Ренни бросил тревожный взгляд в окно. Зимние дни были коротки, уже опустились сумерки. Через полчаса должно было совсем стемнеть. Ренни так и не сказал Ализее, где находится Дом Пекаря, но едва ли ей составило труда это выяснить.
- Помоги мне одеться.
Руссо сообразил мгновенно, убрал горшки с плиты и поспешил за Ренни.
- Часто твоя госпожа совершает глупости?
- Почти постоянно, - вздохнул слуга с какой-то отеческой привязанностью. - Госпожу ализею отличает излишняя живость.
- Открой сундук, - Ренни потер плечо.
Неблагоразумно было одеваться и выходить на улицу, пока не зажили раны, но святого отца подгоняла тревога. Его давно не посещали такие мучительно острые предощущения опасности. С самого дна сундука Ренни достал давно неношенную одежду и надел, не обращая внимания на удивление Руссо. Кюлоты и камзол были ему все еще впору, он даже немного похудел. Сверху, морщась от боли, Ренни надел жюстокор*. Его покрой не позволял упасть в самый неподходящий момент. Наконец туалет завершили плащ, подбитый мехом, сапоги и пара перчаток. Ренни набросил капюшон и взял трость, самым будничным обращом прислоненную к стене в углу.
- Возьми фонари, Руссо.
- Госпоже угрожает опасность, - уточнил слуга.
- Вероятнее всего.
Больше Руссо не задавал вопросов. Его преданность восхищала Ренни. Какова бы не была история этого человека, сейчас жизнь его была полностью подчинена служению Ализее. В этом было что-то от средневекового рыцарского поклонения Прекрасной Даме.
- Ты вооружен? - спросил Ренни.
Руссо молча показал засапожный нож устрашающего вида и небольшой трехзарядный пистоль с клеймом мага, дорогую и опасную игрушку.
- Отлично, - кивнул Ренни.
Небо было безоблачно, сильно морозило, и снег скрипел и рассыпался под ногами. В паре мест на дороге образовались ледяные озерца, раскатанные сорванцами. Лед блестел в свете фонаря. Ренни надвинул капюшон ниже, не желая, чтобы его увидели и узнали в таком виде, и Руссо последовал его примеру.
Улицы были безлюдны. Горожане разошлись по своим теплым уютным домам, ужинать, сплетничать и привычно закрывать глаза на все, что происходит вокруг. Ренни часто поступал в точности таким же образом, и сейчас его охватывали волны стыда. Почему он не использовал свое влияние и власть церкви над мэром, чтобы избавить Сэн-Рутен от Бабьего Кряжа, от Милого Городка, от…
его пытались убить городские стражи, так что скорее всего его вмешательство не принесло бы пользы.
Они прошли через центр города, еще кое-как освещенный: каждый вешал фонарь над своим крыльцом, прячась от опасностей ночной тьмы. Потом начались безлюдные, глухие улицы: слева тянулись городские зерновые склады, а справа — ограда аптекарского огорода. Фонарей тут не было и в помине.
- Дурное место… - пробормотал Руссо.
- О да, - Ренни прошептал короткую молитву, хотя сомневался, что Господь стережет священников, в мирской одежде крадущихся по задворкам. - Вон лестница, а сразу за ней Дом Пекаря. Судя по всему, Бетта назначила госпоже Онард встречу возле колодца. Эту чуть левее, рядом с мельницей.
- Ведьма! - процедил Руссо, готовый в любую секунду сорваться с места.
- Погоди, - Ренни схватил его за локоть здоровой рукой.
Из-за угла дома показался слабый свет фонаря, желтоватое неверное сияние. Руссо прикрыл свой фонарь и замедлил шаг. Ренни поудобнее перехватил трость, возблагодарив Бога за то, что ранена у него левая рука. Он также замедлил шаг, стараясь двигаться так, чтобы не выдать себя ни единым звуком. Конечно же, плечо разболелось именно в этот самый момент. Ренни сбился с шага и стиснул зубы, чтобы не застонать.
В эту минуту раздался пронзительный женский крик: так кричать от боли, кричать, желая привлечь внимание. Позабыв о собственной боли, Ренни бросился бежать, и Руссо за ним. У угла дома, огромной махины с заколоченными дверями и окнами, они затормозили, перешли на шаг. Осторожно выглянули.
Два факела лежали на земле, покачивалась на крюке лампа, давая свет неяркий, но вполне достаточный, чтобы разглядеть пустырь, полуразрушенный колодец, темную бесформенную кучу тряпья на снегу. Мужчин было четверо: двое держали отчаянно вырывающуюся Ализею, отбивающуюся руками и ногами, а еще двое сдвигали массивную крышку колодца. Мужчины были в простой черной одежде, в коротких дорожных плащах, но выправка у всех была военная. Ренни готов был поспорить, что днем они расхаживают в горчичного цвета мундирах.
- Закрой лицо, - шепнул Ренни, затягивая тесемки плаща.
- Я застрелю тех, у колодца, - Руссо взвел курок своего пистоля.
Ренни перехватил его руку.
- Нет. Они убьют Ализею. К тому же, боюсь, это городская стража. Лучше спугнуть их.
- Как?
- Бери на себя тех двух у колодца, - шепнул Ренни. - А я займусь этими.
Едва заметное движение, и трость распалась на две половинки. Ренни обнажил клинок, стараясь не издать ни единого звука. Сталь из Моранти была зачернена, и свет словно гас, касаясь клинка. Возле рукояти можно было нащупать клеймо мага, зачаровавшего эту шпагу.
Если Руссо и удивил клинок убийцы в рука провинциального священника, то он ничем это не выдал.
Мужчины разделились. Руссо вынул длинный засапожный нож и танцующей походкой двинулся к колодцу. Ренни надеялся, что слуга сумеет сладить с теми двумя, не убивая их. Сам Ренни отложил в сторону ножны, которые сейчас только мешались, и вышел на свет.
- Отпустите даму, - приказал он, подражая записному столичному дуэлянту. Из голоса исчезла певучая звучность, делающая его таким убедительным во время проповедей.
Ренни не особенно надеялся на успех, а плечо не внушало оптимизм, оно болело, ныло и дергало, словно гнилой зуб. Бог знает, сколько лет ему не приходилось фехтовать. Ренни знал многих священников, считающих фехтование прекрасным спортом, отличным способом поддержать форму. Сам он предпочитал махать лопатой. И сейчас Ренни прилагал огромные усилия, чтобы его боль, его сомнения не отразились на лице, в позе, в манере держать клинок. В конце концов, в юности у него был хороший учитель, он в совершенстве освоил искусство пускать пыль в глаза.
- Убери его, - велел один из мужчин (смутно знакомый голос) и завел Ализее руки за спину, чтобы держать было сподручнее.
Женщина собиралась продать свою жизнь задорого. Теперь, когда ее держал только один, она стала отбиваться с утроенной силой, пинать ногами, подкованными каблучками. Ренни, впрочем, вынужден был отвлечься на своего противника. Он не фехтовал уже больше пятнадцати лет, но тело пока еще помнило вес шпаги, ощущение, с каким она рассекает воздух. Ему сейчас приходилось сражаться с молодым, ловким, хорошо обученным противником, стараясь забыть о раненой руке и не забывая притом о капюшоне. Противник его тоже прятал лицо, словно разбойник, под шелковой полумаской.
Схватка могла продолжаться всего десять минут, или же целый час — Ренни совершенно утратил понимание времени. Он выдохся, пребывал на грани потери сознания; рука, держащая клинок, отяжелела, левое плечо горело огнем, словно в раны насыпали горсть перца. Дважды клинок противника задевал Ренни, надрезая одежду, и один раз оставил царапину на щеке. Силы покинули его.
Кто-то вскрикнул, истошно, пронзительно, но по счастью это была не Ализея.
- Отступаем! - крикнул снова смутно знакомый голос. Звучало это нелепо, и он поправился. - Уходим! Бежим!
Ренни, используя шпагу, как подпорку, склонился, переводя дух.
- Вы в порядке? - встревожено спросил Руссо от колодца.
- Д-да, - ответил Ренни, выпрямляясь.
Он отбросил на спину капюшон — стало трудно дышать — и посмотрел на Ализею. Отшвырнув кинжал — весь в темной крови — она опустилась на колени, обнажая бледное мертвое лицо. Ренни сделал неуклюжий шаг вперед.
- Нет!
Но Ализея уже протянула руку, касаясь белой щеки. Звук, который она издала, был страшнее любого вопля, любого самого жуткого крика. Поднявшись, ализея отступила, пошатываясь, и Ренни едва успел подхватить ее, обнять за плечи. Его расцарапанная щека соприкоснулась с ее, холодной. Ализею трясло.
- О Боже… - простонала она. - Боже…
* Жюстокор — (justaucorps — «точно по корпусу») тип кафтана, в XVIII веке бывший обязательной деталью мужского гардероба. Это приталенный кафтан, плотно облегающий фигуру. В Аркадии — похожая одежда, его часто дополнительно простегивали, придавая жесткость
Первый ответ приходит почти сразу — тем же вечером. Он стоит у открытого окна, воздух звенит от напряжения, от разлитой в нем опасности. Сколько не пытается он понять, прочувствовать, а источник этой угрозы ускользает. Остается удушье, заставляющее царапать горло в бесполезной попытке спастись. А потом мимо лица его проплывает прохладный ветерок, слегка обжигая щеку. Он протягивает руку, и пальцы ловят тончайшую нить, ледяную паутинку холод охватывает запястье, бежит вверх, к плечу, сковывает горло ледяной коркой.
- Иво… - выдыхает он.
Я ничего не знаю, - отвечает Иво. - Мне хватает своих забот. Это была ваша и только ваша вина. Я напишу, если узнаю что-то.
Холод уходить. Он почти ощущает, как мельчайшие льдинки с его горла осыпаются за шиворот. Он понимает, что все это — только иллюзия, но тем не менее, его трясет от сдерживаемого страха и отчасти — гнева.
- Что случилось? - Фоун подходит сзади, обнимает его; ее обнаженная грудь прижимается к его спине.
Ее всегда окутывает аромат трав и специй, как любую чародейку, занимающуюся изготовлением амулетов. Он вдыхает жадно этот запах, медленно возвращаясь к реальности.
- Все хорошо, моя девочка. Просто — старый друг.
Она умна, она не хочет знать его старых друзей.
Ализея так дрожала, что Ренни не решился выпустить ее из рук, хотя объятья были все менее уместны. Тепло ее тела искушало его, и это было вдвойне греховно, ведь Ализея нуждалась в утешении.
- Уже закоченела, - безжалостно сказал Руссо, склонившись над телом. - Мертва уже много часов.
Ализея судорожно всхлипнула и, повернувшись, уткнулась лицом в шею Ренни. Ее горячее дыхание щекотало кожу, тело тряслось от сдерживаемых рыданий. Прошло мгновение, и она, взяв себя в руки, отстранилась. Ренни испытал сожаление.
- У вас кровь! - рука в шелковой печатке коснулась его щеки.
- Все в порядке.
Ализея сделала шаг назад, окинула его долгим взглядом с головы до ног, и губы ее тронула слабая улыбка.
- Честное слово, святой отец, в каком вы виде!
- Я — жертва обстоятельств. Нужно уходить, госпожа Онард. Руссо, принеси мне ножны.
Слуга подал ему деревяшку, отдал Ализее кинжал, оттертый от крови, и огляделся. Ничто на первый взгляд не указывало на присутствие тут ночью вдовы Онард, ее слуги и священника. Факелы, а затем и фонари они затушили. Лунного света хватало, чтобы найти дорогу домой.
Шли они молча. Отец Ренни был слишком измотан, все его силы уходили на то, чтобы переставлять ноги, и только трость не давала ему упасть. Ализея была погружена в свои мысли, и ей явно было о чем подумать. Русско зорко глядел по сторонам, высматривая грозящие госпоже опасности.
Зимние улицы были привычно безлюдны, но у входа в крипту собралась целая толпа, словно все жители Сэн-Рутена пришли на небольшую площадь перед церковью. Бдение над Жеанной д“Анкос, запоздало понял Ренни. Он схватил Ализею за локоть и увлек в тень дома. Руссо спрятался сам.
- Нельзя, чтобы нас заметили в таком виде, - сказал Ренни.
- Поздно беспокоиться о своей репутации, - Ализея кивнула на его сапоги.
- Только устав агатинцев запрещает носить мирское платье, - менторским тоном сказал Ренни. - И я имел в виду кровь на вашем платье.
Ализея опустила взгляд на свою испорченную юбку.
- Что же делать?
- Воспользоваться вашим черным ходом.
- У меня нет черного хода.
- Вернее сказать, тайным, - поправился Ренни. - Идите за мной.
Дома стояли так близко, что человек несведущий не нашел бы зазор, принял его за декоративную нишу. Крыши смыкались так, что снега здесь не было, только то, нанесенный ветром и собаками мусор. Ренни протиснулся, нашарил рукой небольшой рычаг и надавил. В шаге от него открылась небольшая дверка.
- Мы в кладовке! - удивленно воскликнула Ализея, когда они вошли.
Ренни надавил другой рычаг, дверь закрылась, и теперь ее нельзя было отличить от соседних стенных панелей.
- Вы знаете мой дом лучше чем я сама, - вздохнула Ализея.
Ренни кивнул устали и привалился здоровым плечом к полкам.
- Вы так побледнели…. - прошептала Ализея.
- Вам нужно переодеться. Юбка промокла, вы можете заболеть.
Ализея посмотрела на платье так, словно видела его впервые. Потом кивнула.
- Я быстро. Руссо, позаботься о святом отце.
Ренни с радостью принял помощь слуги, последние полчаса он держался на ногах из одного только упрямства. Да, должно быть, только это упрямство и выгнало его из постели. С плащом Ренни справился, а вот избавиться от жюстокора без помощи Руссо едва ли получилось бы. Потом, полуодетый, в наполовину расстегнутом камзоле, Ренни опустился в кресло. Раненая рука легла на подлокотник. В камине плясало пламя, пахло смолой. Это напоминало Ренни о тех вечерах, что прошли давным давно, и которым следовало оставаться в прошлом.
Ализея появилась спустя четверть часа. На ней было свободное домашнее платье из лиловой парчи — скорее халат, застегнутый на талии на полдюжины крючков. Волосы растрепались и черной волной лежали на спине и груди, привлекая к пышным округлостям ненужное внимание. Сорочка Ализеи была отделана асканским кружевом.
- Вы ужасно выглядите! - ахнула женщина.
- А вы — прекрасно.
Ализея отмахнулась, скрылась на мгновение, только плеснула по воздуху лиловая с серебром парча, и вернулась с ящиком, полным флаконов. Придвинув стул, она села и помогла Ренни снять камзол и спустить с плеча рубашку. Ренни скосил глаза. Бинты пропитались кровью, любое прикосновение вызывало ужасные приступы боли, и он не сумел сдержать стон.
- Простите, - прошептала Ализея. - Надо снять повязку, пока она не присохла.
Ренни попытался сконцентрироваться на чем-то помимо боли. Увы, единственным подходящим объектом была сама Ализея. Она сидела очень близко, Ренни ощущал аромат персиковой воды, которой она умывалась. На подбородке была кокетливая родинка. Черный локон скользнул по его щеке.
- Вы соблазнить меня пытаетесь? - спросил он, не вполне понимая, что говорит вслух.
- Я не нарочно, - прошелестел абрикосовый голос у самого уха.
В этот момент боль его стала невыносимой, и Ренни потерял сознание.
Очнулся он от легкого покалывания в щеке. Ализея все еще сидела рядом, смазывая каким-то снадобьем пустяковый порез. Они встретились взглядами.
- И шрама не останется, - пообещала женщина.
Ренни попытался сесть поудобнее, так, чтобы плечо не слишком сильно болело. Ализея отстранилась. Поднявшись, она открыла шкафчик и вытащила графин темного, почти черного вина.
- Налейте и мне, - попросил Ренни.
- Вы весьма вольно обращаетесь со своими обетами, - сказала Ализея, протягивая бокал.
- Все мне позволительно, но не все полезно, все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною.
- Я не люблю священников, которые трактуют Писание себе в угоду, - сухо сказала Ализея.
- Сейчас не о моих недостатках речь, - вздохнул Ренни. - Вы должны прекратить вмешиваться, госпожа Онард. Это становится опасно.
- Помоги мне одеться.
Руссо сообразил мгновенно, убрал горшки с плиты и поспешил за Ренни.
- Часто твоя госпожа совершает глупости?
- Почти постоянно, - вздохнул слуга с какой-то отеческой привязанностью. - Госпожу ализею отличает излишняя живость.
- Открой сундук, - Ренни потер плечо.
Неблагоразумно было одеваться и выходить на улицу, пока не зажили раны, но святого отца подгоняла тревога. Его давно не посещали такие мучительно острые предощущения опасности. С самого дна сундука Ренни достал давно неношенную одежду и надел, не обращая внимания на удивление Руссо. Кюлоты и камзол были ему все еще впору, он даже немного похудел. Сверху, морщась от боли, Ренни надел жюстокор*. Его покрой не позволял упасть в самый неподходящий момент. Наконец туалет завершили плащ, подбитый мехом, сапоги и пара перчаток. Ренни набросил капюшон и взял трость, самым будничным обращом прислоненную к стене в углу.
- Возьми фонари, Руссо.
- Госпоже угрожает опасность, - уточнил слуга.
- Вероятнее всего.
Больше Руссо не задавал вопросов. Его преданность восхищала Ренни. Какова бы не была история этого человека, сейчас жизнь его была полностью подчинена служению Ализее. В этом было что-то от средневекового рыцарского поклонения Прекрасной Даме.
- Ты вооружен? - спросил Ренни.
Руссо молча показал засапожный нож устрашающего вида и небольшой трехзарядный пистоль с клеймом мага, дорогую и опасную игрушку.
- Отлично, - кивнул Ренни.
Небо было безоблачно, сильно морозило, и снег скрипел и рассыпался под ногами. В паре мест на дороге образовались ледяные озерца, раскатанные сорванцами. Лед блестел в свете фонаря. Ренни надвинул капюшон ниже, не желая, чтобы его увидели и узнали в таком виде, и Руссо последовал его примеру.
Улицы были безлюдны. Горожане разошлись по своим теплым уютным домам, ужинать, сплетничать и привычно закрывать глаза на все, что происходит вокруг. Ренни часто поступал в точности таким же образом, и сейчас его охватывали волны стыда. Почему он не использовал свое влияние и власть церкви над мэром, чтобы избавить Сэн-Рутен от Бабьего Кряжа, от Милого Городка, от…
его пытались убить городские стражи, так что скорее всего его вмешательство не принесло бы пользы.
Они прошли через центр города, еще кое-как освещенный: каждый вешал фонарь над своим крыльцом, прячась от опасностей ночной тьмы. Потом начались безлюдные, глухие улицы: слева тянулись городские зерновые склады, а справа — ограда аптекарского огорода. Фонарей тут не было и в помине.
- Дурное место… - пробормотал Руссо.
- О да, - Ренни прошептал короткую молитву, хотя сомневался, что Господь стережет священников, в мирской одежде крадущихся по задворкам. - Вон лестница, а сразу за ней Дом Пекаря. Судя по всему, Бетта назначила госпоже Онард встречу возле колодца. Эту чуть левее, рядом с мельницей.
- Ведьма! - процедил Руссо, готовый в любую секунду сорваться с места.
- Погоди, - Ренни схватил его за локоть здоровой рукой.
Из-за угла дома показался слабый свет фонаря, желтоватое неверное сияние. Руссо прикрыл свой фонарь и замедлил шаг. Ренни поудобнее перехватил трость, возблагодарив Бога за то, что ранена у него левая рука. Он также замедлил шаг, стараясь двигаться так, чтобы не выдать себя ни единым звуком. Конечно же, плечо разболелось именно в этот самый момент. Ренни сбился с шага и стиснул зубы, чтобы не застонать.
В эту минуту раздался пронзительный женский крик: так кричать от боли, кричать, желая привлечь внимание. Позабыв о собственной боли, Ренни бросился бежать, и Руссо за ним. У угла дома, огромной махины с заколоченными дверями и окнами, они затормозили, перешли на шаг. Осторожно выглянули.
Два факела лежали на земле, покачивалась на крюке лампа, давая свет неяркий, но вполне достаточный, чтобы разглядеть пустырь, полуразрушенный колодец, темную бесформенную кучу тряпья на снегу. Мужчин было четверо: двое держали отчаянно вырывающуюся Ализею, отбивающуюся руками и ногами, а еще двое сдвигали массивную крышку колодца. Мужчины были в простой черной одежде, в коротких дорожных плащах, но выправка у всех была военная. Ренни готов был поспорить, что днем они расхаживают в горчичного цвета мундирах.
- Закрой лицо, - шепнул Ренни, затягивая тесемки плаща.
- Я застрелю тех, у колодца, - Руссо взвел курок своего пистоля.
Ренни перехватил его руку.
- Нет. Они убьют Ализею. К тому же, боюсь, это городская стража. Лучше спугнуть их.
- Как?
- Бери на себя тех двух у колодца, - шепнул Ренни. - А я займусь этими.
Едва заметное движение, и трость распалась на две половинки. Ренни обнажил клинок, стараясь не издать ни единого звука. Сталь из Моранти была зачернена, и свет словно гас, касаясь клинка. Возле рукояти можно было нащупать клеймо мага, зачаровавшего эту шпагу.
Если Руссо и удивил клинок убийцы в рука провинциального священника, то он ничем это не выдал.
Мужчины разделились. Руссо вынул длинный засапожный нож и танцующей походкой двинулся к колодцу. Ренни надеялся, что слуга сумеет сладить с теми двумя, не убивая их. Сам Ренни отложил в сторону ножны, которые сейчас только мешались, и вышел на свет.
- Отпустите даму, - приказал он, подражая записному столичному дуэлянту. Из голоса исчезла певучая звучность, делающая его таким убедительным во время проповедей.
Ренни не особенно надеялся на успех, а плечо не внушало оптимизм, оно болело, ныло и дергало, словно гнилой зуб. Бог знает, сколько лет ему не приходилось фехтовать. Ренни знал многих священников, считающих фехтование прекрасным спортом, отличным способом поддержать форму. Сам он предпочитал махать лопатой. И сейчас Ренни прилагал огромные усилия, чтобы его боль, его сомнения не отразились на лице, в позе, в манере держать клинок. В конце концов, в юности у него был хороший учитель, он в совершенстве освоил искусство пускать пыль в глаза.
- Убери его, - велел один из мужчин (смутно знакомый голос) и завел Ализее руки за спину, чтобы держать было сподручнее.
Женщина собиралась продать свою жизнь задорого. Теперь, когда ее держал только один, она стала отбиваться с утроенной силой, пинать ногами, подкованными каблучками. Ренни, впрочем, вынужден был отвлечься на своего противника. Он не фехтовал уже больше пятнадцати лет, но тело пока еще помнило вес шпаги, ощущение, с каким она рассекает воздух. Ему сейчас приходилось сражаться с молодым, ловким, хорошо обученным противником, стараясь забыть о раненой руке и не забывая притом о капюшоне. Противник его тоже прятал лицо, словно разбойник, под шелковой полумаской.
Схватка могла продолжаться всего десять минут, или же целый час — Ренни совершенно утратил понимание времени. Он выдохся, пребывал на грани потери сознания; рука, держащая клинок, отяжелела, левое плечо горело огнем, словно в раны насыпали горсть перца. Дважды клинок противника задевал Ренни, надрезая одежду, и один раз оставил царапину на щеке. Силы покинули его.
Кто-то вскрикнул, истошно, пронзительно, но по счастью это была не Ализея.
- Отступаем! - крикнул снова смутно знакомый голос. Звучало это нелепо, и он поправился. - Уходим! Бежим!
Ренни, используя шпагу, как подпорку, склонился, переводя дух.
- Вы в порядке? - встревожено спросил Руссо от колодца.
- Д-да, - ответил Ренни, выпрямляясь.
Он отбросил на спину капюшон — стало трудно дышать — и посмотрел на Ализею. Отшвырнув кинжал — весь в темной крови — она опустилась на колени, обнажая бледное мертвое лицо. Ренни сделал неуклюжий шаг вперед.
- Нет!
Но Ализея уже протянула руку, касаясь белой щеки. Звук, который она издала, был страшнее любого вопля, любого самого жуткого крика. Поднявшись, ализея отступила, пошатываясь, и Ренни едва успел подхватить ее, обнять за плечи. Его расцарапанная щека соприкоснулась с ее, холодной. Ализею трясло.
- О Боже… - простонала она. - Боже…
* Жюстокор — (justaucorps — «точно по корпусу») тип кафтана, в XVIII веке бывший обязательной деталью мужского гардероба. Это приталенный кафтан, плотно облегающий фигуру. В Аркадии — похожая одежда, его часто дополнительно простегивали, придавая жесткость
Глава одиннадцатая
Первый ответ приходит почти сразу — тем же вечером. Он стоит у открытого окна, воздух звенит от напряжения, от разлитой в нем опасности. Сколько не пытается он понять, прочувствовать, а источник этой угрозы ускользает. Остается удушье, заставляющее царапать горло в бесполезной попытке спастись. А потом мимо лица его проплывает прохладный ветерок, слегка обжигая щеку. Он протягивает руку, и пальцы ловят тончайшую нить, ледяную паутинку холод охватывает запястье, бежит вверх, к плечу, сковывает горло ледяной коркой.
- Иво… - выдыхает он.
Я ничего не знаю, - отвечает Иво. - Мне хватает своих забот. Это была ваша и только ваша вина. Я напишу, если узнаю что-то.
Холод уходить. Он почти ощущает, как мельчайшие льдинки с его горла осыпаются за шиворот. Он понимает, что все это — только иллюзия, но тем не менее, его трясет от сдерживаемого страха и отчасти — гнева.
- Что случилось? - Фоун подходит сзади, обнимает его; ее обнаженная грудь прижимается к его спине.
Ее всегда окутывает аромат трав и специй, как любую чародейку, занимающуюся изготовлением амулетов. Он вдыхает жадно этот запах, медленно возвращаясь к реальности.
- Все хорошо, моя девочка. Просто — старый друг.
Она умна, она не хочет знать его старых друзей.
Ализея так дрожала, что Ренни не решился выпустить ее из рук, хотя объятья были все менее уместны. Тепло ее тела искушало его, и это было вдвойне греховно, ведь Ализея нуждалась в утешении.
- Уже закоченела, - безжалостно сказал Руссо, склонившись над телом. - Мертва уже много часов.
Ализея судорожно всхлипнула и, повернувшись, уткнулась лицом в шею Ренни. Ее горячее дыхание щекотало кожу, тело тряслось от сдерживаемых рыданий. Прошло мгновение, и она, взяв себя в руки, отстранилась. Ренни испытал сожаление.
- У вас кровь! - рука в шелковой печатке коснулась его щеки.
- Все в порядке.
Ализея сделала шаг назад, окинула его долгим взглядом с головы до ног, и губы ее тронула слабая улыбка.
- Честное слово, святой отец, в каком вы виде!
- Я — жертва обстоятельств. Нужно уходить, госпожа Онард. Руссо, принеси мне ножны.
Слуга подал ему деревяшку, отдал Ализее кинжал, оттертый от крови, и огляделся. Ничто на первый взгляд не указывало на присутствие тут ночью вдовы Онард, ее слуги и священника. Факелы, а затем и фонари они затушили. Лунного света хватало, чтобы найти дорогу домой.
Шли они молча. Отец Ренни был слишком измотан, все его силы уходили на то, чтобы переставлять ноги, и только трость не давала ему упасть. Ализея была погружена в свои мысли, и ей явно было о чем подумать. Русско зорко глядел по сторонам, высматривая грозящие госпоже опасности.
Зимние улицы были привычно безлюдны, но у входа в крипту собралась целая толпа, словно все жители Сэн-Рутена пришли на небольшую площадь перед церковью. Бдение над Жеанной д“Анкос, запоздало понял Ренни. Он схватил Ализею за локоть и увлек в тень дома. Руссо спрятался сам.
- Нельзя, чтобы нас заметили в таком виде, - сказал Ренни.
- Поздно беспокоиться о своей репутации, - Ализея кивнула на его сапоги.
- Только устав агатинцев запрещает носить мирское платье, - менторским тоном сказал Ренни. - И я имел в виду кровь на вашем платье.
Ализея опустила взгляд на свою испорченную юбку.
- Что же делать?
- Воспользоваться вашим черным ходом.
- У меня нет черного хода.
- Вернее сказать, тайным, - поправился Ренни. - Идите за мной.
Дома стояли так близко, что человек несведущий не нашел бы зазор, принял его за декоративную нишу. Крыши смыкались так, что снега здесь не было, только то, нанесенный ветром и собаками мусор. Ренни протиснулся, нашарил рукой небольшой рычаг и надавил. В шаге от него открылась небольшая дверка.
- Мы в кладовке! - удивленно воскликнула Ализея, когда они вошли.
Ренни надавил другой рычаг, дверь закрылась, и теперь ее нельзя было отличить от соседних стенных панелей.
- Вы знаете мой дом лучше чем я сама, - вздохнула Ализея.
Ренни кивнул устали и привалился здоровым плечом к полкам.
- Вы так побледнели…. - прошептала Ализея.
- Вам нужно переодеться. Юбка промокла, вы можете заболеть.
Ализея посмотрела на платье так, словно видела его впервые. Потом кивнула.
- Я быстро. Руссо, позаботься о святом отце.
Ренни с радостью принял помощь слуги, последние полчаса он держался на ногах из одного только упрямства. Да, должно быть, только это упрямство и выгнало его из постели. С плащом Ренни справился, а вот избавиться от жюстокора без помощи Руссо едва ли получилось бы. Потом, полуодетый, в наполовину расстегнутом камзоле, Ренни опустился в кресло. Раненая рука легла на подлокотник. В камине плясало пламя, пахло смолой. Это напоминало Ренни о тех вечерах, что прошли давным давно, и которым следовало оставаться в прошлом.
Ализея появилась спустя четверть часа. На ней было свободное домашнее платье из лиловой парчи — скорее халат, застегнутый на талии на полдюжины крючков. Волосы растрепались и черной волной лежали на спине и груди, привлекая к пышным округлостям ненужное внимание. Сорочка Ализеи была отделана асканским кружевом.
- Вы ужасно выглядите! - ахнула женщина.
- А вы — прекрасно.
Ализея отмахнулась, скрылась на мгновение, только плеснула по воздуху лиловая с серебром парча, и вернулась с ящиком, полным флаконов. Придвинув стул, она села и помогла Ренни снять камзол и спустить с плеча рубашку. Ренни скосил глаза. Бинты пропитались кровью, любое прикосновение вызывало ужасные приступы боли, и он не сумел сдержать стон.
- Простите, - прошептала Ализея. - Надо снять повязку, пока она не присохла.
Ренни попытался сконцентрироваться на чем-то помимо боли. Увы, единственным подходящим объектом была сама Ализея. Она сидела очень близко, Ренни ощущал аромат персиковой воды, которой она умывалась. На подбородке была кокетливая родинка. Черный локон скользнул по его щеке.
- Вы соблазнить меня пытаетесь? - спросил он, не вполне понимая, что говорит вслух.
- Я не нарочно, - прошелестел абрикосовый голос у самого уха.
В этот момент боль его стала невыносимой, и Ренни потерял сознание.
Очнулся он от легкого покалывания в щеке. Ализея все еще сидела рядом, смазывая каким-то снадобьем пустяковый порез. Они встретились взглядами.
- И шрама не останется, - пообещала женщина.
Ренни попытался сесть поудобнее, так, чтобы плечо не слишком сильно болело. Ализея отстранилась. Поднявшись, она открыла шкафчик и вытащила графин темного, почти черного вина.
- Налейте и мне, - попросил Ренни.
- Вы весьма вольно обращаетесь со своими обетами, - сказала Ализея, протягивая бокал.
- Все мне позволительно, но не все полезно, все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною.
- Я не люблю священников, которые трактуют Писание себе в угоду, - сухо сказала Ализея.
- Сейчас не о моих недостатках речь, - вздохнул Ренни. - Вы должны прекратить вмешиваться, госпожа Онард. Это становится опасно.
