— Пошла прочь! — шикнула на нее Соня, и та исчезла в ту же секунду: в их доме никто не хотел связывать с "этой ненормальной дриадой и ее безумным мужиком".
Соня молча провела женщину на третий этаж, и, кивнув на дверь их комнаты, отправилась обратно на кухню, где уже вовсю обсуждали их гостью.
Женщина тем временем потопталась в коридоре, не решаясь войти, но потом все же постучалась и тут же открыла дверь. Сидящий в потертом кресле мужчина с длинными черными блестящими волосами и пронзительными огненными глазами поднял на нее взгляд.
— Ты изменился, — нарушила затянувшееся молчание женщина.
— Ты тоже, — со злой усмешкой произнес Ребор. — Мало теперь кто узнает в тебе лучшую шлюху Керианы.
— Ты!
Лицо женщины исказила гримаса ярости, в бессилии она сжала руки так, что побелели костяшки.
— Я. — Он наслаждался ее злостью и не скрывал этого. Казалось, ему доставляло удовольствие наблюдать, как гремучий коктейль эмоций бушует в ней, не находя выхода: она слишком привыкла быть послушной и сдерживать себя, угождая мужчинам, чтобы дать ему отпор. — Ты проделала столь долгий путь из постели моего отца, чтобы поговорить? В таком случае, выметайся. Ты зря потратила свое время, когда могла продолжить раздвигать ноги — твое любимое занятие, не так ли?
Женщина не выдержала: шагнув, она отвесила ему хлесткую пощечину и тут же отшатнулась.
— Ненавижу вас! Вас всех!
Ребор едва ли заметил ее удар: он запрокинул голову и расхохотался.
— А я все ждал... — Он резко встал, возвышаясь над женщиной, отчего та вздрогнула: в ее черных глазах ненависть смешалась со страхом, и едва ли даже она сама могла сказать, какое чувство в ней было сильнее. — Довольна? Что хоть одному из нас ты смогла высказать в лицо все, что так долго в тебе кипело? Как много было ночей, которые ты проводила в постели моего отца и дяди и желала выкрикнуть им эти слова? Сколько раз в твоей голове возникали эти мысли? От том, как сильно ты ненавидишь своих "благодетелей"? Ты об этом думала, когда отдавалась отцу? А дяди? Кого ты ненавидела меньше?
— Заткнись! — женщина сорвалась на крик: злость в ней пересилила страх.
Ребор довольно осклабился: он словно питался ее ненавистью. Глаза его разгорались все ярче, а и без того грубые черты лица становились еще резче, неестественнее. С каждым мгновением он становился все больше похож на того, кем являлся с рождения — на дракона. На чуждого и чужого всем другим существо, в чьих венах течет вечное пламя, а сердце бьется бесконечно долго, вечно. Властители неба и жизни.
Это осознание — кто перед ней — отрезвило женщину. Она опустила взгляд и зло бросила:
— Следи за языком, — но они оба понимали, кто из них двоих главный, а кто раб. Давным-давно, когда он еще был ребенком, а на троне восседал его дед, она еще могла его подавить, унизить и причинить боль, но эти времена прошли, теперь роли поменялись. — Ты разговариваешь с матерью.
— Правда? — весело поинтересовался Реб, но глаза его смотрели с не меньшей, пусть и лучше скрываемой, злобой, чем у женщины. — Глядя на тебя, не скажешь, что ты рада быть матерью ублюдка. Сколько себя помню, ты всегда меня ненавидела. Остается удивляться, что ты вообще позволила мне родиться.
При этих словах женщина внезапно улыбнулась: это была холодная, полная боли и злорадства улыбка, змеиная улыбка, которую он так часто видел у матери и Гертии, жены дяди. Как же он ненавидел ее, после этой улыбки всегда следовал удар: быстрый, неожиданный, острый, как шип розы, и такой же ядовитый, как клыки змеи.
— А я и не позволила, я пыталась от тебя избавиться, много раз, — выпалила она, глаза ее при этом лихорадочно блестели. — Но ты был живучим... А потом Зорд узнал о том, что я понесла... Устроил допрос... Он выяснил от кого ты... И заставил меня оставить тебя... Ты правда думал, что я позволила бы родиться драконьему ублюдку?! Ваше место — в огне Глубин! Вы...
— Хватит, — голос Ребора прозвучал, как набат колокола.
Женщина вздрогнула, замолчала, и по испуганному взгляду было понятно, что она поняла, где ее место. Он знал этот взгляд: так она смотрела на своих господин. На дядю. На отца. На деда...
— Зачем ты пришла? — Он шагнул к ней. Теперь их разделяло едва ли полметра, и он смог разглядеть сеть морщин на ее когда-то красивом лице. Именно красота и... изворотливость позволили в свое время простой человеческой рабыне Дайре занять место любовницы сразу двух драконьих принцев. Даже после рождения Ребора и смерти Картага, она еще много лет продолжала бороться с Гертией, законной супругой своего покровителя, за место подле него, за власть и золото. Но век человеческий короток, и сейчас Ребор видел явное этому подтверждение: годы сыграли с Дайрой злую шутку, превратив ее за несколько лет, что они не виделись, в старуху. В ее черных волосах еще не было седины, но кожа уже пожелтела, покрылась морщинами и начала обвисать, под глазами виднелись черные круги, губы утратили яркость и стали бледными, как у трупа. Зато ее черные глаза остались такими же, какими он их запомнил: сверкающие огнем страсти и безумия. Да, в отличие от Гертии, она всегда мастерски прятала в глубинах своей пламенной души холодный расчет. Из всей семьи знал ее истинное лицо, наверное, только Ребор, который никогда не рассматривался Дайрой, как источник власти, а значит и не был потенциальным любовником — на него она не обращала свои чары, она вообще не считалась с ним, — вследствие чего он видел ее настоящую. Видел и презирал за то, что она была такой мелочной, жадной и глупой. Бегущая за призрачной мечтой богатства и власти, она влачила жалкую жизнь королевской подстилки, унижаясь перед теми, кто сам был недостоин уважения.
— Отдать тебе это. — Она дрожащими руками вытащила из складок своего шелкового платья свиток, запечатанный, как успел заметить Ребор, черной глиной с изображением дракона.
Она протянула ему его, и он совершенно спокойно, без какого-либо внутреннего трепета, взял. Он уже знал, что там написано.
— Все? — холодно поинтересовался Ребор.
На миг самообладание изменило Дайре, и она позволила проступить на лице изумлению.
— Ты разве не хотел бы выслушать меня?
— Нет. — Он прошел к креслу, усаживаясь. — Мне неинтересно, что ты можешь сообщить. Возможно, тебе этого еще не сказали, но ты никому не интересна. Пустышка. Ты себя исчерпала... А теперь проваливай.
Она послушно исчезла за дверью.
Когда спустя пять минут в комнату поднялась Соня, Ребор также сидел в кресле, только на его коленях лежал уже распечатанный свиток. Дриада прошла мимо, посмотрела в окно, и только когда убедилась, что за их домом следят, заметила:
— Она больна. Если ее не убьют, умрет сама через пару недель.
— Убьют, — отрешенно ответил Реб, продолжая вертеть между пальцами сломанную печать. — Это подделка. Дайра не дракон, она не почуяла: в глине нет магии деда, которой он его скрепила.
— Это плохо? — уточнила Соня, подходя и садясь рядом, на кровать.
— Это неважно. — Одним метком броском он отправил печать в пустой стакан, стоящий на столе. — Там написано то, что я знаю уже два года. Мои права на престол Керианы... Поедешь со мной? — резко спросил он, повернув голову и впившись взглядом своих огненных, но таких же безумных, как у Дайры, глаз.
— Естественно, — в своей обычной, спокойной манере ответила Соня: так же она отвечала, когда он спрашивал ее, будет ли она ужинать или нет.
Ладный белый домик с голубой крышей (которую они клали месяц!) уже успело припорошить снегом, но дорожка от калитки к крыльцу была расчищена, и Реб готов был поспорить на Карающего, что это сделала не Мила. Посеребренный колокольчик чисто зазвенел, стоило его дернуть, и тут же из-за двери послышался грохот и женский смех напополам с мужской руганью, а потом дверь все же открылась.
— Привет, ого, проходите. — Мила мгновенно взглядом опытного воина оценила их экипировку и выражение лиц и впустила в дом. Весь месяц до свадьбы, которая должна была быть в эту субботу, они с Леном обустраивали свое будущее жилище и, судя по доведенному до бешенства лису, вышедшему в прихожую на шум, дела шли успешно.
Лен, как и Мила, окинул их проницательным взглядом и задал риторический вопрос:
— На свадьбу не останетесь?
Реб кривовато улыбнулся и шагнул к Лену, они обменялись рукопожатиями. Мила обняла Соню.
— Зная себя, сразу попрощаюсь. Госпожа Крейл, — он весело посмотрел на эльфийку, — присматривайте за рыжим, он у нас буйный.
— Поспокойней тебя буду, трепло чешуйчатое, — с доброй усмешкой заметил Лен, пока Мила пожимала руку Ребу.
— С Делем не забудь попрощаться, — напомнила эльфийка.
Дракон закатил глаза:
— Ты как Соня. К Делю мы уже заглянули, он расстроился. Вы за ним оба присматривайте, а то волчонок у нас беззубый.
— Это тебе так кажется, — поправил Лен.
Друзья еще раз обменялись понимающими улыбками, и Ребор с Соней вышли.
На улице медленно, но верно начиналась метель. Лен подошел к Миле и обнял ее со спины.
— Знаешь, о чем я думаю?
— О чем? — поинтересовалась девушка, кладя свои руки поверх его.
— Какими мы будем, когда встретимся в следующий раз?
Кериана
Кериана... Величественная и непостижимая... Королевство мудрых драконов... Как много пафоса в этих фразах и как мало смысла! Ребор вырос в замке, в семье самого сильного дракона последних тысячелетий, но никогда не видел в нем ни величия, ни мудрости. Он был больным безумцев, истязателем. Сейчас, имея за плечами опыт общения с другими людьми и нелюдями, пожив в Рестании несколько лет, он понимал, что тому, что творил дед, позавидовал бы Темный Император, что та атмосфера всеобщей ненависти, клубок из интриг, яда, боли и крови, в котором он вырос — это ненормально, но тогда, в девятнадцать лет — смешной, младенческий, возраст для дракона, — он смотрел на мир совершенно иначе, не замечал ничего необычного, только изо всех сил боролся с подступающей к сердцу пугающей бездной безумия из равнодушия и одиночества. Хотя в тот момент он этого не осознавал, лишь не мог понять, почему его буквально выворачивает от каждой минуты, проведенной с "милыми" родственниками.
— Ты что-нибудь расскажешь? — внезапно поинтересовалась Соня.
Ребор бросил на нее раздраженный взгляд: раньше она никогда не докучала ему — не потому что была покладистой, просто это было в ее характере, не лезть. Однако сейчас она нарушила привычное течение их жизни, и ей, как всегда, было плевать на его недовольство.
— И не смотри так, — невозмутимо заметила Соня, поправляя поводья: выросшая в городе, среди нищеты, она не привыкла ездить верхом. Наверняка даже никогда не сидела на лошади. Сам же Ребор с малых лет проводил много времени в конюшне — не то что бы он любил лошадей, но там, как правило, было меньше людей и драконов, — и езда верхом была для него настолько привычна, что, сев в седло спустя пять лет перерыва, он спокойно управлялся с конем, даже не замечая, куда едет, полностью погрузившись в раздумья. А вот Соня плохо ладила со своей лошадью. Раньше он бы даже не заметил этого, не говоря уж о том, чтобы помочь, но, видимо, долгое общение с Леном, а в особенности — с Делем, сыграло свою роль. Поведя бедрами, он легко направил своего коня на сближение и, перехватив поводья лошади Сони, намотал их на кулак, затягивая и показывая строптивой животинке, кто здесь хозяин.
— Спасибо. — Соня бросила на него удивленный взгляд и продолжила допрос: — Так ты собираешься мне поведать, куда и зачем мы едем?
— Помнится, я это говорил.
— Лишь в общих чертах.
— Тебе этого должно быть достаточно.
— Вовсе нет.
Спокойствие — не мнимое, как у него, а настоящее — всегда выводило вспыльчивого дракона из себя. Особенно, когда они вот так ссорились, что больше походило на отчитывания. Какую бы позицию он не занимал и сколько аргументов не имел в запасе, холодная логика любовницы легко победит его драконий пыл. Это одновременно и восхищало его, и бесило, поэтому реагировал он всегда неоднозначно и не совсем логично.
— Отстань от меня, — отрезал он.
Естественно, его проигнорировали, но сделали это мастерски: Соня перехватила его руку и веско обронила:
— Я еду с тобой в королевство, репутация у которого похлеще, чем у Темной Империи, в замок, где твои родственники уже шесть лет делят престол. Я еду к драконам, Ребор, не зная абсолютно ничего. Поэтому ты либо мне рассказываешь все — просто по той причине, что я единственная, кому ты можешь все рассказать, — либо нет, и тогда я умру в первые два дня нашего с тобой пребывания в Кериане — я даже не буду знать, кто наш враг...
— Все, — отрезал Ребор, но внутренне соглашаясь с Соней (как всегда!). — Все в этом проклятом королевстве враги друг другу. Запомни... Есть еще вопросы?
— Сам рассказывай, я не собираюсь изображать из себя инспектора, — довольно грубо отозвалась Соня.
Некоторое время они ехали по лесу в полной тишине. Дорога на север, к Кериане, была одна и пролегала через земли Логры — самого измученного, но тем не менее не сломленного людского королевства. Причем измученного не своим могущественным западным соседом — Темной Империей, — а другими человеческими государствами. Несмотря ни на что, Логра продолжала существовать, тогда как многие другие королевства либо исчезали навсегда, как Сантирия, либо напоминали разлагающийся труп, как Лената. Даже воинственная Ферания то и дело оказывалась на грани уничтожения, а вот Логра... Со времен Войны Света по ее землям не проходила армия Тьмы, но тревожное соседство с Керианой, Темной Империей и Мертвыми Землями сказывалось. Жизнь сама по себе была в Логре нелегкой. Большое северное королевство, но земли каменистые и неплодородные, соседи с гор часто доставляют проблемы, даже темные, даром что сами сдерживают мертвецов, но напрягают. На западных и северных границах Логры стояло больше сторожевых башен, чем по всему Фелин-Сену, Ферании и Арле вместе взятых. Она всегда была наготове, всегда напряжена, всегда могла отреагировать на любую угрозу. Поэтому, хоть больших бед на Логру не обрушивалось, но общая ситуация была безрадостной — здесь жили простые и суровые люди, и таким же был этот край. Ни одно поселение еще не встретилось им за неделю пути — Логра мало с кем торговала, а Кериана давным-давно закрыла границы, поэтому северный путь пустовал. Оставалось удивляться лишь тому, что дорога, пусть и неширокая, не заросла еще травой: под снегом лежала голая земля.
В лесной тишине было слышно, как потрескивают ветки на ветру. Деревья стояли голые и одинокие, и на многие мили, сколько хватало взора, простирался темный лес с черными стволами. Как кресты на кладбище.
— Что ты знаешь о моем деде? — спросил Ребор, не поворачиваясь к Соне и продолжая смотреть вперед, на пустынную, занесенную снегом и покрытую тонким льдом дорогу: он боялся, что взгляд выдаст его.
— То же, что и все, — равнодушно пожала плечами Соня.
— Вот именно, — задумчиво произнес он. — Вот именно.
С неба падали редкие снежинки, но погода этой зимой была слишком непостоянной. По крайней мере, в Рестании. Но чем дальше они продвигались на север, тем холоднее, даже морознее, становилось. Ребора согревало драконье
Соня молча провела женщину на третий этаж, и, кивнув на дверь их комнаты, отправилась обратно на кухню, где уже вовсю обсуждали их гостью.
Женщина тем временем потопталась в коридоре, не решаясь войти, но потом все же постучалась и тут же открыла дверь. Сидящий в потертом кресле мужчина с длинными черными блестящими волосами и пронзительными огненными глазами поднял на нее взгляд.
— Ты изменился, — нарушила затянувшееся молчание женщина.
— Ты тоже, — со злой усмешкой произнес Ребор. — Мало теперь кто узнает в тебе лучшую шлюху Керианы.
— Ты!
Лицо женщины исказила гримаса ярости, в бессилии она сжала руки так, что побелели костяшки.
— Я. — Он наслаждался ее злостью и не скрывал этого. Казалось, ему доставляло удовольствие наблюдать, как гремучий коктейль эмоций бушует в ней, не находя выхода: она слишком привыкла быть послушной и сдерживать себя, угождая мужчинам, чтобы дать ему отпор. — Ты проделала столь долгий путь из постели моего отца, чтобы поговорить? В таком случае, выметайся. Ты зря потратила свое время, когда могла продолжить раздвигать ноги — твое любимое занятие, не так ли?
Женщина не выдержала: шагнув, она отвесила ему хлесткую пощечину и тут же отшатнулась.
— Ненавижу вас! Вас всех!
Ребор едва ли заметил ее удар: он запрокинул голову и расхохотался.
— А я все ждал... — Он резко встал, возвышаясь над женщиной, отчего та вздрогнула: в ее черных глазах ненависть смешалась со страхом, и едва ли даже она сама могла сказать, какое чувство в ней было сильнее. — Довольна? Что хоть одному из нас ты смогла высказать в лицо все, что так долго в тебе кипело? Как много было ночей, которые ты проводила в постели моего отца и дяди и желала выкрикнуть им эти слова? Сколько раз в твоей голове возникали эти мысли? От том, как сильно ты ненавидишь своих "благодетелей"? Ты об этом думала, когда отдавалась отцу? А дяди? Кого ты ненавидела меньше?
— Заткнись! — женщина сорвалась на крик: злость в ней пересилила страх.
Ребор довольно осклабился: он словно питался ее ненавистью. Глаза его разгорались все ярче, а и без того грубые черты лица становились еще резче, неестественнее. С каждым мгновением он становился все больше похож на того, кем являлся с рождения — на дракона. На чуждого и чужого всем другим существо, в чьих венах течет вечное пламя, а сердце бьется бесконечно долго, вечно. Властители неба и жизни.
Это осознание — кто перед ней — отрезвило женщину. Она опустила взгляд и зло бросила:
— Следи за языком, — но они оба понимали, кто из них двоих главный, а кто раб. Давным-давно, когда он еще был ребенком, а на троне восседал его дед, она еще могла его подавить, унизить и причинить боль, но эти времена прошли, теперь роли поменялись. — Ты разговариваешь с матерью.
— Правда? — весело поинтересовался Реб, но глаза его смотрели с не меньшей, пусть и лучше скрываемой, злобой, чем у женщины. — Глядя на тебя, не скажешь, что ты рада быть матерью ублюдка. Сколько себя помню, ты всегда меня ненавидела. Остается удивляться, что ты вообще позволила мне родиться.
При этих словах женщина внезапно улыбнулась: это была холодная, полная боли и злорадства улыбка, змеиная улыбка, которую он так часто видел у матери и Гертии, жены дяди. Как же он ненавидел ее, после этой улыбки всегда следовал удар: быстрый, неожиданный, острый, как шип розы, и такой же ядовитый, как клыки змеи.
— А я и не позволила, я пыталась от тебя избавиться, много раз, — выпалила она, глаза ее при этом лихорадочно блестели. — Но ты был живучим... А потом Зорд узнал о том, что я понесла... Устроил допрос... Он выяснил от кого ты... И заставил меня оставить тебя... Ты правда думал, что я позволила бы родиться драконьему ублюдку?! Ваше место — в огне Глубин! Вы...
— Хватит, — голос Ребора прозвучал, как набат колокола.
Женщина вздрогнула, замолчала, и по испуганному взгляду было понятно, что она поняла, где ее место. Он знал этот взгляд: так она смотрела на своих господин. На дядю. На отца. На деда...
— Зачем ты пришла? — Он шагнул к ней. Теперь их разделяло едва ли полметра, и он смог разглядеть сеть морщин на ее когда-то красивом лице. Именно красота и... изворотливость позволили в свое время простой человеческой рабыне Дайре занять место любовницы сразу двух драконьих принцев. Даже после рождения Ребора и смерти Картага, она еще много лет продолжала бороться с Гертией, законной супругой своего покровителя, за место подле него, за власть и золото. Но век человеческий короток, и сейчас Ребор видел явное этому подтверждение: годы сыграли с Дайрой злую шутку, превратив ее за несколько лет, что они не виделись, в старуху. В ее черных волосах еще не было седины, но кожа уже пожелтела, покрылась морщинами и начала обвисать, под глазами виднелись черные круги, губы утратили яркость и стали бледными, как у трупа. Зато ее черные глаза остались такими же, какими он их запомнил: сверкающие огнем страсти и безумия. Да, в отличие от Гертии, она всегда мастерски прятала в глубинах своей пламенной души холодный расчет. Из всей семьи знал ее истинное лицо, наверное, только Ребор, который никогда не рассматривался Дайрой, как источник власти, а значит и не был потенциальным любовником — на него она не обращала свои чары, она вообще не считалась с ним, — вследствие чего он видел ее настоящую. Видел и презирал за то, что она была такой мелочной, жадной и глупой. Бегущая за призрачной мечтой богатства и власти, она влачила жалкую жизнь королевской подстилки, унижаясь перед теми, кто сам был недостоин уважения.
— Отдать тебе это. — Она дрожащими руками вытащила из складок своего шелкового платья свиток, запечатанный, как успел заметить Ребор, черной глиной с изображением дракона.
Она протянула ему его, и он совершенно спокойно, без какого-либо внутреннего трепета, взял. Он уже знал, что там написано.
— Все? — холодно поинтересовался Ребор.
На миг самообладание изменило Дайре, и она позволила проступить на лице изумлению.
— Ты разве не хотел бы выслушать меня?
— Нет. — Он прошел к креслу, усаживаясь. — Мне неинтересно, что ты можешь сообщить. Возможно, тебе этого еще не сказали, но ты никому не интересна. Пустышка. Ты себя исчерпала... А теперь проваливай.
Она послушно исчезла за дверью.
Когда спустя пять минут в комнату поднялась Соня, Ребор также сидел в кресле, только на его коленях лежал уже распечатанный свиток. Дриада прошла мимо, посмотрела в окно, и только когда убедилась, что за их домом следят, заметила:
— Она больна. Если ее не убьют, умрет сама через пару недель.
— Убьют, — отрешенно ответил Реб, продолжая вертеть между пальцами сломанную печать. — Это подделка. Дайра не дракон, она не почуяла: в глине нет магии деда, которой он его скрепила.
— Это плохо? — уточнила Соня, подходя и садясь рядом, на кровать.
— Это неважно. — Одним метком броском он отправил печать в пустой стакан, стоящий на столе. — Там написано то, что я знаю уже два года. Мои права на престол Керианы... Поедешь со мной? — резко спросил он, повернув голову и впившись взглядом своих огненных, но таких же безумных, как у Дайры, глаз.
— Естественно, — в своей обычной, спокойной манере ответила Соня: так же она отвечала, когда он спрашивал ее, будет ли она ужинать или нет.
***
Ладный белый домик с голубой крышей (которую они клали месяц!) уже успело припорошить снегом, но дорожка от калитки к крыльцу была расчищена, и Реб готов был поспорить на Карающего, что это сделала не Мила. Посеребренный колокольчик чисто зазвенел, стоило его дернуть, и тут же из-за двери послышался грохот и женский смех напополам с мужской руганью, а потом дверь все же открылась.
— Привет, ого, проходите. — Мила мгновенно взглядом опытного воина оценила их экипировку и выражение лиц и впустила в дом. Весь месяц до свадьбы, которая должна была быть в эту субботу, они с Леном обустраивали свое будущее жилище и, судя по доведенному до бешенства лису, вышедшему в прихожую на шум, дела шли успешно.
Лен, как и Мила, окинул их проницательным взглядом и задал риторический вопрос:
— На свадьбу не останетесь?
Реб кривовато улыбнулся и шагнул к Лену, они обменялись рукопожатиями. Мила обняла Соню.
— Зная себя, сразу попрощаюсь. Госпожа Крейл, — он весело посмотрел на эльфийку, — присматривайте за рыжим, он у нас буйный.
— Поспокойней тебя буду, трепло чешуйчатое, — с доброй усмешкой заметил Лен, пока Мила пожимала руку Ребу.
— С Делем не забудь попрощаться, — напомнила эльфийка.
Дракон закатил глаза:
— Ты как Соня. К Делю мы уже заглянули, он расстроился. Вы за ним оба присматривайте, а то волчонок у нас беззубый.
— Это тебе так кажется, — поправил Лен.
Друзья еще раз обменялись понимающими улыбками, и Ребор с Соней вышли.
На улице медленно, но верно начиналась метель. Лен подошел к Миле и обнял ее со спины.
— Знаешь, о чем я думаю?
— О чем? — поинтересовалась девушка, кладя свои руки поверх его.
— Какими мы будем, когда встретимся в следующий раз?
Глава 2. Путешествие длиною в жизнь
Кериана
Кериана... Величественная и непостижимая... Королевство мудрых драконов... Как много пафоса в этих фразах и как мало смысла! Ребор вырос в замке, в семье самого сильного дракона последних тысячелетий, но никогда не видел в нем ни величия, ни мудрости. Он был больным безумцев, истязателем. Сейчас, имея за плечами опыт общения с другими людьми и нелюдями, пожив в Рестании несколько лет, он понимал, что тому, что творил дед, позавидовал бы Темный Император, что та атмосфера всеобщей ненависти, клубок из интриг, яда, боли и крови, в котором он вырос — это ненормально, но тогда, в девятнадцать лет — смешной, младенческий, возраст для дракона, — он смотрел на мир совершенно иначе, не замечал ничего необычного, только изо всех сил боролся с подступающей к сердцу пугающей бездной безумия из равнодушия и одиночества. Хотя в тот момент он этого не осознавал, лишь не мог понять, почему его буквально выворачивает от каждой минуты, проведенной с "милыми" родственниками.
— Ты что-нибудь расскажешь? — внезапно поинтересовалась Соня.
Ребор бросил на нее раздраженный взгляд: раньше она никогда не докучала ему — не потому что была покладистой, просто это было в ее характере, не лезть. Однако сейчас она нарушила привычное течение их жизни, и ей, как всегда, было плевать на его недовольство.
— И не смотри так, — невозмутимо заметила Соня, поправляя поводья: выросшая в городе, среди нищеты, она не привыкла ездить верхом. Наверняка даже никогда не сидела на лошади. Сам же Ребор с малых лет проводил много времени в конюшне — не то что бы он любил лошадей, но там, как правило, было меньше людей и драконов, — и езда верхом была для него настолько привычна, что, сев в седло спустя пять лет перерыва, он спокойно управлялся с конем, даже не замечая, куда едет, полностью погрузившись в раздумья. А вот Соня плохо ладила со своей лошадью. Раньше он бы даже не заметил этого, не говоря уж о том, чтобы помочь, но, видимо, долгое общение с Леном, а в особенности — с Делем, сыграло свою роль. Поведя бедрами, он легко направил своего коня на сближение и, перехватив поводья лошади Сони, намотал их на кулак, затягивая и показывая строптивой животинке, кто здесь хозяин.
— Спасибо. — Соня бросила на него удивленный взгляд и продолжила допрос: — Так ты собираешься мне поведать, куда и зачем мы едем?
— Помнится, я это говорил.
— Лишь в общих чертах.
— Тебе этого должно быть достаточно.
— Вовсе нет.
Спокойствие — не мнимое, как у него, а настоящее — всегда выводило вспыльчивого дракона из себя. Особенно, когда они вот так ссорились, что больше походило на отчитывания. Какую бы позицию он не занимал и сколько аргументов не имел в запасе, холодная логика любовницы легко победит его драконий пыл. Это одновременно и восхищало его, и бесило, поэтому реагировал он всегда неоднозначно и не совсем логично.
— Отстань от меня, — отрезал он.
Естественно, его проигнорировали, но сделали это мастерски: Соня перехватила его руку и веско обронила:
— Я еду с тобой в королевство, репутация у которого похлеще, чем у Темной Империи, в замок, где твои родственники уже шесть лет делят престол. Я еду к драконам, Ребор, не зная абсолютно ничего. Поэтому ты либо мне рассказываешь все — просто по той причине, что я единственная, кому ты можешь все рассказать, — либо нет, и тогда я умру в первые два дня нашего с тобой пребывания в Кериане — я даже не буду знать, кто наш враг...
— Все, — отрезал Ребор, но внутренне соглашаясь с Соней (как всегда!). — Все в этом проклятом королевстве враги друг другу. Запомни... Есть еще вопросы?
— Сам рассказывай, я не собираюсь изображать из себя инспектора, — довольно грубо отозвалась Соня.
Некоторое время они ехали по лесу в полной тишине. Дорога на север, к Кериане, была одна и пролегала через земли Логры — самого измученного, но тем не менее не сломленного людского королевства. Причем измученного не своим могущественным западным соседом — Темной Империей, — а другими человеческими государствами. Несмотря ни на что, Логра продолжала существовать, тогда как многие другие королевства либо исчезали навсегда, как Сантирия, либо напоминали разлагающийся труп, как Лената. Даже воинственная Ферания то и дело оказывалась на грани уничтожения, а вот Логра... Со времен Войны Света по ее землям не проходила армия Тьмы, но тревожное соседство с Керианой, Темной Империей и Мертвыми Землями сказывалось. Жизнь сама по себе была в Логре нелегкой. Большое северное королевство, но земли каменистые и неплодородные, соседи с гор часто доставляют проблемы, даже темные, даром что сами сдерживают мертвецов, но напрягают. На западных и северных границах Логры стояло больше сторожевых башен, чем по всему Фелин-Сену, Ферании и Арле вместе взятых. Она всегда была наготове, всегда напряжена, всегда могла отреагировать на любую угрозу. Поэтому, хоть больших бед на Логру не обрушивалось, но общая ситуация была безрадостной — здесь жили простые и суровые люди, и таким же был этот край. Ни одно поселение еще не встретилось им за неделю пути — Логра мало с кем торговала, а Кериана давным-давно закрыла границы, поэтому северный путь пустовал. Оставалось удивляться лишь тому, что дорога, пусть и неширокая, не заросла еще травой: под снегом лежала голая земля.
В лесной тишине было слышно, как потрескивают ветки на ветру. Деревья стояли голые и одинокие, и на многие мили, сколько хватало взора, простирался темный лес с черными стволами. Как кресты на кладбище.
— Что ты знаешь о моем деде? — спросил Ребор, не поворачиваясь к Соне и продолжая смотреть вперед, на пустынную, занесенную снегом и покрытую тонким льдом дорогу: он боялся, что взгляд выдаст его.
— То же, что и все, — равнодушно пожала плечами Соня.
— Вот именно, — задумчиво произнес он. — Вот именно.
С неба падали редкие снежинки, но погода этой зимой была слишком непостоянной. По крайней мере, в Рестании. Но чем дальше они продвигались на север, тем холоднее, даже морознее, становилось. Ребора согревало драконье
