- Ага… - сказал Бэла. - То вы вообще знаете про Ронга?
Миссис Йорк пожала плечами. Она заняла в читальном зале, подавляющем своим величием, укромное местечко, надиктовала библиотекарю свою заявку (которая выглядела примерно, как «все, что есть по истории школы») и достала из сумки термос. Очевидно, на нее не распространялись какие-либо правила.
- Полагаю, это вам можно не предлагать? Горячий шоколад.
- Я люблю горячий шоколад, - хмуро сказал Бэла. - Я же не вампир. И если мою пищу составляют людские сны, это не значит, что я отказываюсь от пончиков.
Фрэнсин фыркнула.
- Так что с Ронгом? - спросила она.
- Подробно этим вопросом занимается Жозефин. Я вообще скорее телохранитель. Но увы, только в Безуане я могу оградить ее от любых опасностей. Ронг… Он был одержим идеей бессмертия. И добивался его доступными средствами. И никого не жалел. Его дома ужасны. И что еще хуже… его дома мертвы.
- А бывают живые? - Фрэнсин вскинула брови.
- Я поражен, - усмехнулся Бэла. - Вы не пересекаете границы?
- Границы чего?
- Значит не пересекаете.
Библиотекарь подкатил тележку с книгами, и они замолкли и некоторое время изучали стопки потрепанных томов и папки с бумагами.
- Есть что-нибудь на немецком или итальянском?
Фрэнсин порылась в бумагах и покачала головой.
- Жаль, - вздохнул Бэла. - По-английски я не читаю. Можете дать мне планы дома?
Забрав крупноформатные листы, Бэла перешел за другой стол и разложил их там, придавив небольшими пресс-папье.
Участок, принадлежащий школе, имел странную, неправильную форму. Парадные ворота располагались в северо-восточном углу, и от них к главному зданию вела изогнутая аллея, обсаженная тополями. Большая же часть участка представляла из себя заросший английский парк. Его пересекал по красивой параболе Мельничный ручей. Привстав, Бэла смог разглядеть его через окно. За деревьями виднелась часовня, также обозначенная на плане. Но самой большой диковиной была оранжерея в форме равнобедренного треугольника.
– Ронг, -неприязненно пробормотал Бэла. В принципе, одно это уже многое объясняло. – Нашли что-нибудь?
Фрэнсин оторвалась от книг и покачала головой.
- Только некоторые цифры и самые общие факты. До 1712 года земля принадлежала сэру Персивалю Кханнингэму. Ненавижу Персивалей, редкие засранцы. В 1712 году он подарил имение своей любовнице, Эванджелине Датон по прозвищу Блудливая. Полагаю, у них тут было прелестное гнездышко для утех. Потом Еванджелине стали являться призраки и ангелы и укорять за развратный образ жизни. Напуганная скорым воздаянием Еванджелина подарила землю проживающей тут общине. На ручье была построена мельница, ее разрушила молния в начале XIX века. Также к 1722 году относится часовня. Потом в 1865 году землю у общины выкупила Розетт Блум и возвела здесь свою школу. Все.
- Негусто, - кивнул Бэла. – Впрочем, про Безуан и Эссонский особняк нам было известно примерно столько же. Потом Жозефин появлялась на месте и совала свой нос куда не следует. Это у нее отлично получается.
- Это Жозефин – сильный медиум, - заметила Фрэнсин, - и увы спонтанный, совершенно неконтролируемый. Разумно ли ей вмешиваться в такие опасные истории?
- Нет, - покачал головой Бэла. – Но с Жозэ на эту темну говорить бессмысленно. Подозреваю, это семейное.
- Именно, - кивнула Фрэнсин. – Знаю я ее прабабку.
- И вы тоже сильный медиум,- Бэла лукаво улыбнулся. – Разумно ли вам…
- А у меня тоже семейное, - Фрэнсин захлопнула книгу. – Где же искать?
Бэла пожал плечами, поднялся и подошел к окну. У него была определенная надежда на внезапное озарение. Надежда, увы, призрачная. Взгляд лениво скользил по облетающим кронам дубов, а мысли витали где-то далеко. Бэла не сразу понял, за что именно зацепился его взгляд.
- Что там?
Фрэнсин подошла к окну и посмотрела в указанном направлении.
- Мельница. Ну, то, что от нее осталось.
- А вон тот большой стоячий камень?
- Ну, это часть… мельницы? – Фрэнсин сощурилась. – Идемте, посмотрим.
Пройдя по берегу ручья, на поверхности которого плавали бурые палые листья, Бэла и Фрэнсин спустились к развалинам мельницы. Для здания, разрушенного двести лет назад, она неплохо сохранилась. Крыша рухнула, деревянные части сгнили, и лишь немногие сохранившиеся стропила торчали, как гнилые зубы. Большая часть мельницы была сложена из тусклого серого камня, и только в левой части возвышалось нечто, издалека напоминающее темную печную трубу. Камень было метров восемь в высоту, а его первоначальный цвет терялся подо мхом и склизкими грибами.
- Менгир! – произнесла Фрэнсин почти с восхищением. – Ну, менгир, это…
- Я знаю, что это такое, - оборвал ее Бэла. – Вся информация – в людской памяти. Вот поэтому не стоит спать рядом с алматлансагом.
- Ты читаешь мысли? – поежилась Фрэнсин.
- Нет. Просто вижу чужие сны. И некоторым снятся менгиры. Зачем он стоит здесь? И вообще, когда я вижу древнее сооружение, а рядом с ним построенный Ронгом дом, мне становится не по себе…
Бэла поежился, ощутив пробежавший по спине холодок. Страх был полузабытым чувством, свойственным скорее людям, чем древним монстрам. Меньше всего ему хотелось приближаться к камню, а тем более – прикасаться к нему. Фрэнсин тем временем перебралась через завал и голыми руками принялась сдирать мох. Запахло влажным камнем и гнилым болотом. Бэла почувствовал тошноту.
- На таких камнях можно иногда найти петроглифы… - пробормотала Фрэнсин, старательно очищающая менгир, и надпись действительно сыскалась.
- Спускаюсь во тьму, поднимаюсь во тьму, иду через бесконечно поле, касаясь древних камней, и кровь выступает на них… - прочитал Бэла и ответил ухмылкой на удивленный взгляд Фрэнсин. – Я знаю латынь, миссис Йорк.
- Я тоже. А еще мне знакомы эти строки. Это из Misteria de Vita, «Психопомп». Я держала как-то один экземпляр этой книги в руках, но Йорк мигом его отнял.
- Misteria de Vita… - Бэла обошел камень по кругу. – Это нравится мне еще меньше. Книга эта была у Ронга настольной.
- Я погляжу, этот ваш архитектор был редким засранцем и психопатом. Ладно, давайте очистим камень от мха и хорошенько изучим. Вдруг есть еще что-то?
Бэла процедил короткое ругательством, сделал глубокий вдох и взобрался на обломки камней. Потихоньку ободрав растительность на своей части менгира, он обнаружил и другие цитаты, также в основном из «Психопомпа».
- Есть кое-что еще, - крикнула Фрэнсин. – Взгляни. Думаю, это послание.
Бэла спрыгнул на землю и внимательно изучил вырезанную у подножия камня надпись.
- Liber Libitina Sepulcrum.
- Книга. Sepulcrum… это склеп. А Либитина… постой-ка, - Фрэнсин почесала кончик носа. – Либитина – римская богиня погребения.
- Склеп и книги… Гм.
- А еще здесь есть подпись, = хмыкнула Фрэнсин. – Гйм Дюб.
- Склеп, книги, Гийом Дюбуа… Это то, о чем я думаю?
Фрэнсин пожала плечами.
- Библиотека? Пошло, конечно, слишком просто и очевидно. Но как все-таки часто верное решение оказывается вот такой вот пошлостью.
Время тянулось мучительно медленно. Казалось, прошли уже года, а пальцы Лизбет все не уставали. Она играла и играла свои дьявольские мелодии. В памяти Жозефин они слились в один сплошной похоронный марш. Съежившись у стены, ненастоящей, как и все вокруг, она пыталась зажать уши руками. Но музыка была слышна все равно.
- Я не могу найти решение! Никакого! – бормотала Жозефин. – Никакого выхода…
- Никогда не могла его найти, - хмыкнула леди Тарт. – Счастье еще, что у меня муж умный.
- Нам бы здесь милорд Тарт не помешал, да? – вздохнула Жозефин.
- Не помешал. Только Фредерик никогда не попадает в такие ситуации, именно потому, что умный.
- Из всего можно найти выход, - не слишком уверенно сказала Жозефин и провела рукой по дубовым стенным панелям. – Вот, к примеру, эта стена… Её текстура, её плотность… Мне она кажется не вполне настоящей.
- Занятно, - леди Тарт прижалась к стене щекой. – Иллюзия?
- Или галлюцинация. Или сон, - Жозефин ущипнула себя за руку. – Только проснуться не удается.
- Хочешь, я могу ущипнуть? – предложила леди Тарт. – Или стукнуть.
Жозефин открыла рот, чтобы сказать что-то язвительное в ответ, но в этот момент музыка вдруг оборвалась. Глаза Лизбет зловеще светились в темноте.
- Вы рассказываете что-то интересное?
- Сказку про белого бычка, - пробормотала леди Тарт.
- Я рассказывала историю про певичку, которая стала птичкой.
Лизбет закрыла крышку рояля и облокотилась на нее.
- Почему?
- От несчастной любви. Пела-пела, да и обросла перьями.
- Как долго ты сможешь нести эту ахинею? – шепнула леди Тарт.
- Почти бесконечно, - уголком рта ответила Жозефин.
- Ну, неси.
Поднявшись, Жозефин подошла к роялю. Говорила она почти не переставая, так что даже не успевала задумываться – о чем собственно болтает. Чтобы не отвлекаться на ходящую по комнате леди Тарт, она смотрела прямо в нечеловеческие, мерцающие глаза девочки. А потом ее дернули за руку.
Бэла с интересом посмотрел на мозаичный пол библиотечного холла.
- Значит, Гийом Дюбуа умер в 1870-м?
Фрэнсин рассеяно кивнула.
- Тогда почему здесь две даты? – Бэла присел на пол возле овальной плиты из зеленоватого мрамора на которой пластинками более темного камня было выложено «MDCCCL – MDCCLXX».
- У меня плохо с римскими цифрами, - поморщилась Фрэнсин. – Я позор родителей.
- Это 1850-1870 годы. Даты жизни Дюбуа?
- Понятия не имею.
Бэла провел пальцами по краям плиты.
- Интересно, есть ли тут какой-нибудь потайной рычаг?
- Не знаю, - пожала плечами Фрэнсин и подошла к стене. – Здесь есть дверь в подвал. Ее педантично обозначили на плане.
Бэла вскочил с колен и заглянул в узкий проход, спрятанный за дубовыми панелями, которыми были отделаны все внутренние помещения в школе. Вниз уводила узкая крутая винтовая лестница, из темноты пахло холодом и сыростью.
- Не нравится мне это место, - пробормотала Фрэнсин.
- Мне тоже. Я пойду первым? – Бэла покрутил в руках фонарик, пытаясь понять, как сделать его свет ярче.
Ступени были гладкие, похоже, ими нечасто пользовались. То и дело попадались на них глубоко вырезанные и подкрашенные красным символы. Бэла по крайней мере надеялся, что это краски. Несколько раз повернув под замысловатым углом, лестница привела в тесную полукруглую крипту. У стены стоял массивный саркофаг, украшенный полустертой резьбой. Судя по всему, он был куда древнее этого здания и всего в округе.
- Чарльзу бы понравилось, - не без восхищения сказала Фрэнсин. – Чарльз Лэ, это мой, как бы, дядя. Неродной.
- Ага, - согласился Бэла. – Заглянем внутрь?
Фрэнсин наморщила нос.
- А выбор есть?
- Боитесь покойников? – хмыкнул Бэла и кинул женщине фонарик. – Подержите.
Плита, закрывающая саркофаг, оказалась необычайно тяжелой, и даже ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы ее сдвинуть. Из щели вырвалось смрадное облако. Фрэнсин поспешно зажала нос и гнусаво выдавила:
- Говорят, вечная мерзлота так пахнут.
- Ага. А еще старые мертвецы. Хотя обычно они считают нужным разложиться полностью за полтора столетия., - невозмутимо ответил Бэла, на которого неприятные запахи действовали не так сильно. – А что это у нас тут? Дайте-ка фонарик, Фрэнсин.
Женщина быстро отдала запрошенное и отскочила к лестнице, чтобы при первой же возможности броситься наутек. Бэла посветил в щель, после чего вытащил из саркофага небольшую кожаную сумку. На пол закапала какая-то темная жидкость. Фрэнсин поспешила отвернуться и сделала несколько глубоких вдохов.
- Можем мы теперь уйти?
- Здесь бумаги… - Бэла опустошил сумку и аккуратно положил обратно в саркофаг, бумаги же убрал за пазуху. – Уходим.
Фрэнсин бросилась наверх со скоростью лучшего камерунского бегуна, или даже фаворита стипль-чеза, резво перескакивая через ступени. В целом Бэла разделял ее чувства. Выбравшись из подземелья, Фрэнсин ринулась на улицу.
- Пойду, попрошу чаю! – бросила она на ходу.
Бэла поплелся следом.
- Кажется, я нашла выход, - шепнула леди Тарт.
Жозефин продолжив бормотать те же несусветные глупости, прислушалась к словам своей старшей подруги.
- Та стена, она мягкая, как желе. При желании, думаю, туда можно будет просунуть руку. Стоит попробовать.
- И жили все долго и очень счастливо, - закончила Жозефин, искренне надеясь, что в рассказе дело шло именно к этому. – Лизбет, ты умеешь играть полонезы? А польку? А вальс?
Девочка с подозрением кивнула.
- Сыграй нам.
Лизбет опустила руки на клавиши. Леди Тарт и Беатрис попятились и отступали, пока не уткнулись в стену, податливую, как водяной матрас. Казалось, в самом деле, что стоит приложить небольшое усилие, и можно выбраться отсюда.
Лизбет вскинула голову.
- Куда это вы? Стойте!
- Ничего этого нет, - твердо сказала Жозефин. – Ни девочки, ни комнаты, ни, тем более, стены.
Она позволила себе расслабиться и упасть назад. Закрыла глаза. Сопротивление мучительно медленно исчезло, и Жозефин рухнула на что-то твердое, больно врезавшееся в спину. А потом оказалось, что она зажата со всех сторон и погребено под чем-то костяным, и пахнет удушающее мерзко.
Жозефин закричала.
Бэла положил в чашку шестую ложку сахара и рассеяно перемешал получившийся сироп.
- Эти записи на английском. Прочитаете?
Фрэнсин мрачно посмотрела на бумаги, исписанные мелким, убористым почерком.
- Давайте сюда.
От записей пахло мертвечиной, сыростью и временем.
- Как у мужа в мастерской, - проворчала женщина. – Только вот у него еще старым крокодилом пахнет, от чучела.
Фрэнсин зашелестела страницами.
- Какой у него ужасный почерк. И листы не помешало бы пронумеровать. Ладно… Хоть английский, за вычетом грамматических ошибок, вполне приемлемый.
Фрэнсин откашлялась.
- «Я. Гийом Любуа, должен запечатлеть на бумаге плоды своих размышлений, пока жив и нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Свет меркнет, воздух кончается, я должен успеть.
Дела, которыми занят мой наставник мсье Ф. Л. Ронг, пугающи, и в конце концов привели меня сюда. Когда мы только познакомились на собрании спритуалистов, когда повстречались на сеансе у миссис ………… не скрою, в первые дни знакомства он очаровал меня. Было в Ронге нечто, привлекающее внимание. Некоторая романтическая угрюмость умирающего от чахотки. Печать супруга госпожи Смерти. Тогда еще я не знал, как тесны эти отношения.
Когда он пригласил меня проектировать библиотеку для мисс Блум, я был польщен. Я прибыл в поместье, где почти закончено было строительство самой школы, и с восторгом оглядел угодья, намеченную оранжерею и руины старой мельницы.
Я почти закончил план и модель библиотеки, этого величественного храма искусства и знаний, когда Ронг посвятил меня в свои грандиозные и пугающие планы. Он отвел меня к камням. Этот небольшой кромлех располагался юго-восточнее мельницы, служащей не более, чем оправой величественному менгиру.
“Гийом, верите ли вы в бессмертие? – спросил меня Ронг. – Не в бессмертие души в раю, но в подлинное, материальное, физическое бессмертие?”
Я ответил, как истинный спиритуалист, что верю в это.
“А хотите ли вы обрести истинное бессмертие, Гийом?” – спросил Ронг.
О, каким я был глупцом, что согласился! Но я был заворожен, я был возбужден. Я смотрел, как Ронг берёт лопату и роет у подножия кромлеха, как достает сморщенные, мумифицированные головы с сохранившимися волосами, длинными и седыми. Он достал их за волосы и протянул мне.
Миссис Йорк пожала плечами. Она заняла в читальном зале, подавляющем своим величием, укромное местечко, надиктовала библиотекарю свою заявку (которая выглядела примерно, как «все, что есть по истории школы») и достала из сумки термос. Очевидно, на нее не распространялись какие-либо правила.
- Полагаю, это вам можно не предлагать? Горячий шоколад.
- Я люблю горячий шоколад, - хмуро сказал Бэла. - Я же не вампир. И если мою пищу составляют людские сны, это не значит, что я отказываюсь от пончиков.
Фрэнсин фыркнула.
- Так что с Ронгом? - спросила она.
- Подробно этим вопросом занимается Жозефин. Я вообще скорее телохранитель. Но увы, только в Безуане я могу оградить ее от любых опасностей. Ронг… Он был одержим идеей бессмертия. И добивался его доступными средствами. И никого не жалел. Его дома ужасны. И что еще хуже… его дома мертвы.
- А бывают живые? - Фрэнсин вскинула брови.
- Я поражен, - усмехнулся Бэла. - Вы не пересекаете границы?
- Границы чего?
- Значит не пересекаете.
Библиотекарь подкатил тележку с книгами, и они замолкли и некоторое время изучали стопки потрепанных томов и папки с бумагами.
- Есть что-нибудь на немецком или итальянском?
Фрэнсин порылась в бумагах и покачала головой.
- Жаль, - вздохнул Бэла. - По-английски я не читаю. Можете дать мне планы дома?
Забрав крупноформатные листы, Бэла перешел за другой стол и разложил их там, придавив небольшими пресс-папье.
Участок, принадлежащий школе, имел странную, неправильную форму. Парадные ворота располагались в северо-восточном углу, и от них к главному зданию вела изогнутая аллея, обсаженная тополями. Большая же часть участка представляла из себя заросший английский парк. Его пересекал по красивой параболе Мельничный ручей. Привстав, Бэла смог разглядеть его через окно. За деревьями виднелась часовня, также обозначенная на плане. Но самой большой диковиной была оранжерея в форме равнобедренного треугольника.
– Ронг, -неприязненно пробормотал Бэла. В принципе, одно это уже многое объясняло. – Нашли что-нибудь?
Фрэнсин оторвалась от книг и покачала головой.
- Только некоторые цифры и самые общие факты. До 1712 года земля принадлежала сэру Персивалю Кханнингэму. Ненавижу Персивалей, редкие засранцы. В 1712 году он подарил имение своей любовнице, Эванджелине Датон по прозвищу Блудливая. Полагаю, у них тут было прелестное гнездышко для утех. Потом Еванджелине стали являться призраки и ангелы и укорять за развратный образ жизни. Напуганная скорым воздаянием Еванджелина подарила землю проживающей тут общине. На ручье была построена мельница, ее разрушила молния в начале XIX века. Также к 1722 году относится часовня. Потом в 1865 году землю у общины выкупила Розетт Блум и возвела здесь свою школу. Все.
- Негусто, - кивнул Бэла. – Впрочем, про Безуан и Эссонский особняк нам было известно примерно столько же. Потом Жозефин появлялась на месте и совала свой нос куда не следует. Это у нее отлично получается.
- Это Жозефин – сильный медиум, - заметила Фрэнсин, - и увы спонтанный, совершенно неконтролируемый. Разумно ли ей вмешиваться в такие опасные истории?
- Нет, - покачал головой Бэла. – Но с Жозэ на эту темну говорить бессмысленно. Подозреваю, это семейное.
- Именно, - кивнула Фрэнсин. – Знаю я ее прабабку.
- И вы тоже сильный медиум,- Бэла лукаво улыбнулся. – Разумно ли вам…
- А у меня тоже семейное, - Фрэнсин захлопнула книгу. – Где же искать?
Бэла пожал плечами, поднялся и подошел к окну. У него была определенная надежда на внезапное озарение. Надежда, увы, призрачная. Взгляд лениво скользил по облетающим кронам дубов, а мысли витали где-то далеко. Бэла не сразу понял, за что именно зацепился его взгляд.
- Что там?
Фрэнсин подошла к окну и посмотрела в указанном направлении.
- Мельница. Ну, то, что от нее осталось.
- А вон тот большой стоячий камень?
- Ну, это часть… мельницы? – Фрэнсин сощурилась. – Идемте, посмотрим.
Пройдя по берегу ручья, на поверхности которого плавали бурые палые листья, Бэла и Фрэнсин спустились к развалинам мельницы. Для здания, разрушенного двести лет назад, она неплохо сохранилась. Крыша рухнула, деревянные части сгнили, и лишь немногие сохранившиеся стропила торчали, как гнилые зубы. Большая часть мельницы была сложена из тусклого серого камня, и только в левой части возвышалось нечто, издалека напоминающее темную печную трубу. Камень было метров восемь в высоту, а его первоначальный цвет терялся подо мхом и склизкими грибами.
- Менгир! – произнесла Фрэнсин почти с восхищением. – Ну, менгир, это…
- Я знаю, что это такое, - оборвал ее Бэла. – Вся информация – в людской памяти. Вот поэтому не стоит спать рядом с алматлансагом.
- Ты читаешь мысли? – поежилась Фрэнсин.
- Нет. Просто вижу чужие сны. И некоторым снятся менгиры. Зачем он стоит здесь? И вообще, когда я вижу древнее сооружение, а рядом с ним построенный Ронгом дом, мне становится не по себе…
Бэла поежился, ощутив пробежавший по спине холодок. Страх был полузабытым чувством, свойственным скорее людям, чем древним монстрам. Меньше всего ему хотелось приближаться к камню, а тем более – прикасаться к нему. Фрэнсин тем временем перебралась через завал и голыми руками принялась сдирать мох. Запахло влажным камнем и гнилым болотом. Бэла почувствовал тошноту.
- На таких камнях можно иногда найти петроглифы… - пробормотала Фрэнсин, старательно очищающая менгир, и надпись действительно сыскалась.
- Спускаюсь во тьму, поднимаюсь во тьму, иду через бесконечно поле, касаясь древних камней, и кровь выступает на них… - прочитал Бэла и ответил ухмылкой на удивленный взгляд Фрэнсин. – Я знаю латынь, миссис Йорк.
- Я тоже. А еще мне знакомы эти строки. Это из Misteria de Vita, «Психопомп». Я держала как-то один экземпляр этой книги в руках, но Йорк мигом его отнял.
- Misteria de Vita… - Бэла обошел камень по кругу. – Это нравится мне еще меньше. Книга эта была у Ронга настольной.
- Я погляжу, этот ваш архитектор был редким засранцем и психопатом. Ладно, давайте очистим камень от мха и хорошенько изучим. Вдруг есть еще что-то?
Бэла процедил короткое ругательством, сделал глубокий вдох и взобрался на обломки камней. Потихоньку ободрав растительность на своей части менгира, он обнаружил и другие цитаты, также в основном из «Психопомпа».
- Есть кое-что еще, - крикнула Фрэнсин. – Взгляни. Думаю, это послание.
Бэла спрыгнул на землю и внимательно изучил вырезанную у подножия камня надпись.
- Liber Libitina Sepulcrum.
- Книга. Sepulcrum… это склеп. А Либитина… постой-ка, - Фрэнсин почесала кончик носа. – Либитина – римская богиня погребения.
- Склеп и книги… Гм.
- А еще здесь есть подпись, = хмыкнула Фрэнсин. – Гйм Дюб.
- Склеп, книги, Гийом Дюбуа… Это то, о чем я думаю?
Фрэнсин пожала плечами.
- Библиотека? Пошло, конечно, слишком просто и очевидно. Но как все-таки часто верное решение оказывается вот такой вот пошлостью.
Время тянулось мучительно медленно. Казалось, прошли уже года, а пальцы Лизбет все не уставали. Она играла и играла свои дьявольские мелодии. В памяти Жозефин они слились в один сплошной похоронный марш. Съежившись у стены, ненастоящей, как и все вокруг, она пыталась зажать уши руками. Но музыка была слышна все равно.
- Я не могу найти решение! Никакого! – бормотала Жозефин. – Никакого выхода…
- Никогда не могла его найти, - хмыкнула леди Тарт. – Счастье еще, что у меня муж умный.
- Нам бы здесь милорд Тарт не помешал, да? – вздохнула Жозефин.
- Не помешал. Только Фредерик никогда не попадает в такие ситуации, именно потому, что умный.
- Из всего можно найти выход, - не слишком уверенно сказала Жозефин и провела рукой по дубовым стенным панелям. – Вот, к примеру, эта стена… Её текстура, её плотность… Мне она кажется не вполне настоящей.
- Занятно, - леди Тарт прижалась к стене щекой. – Иллюзия?
- Или галлюцинация. Или сон, - Жозефин ущипнула себя за руку. – Только проснуться не удается.
- Хочешь, я могу ущипнуть? – предложила леди Тарт. – Или стукнуть.
Жозефин открыла рот, чтобы сказать что-то язвительное в ответ, но в этот момент музыка вдруг оборвалась. Глаза Лизбет зловеще светились в темноте.
- Вы рассказываете что-то интересное?
- Сказку про белого бычка, - пробормотала леди Тарт.
- Я рассказывала историю про певичку, которая стала птичкой.
Лизбет закрыла крышку рояля и облокотилась на нее.
- Почему?
- От несчастной любви. Пела-пела, да и обросла перьями.
- Как долго ты сможешь нести эту ахинею? – шепнула леди Тарт.
- Почти бесконечно, - уголком рта ответила Жозефин.
- Ну, неси.
Поднявшись, Жозефин подошла к роялю. Говорила она почти не переставая, так что даже не успевала задумываться – о чем собственно болтает. Чтобы не отвлекаться на ходящую по комнате леди Тарт, она смотрела прямо в нечеловеческие, мерцающие глаза девочки. А потом ее дернули за руку.
Бэла с интересом посмотрел на мозаичный пол библиотечного холла.
- Значит, Гийом Дюбуа умер в 1870-м?
Фрэнсин рассеяно кивнула.
- Тогда почему здесь две даты? – Бэла присел на пол возле овальной плиты из зеленоватого мрамора на которой пластинками более темного камня было выложено «MDCCCL – MDCCLXX».
- У меня плохо с римскими цифрами, - поморщилась Фрэнсин. – Я позор родителей.
- Это 1850-1870 годы. Даты жизни Дюбуа?
- Понятия не имею.
Бэла провел пальцами по краям плиты.
- Интересно, есть ли тут какой-нибудь потайной рычаг?
- Не знаю, - пожала плечами Фрэнсин и подошла к стене. – Здесь есть дверь в подвал. Ее педантично обозначили на плане.
Бэла вскочил с колен и заглянул в узкий проход, спрятанный за дубовыми панелями, которыми были отделаны все внутренние помещения в школе. Вниз уводила узкая крутая винтовая лестница, из темноты пахло холодом и сыростью.
- Не нравится мне это место, - пробормотала Фрэнсин.
- Мне тоже. Я пойду первым? – Бэла покрутил в руках фонарик, пытаясь понять, как сделать его свет ярче.
Ступени были гладкие, похоже, ими нечасто пользовались. То и дело попадались на них глубоко вырезанные и подкрашенные красным символы. Бэла по крайней мере надеялся, что это краски. Несколько раз повернув под замысловатым углом, лестница привела в тесную полукруглую крипту. У стены стоял массивный саркофаг, украшенный полустертой резьбой. Судя по всему, он был куда древнее этого здания и всего в округе.
- Чарльзу бы понравилось, - не без восхищения сказала Фрэнсин. – Чарльз Лэ, это мой, как бы, дядя. Неродной.
- Ага, - согласился Бэла. – Заглянем внутрь?
Фрэнсин наморщила нос.
- А выбор есть?
- Боитесь покойников? – хмыкнул Бэла и кинул женщине фонарик. – Подержите.
Плита, закрывающая саркофаг, оказалась необычайно тяжелой, и даже ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы ее сдвинуть. Из щели вырвалось смрадное облако. Фрэнсин поспешно зажала нос и гнусаво выдавила:
- Говорят, вечная мерзлота так пахнут.
- Ага. А еще старые мертвецы. Хотя обычно они считают нужным разложиться полностью за полтора столетия., - невозмутимо ответил Бэла, на которого неприятные запахи действовали не так сильно. – А что это у нас тут? Дайте-ка фонарик, Фрэнсин.
Женщина быстро отдала запрошенное и отскочила к лестнице, чтобы при первой же возможности броситься наутек. Бэла посветил в щель, после чего вытащил из саркофага небольшую кожаную сумку. На пол закапала какая-то темная жидкость. Фрэнсин поспешила отвернуться и сделала несколько глубоких вдохов.
- Можем мы теперь уйти?
- Здесь бумаги… - Бэла опустошил сумку и аккуратно положил обратно в саркофаг, бумаги же убрал за пазуху. – Уходим.
Фрэнсин бросилась наверх со скоростью лучшего камерунского бегуна, или даже фаворита стипль-чеза, резво перескакивая через ступени. В целом Бэла разделял ее чувства. Выбравшись из подземелья, Фрэнсин ринулась на улицу.
- Пойду, попрошу чаю! – бросила она на ходу.
Бэла поплелся следом.
- Кажется, я нашла выход, - шепнула леди Тарт.
Жозефин продолжив бормотать те же несусветные глупости, прислушалась к словам своей старшей подруги.
- Та стена, она мягкая, как желе. При желании, думаю, туда можно будет просунуть руку. Стоит попробовать.
- И жили все долго и очень счастливо, - закончила Жозефин, искренне надеясь, что в рассказе дело шло именно к этому. – Лизбет, ты умеешь играть полонезы? А польку? А вальс?
Девочка с подозрением кивнула.
- Сыграй нам.
Лизбет опустила руки на клавиши. Леди Тарт и Беатрис попятились и отступали, пока не уткнулись в стену, податливую, как водяной матрас. Казалось, в самом деле, что стоит приложить небольшое усилие, и можно выбраться отсюда.
Лизбет вскинула голову.
- Куда это вы? Стойте!
- Ничего этого нет, - твердо сказала Жозефин. – Ни девочки, ни комнаты, ни, тем более, стены.
Она позволила себе расслабиться и упасть назад. Закрыла глаза. Сопротивление мучительно медленно исчезло, и Жозефин рухнула на что-то твердое, больно врезавшееся в спину. А потом оказалось, что она зажата со всех сторон и погребено под чем-то костяным, и пахнет удушающее мерзко.
Жозефин закричала.
Бэла положил в чашку шестую ложку сахара и рассеяно перемешал получившийся сироп.
- Эти записи на английском. Прочитаете?
Фрэнсин мрачно посмотрела на бумаги, исписанные мелким, убористым почерком.
- Давайте сюда.
От записей пахло мертвечиной, сыростью и временем.
- Как у мужа в мастерской, - проворчала женщина. – Только вот у него еще старым крокодилом пахнет, от чучела.
Фрэнсин зашелестела страницами.
- Какой у него ужасный почерк. И листы не помешало бы пронумеровать. Ладно… Хоть английский, за вычетом грамматических ошибок, вполне приемлемый.
Фрэнсин откашлялась.
- «Я. Гийом Любуа, должен запечатлеть на бумаге плоды своих размышлений, пока жив и нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Свет меркнет, воздух кончается, я должен успеть.
Дела, которыми занят мой наставник мсье Ф. Л. Ронг, пугающи, и в конце концов привели меня сюда. Когда мы только познакомились на собрании спритуалистов, когда повстречались на сеансе у миссис ………… не скрою, в первые дни знакомства он очаровал меня. Было в Ронге нечто, привлекающее внимание. Некоторая романтическая угрюмость умирающего от чахотки. Печать супруга госпожи Смерти. Тогда еще я не знал, как тесны эти отношения.
Когда он пригласил меня проектировать библиотеку для мисс Блум, я был польщен. Я прибыл в поместье, где почти закончено было строительство самой школы, и с восторгом оглядел угодья, намеченную оранжерею и руины старой мельницы.
Я почти закончил план и модель библиотеки, этого величественного храма искусства и знаний, когда Ронг посвятил меня в свои грандиозные и пугающие планы. Он отвел меня к камням. Этот небольшой кромлех располагался юго-восточнее мельницы, служащей не более, чем оправой величественному менгиру.
“Гийом, верите ли вы в бессмертие? – спросил меня Ронг. – Не в бессмертие души в раю, но в подлинное, материальное, физическое бессмертие?”
Я ответил, как истинный спиритуалист, что верю в это.
“А хотите ли вы обрести истинное бессмертие, Гийом?” – спросил Ронг.
О, каким я был глупцом, что согласился! Но я был заворожен, я был возбужден. Я смотрел, как Ронг берёт лопату и роет у подножия кромлеха, как достает сморщенные, мумифицированные головы с сохранившимися волосами, длинными и седыми. Он достал их за волосы и протянул мне.
