Он практически открытым текстом сказал, что среди нас убийца. Кто? Вот это уже интересный вопрос. Как справедливо заметила Розина ди Лукка, выигрывают в равной мере все, включая Бюшара, как члена правления, и Диану, которая еще может выскочить за Франсуа.
Мысль, что любой – вообще любой! – может быть убийцей, пугала. Мысль, что я заперта в глуши, отделена от цивилизации, как в песне – арпанами снега, парализовала.
Господи! А что, если как в «Горце» - в конце останется только один?!
Я поднялась наверх и села к роялю, занять руки и прочистить голову. Наигрывался как назло все тот же Сен-Санс. Минут через пять ко мне подсел кузен Джеффри и принялся бесцельно лупить по клавишам. Я опустила крышку, не в силах больше это слушать.
- У меня, кузина, есть деловое предложение.
-О.
Мне оно уже как-то заранее не нравилось. Сомневаюсь, что Джеффри Клэнси может хоть кому-то предложить что-то хорошее.
- Откажись от совей доли, детка, и получишь приличное годовой содержание.
- Половина отойдет фонду, - напомнила я. – И есть еще ваша сестра, Тереза и Лоран.
- Это я улажу.
- Знаете, кузен, что-то не хочется.
- Лучше бы нам решить это мирно, - с угрозой сказал Джеффри.
- Кхм?
- Или мы посмотрим, какая ты там Джо дочь. Ведь прекрасно известно, что твоя мамаша – шлюха, и трахалась со всеми.
Тут я поморщилась. А потом рука кузена легла на мое бедро.
- Не разыгрывай недотрогу, детка. Мне прекрасно известно, чем ты занимаешься в Париже.
Есть две веди, которые я ненавижу в мужчинах: склонность к насилию и убежденность, что любая женщина, точно сучка в течке, так и жаждет переспать с ними. В Джеффрии это сочеталось прекрасным образом. Для него я была шлюхой, которая с радостью отдаст ему все свои деньги и в довершение – как вишенка на торте – прыгнет в его постель. Проституция и так-то вещь достаточно мерзкая, а уж у мужчин желание потрахаться и получить за это деньги приобретает совсем чудовищные формы.
- Будь паинькой, - жарко шепнул кузен, и рука его перешла все границы дозволенного, - и никто не узнает твой маленький секрет. И получишь больше, чем когда-либо зарабатывала, киска.
Вторая его рука стиснула мою грудь. Так, пора с этим завязывать.
- Джеффри, есть одна проблема.
Кузен на мгновение отвлекся и посмотрел удивленно.
- Я предпочитаю доминировать, - я заехала ему локтем по яйцам, потом в подбородок, и поднялась.
- Сука!
Кобель.
Кстати, о доминировании. Сюда бы латексный костюмчик, плетку и… да, пожалуй, страпон, и мы с кузеном смогли бы славно повеселиться.
Я поспешно сбежала вниз, едва не налетев на Саманту.
- что случилось?
- Мне нужно проветриться. Я возьму машину.
- Конечно, только…
Я уже не слушала ее, схватила куртку, ту, розовую, ключи и вылетела за дверь.
- Не заблудись! – крикнула кузина.
Нет-нет. Я сорвалась с места. Меня трясло, но ледяной ветер в приоткрытое окно постепенно остужал. Бак полный. К своему возвращению я уже успокоюсь.
Это может показаться странным, но я боюсь мужчин. Они агрессивные, сильные, страшно любят доминировать, и авторитарны тоже до жути. Мы уязвимы радом с ними. Я слово «виктимность» выучила лет в четырнадцать. Но и на такую невротичку, как я, находятся любители. В Японии даже есть специальный термин: «травоядный мужчина». Мои поклонники всегда были из таких: любители интеллектуально понаслаждаться красотой. Те из них, кто рисковал пересечь границу, были, честное слово, премилые ребята. Я не девственница, не недотрога и не истеричка, но от мужчин вроде Джеффри Клэнси я прихожу в ужас. Первобытный ужас.
Постепенно успокаиваясь – страх уже схлынул, осталась злость, - я включила радио. «There must be hunters. Let’s say predators». О, очень в тему. I have weapons that could destroy them. Подпевая Тори, я начала поворачивать. Психанула, и хватит.
Машина заглохла.
Что за черт?!
Я посмотрела на приборную доску. Топливо на нуле. Что за черт?!! Десять минут назад бак был полон! Я теперь – просто потрясающе! – я одна, в темноте, потому что вечереет и темнеет стремительно. И метель начинается. Вокруг не проблеска, и если я пойду пешком, скорее всего, заблужусь, и меня сожрут волки и бобры.
Ай да я молодец!
Франсуа
Инспектор без особого энтузиазма оглядел крыльцо и уехал. Идея, что я могу стать следующей жертвой, его не особенно вдохновила. Конечно, смерти в семействе Клэнси куда эффектнее. Я выставил его за порог, собрался приготовить обед и обнаружил, что дров нет. Это, впрочем, не слишком существенно, учитывая, что из еды одни бобы, а Боб прилетит только завтра. Хуже то, что холодает, а от солнечных батарей в такую метель мало толку. Дизельный генератор сдох еще на прошлой неделе. Аккумуляторы еще тянут свет и холодильник, но батареи будут для них чрезмерной нагрузкой.
М-да. Если бы в годы Золотой Лихорадки я махнул на Клондайк, замерз бы в первую же зимовку.
Я сел в машину и, чувствуя себя законченным параноиком, все проверил. Ни бомбы под сиденьем, ни… я вышел, поднял капот и осмотрел двигатель.
Франсуа, ты совсем спятил?
А теперь я лягу и загляну под днище, чтобы почувствовать себя законченным идиотом.
И – нет – я поехал на вырубки не потому, что о хижине лесорубов никто не знает, и там очевидно безопасно. Я поехал за дровами и просто не успеваю вернуться до того, как метель окончательно разыграется. Самообман, как говаривал отец в бытность свою пресс-атташе, основа политики.
Впрочем, есть еще один повод поехать на вырубки: в кладовке в Хижине всегда лежит что-то посущественнее печеных бобов. Боб лично об этом заботится.
Ей было, наверное, лет двести: симпатичный домик, сложенный из бревен и накрытый сильно скошенной крышек. Неказисто на вид, но вполне уютно. Я растопил печь и, пока не стемнело, принялся перетаскивать в машину бревна. Завтра к утру метель уляжется, и можно будет после чашки кофе отправиться сразу домой. Глядишь, какие новости к этому времени появятся.
Я уже собрался закрыть дверь и заняться ужином, когда увидел за деревьями вспышки света и услышал автомобильный гудок. Это еще что? Метель поднялась такая, что запросто можно было заблудиться и умереть в лесу под снегом. Хорошо еще, волков поблизости нет: Клэнси всех распугали.
Машину я узнал без труда: ярко-красный джип Джо. На белом снегу он казался пятном крови. Я распахнул дверцу.
- Жюли?!
Правильно, кому еще хватит ума поехать в лес в такую метель!
- Хорошо хоть, в этот раз вы оделись по погоде.
- У меня горючее кончилось, - трагическим тоном сообщила Жюли.
Господи, а я то почти поверил, что она – разумная девушка.
- Вылезайте. Вам нужно согреться.
Опираясь на мою руку, Жюли выбралась из машины и запрыгала на снегу. Чудесное зрелище: девушка в ярко-розовой куртке прыгает среди метели.
- Идемте. Снег все сильнее валит.
Минут через пять я втолкнул ее в хижину и наконец-то запер дверь. Жюли откинула капюшон и скептически оглядела интерьер.
- Ну, чем богаты, мадмуазель.
Она кивнула и протянула руки к огню. Я же занялся содержимым кладовки. Честь и хвала Бобу, в ней было больше еды, чем у меня в лучшие дни.
- Помочь? – поинтересовалась она. Я уже минут пять искал терку. И нож. И кастрюль.
- Ума не приложу, куда Боб тут все кладет…
- Боб?
- Он отвечает за Хижину лесорубов.
Жюли огляделась.
- И что, здесь живут лесорубы?
- Скорее это историческое название. Ага! – терка, кастрюля и ложки сыскались под грудой одеял. – Здесь уже лет сто никто не живет. Ты, надеюсь, не против карбонары с яичным порошком.
Жюли пожала плечами.
- Так как ты здесь оказалась? Неразумно ехать через лес, который…
- Тебе незнаком. Да. Во Франции, представь себе, тоже есть леса. Я немного повздорила с кузеном Джеффри.
- И это разумная причина, чтобы ехать куда-то в метель?
- Ну, в качестве альтернативы я могла его кастрировать, так что – да, - кивнула Жюли. – Это разумно.
- О…
- Кто-то рассказал милому кузену чем я занимаюсь, и он сделал соответствующие выводы.
- О…
Жюли поежилась и села ближе к огню, натянула рукава шерстяной водолазки на бледные пальцы и нахохлилась, словно воробей на ветке. Я отложил нож и взял одно из одеял, чтобы набросить ей на плечи.
- Надеюсь, ты ему врезала.
- Само собой.
Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела в огонь. Отдельные пряди медового оттенка выбились из мягкого пучка и обрамляли тонкое, очень красивое лицо. Свитер был черный, брюки серые, и не хватало только нотки синего.
- Больше всего, - сухо сказала Жюли, не поворачивая голову, - я не люблю, когда на меня смотрят, как на неодушевленный предмет, какой-то объект.
- Прости, это профессиональное.
- И кто ты по профессии? – она хмыкнула. – Сутенер? Ладно, не в тебе дело. Я просто Control Freak, потому и психанула сегодня.
Она поднялась и забрала у меня сыр и терку.
- Бекон сейчас сгорит.
Я бросился спасать ужин.
Ели мы на одеялах, расстеленных у самого огня, попивая дешевое пиво, которое Боб оставлял повсюду, где бы не появлялся. Это был на удивление тихий вечер, словно и не падали нам на голову крыши и не влетали в окно камни.
- Боюсь, придется заночевать здесь.
Жюли посмотрела на меня и пожала плечами.
- Без особых удобств, горячей воды и практически без электричества.
- Всякое бывало… У меня масса недостатков, Франсуа, но на такие мелочи я никогда не жалуюсь. И потом… Меньше всего я хочу сейчас «домой», - последнее слово она произнесла таким тоном, словно речь шла о чем-то отвратительном. – кто-то ночью налил мне в стакан уксус вместо воды. Чуть не хлебнула спросонья.
- О…
- Еще раз скажешь «О…», и я тебя стукну, - пообещала Жюли.
- Ладно, не буду.
Она зевнула и придвинулась к огню, завернувшись в одеяло с головой.
- Думаю, здесь найдется пара подушек. Ложись спать.
- Все равно не засну, - она бросила на меня быстрый взгляд, кажется, смущенный. – Я никогда не сплю при мужчинах.
- Э? – в меня полетело скомканное одеяло. – «Э» - не то же самое, что и «О».
- Чем оно лучше-то? – она обхватила колени, сцепив пальцы в замок, и стала похожа на маленькую девочку. Когда Джо рассказывал о своей дочери, представлялось что-то совершенно иное. Роковая красотка, может быть, кто-то больше похожий на Джо или ту холодную блондинку со старой фотографии. Простейший тест: я снял бы ее на цветущем лугу или морском берегу, но не на шелковых простынях. Было в ней что-то детски-уязвимое. Впрочем, она могли играть, это она должна была уметь.
- Извини.
- Почему, можно спросить?
- Можно. Но не факт, что я отвечу, - хмыкнула Жюли. – Все просто: я Control Freak, а вас, мужчин, совершенно невозможно контролировать.
- Хм.
- Это то же самое, что «О» и «Э», Франсуа, - укорила она.
- Зачем тебе все контролировать? Нет, в смысле, я понимаю, но…
- Я выучила слово «виктимность» когда мне было четырнадцать, - скучающим тоном сообщила Жюли. – Один из ухажёров мамочки чуть не ворвался в мою комнату. Я едва успела запереться.
Это было ужасно, но фраза «это ужасно» сама по себе звучала… да, ужасно. Не считая того, что Жюли могла врать и наигрывать все это.
- У тебя сейчас на лице написано «это ужасно», - хмыкнула Жюли. – А еще «уж не врет ли она?» Не иди в политику. Знаешь, что было по-настоящему жутко? Через пару дней он убил мамину приятельницу, задушил ее собственными чулками. Мы были на волосок от гибели. Это правда, можешь пролистать криминальную хронику Лиона.
- Почему же ты продолжаешь, хм, семейный бизнес?
Жюли подняла голову и посмотрела на меня с насмешкой.
- Потому что он не семейный, а скорее – фамильный. Моя пра-пра-пра-пра-так далее бабка была знаменитой куртизанкой во второй половине XIX века. Говорят, когда-то она очаровала Тулуз-Лотрека, и он даже писал ее. Представляешь, любая «Неизвестная» может оказаться моей бабушкой.
- Того, почему ты продолжаешь «семейное дело», это не объясняет. Хотя, романтично, конечно.
Жюли устроилась поудобнее в коконе из одеял, поглядывая то на меня, то на огонь. Видимо, решала, что же опаснее.
- Мы, Нордье, страшно упрямые. Мама хотела, чтобы я получила образование и нашла себе достойную профессию. До того это ей говорила бабушка, той – прабабушка, и так далее. Но мы артачимся, упрямимся, и вот, куда нас это заводит. Думаю, если у меня будет дочь, я запрещу ей учиться. Вдруг поможет?
Я и сам устроился поудобнее. Разговор был до того абсурдный – оттуда, из далекой школьной юности, когда рассказываешь всякие ужасы, чтобы эпатировать, и мимоходом делишься сокровенным. Я сменил немало роскошных школ, и почти все знаю об эпатаже. Такие разговоры просто невозможно вести сидя. По-хорошему, нужно быть пьяным.
- Ладно. Кем бы ты была, если бы получила образование?
- Палеонтологом, - Жюли зевнула весьма заразительно.
- Палеонтологом?!
- Все нравятся динозавры, особенно – трицератопсы. И едва ли ты в детстве мечтал о чем-то приличном.
- Ну…
Подперев щеку рукой Жюли с комичной строгостью посмотрела на меня.
- Я тут разоткровенничалась, теперь твоя очередь. И обрати внима-ания, - она вновь зевнула. – Я не требую пикантных подробностей. Но кем ты хотел быть? Пожарным? Летчиком? Гонщиком Формулы-1?
- Военным фотокорреспондентом. Но мая мать сказала, если я поеду в зону боевых действий, она сама меня убьет.
- И ты всегда слушаешься маму? – фыркнула Жюли.
- В ту минуту у нее в руках была чугунная сковородка. Любой бы послушался.
Жюли рассмеялась негромко и пробормотала: «слава Богу, у Джо был хоть один нормальный друг».
Я был с ней в принципе согласен. Я вообще замечательный.
Вопреки собственным словам Жюли вскоре уснула, как кошка, свернувшись под грудой одеял. То ли она врала сегодня, а то ли считала, что способна меня контролировать. Я не мог решить, унизительно это, или наоборот – лестно. В любом случае, спала она совершенно безмятежно, как ребенок, и только выбившаяся прядь волос щекотала нос и щеку, заставляя ее морщится. Я сел рядом и с предельной осторожностью, стараясь не разбудить ее, заправил непослушные волосы за ухо.
В который раз пришлось напомнить себе, что Жюли Нордье – профессиональная соблазнительница. Она может быть любой, она может сделать любую ложь убедительной. И если она играет недотрогу и маленькую девочку, то значит, это ей зачем-то нужно. Впрочем, насчет Control Freak – чистая правда, и именно это качество помогает ей выигрывать с такой легкостью в карты.
Я натянул одеяло, сползшее с плеча Жюли, врала она сегодня, или нет, но угроза жизням была, увы, совершенно реальная. И я был уверен, что не Жюли в этом повинна, и вовсе не из-за ее хорошенького личика.
Жюли
Разбудил меня запах кофе. Пэтни, при всех его многочисленных достоинствах, варить его не умел. Я на мгновение была сбита с толку, а потом вспомнила. Хижина, лес, Франсуа. Боже! Что я несла вчера и зачем?! Кто меня за язык-то тянул? Нет, зачем, в принципе понятно: первое правило девицы в отпуске, избавиться ото всех мужчин, что мне удалось с блеском. Остался один Бюшар, но его я просто придушу.
На пол прямо рядом с моим носом опустилась дымящаяся чашка. Я затаила дыхание.
- Понимайся, опоссум.
Я осторожно высунула нос из-под одеял. Франсуа сидел на корточках и рассматривал меня с интересом.
- Гляди-ка, живая. Я тебя минут десять бужу.
- Всего десять? – хриплым, со сна, надеюсь, а не от простуды голосом уточнила я.
Мысль, что любой – вообще любой! – может быть убийцей, пугала. Мысль, что я заперта в глуши, отделена от цивилизации, как в песне – арпанами снега, парализовала.
Господи! А что, если как в «Горце» - в конце останется только один?!
Я поднялась наверх и села к роялю, занять руки и прочистить голову. Наигрывался как назло все тот же Сен-Санс. Минут через пять ко мне подсел кузен Джеффри и принялся бесцельно лупить по клавишам. Я опустила крышку, не в силах больше это слушать.
- У меня, кузина, есть деловое предложение.
-О.
Мне оно уже как-то заранее не нравилось. Сомневаюсь, что Джеффри Клэнси может хоть кому-то предложить что-то хорошее.
- Откажись от совей доли, детка, и получишь приличное годовой содержание.
- Половина отойдет фонду, - напомнила я. – И есть еще ваша сестра, Тереза и Лоран.
- Это я улажу.
- Знаете, кузен, что-то не хочется.
- Лучше бы нам решить это мирно, - с угрозой сказал Джеффри.
- Кхм?
- Или мы посмотрим, какая ты там Джо дочь. Ведь прекрасно известно, что твоя мамаша – шлюха, и трахалась со всеми.
Тут я поморщилась. А потом рука кузена легла на мое бедро.
- Не разыгрывай недотрогу, детка. Мне прекрасно известно, чем ты занимаешься в Париже.
Есть две веди, которые я ненавижу в мужчинах: склонность к насилию и убежденность, что любая женщина, точно сучка в течке, так и жаждет переспать с ними. В Джеффрии это сочеталось прекрасным образом. Для него я была шлюхой, которая с радостью отдаст ему все свои деньги и в довершение – как вишенка на торте – прыгнет в его постель. Проституция и так-то вещь достаточно мерзкая, а уж у мужчин желание потрахаться и получить за это деньги приобретает совсем чудовищные формы.
- Будь паинькой, - жарко шепнул кузен, и рука его перешла все границы дозволенного, - и никто не узнает твой маленький секрет. И получишь больше, чем когда-либо зарабатывала, киска.
Вторая его рука стиснула мою грудь. Так, пора с этим завязывать.
- Джеффри, есть одна проблема.
Кузен на мгновение отвлекся и посмотрел удивленно.
- Я предпочитаю доминировать, - я заехала ему локтем по яйцам, потом в подбородок, и поднялась.
- Сука!
Кобель.
Кстати, о доминировании. Сюда бы латексный костюмчик, плетку и… да, пожалуй, страпон, и мы с кузеном смогли бы славно повеселиться.
Я поспешно сбежала вниз, едва не налетев на Саманту.
- что случилось?
- Мне нужно проветриться. Я возьму машину.
- Конечно, только…
Я уже не слушала ее, схватила куртку, ту, розовую, ключи и вылетела за дверь.
- Не заблудись! – крикнула кузина.
Нет-нет. Я сорвалась с места. Меня трясло, но ледяной ветер в приоткрытое окно постепенно остужал. Бак полный. К своему возвращению я уже успокоюсь.
Это может показаться странным, но я боюсь мужчин. Они агрессивные, сильные, страшно любят доминировать, и авторитарны тоже до жути. Мы уязвимы радом с ними. Я слово «виктимность» выучила лет в четырнадцать. Но и на такую невротичку, как я, находятся любители. В Японии даже есть специальный термин: «травоядный мужчина». Мои поклонники всегда были из таких: любители интеллектуально понаслаждаться красотой. Те из них, кто рисковал пересечь границу, были, честное слово, премилые ребята. Я не девственница, не недотрога и не истеричка, но от мужчин вроде Джеффри Клэнси я прихожу в ужас. Первобытный ужас.
Постепенно успокаиваясь – страх уже схлынул, осталась злость, - я включила радио. «There must be hunters. Let’s say predators». О, очень в тему. I have weapons that could destroy them. Подпевая Тори, я начала поворачивать. Психанула, и хватит.
Машина заглохла.
Что за черт?!
Я посмотрела на приборную доску. Топливо на нуле. Что за черт?!! Десять минут назад бак был полон! Я теперь – просто потрясающе! – я одна, в темноте, потому что вечереет и темнеет стремительно. И метель начинается. Вокруг не проблеска, и если я пойду пешком, скорее всего, заблужусь, и меня сожрут волки и бобры.
Ай да я молодец!
Франсуа
Инспектор без особого энтузиазма оглядел крыльцо и уехал. Идея, что я могу стать следующей жертвой, его не особенно вдохновила. Конечно, смерти в семействе Клэнси куда эффектнее. Я выставил его за порог, собрался приготовить обед и обнаружил, что дров нет. Это, впрочем, не слишком существенно, учитывая, что из еды одни бобы, а Боб прилетит только завтра. Хуже то, что холодает, а от солнечных батарей в такую метель мало толку. Дизельный генератор сдох еще на прошлой неделе. Аккумуляторы еще тянут свет и холодильник, но батареи будут для них чрезмерной нагрузкой.
М-да. Если бы в годы Золотой Лихорадки я махнул на Клондайк, замерз бы в первую же зимовку.
Я сел в машину и, чувствуя себя законченным параноиком, все проверил. Ни бомбы под сиденьем, ни… я вышел, поднял капот и осмотрел двигатель.
Франсуа, ты совсем спятил?
А теперь я лягу и загляну под днище, чтобы почувствовать себя законченным идиотом.
И – нет – я поехал на вырубки не потому, что о хижине лесорубов никто не знает, и там очевидно безопасно. Я поехал за дровами и просто не успеваю вернуться до того, как метель окончательно разыграется. Самообман, как говаривал отец в бытность свою пресс-атташе, основа политики.
Впрочем, есть еще один повод поехать на вырубки: в кладовке в Хижине всегда лежит что-то посущественнее печеных бобов. Боб лично об этом заботится.
Ей было, наверное, лет двести: симпатичный домик, сложенный из бревен и накрытый сильно скошенной крышек. Неказисто на вид, но вполне уютно. Я растопил печь и, пока не стемнело, принялся перетаскивать в машину бревна. Завтра к утру метель уляжется, и можно будет после чашки кофе отправиться сразу домой. Глядишь, какие новости к этому времени появятся.
Я уже собрался закрыть дверь и заняться ужином, когда увидел за деревьями вспышки света и услышал автомобильный гудок. Это еще что? Метель поднялась такая, что запросто можно было заблудиться и умереть в лесу под снегом. Хорошо еще, волков поблизости нет: Клэнси всех распугали.
Машину я узнал без труда: ярко-красный джип Джо. На белом снегу он казался пятном крови. Я распахнул дверцу.
- Жюли?!
Правильно, кому еще хватит ума поехать в лес в такую метель!
- Хорошо хоть, в этот раз вы оделись по погоде.
- У меня горючее кончилось, - трагическим тоном сообщила Жюли.
Господи, а я то почти поверил, что она – разумная девушка.
- Вылезайте. Вам нужно согреться.
Опираясь на мою руку, Жюли выбралась из машины и запрыгала на снегу. Чудесное зрелище: девушка в ярко-розовой куртке прыгает среди метели.
- Идемте. Снег все сильнее валит.
Минут через пять я втолкнул ее в хижину и наконец-то запер дверь. Жюли откинула капюшон и скептически оглядела интерьер.
- Ну, чем богаты, мадмуазель.
Она кивнула и протянула руки к огню. Я же занялся содержимым кладовки. Честь и хвала Бобу, в ней было больше еды, чем у меня в лучшие дни.
- Помочь? – поинтересовалась она. Я уже минут пять искал терку. И нож. И кастрюль.
- Ума не приложу, куда Боб тут все кладет…
- Боб?
- Он отвечает за Хижину лесорубов.
Жюли огляделась.
- И что, здесь живут лесорубы?
- Скорее это историческое название. Ага! – терка, кастрюля и ложки сыскались под грудой одеял. – Здесь уже лет сто никто не живет. Ты, надеюсь, не против карбонары с яичным порошком.
Жюли пожала плечами.
- Так как ты здесь оказалась? Неразумно ехать через лес, который…
- Тебе незнаком. Да. Во Франции, представь себе, тоже есть леса. Я немного повздорила с кузеном Джеффри.
- И это разумная причина, чтобы ехать куда-то в метель?
- Ну, в качестве альтернативы я могла его кастрировать, так что – да, - кивнула Жюли. – Это разумно.
- О…
- Кто-то рассказал милому кузену чем я занимаюсь, и он сделал соответствующие выводы.
- О…
Жюли поежилась и села ближе к огню, натянула рукава шерстяной водолазки на бледные пальцы и нахохлилась, словно воробей на ветке. Я отложил нож и взял одно из одеял, чтобы набросить ей на плечи.
- Надеюсь, ты ему врезала.
- Само собой.
Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела в огонь. Отдельные пряди медового оттенка выбились из мягкого пучка и обрамляли тонкое, очень красивое лицо. Свитер был черный, брюки серые, и не хватало только нотки синего.
- Больше всего, - сухо сказала Жюли, не поворачивая голову, - я не люблю, когда на меня смотрят, как на неодушевленный предмет, какой-то объект.
- Прости, это профессиональное.
- И кто ты по профессии? – она хмыкнула. – Сутенер? Ладно, не в тебе дело. Я просто Control Freak, потому и психанула сегодня.
Она поднялась и забрала у меня сыр и терку.
- Бекон сейчас сгорит.
Я бросился спасать ужин.
Ели мы на одеялах, расстеленных у самого огня, попивая дешевое пиво, которое Боб оставлял повсюду, где бы не появлялся. Это был на удивление тихий вечер, словно и не падали нам на голову крыши и не влетали в окно камни.
- Боюсь, придется заночевать здесь.
Жюли посмотрела на меня и пожала плечами.
- Без особых удобств, горячей воды и практически без электричества.
- Всякое бывало… У меня масса недостатков, Франсуа, но на такие мелочи я никогда не жалуюсь. И потом… Меньше всего я хочу сейчас «домой», - последнее слово она произнесла таким тоном, словно речь шла о чем-то отвратительном. – кто-то ночью налил мне в стакан уксус вместо воды. Чуть не хлебнула спросонья.
- О…
- Еще раз скажешь «О…», и я тебя стукну, - пообещала Жюли.
- Ладно, не буду.
Она зевнула и придвинулась к огню, завернувшись в одеяло с головой.
- Думаю, здесь найдется пара подушек. Ложись спать.
- Все равно не засну, - она бросила на меня быстрый взгляд, кажется, смущенный. – Я никогда не сплю при мужчинах.
- Э? – в меня полетело скомканное одеяло. – «Э» - не то же самое, что и «О».
- Чем оно лучше-то? – она обхватила колени, сцепив пальцы в замок, и стала похожа на маленькую девочку. Когда Джо рассказывал о своей дочери, представлялось что-то совершенно иное. Роковая красотка, может быть, кто-то больше похожий на Джо или ту холодную блондинку со старой фотографии. Простейший тест: я снял бы ее на цветущем лугу или морском берегу, но не на шелковых простынях. Было в ней что-то детски-уязвимое. Впрочем, она могли играть, это она должна была уметь.
- Извини.
- Почему, можно спросить?
- Можно. Но не факт, что я отвечу, - хмыкнула Жюли. – Все просто: я Control Freak, а вас, мужчин, совершенно невозможно контролировать.
- Хм.
- Это то же самое, что «О» и «Э», Франсуа, - укорила она.
- Зачем тебе все контролировать? Нет, в смысле, я понимаю, но…
- Я выучила слово «виктимность» когда мне было четырнадцать, - скучающим тоном сообщила Жюли. – Один из ухажёров мамочки чуть не ворвался в мою комнату. Я едва успела запереться.
Это было ужасно, но фраза «это ужасно» сама по себе звучала… да, ужасно. Не считая того, что Жюли могла врать и наигрывать все это.
- У тебя сейчас на лице написано «это ужасно», - хмыкнула Жюли. – А еще «уж не врет ли она?» Не иди в политику. Знаешь, что было по-настоящему жутко? Через пару дней он убил мамину приятельницу, задушил ее собственными чулками. Мы были на волосок от гибели. Это правда, можешь пролистать криминальную хронику Лиона.
- Почему же ты продолжаешь, хм, семейный бизнес?
Жюли подняла голову и посмотрела на меня с насмешкой.
- Потому что он не семейный, а скорее – фамильный. Моя пра-пра-пра-пра-так далее бабка была знаменитой куртизанкой во второй половине XIX века. Говорят, когда-то она очаровала Тулуз-Лотрека, и он даже писал ее. Представляешь, любая «Неизвестная» может оказаться моей бабушкой.
- Того, почему ты продолжаешь «семейное дело», это не объясняет. Хотя, романтично, конечно.
Жюли устроилась поудобнее в коконе из одеял, поглядывая то на меня, то на огонь. Видимо, решала, что же опаснее.
- Мы, Нордье, страшно упрямые. Мама хотела, чтобы я получила образование и нашла себе достойную профессию. До того это ей говорила бабушка, той – прабабушка, и так далее. Но мы артачимся, упрямимся, и вот, куда нас это заводит. Думаю, если у меня будет дочь, я запрещу ей учиться. Вдруг поможет?
Я и сам устроился поудобнее. Разговор был до того абсурдный – оттуда, из далекой школьной юности, когда рассказываешь всякие ужасы, чтобы эпатировать, и мимоходом делишься сокровенным. Я сменил немало роскошных школ, и почти все знаю об эпатаже. Такие разговоры просто невозможно вести сидя. По-хорошему, нужно быть пьяным.
- Ладно. Кем бы ты была, если бы получила образование?
- Палеонтологом, - Жюли зевнула весьма заразительно.
- Палеонтологом?!
- Все нравятся динозавры, особенно – трицератопсы. И едва ли ты в детстве мечтал о чем-то приличном.
- Ну…
Подперев щеку рукой Жюли с комичной строгостью посмотрела на меня.
- Я тут разоткровенничалась, теперь твоя очередь. И обрати внима-ания, - она вновь зевнула. – Я не требую пикантных подробностей. Но кем ты хотел быть? Пожарным? Летчиком? Гонщиком Формулы-1?
- Военным фотокорреспондентом. Но мая мать сказала, если я поеду в зону боевых действий, она сама меня убьет.
- И ты всегда слушаешься маму? – фыркнула Жюли.
- В ту минуту у нее в руках была чугунная сковородка. Любой бы послушался.
Жюли рассмеялась негромко и пробормотала: «слава Богу, у Джо был хоть один нормальный друг».
Я был с ней в принципе согласен. Я вообще замечательный.
Вопреки собственным словам Жюли вскоре уснула, как кошка, свернувшись под грудой одеял. То ли она врала сегодня, а то ли считала, что способна меня контролировать. Я не мог решить, унизительно это, или наоборот – лестно. В любом случае, спала она совершенно безмятежно, как ребенок, и только выбившаяся прядь волос щекотала нос и щеку, заставляя ее морщится. Я сел рядом и с предельной осторожностью, стараясь не разбудить ее, заправил непослушные волосы за ухо.
В который раз пришлось напомнить себе, что Жюли Нордье – профессиональная соблазнительница. Она может быть любой, она может сделать любую ложь убедительной. И если она играет недотрогу и маленькую девочку, то значит, это ей зачем-то нужно. Впрочем, насчет Control Freak – чистая правда, и именно это качество помогает ей выигрывать с такой легкостью в карты.
Я натянул одеяло, сползшее с плеча Жюли, врала она сегодня, или нет, но угроза жизням была, увы, совершенно реальная. И я был уверен, что не Жюли в этом повинна, и вовсе не из-за ее хорошенького личика.
Жюли
Разбудил меня запах кофе. Пэтни, при всех его многочисленных достоинствах, варить его не умел. Я на мгновение была сбита с толку, а потом вспомнила. Хижина, лес, Франсуа. Боже! Что я несла вчера и зачем?! Кто меня за язык-то тянул? Нет, зачем, в принципе понятно: первое правило девицы в отпуске, избавиться ото всех мужчин, что мне удалось с блеском. Остался один Бюшар, но его я просто придушу.
На пол прямо рядом с моим носом опустилась дымящаяся чашка. Я затаила дыхание.
- Понимайся, опоссум.
Я осторожно высунула нос из-под одеял. Франсуа сидел на корточках и рассматривал меня с интересом.
- Гляди-ка, живая. Я тебя минут десять бужу.
- Всего десять? – хриплым, со сна, надеюсь, а не от простуды голосом уточнила я.
