистической подоплеке смерти Чаревеня. Не упился, не сердце отказало – уморен. Ганглиби.
Шинад фыркнул.
Ганглиби.
Наверняка и урика собиралась сказать то же самое, но решила дождаться отчета, чтобы иметь документальное подтверждение своим словам.
И, кстати, где была она сама? Шинад посмотрел на часы. Было уже очень поздно, люди разошлись по домам, весь склон горы покрыла сеть мерцающих окон, на фоне темного неба видно было, как поднимается печной дым над крышами. Доверившись старой ниддингской поговорке: «Мой дом – моя крепость», люди затворились на все возможные замки, прячась от собственного страха. Не лучший выход. Но где же, все-таки, уррика?
Никто не видел ее с середины дня, когда она проводила свои обряды возле шахт. Наверное, были убеждены гостиничные работники, она занята изгнание злых духов. Просто поразительно, как легко и твердо полагались они на женщину, которая только пританцовывала и позвякивала безделушками на своей нелепой старомодной одежде. И это при том, что Клендру, маленькую бродяжку, вполне мог убить обычный человек из плоти и крови и сейчас, бродя в темноте, выбирать новую жертву.
И между тем, несмотря на все раздражение и даже неприязнь, мысли Шинада раз за разом возвращались к уррике. Он не знал привычек женщины, но, насколько мог судить по тем годам, что они бок о бок прожили в Княжинске, обычно она без нужды не покидала свои покои. Впрочем, в негостеприимном столичном замке так поступали почти все. Охваченный странным дурным предчувствием Шинад вновь расспросил гостиничных работников. Получил прежний ответ: никто не видел уррику с тех пор, никто не знал, куда она ушла. На площади во время проповеди ее не было, уж ее бы заметили. Мартин Кристэл тоже пропал куда-то.
Около полуночи Шинад заставил себя выкинуть женщину из головы и подняться в номер. И все же, по дороге он постучался в комнату уррики. Никто не ответил, и чувство тревоги обострилось. Все! Хватит.
Не раздеваясь, он лег на постель поверх одеяла, только накинув сверху тонкое покрывало. В комнате было так сильно натоплено, что трудно было дышать. Сон не шел, то ли из-за этой духоты, то ли от мыслей, переполняющих голову.
Все сходилось один к одному: обнаружение Темьгорода, всколыхнувшее Фаграу; слухи о закрытии шахт; смерть женщины; обвал; Чаревень. И над всем этим мрачные пророчества человека, называющего себя Альодо, одетого, как богатый купец из прошлого века и носящего сережку, на которую даже аршеду пришлось бы копить пару лет. Он виделся Шинаду кукловодом, дергающим ловко за ниточки и ввергающим город – но зачем? – в пучину ужаса.
В другое мгновение Шинаду вдруг казалось, что за этой опереточной фигурой прячется кто-то более могущественный и значительно более страшный. Истинный кукловод, и все вокруг, даже Шинад, его послушные марионетки. Отогнав эту мысль, он возвращался к первой. Духота сводила с ума. Поднявшись, он раздернул шторы и настежь раскрыл форточку, впуская холодный ночной воздух, отчего-то наполненный ароматами цветов. Обернувшись, он некоторое время моргал, привыкая к темноте. Кто погасил лампу? В красноватом свете очага, где осталась только горка сверкающих угольев, ему почудился силуэт.
- Кто здесь?
Тонкие, гибкие, но пугающе-сильные руки обвили его шею, и пряные губы принялись покрывать лицо поцелуями.
- Гелена? – беспомощно позвал Шинад. Но, нет, никогда от Гелены не пахло так волнующе-ядовито. Никогда она не вызывала таких противоречивых чувств, такой смеси желания и отвращения.
И все же, не в силах сопротивляться, он поддался желанию и позволил невидимой любовнице увлечь себя на постель во влажную тьму и запах цветов. А потом проснулся, от холода и в немалой степени от того, как нехорошо бьется сердце. Одежда была в беспорядке. Через форточку в комнату сыпал мелкий, холодный дождь. Шинад сел, подтягивая к груди покрывало, и огляделся, ища хоть какое-нибудь доказательство того, что привидевшееся не было сном. Волос на подушке, пуговица на полу. Ничего. Только слабость, вновь опрокинувшая его на подушки. «Ганглиби», - саркастически подумал он и хрипло рассмеялся.
Уррика Кирия Маверьска
Несколько мгновений Кирия стояла неподвижно, ощущая, как паника накатывает приливной волной. Потом она сделала глубокий вдох и приказала себе успокоиться. Темноты и проклятий она не боялась. Задохнуться опасности не было – воздух был, пусть и спертый, но достаточно подвижный. Откуда-то он проникал в запертый город, да и наверняка его древние строители позаботились о вентиляции. Как и об освещении. Факелами такую махину – а Кирия ощущала его размеры – не осветишь. Значит, еще не все потеряно.
Для начала Кирия попыталась открыть дверь, но створка не поддалась. Как вообще она сдвигалась с места? Полсотни дюжих рабов? Хитрый механизм? Рабов в ее распоряжении не было, а механизм еще предстояло отыскать и наверняка обнаружить, что время почти уничтожило его. Кто бы не приоткрыл дверь, он наверняка прибег к колдовству. Кирии же никакое колдовство, подходящее к случаю, в голову не приходило. Она знала пару способов разрушить эти ворота, обратив их в прах, но для этого ей потребовалась бы целая батарея разнообразных флакончиков и коробочек с редкими снадобьями и часа полтора напряженной работы. У нее был только бубен. Ритма, открывающего замки – если такой вообще существовал – она не знала.
- Если парадный вход закрыт, - пробормотала Кирия, - попробуем черный.
Достав часы, она осветила их лучом своего фонарика. Половина девятого. Едва ли ее хватятся раньше завтрашнего дня. Да и завтра, если быть с собой честной, едва ли хватятся. Кто? Мартин? С ним что-то странное происходит с момента появления в городе пророка. Не аршед же в самом деле. Значит придется выпутываться самостоятельно.
Кирия прикинула: батарейки фонарика хватит еще часов на пять. Значит, придется его выключать время от времени. Мысль остаться в кромешной темноте вдруг привела ее в ужас. Нужно попытаться отыскать еще какие-то источники освещения. Свечи… да какие тут могут быть свечи?! Факел. Хоть один факел ведь должны был сохраниться. Потом Кирия представила, как факел чадит и выжигает воздух, и ее передернуло.
Прежде всего, она заставила себя идти вперед по главной улице, аккуратно роняя монетки и бусины в щели между брусчаткой каждые пять-шесть шагов, чтобы при случае можно было найти дорогу домой. Улица казалась бесконечной, но, когда шагов сравнялось уже с сотней, Кирия вдруг оказалась на перекрестке, а прямо перед ней – высокий постамент. Осветив его, Кирия обнаружила надпись ниччагом, а еще выше – огромную фигуру волка. Глаза его таинственно поблескивали, видимо, в них были вставлены драгоценные камни. У подножия этой жутковатой скульптуры был вырезан небольшой колодец, уводящий в невообразимую глубину. Подняв камешек, Кирия бросила его вниз, но так и не дождалась плеска. Может быть, внизу было что-то мягкое, пружинившее беззвучно, а может – камешек еще летел вниз и вниз, к центру земли. По краю колодезный венец был украшен маленькими, искусно вырезанными фигурками охотников и дам в островерхих шляпах, и к одной из них на длинной золото цепи, нетронутой временем, был подвешен золотой же ковшик, украшенный чеканкой. Воистину, княжеское сокровище. Кирия взвесила ковшик в руках, хмыкнула и вернула на место. Потом, оторвав от одежды ленточку, повязала на шею одной из фигурок и обошла скульптуру с колодцем по кругу.
Дорога, ведущая вперед, скорее всего упрется рано или поздно в княжеский терем. Идти направо и налево может быть опасно. Можно оказаться в самом настоящем лабиринте улиц и проулков и заблудиться там. С другой стороны, как знать, не выведет ли эта улица к боковому выходу из города. Некоторое время Кирия постояла, раздумывая, а потом все же пошла вперед. Это показалось ей более благоразумным.
Еще через сотню шагов – двадцать бусин и монеток упали за это время на дорогу – она вновь оказалась на перекрестке, на этот раз ничем не обозначенном. Теперь уже она не раздумывая пошла вперед. Справа и слева ей почудились сотни, тысячи таких перекрестков. Заблудившись, она умрет здесь, в темноте и одиночестве. Нет уж, спасибо.
Кирия упрямо шла вперед, машинально отмечая новый перекресток через каждые сто шагов, погруженная при этом в собственные мысли. Теперь этот город, погруженный во мрак и тишину, едва нарушаемую стуком каблуков и звоном монеток, представлялся ей пугающим образом ее собственной жизни. Ей было четыре, когда ее представили Кледии, прежней уррике, которая приходилась Маверю дальней родственницей по материнской линии. Старуха напугала Кирию: костлявая, беловолосая, с алым блеском в глазах. Тогда, конечно, она виделась маленькой девочке смертью или ведьмой из сказки, но много позже Кирия сообразила: на самом деле тогда ее привело в ужас видение собственного будущего. Одинокая уродливая старуха. Кирии было тридцать, какой же это возраст, но иногда она себя ощущала дряхлой Кледией. Из-за своего уродства она не завела друзей, а все случайные возлюбленные видели в ней объект для жалости или путь к Князю. Как этот город, она была пустой и заброшенной.
Что за глупые мысли лезут в голову в темноте.
Стряхнув их, Кирия пошла вперед бесконечной улицей, напевая себе под нос глупые модные песенки и детские считалочки, только чтобы не сойти с ума от тишины.
Аршед Шинад Ловиц
Если несколько дней до того Фаграу напоминал растревоженный улей, то теперь город походил на подожженный муравейник. Острый запах паники повис в воздухе. Что-то случилось прошедшей ночью, или утром – и встал Шинад поздно, уже за полдень – что привело людей в ужас. После второй кружки фрианкара он сумел-таки вернуть трезвость мыслям и выкинуть из головы сон. Происходящее наяву было куда важнее.
Отыскав в городе Мартина Кристэла, единственного относительно здравомыслящего человека, к тому же не местного, Шинад устроил ему допрос. Вернее, сначала затащил его в пивную, где за кружкой юго-западного вести допрос было сподручнее. Темное пиво, ценимое Шинадом за богатый, чуть карамельный привкус, сегодня горчило.
- Что происходит? Что опять наплел этот пророк, господин Кристэл?
Археолог дернулся. В глазах его мелькнула паника.
- Альодо говорил страшные вещи.
- Вы ведь не верите? – уточнил Шинад. Лицо Кристэла показалось ему вдруг лицом безумца.
- Он говорит дельные вещи, господин Альодо, - спокойно сказал археолог, но ровный, даже сухой тон не смутил Шинада. Кристэл верил всему, что говорил пророк. Верил так, как наверное, никогда не верил в свою науку.
Ах, господин Альодо, ну не колдун же вы!
В Долине Шинаду приходилось сталкиваться с волшебниками – бардами, как их принято было называть, и с ведьмами. Первые могли парой волшебных слов зажечь свечу или пустить метлу в пляс, но едва ли были способны на большее.
