В Рестании был свой, городской, лазарет, но и лазарет Академии брал больных для практики студентов. По старому знакомству Мила отправила трех приключенцев к Алисии, которая легко расправилась с мальчишкой-оборотнем и нимфой, благо их раны были исключительно душевными, а вот с Делем возилась уже больше часа.
— Пей, — приказала эльфийка, сунув под нос ликану кружку с мерзко пахнущим отваром. Дель разумно промолчал и выпил варево, даже не поморщившись.
— Я налью тебе бутыль, будешь пить каждый день на ночь, — в это время инструктировала Алисия.
— Для чего? — рискнул задать вопрос Дель: раньше ему даже при самых тяжелых ранах не нужны были никакие зелья, поразительная регенерация ликана исцеляла все.
Алисия посмотрела на него своим пронзительным взглядом, способным загнать орду демонов обратно в Глубины, попади они вновь в их мир.
— От яда. В твои раны попал яд — смесь полыни и цмина.
— Цмин?
— Южная трава. — Целительница отвернулась, продолжив переливать отвар. — Бессмертник песчаный. Редкая и совершенно безвредная трава, но стоит добавить ее к любому другому составу, как она многократно усиливает его свойства. Полынь же опасна для волков. Не был бы ты ликаном, уже бы умер, но очистить от яда тело все равно нужно.
— Спасибо, — осторожно поблагодарил Дель, принимая от Алисии бутыль с отваром, и перевел взгляд на лежащих в другом конце лазарета нимфу и оборотня — обратившись, медвежонок оказался совсем маленьким, лет пяти, мальчиком. Целительница тоже посмотрела на них и отстраненно, но со скрытым значением заметила:
— В их крови тоже был яд. Я уже однажды встречала такой состав — редкий и интересный — в трупах ликанов, что напали на Рестанию двадцать лет назад.
Выслушав Далию, Мила с Леном переглянулись — вот уж не рассчитывали они, отправляя друга с магом, что те попадут на подпольные бои между выведенными запрещенной магией животными.
— И никаких следов, указывающих на того, кто это устраивал?
— Может тот тролль, — предположила Мила.
Лен поморщился:
— Нет, он — мелкая сошка, так, поставили присматривать за ареной.
— Там не было мага, — напомнила Далия. — Все гибриды — его рук дело, колдуны на такое не способны.
— Его там не было, — задумчиво повторила Мила, потирая подбородок. — И кто он — мы не знаем.
— Брат колдуна, — раздалось от двери.
— Жив? — невольно улыбнулась эльфийка, оборачиваясь к вошедшему ликану. Плечо у него было перевязано, на лице еще не зажили порезы, да и вид был усталый, но на вопрос подруги он с улыбкой ответил:
— Жив.
— Это хорошо. Так что за брат колдуна?
— Не знаю, — признался Дель, тяжело опускаясь на стул: он не хотел показывать друзьям и Далии, как сильно устал, но сил, и правда, уже не было. Недаром Алисия не хотела его отпускать, но он сам был наполовину светлым эльфом и мог быть упрямым почище того самого осла, который у южан служит эталоном упрямства. — Тролль перед смертью упомянул его.
— Не мог нормально допросить? — ворчливо поинтересовался Лен, который всей своей рыжей шкуркой чувствовал, что новую нить искать опять ему.
Ответом лису стал выразительно-хмурый взгляд ликана.
— Как плечо? — переменил тему Лен, но с привычным ехидством.
— Нормально.
— И как тебя, ликана, ухитрились так поцапать?
— Самому интересно, — искренне поддержал Дель и повернулся к Далии. Он уже не видел, как Мила улыбнулась одними уголками губ.
— Им добавляли кровь ликанов, вероятнее всего, когда они были зародышами, — ответила Далия на вопросительный взгляд Деля.
— То есть, — ошарашено начал Лен, — при выведении этих гибридов можно намешать целую смесь из крови разных существ и получить неубиваемого зверя?
— Теоретически да, на практике же будут затруднения со многими аспектами, начиная с контроля и заканчивая размерами и пропорциями тела, — педантично ответила Далия.
— Мать моя демоница, а это опасное занятие.
— О чем Далия и говорила, — со слабой улыбкой напомнил Дель. — Но ты меня перебил, у меня есть еще одна новость: пленникам арены давали тот же состав, что и мне двадцать лет назад.
Ему достались три внимательных взгляда: от Милы — укоряющий, от Лена — выразительный и от Далии — заинтересованный. Затянувшуюся паузу прервала эльфийка:
— Думаю, вам лучше отправиться отдыхать. Кстати, вам особая благодарность от Рестании и от меня лично за спасение племянницы короля Ферании.
— Почетно, — съязвил Лен напоследок.
Далия вышла, а вот Дель задержался.
— Да, Мила?
Она помедлила, подбирая слова.
— Я не желаю никого оскорблять, но хочу напомнить тебе, что Далия не входит в круг моих доверенных лиц и некоторые сведения ей ни к чему. Имей это в виду, когда будешь в следующий раз рассказывать о чем-то важном.
— Я тоже не желаю никого оскорблять, Мила, — начал Дель с ноткой воинственности, — но хочу напомнить, что Далию выбирала ты, и, учитывая ее титул Верховного мага и число наших врагов, тебе стоит принять решение: делать ее доверенным лицом или нет. В последнем случае тебе лучше сразу дать ей отставку, — и он вышел, впервые пойдя наперекор друзьям.
Ночь уже давно вступила в свои права, и усталость давала о себе знать давящей болью в висках и тяжестью на плечах. Дель прошел по кухне, следуя наставлениям Алисии и наливая себе отвара. Он не заметил его мерзкого вкуса, настолько устал: даже его выносливости нелюдя не хватало после всех событий прошедших суток. Поэтому он был крайне удивлен, когда, выйдя в хол, увидел сидящую на ступенях Далию.
— Что-то случилось?
— Хотела поговорить.
Странно, но в полутьме ночного дома ее голос звучал более живо, словно темнота (или произошедшее сегодня) открыли какую-то потайную дверцу ее души. Дель присел рядом на ступени, прислонившись здоровом плечом к перилам.
— О чем?
Далия помедлила, и это было на нее непохоже.
— Я хотела извиниться. — Она подняла на него взгляд своих голубых глаз, и ему уже не нужны были слова. — Если бы я знала, я бы не обрекла тебя на подобное. Прости.
— Не за что прощать, — не согласился Дель. — Ты правильно поступила, по-другому нам было не выбраться. Ты молодец.
Беспокойство однако не уходило из взгляда Далии.
— Мне жаль. — Она едва заметно, самыми кончиками пальцев, коснулась края повязки. — Это было ужасно.
— Ты видела? — резко спросил он.
— Что?
— Арену?
— Мельком. Я была занята заклинанием для колдуна, — повинилась Далия, не зная, что в этот момент Дель облегченно выдохнул, понимая, что она не видела, как его худшая ипостась убивает всех подряд.
— Все хорошо, — повторил он, желая ее успокоить. Судя по ее настороженному взгляду, у него это не получилось. — Иди спать, день был тяжелым.
Наверху, разойдясь по спальням, когда он уже открывал дверь своей комнаты и мечтал лишь дойти до кровати и упасть, он услышал:
— Светлой ночи.
На лицо невольно легла счастливая улыбка.
— И тебе.
Двое мужчин сидели в мягких плетеных креслах на веранде особняка Крейлов и, наблюдая за тренировкой Милы с Шелиан, обсуждали жизнь, а вернее, как сказал бы Дель, услышь он друзей, трепались.
— Ну давай, рассказывай, — повелел Реб, разливая свой любимый гномий эль по кружкам.
— Вот нальешь, расскажу, мне нужен повод, — заявил Лен.
— Пей, друг, для тебя мне ничего не жалко! — пафосно возвестил дракон, протягиваю налитую до краев кружку. — Ну, трепись, трепло.
— Треплюсь.
Осень медленно подходила к концу, и впереди маячила морозная зима: ветер становился все сильнее и холоднее, листья давным-давно опали, оставив деревья голыми черными скелетами, а на небе солнце то и дело пряталось за тучи.
— Да что рассказывать? — хохотнул Лен, после того, как кружки опустели и тут же вновь были наполнены Ребом. — Шели в Академию поступила, ходит ноет на Вильгельма с Хельгой. Мила ноет на Орден, я — на Милу.
— Ничего нового, — подвел итог Реб. — Эх, а я вот тут подумал... Моя-то Грета тоже уже подросла, все сама да сама. Не поверишь, я в государственные дела практически не лезу, все она делает. Эх!
— Страдаешь?
— Завидую, — неожиданно серьезно ответил дракон. — Стыдно признаться, но из Греты правитель вышел лучше, чем из меня. Где я бы головы рубил, она договаривается, да и любят ее все.
— Мягкие в политике не живут.
— Она не мягкая, моя же порода, но меру знает, — Реб вновь вздохнул и передразнил Соню: — Не то что ты, пьянь.
— Годы идут, а ничего не меняется.
— Вот-вот! Какая разница, сидим мы на крыльце старого дома или на веранде особняка, если обсуждаем одно и то же?
— Двадцать лет назад мы обсуждали выпивку, баб и врагов.
— А сейчас? Выпивку, жен и врагов. И ничего не поменялось.
— Самое обидное, что последнее не поменялось, — поморщился Лен.
— Совсем Мэл достал? — с сочувствием (которое он попытался замаскировать иронией) поинтересовался Реб.
— Ага. Ты не представляешь... Заявляется на каждое второе (чаще его Мила отказалась пускать) собрание Совета, вечно лезет со своими пустыми речами, науськивает старую знать. У них, вообще, с Милой началась настоящая война: постоянно пытаются поставить на места своих людей, продвинуть протеже — везде, в Гильдии, в Торговой Палате, в гарнизоне и даже в Управлении! Вечные интриги, подкупы, подставы, клевета. — Лен махнул рукой.
— Устал, рыжий?
— Надоело, — кривясь, признался он. — К вражде я привык, но сменил бы соперника, а так иногда кажется, что воюем с театром дураков, и тогда возникает вопрос, кто из нас все-таки дурак?
— Ну тебя разнесло с одной кружки! — присвистнул Реб.
— Хороший эль, — одобрил Лен.
— Отличный. — Дракон даже немного обиделся за свой эль.
— Отличный, — послушно согласился лис, под звон стали: к Миле с Шелиан присоединились Соня и Виладжия, пока, слава Забытым Богам, в качестве наблюдателей-подстрекателей. Все четыре представительницы слабого пола веселились от души, попутно доказывая миру, что они не такие слабые, как многие думают.
— Слышал, — лениво начал Реб, вытягивая ноги, — у вас в Рестании новый Верховный маг завелся.
— Завелся-завелся, да такой...
— Что? Бабник, пьяница и трепач? Хотя нет, тогда бы ты такую кислую морду не состроил.
— Вот именно.
— Ну, рассказывай!
— Да что рассказывать? Бывшая невеста де Тиаля, Верховного паладина нашего и наставника Мэла, отсидела семьдесят лет в Тирагарде, глядя на стену. Теперь счастливо освобожденная Милой, ходит восставшим трупом по Рестании и ее окрестностям и вечно впутывает во что-то Деля.
— Ты заговорил, как мамочка! — хохотнул Реб. — Курочка-наседка! У Мэла научился?
— У Сони, — огрызнулся Лен. — Девица сильно не в себе, то слушает, то нет, вечно талдычит о своей магии, да смотрит на всех, как грязь. А Дель ее еще защищает! В Академии больше не преподает, все с ней возится! Вот уж кто курочка-наседка!
— Защищает, говоришь? — переспросил Реб, многозначительно покосившись на Лена, тянувшего уже третью кружку эля.
Тот отмахнулся:
— Не в том смысле, ты что, нашего Деля не знаешь? Его даже самые фигуристые девицы с улицы Красных Фонарей не привлекают, что уж говорить об этом скелете. Вот честно, Реб, она хороший маг, я не спорю, но, как человек, она мне не нравится. Я бы не стал подпускать ее близко.
Реб пожал плечами:
— По-моему, ты слишком много об этом думаешь, зря, друг, зря.
— Так окружение у меня такое — все умные, вот ты хоть прилетел, есть с кем выпить.
— Бедняжка, — с фальшивым сочувствием произнес Реб, и мужчины громогласно рассмеялись.
— К нам на Зимние-то прилетите?
— А как же? Когда это мы с Соней пропускали нашу любимую забаву?
Шелест ее платья он узнал бы из тысячи — неловкая человеческая походка. Светлые волоса падают водопадом по обе стороны от его лица, губ касается горячее дыхание, нежные руки скользят по обнаженной груди, по животу, ниже...
Дель резко проснулся и с облегчением осознал, что это всего лишь сон. Выносливый ликан, он сейчас обливался потом и тяжело дышал. Скинув с себя промокшее одеяло, он потянулся к графину с водой. Эти сны мучили его с того самого путешествия по Бренскому лесу: каждую ночь она приходила к нему и вытворяла такое, что даже Реб со стыда бы сгорел. От этого проклятья не было спасения и отравляло его еще две вещи. Первое — четкое осознание того, что сон — это отражение его мыслей и желаний, и будь он хоть трижды против этого, но где-то внутри него жило это чувство, отвратное, горячее и неудержимой. А вторая — то, что хоть он и проклинает, каждый раз просыпаясь в поту, себя и свою извращенную натуру, он не может не признавать, что ему нравится это. Это было словно яд: понимание того, что он губит тебя и других, не могло избавить его от пленительной сладости.
Дурман, истинный дурман... Он открыл окно и вдохнул ледяной воздух зимней ночи... Досчитал до двухсот... и пошел одеваться: уснуть он сегодня больше не рискнет. И так каждую ночь, каждый раз, стоит ему закрыть глаза, как вновь и вновь он тонет в пучине страстей — ярких, бесстыдных, соблазнительных, — а наутро не знает, как встречать прямой и честный взгляд Далии. От мыслей о том, какие сны с ее участием посещают его, щеки алеют, как у мальчишки. Это было какое-то наваждение... Но хуже всего, что иногда, в темной половине своей души он слышал смех того тролля с арены, его слова... Сожрите его Глубины! Почему он не может быть верным защитником Далии и ее другом? Почему его теплые чувства к ней обязательно должны быть осквернены животными страстями?
На небе неясно пока забрезжил рассвет — уже наступила зима, и солнце каждый день всходило все позже и позже, — и Дель с обреченностью смертника натянул первую попавшуюся рубашку и отправился вниз, на кухню. Постоянных, как у Милы, слуг в доме Далии не было, лишь приходящая пара горничных и садовник, готовил же Дель сам: это ответственное дело он бы никому не доверил. Так что к тому моменту, когда Далия, частенько любившая засидеться допоздна в библиотеке с книгами и непонятными простому смертному рисунками, вставала, ее уже ждал горячий завтрак и улыбающийся Дель. Что бы не произошло, какие бы сны его не мучили, он всегда был рад видеть ее: она была слишком печальной, слишком израненной, чтобы он перестал пытаться хоть немного согреть ее, развеселить и показать, что жизнь прекрасна. У него даже появилась новая идея. Ее он озвучил, когда они сидели на скамейке у пруда. Как-то незаметно это место стало их любимым, а молчаливые посиделки бок о бок до темноты — традицией. Казалось, было что-то в этом, что-то личное и невыразимо прекрасное. Дель лишь надеялся, что Далия не вспоминает каждый раз тот случай с венком и его глупость, сорвавшуюся с языка.
— Скоро Зимние Праздники, — прервал он однажды молчание. — На них у Милы в доме соберется целая толпа народа: ее дочки, наши друзья, Ребор с Соней и их сын Релин, может быть, даже Грета прилетит, еще будет кое-кто с Управления, старые знакомые. В общем, Мила с Леном, как всегда, будут праздновать с размахом.
Все это время Далия внимательно слушала его и, насколько мог видеть привыкший понимать ее без слов Дель, была не рада.
— Я бы хотел попросить тебя об одолжении: провести праздники у тебя.
Тонкие светлые брови слегка приподнялись — маленькая черточка, говорившая о многом: раньше она не проявляла эмоции даже так, их словно вовсе не было.
— Пей, — приказала эльфийка, сунув под нос ликану кружку с мерзко пахнущим отваром. Дель разумно промолчал и выпил варево, даже не поморщившись.
— Я налью тебе бутыль, будешь пить каждый день на ночь, — в это время инструктировала Алисия.
— Для чего? — рискнул задать вопрос Дель: раньше ему даже при самых тяжелых ранах не нужны были никакие зелья, поразительная регенерация ликана исцеляла все.
Алисия посмотрела на него своим пронзительным взглядом, способным загнать орду демонов обратно в Глубины, попади они вновь в их мир.
— От яда. В твои раны попал яд — смесь полыни и цмина.
— Цмин?
— Южная трава. — Целительница отвернулась, продолжив переливать отвар. — Бессмертник песчаный. Редкая и совершенно безвредная трава, но стоит добавить ее к любому другому составу, как она многократно усиливает его свойства. Полынь же опасна для волков. Не был бы ты ликаном, уже бы умер, но очистить от яда тело все равно нужно.
— Спасибо, — осторожно поблагодарил Дель, принимая от Алисии бутыль с отваром, и перевел взгляд на лежащих в другом конце лазарета нимфу и оборотня — обратившись, медвежонок оказался совсем маленьким, лет пяти, мальчиком. Целительница тоже посмотрела на них и отстраненно, но со скрытым значением заметила:
— В их крови тоже был яд. Я уже однажды встречала такой состав — редкий и интересный — в трупах ликанов, что напали на Рестанию двадцать лет назад.
***
Выслушав Далию, Мила с Леном переглянулись — вот уж не рассчитывали они, отправляя друга с магом, что те попадут на подпольные бои между выведенными запрещенной магией животными.
— И никаких следов, указывающих на того, кто это устраивал?
— Может тот тролль, — предположила Мила.
Лен поморщился:
— Нет, он — мелкая сошка, так, поставили присматривать за ареной.
— Там не было мага, — напомнила Далия. — Все гибриды — его рук дело, колдуны на такое не способны.
— Его там не было, — задумчиво повторила Мила, потирая подбородок. — И кто он — мы не знаем.
— Брат колдуна, — раздалось от двери.
— Жив? — невольно улыбнулась эльфийка, оборачиваясь к вошедшему ликану. Плечо у него было перевязано, на лице еще не зажили порезы, да и вид был усталый, но на вопрос подруги он с улыбкой ответил:
— Жив.
— Это хорошо. Так что за брат колдуна?
— Не знаю, — признался Дель, тяжело опускаясь на стул: он не хотел показывать друзьям и Далии, как сильно устал, но сил, и правда, уже не было. Недаром Алисия не хотела его отпускать, но он сам был наполовину светлым эльфом и мог быть упрямым почище того самого осла, который у южан служит эталоном упрямства. — Тролль перед смертью упомянул его.
— Не мог нормально допросить? — ворчливо поинтересовался Лен, который всей своей рыжей шкуркой чувствовал, что новую нить искать опять ему.
Ответом лису стал выразительно-хмурый взгляд ликана.
— Как плечо? — переменил тему Лен, но с привычным ехидством.
— Нормально.
— И как тебя, ликана, ухитрились так поцапать?
— Самому интересно, — искренне поддержал Дель и повернулся к Далии. Он уже не видел, как Мила улыбнулась одними уголками губ.
— Им добавляли кровь ликанов, вероятнее всего, когда они были зародышами, — ответила Далия на вопросительный взгляд Деля.
— То есть, — ошарашено начал Лен, — при выведении этих гибридов можно намешать целую смесь из крови разных существ и получить неубиваемого зверя?
— Теоретически да, на практике же будут затруднения со многими аспектами, начиная с контроля и заканчивая размерами и пропорциями тела, — педантично ответила Далия.
— Мать моя демоница, а это опасное занятие.
— О чем Далия и говорила, — со слабой улыбкой напомнил Дель. — Но ты меня перебил, у меня есть еще одна новость: пленникам арены давали тот же состав, что и мне двадцать лет назад.
Ему достались три внимательных взгляда: от Милы — укоряющий, от Лена — выразительный и от Далии — заинтересованный. Затянувшуюся паузу прервала эльфийка:
— Думаю, вам лучше отправиться отдыхать. Кстати, вам особая благодарность от Рестании и от меня лично за спасение племянницы короля Ферании.
— Почетно, — съязвил Лен напоследок.
Далия вышла, а вот Дель задержался.
— Да, Мила?
Она помедлила, подбирая слова.
— Я не желаю никого оскорблять, но хочу напомнить тебе, что Далия не входит в круг моих доверенных лиц и некоторые сведения ей ни к чему. Имей это в виду, когда будешь в следующий раз рассказывать о чем-то важном.
— Я тоже не желаю никого оскорблять, Мила, — начал Дель с ноткой воинственности, — но хочу напомнить, что Далию выбирала ты, и, учитывая ее титул Верховного мага и число наших врагов, тебе стоит принять решение: делать ее доверенным лицом или нет. В последнем случае тебе лучше сразу дать ей отставку, — и он вышел, впервые пойдя наперекор друзьям.
***
Ночь уже давно вступила в свои права, и усталость давала о себе знать давящей болью в висках и тяжестью на плечах. Дель прошел по кухне, следуя наставлениям Алисии и наливая себе отвара. Он не заметил его мерзкого вкуса, настолько устал: даже его выносливости нелюдя не хватало после всех событий прошедших суток. Поэтому он был крайне удивлен, когда, выйдя в хол, увидел сидящую на ступенях Далию.
— Что-то случилось?
— Хотела поговорить.
Странно, но в полутьме ночного дома ее голос звучал более живо, словно темнота (или произошедшее сегодня) открыли какую-то потайную дверцу ее души. Дель присел рядом на ступени, прислонившись здоровом плечом к перилам.
— О чем?
Далия помедлила, и это было на нее непохоже.
— Я хотела извиниться. — Она подняла на него взгляд своих голубых глаз, и ему уже не нужны были слова. — Если бы я знала, я бы не обрекла тебя на подобное. Прости.
— Не за что прощать, — не согласился Дель. — Ты правильно поступила, по-другому нам было не выбраться. Ты молодец.
Беспокойство однако не уходило из взгляда Далии.
— Мне жаль. — Она едва заметно, самыми кончиками пальцев, коснулась края повязки. — Это было ужасно.
— Ты видела? — резко спросил он.
— Что?
— Арену?
— Мельком. Я была занята заклинанием для колдуна, — повинилась Далия, не зная, что в этот момент Дель облегченно выдохнул, понимая, что она не видела, как его худшая ипостась убивает всех подряд.
— Все хорошо, — повторил он, желая ее успокоить. Судя по ее настороженному взгляду, у него это не получилось. — Иди спать, день был тяжелым.
Наверху, разойдясь по спальням, когда он уже открывал дверь своей комнаты и мечтал лишь дойти до кровати и упасть, он услышал:
— Светлой ночи.
На лицо невольно легла счастливая улыбка.
— И тебе.
Глава 7. Тени
Двое мужчин сидели в мягких плетеных креслах на веранде особняка Крейлов и, наблюдая за тренировкой Милы с Шелиан, обсуждали жизнь, а вернее, как сказал бы Дель, услышь он друзей, трепались.
— Ну давай, рассказывай, — повелел Реб, разливая свой любимый гномий эль по кружкам.
— Вот нальешь, расскажу, мне нужен повод, — заявил Лен.
— Пей, друг, для тебя мне ничего не жалко! — пафосно возвестил дракон, протягиваю налитую до краев кружку. — Ну, трепись, трепло.
— Треплюсь.
Осень медленно подходила к концу, и впереди маячила морозная зима: ветер становился все сильнее и холоднее, листья давным-давно опали, оставив деревья голыми черными скелетами, а на небе солнце то и дело пряталось за тучи.
— Да что рассказывать? — хохотнул Лен, после того, как кружки опустели и тут же вновь были наполнены Ребом. — Шели в Академию поступила, ходит ноет на Вильгельма с Хельгой. Мила ноет на Орден, я — на Милу.
— Ничего нового, — подвел итог Реб. — Эх, а я вот тут подумал... Моя-то Грета тоже уже подросла, все сама да сама. Не поверишь, я в государственные дела практически не лезу, все она делает. Эх!
— Страдаешь?
— Завидую, — неожиданно серьезно ответил дракон. — Стыдно признаться, но из Греты правитель вышел лучше, чем из меня. Где я бы головы рубил, она договаривается, да и любят ее все.
— Мягкие в политике не живут.
— Она не мягкая, моя же порода, но меру знает, — Реб вновь вздохнул и передразнил Соню: — Не то что ты, пьянь.
— Годы идут, а ничего не меняется.
— Вот-вот! Какая разница, сидим мы на крыльце старого дома или на веранде особняка, если обсуждаем одно и то же?
— Двадцать лет назад мы обсуждали выпивку, баб и врагов.
— А сейчас? Выпивку, жен и врагов. И ничего не поменялось.
— Самое обидное, что последнее не поменялось, — поморщился Лен.
— Совсем Мэл достал? — с сочувствием (которое он попытался замаскировать иронией) поинтересовался Реб.
— Ага. Ты не представляешь... Заявляется на каждое второе (чаще его Мила отказалась пускать) собрание Совета, вечно лезет со своими пустыми речами, науськивает старую знать. У них, вообще, с Милой началась настоящая война: постоянно пытаются поставить на места своих людей, продвинуть протеже — везде, в Гильдии, в Торговой Палате, в гарнизоне и даже в Управлении! Вечные интриги, подкупы, подставы, клевета. — Лен махнул рукой.
— Устал, рыжий?
— Надоело, — кривясь, признался он. — К вражде я привык, но сменил бы соперника, а так иногда кажется, что воюем с театром дураков, и тогда возникает вопрос, кто из нас все-таки дурак?
— Ну тебя разнесло с одной кружки! — присвистнул Реб.
— Хороший эль, — одобрил Лен.
— Отличный. — Дракон даже немного обиделся за свой эль.
— Отличный, — послушно согласился лис, под звон стали: к Миле с Шелиан присоединились Соня и Виладжия, пока, слава Забытым Богам, в качестве наблюдателей-подстрекателей. Все четыре представительницы слабого пола веселились от души, попутно доказывая миру, что они не такие слабые, как многие думают.
— Слышал, — лениво начал Реб, вытягивая ноги, — у вас в Рестании новый Верховный маг завелся.
— Завелся-завелся, да такой...
— Что? Бабник, пьяница и трепач? Хотя нет, тогда бы ты такую кислую морду не состроил.
— Вот именно.
— Ну, рассказывай!
— Да что рассказывать? Бывшая невеста де Тиаля, Верховного паладина нашего и наставника Мэла, отсидела семьдесят лет в Тирагарде, глядя на стену. Теперь счастливо освобожденная Милой, ходит восставшим трупом по Рестании и ее окрестностям и вечно впутывает во что-то Деля.
— Ты заговорил, как мамочка! — хохотнул Реб. — Курочка-наседка! У Мэла научился?
— У Сони, — огрызнулся Лен. — Девица сильно не в себе, то слушает, то нет, вечно талдычит о своей магии, да смотрит на всех, как грязь. А Дель ее еще защищает! В Академии больше не преподает, все с ней возится! Вот уж кто курочка-наседка!
— Защищает, говоришь? — переспросил Реб, многозначительно покосившись на Лена, тянувшего уже третью кружку эля.
Тот отмахнулся:
— Не в том смысле, ты что, нашего Деля не знаешь? Его даже самые фигуристые девицы с улицы Красных Фонарей не привлекают, что уж говорить об этом скелете. Вот честно, Реб, она хороший маг, я не спорю, но, как человек, она мне не нравится. Я бы не стал подпускать ее близко.
Реб пожал плечами:
— По-моему, ты слишком много об этом думаешь, зря, друг, зря.
— Так окружение у меня такое — все умные, вот ты хоть прилетел, есть с кем выпить.
— Бедняжка, — с фальшивым сочувствием произнес Реб, и мужчины громогласно рассмеялись.
— К нам на Зимние-то прилетите?
— А как же? Когда это мы с Соней пропускали нашу любимую забаву?
***
Шелест ее платья он узнал бы из тысячи — неловкая человеческая походка. Светлые волоса падают водопадом по обе стороны от его лица, губ касается горячее дыхание, нежные руки скользят по обнаженной груди, по животу, ниже...
Дель резко проснулся и с облегчением осознал, что это всего лишь сон. Выносливый ликан, он сейчас обливался потом и тяжело дышал. Скинув с себя промокшее одеяло, он потянулся к графину с водой. Эти сны мучили его с того самого путешествия по Бренскому лесу: каждую ночь она приходила к нему и вытворяла такое, что даже Реб со стыда бы сгорел. От этого проклятья не было спасения и отравляло его еще две вещи. Первое — четкое осознание того, что сон — это отражение его мыслей и желаний, и будь он хоть трижды против этого, но где-то внутри него жило это чувство, отвратное, горячее и неудержимой. А вторая — то, что хоть он и проклинает, каждый раз просыпаясь в поту, себя и свою извращенную натуру, он не может не признавать, что ему нравится это. Это было словно яд: понимание того, что он губит тебя и других, не могло избавить его от пленительной сладости.
Дурман, истинный дурман... Он открыл окно и вдохнул ледяной воздух зимней ночи... Досчитал до двухсот... и пошел одеваться: уснуть он сегодня больше не рискнет. И так каждую ночь, каждый раз, стоит ему закрыть глаза, как вновь и вновь он тонет в пучине страстей — ярких, бесстыдных, соблазнительных, — а наутро не знает, как встречать прямой и честный взгляд Далии. От мыслей о том, какие сны с ее участием посещают его, щеки алеют, как у мальчишки. Это было какое-то наваждение... Но хуже всего, что иногда, в темной половине своей души он слышал смех того тролля с арены, его слова... Сожрите его Глубины! Почему он не может быть верным защитником Далии и ее другом? Почему его теплые чувства к ней обязательно должны быть осквернены животными страстями?
На небе неясно пока забрезжил рассвет — уже наступила зима, и солнце каждый день всходило все позже и позже, — и Дель с обреченностью смертника натянул первую попавшуюся рубашку и отправился вниз, на кухню. Постоянных, как у Милы, слуг в доме Далии не было, лишь приходящая пара горничных и садовник, готовил же Дель сам: это ответственное дело он бы никому не доверил. Так что к тому моменту, когда Далия, частенько любившая засидеться допоздна в библиотеке с книгами и непонятными простому смертному рисунками, вставала, ее уже ждал горячий завтрак и улыбающийся Дель. Что бы не произошло, какие бы сны его не мучили, он всегда был рад видеть ее: она была слишком печальной, слишком израненной, чтобы он перестал пытаться хоть немного согреть ее, развеселить и показать, что жизнь прекрасна. У него даже появилась новая идея. Ее он озвучил, когда они сидели на скамейке у пруда. Как-то незаметно это место стало их любимым, а молчаливые посиделки бок о бок до темноты — традицией. Казалось, было что-то в этом, что-то личное и невыразимо прекрасное. Дель лишь надеялся, что Далия не вспоминает каждый раз тот случай с венком и его глупость, сорвавшуюся с языка.
— Скоро Зимние Праздники, — прервал он однажды молчание. — На них у Милы в доме соберется целая толпа народа: ее дочки, наши друзья, Ребор с Соней и их сын Релин, может быть, даже Грета прилетит, еще будет кое-кто с Управления, старые знакомые. В общем, Мила с Леном, как всегда, будут праздновать с размахом.
Все это время Далия внимательно слушала его и, насколько мог видеть привыкший понимать ее без слов Дель, была не рада.
— Я бы хотел попросить тебя об одолжении: провести праздники у тебя.
Тонкие светлые брови слегка приподнялись — маленькая черточка, говорившая о многом: раньше она не проявляла эмоции даже так, их словно вовсе не было.
