От автора
Посвящаю эту книгу моей маме. Она научила меня многому, но самое главное - любить.
Цикл "Эльфийские баллады". Книга 2
Рейтинг 18+ (Без постельных сцен)
Север… Бескрайний и холодный. Здесь живут суровые народы, закаленные жестокими ледяными ветрами. В глазах южан они дикари, но этим неженкам не понять силу метели или мощи камнепада. Кто справится с ними? Лишь те, кто силен духом и телом, кто закаляет себя в буйстве стихий, кто не боится боли, кто не ведает страха. И это истина, главное правило выживание на севере — быть таким же стойким, таким же жестоким, таким же беспощадным, как природа вокруг них. Поэтому они — короли севера. Кто еще живет здесь, у подножия великого Северного Хребта? Драконы? Эти трусливые ящерицы сбежали, стоило только подпалить им хвосты. Гномы? Те привыкли жить за счет соседей, прятаться под землей от сурового севера. Дальше, на западе от них, есть Мертвые Земли, от которых отгородилась Темная Империя. Но там все мертво, а то, что мертво, не живет. И только они, северные орки, из века в век населяли предгорья. Только они знают эти земли, чувствуют их мощь. Они сильнее всех, разве они не доказали это? Что могут противопоставить им эльфы? Одни бегают по лесам, другие прячутся под магией. Они думают, что они великие, но они не знают, что очень скоро падут…
На горном, занесенном снегом плато расположился клан Волчьих черепов. Еще несколько лет назад он был одним из самых слабых среди остальных, а сейчас — сильнейший. Их шаман был наделен Силой и повелевал другими. Северные орки бегали между шатров из шкур, каждый занятый делом, но то и дело поглядывали наверх. Там, выше по склону, куда уходила тропа, была пещера. В ней жил шаман, и он был единственным, кого северные орки боялись. Высокие — выше неженок южан, — здоровые воины, каждый умел держать топор едва ли не с рождения, каждый был ловким охотником и гордился своим родом.
Утро только заходило, но клан уже проснулся. День на севере начинался рано, а бдительное око шамана не давала оркам бездельничать. Они были топором и стрелой своего народа и почитали за великую честь умереть за него. Но сейчас они занимались достаточно мирными делами: потрошили волков — ночную добычу охотников, — вырезали стрелы из северной ели — маленькой и жесткой, единственного дерева, что росло здесь, — мучили рабов — хоть какое-то развлечение в перерыве между набегами. Поэтому, когда на горизонте появился воин с нижнего плато — там располагались загоны для "живых трофеев", — все орки покосились на него в ожидании: вдруг что-то произошло и надо кого-то убить. Но идущий по снегу старый воин не заметил их. Он был опытным охотником и славным убийцей эльфов, шею его украшало ожерелье из волчьих клыков, самых крупных, что можно было найти, а шрамов на теле было больше, чем татуировок. Он без сожаления разил своих врагов, безжалостно вырезая их селения, однако сейчас трепетал от страха. Тяжелой поступью он прошелся по узкой тропке, поднимаясь к пещере. Вход в нее был занавешен шкурами, а над ними висел волчий череп — символ их клана, дарующий им силу и ловкость в сражении. Отогнув шкуры, орк шагнул внутрь. Пещера была совсем небольшой, в ней едва помещался круглый плоский камень, на котором были разбросаны промасленные карты, и очаг. У самого входа был прикован цепями пленник. Он давно утратил человеческий вид и мог лишь скулить и дрожать. У очага, на другом конце пещеры, стоял орк. Он был ниже своих сородичей, но одного вида его сгорбленных плеч и вязи фиолетовых татуировок на руках было достаточно, чтобы вошедший воин затрепетал не хуже пленника. Медленно шаман обернулся. Его маленькие черные глазки отливали тем самым пламенем, что горело в очаге позади него.
— Какие дурные новости ты принес мне? — прорычал орк. Он только сегодня ночью вернулся с севера, где был на собрании кланов. Неужели за неделю его отсутствия эти никчемные выродки в чем-то оплошали?
Воин упал на колени, склонив голову перед шаманом.
— В тот же вечер, что ты ушел от нас, о великий шаман, твой пленник… сбежал.
В тишине пещеры было слышно, как потрескивает пламя, тихо ворочается человек у стены и завывает где-то в вышине начинающаяся буря.
— Ты говоришь мне, отродье севера, что уже семь дней, вы не можете найти моего пленника?!
— Он… он устроил переполох в загонах… Он спустил волков с цепи… Мы не сразу… не сразу заметили его побег… Я послал лучших наших охотников…
Орк уже дрожал всем телом, не смея поднять головы. Рядом тихо скулил несчастный человек — от него остался один скелет, обтянутый кожей, а глаза давно покинул разум, но он продолжал бояться своего хозяина. Как и орк-воин.
— Вы упустили его…
— Мудрый шаман, прошу милости твоей…
— Милости?! — зарычал тот. Пламя за его спиной взвилось до потолка черно-фиолетовыми языками, обжигая крепкий камень.
— Вы упустили его! Упустили! В погоню за ним всех!
— Если он не сдох, то уже у лесов, — попробовал возразить воин. Зря.
Вылетев из пещеры, слово волчонок, брошенный в костер жестоким охотником, он покатился по тропинке вниз.
— Всех в погоню! В леса! Да хоть до самых песков! Найдите его!
Черно-фиолетовое пламя вилось над плато. Воины разбегались, хватали топоры и луки, снимали с привязи варгов.
— Найдите его! Он знает! ОН ВСЕ ЗНАЕТ!
Пейзаж за окном не менялся. В этом был недостаток вечного лета, царившего в Рассветном Лесу — сплошная зелень. Листья, цветы, мирно чирикающие птицы. Все это померкло, стало серым, как небо над Озерной долиной. Но даже там Линэль чувствовала биение жизни. А теперь — нет. Год прошел с того самого дня, как Нейлин сообщил ей о Лоренсе. Год… Разве она заметила его? Нет. Целый год она прожила в поместье Миратэ, ела еду, принесенную служанками, о чем-то ругалась с отцом Нейлина, читала книги и даже пыталась вышивать. Только вот что-то в ней умерло. В тот день.
Лоренс… Невыносимый старший брат. Они с Лидэлем с самого детства издевались над ним, а он вечно мстил, выставляя их идиотами. Казалось бы, что их может связывать? Ничего, кроме отца и детства. Кроме любви, которая, как оказалось, все же жила в ее сердце. Лоренс… Совершенно невыносимый гордец-кронпринц. Как же часто она придумывала для него неисчислимое количество козней, но то, что случилось… Его убили, жестоко и мучительно. Они пленили его и пытали. Пытали, пока он не сошел с ума. Ее Лоренс. Их Лоренс. Их старший брат. Их кровь и плоть. Теперь каждое воспоминание о нем отзывалось болью где-то глубоко внутри. Сколько слез она пролила, думая о моментах детства, юности и молодости — если бы их можно было вернуть! Она бы не сказала ему столько горьких слов! Какими теперь неважными кажутся все былые разногласия! Какими пустыми кажутся ссоры!
Перед окном лишь листва, и Линэль даже немного рада вошедшей Элье — она хоть немного отвлечет ее от этих страшных мыслей, от боли, сдавливающей грудь.
Тихо звякнул серебряный поднос, когда служанка поставила его на столик рядом.
— Леди Миратэ, поешьте немного, — робко проговорила Элья. Для нее это редкость, но Линэль понимала, что та о ней заботится. Странно. Если бы не мысли о Лоренсе, она бы даже испытала благодарность.
— Я ела три часа назад. В обед, — отстраненно заметила она. Когда она не занималась делами, у нее не было сил поддерживать в себе видимый оптимизм. Что уж говорить о внешности?! Мать бы отругала ее, но сейчас ей было плевать. Дорогие платья и драгоценности не спасли бы ее брата, не исправили бы ошибки, а тогда какая разница: парадное ли на ней платье или обычное домашнее? Даже волосы не были уложены в прическу, а всего лишь собраны в высокий хвост зеленой лентой. Она ненавидела зеленый, но при взгляде на эту ленту вспоминалось то проклятое изумрудное платье, что Лоренс подарил ей для первого бала. Почему-то те вещи, что когда-то казались ужасными, по прошествии лет становились светлыми. Эту ленту ей подарил уже Нейлин, но цвет так точно совпадал с платьем брата, что у Линэль не поднялась рука ее выбросить.
— А я принесла ваши любимые медовые пирожные. Их молодой хозяин специально для вас оставил, сам не стал есть, — похвасталась добротой Нейлина Элья.
Линэль тяжело вздохнула и оторвала взгляд от листвы.
— Я не голодна. Ты свободна, — она говорила мягко (мягче, чем это бы сделала мать), но служанка все равно смутилась и убежала. Элья была еще совсем девчонкой, такой юной и предсказуемой. Почему-то сама Линэль, сменившая всего девятнадцать весен, себя молодой уже не чувствовала.
В это же время внизу, в холле, Нейлин встречал приехавшую в гости Эстель.
— Как доехала?
— Я это дорогу с детства знаю, как я могла доехать? — в ее светлых глазах промелькнули смешинки.
Нейлин был рад, что подруга постепенно поднимается из той бездны, в которой оказалась после смерти своего жениха. А вот Линэль…
Эстель все сразу же поняла по его погрустневшему лицу.
— Без изменений?
— Без.
— Мне жаль, — искренне заверила друга девушка. — Линэль, конечно, кхм, та еще принцесса, но никому такого не пожелаешь — родного брата сгноили в плену орки. Я-то знаю, какие ужасы с ними творят.
Нейлин лишь печально кивал, думая о Линэль. Она держалась хорошо, и посторонний наблюдатель бы не заметил разницы, но он-то ее знал! Видело сердце любящего, что ей плохо. Да и хоть они были супругами лишь формально, а все равно он был ближе всех к ней сейчас, поэтому изо всех сил старался помогать и опекать. Только вот Линэль не желала принимать ни помощь, ни опеку. Сидела целыми днями у окна с книгой, отлучаясь только к трапезам, чтобы пересечься с его отцом и поругаться. С самого первого дня совместной жизни два самых дорогих для Нейлина эльфа недолюбливали друг друга. Хорошо еще, что все их ссоры никогда не выходили за рамки холодных пикировок, но даже от них ему было не по себе. Он привык к миру в доме, а сейчас…
— Не поела? — заботливо поинтересовался Нейлин, словно разговаривал с маленьким ребенком. Эстель ушла в гостевые покои, отец сейчас был в гарнизоне, и он решил навестить Линэль.
Она перевела рассеянный взгляд с окна на поднос.
— Нет.
Может кому-то другому она и казалось холодной и избалованной, но Нейлин помнил, как она ночи напролет рыдала у него на плече, вспоминая брата и раз за разом повторяя, что это их расплата.
— Но почему Лоренс? Почему он? — плакала она, не в силах остановиться.
Нейлин даже не знал, что хуже: ночные истерики или дневное оцепенение. Но в чем он точно был уверен, так это в ее светлой душе, что сейчас страдала. А он даже не мог ей помочь! Вновь лишь безмолвный наблюдатель чужого семейного горя!
Последняя мысль неприятно цепанула: со дня их свадьбы Линэль не получила ни одного письма из столицы. Ни от отца, ни от матери, ни от брата-близнеца. Ей писал лишь Ловэль, самый младший из королевской семьи. Его Нейлин не знал, но по теплой улыбке Линэль, расцветающей на ее губах, когда она читала эти письма, он понял, что третий принц очень хороший и заботливый брат.
— Может, все же поешь? — Он присел рядом и влюбленным взглядом посмотрел на пирожные. Медовые, только что испеченные, они манили его к себе. Но Линэль он любил больше этого милого лакомства.
— Ешь их уже, — раздраженно произнесла она. — Уже весь стол своей слюной закапал…
Ей хотелось назвать его псиной, но язык не поворачивался. За прошедший год она успела… привыкнуть? Скорее, свыкнуться с его постоянным присутствием и дурацкой заботой, которая — приходилось признавать, хоть и не хотелось — иногда была нужна ей.
— Давай пополам? — предложил он дипломатично.
Линэль раздраженно вздохнула и взяла с подноса пирожное: он ведь не отстанет.
Когда все тарелки опустели, Нейлин вновь заговорил:
— Я сегодня не буду ночевать. Мне надо уйти. Может быть, на пару дней.
Она подняла на него удивленный взгляд: он так мялся, словно собирался к любовнице.
— Опять в лес?
— Да, — признался он.
Как выяснила Линэль еще в первый месяц супружеской жизни, у Нейлина была своя ликанья потребность иногда уходить в лес. Как объяснил сам полукровка, это нужно было ему, чтобы расслабляться. Дескать зверя надо иногда выпускать на волю. Если бы этот разговор произошел до того страшного дня, Линэль бы высмеяла его мерзкую ликанью натуру, но теперь все было иначе, и она лишь равнодушно кивнула. Она все же смогла выселить его в соседние покои и ей было неважно, где супруг проводит ночь. Почти всегда неважно — невольно в голове мелькнула мысль о тех ночах, когда она срывалась, не выдерживая груза вины, и он прибегал на ее рыдания и успокаивал. Об этих моментах она старалась вспоминать пореже, но приходилось признавать, что иногда ей очень нужна была его поддержка.
Его внимательный взгляд подтвердил, что он тоже это понимает.
— Я не собираюсь закатывать истерики и бить посуду, можешь идти, — процедила сквозь зубы Линэль.
— Я быстро вернусь, — Нейлин взглянул на нее своим преданным щенячьим взглядом, и на мгновение ей захотелось, чтобы он остался с ней. Но она тут же одернула себя и отвернулась к окну.
Мягкие ветви касались жесткой шкуры. Нейлин оттолкнулся и быстрой тенью перемахнул через небольшую речку. Охота сегодня не задалась. Сначала он шел по следу одной молодой лани, но его опередил волк. Оставив добычу младшему собрату, Нейлин отправился на восток. Почти сутки блуждал по Лесу, чувствуя его тревогу. За прошедший год северные орки нападали едва ли пару раз. Они оставили границу Рассветного Леса в покое, и лишь однажды нанесли поистине сокрушающий удар. Вспоминать о нем Нейлину было страшно, хотя он пришелся не на их земли, но тогда его Линэль не пострадали лишь чудом. Он не уставал благодарить Свет за то, что тот отвел от его любимой беду.
В конце концов он ушел на север. Сюда редко ступала нога эльфа — лишь патрульных. Нейлин выбирался в Лес каждые три-четыре недели, даже если на границе не требовалась его помощь. Ликан внутри хотел свободы, и он отпускал его, в эти редкие моменты наслаждаясь сильным ветром, воющем в ушах, мягкой землей под лапами и густой горячей крови во рту — крови его очередной жертвы, жертвы хищника. Он всегда настигал добычу: если и была раса в этом мире, которую Забытые Боги создали для охоты, это были ликаны. И неважно, по чьему следу они шли: человека, эльфа или неосторожного оленя.
Именно олень стал сегодняшним ужином Нейлина. Хрустнули позвонки, рога ударились о серую шкуру, копыта засучили по земле — и жертва обмякла. Улегшись прямо на перепачканную в алых пятнах траву, он принялся со вкусом и расстановкой выгрызать из оленя самые вкусные куски. Вокруг него уже кружилась стая волков — они чувствовали, кто здесь главный, и не нападали, но ждали. Ликан часто делился своей добычей с ними, воспринимая их как младших братьев. Таких же хищников. Нейлин в эти дни охоты старался полностью отрешаться от управления телом, доверяя своей волчьей половине. Он уже успел понять, что ликан внутри него хоть и живет, как зверь, однако перенимает от него достаточно много, чтобы не нападать на разумных существ и не причинять вреда Лесу. Да и как иначе, если и это была его вторая половина! Спустя годы, превратившись, он наконец смог принять себя таким, какой он есть.
Посвящаю эту книгу моей маме. Она научила меня многому, но самое главное - любить.
Цикл "Эльфийские баллады". Книга 2
Рейтинг 18+ (Без постельных сцен)
Пролог
Север… Бескрайний и холодный. Здесь живут суровые народы, закаленные жестокими ледяными ветрами. В глазах южан они дикари, но этим неженкам не понять силу метели или мощи камнепада. Кто справится с ними? Лишь те, кто силен духом и телом, кто закаляет себя в буйстве стихий, кто не боится боли, кто не ведает страха. И это истина, главное правило выживание на севере — быть таким же стойким, таким же жестоким, таким же беспощадным, как природа вокруг них. Поэтому они — короли севера. Кто еще живет здесь, у подножия великого Северного Хребта? Драконы? Эти трусливые ящерицы сбежали, стоило только подпалить им хвосты. Гномы? Те привыкли жить за счет соседей, прятаться под землей от сурового севера. Дальше, на западе от них, есть Мертвые Земли, от которых отгородилась Темная Империя. Но там все мертво, а то, что мертво, не живет. И только они, северные орки, из века в век населяли предгорья. Только они знают эти земли, чувствуют их мощь. Они сильнее всех, разве они не доказали это? Что могут противопоставить им эльфы? Одни бегают по лесам, другие прячутся под магией. Они думают, что они великие, но они не знают, что очень скоро падут…
На горном, занесенном снегом плато расположился клан Волчьих черепов. Еще несколько лет назад он был одним из самых слабых среди остальных, а сейчас — сильнейший. Их шаман был наделен Силой и повелевал другими. Северные орки бегали между шатров из шкур, каждый занятый делом, но то и дело поглядывали наверх. Там, выше по склону, куда уходила тропа, была пещера. В ней жил шаман, и он был единственным, кого северные орки боялись. Высокие — выше неженок южан, — здоровые воины, каждый умел держать топор едва ли не с рождения, каждый был ловким охотником и гордился своим родом.
Утро только заходило, но клан уже проснулся. День на севере начинался рано, а бдительное око шамана не давала оркам бездельничать. Они были топором и стрелой своего народа и почитали за великую честь умереть за него. Но сейчас они занимались достаточно мирными делами: потрошили волков — ночную добычу охотников, — вырезали стрелы из северной ели — маленькой и жесткой, единственного дерева, что росло здесь, — мучили рабов — хоть какое-то развлечение в перерыве между набегами. Поэтому, когда на горизонте появился воин с нижнего плато — там располагались загоны для "живых трофеев", — все орки покосились на него в ожидании: вдруг что-то произошло и надо кого-то убить. Но идущий по снегу старый воин не заметил их. Он был опытным охотником и славным убийцей эльфов, шею его украшало ожерелье из волчьих клыков, самых крупных, что можно было найти, а шрамов на теле было больше, чем татуировок. Он без сожаления разил своих врагов, безжалостно вырезая их селения, однако сейчас трепетал от страха. Тяжелой поступью он прошелся по узкой тропке, поднимаясь к пещере. Вход в нее был занавешен шкурами, а над ними висел волчий череп — символ их клана, дарующий им силу и ловкость в сражении. Отогнув шкуры, орк шагнул внутрь. Пещера была совсем небольшой, в ней едва помещался круглый плоский камень, на котором были разбросаны промасленные карты, и очаг. У самого входа был прикован цепями пленник. Он давно утратил человеческий вид и мог лишь скулить и дрожать. У очага, на другом конце пещеры, стоял орк. Он был ниже своих сородичей, но одного вида его сгорбленных плеч и вязи фиолетовых татуировок на руках было достаточно, чтобы вошедший воин затрепетал не хуже пленника. Медленно шаман обернулся. Его маленькие черные глазки отливали тем самым пламенем, что горело в очаге позади него.
— Какие дурные новости ты принес мне? — прорычал орк. Он только сегодня ночью вернулся с севера, где был на собрании кланов. Неужели за неделю его отсутствия эти никчемные выродки в чем-то оплошали?
Воин упал на колени, склонив голову перед шаманом.
— В тот же вечер, что ты ушел от нас, о великий шаман, твой пленник… сбежал.
В тишине пещеры было слышно, как потрескивает пламя, тихо ворочается человек у стены и завывает где-то в вышине начинающаяся буря.
— Ты говоришь мне, отродье севера, что уже семь дней, вы не можете найти моего пленника?!
— Он… он устроил переполох в загонах… Он спустил волков с цепи… Мы не сразу… не сразу заметили его побег… Я послал лучших наших охотников…
Орк уже дрожал всем телом, не смея поднять головы. Рядом тихо скулил несчастный человек — от него остался один скелет, обтянутый кожей, а глаза давно покинул разум, но он продолжал бояться своего хозяина. Как и орк-воин.
— Вы упустили его…
— Мудрый шаман, прошу милости твоей…
— Милости?! — зарычал тот. Пламя за его спиной взвилось до потолка черно-фиолетовыми языками, обжигая крепкий камень.
— Вы упустили его! Упустили! В погоню за ним всех!
— Если он не сдох, то уже у лесов, — попробовал возразить воин. Зря.
Вылетев из пещеры, слово волчонок, брошенный в костер жестоким охотником, он покатился по тропинке вниз.
— Всех в погоню! В леса! Да хоть до самых песков! Найдите его!
Черно-фиолетовое пламя вилось над плато. Воины разбегались, хватали топоры и луки, снимали с привязи варгов.
— Найдите его! Он знает! ОН ВСЕ ЗНАЕТ!
Часть 1. Муки жизни
Глава 1. По следу крови
Пейзаж за окном не менялся. В этом был недостаток вечного лета, царившего в Рассветном Лесу — сплошная зелень. Листья, цветы, мирно чирикающие птицы. Все это померкло, стало серым, как небо над Озерной долиной. Но даже там Линэль чувствовала биение жизни. А теперь — нет. Год прошел с того самого дня, как Нейлин сообщил ей о Лоренсе. Год… Разве она заметила его? Нет. Целый год она прожила в поместье Миратэ, ела еду, принесенную служанками, о чем-то ругалась с отцом Нейлина, читала книги и даже пыталась вышивать. Только вот что-то в ней умерло. В тот день.
Лоренс… Невыносимый старший брат. Они с Лидэлем с самого детства издевались над ним, а он вечно мстил, выставляя их идиотами. Казалось бы, что их может связывать? Ничего, кроме отца и детства. Кроме любви, которая, как оказалось, все же жила в ее сердце. Лоренс… Совершенно невыносимый гордец-кронпринц. Как же часто она придумывала для него неисчислимое количество козней, но то, что случилось… Его убили, жестоко и мучительно. Они пленили его и пытали. Пытали, пока он не сошел с ума. Ее Лоренс. Их Лоренс. Их старший брат. Их кровь и плоть. Теперь каждое воспоминание о нем отзывалось болью где-то глубоко внутри. Сколько слез она пролила, думая о моментах детства, юности и молодости — если бы их можно было вернуть! Она бы не сказала ему столько горьких слов! Какими теперь неважными кажутся все былые разногласия! Какими пустыми кажутся ссоры!
Перед окном лишь листва, и Линэль даже немного рада вошедшей Элье — она хоть немного отвлечет ее от этих страшных мыслей, от боли, сдавливающей грудь.
Тихо звякнул серебряный поднос, когда служанка поставила его на столик рядом.
— Леди Миратэ, поешьте немного, — робко проговорила Элья. Для нее это редкость, но Линэль понимала, что та о ней заботится. Странно. Если бы не мысли о Лоренсе, она бы даже испытала благодарность.
— Я ела три часа назад. В обед, — отстраненно заметила она. Когда она не занималась делами, у нее не было сил поддерживать в себе видимый оптимизм. Что уж говорить о внешности?! Мать бы отругала ее, но сейчас ей было плевать. Дорогие платья и драгоценности не спасли бы ее брата, не исправили бы ошибки, а тогда какая разница: парадное ли на ней платье или обычное домашнее? Даже волосы не были уложены в прическу, а всего лишь собраны в высокий хвост зеленой лентой. Она ненавидела зеленый, но при взгляде на эту ленту вспоминалось то проклятое изумрудное платье, что Лоренс подарил ей для первого бала. Почему-то те вещи, что когда-то казались ужасными, по прошествии лет становились светлыми. Эту ленту ей подарил уже Нейлин, но цвет так точно совпадал с платьем брата, что у Линэль не поднялась рука ее выбросить.
— А я принесла ваши любимые медовые пирожные. Их молодой хозяин специально для вас оставил, сам не стал есть, — похвасталась добротой Нейлина Элья.
Линэль тяжело вздохнула и оторвала взгляд от листвы.
— Я не голодна. Ты свободна, — она говорила мягко (мягче, чем это бы сделала мать), но служанка все равно смутилась и убежала. Элья была еще совсем девчонкой, такой юной и предсказуемой. Почему-то сама Линэль, сменившая всего девятнадцать весен, себя молодой уже не чувствовала.
В это же время внизу, в холле, Нейлин встречал приехавшую в гости Эстель.
— Как доехала?
— Я это дорогу с детства знаю, как я могла доехать? — в ее светлых глазах промелькнули смешинки.
Нейлин был рад, что подруга постепенно поднимается из той бездны, в которой оказалась после смерти своего жениха. А вот Линэль…
Эстель все сразу же поняла по его погрустневшему лицу.
— Без изменений?
— Без.
— Мне жаль, — искренне заверила друга девушка. — Линэль, конечно, кхм, та еще принцесса, но никому такого не пожелаешь — родного брата сгноили в плену орки. Я-то знаю, какие ужасы с ними творят.
Нейлин лишь печально кивал, думая о Линэль. Она держалась хорошо, и посторонний наблюдатель бы не заметил разницы, но он-то ее знал! Видело сердце любящего, что ей плохо. Да и хоть они были супругами лишь формально, а все равно он был ближе всех к ней сейчас, поэтому изо всех сил старался помогать и опекать. Только вот Линэль не желала принимать ни помощь, ни опеку. Сидела целыми днями у окна с книгой, отлучаясь только к трапезам, чтобы пересечься с его отцом и поругаться. С самого первого дня совместной жизни два самых дорогих для Нейлина эльфа недолюбливали друг друга. Хорошо еще, что все их ссоры никогда не выходили за рамки холодных пикировок, но даже от них ему было не по себе. Он привык к миру в доме, а сейчас…
— Не поела? — заботливо поинтересовался Нейлин, словно разговаривал с маленьким ребенком. Эстель ушла в гостевые покои, отец сейчас был в гарнизоне, и он решил навестить Линэль.
Она перевела рассеянный взгляд с окна на поднос.
— Нет.
Может кому-то другому она и казалось холодной и избалованной, но Нейлин помнил, как она ночи напролет рыдала у него на плече, вспоминая брата и раз за разом повторяя, что это их расплата.
— Но почему Лоренс? Почему он? — плакала она, не в силах остановиться.
Нейлин даже не знал, что хуже: ночные истерики или дневное оцепенение. Но в чем он точно был уверен, так это в ее светлой душе, что сейчас страдала. А он даже не мог ей помочь! Вновь лишь безмолвный наблюдатель чужого семейного горя!
Последняя мысль неприятно цепанула: со дня их свадьбы Линэль не получила ни одного письма из столицы. Ни от отца, ни от матери, ни от брата-близнеца. Ей писал лишь Ловэль, самый младший из королевской семьи. Его Нейлин не знал, но по теплой улыбке Линэль, расцветающей на ее губах, когда она читала эти письма, он понял, что третий принц очень хороший и заботливый брат.
— Может, все же поешь? — Он присел рядом и влюбленным взглядом посмотрел на пирожные. Медовые, только что испеченные, они манили его к себе. Но Линэль он любил больше этого милого лакомства.
— Ешь их уже, — раздраженно произнесла она. — Уже весь стол своей слюной закапал…
Ей хотелось назвать его псиной, но язык не поворачивался. За прошедший год она успела… привыкнуть? Скорее, свыкнуться с его постоянным присутствием и дурацкой заботой, которая — приходилось признавать, хоть и не хотелось — иногда была нужна ей.
— Давай пополам? — предложил он дипломатично.
Линэль раздраженно вздохнула и взяла с подноса пирожное: он ведь не отстанет.
Когда все тарелки опустели, Нейлин вновь заговорил:
— Я сегодня не буду ночевать. Мне надо уйти. Может быть, на пару дней.
Она подняла на него удивленный взгляд: он так мялся, словно собирался к любовнице.
— Опять в лес?
— Да, — признался он.
Как выяснила Линэль еще в первый месяц супружеской жизни, у Нейлина была своя ликанья потребность иногда уходить в лес. Как объяснил сам полукровка, это нужно было ему, чтобы расслабляться. Дескать зверя надо иногда выпускать на волю. Если бы этот разговор произошел до того страшного дня, Линэль бы высмеяла его мерзкую ликанью натуру, но теперь все было иначе, и она лишь равнодушно кивнула. Она все же смогла выселить его в соседние покои и ей было неважно, где супруг проводит ночь. Почти всегда неважно — невольно в голове мелькнула мысль о тех ночах, когда она срывалась, не выдерживая груза вины, и он прибегал на ее рыдания и успокаивал. Об этих моментах она старалась вспоминать пореже, но приходилось признавать, что иногда ей очень нужна была его поддержка.
Его внимательный взгляд подтвердил, что он тоже это понимает.
— Я не собираюсь закатывать истерики и бить посуду, можешь идти, — процедила сквозь зубы Линэль.
— Я быстро вернусь, — Нейлин взглянул на нее своим преданным щенячьим взглядом, и на мгновение ей захотелось, чтобы он остался с ней. Но она тут же одернула себя и отвернулась к окну.
***
Мягкие ветви касались жесткой шкуры. Нейлин оттолкнулся и быстрой тенью перемахнул через небольшую речку. Охота сегодня не задалась. Сначала он шел по следу одной молодой лани, но его опередил волк. Оставив добычу младшему собрату, Нейлин отправился на восток. Почти сутки блуждал по Лесу, чувствуя его тревогу. За прошедший год северные орки нападали едва ли пару раз. Они оставили границу Рассветного Леса в покое, и лишь однажды нанесли поистине сокрушающий удар. Вспоминать о нем Нейлину было страшно, хотя он пришелся не на их земли, но тогда его Линэль не пострадали лишь чудом. Он не уставал благодарить Свет за то, что тот отвел от его любимой беду.
В конце концов он ушел на север. Сюда редко ступала нога эльфа — лишь патрульных. Нейлин выбирался в Лес каждые три-четыре недели, даже если на границе не требовалась его помощь. Ликан внутри хотел свободы, и он отпускал его, в эти редкие моменты наслаждаясь сильным ветром, воющем в ушах, мягкой землей под лапами и густой горячей крови во рту — крови его очередной жертвы, жертвы хищника. Он всегда настигал добычу: если и была раса в этом мире, которую Забытые Боги создали для охоты, это были ликаны. И неважно, по чьему следу они шли: человека, эльфа или неосторожного оленя.
Именно олень стал сегодняшним ужином Нейлина. Хрустнули позвонки, рога ударились о серую шкуру, копыта засучили по земле — и жертва обмякла. Улегшись прямо на перепачканную в алых пятнах траву, он принялся со вкусом и расстановкой выгрызать из оленя самые вкусные куски. Вокруг него уже кружилась стая волков — они чувствовали, кто здесь главный, и не нападали, но ждали. Ликан часто делился своей добычей с ними, воспринимая их как младших братьев. Таких же хищников. Нейлин в эти дни охоты старался полностью отрешаться от управления телом, доверяя своей волчьей половине. Он уже успел понять, что ликан внутри него хоть и живет, как зверь, однако перенимает от него достаточно много, чтобы не нападать на разумных существ и не причинять вреда Лесу. Да и как иначе, если и это была его вторая половина! Спустя годы, превратившись, он наконец смог принять себя таким, какой он есть.
