- Возможно, - Маргарита провела пальцами по груди и шее мужчины. Ей нравилось это прикосновение. Она всегда становилась немного безумной, когда удавалось уйти от смерти. Любая ведьма ходит по грани, ведь она проливает свою кровь. Но Маргарите отчего-то особенно везло на по-настоящему опасные для жизни ситуации. В этот раз было нечто новое, необычное, разрушительно воздействующее на ее магические силы. Эти силы были — сама ее жизнь, и странно было сейчас думать, что когда-то Маргарита хотела отказаться от колдовства.
- Вы дрожите? - Гильом де Ром обнял ее крепче, прижимая к себе. - Замерзли?
- Нет, - ответила Маргарита. Скорее она испытывала жар, странный и томительный.
Она ведь заключила пари и убеждена была, что не поддастся чарам герцога де Рома. И что же? Она сама скользит ладонями по разгоряченному телу мужчины и тянется к нему с поцелуем. Левая сторона лица его покрыта мелкой сеткой шрамов, едва бугрящейся под чуткими пальцами. Гильом недовольно отбросил ее руку, тогда Маргарита коснулась его волос, мягких, еще влажных, в которых запутались былинки и тонкие нити озерных водорослей. Маргарита оказалась сверху, из такого положения удобнее было целоваться. Руки Гильома, скользящие по ее влажной спине, были горячи. Маргарита отдалась этим прикосновениям полностью, словно грозе. Впрочем, Маргарита всегда и всему отдавалась целиком.
* * *
Гильом проснулся с рассветом, когда первые лучи проникли в пещеру и скользнули по его лицу. Открыв глаз, он, щурясь, огляделся. Непогода ушла, воздух был удивительно свеж, и пах травой. Повернув голову, Гильом посмотрел на Маргариту. Ведьма спала безмятежно, положив голову ему на грудь, закинув на него ногу, маленькая распутница. Сейчас Гильом мог любоваться ею при свете дня. Кожа ведьмы была смуглой, и приобрела в мягком рассветом свете восхитительный золотистый оттенок. Гильом осторожно, стараясь не разбудить женщину, провел пальцами по ее руке от локтя к плечо. Кожа казалась нежной и гладкой, как шелк. И все же, лежа рядом с этой красивой женщиной, он странным образом не чувствовал себя удовлетворенным. В любой момент любовная победа могла ускользнуть у него из рук. Удерживать эту женщину все равно, что ветер. И сейчас, наутро, Гильом точно знал, что должен удержать ее, если не как любовницу, то как придворную волшебницу.
Гильом провел пальцами вниз, от локтя к запястью, где бугрились шрамы. Эта изящная, хрупкая женщина проливала кровь чаще, чем иные солдаты.
Маргарита зашевелилась во сне, крепче прижимаясь к нему мягкой пышной грудью. Гильом сел, пользуясь возможностью полюбоваться ведьмой, ее близкой к совершенству фигурой, плавным изгибом тела. Потом он поднялся, потянулся и вышел из пещеры на медленно нагревающийся под солнцем камень островка. Одежда их высохла, хотя, кажется, намертво пропахла тиной и чем-то еще, свойственным только глубоким пещерам. Гильом натянул штаны, повертел в руках рубашку, отбросил ее и снова потянулся, почти наслаждаясь полузабытой тянущей болью в мышцах. Давно ему не приходилось заниматься физическими упражнениями. И то ли плаванье в ледяной подгорной реке, то ли ночь с ведьмой сказывались, но Гильом чувствовал себя великолепно. Ни следа от старой боли, так часто терзающей его по утрам.
- Дайте мне сорочку.
Гильом обернулся. Маргарита стояла у входа в пещеру, ничуть не стесняясь своей наготы, но разглядывать ее теперь было отчего-то неловко. Ведьма глядела холодно, без улыбки. Передавая сорочку, Гильом коснулся ее руки, почти ледяной, неживой наощупь. Натянув сорочку через голову, Маргарита подошла к нему.
- Нам лучше поспешить, ваша светлость. Дела не терпят промедления.
В ней не осталось и тени ночной страсти и нежности. Перед Гильомом вновь была прежняя Маргарита, деловитая, сдержанная, колкая. Обычно, проведя с ним ночь, наутро женщины начинали строить планы если не на брак — мало кто дерзал выйти за герцога, то во всяком случае на получение немалой выгоды.
Впрочем, Маргарита и так собиралась получить с него золото и землю.
- Вы знаете, где мы находимся?
- А? - Гильом моргнул рассеяно, потом поднял рубашку и начал одеваться. - Да. Здесь неподалеку несколько ферм. Доберемся за полчаса, найдем там одежду и лошадей.
Ведьма кивнула и начала медленно спускаться к воде.
Не желая больше мокнуть, она создала брод. Маргарита уронила несколько капель кровь в воду, щелкнула пальцами и перебралась по поднявшимся со дна камням на берег. Гильом понял, что колдовство его завораживает.
- Не думал, что ты такое умеешь, - сказал он, перебравшись следом за ведьмой на твердую землю.
- Я многое умею, - сухо сказала женщина. - Куда идти?
Гильом указал влево.
- Ты злишься?
Ведьма пожала плечами и пошла в указанном направлении, аккуратно ступая босыми ногами по песку. Они прошли какое-то время молча, прежде чем она заговорила.
- Давайте проясним кое что, ваша светлость. Я нанята вами как целительница. Я дала обещание за полгода избавить вас от недуга. Я не буду вашей любовницей. То, что произошло этой ночью…
ведьма замолчала. То ли она не могла подобрать подходящие слова, то ли просто не желала продолжать. Она лишь прибавила шаг. Даже спина ее выглядела целеустремленной и недовольной. Гильом решил не поднимать пока эту тему. В конце концов, полгода — достаточный срок, чтобы уговорить женщину на что угодно.
Через полчаса примерно они добрались до фермы, где выращивали плодовые деревья. Еще издалека Гильом почувствовал запах гниения, приторно-сладкий, и низкое назойливое жужжание мух. Ведьма сперва прибавила шаг, потом перешла на бег. Гильом поспешил нагнать ее. Запах между тем стал невыносим.
Впереди показался дом, как и большинство ромских построек, сложенный из розового песчаника, с надстройкой из дерева, крытый яркой черепичной крышей. Его окружал яблоневый сад, прежде, должно быть, доставляющий немало радости хозяевам. Ветви деревьев касались окон. Сейчас сад стал главным источником несчастья. Тяжелые, налитые соком плоды гнили прямо на ветках, деревья были облеплены мухами. Падалица ковром покрывала пожухшую траву.
- Порча, - Маргарита сломала ветку и изучила ее внимательно. Дерево крошилось в пальцах. - Такая же, как и на винограднике.
- Можно сделать что-то? - спросил Гильом. Яблоки, пока он шел по дорожке, противно лопались под босыми ногами. Он постучал. - Откройте!
Дверь приоткрылась, потом распахнулась настежь. Хозяева фермы, увидев своего герцога в таком виде, были ошарашены. Гильом коротко кивнул на их поклоны.
- Мир вам. Найдите нам одежду и немного еды. Этот тот же маг?
Маргарита покачала головой, подняла и разломила пополам гнилое яблоко. Гильома замутило от сладкого запаха.
- У колдовства такого масштаба, ваша светлость, нет почерка как такового. Колдун — или ведьма — использует чужую кровь, и в лучшем случае мы найдем тело какого-нибудь несчастного ребенка, как на винограднике.
Гильом взял ее за локоть и потянул за собой в дом, где хозяева уже накрывали на стол и жгли бумагу, чтобы хоть как-то избавиться от омерзительного запаха гнили. Гильом переоделся в предложенный крестьянином костюм, а вместо повязки на глаз использовал платок. Сев к столу, он указал фермеру — Жерому Норманьеру — на лавку. Краснея от полученной милости, Норманьер сел.
- Как давно… ну… - Гильом развел руки, пытаясь охватить масштабы катастрофы, - гниет ваш сад?
- Мы-то теперь понимаем, ваша милость, что приметы уже давно были, но мы не распознали. А вчера ввечеру все вдруг начало разом гнить, и мухи налетели. Мы кое как ночь перетерпели, а сейчас думали сына к вам посылать с докладом.
- А тут я… - задумчиво проговорил Гильом.
- Вы не могли бы рассказать подробнее о приметах?
Гильом обернулся. Даже в простом платье, домотканом, с грубоватой аляповатой вышивкой, Маргарита была невероятно красива. Она принесла с собой запах пряных трав и, кажется, стало легче дышать.
- Это госпожа Маргарита, - представил Гильом. - Моя ведьма.
Маргарита негромко фыркнула. Но сейчас спорить было глупо. На ближайшие полгода она была его ведьмой.
Маргарита села, приняла с благодарностью стакан вина и продолжила свои расспросы. Картина вырисовывалась жутковатая. В последние несколько недель на ферме Норманьеров происходили различные мелкие неприятности. Вроде бы, придраться было не к чему. То забор обвалится, так он старый был и гнилой; то урожай начнет чахнуть, и тут грешили на кротов.
- Порча подбиралась медленно, - задумчиво кивнула ведьма. - Это значит, кровь пролили достаточно далеко отсюда. Нужно осмотреть все в радиусе… пари льё.
- Госпожа, - с надеждой спросил фермер, - можно ли все исправить?
Маргарита посмотрела на свои покрытые шрамами запястья. Гильом не мог позволить е еще раз потратить всю свою кровь ради герцогства, к которому ведьма не принадлежала. Впрочем, и сама она была, кажется, к этому не готова. Маргарита тронула шрамы на запястье.
- Река, которая вытекает из шахт и впадает в озеро Ованьес. Ее вода насыщена магией. Если полить ею деревья, то… если не урожай, то хотя бы сад удастся спасти. Но воду нужно брать прямо из водопада, не из озера.
- Я все сделаю, госпожа! - заторопился Норманьер. - Я сейчас же пошлю сыновей и работников за водой.
- А нам выдайте лошадь, - сказал Гильом, поднимаясь. - Добравшись до Денонсе, я немедленно отправлю людей, чтобы прочесать окрестности.
Конь был, конечно, плохонький — не для герцога, но надо же было как-то добраться до замка. Гильом подсадил Маргариту в седло, сел сами и обнял женщину за талию. От ее волос до сих пор пахло лекарственными травами.
- Вы прекрасны даже в крестьянском наряди, - шепнул он, касаясь губами нежного ушка.
Женщина отстранилась.
- Я и есть крестьянка, ваша светлость. Мои родители разводят черных бисканских овец.
И больше она с ним не заговаривала.
* * *
Вскоре после полудня они въехали во двор замка. Маргарита поспешила выбраться из объятий герцога и соскочила на землю. Она сожалела уже о произошедшем ночью. Это был момент слабости, и теперь начались вполне закономерные проблемы.
- Оливия, нам нужно поговорить. Я переоденусь, и… Ваша Светлость, я велю слугам приготовить отвар. Вам нужно его выпить. Джонатан.
Поговорив таким образом со всеми, Маргарита поднялась в спальню хозяйки. Она не должна была принимать эту комнату. Но — гардеробная! Ах, соблазн, соблазн.
Горничные — три глупые девчонки-щебетуньи — с восхищением разглядывали узорчатую парчу и шелк, которые привезла Оливия. Завидев Маргариту, растрепанную, в крестьянском платье, Роса всплеснула руками и отправила своих подружек готовить ванну. Сама она помогла Маргарите раздеться.
- Госпожа! Что за вид!
- Искупалась в подгорной реке, - вздохнула Маргарита. - С волосами тебе придется повозиться.
Горничная на это только поцокала языком сокрушенно.
Маргарита с наслаждением вымылась, натирая кожу жесткой мочалкой до красноты, и надела алое платье, в котором чувствовала себя увереннее всего. Роса достала гребни и с причитаниями принялась расчесывать спутанные волосы молодой ведьмы.
- Как же это так, госпожа? Такие у вас кудри красивые, а как бы остригать не пришлось.
- А скажи мне, Роса, ты здешняя?
- Из Салье, миледи, - ответила горничная. - Маленькое селение в дюжине льё отсюда.
- Твоя родня все еще живет там? - уточнила Маргарита.
- Да, госпожа. Отец, мать, двое братьев и младшая сестренка. Нужно вам что-то?
- Потом, - решила Маргарита. - Сперва надо со всеми делами покончить.
И она закрыла глаза, позволяя горничной распутывать тяжелые пряди волос. Иногда Роса дергала чуть сильнее, испугано ойкала, но Маргарита не обращала на это внимание. Она пыталась отрешиться от всего, забыть все лишнее, вытравить из памяти… Руки герцога были нежны, его поцелуи сладки, а Маргарита… Маргарита всегда завидовала своей подруге, которую кто-то любил больше жизни, даже больше золота.
После того, как Роса закончила с прической, Маргарита поднялась, оглядела себя придирчиво и велела принести шаль. Она все еще мерзла, вспоминая стылый мрак шахт и ледяные воды подгорной реки, и вздрагивала от каждого пустяка. И так некстати вспоминались объятья герцога. Можно бы было выместить на нем свою досаду, наказать за эти сладостно-стыдные воспоминания, но Маргарита по опыту знала, что все это не принесет ни пользы, ни удовлетворения.
Оливия ждала за дверью со стаканом вина в руке.
- В шахте яд?
Как всегда — берет быка за рога, эта тоненькая и хрупкая ведьмочка. Впрочем, тоненькая и маленькая она только рядом со своим верзилой-мужем, а уж хрупкость… хрупкость всякой ведьмы обманчива.
Маргарита кивнула и жадно, чиниться было не перед кем, припала к вину. Оно согревало кровь и восстанавливало силы. Оливия наблюдала молча, скрестив руки на груди. Наконец, когда стакан опустел, она спросила:
- Случайность или злой умысел?
- Я пока не знаю, - покачала головой Маргарита. - Слишком много всего произошло одновременно. Но… Одно тебя точно заинтересует: там течет река под землей, и ее воды полны магии. А совсем рядом серебряная жила, несущая нам смерть.
Оливия хмыкнула, взяла Маргариту под руку, мягко, но настойчиво, и повела к лестнице, продолжая расспросы. Увы, Маргарите нечего было сказать. Говорить о порче в саду она пока не стала. Это касалось герцога, которому она сейчас служила. Требовалось его дозволение. Однако Маргарите тут не помешала бы помощь; не в колдовстве — тут как целительница и исправительница она превосходила подругу. Но лишняя голова здорово помогла бы в разрешении загадок.
На лестнице ведьмы столкнулись с мрачным управляющим. Глядел он так, словно подозревал всех и каждого в воровстве. Справедливости ради теперь Маргарита должна была зачаровать винный погреб. Однако, признаваться управляющему в своей слабости не хотелось.
* * *
Гильом наскоро переоделся, привел себя в порядок и послал слугу за завтраком. Отчаянно хотелось есть, и он даже представлял себе в красках, как вонзает зубы в кусок мяса. Давно такого с ним не было, давно он не ощущал жизнь вокруг себя. Давно он не хотел чего-то, чего-то конкретного, облекаемого в слова. И давно он не жаждал действия. В молодости Гильом был человеком энергичным, страстным — не похотливым, это пришло позже вместе с увечьем и болью. В молодости Гильом страстно любил жизнь, опасность, само действие, движение. Эта страсть погнала его на войну, она же заставляла с головой погружаться во всякое дело, будь то управление герцогством или ухаживание за строптивой, но бесконечно прекрасной Джулианной де Ванро.
Куда это делось потом? Чем было пожрано? Плесенью отчаянья и жалости к себе?
Да, безжалостно сказал себе Гильом, я был жалок последние годы. И больше никогда я таким не буду.
Головная боль сегодня не возвращалась, зато кровь кипела, требуя движения.
Гильом пробежался по лестницам, отдавая распоряжения, просто так, чтобы что-то сделать, заглянул к детям — Александр исправно учил свои уроки, а Анна крутилась подле него. Вышивка, принесенная настырной нянькой, оставалась нетронутой. Поцеловав девочку в растрепанную макушку, Гильом быстрым шагом направился в свой кабинет. Суарезец поджидал его возле дверей. Стоял, прислонясь к стене, скрестив руки на груди, закусив тонкую, пронзительно-зеленую былинку. И глаза у него в ту минуту были яркие, почти зеленые, очень серьезные.
- Вы дрожите? - Гильом де Ром обнял ее крепче, прижимая к себе. - Замерзли?
- Нет, - ответила Маргарита. Скорее она испытывала жар, странный и томительный.
Она ведь заключила пари и убеждена была, что не поддастся чарам герцога де Рома. И что же? Она сама скользит ладонями по разгоряченному телу мужчины и тянется к нему с поцелуем. Левая сторона лица его покрыта мелкой сеткой шрамов, едва бугрящейся под чуткими пальцами. Гильом недовольно отбросил ее руку, тогда Маргарита коснулась его волос, мягких, еще влажных, в которых запутались былинки и тонкие нити озерных водорослей. Маргарита оказалась сверху, из такого положения удобнее было целоваться. Руки Гильома, скользящие по ее влажной спине, были горячи. Маргарита отдалась этим прикосновениям полностью, словно грозе. Впрочем, Маргарита всегда и всему отдавалась целиком.
* * *
Гильом проснулся с рассветом, когда первые лучи проникли в пещеру и скользнули по его лицу. Открыв глаз, он, щурясь, огляделся. Непогода ушла, воздух был удивительно свеж, и пах травой. Повернув голову, Гильом посмотрел на Маргариту. Ведьма спала безмятежно, положив голову ему на грудь, закинув на него ногу, маленькая распутница. Сейчас Гильом мог любоваться ею при свете дня. Кожа ведьмы была смуглой, и приобрела в мягком рассветом свете восхитительный золотистый оттенок. Гильом осторожно, стараясь не разбудить женщину, провел пальцами по ее руке от локтя к плечо. Кожа казалась нежной и гладкой, как шелк. И все же, лежа рядом с этой красивой женщиной, он странным образом не чувствовал себя удовлетворенным. В любой момент любовная победа могла ускользнуть у него из рук. Удерживать эту женщину все равно, что ветер. И сейчас, наутро, Гильом точно знал, что должен удержать ее, если не как любовницу, то как придворную волшебницу.
Гильом провел пальцами вниз, от локтя к запястью, где бугрились шрамы. Эта изящная, хрупкая женщина проливала кровь чаще, чем иные солдаты.
Маргарита зашевелилась во сне, крепче прижимаясь к нему мягкой пышной грудью. Гильом сел, пользуясь возможностью полюбоваться ведьмой, ее близкой к совершенству фигурой, плавным изгибом тела. Потом он поднялся, потянулся и вышел из пещеры на медленно нагревающийся под солнцем камень островка. Одежда их высохла, хотя, кажется, намертво пропахла тиной и чем-то еще, свойственным только глубоким пещерам. Гильом натянул штаны, повертел в руках рубашку, отбросил ее и снова потянулся, почти наслаждаясь полузабытой тянущей болью в мышцах. Давно ему не приходилось заниматься физическими упражнениями. И то ли плаванье в ледяной подгорной реке, то ли ночь с ведьмой сказывались, но Гильом чувствовал себя великолепно. Ни следа от старой боли, так часто терзающей его по утрам.
- Дайте мне сорочку.
Гильом обернулся. Маргарита стояла у входа в пещеру, ничуть не стесняясь своей наготы, но разглядывать ее теперь было отчего-то неловко. Ведьма глядела холодно, без улыбки. Передавая сорочку, Гильом коснулся ее руки, почти ледяной, неживой наощупь. Натянув сорочку через голову, Маргарита подошла к нему.
- Нам лучше поспешить, ваша светлость. Дела не терпят промедления.
В ней не осталось и тени ночной страсти и нежности. Перед Гильомом вновь была прежняя Маргарита, деловитая, сдержанная, колкая. Обычно, проведя с ним ночь, наутро женщины начинали строить планы если не на брак — мало кто дерзал выйти за герцога, то во всяком случае на получение немалой выгоды.
Впрочем, Маргарита и так собиралась получить с него золото и землю.
- Вы знаете, где мы находимся?
- А? - Гильом моргнул рассеяно, потом поднял рубашку и начал одеваться. - Да. Здесь неподалеку несколько ферм. Доберемся за полчаса, найдем там одежду и лошадей.
Ведьма кивнула и начала медленно спускаться к воде.
Не желая больше мокнуть, она создала брод. Маргарита уронила несколько капель кровь в воду, щелкнула пальцами и перебралась по поднявшимся со дна камням на берег. Гильом понял, что колдовство его завораживает.
- Не думал, что ты такое умеешь, - сказал он, перебравшись следом за ведьмой на твердую землю.
- Я многое умею, - сухо сказала женщина. - Куда идти?
Гильом указал влево.
- Ты злишься?
Ведьма пожала плечами и пошла в указанном направлении, аккуратно ступая босыми ногами по песку. Они прошли какое-то время молча, прежде чем она заговорила.
- Давайте проясним кое что, ваша светлость. Я нанята вами как целительница. Я дала обещание за полгода избавить вас от недуга. Я не буду вашей любовницей. То, что произошло этой ночью…
ведьма замолчала. То ли она не могла подобрать подходящие слова, то ли просто не желала продолжать. Она лишь прибавила шаг. Даже спина ее выглядела целеустремленной и недовольной. Гильом решил не поднимать пока эту тему. В конце концов, полгода — достаточный срок, чтобы уговорить женщину на что угодно.
Через полчаса примерно они добрались до фермы, где выращивали плодовые деревья. Еще издалека Гильом почувствовал запах гниения, приторно-сладкий, и низкое назойливое жужжание мух. Ведьма сперва прибавила шаг, потом перешла на бег. Гильом поспешил нагнать ее. Запах между тем стал невыносим.
Впереди показался дом, как и большинство ромских построек, сложенный из розового песчаника, с надстройкой из дерева, крытый яркой черепичной крышей. Его окружал яблоневый сад, прежде, должно быть, доставляющий немало радости хозяевам. Ветви деревьев касались окон. Сейчас сад стал главным источником несчастья. Тяжелые, налитые соком плоды гнили прямо на ветках, деревья были облеплены мухами. Падалица ковром покрывала пожухшую траву.
- Порча, - Маргарита сломала ветку и изучила ее внимательно. Дерево крошилось в пальцах. - Такая же, как и на винограднике.
- Можно сделать что-то? - спросил Гильом. Яблоки, пока он шел по дорожке, противно лопались под босыми ногами. Он постучал. - Откройте!
Дверь приоткрылась, потом распахнулась настежь. Хозяева фермы, увидев своего герцога в таком виде, были ошарашены. Гильом коротко кивнул на их поклоны.
- Мир вам. Найдите нам одежду и немного еды. Этот тот же маг?
Маргарита покачала головой, подняла и разломила пополам гнилое яблоко. Гильома замутило от сладкого запаха.
- У колдовства такого масштаба, ваша светлость, нет почерка как такового. Колдун — или ведьма — использует чужую кровь, и в лучшем случае мы найдем тело какого-нибудь несчастного ребенка, как на винограднике.
Гильом взял ее за локоть и потянул за собой в дом, где хозяева уже накрывали на стол и жгли бумагу, чтобы хоть как-то избавиться от омерзительного запаха гнили. Гильом переоделся в предложенный крестьянином костюм, а вместо повязки на глаз использовал платок. Сев к столу, он указал фермеру — Жерому Норманьеру — на лавку. Краснея от полученной милости, Норманьер сел.
- Как давно… ну… - Гильом развел руки, пытаясь охватить масштабы катастрофы, - гниет ваш сад?
- Мы-то теперь понимаем, ваша милость, что приметы уже давно были, но мы не распознали. А вчера ввечеру все вдруг начало разом гнить, и мухи налетели. Мы кое как ночь перетерпели, а сейчас думали сына к вам посылать с докладом.
- А тут я… - задумчиво проговорил Гильом.
- Вы не могли бы рассказать подробнее о приметах?
Гильом обернулся. Даже в простом платье, домотканом, с грубоватой аляповатой вышивкой, Маргарита была невероятно красива. Она принесла с собой запах пряных трав и, кажется, стало легче дышать.
- Это госпожа Маргарита, - представил Гильом. - Моя ведьма.
Маргарита негромко фыркнула. Но сейчас спорить было глупо. На ближайшие полгода она была его ведьмой.
Маргарита села, приняла с благодарностью стакан вина и продолжила свои расспросы. Картина вырисовывалась жутковатая. В последние несколько недель на ферме Норманьеров происходили различные мелкие неприятности. Вроде бы, придраться было не к чему. То забор обвалится, так он старый был и гнилой; то урожай начнет чахнуть, и тут грешили на кротов.
- Порча подбиралась медленно, - задумчиво кивнула ведьма. - Это значит, кровь пролили достаточно далеко отсюда. Нужно осмотреть все в радиусе… пари льё.
- Госпожа, - с надеждой спросил фермер, - можно ли все исправить?
Маргарита посмотрела на свои покрытые шрамами запястья. Гильом не мог позволить е еще раз потратить всю свою кровь ради герцогства, к которому ведьма не принадлежала. Впрочем, и сама она была, кажется, к этому не готова. Маргарита тронула шрамы на запястье.
- Река, которая вытекает из шахт и впадает в озеро Ованьес. Ее вода насыщена магией. Если полить ею деревья, то… если не урожай, то хотя бы сад удастся спасти. Но воду нужно брать прямо из водопада, не из озера.
- Я все сделаю, госпожа! - заторопился Норманьер. - Я сейчас же пошлю сыновей и работников за водой.
- А нам выдайте лошадь, - сказал Гильом, поднимаясь. - Добравшись до Денонсе, я немедленно отправлю людей, чтобы прочесать окрестности.
Конь был, конечно, плохонький — не для герцога, но надо же было как-то добраться до замка. Гильом подсадил Маргариту в седло, сел сами и обнял женщину за талию. От ее волос до сих пор пахло лекарственными травами.
- Вы прекрасны даже в крестьянском наряди, - шепнул он, касаясь губами нежного ушка.
Женщина отстранилась.
- Я и есть крестьянка, ваша светлость. Мои родители разводят черных бисканских овец.
И больше она с ним не заговаривала.
* * *
Вскоре после полудня они въехали во двор замка. Маргарита поспешила выбраться из объятий герцога и соскочила на землю. Она сожалела уже о произошедшем ночью. Это был момент слабости, и теперь начались вполне закономерные проблемы.
- Оливия, нам нужно поговорить. Я переоденусь, и… Ваша Светлость, я велю слугам приготовить отвар. Вам нужно его выпить. Джонатан.
Поговорив таким образом со всеми, Маргарита поднялась в спальню хозяйки. Она не должна была принимать эту комнату. Но — гардеробная! Ах, соблазн, соблазн.
Горничные — три глупые девчонки-щебетуньи — с восхищением разглядывали узорчатую парчу и шелк, которые привезла Оливия. Завидев Маргариту, растрепанную, в крестьянском платье, Роса всплеснула руками и отправила своих подружек готовить ванну. Сама она помогла Маргарите раздеться.
- Госпожа! Что за вид!
- Искупалась в подгорной реке, - вздохнула Маргарита. - С волосами тебе придется повозиться.
Горничная на это только поцокала языком сокрушенно.
Маргарита с наслаждением вымылась, натирая кожу жесткой мочалкой до красноты, и надела алое платье, в котором чувствовала себя увереннее всего. Роса достала гребни и с причитаниями принялась расчесывать спутанные волосы молодой ведьмы.
- Как же это так, госпожа? Такие у вас кудри красивые, а как бы остригать не пришлось.
- А скажи мне, Роса, ты здешняя?
- Из Салье, миледи, - ответила горничная. - Маленькое селение в дюжине льё отсюда.
- Твоя родня все еще живет там? - уточнила Маргарита.
- Да, госпожа. Отец, мать, двое братьев и младшая сестренка. Нужно вам что-то?
- Потом, - решила Маргарита. - Сперва надо со всеми делами покончить.
И она закрыла глаза, позволяя горничной распутывать тяжелые пряди волос. Иногда Роса дергала чуть сильнее, испугано ойкала, но Маргарита не обращала на это внимание. Она пыталась отрешиться от всего, забыть все лишнее, вытравить из памяти… Руки герцога были нежны, его поцелуи сладки, а Маргарита… Маргарита всегда завидовала своей подруге, которую кто-то любил больше жизни, даже больше золота.
После того, как Роса закончила с прической, Маргарита поднялась, оглядела себя придирчиво и велела принести шаль. Она все еще мерзла, вспоминая стылый мрак шахт и ледяные воды подгорной реки, и вздрагивала от каждого пустяка. И так некстати вспоминались объятья герцога. Можно бы было выместить на нем свою досаду, наказать за эти сладостно-стыдные воспоминания, но Маргарита по опыту знала, что все это не принесет ни пользы, ни удовлетворения.
Оливия ждала за дверью со стаканом вина в руке.
- В шахте яд?
Как всегда — берет быка за рога, эта тоненькая и хрупкая ведьмочка. Впрочем, тоненькая и маленькая она только рядом со своим верзилой-мужем, а уж хрупкость… хрупкость всякой ведьмы обманчива.
Маргарита кивнула и жадно, чиниться было не перед кем, припала к вину. Оно согревало кровь и восстанавливало силы. Оливия наблюдала молча, скрестив руки на груди. Наконец, когда стакан опустел, она спросила:
- Случайность или злой умысел?
- Я пока не знаю, - покачала головой Маргарита. - Слишком много всего произошло одновременно. Но… Одно тебя точно заинтересует: там течет река под землей, и ее воды полны магии. А совсем рядом серебряная жила, несущая нам смерть.
Оливия хмыкнула, взяла Маргариту под руку, мягко, но настойчиво, и повела к лестнице, продолжая расспросы. Увы, Маргарите нечего было сказать. Говорить о порче в саду она пока не стала. Это касалось герцога, которому она сейчас служила. Требовалось его дозволение. Однако Маргарите тут не помешала бы помощь; не в колдовстве — тут как целительница и исправительница она превосходила подругу. Но лишняя голова здорово помогла бы в разрешении загадок.
На лестнице ведьмы столкнулись с мрачным управляющим. Глядел он так, словно подозревал всех и каждого в воровстве. Справедливости ради теперь Маргарита должна была зачаровать винный погреб. Однако, признаваться управляющему в своей слабости не хотелось.
* * *
Гильом наскоро переоделся, привел себя в порядок и послал слугу за завтраком. Отчаянно хотелось есть, и он даже представлял себе в красках, как вонзает зубы в кусок мяса. Давно такого с ним не было, давно он не ощущал жизнь вокруг себя. Давно он не хотел чего-то, чего-то конкретного, облекаемого в слова. И давно он не жаждал действия. В молодости Гильом был человеком энергичным, страстным — не похотливым, это пришло позже вместе с увечьем и болью. В молодости Гильом страстно любил жизнь, опасность, само действие, движение. Эта страсть погнала его на войну, она же заставляла с головой погружаться во всякое дело, будь то управление герцогством или ухаживание за строптивой, но бесконечно прекрасной Джулианной де Ванро.
Куда это делось потом? Чем было пожрано? Плесенью отчаянья и жалости к себе?
Да, безжалостно сказал себе Гильом, я был жалок последние годы. И больше никогда я таким не буду.
Головная боль сегодня не возвращалась, зато кровь кипела, требуя движения.
Гильом пробежался по лестницам, отдавая распоряжения, просто так, чтобы что-то сделать, заглянул к детям — Александр исправно учил свои уроки, а Анна крутилась подле него. Вышивка, принесенная настырной нянькой, оставалась нетронутой. Поцеловав девочку в растрепанную макушку, Гильом быстрым шагом направился в свой кабинет. Суарезец поджидал его возле дверей. Стоял, прислонясь к стене, скрестив руки на груди, закусив тонкую, пронзительно-зеленую былинку. И глаза у него в ту минуту были яркие, почти зеленые, очень серьезные.
