— Это все равно не стоит почти семи десятков лет, что ты провела там!
— Стоит. — Она произнесла это настолько веско, что он не решился ей возразить.
Это ее выбор. Их выбор. Надо уметь принимать его...
…Едва гроб с телом Кэтрин засыпали землей, Мэл отправился в Ордена: он и без того потерял много времени, но смерть любимой лишила его сил, она разбила его. Только спустя две недели он наконец добрался до главной резиденции, чтобы сообщить о вероломном убийстве лорда Хенрика де Тиаля Верховным магом Рестании Далией Шенор. Он настолько был поглощен своей болью от потери жены и наставника, настолько уверен в Свете и своих товарищах по вере, что для него стало шоком произошедшее в резиденции в результате его визита.
Главой Ордена Света был Верховный паладин, а в случае его преждевременной гибели — когда он не успевал назначить преемника — совет из всех паладинов. Именно им теперь предстояло решить, кто возглавит Орден, но Мэл, движимый чувством справедливости, больше был озабочен убийцей наставника — ведь никто не знал, кто совершил это злодеяние.
— Свет даровал мне видение — Далия Шенор жестоко убила Верховного паладина, лорда Хенрика де Тиаля, — было первое, что произнес Мэл, когда ему дали слово на совете. Он ожидал, что его признание потрясет товарищей, но паладины лишь переглянулись — некоторые, особенно молодые, даже позволили себе намеки на улыбки.
— Это вполне объяснимо, — произнес один из старейших паладинов, Мэл знал, что он был послушником вместе с лордом де Тиалем.
— Объяснимо?!
Мэл переводил взгляд с одного паладина на другого: он ничего не понимал, все смотрели на него либо с сочувствием, либо с хорошо скрываемым презрением.
— Вы ведь прекрасно понимаете, о чем мы говорим, лорд Остерфальд, — заметил один из них: Мэл помнил, что он был в той троице сплетников, на которую он когда-то накричал. — Лорд Карет великодушно умолял нас закрыть глаза на ваши прегрешения.
— Мои прегрешения? Лорд Карет? — Взгляд его метнулся к сидящему по правую руку другу.
— Они все знают, — с печалью в голосе ответил тот. — Про лорда де Тиаля и его брата, Шайрина де Шелона.
Прежде чем Мэл успеть задать очередной вопрос, ведь он по-прежнему ничего не понимал, кто-то из паладинов произнес:
— Преступлению нет оправданий — и лорд де Шелон, и лорд де Тиаль заслуживают порицания за вероломные убийства детей. Советом паладинов уже принято решение об исключении Хенрика де Тиаля из списка Верховных лордов, его имя будет предано забвению, а его грехи послужат уроком всем нам.
— Мы знаем, друг мой, что душа твоя чиста, — "успокоил" его Карет, даже положил руку на плечо, заставляя сесть. — И хоть ты был верен лорду де Тиалю, его грехи не коснулись тебя. Мы не знали, кто убил его, но если Свет сам показал тебе руку убийцы, то так тому и быть. Хенрик де Тиаль нарушил наши законы, осквернил нашу веру, он обрек невиновную душу на страдания, и раз Свет выбрал Далию Шенор своей карающей дланью, то нам следует принять его волю.
Все паладины внимательно слушали Карета, многие кивали, другие лишь молча склоняли голову. А Мэл... Мэл сидел и чувствовал себя преданным, потерянным, такое он пережил лишь однажды, когда его друзья, Лен, Дель и Реб, хладнокровно убили Деризу, когда он кричал, доказывал им весь ужас содеянного, а они лишь хохотали — они не видели ничего плохого в этом. Вот и сейчас Мэлу хотелось вскочить и продолжить говорить, рассказать, что все сплетни про лорда де Тиаля — это наглая ложь, что он не убивал детей, не подставлял Далию, что он не заслужил мучительную смерть от руки этой безжалостной женщины, но под столом его крепко держал за руку Карет, впившись пальцами в запястье и для надежности наступив на ногу. Так он просидел все собрание — в потрясенном молчании, — и не помнил ни слова из того, что говорили паладины, не помнил, как добрался до дома: он вновь погрузился в пучину горя и боли. Мэлу казалось, что мир почернел для него, что солнце светило менее ярче, что не было больше тепла в пламени камина и вкуса в любимой еде. Его вера в Свет, в добро и справедливость, которую воплощал в себе Орден и другие паладины, пошатнулась. Всю свою жизнь, с молодости, с того самого момента, как он вышел из особняка Феланэ, он искал утешение и опору в своей вере, а теперь она его подвела. Он чувствовал себя брошенным ребенком, не знающим, что делать и как выживать, когда тебя окружили враги.
Так Мэл и стал затворником своего городского дома, проводя все дни в раздумьях. Только спустя месяц он узнал, что совет паладинов назначил нового Верховного паладина — Карета...
…Надо сказать, что Дель не был подвержен суевериям и предубеждениям, но, увидев у калитки их дома человека в белом плаще с синим пламенем — символ Верховного паладина, — он почувствовал, что их ожидают новые проблемы. Мужчина представился Каретом, в дом заходить отказался и лишь попросил коротко переговорить с Далией.
— Лорд Остерфальд сообщил нам, что вы убили лорда де Тиаля.
Далия помедлила, прежде чем ответить — косяк, о который она опиралась, покрылся тонкой корочкой инея, но паладин этого не заметил.
— Что вы хотите? Арестовать меня?
— Поблагодарить, — с улыбкой возразил Карет. — Лорд Хенрик де Тиаль и его единокровный брат лорд Шайрин де Шелон были посмертно осуждены Орденом за многочисленные ритуальные убийства детей, которые происходили в Рестании. Орден Света еще раз приносит вам, госпожа Шенор, свои извинения.
Мужчина говорил вежливо и складно, слишком складно. Далии он не нравился.
— То есть вы не собираетесь жечь меня на костре за убийство де Тиаля? — подвела она итог его речи.
— Безусловно, — улыбнулся лорд Карет, но не так, как это дела Хенрик, скрывая за добротой смертельный холод расчетливости. Этот мужчина напоминал Далии змею. — Считайте, что ваши действия одобрены Орденом Света.
По-видимому, решив, что сказал все, что было нужно, лорд Карет собрался уходить.
— Откуда вы знаете, какие мотивы руководили мною, когда я убивала Хенрика?
Паладин обернулся и вновь улыбнулся холодной улыбкой змеи.
— А мне все равно, почему вы убили. Меня интересовал лишь результат.
С этими словами он откланялся...
Шесть месяцев спустя
…— Ты пожертвовала всем ради меня. — Лен поймал губами острое ушко.
— Не нужно пафоса. — Мила попыталась вывернуться из его объятий, но он держал ее крепко.
— Не могу, — прошептал он. — Люблю тебя.
— И я тебя, — она ласково провела пальцами по полоске старого шрама. — Ты моя жизнь, моя душа.
— Опять ударяешь в романтику.
— Ты первый начал!
В отместку он поймал ее и начал безжалостно щекотать, за что тут же получил локтем в бок. Пока Лен потирал ушибленное место, Мила самозабвенно хохотала: с каждым днем она чувствовала, что жизнь возвращается к ней.
Однажды Дель спросил ее, в чем разница между прыжком и телепортацией и почему первый настолько ужасен. Далия, смеясь, ответила, что телепортация подразумевала открытие портала в пространстве, через который и проходил маг, а прыжок — это перемещение мага в пространстве, поэтому тело так бунтует по прибытии, ведь его в буквальном смысле слова протаскивают через мир.
Дель, хоть и был существом выносливым, но к прыжкам так и не привык, поэтому до приюта они с Далией дошли пешком: весна в этом году выдалась солнечной и теплой, и прогулка доставляла лишь удовольствие. А вот серое здание навевало тоску. Дель не удержался и с жалостью покосился на Далию, та правильно поняла его взгляд.
— Когда здесь росла я, приют выглядел еще хуже, поверь.
Она оказалась права: внутри было довольно чисто и аккуратно, хоть и очень бедно. Смотрительница приюта уже ждала их — они договорились о встрече через Риджи. Это была невысокая полноватая женщина с неискоренимой усталостью в глазах. Она поднялась навстречу гостям и предложила им присаживаться. Кабинет ее был таким же бедным, как и сам приют. Даже самый невнимательный наблюдатель заметил бы, что смотрительница больше занята работой, чем обстановкой — два горшка с давно завядшими цветами, покосившийся книжный шкаф и забрызганная чернилами столешница явно говорили об этом.
Когда Дель с Далией уселись на жесткие стулья, женщина произнесла:
— Леди де Ринтар сказала мне, что вы хотели бы взять ребенка на воспитание. Мы всегда рады такой возможности для наших деток. У вас есть какие-нибудь условия?
— Лишь одно — он или она должен быть магом, — ответила Далия. — Вы же их определяете?
— Конечно, мы ведем учет всех деток с магическим даром. Ежегодно Академия присылает к нам профессора-мага, который осматривает всех наших подопечных, выявляя магов.
Женщина поднялась и подошла к одном из шкафов, забитому маленькими ящичками.
— Так... Возраст, пол?
— Нам неважно, — быстро ответил Дель. Судя по блеснувшему в глазах удивлению, смотрительница приюта не ожидала подобного, но без всяких возражений выдвинула один из длинных ящичков и поставила его на стол перед будущими родителями.
— Детки все разные: есть совсем малыши, есть постарше. — Она внимательно посмотрела на них.
— При рождении не выбирают, — с полуулыбкой ответил Дель и кивнул Далии: право выбора было за ней. Недолго думая, она вытащила карточку где-то из середины ящика и отдала смотрительнице.
— Мелоди Маэн, ей семь, тихая и не очень общительная. Родилась в приюте, ее забирали в два года, но потом она вернулась к нам, ее приемная мать умерла. Позвать девочку? Вы очень уважаемые люди, и мы с радостью отдадим Мелоди вам на воспитание, но... — смотрительница замялась, — у нас заведено спрашивать согласие ребенка, если, конечно, он уже достаточно взрослый.
— Это разумно, — одобрил Дель.
— Мы не против, — добавила Далия.
Женщина заметно успокоилась и позвала одну из воспитательниц. Спустя пять минут Мелоди была представлена своим будущим родителям. Это была маленькая девочка в сером, как и у всех сирот, платьице, бледная и худенькая. Единственное, что выделялось в ее внешности — это густые темно-каштановые кудри, которые заботливые воспитательницы каким-то чудом смогли собрать в хвост.
— Мелоди, познакомься с господином Дельморгом и госпожой Далией, они хотели бы забрать тебя, — нарочито ласковым тоном произнесла смотрительница. — Они хорошие и уважаемые люди. Ты пойдешь к ним?
Девочка отчаянно замотала головой, отчего несколько прядей все же выпали из хвоста, да и сам он покосился, съехав вниз.
— Мелоди, — шикнула смотрительница, и, в отличие от Деля, Далия знала почему: даже в Рестании детей из приюта забирали редко, очень редко. И на ее памяти еще никто не отказывался.
— Не беспокойтесь, — прервала Далия поток ругани смотрительницы и присела на колени перед девочкой: теперь они были одного роста. — Мелоди, почему ты отказываешься?
Девочка испуганно покосилась на смотрительницу.
— Я не оставлю Миру и Тильса.
— Мелоди, — простонала женщина, опускаясь обратно на стул.
— Это твои брат с сестрой? — с пониманием спросила Далия. Мелоди кивнула, но смотрительница перебила ее:
— Нет. Они не родные друг другу. Тильса, как и Мелоди, забрала к себе на воспитание одна добрая женщина, но пять лет спустя она умерла, и дети вернулись в приют. Мира — дочь приемной матери Мелоди и Тильса.
— Они мои брат с сестрой, — с упрямством, достойным светлых эльфов, повторила девочка.
Далия с Делем переглянулись, и последний обратился к смотрительнице:
— Мы возьмем их всех.
— Тогда пойдешь? — с не меньшей серьезной спросила у Мелоди Далия.
— Да.
— Так у вас теперь трое? — с нескрываемым весельем поинтересовалась Мила, кутаясь в плед. Они с Далией и Соней сидели на веранде дома Крейлов и наблюдали, как три рыжеволосых девчонки гоняют отца по тренировочному плацу.
— Да. Мелоди семь, Мира совсем маленькая, ей полгода, — призналась Далия. — Мне нужна будет ваша помощь, не знаю, что делать с младенцем.
— Научим, не переживай, — успокоила ее Соня, помешивая свой травяной чай. — Люди?
— Мелоди — да, но она маг... Мира — оборотень-ястреб.
— А мальчишка?
— Почти взрослый, ему уже двенадцать.
— Не так много.
— По меркам приютских — взрослый, поверь. — Далия заглянула в свою чашку, в которой осталось совсем немного чая, и отставила ее в сторону. — И он ликан.
Единственное, что нарушило тишину — это звон фарфора: Мила с Соней синхронно поставили свои чашки на блюдца и посмотрели на Далию.
— Долго смеялась? — со всей возможной серьезностью поинтересовалась Мила: все друзья были давно в курсе решения Деля и его причин.
— Чувство такта не позволило мне даже улыбнуться, но, мне кажется, что Дель все же догадался, — чопорно произнесла Далия, и три женщины рассмеялись.
— Что-то ты к нам зачастил, — недовольно проворчал Лен, наблюдая за тем, как наглый (крайне наглый!) дракон усиживается в соседнее кресло с бутылкой его вина и явным намерением остаться здесь надолго.
— Не успеваешь соскучиться? — хохотнул Реб.
— Нет, протрезветь.
— Так это и не надо! Ну, давай, за встречу. — Он протянул другу бокал с вином. — В этот раз почти прилично, не эль.
— Давай, — сдался лис. — И все же, тебя в Кериане не потеряют?
— Не, теперь нет. Я вернулся.
— Куда? — не понял Лен.
— В Рестанию. На-все-гда. — Реб хлопнул полупустую бутылку на стол и с веселым вызовом посмотрел на ошарашенного друга.
— А Кериана?
— Староват я стал... Отдал корону Грете, уже официально. Теперь она — королева, а я — простой смертный.
Лен не выдержал и заржал.
— Вот лентяй!
— Я люблю алкоголь и баб, это не изменить, а с короной пусть Грета разбирается, — вновь хохотнул Реб, а потом, уже серьезно, добавил: — Грета достойна возглавить драконов, ей эта роль идет больше, чем мне. А я, и правда, стал староват для всех этих приключений, демонов, колдунов и интриг.
— И чем же ты теперь будешь заниматься, блудный король?
— Как чем? Блудом!
Надо сказать, что Далия, хоть и не имела никогда дела с детьми, очень хорошо поладила и с Мелоди, и с Мирой. Она искренне их полюбила и уже спустя пару месяцев девочки звали ее мамой. Стоит упомянуть, что у Деля с Далией было преимущество — оба они были мягкими и добрыми в общении с близкими, это подкупало всех, поэтому дети не могли не проникнуться к ним симпатией, а потом и любовью. Но все это касалось лишь девочек, которые в силу возраста и характера еще были очень восприимчивы к заботе, а вот старший сын, Тильс, едва ли признавал приемных родителей. И если с Далией он хотя бы общался, то с Делем — лишь ругался.
— Я не могу! Все — любое слово, фраза, просьба — воспринимается в штыки!
— Как знакомо, — простонал Реб, потирая плечо.
— Опять Соня побила? — влез с ехидным комментарием Лен.
— Ну а у кого еще бы рука поднялась? А к вопросу о сыновьях: с ними всегда сложно. Вот мы с Релином вообще не разговариваем, только орем друг на друга. Упрямый он, зараза, такой наглый, высокомерный, — принялся перечислять Реб, не замечая улыбок друзей.
— Кого же он мне напоминает? — с самым задумчивым видом поинтересовался Лен.
— Возможно, своего отца? — предложил Дель, едва сдерживая смех.
— Да идите вы... в Глубины, к нашему знакомому Абэзису! Он наверняка заждался вас.
— Стоит. — Она произнесла это настолько веско, что он не решился ей возразить.
Это ее выбор. Их выбор. Надо уметь принимать его...
…Едва гроб с телом Кэтрин засыпали землей, Мэл отправился в Ордена: он и без того потерял много времени, но смерть любимой лишила его сил, она разбила его. Только спустя две недели он наконец добрался до главной резиденции, чтобы сообщить о вероломном убийстве лорда Хенрика де Тиаля Верховным магом Рестании Далией Шенор. Он настолько был поглощен своей болью от потери жены и наставника, настолько уверен в Свете и своих товарищах по вере, что для него стало шоком произошедшее в резиденции в результате его визита.
Главой Ордена Света был Верховный паладин, а в случае его преждевременной гибели — когда он не успевал назначить преемника — совет из всех паладинов. Именно им теперь предстояло решить, кто возглавит Орден, но Мэл, движимый чувством справедливости, больше был озабочен убийцей наставника — ведь никто не знал, кто совершил это злодеяние.
— Свет даровал мне видение — Далия Шенор жестоко убила Верховного паладина, лорда Хенрика де Тиаля, — было первое, что произнес Мэл, когда ему дали слово на совете. Он ожидал, что его признание потрясет товарищей, но паладины лишь переглянулись — некоторые, особенно молодые, даже позволили себе намеки на улыбки.
— Это вполне объяснимо, — произнес один из старейших паладинов, Мэл знал, что он был послушником вместе с лордом де Тиалем.
— Объяснимо?!
Мэл переводил взгляд с одного паладина на другого: он ничего не понимал, все смотрели на него либо с сочувствием, либо с хорошо скрываемым презрением.
— Вы ведь прекрасно понимаете, о чем мы говорим, лорд Остерфальд, — заметил один из них: Мэл помнил, что он был в той троице сплетников, на которую он когда-то накричал. — Лорд Карет великодушно умолял нас закрыть глаза на ваши прегрешения.
— Мои прегрешения? Лорд Карет? — Взгляд его метнулся к сидящему по правую руку другу.
— Они все знают, — с печалью в голосе ответил тот. — Про лорда де Тиаля и его брата, Шайрина де Шелона.
Прежде чем Мэл успеть задать очередной вопрос, ведь он по-прежнему ничего не понимал, кто-то из паладинов произнес:
— Преступлению нет оправданий — и лорд де Шелон, и лорд де Тиаль заслуживают порицания за вероломные убийства детей. Советом паладинов уже принято решение об исключении Хенрика де Тиаля из списка Верховных лордов, его имя будет предано забвению, а его грехи послужат уроком всем нам.
— Мы знаем, друг мой, что душа твоя чиста, — "успокоил" его Карет, даже положил руку на плечо, заставляя сесть. — И хоть ты был верен лорду де Тиалю, его грехи не коснулись тебя. Мы не знали, кто убил его, но если Свет сам показал тебе руку убийцы, то так тому и быть. Хенрик де Тиаль нарушил наши законы, осквернил нашу веру, он обрек невиновную душу на страдания, и раз Свет выбрал Далию Шенор своей карающей дланью, то нам следует принять его волю.
Все паладины внимательно слушали Карета, многие кивали, другие лишь молча склоняли голову. А Мэл... Мэл сидел и чувствовал себя преданным, потерянным, такое он пережил лишь однажды, когда его друзья, Лен, Дель и Реб, хладнокровно убили Деризу, когда он кричал, доказывал им весь ужас содеянного, а они лишь хохотали — они не видели ничего плохого в этом. Вот и сейчас Мэлу хотелось вскочить и продолжить говорить, рассказать, что все сплетни про лорда де Тиаля — это наглая ложь, что он не убивал детей, не подставлял Далию, что он не заслужил мучительную смерть от руки этой безжалостной женщины, но под столом его крепко держал за руку Карет, впившись пальцами в запястье и для надежности наступив на ногу. Так он просидел все собрание — в потрясенном молчании, — и не помнил ни слова из того, что говорили паладины, не помнил, как добрался до дома: он вновь погрузился в пучину горя и боли. Мэлу казалось, что мир почернел для него, что солнце светило менее ярче, что не было больше тепла в пламени камина и вкуса в любимой еде. Его вера в Свет, в добро и справедливость, которую воплощал в себе Орден и другие паладины, пошатнулась. Всю свою жизнь, с молодости, с того самого момента, как он вышел из особняка Феланэ, он искал утешение и опору в своей вере, а теперь она его подвела. Он чувствовал себя брошенным ребенком, не знающим, что делать и как выживать, когда тебя окружили враги.
Так Мэл и стал затворником своего городского дома, проводя все дни в раздумьях. Только спустя месяц он узнал, что совет паладинов назначил нового Верховного паладина — Карета...
…Надо сказать, что Дель не был подвержен суевериям и предубеждениям, но, увидев у калитки их дома человека в белом плаще с синим пламенем — символ Верховного паладина, — он почувствовал, что их ожидают новые проблемы. Мужчина представился Каретом, в дом заходить отказался и лишь попросил коротко переговорить с Далией.
— Лорд Остерфальд сообщил нам, что вы убили лорда де Тиаля.
Далия помедлила, прежде чем ответить — косяк, о который она опиралась, покрылся тонкой корочкой инея, но паладин этого не заметил.
— Что вы хотите? Арестовать меня?
— Поблагодарить, — с улыбкой возразил Карет. — Лорд Хенрик де Тиаль и его единокровный брат лорд Шайрин де Шелон были посмертно осуждены Орденом за многочисленные ритуальные убийства детей, которые происходили в Рестании. Орден Света еще раз приносит вам, госпожа Шенор, свои извинения.
Мужчина говорил вежливо и складно, слишком складно. Далии он не нравился.
— То есть вы не собираетесь жечь меня на костре за убийство де Тиаля? — подвела она итог его речи.
— Безусловно, — улыбнулся лорд Карет, но не так, как это дела Хенрик, скрывая за добротой смертельный холод расчетливости. Этот мужчина напоминал Далии змею. — Считайте, что ваши действия одобрены Орденом Света.
По-видимому, решив, что сказал все, что было нужно, лорд Карет собрался уходить.
— Откуда вы знаете, какие мотивы руководили мною, когда я убивала Хенрика?
Паладин обернулся и вновь улыбнулся холодной улыбкой змеи.
— А мне все равно, почему вы убили. Меня интересовал лишь результат.
С этими словами он откланялся...
Шесть месяцев спустя
…— Ты пожертвовала всем ради меня. — Лен поймал губами острое ушко.
— Не нужно пафоса. — Мила попыталась вывернуться из его объятий, но он держал ее крепко.
— Не могу, — прошептал он. — Люблю тебя.
— И я тебя, — она ласково провела пальцами по полоске старого шрама. — Ты моя жизнь, моя душа.
— Опять ударяешь в романтику.
— Ты первый начал!
В отместку он поймал ее и начал безжалостно щекотать, за что тут же получил локтем в бок. Пока Лен потирал ушибленное место, Мила самозабвенно хохотала: с каждым днем она чувствовала, что жизнь возвращается к ней.
***
Однажды Дель спросил ее, в чем разница между прыжком и телепортацией и почему первый настолько ужасен. Далия, смеясь, ответила, что телепортация подразумевала открытие портала в пространстве, через который и проходил маг, а прыжок — это перемещение мага в пространстве, поэтому тело так бунтует по прибытии, ведь его в буквальном смысле слова протаскивают через мир.
Дель, хоть и был существом выносливым, но к прыжкам так и не привык, поэтому до приюта они с Далией дошли пешком: весна в этом году выдалась солнечной и теплой, и прогулка доставляла лишь удовольствие. А вот серое здание навевало тоску. Дель не удержался и с жалостью покосился на Далию, та правильно поняла его взгляд.
— Когда здесь росла я, приют выглядел еще хуже, поверь.
Она оказалась права: внутри было довольно чисто и аккуратно, хоть и очень бедно. Смотрительница приюта уже ждала их — они договорились о встрече через Риджи. Это была невысокая полноватая женщина с неискоренимой усталостью в глазах. Она поднялась навстречу гостям и предложила им присаживаться. Кабинет ее был таким же бедным, как и сам приют. Даже самый невнимательный наблюдатель заметил бы, что смотрительница больше занята работой, чем обстановкой — два горшка с давно завядшими цветами, покосившийся книжный шкаф и забрызганная чернилами столешница явно говорили об этом.
Когда Дель с Далией уселись на жесткие стулья, женщина произнесла:
— Леди де Ринтар сказала мне, что вы хотели бы взять ребенка на воспитание. Мы всегда рады такой возможности для наших деток. У вас есть какие-нибудь условия?
— Лишь одно — он или она должен быть магом, — ответила Далия. — Вы же их определяете?
— Конечно, мы ведем учет всех деток с магическим даром. Ежегодно Академия присылает к нам профессора-мага, который осматривает всех наших подопечных, выявляя магов.
Женщина поднялась и подошла к одном из шкафов, забитому маленькими ящичками.
— Так... Возраст, пол?
— Нам неважно, — быстро ответил Дель. Судя по блеснувшему в глазах удивлению, смотрительница приюта не ожидала подобного, но без всяких возражений выдвинула один из длинных ящичков и поставила его на стол перед будущими родителями.
— Детки все разные: есть совсем малыши, есть постарше. — Она внимательно посмотрела на них.
— При рождении не выбирают, — с полуулыбкой ответил Дель и кивнул Далии: право выбора было за ней. Недолго думая, она вытащила карточку где-то из середины ящика и отдала смотрительнице.
— Мелоди Маэн, ей семь, тихая и не очень общительная. Родилась в приюте, ее забирали в два года, но потом она вернулась к нам, ее приемная мать умерла. Позвать девочку? Вы очень уважаемые люди, и мы с радостью отдадим Мелоди вам на воспитание, но... — смотрительница замялась, — у нас заведено спрашивать согласие ребенка, если, конечно, он уже достаточно взрослый.
— Это разумно, — одобрил Дель.
— Мы не против, — добавила Далия.
Женщина заметно успокоилась и позвала одну из воспитательниц. Спустя пять минут Мелоди была представлена своим будущим родителям. Это была маленькая девочка в сером, как и у всех сирот, платьице, бледная и худенькая. Единственное, что выделялось в ее внешности — это густые темно-каштановые кудри, которые заботливые воспитательницы каким-то чудом смогли собрать в хвост.
— Мелоди, познакомься с господином Дельморгом и госпожой Далией, они хотели бы забрать тебя, — нарочито ласковым тоном произнесла смотрительница. — Они хорошие и уважаемые люди. Ты пойдешь к ним?
Девочка отчаянно замотала головой, отчего несколько прядей все же выпали из хвоста, да и сам он покосился, съехав вниз.
— Мелоди, — шикнула смотрительница, и, в отличие от Деля, Далия знала почему: даже в Рестании детей из приюта забирали редко, очень редко. И на ее памяти еще никто не отказывался.
— Не беспокойтесь, — прервала Далия поток ругани смотрительницы и присела на колени перед девочкой: теперь они были одного роста. — Мелоди, почему ты отказываешься?
Девочка испуганно покосилась на смотрительницу.
— Я не оставлю Миру и Тильса.
— Мелоди, — простонала женщина, опускаясь обратно на стул.
— Это твои брат с сестрой? — с пониманием спросила Далия. Мелоди кивнула, но смотрительница перебила ее:
— Нет. Они не родные друг другу. Тильса, как и Мелоди, забрала к себе на воспитание одна добрая женщина, но пять лет спустя она умерла, и дети вернулись в приют. Мира — дочь приемной матери Мелоди и Тильса.
— Они мои брат с сестрой, — с упрямством, достойным светлых эльфов, повторила девочка.
Далия с Делем переглянулись, и последний обратился к смотрительнице:
— Мы возьмем их всех.
— Тогда пойдешь? — с не меньшей серьезной спросила у Мелоди Далия.
— Да.
***
— Так у вас теперь трое? — с нескрываемым весельем поинтересовалась Мила, кутаясь в плед. Они с Далией и Соней сидели на веранде дома Крейлов и наблюдали, как три рыжеволосых девчонки гоняют отца по тренировочному плацу.
— Да. Мелоди семь, Мира совсем маленькая, ей полгода, — призналась Далия. — Мне нужна будет ваша помощь, не знаю, что делать с младенцем.
— Научим, не переживай, — успокоила ее Соня, помешивая свой травяной чай. — Люди?
— Мелоди — да, но она маг... Мира — оборотень-ястреб.
— А мальчишка?
— Почти взрослый, ему уже двенадцать.
— Не так много.
— По меркам приютских — взрослый, поверь. — Далия заглянула в свою чашку, в которой осталось совсем немного чая, и отставила ее в сторону. — И он ликан.
Единственное, что нарушило тишину — это звон фарфора: Мила с Соней синхронно поставили свои чашки на блюдца и посмотрели на Далию.
— Долго смеялась? — со всей возможной серьезностью поинтересовалась Мила: все друзья были давно в курсе решения Деля и его причин.
— Чувство такта не позволило мне даже улыбнуться, но, мне кажется, что Дель все же догадался, — чопорно произнесла Далия, и три женщины рассмеялись.
Глава 2. Трудности воспитания чужих детей
— Что-то ты к нам зачастил, — недовольно проворчал Лен, наблюдая за тем, как наглый (крайне наглый!) дракон усиживается в соседнее кресло с бутылкой его вина и явным намерением остаться здесь надолго.
— Не успеваешь соскучиться? — хохотнул Реб.
— Нет, протрезветь.
— Так это и не надо! Ну, давай, за встречу. — Он протянул другу бокал с вином. — В этот раз почти прилично, не эль.
— Давай, — сдался лис. — И все же, тебя в Кериане не потеряют?
— Не, теперь нет. Я вернулся.
— Куда? — не понял Лен.
— В Рестанию. На-все-гда. — Реб хлопнул полупустую бутылку на стол и с веселым вызовом посмотрел на ошарашенного друга.
— А Кериана?
— Староват я стал... Отдал корону Грете, уже официально. Теперь она — королева, а я — простой смертный.
Лен не выдержал и заржал.
— Вот лентяй!
— Я люблю алкоголь и баб, это не изменить, а с короной пусть Грета разбирается, — вновь хохотнул Реб, а потом, уже серьезно, добавил: — Грета достойна возглавить драконов, ей эта роль идет больше, чем мне. А я, и правда, стал староват для всех этих приключений, демонов, колдунов и интриг.
— И чем же ты теперь будешь заниматься, блудный король?
— Как чем? Блудом!
***
Надо сказать, что Далия, хоть и не имела никогда дела с детьми, очень хорошо поладила и с Мелоди, и с Мирой. Она искренне их полюбила и уже спустя пару месяцев девочки звали ее мамой. Стоит упомянуть, что у Деля с Далией было преимущество — оба они были мягкими и добрыми в общении с близкими, это подкупало всех, поэтому дети не могли не проникнуться к ним симпатией, а потом и любовью. Но все это касалось лишь девочек, которые в силу возраста и характера еще были очень восприимчивы к заботе, а вот старший сын, Тильс, едва ли признавал приемных родителей. И если с Далией он хотя бы общался, то с Делем — лишь ругался.
— Я не могу! Все — любое слово, фраза, просьба — воспринимается в штыки!
— Как знакомо, — простонал Реб, потирая плечо.
— Опять Соня побила? — влез с ехидным комментарием Лен.
— Ну а у кого еще бы рука поднялась? А к вопросу о сыновьях: с ними всегда сложно. Вот мы с Релином вообще не разговариваем, только орем друг на друга. Упрямый он, зараза, такой наглый, высокомерный, — принялся перечислять Реб, не замечая улыбок друзей.
— Кого же он мне напоминает? — с самым задумчивым видом поинтересовался Лен.
— Возможно, своего отца? — предложил Дель, едва сдерживая смех.
— Да идите вы... в Глубины, к нашему знакомому Абэзису! Он наверняка заждался вас.
